– Вы совершенно правы, дорогой профессор, это явление из разряда фундаментальных свойств мироздания.
Люберц и не замечал, что, идя в амбулаторный модуль по коридорам и переходам покалеченной «Сескуальты» мимо напряжённых сотрудников, здоровых или пострадавших, он рассуждал вслух. Не заметил и молодого человека, одетого в непривычную для космической базы одежду – костюм-тройку, совершенно не вязавшийся с текущим моментом своей щеголеватостью и безупречной чистотой. Профессор знал весь персонал в лицо и по имени, но этого странноватого субъекта видел впервые.
Тот стоял напротив Люберца, загораживая путь.
– Скорее всего, именно так, – машинально ответил учёный. – Простите, я очень спешу.
– Да-да, идите. Я только хотел сказать вам три вещи: во-первых, вам надо переодеться; во-вторых, Ксанф разрушил главный концентратор, а в-третьих, приходите, ну скажем, часика через пол в каюту 13-бис. Надо поговорить. И... попрошу не опаздывать, – неожиданно властно закончил незнакомец.
«Ишь ты, какой гусь. А информация ключевая: значит, попал-таки, подлец... Разрушение полностью заряженного главного концентратора в моём эксперименте высвободит... Мать родная!.. Да в точке приложения силы...» Профессиональная привычка размышлять оторвала учёного от действительности. Он замедлил шаг, забыл об амбулатории, стал что-то тихо диктовать на встроенный подчелюстной скрибер, иногда повышая голос: «С пламенным сингулярным приветом!», «сожрёт и не подавиться», «что-то другое», «хоть колдуй, хоть не колдуй...», «все данные – ёк...», «болван, есть же...» И уже громко:
– Алло, связисты! Говорит Люберц. Аудиоканал на «Сагу – 117» возможен?
– Уже да, но открытый.
– Давайте...
Как он мог забыть про переоборудованную под научные цели старенькую спейс-канонерку «Сага – 117»? Сам же доказывал прижимистому руководству необходимость многократного дублирования экспериментальных данных на разнесённых носителях, и чем дальше они будут разнесены, тем лучше. Не лишняя предосторожность, когда заглядываешь через плечо бога в его инженерный проект. Так возникла списанная «Сага». Люберц в свою очередь сумел поставить на неё не только новейшую аппаратную обвязку под информационный поток с серверов на «Сескуальте», но и выбить простенький дубль-комплект аппаратуры слежения за ходом эксперимента...
– Говорит «Сага – 117». Пилот-кабина, третья вахтенная команда, оператор Егорова.
Девичий голос звучал сосредоточенно и устало: до конца тревожной вахты, выпавшей на её долю, оставалось сорок две минуты... Уже сорок одна.
– Девочка, я профессор Людвиг Люберц. Переключи на лабораторию.
– Переключаю, – с облегчением, что вызов не вызвал лишнего напряжения служебных обязанностей, ответила оператор.
– Да, лаборатория. Агарков моя фамилия.
– А я Люберц. Петя, здравствуй!
– Ё-моё, профессор! Вы живы, и это хорошо... А ребят на «Втором» жалко... Им бы пораньше...
– Да-да, конечно... – Люберц как-то совсем забыл о людях из его группы.
– Петр, у нас на базе всё всмятку. Теперь вы...
– Понимаю. Писали ваш канал до последнего, пока концентратор не рванул. Нас тоже тряхнуло, отбросило к... далеко отбросило. Но самое интересное успели засечь, и кое-что пишем до сих пор.
– Вот-вот...
– Уже был запрос. Вежливый такой. Сейчас готовим официальные материалы.
– Ясно. Петя, мне вкратце, – Люберца затошнило от напряжения. – Была сингулярность?
– Была. Процесс развивался по экспоненте. Вы понимаете, что это означало капец нам всем, но вдруг стоп. Всё прекратилось, вернее, почти всё. Приборы на пределе чувствительности фиксируют аномальную напряжённость метрики в районе треугольника лунной поверхности. Вы понимаете, о каком треугольнике идёт речь... Как же вы их не уберегли, профессор?
