Мерзкие, до рвотного рефлекса отвратительные чужие руки.
…Шестнадцать, семнадцать…
Хотелось вырваться, прекратить, и навсегда забыть этот фантасмагорический кошмар…
…пятьдесят три, пятьдесят четыре…
Не слышать больше этих пошлых, унизительных посулов.
Семьдесят восемь. Семьдесят девять.
Страх сковал влажные ледяные ладони. Тошнота подкатывает к горлу.
Сто.
Резко и со всей силы нажала большими пальцами на глазные яблоки мужчины. Лысый взвыл от боли, схватившись за лицо, а затем и за свою драгоценность, которой так хвалился минуту назад. Удар кривым носом об колено и о бортик ванны довершили дело.
Дело оставалось за мелочью: быстро разыскать свой телефон — по возможности, и не менее быстро сбежать. Чем я и занялась, не теряя времени.
Невзрачная прихожая, пустынная комната, карманы чужих курток, грязная прокуренная кухня… Стоп! Вот он!.. А ещё старенький компьютер, на дисплее которого висел какой–то раскрытый документ. И только знакомое «Эллада» заставило остановиться и потратить утекающее сквозь пальцы время.
Я облизала пересохшие от волнения губы, бегая взглядом по строчкам. Сердце пульсировало в висках, адреналин в крови бурлил, но я фотографировала экран за экраном. Смартфон плохо слушался под влажными ледяными пальцами. Цифры, фразы, подписи… Некогда разбираться. Я просто открыла чью–то мерцающую почту и скинула всё, что было на собственный адрес, подтерев после этого сам факт отправки и эти файлы заодно. Грамотный специалист сможет восстановить, но это будет не скоро…
Чувство холода в животе, ледяные, потные ладони на ручке двери. Я сжала в руках кухонный нож, лезвием вниз и от себя. Надеюсь, мне не придётся им воспользоваться. Тренер по самообороне хоть и поставил зачёт, но посоветовал потренироваться дополнительно. Кисти у меня слабые…
Душный лестничный пролёт, два раза по десятку ступеней вверх быстрыми мягкими прыжками. Пятый этаж. Слилась со стенкой. Дыхание рвётся хриплыми горячими толчками. Господи, прости мне грехи мои…
От звука распахивающихся створок лифта закружилась голова. Кажется, храбрая девочка во мне закончилась. Совсем!..
Ещё немного, ещё чуть–чуть… А я дверь захлопнула? Нет?!
Качок провернул ключ в замке, и, ничего не подозревая, вошёл внутрь. Несколько непростительных секунд я боялась и пошевелиться, словно окаменела. А потом вспомнила, что сотворила с туалетом, компьютером и криминальным элементом по кличке «Лысый» и припустила так, как не бегала и на зачётах по физкультуре в школе десяток лет назад!..
Прыгая по ступеням второго этажа, я услышала громкий хлопок двери и щелчок, от которого судорога прошлась по горлу. Этот звук я слышала только в кино: так передёргивали затвор пистолета!..
Так не бывает! Господи, так же только в кино случается, это же не всерьёз?!
Судорожно тыча пальцем в кнопку, отворяющую дверь подъезда, я обмирала от каждого звука спешного шага. Но дверь всё же поддалась, и я выскочила в моросящую мглу, тускло освещённую уличными фонарями.
Кажется, это конец. Тут и спрятаться негде: детская площадка, редкие кустики и холодный бетон дома, к которому я прижалась на пару секунд. Спортивные кроссовки как нельзя лучше подходили сейчас моему экстренному бегству в сторону дороги.
Нужно свернуть. Нужно как можно быстрее убраться прочь с освещённой улицы и перестать быть лёгкой мишенью.
За угол дома я юркнула ровно в тот момент, когда в воздухе приглушённо взорвался хлопок, а шею обожгло, словно раскалённой сковородкой. Хрустнула ветка под ногой, едва не пропоров суком подошву. Яркий свет шоссе резанул глаза, взревел клаксон автомобиля, взвизгнули тормоза…
Осознание случившегося пришло не сразу. Уже лёжа в позе эмбриона на мокром грязном асфальте, в метре от капота Уазика, я ощутила, как меня стремительно накрывает цунами боли.
