Включив музыку, начала делать уборку, несильно люблю я это дело, но выхода нет, за неделю квартира так захламляется, что без этой хотя бы раз в неделю уборки, даже спустя рукава, никак нельзя, так что хочу не хочу, а делаю. Поставила стирку, раскидала вещи по местам, я иногда себя чувствую волшебницей, когда после моих манипуляций квартира начинает снова сиять чистотой и порядком, хотя это ненадолго: уже в первый рабочий день она становится снова как была до уборки, а иногда даже более замусоренная.
Почему нельзя сохранить результат, нажав на кнопку «сохранение»? Я думаю, все хозяйки мечтают о такой кнопке, а впрочем, и хозяева. Мужчины, конечно, не склонны к такой чистоте, как женщины, хотя мужчины бывают разные, как, впрочем, и женщины.
Мне встречались мужчины, которые были дикими аккуратистами и не приемлели ни одной пылинки, а уж унитаз обязан был сверкать чистотой, и так же встречались женщины, в доме которых ногу не было где поставить от валяющихся вещей и бардака и нужно было еще постараться, чтоб найти чистое место и присесть.
Я не была сильной аккуратисткой, но и совсем неряхой тоже не была, поэтому каждую пятницу я наводила порядок и делала все домашние дела, пятница был день уборки, стирки, готовки.
Ну а в субботу мы уже отдыхали по полной: спали, сколько душе было угодно, если не нужно было куда-то ехать, чаще всего наши выезды на природу начинались в 9—10, чтоб было приятно гулять.
Но в эту субботу мы поехали с детьми и друзьями в кино, фильм подошел и взрослым, и детям: был какой-то очередной экшен и все получили массу удовольствия. Поели мороженое и разъехались по домам.
Вот и выходные подошли к концу, завтра начинается рабочая неделя.
Я в очередной раз посмотрела на телефон. Почему он не пишет?
Уже 12 дня, обычно он присылал мне утреннее сообщение максимум до десяти утра, я уже вся извелась, за выходные ни строчки, но я несильно волновалась, конечно, необычно, но возможно.
Но чтоб в воскресение и тишина — это в первый раз, у меня начал болеть желудок от волнения и нервов, все сжималось в комок, так и до приступа гастрита недолго.
Где он? Тревога заполнила мое сердце, я старалась не брать плохое в голову, но в голове уже начали крутиться картинки, одна ужаснее другой.
В этот момент я поняла, что роль любовницы совсем незавидна, если с ним, не дай Бог, что случится, то я об этом даже не узнаю, ведь жена и дети не позвонят и не скажут: «Ваш возлюбленный больше вам не напишет, можете не ждать».
И что мне делать? По негласному договору я не писала ему первая только после того, как он сам напишет.
— Приветик, у меня были весёлые «выходные» в больнице… сейчас не очень могу писать, много людей вокруг.
— Что случилось?
— Был микроинфаркт, все еще в больнице, делают проверки, возможно, будет шунтирование, но, может, и без него обойдется, пока я здесь. Вокруг куча народу, не могу писать, целую.
— Выздоравливай, — только и смогла я написать, слезы начали катиться по щекам.
Господи, только пусть он живет, я готова отказаться от него, вернуть его семье, только бы он не волновался и жил, пусть без меня, но пусть живет, он нужен своей семье, своим детям, я люблю его, но я без него смогу, а они — нет.
Пожалуйста, пусть он только живет и здравствует, пусть живет и будет здоров.
Я даже не могу к нему поехать в больницу, чтоб его увидеть, ведь там его семья и друзья, придется запастись терпением и ждать.
Господи, пусть он только выздоравливает, я готова отказаться от него, но только пусть он живет, он должен жить.
Как хрупка наша жизнь и как неисповедимы пути Господни, только вчера человек жил, любил, ходил на работу, занимался спортом, вел активный образ жизни, дышал полной грудью, а уже сегодня он на больничной койке, и дальше — неизвестность.
