Я молилась всем богам, чтобы матушки не было в комнате, когда я ввалюсь в нее в таком виде, но, видимо, боги сегодня были глухи к моим просьбам, потому что, едва отодвинула ковер за потайной дверью, узрела целую толпу служанок, разглядывавших меня с выражением неподдельного возмущения на лицах.
- Эя!- в голосе маменьки зазвучали такие высокие истеричные нотки, что я невольно попятилась назад. Она сдернула с моей головы венок и бросила его в руки ехидно улыбающейся Мирэ. Та, брезгливо взяв его двумя пальцами, словно это были не цветы, а склизкая жаба, передала служанкам.
Королева зашлась гневной тирадой, а мне лишь оставалось повинно опустить голову и смиренно выслушать все, что она думает о безобразном поведении своей младшей дочери.
- Я же тебя просила! Ты посмотри, на кого ты похожа? Хвала богам, у тебя хватило ума не идти через парадный вход. Не представляю, какой бы скандал разразился, если бы кто-то из гостей тебя увидел в таком виде. Коххары уже прибыли. Где тебя носило, непослушная девчонка? Вот подожди, уедут гости, я все отцу расскажу!
- Я не специально, если бы не тот мерзкий лур, я бы успела,- оправдания выглядели откровенно жалко, но все же других у меня не было.
Мама испуганно схватила меня за руки.
– Детка, какой лур? Ты где была?
- Я собиралась возвращаться домой, когда к озеру прибежала молоденькая сарна. За ней гнался лур. Матушка, он был огромный, я таких еще никогда не видела, он…
- Что ты наделала, глупая? – вопрос зазвучал в тишине комнаты, как удар хлыста. – Ты что, затащила сарну в сумрак, отобрав у лура добычу?
- Но ведь он сожрал бы ее у меня на глазах! – я не понимаю, почему Мирэ и служанки, прикрыв ладошками рты, смотрят на меня с таким ужасом? Неужели следовало молча наблюдать за тем, как дикий зверь убивает беззащитную малышку?
- Нельзя вмешиваться в промысел Эглы. Нельзя рвать нить судьбы, ты могла накликать беду на себя, доченька, - матушка вдруг крепко прижимается ко мне, ласково проводя руками по спутанным волосам. – Хорошо, что ничего страшного не случилось. Ну, за работу, - она подталкивает мое послушное тело к мгновенно встрепенувшимся служанкам, и меня начинают вертеть, словно утку на вертеле: стягивая платье, расчесывая волосы, надевая на руки перстни и браслеты. Спустя десять минут я выглядела так же уродливо, как и Мирэ.
- Редкая красавица. Глаз не оторвать, - маменька умиленно заламывает свои тонкие ладони, обходя меня по кругу, но я, глядя в зеркало, совершенно не разделяю ее восторженных вздохов. Оттуда удивленно смотрит незнакомая тетка с удавкой из жемчуга на шее, ярко подведенными глазами, накрашенными соком лайры губами, волосами, заколотыми сотней шпилек с огреновыми бусинами, отчего кажется, что к голове привязали мешок с песком. А про платье я вообще помолчу, оно обтянуло тело, как чулок толстую ногу молочницы Хельтги, и кажется, что грудь сейчас вылезет из выреза, потому что ей совершенно некуда спрятаться в таком узком и тесном лоскуте ткани. Мирэ отчего-то завистливо вздыхает. Было бы чему завидовать, моя б воля - с радостью натянула бы всю эту дрянь на нее. Боги, скорее бы все закончилось, мне даже дышать в этом наряде тяжело!
- Наденьте на нее корону, - матушка щелкает пальцами, и служанки достают из ларца золотой обод, украшенный альмаринами, добытыми со дна голубого озера в ущелье поющих ветров.
- Как я тебе завидую, - выдыхает сестра, осторожно опуская атрибут власти на мою несчастную голову.
- Мирэ, чему тут завидовать? Да я готова двадцать лун взаперти просидеть, лишь бы не участвовать в этом балагане!
- Глупая ты еще, глупая и маленькая. И отчего дар ты унаследовала, а не я? – Мирэ вертится перед зеркалом, капризно выгнув свои тонкие брови.