Люберц поспешно отключился. Петя Агарков хороший парень, но что ему сейчас можно объяснить, доказать? Разве я кому-то вообще должен что-то доказывать?
– В сторону! В сторону!
Мимо Люберца медсестра и инет-повар в рваном белом кителе прокатили каталку. Кто-то на ней лежал под весёленькой скатертью.
Вот и амбулатория. В нос сразу ударил запах аммиака, спирта и... крови. Как и ожидалось, здесь царил упорядоченный хаос из раненых, медперсонала, инетов-санитаров, нагромождения аппаратуры. На мгновение Люберцу показалось, что всё вокруг стихло, замерло и все посмотрели на него. Нет, показалось.
Он медленно и довольно бесцеремонно протискивался сквозь шевелящуюся людскую массу, наступая на использованные шприцы, ампулы, обрывки бинтов, пустые блистеры. Поверх голов он кого-то выискивал глазами, и, не найдя, спросил у первой подвернувшейся медички:
– Любезная, а где Мария?
...Примерно через час в каюте 13-бис происходило следующее.
Молодой человек в элегантном костюме сдержано-печально говорил раздавленному Людвигу Люберцу:
– Их последний пеленг зафиксирован над Морем Мечты. Как их туда занесло – не понятно. Возможно, хотели путь срезать. Сообщение от медицинского катера принято почти сразу после взрыва концентратора. Несколько обрывочных фраз: «нестерпимый жар», «нет ориенти...» (очевидно, ориентира), «Луна течёт» (странно), «это... ство...» (не понятно), «нас...» Это всё, и больше никаких следов ни по локации, ни по каналам связи. Специалисты говорят, если катер попал под взрыв главного концентратора, а этот район спутника ровно находится в секторе проведённого эксперимента, то от жестянки… от медкатера и не должно ничего остаться. Извините, проф. Соболезную по поводу гибели вашей жены... Профессор, я вам соболезную.
Люберц смотрел сквозь... куратора, так он представился.
– Значит, Маши больше нет... Это я...
– Профессор, вам плохо? Соберитесь, есть ещё информация.
– Мне... безразлично... Маша...
Куратор хлёстко, уверенным движением дал постаревшему Люберцу пощёчину, продолжил говорить ровным тоном:
– Информация касается группы «Лунное танго». Мне не рекомендовали это делать, однако я немного сентиментален. Сообщаю, эксперимент признан удачным, предварительные итоги впечатляют, вашей группе – я гарантирую это – предстоит много интересной работы.
– Мне... безразлично... Маша...
– Перестаньте ныть! Талантливый учёный, добились потрясающих результатов, а раскисли как…
– Я знаю, чего я добился. Мне всё безразлично... – повторял и повторял бывший волевой человек. – Я устал.
– Это заметно. Поэтому срочно, немедленно, сейчас передаёте мне все дела по группе «Лунное танго» и отправляетесь на медицинское обследование в лучшую клинику вашего работодателя – Альянса «Основа». Уверен, вы, профессор Людвиг Люберц, вернётесь оттуда другим человеком.
11
В крохотную комнату без окон двое мужчин внесли на руках третьего. Сразу стало тесно, хотя из мебели имелись лишь эргономичный письменный стол в комплекте с креслом и узкая кровать, диссонирующая с обстановкой своим старинным, можно сказать, патриархальным видом. За прозрачным пластиком одной из стен виднелись стеллажи, боксы, привычные бытовые приборы.
Мужчину прямо в верхней одежде положили на вышитое красными узорами покрывало. Металлические пружины матраса недовольно заскрипели, жалуясь на свой возраст и принятый вес. Две из четырёх пухлых подушек были отброшены на стол, а две легли под голову и под колени.
Один из вошедших мужчин вернулся к двери, стал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Он с неприязнью смотрел на лежащего, как тому оказывается помощь, не мешая и не помогая другому делать это. А его спутник ослабил ворот рубашки у неподвижного мужчины, снял с того ботинки и после присел на стул у изголовья.
– Серж, я пойду. Там клиенты волнуются. Отправлю их поскорее на охоту… Как досадно, у всех на глазах… Не отказались бы от «браслетов памяти».