Как повлияет это на его дальнейшую жизнь, которая могла вообще прерваться, не окажи ему вовремя помощь? Остается только молиться, чтоб он выздоровел и чтоб быстро восстановился, он же еще молод и полон сил, он должен полностью восстановиться, хотя, конечно, жизнь уже не будет прежней, нужно будет пить аспирин для разжижения крови, нужно будет следить за нагрузками в спорте, секс — это тоже нагрузка на сердце, жена его не напрягала, а я замучила совсем, я готова уйти, только бы он жил и был здоров.
Эти мысли проносились в моей голове, я так хотела ему хоть чем-то помочь, хотя бы молитвой.
— Все будет хорошо, — прошептала я. — Все будет хорошо, он живой, и это уже чудо и счастье.
Он будет жить, столько людей любят и ценят его, он должен жить.
— Напиши мне, когда сможешь.
— Да, хорошо, просто сейчас все вокруг.
— Да, я понимаю, они переволновались за тебя. Что говорят врачи? Какие прогнозы?
— Прогнозы хорошие, буду в норме, главное потом соблюдать все предписания, диету.
— Да, конечно. А где это случилось?
— В качалке, успел жену вызвать, перед тем как совсем поплохело…
— Выздоравливай, мой хороший. Пиши, как только сможешь.
— Хорошо, целую.
XXXX
Инга ехала в аэропорт. Саша лежал в больнице под наблюдением врачей, его уже стабилизировали, но все еще не выпустили, сказали, что еще подержат и все проверят досконально, возможно, будут делать шунтирование.
Приехали его мама с сестрой из другого города, дети тоже все время находились в больнице, как только выпадало свободное время, ехали в больницу и с ним сидели. Сашу не оставляли одного в палате ни на минуту, все очень сильно напугались за него и никак не могли поверить, что это он в больнице.
Инга ехала встречать Стаса, вот так вот получилось, что он прилетал, именно когда на него вообще не было времени и помочь они ему не очень-то и смогут сейчас, максимум — покажут куда идти и отвезут к месту, хотя ему, конечно, понадобится переводчик на первых порах, но, может, будет и русскоговорящий маклер.
«Как это все не вовремя, — подумала Инга, — сейчас совсем не до него, ну максимум, можно будет друзей попросить или Карин, она тоже сможет с ним сходить или съездить, куда нужно.
Припарковав машину, она быстро пошла в здание аэропорта, самолет уже должен был прилететь и с минуты на минуту Стас выйдет. Как только она подошла к месту встречи, пошла новая волна прибывших, и она увидела Стаса, высокого крепкого мужчину, он превратился из красивого юноши в очень импозантного мужчину, черные волосы, конечно, сильно поредели, и он был очень коротко стрижен, но ему это шло, он был в легкой курточке, светлых брюках, очень элегантен и совсем не помят после перелета. Она замахала ему рукой, когда он кинул взгляд в ее сторону, его глаза зажглись огнем узнавания и улыбка озарила его лицо.
— Здравствуй, Кривицкая! — наклонился, чтоб обнять и поцеловать в щеку.
— Ну здравствуй, Масарин, — улыбнулась Инга и тоже обняла его.
Он уже знал, что случилось с Сашей, Инга рассказала ему еще перед тем, как он вылетел, и он уже знал все их новые обстоятельства и не ожидал никакой помощи, скорее сам мог бы чем-то помочь, так как обладал прорвой времени.
— Инга, как там Саша?
— Вроде нормально, ну во всяком случае выглядит уже более здоровым, рвется домой, к работе и обычной жизни, но врачи пока не пускают, все еще проверяют, у него все-таки не совсем типичный случай. Он до сих пор был абсолютно здоров, всегда правильно питался, следил за весом, занимался спортом, не относился к группе риска, в семье нет сердечных больных, в общем, проверяют.
— Как ты сама с этим справляешься? Мотаешься, наверно, между домом и больницей?
— Да я нормально, конечно, устала от этого, тем более от тревоги за Сашу, но я в норме.