Ругань, шум рации…
— Валера, слева заходи — уходит!
Мамочка… Я так не хочу умирать… Мне так больно, что только немые слёзы текут из широко распахнутых глаз.
Полицейская куртка, пропахшая удушливым запахом табака, оказалась неожиданно тяжёлой. Привкус крови во рту. Трудно дышать. Каждый вдох — боль. Выдох… Кажется, под рёбрами что–то больно булькало, и вдобавок к этому жутко тошнило.
Синеватые проблесковые маячки и секундный вой сирены скорой подарили надежду на жизнь.
В женщине я ценю преданность,
а в мужчине — способность оценить её.
Виктор Вержбицкий
Попа... Моя бедная многострадальная попа!.. В который раз в неё кололи жгучие уколы, как и моим соседям по палате. С другой стороны, всё могло быть гораздо хуже, не наткнись мы с полицией друг на друга несколько ночей назад. Мои травмы оформили, как несчастный случай при ДТП. Ещё и кровь на алкоголь заставили сдавать, а он там, конечно же, был, пусть и в небольшой дозе. От претензий отказалась, что уж теперь...
Преступников задержали тогда же, хотя дело о похищении на них так и не завели, — ничего ведь теперь не докажешь, но уверили, что тех молодчиков давно выслеживали по другим делам. Как сказал приходивший лейтенант, "если бы не подозрения, то Вам бы повезло меньше".
Перелом двух рёбер с повреждением левого лёгкого, огромный синяк во всё бедро, и сотрясение мозга помимо раны на шее от пули по касательной — везение сомнительное. Да и телефон жаль, что разлетелся на мелкие осколки и остался лежать на асфальте. Я даже позвонить никому не могла! Все номера телефонов остались на симке, а на память я не помнила ни один. Без паспорта, без денег, в незнакомом районе, в городской больнице... По меркам местных я была почти бомжом. Лейтенант обещал поискать родных, но отчего-то его хмурой небритой улыбке я совсем не верила.
За несколько дней из умирающего лебедя я превратилась во вполне себе хмурое, немытое, но очень даже живое чудовище. И даже подружилась с соседкой по палате, которая любезно помогала мне по мелочам. Толком вставать мне пока не удавалось из-за головокружения и слабости, да и спала я полусидя, боясь задеть трубку из груди после операции. Поэтому поход в общий туалет в конце длиннющего коридора казался подвигом, на который я вчера отважилась с опаской. Но сегодня... Сегодня я молодец, даже на физиопроцедуры сама пошла!
Вернувшись в палату, я застыла в дверях. Соседка болтала в коридоре по телефону, ещё две женщины с переломами ног просто спали. А на чистенькой перестеленной кровати (едва упросила санитарку!) сидели моя заплаканная мама и серый, осунувшийся Максим.
— Кого оплакиваем? — спросила тихонько с подозрением в голосе.
Мне, конечно, не сладко, и я едва сдерживала слёзы радости, но похоронные лица настораживали.
— Катя?.. — обернулась мама, вставая. — Доченька, ты жива!..
— Не дождётесь... – прохрипела я, распахнув глаза и утопая в мамочкиных объятиях.
На Макса было жалко смотреть, и было в этом некоторое удовольствие. Ведь если бы не его рвение, если бы не этот маскарад отношений... Но уже в следующую минуту меня в четыре руки упаковали в одеяло на кровати, вручили домашний компот, яблоко, цветы и продемонстрировали целую сумку вещей первой необходимости.
А я всё-таки расплакалась. За несколько дней выживания я начала привыкать к суровой действительности, и любовь близких снесла этот барьер от мира, словно разбушевавшаяся речка дамбу. Они ведь такие тёплые, родные, любимые, эти люди!.. Врач говорил, надо делать дыхательную гимнастику, чтобы лёгкое расправилось. Угу... Уже делаю...
— А я тебе говорила, что тётка наврала, что Катюшку в морг увезли! — увещевала мама Макса.
В морг? Да, юмор у неё специфический. Но именно она поддерживала меня несколько дней, когда я беззвучно плакала от боли и страха. Именно её мрачноватые шуточки не дали мне впасть в отчаяние и заставили верить в лучшее, несмотря ни на что.