– Иди уже, Джонни, дай спокойно пульс сосчитать.
Джон Фаррет вдруг замялся, в нерешительности заёрзал ладонью по «ёжику» оранжевых волос – результату удачной покупки бракованной партии перугена для военизированных подразделений сил правопорядка Новой Сицилии. И понизив голос, начал мямлить:
– Знаешь, Серж, я тебе сразу не сказал… Может и не время сейчас об этом, но наклёвывается очень интересный бизнес-проект. Золотое дно... Через этого типа, ну он и язва, – Фаррет кивнул на фигуру лежащего, – мы выходим на некий институт или центр, не помню точно. Он там научная шишка... Надо бы тебе договор подписать, а я уже...
Джон увидел шевелящиеся губы Сержа, прикрытые глаза и вздутую лобную вену. Подумалось, плохо дело.
– Ну что, что опять не так?
– Джонни, мешаешь… Ага… Говоришь, дно? С этого дна никому не всплыть.
– Ты... великий оракул! – зашипел в ответ Фаррет. – Гений места! Денег на твои сумасбродства больше не дам. Их просто нет.
И поспешно вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
«Джон вспыльчивый, но отходчивый. А вот этот старик-турист...»
Замеряя пульс на синей вене, Серж снял с запястья мужчины нефритовый браслет, спокойно положил себе в карман.
– Сколько? – человек на кровати открыл глаза.
– Ещё многовато. Сто десять. Не беспокойтесь, сейчас будет снижаться.
Глаза снова закрылись, дыхание стало ровнее.
– Кто вы? Вы врач?
Невысокий плотный мужчина, лет за тридцать, с жидкой чёлкой светлых волос, с маловыразительным подбородком, ртом, носом на широкоскулом лице – весь он был какой-то неброский, ординарный – встал со стула, снял белый лабораторный халат, перебросил его через спинку кровати. Затем краем покрывала прикрыл оголённые старческие щиколотки.
– Я Сомов. Серж. Я тут… У меня много обязанностей. Врачебные тоже.
Другой – старик с землистым цветом лица, с многочисленными возрастными пигментными пятнами – сделал несколько шумных вздохов, поднял морщинистые веки.
– Понятно, док… Что со мной было?
– Давление подскочило, профессор Люберц.
– Вы меня знаете? Ах, да, понятно. В анкетке пансионатской прочитали.
Сомов пощёлкал пальцами перед глазами старика.
– Следите, пожалуйста... Хорошо... Да нет, мне незачем. Впрочем, это неважно. Я знаком с вашими работами, профессор. Несколько монографий, статей в научных изданиях... В социальных сетях мелькало ваше имя: студенты вас просто боготворят. Видел фото, даже карикатуры. Правда, на них вы выглядите лучше, чем сейчас.
– Скоро я буду выглядеть ещё хуже… А вы ещё и физик, док?
Широкое лицо Сомова от детской открытой улыбки стало ещё шире, однако он как-то неопределённо закачал головой и как-то уклончиво ответил:
– Интересно здесь. Мятный чай будете, профессор?
Позже, когда Сомов сидел на краешке стола с чашкой чая в руках, а возле лежащего Люберца на стуле стоял уже пустой прибор, разговор продолжился.
– Интересно – не точное слово, – глядя в потолок, задумчиво проговорил Люберц. – Перспективно. Очень. Эта лунная полость…
– Я называю её Горизонтом.
– Горизонтом? Удачно… Этот Горизонт, поверьте мне, дорогой док, только начало. Мы едва прикоснулись и…
– Уже есть жертвы, – жёстко прервал философский настрой профессора Сомов.
– Жертвы? Неужели? Несчастные случаи среди туристов? Марионеточная саблезубая мартышка до смерти запугала охотников? Или силиконовая секс-кукла топит командировочных отцов семейства в джакузи?
– Вижу, вам стало лучше, профессор Люберц. О вашем характере ходят легенды.
Людвиг Люберц вспылил:
– Оставьте мой характер в покое, док. И какое всем дело до моего характера? Отличительное поведение определяется жизненными обстоятельствами. Что, например вы, который видит меня впервые, можете знать о моей жизни? – Люберц замолчал, после паузы продолжил:
– Если я сам, как оказалось, не знал о ней главного… Налейте ещё чаю!