Они подъехали к их дому, она запарковала машину поближе к подъезду, вышли из машины, выгрузили все вещи и вошли в подъезд, они жили на четвертом этаже восьмиэтажного дома, поднялись на лифте наверх и, открыв дверь, вкатили вещи в квартиру.
— Проходи, осматривайся, располагайся!
Стас смотрел по сторонам, Инга начала показывать квартиру.
— Вот тут будет твоя комната, — указала на одну дверь. Открыв ее, он увидел односпальную кровать, стол и шкаф, обычная, вполне уютная комната, наверняка принадлежащая сыну, судя по аскетичному убранству.
— Вот тут ванна и туалет, вот это салон, там наши две спальни, вот это кухня, — они вошли в просторную отдельную кухню.
— Хочешь чего-нибудь выпить? Чай, кофе, может, чего покрепче — за твой приезд на землю обетованную. Не думала я, что мы тебя так встретим, думала, будет как-то порадушней и повеселей, — сказала она как-то невесело, и глаза наполнились слезами. Стас притянул ее к себе и обнял.
— Кривицкая, не раскисай, все будет хорошо, Сашка скоро оклемается и еще погуляем все вместе.
Он держал ее в объятиях, и она не отстранилась, а даже еще больше прижалась к нему, тихонько всхлипывая у него на плече.
Он повернул ее к себе лицом:
— Ну Инга, ну чего ты? Все наладится, — ее припухшие губы так манили, и она вся была такой беззащитно манящей и притягательной, что он просто потерял голову от жалости и желания к ней, и сам не заметил, как начал целовать ее, а она отзывалась на его поцелуи.
Она вообще перестала что-либо соображать — так ее оглушила волна, поднявшаяся в ней, такого с ней никогда и ни с кем не было, даже к Саше она такого не испытывала, при всей ее любви к нему она никогда не желала его, только принимала, и она даже не знала, что это такое, а это было просто дикое животное желание, которое было выше морали и норм поведения замужней женщины.
Стас почувствовал этот зов женщины, его женщины, и не смог противиться ему, это было дико и неистово, нежно и сладко, он целовал ее, освобождая от одежды, гладил ее красивое тело, он взял ее прямо в кухне на столе, и ей хотелось этого. Она истекала от желания и дикой истомы, он входил в нее снова и снова, и она желала, чтоб это продолжалось еще и еще, она чувствовала его, как никогда не чувствовала Сашу. Стас был ее мужчиной, его ключ подошел в замочную скважину ее дверцы, и она распахнулась ему навстречу, и они оба были не в силах этому противостоять — никакая мораль не властна над этим зовом плоти. Он придавил ее тяжестью своего тела, но даже это ей было приятно с ним.
— Что мы наделали, — прошептала Инга. — Как мы теперь Сашке в глаза смотреть будем? Какая я сука, он там из болезни выкарабкивается, а я тут с тобой. Как я могла?
Стас обнял ее и прижал к себе, заставив посмотреть на него.
— Не казни себя, случилось то, что случилось, и наверно, то, что должно было случиться еще в юности. Если бы это произошло тогда, я бы тебя никуда не отпустил от себя, ты моя женщина, ты разве этого не поняла? Твое тело это знает лучше тебя, ты можешь закрыть на это глаза, ты можешь послать меня куда подальше, и я уйду, потому что не вправе разрушать вашу семью, но ты и сама знаешь, что ты моя женщина, а я твой мужчина. Наши тела не услышали голоса разума, они были когда-то одним целым.
— Что мы будем с этим делать? Я так не смогу, я так не умею, я никогда не изменяла мужу, он мой первый и мой единственный, он знает меня как облупленную, он увидит или почувствует, что со мной что-то не так.
— Ингуш, родная, ему сейчас немного не до твоих эмоциональных терзаний, тем более ты сейчас все время на разрыве и не такая, как обычно, он не заметит или отнесет это к ситуации в целом. Не казнись, моя хорошая, я буду рядом, я помогу. Он притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы, она размякла в его руках и как-то успокоилась.
