Его возбуждение пульсирующей мачтой упиралось мне в поясницу. Я краснела все сильнее, будто не было почти века брака и двух детей, вновь ощущая себя юной, желанной и глупой.
Руки Ирлига, лежащие на стене по обе стороны от моей головы, крошили бетон, стирая его в пыль широкими ладонями. Тело к телу, не считая тонкой одежды, что должна была истлеть от нашего жара.
Я хотела его. До искорок под сжатыми веками, до пульсирующей боли между ног. Чтобы не застонать от одного его нежного прикосновения к шее, я до крови укусила губу. Но эта боль не заглушала, а лишь подстегивала мою нужду в этом невероятном мужчине.
Капля крови соскользнула на подбородок, а затем была поймана его пальцем.
Ирлиг заставил меня запрокинуть и чуть повернуть к нему голову.
Поцелуй с привкусом металла и волшебства. Я чуть царапнула его губу удлинившимися клыками. И оказалась распластана на стене, лицом к конунгу. Наша кровь смешалась. Мой стон не оставлял и тени сомнений в том, что мне безумно нравится всё, что я ощущаю. Пульсация между ног становилась невыносимой. Стоило мужчине передо мной один раз толкнуться бёдрами в джинсах между моих ног, как я потеряла себя и способность мыслить.
Как чудовищно давно я не испытывала таких острых ощущений. Не чувствовала себя живой. Я даже вдыхать забывала, со свистом втягивая воздух.
Ирлиг поднял меня чуть выше, целуя шею и жилку, что как безумная билась под кожей, вторя сердцу. И когда конунг прикусил кожу на шее, даже не царапая её, а просто намекая, что и как он может сделать, а руки его сжались на моей попке... Я потеряла сознание.
Это было слишком много. Слишком сильно. Но, милый мой дневничок, такого счастливого обморока в моей жизни ещё не было!
– Фригг, маленькая моя богиня, просыпайся. – Игривый голос Ирлига не дает насладиться моментом пробуждения.
Я пытаюсь плотнее закутаться в овечье одеяло, но сноровистые и сильные руки мужа быстро высвобождают меня из кокона. За окном только забрезжил закат, и плотные ставни ещё чуть подсвечены жестоким солнцем.
– Ты уходишь сегодня? – произношу на неизвестном, но понятном языке.
– Да. Корабли готовы. Ребята рвутся за добычей. Я не могу заставлять человеческих мальчишек сидеть дома. Их жизнь так коротка. – В его голосе звучит и сожаление и восхищение людьми.
– Ты уходишь сегодня, – лишь повторяют мои пересохшие губы.
– Я вернусь через каких-то полгода, моя прядущая облака.
Я же зажмуриваю глаза, будто хочу избавиться от ранящих мыслей. Будто темнота под веками может помочь.
Я так хотела рассказать ему. И думала, что у меня есть время. Но говорить моряку в день отъезда дурные вести нельзя. Невозможно идти к морским богам с тяжелым сердцем и не уйти после этого на дно.
– Ты же будешь ткать облака для моего мягкого пути? – поцелуй моего мужчины, что всегда был для меня слаще нектара, теперь отдаёт горечью расставания и моей вины.
– Всегда.
...я всегда буду на шаг ближе к небу, чтобы направлять тебя...
Проснулась я в машине. Меня уложили на заднем сиденье, подсунув под голову подушку. Укрыта я была тонким пледом, который хранил след запаха конунга.
Я села, продолжая кутаться в плед. За окном быстро проносились тени деревьев и редкие дома. А на губах всё ещё ощущался пепел последнего поцелуя.
– Мы едем к твоим родителям, собираем вещи, забираем детей и переезжаем в наш новый дом. – Ирлиг смотрел на меня через зеркало заднего вида. – Там ты сможешь заняться чем захочешь.
– Наш? – несколько обескуражено переспросила я.
Остатки сна о прошлой женщине Ирлига всё ещё были со мной, и я помнила её чувства, её желание быть рядом с ним, боль от расставания. Чужие эмоции наслаивались на мои, немного подавляя. И в то же время отделяя меня от него. Ирлиг всё ещё помнит свою Фригидну. И вряд ли я смогу вытеснить из его сердца призрак женщины, который существует там не один век.
– Мой, твой – какая разница? Не понравится – купить жильё не проблема. Но там безопасно, и люди привычные к семьям со странностями. – Его голос придавливал меня к кожаному сидению силой его эмоций. – Тереза, там всё ещё верят в фейри и лесных духов. Это самое безопасное место для вампиров после бункера на южном полюсе, полного искусственной крови.
– И ты думаешь, я соглашусь тащить детей неизвестно куда? – Я не устраивала скандал лишь потому, что он вёл машину, а я, хоть и не боялась умереть в обычной аварии, но застревать неизвестно где с вконец потерявшим края и ориентиры викингом не собиралась.