Сомов налил.
– Что-то поменялось?
Люберц уважительно взглянул на собеседника.
– Вот! Вот вопрос! Точно в десятку, док!
Профессор продолжил говорить с явной горечью в интонации:
– Я запутался в античном фразеологизме «в одну реку нельзя войти дважды». Просудите сами. С одной стороны, семь последних лет я упорно искал решение интереснейшей задачи и нашёл его, но вдруг выяснилось: эти титанические усилия напрасны – задача уже была решена. И кем же? Мною и ровно семь лет назад. За пустые годы я обязан-таки сказать кое-кому большое спасибо, и такая возможность, поверьте, представится. Достаточно будет... Да... О чём я? А-а, о фразеологизме...
Так вот... С другой стороны: в прежней жизни я имел ясную, труднодостижимую цель и всегда много работал ради этой цели. Сейчас тоже есть цель, и предстоит много больше труда. Вроде как то же самое... Но нет, что-то ещё появилось между «было» и «стало».
– Может – совесть? Иногда она вызывает гипертонический криз.
Людвиг Люберц со страхом посмотрел на Сомова и, скрипя пружинами матраца, отвернулся лицом к стене, надвинул подушку на голову. Глухо, едва различимо, произнёс:
– Они вызвались добровольно.
– Они не знали того, что уже знали вы. А вы, профессор Люберц, обрекли их на смерть.
– Наука...
– А как же Мария?
Старик подтянул к животу костлявые ноги.
– Ты – дьявол!
– Называйте, как хотите, но твёрдо знайте: повторения ЛТ – 1910 – 1\1 здесь, на Горизонте, я не допущу. И не только я.
12
«Стратегический альянс «Основа»
Головной офис по региону «Атлас – Восточный»
Первому заместителю
от
руководителя подразделения «Нейтраль»
Восходящий файл по каналу «Гонец плюс»
лично
Импульс: одиночный, без повторов
Печатная версия: центральный архив
Рапорт
По результатам операции «Сломанная линейка» докладываю:
Операция была инициирована на основании отчёта агента «Кофемашина» (приложение №1 к настоящему рапорту) после посещения объектом обратной стороны Луны;
Операция была прекращена в начальной фазе исполнения;
Технические приспособления, химико-фармацевтические препараты в ходе выполнения операции не применялись;
Выписка из протокола патологоанатомической экспертизы прилагается;
Копия документов на кремацию и захоронение прилагаются;
Конечная (приоритетная) цель операции достигнута;
Участники операции поощрены мной.
Да поможет нам Бог!
Персональный макроидентификатор
Руководителя подразделения «Нейтраль»: интегрирован
Актуальная дата: проставлена»
(Выдержка из приложения №1 к рапорту)
«… Объект, имея привычку ежедневно разглядывать означенный снимок, на его обратной стороне произвёл редактирование текста, а именно, вставил ручным способом несоразмерно увеличенную букву «Х» в разрыв словосочетания «ухо луны». Привожу часть отредактированного текста:
…Наша встреча, поверь, как подарок судьбы,
Жизни дней карусель, словно “ухо Х луны”…»
13
– А у вас здесь чистенько!
Всю необычность Горизонта Лукаш Раховски ощутил, как только здание пансионата скрылось из вида и осталось где-то за спиной. Или справа. Нет, слева. А может оно, если продолжать лететь на скутере, появиться спереди? Возможно, ибо любые выбранные направления равнозначны, одинаково свободны от каких-либо ориентиров, зацепок для глаз. Идеальная гладь равнины, казалось, вела в бесконечность, а может и дальше.
На белёсом небе ни облачка, ни тучки, ни радуги, ни полярных всполохов, ни утренней звезды, ни вечерней зари. Ничего. Просто рассеянный, совсем не солнечный, свет мощного и очень далёкого источника, не дающего тени.
И холод, который ощущался даже сквозь обогреваемые комбинезоны.
– Я бы сравнил здешний ландшафт с армейской тумбочкой: чисто и пусто. Но впечатляет, а, Джон?