Инга аккуратно высвободилась из его объятий и начала собирать вещи, потом молча, ничего не сказав, отправилась в душ. Стас не стал ее останавливать, он понимал, что ей надо это пережить. Он и сам был потрясен всем случившимся, он этого не планировал и не ожидал, это было сильнее морали, сильнее уважения и дружбы. Да, этому можно было воспротивиться и сдержать себя усилием воли, но он не смог и Инга не смогла, наверно, слишком много накопилось в них обоих, какой-то внутренней неустроенности и нелюбви других людей, а правильнее сказать — не той любви, которая была нужна их телам, именно телам, а не душам.
Инга всегда была любима и любила сама, преданно и самозабвенно, даже можно сказать жертвенно, но ее тело при этом оставалось отстраненно холодным.
Что я наделала, как я могла, какая же я блядь, как я теперь буду Саше в глаза смотреть? Как? Зачем?
Мы разбудили вулкан, я никогда не думала, что во мне это есть, с Сашей я всегда была спокойной, даже в самые сильные оргазмы, это не было таким потрясением, как сейчас, тут я не могла сдерживаться, не соображала вообще, мое тело отделилось от головы, душа воспарила и вернулась, только когда мы оба кончили, это было что-то сверхъестественное, как будто память наших тел победила память нашего разума, и мы не смогли этому воспротивиться и не смогли этому помешать. Даже сейчас я хочу его так же сильно, и мой стыд не заглушает голоса плоти. Я не хочу думать, что будет дальше, я просто хочу этого мужчину.
В этот момент, как будто подслушав ее мысли, в ванну вошел Стас, он встал вместе с ней под струи теплого душа и начал медленно и страстно гладить ее тело, его губы слились с ее губами, вода стекала по их разгоряченным телам.
Мысль «что мы творим?» так и застряла на взлете, не останавливая и не охлаждая их действий.
Это было нежно, сладко, волнующе, они могли слушать только свои тела, все остальное будет потом, не сейчас. Они — два изголодавшихся по ласкам и нежностям животных — сливались в одно целое и исполняли танец страсти, это была именно страсть, но в то же время и любовь, любовь телесная, они плохо знали друг друга душевно, они не прожили вместе двадцать лет, у них мало общих воспоминаний, но их тела не знали об этом, у них была своя древняя телесная память, возможно, в прошлой жизни они любили друг друга и были вместе и сейчас наконец-то встретились.
Стас проводил языком по ее руке, посасывал пальцы, опускался ниже, прижимаясь к животу, целовал, гладил, входил неистово и даже больно, но это была сладкая боль, Инга извивалась и стонала, вскрикивала от очередного оргазма и замирала на мгновение, потом снова возрождалась и помогла и Стасу дойти до пика страсти, вода смывала и охлаждала, успокаивала их разгоряченные тела.
Инга подала Стасу полотенце и вышла из ванной. Как она будет в его присутствии теперь? Она его все время хочет, она ведет себя, как течная сука, у нее никогда не было такого, никогда она не чувствовала себя так с Сашкой, как бы он ни старался, какие бы позы они не принимали, какие бы медикаментозные препараты они не пробовали, он пытался и хотел разжечь ее страсть и превратить их телесный контакт в радость, но Инга почти ничего не чувствовала. Поначалу еще это было приятно, а потом после рождения детей вообще ее тело перестало отзываться, она решила, что она фригидна, и перестала себя мучить, даже из-за Саши.
Даже понимая, что она должна исполнять свой супружеский долг, она не могла себя пересилить, лишь иногда поддавалась на уговоры.