- Веришь, сама об этом сто раз думала, - стою с ней рядом, разглядывая наши отражения. И все же мы с ней похожи, только у Мирэ волосы ровные, белоснежные, как шелковые нити, а у меня слегка вьющиеся и золотые, как будто солнечные лучи в них запутались и никак выбраться не могут. – А давай поменяемся, вот смеху-то будет! Жених все равно невесту не видел ни разу.
Сестра весело хохочет, подмигивая служанкам:
– Поменяться не поменяемся, но погадать, кто есть кто - заставим. Несите мою корону.
- Вы что удумали, проказницы? - мама хмурится, уперев руки в боки, а потом, глядя, как мы приседаем перед ней в одинаковых позах с коронами на головах, тоже начинает смеяться. – Хотите, чтобы у правителя Арзарии глаза от вашей красоты разбежались?
- А пусть угадает, которая из нас его невеста, – мы с Мирэ перемигиваемся, и теперь, наше озорство передается не только маменьке, но и служанкам, а вошедший в эту минуту отец все не может понять, чем же вызвано такое бурное веселье.
- Девочки, милые, нам пора. Все готово к церемонии, - отец протягивает нам с Мирэ руки, и мы, с самым невинным видом, меняемся местами. Дело в том, что старшая дочь должна стоять по правую руку, а младшая - по левую, а наша с сестрой шалость спутает жениху все карты. До момента, пока меня не попросят произнести ритуальные слова клятвы, он будет пялиться на Мирэ, и думать, что это она его невеста.
Папа качает головой, пряча в углах губ теплую улыбку, он всегда смотрит на наши проказы сквозь пальцы, хотя, по большому счету, они никогда не выходят за рамки приличий.
Зал Всех Святых заполнен до отказа. Еще бы - поглазеть на будущего правителя мира синего солнца собралась чуть ли не вся нарийская знать. Торжественную тишину, возникшую при нашем приближении, кажется, можно резать ножом, настолько она плотная и густая. Даже статуи богов, стоящие по кругу, внемля важности момента, смотрят с высоты почтительно и строго. Мы выходим на самый центр, и к нам навстречу неспешно двигается процессия коххаров во главе с моим женихом. Боги, если бы не папенькина рука, я, наверно, грохнулась бы ему под ноги, на потеху всем собравшимся гостям! Взгляд карих глаз неспешно скользит по лицу и фигуре Мирэ, а затем, переметнувшись на мою сторону, буквально пронизывает меня насквозь. В уголках губ появляется ироничная усмешка, и бесстыжий брюнет едва заметным движением склоняет голову в легком приветствии. Коххары открывают Книгу Судеб, зачитывая ритуальные слова, а я начинаю ужасно злиться и нервничать под пристальным, раздевающим взглядом будущего супруга. Да как он смеет так открыто игнорировать Мирэ? Кажется, ему и вовсе безразлично, что его невеста она, а не я. Нет, я, конечно, но ведь он этого не знает и продолжает нагло пялиться, протирая дыру в моем платье. Я вздрагиваю, когда глава коххаров задает вопрос:
- Подтверждаешь ли ты, Тайрон Аэзгерд Видерон Арзарийский, готовность соединить свою судьбу с наследной тэйрой Нарии?
Улыбка правителя Арзарии становится шире, и, не отрывая от меня хищного взгляда, он громко произносит:
- Подтверждаю.
- Подтверждаешь ли ты, Эя Лорелин Аурелия Нарийская, готовность соединить свою судьбу с правителем Арзарии?
Я молчу, сглатывая подступивший к горлу комок, и в образовавшейся паузе чувствую, как возмущенные взгляды присутствующих выжигают во мне гневные дыры. Отец больно сжимает ладонь - похоже, он тоже злится.
- Подтверждаю, - вскинув голову, с вызовом смотрю на того, кто через три айрона станет моим мужем и повелителем. По его лицу скользнула странная тень, и готова поклясться на Книге Судеб - кажется, он мне подмигнул. Эгла, да он издевается, он с самого начала знал, кто я такая! Наглец делает шаг навстречу, протягивая мне свою руку, и мою похолодевшую ладонь крепко сжимают его длинные пальцы. Как же хочется сбежать отсюда, но я терпеливо жду, пока он наденет на меня свой родовой перстень. Холод артефакта тяжелой гирей повисает на моей руке, и возникает такое чувство, что меня только что, словно вольную птицу, посадили в клетку.