Люберц и не замечал, что, идя в амбулаторный модуль по коридорам и переходам покалеченной «Сескуальты» мимо напряжённых сотрудников, здоровых или пострадавших, он рассуждал вслух. Не заметил и молодого человека, одетого в непривычную для космической базы одежду – костюм-тройку, совершенно не вязавшийся с текущим моментом своей щеголеватостью и безупречной чистотой. Профессор знал весь персонал в лицо и по имени, но этого странноватого субъекта видел впервые.
Тот стоял напротив Люберца, загораживая путь.
– Скорее всего, именно так, – машинально ответил учёный. – Простите, я очень спешу.
– Да-да, идите. Я только хотел сказать вам три вещи: во-первых, вам надо переодеться; во-вторых, Ксанф разрушил главный концентратор, а в-третьих, приходите, ну скажем, часика через пол в каюту 13-бис. Надо поговорить. И... попрошу не опаздывать, – неожиданно властно закончил незнакомец.
«Ишь ты, какой гусь. А информация ключевая: значит, попал-таки, подлец... Разрушение полностью заряженного главного концентратора в моём эксперименте высвободит... Мать родная!.. Да в точке приложения силы...» Профессиональная привычка размышлять оторвала учёного от действительности. Он замедлил шаг, забыл об амбулатории, стал что-то тихо диктовать на встроенный подчелюстной скрибер, иногда повышая голос: «С пламенным сингулярным приветом!», «сожрёт и не подавиться», «что-то другое», «хоть колдуй, хоть не колдуй...», «все данные – ёк...», «болван, есть же...» И уже громко:
– Алло, связисты! Говорит Люберц. Аудиоканал на «Сагу – 117» возможен?
– Уже да, но открытый.
– Давайте...
Как он мог забыть про переоборудованную под научные цели старенькую спейс-канонерку «Сага – 117»? Сам же доказывал прижимистому руководству необходимость многократного дублирования экспериментальных данных на разнесённых носителях, и чем дальше они будут разнесены, тем лучше. Не лишняя предосторожность, когда заглядываешь через плечо бога в его инженерный проект. Так возникла списанная «Сага». Люберц в свою очередь сумел поставить на неё не только новейшую аппаратную обвязку под информационный поток с серверов на «Сескуальте», но и выбить простенький дубль-комплект аппаратуры слежения за ходом эксперимента...
– Говорит «Сага – 117». Пилот-кабина, третья вахтенная команда, оператор Егорова.
Девичий голос звучал сосредоточенно и устало: до конца тревожной вахты, выпавшей на её долю, оставалось сорок две минуты... Уже сорок одна.
– Девочка, я профессор Людвиг Люберц. Переключи на лабораторию.
– Переключаю, – с облегчением, что вызов не вызвал лишнего напряжения служебных обязанностей, ответила оператор.
– Да, лаборатория. Агарков моя фамилия.
– А я Люберц. Петя, здравствуй!
– Ё-моё, профессор! Вы живы, и это хорошо... А ребят на «Втором» жалко... Им бы пораньше...
– Да-да, конечно... – Люберц как-то совсем забыл о людях из его группы.
– Петр, у нас на базе всё всмятку. Теперь вы...
– Понимаю. Писали ваш канал до последнего, пока концентратор не рванул. Нас тоже тряхнуло, отбросило к... далеко отбросило. Но самое интересное успели засечь, и кое-что пишем до сих пор.
– Вот-вот...
– Уже был запрос. Вежливый такой. Сейчас готовим официальные материалы.
– Ясно. Петя, мне вкратце, – Люберца затошнило от напряжения. – Была сингулярность?
– Была. Процесс развивался по экспоненте. Вы понимаете, что это означало капец нам всем, но вдруг стоп. Всё прекратилось, вернее, почти всё. Приборы на пределе чувствительности фиксируют аномальную напряжённость метрики в районе треугольника лунной поверхности. Вы понимаете, о каком треугольнике идёт речь... Как же вы их не уберегли, профессор?
Люберц поспешно отключился. Петя Агарков хороший парень, но что ему сейчас можно объяснить, доказать? Разве я кому-то вообще должен что-то доказывать?