Как же многого я его лишила, ведь у него, наверно, есть своя женщина, с которой он чувствовал бы себя так же, как я со Стасом. Это я довела его до инфаркта, ведь он все носит в себе, молчит и ничего не высказывает, я только сейчас понимаю, какого это быть без настоящего телесного контакта. Пока я этого не знала, я и не хотела, а сейчас я не могу уже отказаться от этого, и именно со Стасом и только со Стасом. Как мы будем с этим жить, я не знаю, но моя жизнь уже не будет прежней.
Почему нельзя сохранить результат, нажав на кнопку «сохранение»? Я думаю, все хозяйки мечтают о такой кнопке, а впрочем, и хозяева. Мужчины, конечно, не склонны к такой чистоте, как женщины, хотя мужчины бывают разные, как, впрочем, и женщины.
Мне встречались мужчины, которые были дикими аккуратистами и не приемлели ни одной пылинки, а уж унитаз обязан был сверкать чистотой, и так же встречались женщины, в доме которых ногу не было где поставить от валяющихся вещей и бардака и нужно было еще постараться, чтоб найти чистое место и присесть.
Я не была сильной аккуратисткой, но и совсем неряхой тоже не была, поэтому каждую пятницу я наводила порядок и делала все домашние дела, пятница был день уборки, стирки, готовки.
Ну а в субботу мы уже отдыхали по полной: спали, сколько душе было угодно, если не нужно было куда-то ехать, чаще всего наши выезды на природу начинались в 9—10, чтоб было приятно гулять.
Но в эту субботу мы поехали с детьми и друзьями в кино, фильм подошел и взрослым, и детям: был какой-то очередной экшен и все получили массу удовольствия. Поели мороженое и разъехались по домам.
Вот и выходные подошли к концу, завтра начинается рабочая неделя.
Я в очередной раз посмотрела на телефон. Почему он не пишет?
Уже 12 дня, обычно он присылал мне утреннее сообщение максимум до десяти утра, я уже вся извелась, за выходные ни строчки, но я несильно волновалась, конечно, необычно, но возможно.
Но чтоб в воскресение и тишина — это в первый раз, у меня начал болеть желудок от волнения и нервов, все сжималось в комок, так и до приступа гастрита недолго.
Где он? Тревога заполнила мое сердце, я старалась не брать плохое в голову, но в голове уже начали крутиться картинки, одна ужаснее другой.
В этот момент я поняла, что роль любовницы совсем незавидна, если с ним, не дай Бог, что случится, то я об этом даже не узнаю, ведь жена и дети не позвонят и не скажут: «Ваш возлюбленный больше вам не напишет, можете не ждать».
И что мне делать? По негласному договору я не писала ему первая только после того, как он сам напишет.
— Приветик, у меня были весёлые «выходные» в больнице… сейчас не очень могу писать, много людей вокруг.
— Что случилось?
— Был микроинфаркт, все еще в больнице, делают проверки, возможно, будет шунтирование, но, может, и без него обойдется, пока я здесь. Вокруг куча народу, не могу писать, целую.
— Выздоравливай, — только и смогла я написать, слезы начали катиться по щекам.
Господи, только пусть он живет, я готова отказаться от него, вернуть его семье, только бы он не волновался и жил, пусть без меня, но пусть живет, он нужен своей семье, своим детям, я люблю его, но я без него смогу, а они — нет.
Пожалуйста, пусть он только живет и здравствует, пусть живет и будет здоров.
Я даже не могу к нему поехать в больницу, чтоб его увидеть, ведь там его семья и друзья, придется запастись терпением и ждать.
Господи, пусть он только выздоравливает, я готова отказаться от него, но только пусть он живет, он должен жить.
Как хрупка наша жизнь и как неисповедимы пути Господни, только вчера человек жил, любил, ходил на работу, занимался спортом, вел активный образ жизни, дышал полной грудью, а уже сегодня он на больничной койке, и дальше — неизвестность.
Как повлияет это на его дальнейшую жизнь, которая могла вообще прерваться, не окажи ему вовремя помощь? Остается только молиться, чтоб он выздоровел и чтоб быстро восстановился, он же еще молод и полон сил, он должен полностью восстановиться, хотя, конечно, жизнь уже не будет прежней, нужно будет пить аспирин для разжижения крови, нужно будет следить за нагрузками в спорте, секс — это тоже нагрузка на сердце, жена его не напрягала, а я замучила совсем, я готова уйти, только бы он жил и был здоров.