— А ты и рад верить, да? — хихикнула сквозь слёзы, ощущая горячие поцелуи на сжатых в мужском кулаке пальчиках моей руки.
— Глупостей не говори, — с угрозой прохрипел Макс, уничтожая взглядом нас с мамой. — Я тебя искал с той самой ночи, всех знакомых на уши поднял!.. А тебя соседка видела, только полицию вызвать побоялась.
Что ж, на соседей надежды мало. Зато соседка рассказала, что случилось, описав в деталях увиденное. Максиму быстро удалось изловить шпица, и с приездом полиции появился и Чиграков. А ведь в тот момент, когда я уже сбежала, они уже были рядом! С деньгами и скрытыми камерами на одежде!.. Только улицы перепутали и блуждали в соседнем районе. Разминулись во времени, а потом лишь через пару суток узнали, куда меня увезли.
Маме же позвонил тот самый лейтенант. И ведь нашёл мой разбитый телефон, забрал сим — карту, позвонил!.. И пусть не Максу, но его можно было понять: когда пролистываешь чужой список контактов, то в первую очередь останавливаешься на тех, что имеют существенные отличия. Например, "мама" опознавалась сразу, а вот "Максим Свиярский" среди прочего списка имён просто затерялся.
Они встретились тут, в больнице. Два дорогих мне человека, одного из которых хотелось немного прибить. Не могла я ему простить того, что со мной случилось. Такое вот странное чувство: и придушить хочется, но если душить, то только лично, и, наверное, потом. Потому что сейчас тепло у него подмышкой и спокойно от того, что он рядом и за руку держит.
И пусть клялся гусарской честью, что эти нехорошие люди ответят за всё, и что он так этого не оставит. От этого только легче становилось. Пусть, скромно потупив взор, признавался, что проверял мои социальные контакты и почту в интернете, благодаря чему получил важный файл. Он мной гордился и восхищался, да. А ещё придушить в полушутку пытался, тут же отдёрнув руку от моей шеи и извиняясь. Рана поджила, но всё ещё болела. Чудо, что пуля не прошла глубже. У меня, наверное, ангел с широкими крыльями...
— Что ж ты не бережёшь её? – дрогнула голосом мама, обращаясь к Максу. — Из семьи увёл, а защитить не можешь!..
Макс промолчал, нахмурившись. По нему и так было видно, что виноватым себя чувствует, а тут ещё и по больному…
— Мам!..
— Да чего уж... — махнула она рукой примирительно и промокнула измусоленным платком глаза. — Слава Богу, что нашли, да живую, а не в канаве труп. Дочь, ведь Юрке твоему тоже звонили. Только так и не приехал, поганец! Даже не пытался по телефону сделать вид, что ему жаль!.. Дела у него, видите ли…
Ах, да... "Муж" тоже видное слово. Но оно, к сожалению, не всегда соответствует ожиданиям. Я вздохнула, и прикрыла глаза, неосознанно сжимая сильнее руку Максима. Зато он всё прекрасно заметил и понял, судя по теплу его губ у моего виска. Да, он виноват, и знает об этом. Но если бы я не убежала с банкета, повинуясь своим страхам и обидам, если хотя бы раз ответила на звонок у парковки!.. Я тоже виновата, и глупо это отрицать. Нам предстоит нелёгкий разговор, но позже, тет–а–тет.
— Кстати, машину твою вчера из ремонта забрал. Ребята сказали, что техосмотр был сделан... никак. То есть, просто выписали квитанцию.
— Но я же просила всё проверить!.. – ошарашенно запрокинула голову, глядя в грустные, усталые глаза.
— Верю, Катюш, верю… Ты у меня педант в таких вопросах. Но им заплатили за то, чтобы ничего не делать. Муж твой заплатил. Я узнавал.
Я замерла.
— Максим, ты уверен? — засомневались мама. — Юрка, конечно, тот ещё индюк, но он же безвредный!..
— Не такой уж и безвредный...
Макс нахмурился, внимательно оглядывая моё лицо. А я всё думала, зачем мужу подстраивать мне такую каверзу? Неужели из чувства мести?!