- Теперь подаришь мне свой поцелуй, босоножка? – шепот правителя Арзарии раздается над самым ухом, щекотно шевеля волосы у виска.
Жаль, что не могу при всех врезать ему коленкой между ног. Было бы приятно посмотреть, как с его лица сползает наглая издевательская ухмылка.
- А разве вас интересует чье-то согласие? Похоже, вы привыкли брать все, что пожелаете, не спрашивая чьего-то позволения.
И все же мне удается вывести его из себя. Глаза Тайрона превращаются в узкие щелочки и, едва коснувшись моей руки губами, он едко произносит:
- Ты права, моя босоногая тэйра, очень скоро мне твое разрешение не понадобится.
- Это если через три айрона я не забуду сказать вам «да», повелитель.
А вот теперь я его разозлила. Красивое лицо исказила гримаса ярости, но лишь на миг. Через секунду правитель Арзарии взял себя в руки, и только неестественно сверкающие глаза выдавали клокотавшую в нем злость.
- Я надеюсь, через три айрона, Эя, вы подрастете и поймете, что у Нарии нет другого выхода. Брак со мной дает вашему миру защиту Альянса.
- Вы полагаете, что, кроме вас, на мне больше никто не захочет жениться?
- Что вы, тэйра, такая богатая и красивая девушка, как вы, составила бы прекрасную партию любому правителю, но боюсь, что в Альянсе больше не осталось холостых мужчин, - улыбка брюнета превращается в хищный оскал. Он понимает, что эту словесную баталию я проиграла, но, боги, как же мне хочется стереть с его самоуверенного облика эту высокомерную спесь! Я не знаю, что на меня нашло. Отец прав: женщина не должна быть такой несдержанной.
- Зато они есть вне Альянса, - мой ответ, кажется, ошеломил мужчину настолько, что он несколько секунд разглядывал меня словно диковинную зверушку.
- Оддегиры не берут в жены таких, как ты, девочка.
- Оддегиры не знают, что я последняя сумеречная, а единственное, что они ценят - это силу. Сын с даром сумеречных даст правителю оддегиры сильного наследника, неуязвимого воина – воина, которому не будет равных, - я понимаю, что несу чушь, мне не следовало читать так много книг, но остановиться уже не могу.
- Ты с ума сошла, девочка, оддегиры - чудовища. И моли Эглу, чтобы они не узнали о твоем даре, - а вот теперь в его взгляде нет и капли пренебрежения, я вижу в его глазах страх. Я довольна.
- В каждом из нас, правитель Тайрон, живет чудовище, вопрос в том, как хорошо мы умеем его скрывать и как часто позволяем ему выбираться на волю.
- Ты слишком умна, для такой юной девушки,- задумчиво произносит Тай.
О, ну надо же, теперь меня, кажется, признали равной себе?
- Не думала, что ум является недостатком. Вам следует хорошенько подумать, повелитель, составит ли ваше счастье партия с таким вопиющим изъяном.
Брови Тайрона удивленно ползут вверх, и вдруг он начинает совершенно неприлично смеяться, привлекая к нам ненужное внимание окружающих.
- Твой язык так же остёр, как и твой ум, девочка. Мне нравится, - он наклоняется так близко, что теперь его губы касаются моей пылающей румянцем щеки. – Я не откажусь от тебя, тэйра, и не надейся. Наследник с даром - не единственное, что я хочу получить от тебя. В постели мне твой ум мешать не станет.
Меня тошнит от него. Ненавижу. Спасибо, что в эту минуту к нам подошел отец. Я выдернула руку из хватких пальцев жениха и нацепила на лицо вежливую улыбку.
- Вижу, вы нашли общий язык, - отец приветливо склоняет голову перед повелителем арзаров.
- Тэйра - сама кротость, красота и невинность, - неожиданно рассыпается в комплиментах он. – Я доволен, что вы с отцом заключили этот союз столько лет назад. Брак с вашей дочерью обещает принести не только выгоду нашим мирам, но, я надеюсь, составит и мое счастье, - взгляд правителя ползет по мне, словно слизень по листку лопуха: вязкий, липкий, скользкий, хочется сбросить его с себя и передернуться от омерзения.