Эти мысли проносились в моей голове, я так хотела ему хоть чем-то помочь, хотя бы молитвой.
— Все будет хорошо, — прошептала я. — Все будет хорошо, он живой, и это уже чудо и счастье.
Он будет жить, столько людей любят и ценят его, он должен жить.
— Напиши мне, когда сможешь.
— Да, хорошо, просто сейчас все вокруг.
— Да, я понимаю, они переволновались за тебя. Что говорят врачи? Какие прогнозы?
— Прогнозы хорошие, буду в норме, главное потом соблюдать все предписания, диету.
— Да, конечно. А где это случилось?
— В качалке, успел жену вызвать, перед тем как совсем поплохело…
— Выздоравливай, мой хороший. Пиши, как только сможешь.
— Хорошо, целую.
XXXX
Инга ехала в аэропорт. Саша лежал в больнице под наблюдением врачей, его уже стабилизировали, но все еще не выпустили, сказали, что еще подержат и все проверят досконально, возможно, будут делать шунтирование.
Приехали его мама с сестрой из другого города, дети тоже все время находились в больнице, как только выпадало свободное время, ехали в больницу и с ним сидели. Сашу не оставляли одного в палате ни на минуту, все очень сильно напугались за него и никак не могли поверить, что это он в больнице.
Инга ехала встречать Стаса, вот так вот получилось, что он прилетал, именно когда на него вообще не было времени и помочь они ему не очень-то и смогут сейчас, максимум — покажут куда идти и отвезут к месту, хотя ему, конечно, понадобится переводчик на первых порах, но, может, будет и русскоговорящий маклер.
«Как это все не вовремя, — подумала Инга, — сейчас совсем не до него, ну максимум, можно будет друзей попросить или Карин, она тоже сможет с ним сходить или съездить, куда нужно.
Припарковав машину, она быстро пошла в здание аэропорта, самолет уже должен был прилететь и с минуты на минуту Стас выйдет. Как только она подошла к месту встречи, пошла новая волна прибывших, и она увидела Стаса, высокого крепкого мужчину, он превратился из красивого юноши в очень импозантного мужчину, черные волосы, конечно, сильно поредели, и он был очень коротко стрижен, но ему это шло, он был в легкой курточке, светлых брюках, очень элегантен и совсем не помят после перелета. Она замахала ему рукой, когда он кинул взгляд в ее сторону, его глаза зажглись огнем узнавания и улыбка озарила его лицо.
— Здравствуй, Кривицкая! — наклонился, чтоб обнять и поцеловать в щеку.
— Ну здравствуй, Масарин, — улыбнулась Инга и тоже обняла его.
Он уже знал, что случилось с Сашей, Инга рассказала ему еще перед тем, как он вылетел, и он уже знал все их новые обстоятельства и не ожидал никакой помощи, скорее сам мог бы чем-то помочь, так как обладал прорвой времени.
— Инга, как там Саша?
— Вроде нормально, ну во всяком случае выглядит уже более здоровым, рвется домой, к работе и обычной жизни, но врачи пока не пускают, все еще проверяют, у него все-таки не совсем типичный случай. Он до сих пор был абсолютно здоров, всегда правильно питался, следил за весом, занимался спортом, не относился к группе риска, в семье нет сердечных больных, в общем, проверяют.
— Как ты сама с этим справляешься? Мотаешься, наверно, между домом и больницей?
— Да я нормально, конечно, устала от этого, тем более от тревоги за Сашу, но я в норме.
Они подъехали к их дому, она запарковала машину поближе к подъезду, вышли из машины, выгрузили все вещи и вошли в подъезд, они жили на четвертом этаже восьмиэтажного дома, поднялись на лифте наверх и, открыв дверь, вкатили вещи в квартиру.