— Откуда ты узнал, что это сделал он?
Меня с сомнением окинули испытующим взглядом.
— Потом расскажу, — коснулся губами моего лба. — Тебе отдохнуть надо.
— Ты что, уже уходишь?!
— Дочь, ну он же тоже устал, — неожиданно вступилась мама.
Покачав головой, Максим на мгновение задумался, окидывая маму пристальным взглядом сквозь прищур.
— У меня другое предложение. Мы все едем к нам домой.
В одно мгновение привычная уже палата стала чужой. Как только я представила себя среди котов, на любимой уютной кухоньке, в объятиях любимого... Я уже была там! Но мама заупрямилась.
— Вы поезжайте, а я на электричке поеду... Там Анька одна, и отец некормленый. Одну дочь чуть не потеряла, так и за второй — глаз да глаз...
— Мам, ну что ты придумываешь? Аньке сколько уже лет? Я в её возрасте учиться уехала в город, и жила одна!
— Вот то–то и оно... Пожила, замуж выскочила по любви большой, теперь маешься сдуру…
Поединок взглядами с мамой был у нас в семье любимым развлечением когда-то, и Максим с интересом наблюдал за нами, не встревая. Но спустя несколько секунд, когда я уже устала обиженно пыхтеть и отвернулась, он взглянул на часы и прорёк:
— На вокзале сейчас перерыв. Мне кажется, я за последние двое суток об окружающей местности узнал больше, чем за всю жизнь... Так что, Софья Михайловна, будьте нашей гостьей, пожалуйста, — обаятельно улыбнулся.
О, знаю я эту подкупающую улыбку дипломата!.. Мама тоже не устояла, разулыбалась в ответ, начав лепетать что-то про неудобства. Но Максим уже ушёл за доктором, дабы отпросить меня домой. С этим возникли некоторые сложности, но я обещала ходить на процедуры по месту жительства и пить все лекарства, что назначил врач. А трубку снимать через неделю, если всё расправится. Так что по пути в родные просторы были и аптека и продуктовый магазин, в которых было закуплено всё необходимое.
А дома...
Встретившись ещё в коридоре с вечно счастливым шпицем, и зарывшись носом в её мех, я едва сдержала эмоции. Смешно сказать, сколько я себя корила за судьбу этой девочки!.. А уж когда на кухне Дам на колени запрыгнул и начал вылизывать шершавым языком мой подбородок, что с ним случалось нечасто, то и вовсе дала себе волю, глупо улыбаясь и оглаживая тёмную мордочку с голубыми глазами.
— Квартира на сигнализации. Не выходите без нужды, — проинформировал Максим, потирая переносицу, и присел рядом. — Уговорил твою маму отдохнуть в большой комнате, она у тебя молодец, что ещё держится на ногах.
— Спасибо… — отозвалась под громкое утробное урчание сиамца. — Я знаю, как ты не любишь чужих людей на своей территории.
— Тебе сейчас помощь не помешает, а я как–нибудь перетерплю пару дней, — поморщился. — Завтра завезу на твою работу больничный.
— Да я и сама могу…
— Нет, — отрезал тихо. Повисла пауза. — Катерин, и не смотри на меня так. Я обычно мало прошу, ты знаешь. Но сейчас я даже не прошу, — требую, чтобы ты сидела дома и не выходила без нужды на улицу. Если что–то понадобится, звони мне.
— У меня телефона нет…
— Точно… Завтра куплю. Но на улицу ни ногой, хорошо? Не ходи без меня никуда, нужно убедиться, что на этом всё, и никому больше ничего не угрожает. В поликлинику я тебя сам отвезу в обед, и с Тесси потом погуляю.
Я покорно кивнула. После случившегося мне и самой не хотелось покидать пределы квартиры, да и предложение отвезти больничный лист самостоятельно было скорее формальными.
— Спать, в душ или поговорим? — спросил он, устало откинувшись спиной на стену.
Его потухший серьёзный взгляд и залёгшие под глазами тени говорили о том, что лучше выбрать первый вариант. Но у меня были ещё некоторые нерешённые задачи.
— Ты иди спать, а я позже приду. Мне в душ надо.