– Я же сказал, у нас там большой дом, – как ребёнку, вновь выговаривал он мне.
– У тебя, – стояла я на своём.
От резкого удара по тормозам машину несколько раз развернуло на пустой заснеженной дороге, а через секунду я обнаружила себя сидящей на коленях мужчины.
В этот раз не было прелюдии или иных намёков. Он безжалостно целовал меня, наказывая за нежелание подчиняться его разумному порыву причинять добро. Подвергая меня ласке на грани боли, но не переступая грань.
Будь я деревянным идолом – клянусь, я бы ожила в его руках. Невозможно оставаться безучастной, когда чуть обветренные губы вначале сминают любой намёк на сопротивление, чуткий язык хитрой лаской проскальзывает между губ, чуть щекочет нёбо и игриво облизывает нижнюю губу. Незаметно удлиняющиеся клыки царапают губы до крови.
Руки же его живут своей отдельной жизнью: нырнув под пояс брюк, они моментально находят маленький кружевной лоскуток. И несколько дразнящих движений пальцем напротив заветного местечка заставляют забыть, кто я, кто он. Какая разница, когда его запах уже успел въесться в подкорку, как символ желания и надёжности.
Он не очень долго, но настойчиво меня приручал, кормил из рук, защищал, дал своей крови, чтоб моя хищная суть признала его моим мужчиной.
И как бы моя разумная, социальная составляющая ни брыкалась, всё то, что делает меня бессмертным хищником, умеющим выживать и сохранять потомство в любых условиях, – всё было готово подчиниться сильнейшему.
И лишь безотчётный страх того же бессознательного, что и этот партнёр бросит и станет опаснее предыдущего, ещё даёт мне малые силы для отстаивания моей позиции и продолжения его охоты.
– Ты меня с ума сводишь, – рыкнул Ирлиг, прикусывая клыками ухо.
– Взаимно, – лишь скрипнула я зубами, отрывая свои руки от пшеничной шевелюры. – Кто такая Фригг? – Я отсела на пассажирское место, но конунг поймал меня за запястье и повёл машину одной рукой, не забывая массировать ладонь и ставшие слишком чувствительными пальцы.
Викинг улыбнулся, стрельнув глазами в мою сторону.
– Ты сама узнаешь. Не ревнуй. Это совершенно бессмысленно.
После этой его фразы, дорогой мой дневник, я уверилась, что его Фригидна, которая заочно мне не нравится, давно сгорела на летнем северном солнышке.
А ещё у него железная выдержка, потому что мне до сих пор сидеть неудобно от возбуждения. И ещё эти поглаживания пальцев, как слабые разряды статики, волнуют и не дают расслабиться.
И я могу много и долго показывать, какая я сильная и самостоятельная, но блондину рядом со мной на это начхать. Только вот почему?
Я, разумеется, чудесная, замечательная и восхитительная вампирша. Только это ничуть не приближает меня к ответу. Потому что Ирлиг... он ведь воплощенная мечта всех вампирш от пятидесяти до тысячи лет. Он древний, сильный, одинокий, а его кровь... м-м-м. От одной мысли о красной жидкости в его венах меня накрывает волной жажды и похоти.
– Если ты не успокоишься, я всё-таки исполню твою маленькую грязную фантазию, – прозвучало справа таким... его тоном, когда непонятно – это он так пошутил или вновь вдарит по тормозам и продолжит то, что готов был сотворить недавно? – Тереза, твой запах немного отвлекает меня от нашей цели. А я привык решать задачи последовательно. И твоё успокоение запланировано на более разумное время.
Он даже руку мою отпустил и окно открыл, чтобы проветрить. И лишь по улыбке, что на секунду скользнула по его губам, поняла. Издевается.
Вспомнил манеру речи бывшего мужа и намерено снижает градус моего напряжения.
Так что, мой милый дневничок, я втрескалась по самую макушку. И хотелось бы сказать, что я должна решить: готова ли я впустить этого мужчину в свою жизнь или мне следует отстаивать свою самостоятельность. Но реальность такова, что этот конкретный мужчина не будет спрашивать, оставаться ли ему. Он лишь уточнит, удобно ли мне сейчас собрать детей и отправиться в наш общий новый дом, или я сделаю это через пять минут.
И я даже не могу вякнуть, что мне это не по нраву. Потому что меня восхищают его напор и наглость, которых был лишен мой предыдущий избранник. И пусть это идёт вразрез с недавними желаниями, но... Но какого чёрта, я должна уподобляться человечкам с их любовью к страданиям и вечному выбору, если моя жизнь – долгая, и от моей ошибки ничего сильно не изменится? Даже если мы проживём вместе полвека и я пойму, что ошиблась в этом «домашнем тиране».