- Мы с твоим отцом надеялись, что так и будет, - папа дружелюбно похлопал Тайрона по плечу. - Пойдем, отметим это событие бокалом хорошего ллайра, в моих погребах есть редкие экземпляры. Некоторым из них более сорока айронов. Они еще помнят другую расстановку сил спектра Ррайд.
- С удовольствием, - любезно соглашается Тайрон, и они с отцом, к моей неимоверной радости и облегчению, уходят в зал с накрытыми для дальнейшей трапезы столами.
Мирэ, матушка, собравшиеся на торжество дамы из всех знатных родов Нарии, обступают меня плотным кольцом, воодушевленно поздравляя и выражая бурный восторг по поводу свершившегося события. Я киваю им в ответ, как кукла с качающейся головою, что вырезает из дерева наш конюх, силюсь растянуть свое лицо в улыбке, но первый раз в жизни отчаянно хочу заплакать прямо посреди этой веселящейся на моем заклании толпы.
Вечер длился бесконечно долго, мне казалось, что он никогда не закончится. Я не могла дождаться, когда же правитель Арзарии наконец уберется восвояси, и когда открыли портал для перехода, я не смогла сдержать облегченного вздоха. Тайрон словно понял это - он резко повернулся, разглядывая меня, и лицо его стало мрачнее грозовых туч в дождливый день.
- Скоро увидимся, моя драгоценная тэйра. Жду вас с ответным визитом у себя.
Опять эти глупые правила: невеста должна каждый следующий айрон приезжать к жениху, знакомиться с его семьей, традициями и устоями мира, в котором ей предстоит жить. По мне, так я бы его до свадьбы не видела! А если бы было возможно, то и вовсе за него не вышла.
- Он красивый, - мечтательно вздохнула Мирэ, провожая взглядом правителя Арзарии. – Тебе повезло, сестренка.
- Он мерзкий. И взгляд у него, как у змеи, словно целиком заглатывает. Он мерзкий и старый, Мирэ!
- Ему двадцать пять всего, глупышка. Через три айрона он будет в самом расцвете, - хихикает сестра, заливаясь ярким румянцем.
Я смотрю на Мирэ как на полоумную.
– Фу, сестренка, неужели тебе такие нравятся?
- Маленькая ты еще, Эя, ничего в мужчинах не понимаешь, - снисходительно умничает она.- Вот когда подойдет время к свадьбе, ты увидишь его совершенно другими глазами. Он красив, у него такие сильные руки, шея и грудь широченная.
- Вряд ли мне через три айрона его руки, ноги, грудь и наглая морда будут нравиться больше, чем сейчас, - скептически фыркаю я. - А самый отвратительный у него язык, и сует он его мерзко, словно ящерица.
- Вы что, целовались? – глаза у сестры удивленно ползут на лоб и становятся круглыми, как плошки.
- Это он меня целовал, сволочь, - я в сердцах вытираю губы тыльной стороной ладони, вспоминая гнусные прикосновения наглого брюнета. – Отвратительное чувство, словно слюней мне в рот напустил.
- Как я тебе завидую, значит, ты ему понравилась, - глаза Мирэ затягиваются мутной поволокой, и лицо приобретает совершенно дурацкое выражение, как у глупой куклы.
- Вот и целуйся с ним сама, раз он тебе так нравится, - злюсь я на сестру.
Мирэ хватает меня за руку и заговорщически начинает шептать:
- Знаешь, Эя, поцелуи в мужчине не главное, хотя и это тоже…Главное, каков он будет как муж… ну, ты понимаешь?
Я ничего не понимаю, слова сестры кажутся мне какой-то запутанной шарадой.
- Ты о чем? Что значит - не главное? Он же будет лезть ко мне со своими поцелуями каждый день?
- И не только, - томно, на выдохе, сообщает сестра. – Мама тебе еще не говорила, но я знаю, чем занимаются мужчина и женщина после свадьбы.