…Шестнадцать, семнадцать…
Хотелось вырваться, прекратить, и навсегда забыть этот фантасмагорический кошмар…
…пятьдесят три, пятьдесят четыре…
Не слышать больше этих пошлых, унизительных посулов.
Семьдесят восемь. Семьдесят девять.
Страх сковал влажные ледяные ладони. Тошнота подкатывает к горлу.
Сто.
Резко и со всей силы нажала большими пальцами на глазные яблоки мужчины. Лысый взвыл от боли, схватившись за лицо, а затем и за свою драгоценность, которой так хвалился минуту назад. Удар кривым носом об колено и о бортик ванны довершили дело.
Дело оставалось за мелочью: быстро разыскать свой телефон — по возможности, и не менее быстро сбежать. Чем я и занялась, не теряя времени.
Невзрачная прихожая, пустынная комната, карманы чужих курток, грязная прокуренная кухня… Стоп! Вот он!.. А ещё старенький компьютер, на дисплее которого висел какой–то раскрытый документ. И только знакомое «Эллада» заставило остановиться и потратить утекающее сквозь пальцы время.
Я облизала пересохшие от волнения губы, бегая взглядом по строчкам. Сердце пульсировало в висках, адреналин в крови бурлил, но я фотографировала экран за экраном. Смартфон плохо слушался под влажными ледяными пальцами. Цифры, фразы, подписи… Некогда разбираться. Я просто открыла чью–то мерцающую почту и скинула всё, что было на собственный адрес, подтерев после этого сам факт отправки и эти файлы заодно. Грамотный специалист сможет восстановить, но это будет не скоро…
Чувство холода в животе, ледяные, потные ладони на ручке двери. Я сжала в руках кухонный нож, лезвием вниз и от себя. Надеюсь, мне не придётся им воспользоваться. Тренер по самообороне хоть и поставил зачёт, но посоветовал потренироваться дополнительно. Кисти у меня слабые…
Душный лестничный пролёт, два раза по десятку ступеней вверх быстрыми мягкими прыжками. Пятый этаж. Слилась со стенкой. Дыхание рвётся хриплыми горячими толчками. Господи, прости мне грехи мои…
От звука распахивающихся створок лифта закружилась голова. Кажется, храбрая девочка во мне закончилась. Совсем!..
Ещё немного, ещё чуть–чуть… А я дверь захлопнула? Нет?!
Качок провернул ключ в замке, и, ничего не подозревая, вошёл внутрь. Несколько непростительных секунд я боялась и пошевелиться, словно окаменела. А потом вспомнила, что сотворила с туалетом, компьютером и криминальным элементом по кличке «Лысый» и припустила так, как не бегала и на зачётах по физкультуре в школе десяток лет назад!..
Прыгая по ступеням второго этажа, я услышала громкий хлопок двери и щелчок, от которого судорога прошлась по горлу. Этот звук я слышала только в кино: так передёргивали затвор пистолета!..
Так не бывает! Господи, так же только в кино случается, это же не всерьёз?!
Судорожно тыча пальцем в кнопку, отворяющую дверь подъезда, я обмирала от каждого звука спешного шага. Но дверь всё же поддалась, и я выскочила в моросящую мглу, тускло освещённую уличными фонарями.
Кажется, это конец. Тут и спрятаться негде: детская площадка, редкие кустики и холодный бетон дома, к которому я прижалась на пару секунд. Спортивные кроссовки как нельзя лучше подходили сейчас моему экстренному бегству в сторону дороги.
Нужно свернуть. Нужно как можно быстрее убраться прочь с освещённой улицы и перестать быть лёгкой мишенью.
За угол дома я юркнула ровно в тот момент, когда в воздухе приглушённо взорвался хлопок, а шею обожгло, словно раскалённой сковородкой. Хрустнула ветка под ногой, едва не пропоров суком подошву. Яркий свет шоссе резанул глаза, взревел клаксон автомобиля, взвизгнули тормоза…
Осознание случившегося пришло не сразу. Уже лёжа в позе эмбриона на мокром грязном асфальте, в метре от капота Уазика, я ощутила, как меня стремительно накрывает цунами боли.