— Проходи, осматривайся, располагайся!
Стас смотрел по сторонам, Инга начала показывать квартиру.
— Вот тут будет твоя комната, — указала на одну дверь. Открыв ее, он увидел односпальную кровать, стол и шкаф, обычная, вполне уютная комната, наверняка принадлежащая сыну, судя по аскетичному убранству.
— Вот тут ванна и туалет, вот это салон, там наши две спальни, вот это кухня, — они вошли в просторную отдельную кухню.
— Хочешь чего-нибудь выпить? Чай, кофе, может, чего покрепче — за твой приезд на землю обетованную. Не думала я, что мы тебя так встретим, думала, будет как-то порадушней и повеселей, — сказала она как-то невесело, и глаза наполнились слезами. Стас притянул ее к себе и обнял.
— Кривицкая, не раскисай, все будет хорошо, Сашка скоро оклемается и еще погуляем все вместе.
Он держал ее в объятиях, и она не отстранилась, а даже еще больше прижалась к нему, тихонько всхлипывая у него на плече.
Он повернул ее к себе лицом:
— Ну Инга, ну чего ты? Все наладится, — ее припухшие губы так манили, и она вся была такой беззащитно манящей и притягательной, что он просто потерял голову от жалости и желания к ней, и сам не заметил, как начал целовать ее, а она отзывалась на его поцелуи.
Она вообще перестала что-либо соображать — так ее оглушила волна, поднявшаяся в ней, такого с ней никогда и ни с кем не было, даже к Саше она такого не испытывала, при всей ее любви к нему она никогда не желала его, только принимала, и она даже не знала, что это такое, а это было просто дикое животное желание, которое было выше морали и норм поведения замужней женщины.
Стас почувствовал этот зов женщины, его женщины, и не смог противиться ему, это было дико и неистово, нежно и сладко, он целовал ее, освобождая от одежды, гладил ее красивое тело, он взял ее прямо в кухне на столе, и ей хотелось этого. Она истекала от желания и дикой истомы, он входил в нее снова и снова, и она желала, чтоб это продолжалось еще и еще, она чувствовала его, как никогда не чувствовала Сашу. Стас был ее мужчиной, его ключ подошел в замочную скважину ее дверцы, и она распахнулась ему навстречу, и они оба были не в силах этому противостоять — никакая мораль не властна над этим зовом плоти. Он придавил ее тяжестью своего тела, но даже это ей было приятно с ним.
— Что мы наделали, — прошептала Инга. — Как мы теперь Сашке в глаза смотреть будем? Какая я сука, он там из болезни выкарабкивается, а я тут с тобой. Как я могла?
Стас обнял ее и прижал к себе, заставив посмотреть на него.
— Не казни себя, случилось то, что случилось, и наверно, то, что должно было случиться еще в юности. Если бы это произошло тогда, я бы тебя никуда не отпустил от себя, ты моя женщина, ты разве этого не поняла? Твое тело это знает лучше тебя, ты можешь закрыть на это глаза, ты можешь послать меня куда подальше, и я уйду, потому что не вправе разрушать вашу семью, но ты и сама знаешь, что ты моя женщина, а я твой мужчина. Наши тела не услышали голоса разума, они были когда-то одним целым.
— Что мы будем с этим делать? Я так не смогу, я так не умею, я никогда не изменяла мужу, он мой первый и мой единственный, он знает меня как облупленную, он увидит или почувствует, что со мной что-то не так.
— Ингуш, родная, ему сейчас немного не до твоих эмоциональных терзаний, тем более ты сейчас все время на разрыве и не такая, как обычно, он не заметит или отнесет это к ситуации в целом. Не казнись, моя хорошая, я буду рядом, я помогу. Он притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы, она размякла в его руках и как-то успокоилась.