- И чем же? – можно подумать, она скажет мне что-то новое, кроме того, что мужчина будет вершить государственные дела, а женщина послушно таскаться за ним следом, заглядывая ему в рот и соглашаясь с каждым его «мудрым» решением. Скукотища.
- Эя!- в голосе маменьки зазвучали такие высокие истеричные нотки, что я невольно попятилась назад. Она сдернула с моей головы венок и бросила его в руки ехидно улыбающейся Мирэ. Та, брезгливо взяв его двумя пальцами, словно это были не цветы, а склизкая жаба, передала служанкам.
Королева зашлась гневной тирадой, а мне лишь оставалось повинно опустить голову и смиренно выслушать все, что она думает о безобразном поведении своей младшей дочери.
- Я же тебя просила! Ты посмотри, на кого ты похожа? Хвала богам, у тебя хватило ума не идти через парадный вход. Не представляю, какой бы скандал разразился, если бы кто-то из гостей тебя увидел в таком виде. Коххары уже прибыли. Где тебя носило, непослушная девчонка? Вот подожди, уедут гости, я все отцу расскажу!
- Я не специально, если бы не тот мерзкий лур, я бы успела,- оправдания выглядели откровенно жалко, но все же других у меня не было.
Мама испуганно схватила меня за руки.
– Детка, какой лур? Ты где была?
- Я собиралась возвращаться домой, когда к озеру прибежала молоденькая сарна. За ней гнался лур. Матушка, он был огромный, я таких еще никогда не видела, он…
- Что ты наделала, глупая? – вопрос зазвучал в тишине комнаты, как удар хлыста. – Ты что, затащила сарну в сумрак, отобрав у лура добычу?
- Но ведь он сожрал бы ее у меня на глазах! – я не понимаю, почему Мирэ и служанки, прикрыв ладошками рты, смотрят на меня с таким ужасом? Неужели следовало молча наблюдать за тем, как дикий зверь убивает беззащитную малышку?
- Нельзя вмешиваться в промысел Эглы. Нельзя рвать нить судьбы, ты могла накликать беду на себя, доченька, - матушка вдруг крепко прижимается ко мне, ласково проводя руками по спутанным волосам. – Хорошо, что ничего страшного не случилось. Ну, за работу, - она подталкивает мое послушное тело к мгновенно встрепенувшимся служанкам, и меня начинают вертеть, словно утку на вертеле: стягивая платье, расчесывая волосы, надевая на руки перстни и браслеты. Спустя десять минут я выглядела так же уродливо, как и Мирэ.
- Редкая красавица. Глаз не оторвать, - маменька умиленно заламывает свои тонкие ладони, обходя меня по кругу, но я, глядя в зеркало, совершенно не разделяю ее восторженных вздохов. Оттуда удивленно смотрит незнакомая тетка с удавкой из жемчуга на шее, ярко подведенными глазами, накрашенными соком лайры губами, волосами, заколотыми сотней шпилек с огреновыми бусинами, отчего кажется, что к голове привязали мешок с песком. А про платье я вообще помолчу, оно обтянуло тело, как чулок толстую ногу молочницы Хельтги, и кажется, что грудь сейчас вылезет из выреза, потому что ей совершенно некуда спрятаться в таком узком и тесном лоскуте ткани. Мирэ отчего-то завистливо вздыхает. Было бы чему завидовать, моя б воля - с радостью натянула бы всю эту дрянь на нее. Боги, скорее бы все закончилось, мне даже дышать в этом наряде тяжело!
- Наденьте на нее корону, - матушка щелкает пальцами, и служанки достают из ларца золотой обод, украшенный альмаринами, добытыми со дна голубого озера в ущелье поющих ветров.
- Как я тебе завидую, - выдыхает сестра, осторожно опуская атрибут власти на мою несчастную голову.
- Мирэ, чему тут завидовать? Да я готова двадцать лун взаперти просидеть, лишь бы не участвовать в этом балагане!
- Глупая ты еще, глупая и маленькая. И отчего дар ты унаследовала, а не я? – Мирэ вертится перед зеркалом, капризно выгнув свои тонкие брови.