– В сторону! В сторону!
Мимо Люберца медсестра и инет-повар в рваном белом кителе прокатили каталку. Кто-то на ней лежал под весёленькой скатертью.
Вот и амбулатория. В нос сразу ударил запах аммиака, спирта и... крови. Как и ожидалось, здесь царил упорядоченный хаос из раненых, медперсонала, инетов-санитаров, нагромождения аппаратуры. На мгновение Люберцу показалось, что всё вокруг стихло, замерло и все посмотрели на него. Нет, показалось.
Он медленно и довольно бесцеремонно протискивался сквозь шевелящуюся людскую массу, наступая на использованные шприцы, ампулы, обрывки бинтов, пустые блистеры. Поверх голов он кого-то выискивал глазами, и, не найдя, спросил у первой подвернувшейся медички:
– Любезная, а где Мария?
...Примерно через час в каюте 13-бис происходило следующее.
Молодой человек в элегантном костюме сдержано-печально говорил раздавленному Людвигу Люберцу:
– Их последний пеленг зафиксирован над Морем Мечты. Как их туда занесло – не понятно. Возможно, хотели путь срезать. Сообщение от медицинского катера принято почти сразу после взрыва концентратора. Несколько обрывочных фраз: «нестерпимый жар», «нет ориенти...» (очевидно, ориентира), «Луна течёт» (странно), «это... ство...» (не понятно), «нас...» Это всё, и больше никаких следов ни по локации, ни по каналам связи. Специалисты говорят, если катер попал под взрыв главного концентратора, а этот район спутника ровно находится в секторе проведённого эксперимента, то от жестянки… от медкатера и не должно ничего остаться. Извините, проф. Соболезную по поводу гибели вашей жены... Профессор, я вам соболезную.
Люберц смотрел сквозь... куратора, так он представился.
– Значит, Маши больше нет... Это я...
– Профессор, вам плохо? Соберитесь, есть ещё информация.
– Мне... безразлично... Маша...
Куратор хлёстко, уверенным движением дал постаревшему Люберцу пощёчину, продолжил говорить ровным тоном:
– Информация касается группы «Лунное танго». Мне не рекомендовали это делать, однако я немного сентиментален. Сообщаю, эксперимент признан удачным, предварительные итоги впечатляют, вашей группе – я гарантирую это – предстоит много интересной работы.
– Мне... безразлично... Маша...
– Перестаньте ныть! Талантливый учёный, добились потрясающих результатов, а раскисли как…
– Я знаю, чего я добился. Мне всё безразлично... – повторял и повторял бывший волевой человек. – Я устал.
– Это заметно. Поэтому срочно, немедленно, сейчас передаёте мне все дела по группе «Лунное танго» и отправляетесь на медицинское обследование в лучшую клинику вашего работодателя – Альянса «Основа». Уверен, вы, профессор Людвиг Люберц, вернётесь оттуда другим человеком.
11
В крохотную комнату без окон двое мужчин внесли на руках третьего. Сразу стало тесно, хотя из мебели имелись лишь эргономичный письменный стол в комплекте с креслом и узкая кровать, диссонирующая с обстановкой своим старинным, можно сказать, патриархальным видом. За прозрачным пластиком одной из стен виднелись стеллажи, боксы, привычные бытовые приборы.
Мужчину прямо в верхней одежде положили на вышитое красными узорами покрывало. Металлические пружины матраса недовольно заскрипели, жалуясь на свой возраст и принятый вес. Две из четырёх пухлых подушек были отброшены на стол, а две легли под голову и под колени.
Один из вошедших мужчин вернулся к двери, стал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Он с неприязнью смотрел на лежащего, как тому оказывается помощь, не мешая и не помогая другому делать это. А его спутник ослабил ворот рубашки у неподвижного мужчины, снял с того ботинки и после присел на стул у изголовья.
– Серж, я пойду. Там клиенты волнуются. Отправлю их поскорее на охоту… Как досадно, у всех на глазах… Не отказались бы от «браслетов памяти».
– Иди уже, Джонни, дай спокойно пульс сосчитать.