Ругань, шум рации…
— Валера, слева заходи — уходит!
Мамочка… Я так не хочу умирать… Мне так больно, что только немые слёзы текут из широко распахнутых глаз.
Полицейская куртка, пропахшая удушливым запахом табака, оказалась неожиданно тяжёлой. Привкус крови во рту. Трудно дышать. Каждый вдох — боль. Выдох… Кажется, под рёбрами что–то больно булькало, и вдобавок к этому жутко тошнило.
Синеватые проблесковые маячки и секундный вой сирены скорой подарили надежду на жизнь.
В женщине я ценю преданность,
а в мужчине — способность оценить её.
Виктор Вержбицкий
ГЛАВА 9
Попа... Моя бедная многострадальная попа!.. В который раз в неё кололи жгучие уколы, как и моим соседям по палате. С другой стороны, всё могло быть гораздо хуже, не наткнись мы с полицией друг на друга несколько ночей назад. Мои травмы оформили, как несчастный случай при ДТП. Ещё и кровь на алкоголь заставили сдавать, а он там, конечно же, был, пусть и в небольшой дозе. От претензий отказалась, что уж теперь...
Преступников задержали тогда же, хотя дело о похищении на них так и не завели, — ничего ведь теперь не докажешь, но уверили, что тех молодчиков давно выслеживали по другим делам. Как сказал приходивший лейтенант, "если бы не подозрения, то Вам бы повезло меньше".
Перелом двух рёбер с повреждением левого лёгкого, огромный синяк во всё бедро, и сотрясение мозга помимо раны на шее от пули по касательной — везение сомнительное. Да и телефон жаль, что разлетелся на мелкие осколки и остался лежать на асфальте. Я даже позвонить никому не могла! Все номера телефонов остались на симке, а на память я не помнила ни один. Без паспорта, без денег, в незнакомом районе, в городской больнице... По меркам местных я была почти бомжом. Лейтенант обещал поискать родных, но отчего-то его хмурой небритой улыбке я совсем не верила.
За несколько дней из умирающего лебедя я превратилась во вполне себе хмурое, немытое, но очень даже живое чудовище. И даже подружилась с соседкой по палате, которая любезно помогала мне по мелочам. Толком вставать мне пока не удавалось из-за головокружения и слабости, да и спала я полусидя, боясь задеть трубку из груди после операции. Поэтому поход в общий туалет в конце длиннющего коридора казался подвигом, на который я вчера отважилась с опаской. Но сегодня... Сегодня я молодец, даже на физиопроцедуры сама пошла!
Вернувшись в палату, я застыла в дверях. Соседка болтала в коридоре по телефону, ещё две женщины с переломами ног просто спали. А на чистенькой перестеленной кровати (едва упросила санитарку!) сидели моя заплаканная мама и серый, осунувшийся Максим.
— Кого оплакиваем? — спросила тихонько с подозрением в голосе.
Мне, конечно, не сладко, и я едва сдерживала слёзы радости, но похоронные лица настораживали.
— Катя?.. — обернулась мама, вставая. — Доченька, ты жива!..
— Не дождётесь... – прохрипела я, распахнув глаза и утопая в мамочкиных объятиях.
На Макса было жалко смотреть, и было в этом некоторое удовольствие. Ведь если бы не его рвение, если бы не этот маскарад отношений... Но уже в следующую минуту меня в четыре руки упаковали в одеяло на кровати, вручили домашний компот, яблоко, цветы и продемонстрировали целую сумку вещей первой необходимости.
А я всё-таки расплакалась. За несколько дней выживания я начала привыкать к суровой действительности, и любовь близких снесла этот барьер от мира, словно разбушевавшаяся речка дамбу. Они ведь такие тёплые, родные, любимые, эти люди!.. Врач говорил, надо делать дыхательную гимнастику, чтобы лёгкое расправилось. Угу... Уже делаю...
— А я тебе говорила, что тётка наврала, что Катюшку в морг увезли! — увещевала мама Макса.
В морг? Да, юмор у неё специфический. Но именно она поддерживала меня несколько дней, когда я беззвучно плакала от боли и страха. Именно её мрачноватые шуточки не дали мне впасть в отчаяние и заставили верить в лучшее, несмотря ни на что.