- Веришь, сама об этом сто раз думала, - стою с ней рядом, разглядывая наши отражения. И все же мы с ней похожи, только у Мирэ волосы ровные, белоснежные, как шелковые нити, а у меня слегка вьющиеся и золотые, как будто солнечные лучи в них запутались и никак выбраться не могут. – А давай поменяемся, вот смеху-то будет! Жених все равно невесту не видел ни разу.
Сестра весело хохочет, подмигивая служанкам:
– Поменяться не поменяемся, но погадать, кто есть кто - заставим. Несите мою корону.
- Вы что удумали, проказницы? - мама хмурится, уперев руки в боки, а потом, глядя, как мы приседаем перед ней в одинаковых позах с коронами на головах, тоже начинает смеяться. – Хотите, чтобы у правителя Арзарии глаза от вашей красоты разбежались?
- А пусть угадает, которая из нас его невеста, – мы с Мирэ перемигиваемся, и теперь, наше озорство передается не только маменьке, но и служанкам, а вошедший в эту минуту отец все не может понять, чем же вызвано такое бурное веселье.
- Девочки, милые, нам пора. Все готово к церемонии, - отец протягивает нам с Мирэ руки, и мы, с самым невинным видом, меняемся местами. Дело в том, что старшая дочь должна стоять по правую руку, а младшая - по левую, а наша с сестрой шалость спутает жениху все карты. До момента, пока меня не попросят произнести ритуальные слова клятвы, он будет пялиться на Мирэ, и думать, что это она его невеста.
Папа качает головой, пряча в углах губ теплую улыбку, он всегда смотрит на наши проказы сквозь пальцы, хотя, по большому счету, они никогда не выходят за рамки приличий.
Зал Всех Святых заполнен до отказа. Еще бы - поглазеть на будущего правителя мира синего солнца собралась чуть ли не вся нарийская знать. Торжественную тишину, возникшую при нашем приближении, кажется, можно резать ножом, настолько она плотная и густая. Даже статуи богов, стоящие по кругу, внемля важности момента, смотрят с высоты почтительно и строго. Мы выходим на самый центр, и к нам навстречу неспешно двигается процессия коххаров во главе с моим женихом. Боги, если бы не папенькина рука, я, наверно, грохнулась бы ему под ноги, на потеху всем собравшимся гостям! Взгляд карих глаз неспешно скользит по лицу и фигуре Мирэ, а затем, переметнувшись на мою сторону, буквально пронизывает меня насквозь. В уголках губ появляется ироничная усмешка, и бесстыжий брюнет едва заметным движением склоняет голову в легком приветствии. Коххары открывают Книгу Судеб, зачитывая ритуальные слова, а я начинаю ужасно злиться и нервничать под пристальным, раздевающим взглядом будущего супруга. Да как он смеет так открыто игнорировать Мирэ? Кажется, ему и вовсе безразлично, что его невеста она, а не я. Нет, я, конечно, но ведь он этого не знает и продолжает нагло пялиться, протирая дыру в моем платье. Я вздрагиваю, когда глава коххаров задает вопрос:
- Подтверждаешь ли ты, Тайрон Аэзгерд Видерон Арзарийский, готовность соединить свою судьбу с наследной тэйрой Нарии?
Улыбка правителя Арзарии становится шире, и, не отрывая от меня хищного взгляда, он громко произносит:
- Подтверждаю.
- Подтверждаешь ли ты, Эя Лорелин Аурелия Нарийская, готовность соединить свою судьбу с правителем Арзарии?
Я молчу, сглатывая подступивший к горлу комок, и в образовавшейся паузе чувствую, как возмущенные взгляды присутствующих выжигают во мне гневные дыры. Отец больно сжимает ладонь - похоже, он тоже злится.
- Подтверждаю, - вскинув голову, с вызовом смотрю на того, кто через три айрона станет моим мужем и повелителем. По его лицу скользнула странная тень, и готова поклясться на Книге Судеб - кажется, он мне подмигнул. Эгла, да он издевается, он с самого начала знал, кто я такая! Наглец делает шаг навстречу, протягивая мне свою руку, и мою похолодевшую ладонь крепко сжимают его длинные пальцы. Как же хочется сбежать отсюда, но я терпеливо жду, пока он наденет на меня свой родовой перстень. Холод артефакта тяжелой гирей повисает на моей руке, и возникает такое чувство, что меня только что, словно вольную птицу, посадили в клетку.