Джон Фаррет вдруг замялся, в нерешительности заёрзал ладонью по «ёжику» оранжевых волос – результату удачной покупки бракованной партии перугена для военизированных подразделений сил правопорядка Новой Сицилии. И понизив голос, начал мямлить:
– Знаешь, Серж, я тебе сразу не сказал… Может и не время сейчас об этом, но наклёвывается очень интересный бизнес-проект. Золотое дно... Через этого типа, ну он и язва, – Фаррет кивнул на фигуру лежащего, – мы выходим на некий институт или центр, не помню точно. Он там научная шишка... Надо бы тебе договор подписать, а я уже...
Джон увидел шевелящиеся губы Сержа, прикрытые глаза и вздутую лобную вену. Подумалось, плохо дело.
– Ну что, что опять не так?
– Джонни, мешаешь… Ага… Говоришь, дно? С этого дна никому не всплыть.
– Ты... великий оракул! – зашипел в ответ Фаррет. – Гений места! Денег на твои сумасбродства больше не дам. Их просто нет.
И поспешно вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
«Джон вспыльчивый, но отходчивый. А вот этот старик-турист...»
Замеряя пульс на синей вене, Серж снял с запястья мужчины нефритовый браслет, спокойно положил себе в карман.
– Сколько? – человек на кровати открыл глаза.
– Ещё многовато. Сто десять. Не беспокойтесь, сейчас будет снижаться.
Глаза снова закрылись, дыхание стало ровнее.
– Кто вы? Вы врач?
Невысокий плотный мужчина, лет за тридцать, с жидкой чёлкой светлых волос, с маловыразительным подбородком, ртом, носом на широкоскулом лице – весь он был какой-то неброский, ординарный – встал со стула, снял белый лабораторный халат, перебросил его через спинку кровати. Затем краем покрывала прикрыл оголённые старческие щиколотки.
– Я Сомов. Серж. Я тут… У меня много обязанностей. Врачебные тоже.
Другой – старик с землистым цветом лица, с многочисленными возрастными пигментными пятнами – сделал несколько шумных вздохов, поднял морщинистые веки.
– Понятно, док… Что со мной было?
– Давление подскочило, профессор Люберц.
– Вы меня знаете? Ах, да, понятно. В анкетке пансионатской прочитали.
Сомов пощёлкал пальцами перед глазами старика.
– Следите, пожалуйста... Хорошо... Да нет, мне незачем. Впрочем, это неважно. Я знаком с вашими работами, профессор. Несколько монографий, статей в научных изданиях... В социальных сетях мелькало ваше имя: студенты вас просто боготворят. Видел фото, даже карикатуры. Правда, на них вы выглядите лучше, чем сейчас.
– Скоро я буду выглядеть ещё хуже… А вы ещё и физик, док?
Широкое лицо Сомова от детской открытой улыбки стало ещё шире, однако он как-то неопределённо закачал головой и как-то уклончиво ответил:
– Интересно здесь. Мятный чай будете, профессор?
Позже, когда Сомов сидел на краешке стола с чашкой чая в руках, а возле лежащего Люберца на стуле стоял уже пустой прибор, разговор продолжился.
– Интересно – не точное слово, – глядя в потолок, задумчиво проговорил Люберц. – Перспективно. Очень. Эта лунная полость…
– Я называю её Горизонтом.
– Горизонтом? Удачно… Этот Горизонт, поверьте мне, дорогой док, только начало. Мы едва прикоснулись и…
– Уже есть жертвы, – жёстко прервал философский настрой профессора Сомов.
– Жертвы? Неужели? Несчастные случаи среди туристов? Марионеточная саблезубая мартышка до смерти запугала охотников? Или силиконовая секс-кукла топит командировочных отцов семейства в джакузи?
– Вижу, вам стало лучше, профессор Люберц. О вашем характере ходят легенды.
Людвиг Люберц вспылил:
– Оставьте мой характер в покое, док. И какое всем дело до моего характера? Отличительное поведение определяется жизненными обстоятельствами. Что, например вы, который видит меня впервые, можете знать о моей жизни? – Люберц замолчал, после паузы продолжил:
– Если я сам, как оказалось, не знал о ней главного… Налейте ещё чаю!