— А ты и рад верить, да? — хихикнула сквозь слёзы, ощущая горячие поцелуи на сжатых в мужском кулаке пальчиках моей руки.
— Глупостей не говори, — с угрозой прохрипел Макс, уничтожая взглядом нас с мамой. — Я тебя искал с той самой ночи, всех знакомых на уши поднял!.. А тебя соседка видела, только полицию вызвать побоялась.
Что ж, на соседей надежды мало. Зато соседка рассказала, что случилось, описав в деталях увиденное. Максиму быстро удалось изловить шпица, и с приездом полиции появился и Чиграков. А ведь в тот момент, когда я уже сбежала, они уже были рядом! С деньгами и скрытыми камерами на одежде!.. Только улицы перепутали и блуждали в соседнем районе. Разминулись во времени, а потом лишь через пару суток узнали, куда меня увезли.
Маме же позвонил тот самый лейтенант. И ведь нашёл мой разбитый телефон, забрал сим — карту, позвонил!.. И пусть не Максу, но его можно было понять: когда пролистываешь чужой список контактов, то в первую очередь останавливаешься на тех, что имеют существенные отличия. Например, "мама" опознавалась сразу, а вот "Максим Свиярский" среди прочего списка имён просто затерялся.
Они встретились тут, в больнице. Два дорогих мне человека, одного из которых хотелось немного прибить. Не могла я ему простить того, что со мной случилось. Такое вот странное чувство: и придушить хочется, но если душить, то только лично, и, наверное, потом. Потому что сейчас тепло у него подмышкой и спокойно от того, что он рядом и за руку держит.
И пусть клялся гусарской честью, что эти нехорошие люди ответят за всё, и что он так этого не оставит. От этого только легче становилось. Пусть, скромно потупив взор, признавался, что проверял мои социальные контакты и почту в интернете, благодаря чему получил важный файл. Он мной гордился и восхищался, да. А ещё придушить в полушутку пытался, тут же отдёрнув руку от моей шеи и извиняясь. Рана поджила, но всё ещё болела. Чудо, что пуля не прошла глубже. У меня, наверное, ангел с широкими крыльями...
— Что ж ты не бережёшь её? – дрогнула голосом мама, обращаясь к Максу. — Из семьи увёл, а защитить не можешь!..
Макс промолчал, нахмурившись. По нему и так было видно, что виноватым себя чувствует, а тут ещё и по больному…
— Мам!..
— Да чего уж... — махнула она рукой примирительно и промокнула измусоленным платком глаза. — Слава Богу, что нашли, да живую, а не в канаве труп. Дочь, ведь Юрке твоему тоже звонили. Только так и не приехал, поганец! Даже не пытался по телефону сделать вид, что ему жаль!.. Дела у него, видите ли…
Ах, да... "Муж" тоже видное слово. Но оно, к сожалению, не всегда соответствует ожиданиям. Я вздохнула, и прикрыла глаза, неосознанно сжимая сильнее руку Максима. Зато он всё прекрасно заметил и понял, судя по теплу его губ у моего виска. Да, он виноват, и знает об этом. Но если бы я не убежала с банкета, повинуясь своим страхам и обидам, если хотя бы раз ответила на звонок у парковки!.. Я тоже виновата, и глупо это отрицать. Нам предстоит нелёгкий разговор, но позже, тет–а–тет.
— Кстати, машину твою вчера из ремонта забрал. Ребята сказали, что техосмотр был сделан... никак. То есть, просто выписали квитанцию.
— Но я же просила всё проверить!.. – ошарашенно запрокинула голову, глядя в грустные, усталые глаза.
— Верю, Катюш, верю… Ты у меня педант в таких вопросах. Но им заплатили за то, чтобы ничего не делать. Муж твой заплатил. Я узнавал.
Я замерла.
— Максим, ты уверен? — засомневались мама. — Юрка, конечно, тот ещё индюк, но он же безвредный!..
— Не такой уж и безвредный...
Макс нахмурился, внимательно оглядывая моё лицо. А я всё думала, зачем мужу подстраивать мне такую каверзу? Неужели из чувства мести?!