- Теперь подаришь мне свой поцелуй, босоножка? – шепот правителя Арзарии раздается над самым ухом, щекотно шевеля волосы у виска.
Жаль, что не могу при всех врезать ему коленкой между ног. Было бы приятно посмотреть, как с его лица сползает наглая издевательская ухмылка.
- А разве вас интересует чье-то согласие? Похоже, вы привыкли брать все, что пожелаете, не спрашивая чьего-то позволения.
И все же мне удается вывести его из себя. Глаза Тайрона превращаются в узкие щелочки и, едва коснувшись моей руки губами, он едко произносит:
- Ты права, моя босоногая тэйра, очень скоро мне твое разрешение не понадобится.
- Это если через три айрона я не забуду сказать вам «да», повелитель.
А вот теперь я его разозлила. Красивое лицо исказила гримаса ярости, но лишь на миг. Через секунду правитель Арзарии взял себя в руки, и только неестественно сверкающие глаза выдавали клокотавшую в нем злость.
- Я надеюсь, через три айрона, Эя, вы подрастете и поймете, что у Нарии нет другого выхода. Брак со мной дает вашему миру защиту Альянса.
- Вы полагаете, что, кроме вас, на мне больше никто не захочет жениться?
- Что вы, тэйра, такая богатая и красивая девушка, как вы, составила бы прекрасную партию любому правителю, но боюсь, что в Альянсе больше не осталось холостых мужчин, - улыбка брюнета превращается в хищный оскал. Он понимает, что эту словесную баталию я проиграла, но, боги, как же мне хочется стереть с его самоуверенного облика эту высокомерную спесь! Я не знаю, что на меня нашло. Отец прав: женщина не должна быть такой несдержанной.
- Зато они есть вне Альянса, - мой ответ, кажется, ошеломил мужчину настолько, что он несколько секунд разглядывал меня словно диковинную зверушку.
- Оддегиры не берут в жены таких, как ты, девочка.
- Оддегиры не знают, что я последняя сумеречная, а единственное, что они ценят - это силу. Сын с даром сумеречных даст правителю оддегиры сильного наследника, неуязвимого воина – воина, которому не будет равных, - я понимаю, что несу чушь, мне не следовало читать так много книг, но остановиться уже не могу.
- Ты с ума сошла, девочка, оддегиры - чудовища. И моли Эглу, чтобы они не узнали о твоем даре, - а вот теперь в его взгляде нет и капли пренебрежения, я вижу в его глазах страх. Я довольна.
- В каждом из нас, правитель Тайрон, живет чудовище, вопрос в том, как хорошо мы умеем его скрывать и как часто позволяем ему выбираться на волю.
- Ты слишком умна, для такой юной девушки,- задумчиво произносит Тай.
О, ну надо же, теперь меня, кажется, признали равной себе?
- Не думала, что ум является недостатком. Вам следует хорошенько подумать, повелитель, составит ли ваше счастье партия с таким вопиющим изъяном.
Брови Тайрона удивленно ползут вверх, и вдруг он начинает совершенно неприлично смеяться, привлекая к нам ненужное внимание окружающих.
- Твой язык так же остёр, как и твой ум, девочка. Мне нравится, - он наклоняется так близко, что теперь его губы касаются моей пылающей румянцем щеки. – Я не откажусь от тебя, тэйра, и не надейся. Наследник с даром - не единственное, что я хочу получить от тебя. В постели мне твой ум мешать не станет.
Меня тошнит от него. Ненавижу. Спасибо, что в эту минуту к нам подошел отец. Я выдернула руку из хватких пальцев жениха и нацепила на лицо вежливую улыбку.
- Вижу, вы нашли общий язык, - отец приветливо склоняет голову перед повелителем арзаров.
- Тэйра - сама кротость, красота и невинность, - неожиданно рассыпается в комплиментах он. – Я доволен, что вы с отцом заключили этот союз столько лет назад. Брак с вашей дочерью обещает принести не только выгоду нашим мирам, но, я надеюсь, составит и мое счастье, - взгляд правителя ползет по мне, словно слизень по листку лопуха: вязкий, липкий, скользкий, хочется сбросить его с себя и передернуться от омерзения.