Сомов налил.
– Что-то поменялось?
Люберц уважительно взглянул на собеседника.
– Вот! Вот вопрос! Точно в десятку, док!
Профессор продолжил говорить с явной горечью в интонации:
– Я запутался в античном фразеологизме «в одну реку нельзя войти дважды». Просудите сами. С одной стороны, семь последних лет я упорно искал решение интереснейшей задачи и нашёл его, но вдруг выяснилось: эти титанические усилия напрасны – задача уже была решена. И кем же? Мною и ровно семь лет назад. За пустые годы я обязан-таки сказать кое-кому большое спасибо, и такая возможность, поверьте, представится. Достаточно будет... Да... О чём я? А-а, о фразеологизме...
Так вот... С другой стороны: в прежней жизни я имел ясную, труднодостижимую цель и всегда много работал ради этой цели. Сейчас тоже есть цель, и предстоит много больше труда. Вроде как то же самое... Но нет, что-то ещё появилось между «было» и «стало».
– Может – совесть? Иногда она вызывает гипертонический криз.
Людвиг Люберц со страхом посмотрел на Сомова и, скрипя пружинами матраца, отвернулся лицом к стене, надвинул подушку на голову. Глухо, едва различимо, произнёс:
– Они вызвались добровольно.
– Они не знали того, что уже знали вы. А вы, профессор Люберц, обрекли их на смерть.
– Наука...
– А как же Мария?
Старик подтянул к животу костлявые ноги.
– Ты – дьявол!
– Называйте, как хотите, но твёрдо знайте: повторения ЛТ – 1910 – 1\1 здесь, на Горизонте, я не допущу. И не только я.
12
«Стратегический альянс «Основа»
Головной офис по региону «Атлас – Восточный»
Первому заместителю
от
руководителя подразделения «Нейтраль»
Восходящий файл по каналу «Гонец плюс»
лично
Импульс: одиночный, без повторов
Печатная версия: центральный архив
Рапорт
По результатам операции «Сломанная линейка» докладываю:
Операция была инициирована на основании отчёта агента «Кофемашина» (приложение №1 к настоящему рапорту) после посещения объектом обратной стороны Луны;
Операция была прекращена в начальной фазе исполнения;
Технические приспособления, химико-фармацевтические препараты в ходе выполнения операции не применялись;
Выписка из протокола патологоанатомической экспертизы прилагается;
Копия документов на кремацию и захоронение прилагаются;
Конечная (приоритетная) цель операции достигнута;
Участники операции поощрены мной.
Да поможет нам Бог!
Персональный макроидентификатор
Руководителя подразделения «Нейтраль»: интегрирован
Актуальная дата: проставлена»
(Выдержка из приложения №1 к рапорту)
«… Объект, имея привычку ежедневно разглядывать означенный снимок, на его обратной стороне произвёл редактирование текста, а именно, вставил ручным способом несоразмерно увеличенную букву «Х» в разрыв словосочетания «ухо луны». Привожу часть отредактированного текста:
…Наша встреча, поверь, как подарок судьбы,
Жизни дней карусель, словно “ухо Х луны”…»
13
– А у вас здесь чистенько!
Всю необычность Горизонта Лукаш Раховски ощутил, как только здание пансионата скрылось из вида и осталось где-то за спиной. Или справа. Нет, слева. А может оно, если продолжать лететь на скутере, появиться спереди? Возможно, ибо любые выбранные направления равнозначны, одинаково свободны от каких-либо ориентиров, зацепок для глаз. Идеальная гладь равнины, казалось, вела в бесконечность, а может и дальше.
На белёсом небе ни облачка, ни тучки, ни радуги, ни полярных всполохов, ни утренней звезды, ни вечерней зари. Ничего. Просто рассеянный, совсем не солнечный, свет мощного и очень далёкого источника, не дающего тени.
И холод, который ощущался даже сквозь обогреваемые комбинезоны.
– Я бы сравнил здешний ландшафт с армейской тумбочкой: чисто и пусто. Но впечатляет, а, Джон?