Я хочу быть счастливой. И буду.
Пора собирать вещи.
Руки Ирлига, лежащие на стене по обе стороны от моей головы, крошили бетон, стирая его в пыль широкими ладонями. Тело к телу, не считая тонкой одежды, что должна была истлеть от нашего жара.
Я хотела его. До искорок под сжатыми веками, до пульсирующей боли между ног. Чтобы не застонать от одного его нежного прикосновения к шее, я до крови укусила губу. Но эта боль не заглушала, а лишь подстегивала мою нужду в этом невероятном мужчине.
Капля крови соскользнула на подбородок, а затем была поймана его пальцем.
Ирлиг заставил меня запрокинуть и чуть повернуть к нему голову.
Поцелуй с привкусом металла и волшебства. Я чуть царапнула его губу удлинившимися клыками. И оказалась распластана на стене, лицом к конунгу. Наша кровь смешалась. Мой стон не оставлял и тени сомнений в том, что мне безумно нравится всё, что я ощущаю. Пульсация между ног становилась невыносимой. Стоило мужчине передо мной один раз толкнуться бёдрами в джинсах между моих ног, как я потеряла себя и способность мыслить.
Как чудовищно давно я не испытывала таких острых ощущений. Не чувствовала себя живой. Я даже вдыхать забывала, со свистом втягивая воздух.
Ирлиг поднял меня чуть выше, целуя шею и жилку, что как безумная билась под кожей, вторя сердцу. И когда конунг прикусил кожу на шее, даже не царапая её, а просто намекая, что и как он может сделать, а руки его сжались на моей попке... Я потеряла сознание.
Это было слишком много. Слишком сильно. Но, милый мой дневничок, такого счастливого обморока в моей жизни ещё не было!
– Фригг, маленькая моя богиня, просыпайся. – Игривый голос Ирлига не дает насладиться моментом пробуждения.
Я пытаюсь плотнее закутаться в овечье одеяло, но сноровистые и сильные руки мужа быстро высвобождают меня из кокона. За окном только забрезжил закат, и плотные ставни ещё чуть подсвечены жестоким солнцем.
– Ты уходишь сегодня? – произношу на неизвестном, но понятном языке.
– Да. Корабли готовы. Ребята рвутся за добычей. Я не могу заставлять человеческих мальчишек сидеть дома. Их жизнь так коротка. – В его голосе звучит и сожаление и восхищение людьми.
– Ты уходишь сегодня, – лишь повторяют мои пересохшие губы.
– Я вернусь через каких-то полгода, моя прядущая облака.
Я же зажмуриваю глаза, будто хочу избавиться от ранящих мыслей. Будто темнота под веками может помочь.
Я так хотела рассказать ему. И думала, что у меня есть время. Но говорить моряку в день отъезда дурные вести нельзя. Невозможно идти к морским богам с тяжелым сердцем и не уйти после этого на дно.
– Ты же будешь ткать облака для моего мягкого пути? – поцелуй моего мужчины, что всегда был для меня слаще нектара, теперь отдаёт горечью расставания и моей вины.
– Всегда.
...я всегда буду на шаг ближе к небу, чтобы направлять тебя...
Проснулась я в машине. Меня уложили на заднем сиденье, подсунув под голову подушку. Укрыта я была тонким пледом, который хранил след запаха конунга.
Я села, продолжая кутаться в плед. За окном быстро проносились тени деревьев и редкие дома. А на губах всё ещё ощущался пепел последнего поцелуя.
– Мы едем к твоим родителям, собираем вещи, забираем детей и переезжаем в наш новый дом. – Ирлиг смотрел на меня через зеркало заднего вида. – Там ты сможешь заняться чем захочешь.
– Наш? – несколько обескуражено переспросила я.
Остатки сна о прошлой женщине Ирлига всё ещё были со мной, и я помнила её чувства, её желание быть рядом с ним, боль от расставания. Чужие эмоции наслаивались на мои, немного подавляя. И в то же время отделяя меня от него. Ирлиг всё ещё помнит свою Фригидну. И вряд ли я смогу вытеснить из его сердца призрак женщины, который существует там не один век.
– Мой, твой – какая разница? Не понравится – купить жильё не проблема. Но там безопасно, и люди привычные к семьям со странностями. – Его голос придавливал меня к кожаному сидению силой его эмоций. – Тереза, там всё ещё верят в фейри и лесных духов. Это самое безопасное место для вампиров после бункера на южном полюсе, полного искусственной крови.
– И ты думаешь, я соглашусь тащить детей неизвестно куда? – Я не устраивала скандал лишь потому, что он вёл машину, а я, хоть и не боялась умереть в обычной аварии, но застревать неизвестно где с вконец потерявшим края и ориентиры викингом не собиралась.