— Откуда ты узнал, что это сделал он?
Меня с сомнением окинули испытующим взглядом.
— Потом расскажу, — коснулся губами моего лба. — Тебе отдохнуть надо.
— Ты что, уже уходишь?!
— Дочь, ну он же тоже устал, — неожиданно вступилась мама.
Покачав головой, Максим на мгновение задумался, окидывая маму пристальным взглядом сквозь прищур.
— У меня другое предложение. Мы все едем к нам домой.
В одно мгновение привычная уже палата стала чужой. Как только я представила себя среди котов, на любимой уютной кухоньке, в объятиях любимого... Я уже была там! Но мама заупрямилась.
— Вы поезжайте, а я на электричке поеду... Там Анька одна, и отец некормленый. Одну дочь чуть не потеряла, так и за второй — глаз да глаз...
— Мам, ну что ты придумываешь? Аньке сколько уже лет? Я в её возрасте учиться уехала в город, и жила одна!
— Вот то–то и оно... Пожила, замуж выскочила по любви большой, теперь маешься сдуру…
Поединок взглядами с мамой был у нас в семье любимым развлечением когда-то, и Максим с интересом наблюдал за нами, не встревая. Но спустя несколько секунд, когда я уже устала обиженно пыхтеть и отвернулась, он взглянул на часы и прорёк:
— На вокзале сейчас перерыв. Мне кажется, я за последние двое суток об окружающей местности узнал больше, чем за всю жизнь... Так что, Софья Михайловна, будьте нашей гостьей, пожалуйста, — обаятельно улыбнулся.
О, знаю я эту подкупающую улыбку дипломата!.. Мама тоже не устояла, разулыбалась в ответ, начав лепетать что-то про неудобства. Но Максим уже ушёл за доктором, дабы отпросить меня домой. С этим возникли некоторые сложности, но я обещала ходить на процедуры по месту жительства и пить все лекарства, что назначил врач. А трубку снимать через неделю, если всё расправится. Так что по пути в родные просторы были и аптека и продуктовый магазин, в которых было закуплено всё необходимое.
А дома...
Встретившись ещё в коридоре с вечно счастливым шпицем, и зарывшись носом в её мех, я едва сдержала эмоции. Смешно сказать, сколько я себя корила за судьбу этой девочки!.. А уж когда на кухне Дам на колени запрыгнул и начал вылизывать шершавым языком мой подбородок, что с ним случалось нечасто, то и вовсе дала себе волю, глупо улыбаясь и оглаживая тёмную мордочку с голубыми глазами.
— Квартира на сигнализации. Не выходите без нужды, — проинформировал Максим, потирая переносицу, и присел рядом. — Уговорил твою маму отдохнуть в большой комнате, она у тебя молодец, что ещё держится на ногах.
— Спасибо… — отозвалась под громкое утробное урчание сиамца. — Я знаю, как ты не любишь чужих людей на своей территории.
— Тебе сейчас помощь не помешает, а я как–нибудь перетерплю пару дней, — поморщился. — Завтра завезу на твою работу больничный.
— Да я и сама могу…
— Нет, — отрезал тихо. Повисла пауза. — Катерин, и не смотри на меня так. Я обычно мало прошу, ты знаешь. Но сейчас я даже не прошу, — требую, чтобы ты сидела дома и не выходила без нужды на улицу. Если что–то понадобится, звони мне.
— У меня телефона нет…
— Точно… Завтра куплю. Но на улицу ни ногой, хорошо? Не ходи без меня никуда, нужно убедиться, что на этом всё, и никому больше ничего не угрожает. В поликлинику я тебя сам отвезу в обед, и с Тесси потом погуляю.
Я покорно кивнула. После случившегося мне и самой не хотелось покидать пределы квартиры, да и предложение отвезти больничный лист самостоятельно было скорее формальными.
— Спать, в душ или поговорим? — спросил он, устало откинувшись спиной на стену.
Его потухший серьёзный взгляд и залёгшие под глазами тени говорили о том, что лучше выбрать первый вариант. Но у меня были ещё некоторые нерешённые задачи.
— Ты иди спать, а я позже приду. Мне в душ надо.