Инга аккуратно высвободилась из его объятий и начала собирать вещи, потом молча, ничего не сказав, отправилась в душ. Стас не стал ее останавливать, он понимал, что ей надо это пережить. Он и сам был потрясен всем случившимся, он этого не планировал и не ожидал, это было сильнее морали, сильнее уважения и дружбы. Да, этому можно было воспротивиться и сдержать себя усилием воли, но он не смог и Инга не смогла, наверно, слишком много накопилось в них обоих, какой-то внутренней неустроенности и нелюбви других людей, а правильнее сказать — не той любви, которая была нужна их телам, именно телам, а не душам.
Инга всегда была любима и любила сама, преданно и самозабвенно, даже можно сказать жертвенно, но ее тело при этом оставалось отстраненно холодным.
Что я наделала, как я могла, какая же я блядь, как я теперь буду Саше в глаза смотреть? Как? Зачем?
Мы разбудили вулкан, я никогда не думала, что во мне это есть, с Сашей я всегда была спокойной, даже в самые сильные оргазмы, это не было таким потрясением, как сейчас, тут я не могла сдерживаться, не соображала вообще, мое тело отделилось от головы, душа воспарила и вернулась, только когда мы оба кончили, это было что-то сверхъестественное, как будто память наших тел победила память нашего разума, и мы не смогли этому воспротивиться и не смогли этому помешать. Даже сейчас я хочу его так же сильно, и мой стыд не заглушает голоса плоти. Я не хочу думать, что будет дальше, я просто хочу этого мужчину.
В этот момент, как будто подслушав ее мысли, в ванну вошел Стас, он встал вместе с ней под струи теплого душа и начал медленно и страстно гладить ее тело, его губы слились с ее губами, вода стекала по их разгоряченным телам.
Мысль «что мы творим?» так и застряла на взлете, не останавливая и не охлаждая их действий.
Это было нежно, сладко, волнующе, они могли слушать только свои тела, все остальное будет потом, не сейчас. Они — два изголодавшихся по ласкам и нежностям животных — сливались в одно целое и исполняли танец страсти, это была именно страсть, но в то же время и любовь, любовь телесная, они плохо знали друг друга душевно, они не прожили вместе двадцать лет, у них мало общих воспоминаний, но их тела не знали об этом, у них была своя древняя телесная память, возможно, в прошлой жизни они любили друг друга и были вместе и сейчас наконец-то встретились.
Стас проводил языком по ее руке, посасывал пальцы, опускался ниже, прижимаясь к животу, целовал, гладил, входил неистово и даже больно, но это была сладкая боль, Инга извивалась и стонала, вскрикивала от очередного оргазма и замирала на мгновение, потом снова возрождалась и помогла и Стасу дойти до пика страсти, вода смывала и охлаждала, успокаивала их разгоряченные тела.
Инга подала Стасу полотенце и вышла из ванной. Как она будет в его присутствии теперь? Она его все время хочет, она ведет себя, как течная сука, у нее никогда не было такого, никогда она не чувствовала себя так с Сашкой, как бы он ни старался, какие бы позы они не принимали, какие бы медикаментозные препараты они не пробовали, он пытался и хотел разжечь ее страсть и превратить их телесный контакт в радость, но Инга почти ничего не чувствовала. Поначалу еще это было приятно, а потом после рождения детей вообще ее тело перестало отзываться, она решила, что она фригидна, и перестала себя мучить, даже из-за Саши.
Даже понимая, что она должна исполнять свой супружеский долг, она не могла себя пересилить, лишь иногда поддавалась на уговоры.
Как же многого я его лишила, ведь у него, наверно, есть своя женщина, с которой он чувствовал бы себя так же, как я со Стасом. Это я довела его до инфаркта, ведь он все носит в себе, молчит и ничего не высказывает, я только сейчас понимаю, какого это быть без настоящего телесного контакта. Пока я этого не знала, я и не хотела, а сейчас я не могу уже отказаться от этого, и именно со Стасом и только со Стасом. Как мы будем с этим жить, я не знаю, но моя жизнь уже не будет прежней.