– Я же сказал, у нас там большой дом, – как ребёнку, вновь выговаривал он мне.
– У тебя, – стояла я на своём.
От резкого удара по тормозам машину несколько раз развернуло на пустой заснеженной дороге, а через секунду я обнаружила себя сидящей на коленях мужчины.
В этот раз не было прелюдии или иных намёков. Он безжалостно целовал меня, наказывая за нежелание подчиняться его разумному порыву причинять добро. Подвергая меня ласке на грани боли, но не переступая грань.
Будь я деревянным идолом – клянусь, я бы ожила в его руках. Невозможно оставаться безучастной, когда чуть обветренные губы вначале сминают любой намёк на сопротивление, чуткий язык хитрой лаской проскальзывает между губ, чуть щекочет нёбо и игриво облизывает нижнюю губу. Незаметно удлиняющиеся клыки царапают губы до крови.
Руки же его живут своей отдельной жизнью: нырнув под пояс брюк, они моментально находят маленький кружевной лоскуток. И несколько дразнящих движений пальцем напротив заветного местечка заставляют забыть, кто я, кто он. Какая разница, когда его запах уже успел въесться в подкорку, как символ желания и надёжности.
Он не очень долго, но настойчиво меня приручал, кормил из рук, защищал, дал своей крови, чтоб моя хищная суть признала его моим мужчиной.
И как бы моя разумная, социальная составляющая ни брыкалась, всё то, что делает меня бессмертным хищником, умеющим выживать и сохранять потомство в любых условиях, – всё было готово подчиниться сильнейшему.
И лишь безотчётный страх того же бессознательного, что и этот партнёр бросит и станет опаснее предыдущего, ещё даёт мне малые силы для отстаивания моей позиции и продолжения его охоты.
– Ты меня с ума сводишь, – рыкнул Ирлиг, прикусывая клыками ухо.
– Взаимно, – лишь скрипнула я зубами, отрывая свои руки от пшеничной шевелюры. – Кто такая Фригг? – Я отсела на пассажирское место, но конунг поймал меня за запястье и повёл машину одной рукой, не забывая массировать ладонь и ставшие слишком чувствительными пальцы.
Викинг улыбнулся, стрельнув глазами в мою сторону.
– Ты сама узнаешь. Не ревнуй. Это совершенно бессмысленно.
После этой его фразы, дорогой мой дневник, я уверилась, что его Фригидна, которая заочно мне не нравится, давно сгорела на летнем северном солнышке.
А ещё у него железная выдержка, потому что мне до сих пор сидеть неудобно от возбуждения. И ещё эти поглаживания пальцев, как слабые разряды статики, волнуют и не дают расслабиться.
И я могу много и долго показывать, какая я сильная и самостоятельная, но блондину рядом со мной на это начхать. Только вот почему?
Я, разумеется, чудесная, замечательная и восхитительная вампирша. Только это ничуть не приближает меня к ответу. Потому что Ирлиг... он ведь воплощенная мечта всех вампирш от пятидесяти до тысячи лет. Он древний, сильный, одинокий, а его кровь... м-м-м. От одной мысли о красной жидкости в его венах меня накрывает волной жажды и похоти.
– Если ты не успокоишься, я всё-таки исполню твою маленькую грязную фантазию, – прозвучало справа таким... его тоном, когда непонятно – это он так пошутил или вновь вдарит по тормозам и продолжит то, что готов был сотворить недавно? – Тереза, твой запах немного отвлекает меня от нашей цели. А я привык решать задачи последовательно. И твоё успокоение запланировано на более разумное время.
Он даже руку мою отпустил и окно открыл, чтобы проветрить. И лишь по улыбке, что на секунду скользнула по его губам, поняла. Издевается.
Вспомнил манеру речи бывшего мужа и намерено снижает градус моего напряжения.
Так что, мой милый дневничок, я втрескалась по самую макушку. И хотелось бы сказать, что я должна решить: готова ли я впустить этого мужчину в свою жизнь или мне следует отстаивать свою самостоятельность. Но реальность такова, что этот конкретный мужчина не будет спрашивать, оставаться ли ему. Он лишь уточнит, удобно ли мне сейчас собрать детей и отправиться в наш общий новый дом, или я сделаю это через пять минут.
И я даже не могу вякнуть, что мне это не по нраву. Потому что меня восхищают его напор и наглость, которых был лишен мой предыдущий избранник. И пусть это идёт вразрез с недавними желаниями, но... Но какого чёрта, я должна уподобляться человечкам с их любовью к страданиям и вечному выбору, если моя жизнь – долгая, и от моей ошибки ничего сильно не изменится? Даже если мы проживём вместе полвека и я пойму, что ошиблась в этом «домашнем тиране».
Я хочу быть счастливой. И буду.
Пора собирать вещи.