- Мы с твоим отцом надеялись, что так и будет, - папа дружелюбно похлопал Тайрона по плечу. - Пойдем, отметим это событие бокалом хорошего ллайра, в моих погребах есть редкие экземпляры. Некоторым из них более сорока айронов. Они еще помнят другую расстановку сил спектра Ррайд.
- С удовольствием, - любезно соглашается Тайрон, и они с отцом, к моей неимоверной радости и облегчению, уходят в зал с накрытыми для дальнейшей трапезы столами.
Мирэ, матушка, собравшиеся на торжество дамы из всех знатных родов Нарии, обступают меня плотным кольцом, воодушевленно поздравляя и выражая бурный восторг по поводу свершившегося события. Я киваю им в ответ, как кукла с качающейся головою, что вырезает из дерева наш конюх, силюсь растянуть свое лицо в улыбке, но первый раз в жизни отчаянно хочу заплакать прямо посреди этой веселящейся на моем заклании толпы.
Вечер длился бесконечно долго, мне казалось, что он никогда не закончится. Я не могла дождаться, когда же правитель Арзарии наконец уберется восвояси, и когда открыли портал для перехода, я не смогла сдержать облегченного вздоха. Тайрон словно понял это - он резко повернулся, разглядывая меня, и лицо его стало мрачнее грозовых туч в дождливый день.
- Скоро увидимся, моя драгоценная тэйра. Жду вас с ответным визитом у себя.
Опять эти глупые правила: невеста должна каждый следующий айрон приезжать к жениху, знакомиться с его семьей, традициями и устоями мира, в котором ей предстоит жить. По мне, так я бы его до свадьбы не видела! А если бы было возможно, то и вовсе за него не вышла.
- Он красивый, - мечтательно вздохнула Мирэ, провожая взглядом правителя Арзарии. – Тебе повезло, сестренка.
- Он мерзкий. И взгляд у него, как у змеи, словно целиком заглатывает. Он мерзкий и старый, Мирэ!
- Ему двадцать пять всего, глупышка. Через три айрона он будет в самом расцвете, - хихикает сестра, заливаясь ярким румянцем.
Я смотрю на Мирэ как на полоумную.
– Фу, сестренка, неужели тебе такие нравятся?
- Маленькая ты еще, Эя, ничего в мужчинах не понимаешь, - снисходительно умничает она.- Вот когда подойдет время к свадьбе, ты увидишь его совершенно другими глазами. Он красив, у него такие сильные руки, шея и грудь широченная.
- Вряд ли мне через три айрона его руки, ноги, грудь и наглая морда будут нравиться больше, чем сейчас, - скептически фыркаю я. - А самый отвратительный у него язык, и сует он его мерзко, словно ящерица.
- Вы что, целовались? – глаза у сестры удивленно ползут на лоб и становятся круглыми, как плошки.
- Это он меня целовал, сволочь, - я в сердцах вытираю губы тыльной стороной ладони, вспоминая гнусные прикосновения наглого брюнета. – Отвратительное чувство, словно слюней мне в рот напустил.
- Как я тебе завидую, значит, ты ему понравилась, - глаза Мирэ затягиваются мутной поволокой, и лицо приобретает совершенно дурацкое выражение, как у глупой куклы.
- Вот и целуйся с ним сама, раз он тебе так нравится, - злюсь я на сестру.
Мирэ хватает меня за руку и заговорщически начинает шептать:
- Знаешь, Эя, поцелуи в мужчине не главное, хотя и это тоже…Главное, каков он будет как муж… ну, ты понимаешь?
Я ничего не понимаю, слова сестры кажутся мне какой-то запутанной шарадой.
- Ты о чем? Что значит - не главное? Он же будет лезть ко мне со своими поцелуями каждый день?
- И не только, - томно, на выдохе, сообщает сестра. – Мама тебе еще не говорила, но я знаю, чем занимаются мужчина и женщина после свадьбы.
- И чем же? – можно подумать, она скажет мне что-то новое, кроме того, что мужчина будет вершить государственные дела, а женщина послушно таскаться за ним следом, заглядывая ему в рот и соглашаясь с каждым его «мудрым» решением. Скукотища.
