По сути женщина несла ответственность за обучение молодых гениев и их распределение по всей Веронии, в то время как мужчина являлся непосредственным главой гильдии и главным руководителем Корпуса по добычи природных ресурсов. Потерять Гурира означало лишиться не только крыльев, как в прямом, так и в переносном смысле, но и скатиться по развитию и образованию лет так на пятьдесят назад.
– Но зачем захватывать корпус? – С сомнением задался вопросом Дарий. – Это намного труднее, чем взять под контроль Исследовательский Центр, да и что толку? Не спорю, что потеря семьи Гурира повлечет за собой последствия, но… в нашей стране множество талантливых людей, кто смог бы взять под контроль гильдию ученых.
– Да. – Не меняясь в лице, с холодом отозвался князь. – Если от этой самой гильдии что-то останется.
В отличие от остальных государственных объединений, ученые закрепились в Зоре, сделав из него научную столицу. Они ежегодно отправляли на работу обученных инженеров, проектировщиков, геологов и других специалистов по всем городам и деревням Веронии. А самые одаренные выпускники становились летателями, которые могли парить в небесах подобно птицам. Им доставалась ведущая роль в гильдии, ибо, обучившись естественным наукам, они познавали ремесло дипломатии, становясь послами. Надобность в долгой переписке и томительном ожидании ответов отпадала, когда каждый дом мог отправлять «по небу» своих крылатых представителей.
– Ваша Милость, – за долгое время решилась нарушить молчание Энрайха, поймав на себе взгляд князя. – Вы сказали, что Акация Гурира была… подпалена. Правильно ли я понимаю свое присутствие при этом разговоре?
– Думаю, поняла. – Тем же безразличным голосом отозвался мужчина. – В письме сообщалось, что она серьезно ранена и ей требуется помощь.
– Но разве в Зоре нет целителей?..
– Ее затронул Ignis.
В одно мгновение на Энрайху опустилась тяжелая туча ответственности. Вот так в один миг можно подписать себе приговор. Последствия одного из камней можно устранить только другим, но, к слову, Aeris являлся последним элементом, с которым стоило скрещивать Ignis. Но отсутствие Aqua и Terra не оставляли иного выбора.
Больше вопросов не осталось, девушка попросту потеряла дар речи, едва подумав о том, что ее ожидает. Она не хотела покидать город; по сути, ей ни разу за последние два года не удалось выйти за пределы крепости дальше близлежащей деревни. После мятежа со стороны графини Энрайха опасалась столкнуться с опасностями мира, с людьми из развалившегося подобно старым руинам дома Сохо. Сердце забилось быстрее, от волнения во рту образовалась сухость, но своей растерянности девушка не показала.
– В общем итоге, – сложив руки в замок, князь обратился к Дарию. Раз молодая целительница поняла намек, то не стоило оттягивать последнее слово. – Ты раньше возглавлял один из отрядов моей стражи, так что проблем набрать новый из полевых воинов у тебя не составит. Ты знаешь, как это делать, не мне тебя учить. Я подготовлю приказ, отправишься с ним сразу же в штаб гильдии воинов. Возьмешь тридцать человек, этого хватит – в Зоре также есть люди. От вас требуется отбить Корпус и освободить Аида Гурира. Завтра на рассвете выдвигаетесь. Энрайха, – обернувшись к девушке, князь приковал к себе все ее внимание. – Это касается и тебя: подготовь все необходимое сегодня. Я уже отправил посыльного передать приказ главе врачевателей о твоем временном освобождении. Как только прибудете в Зор, отправьте ворона. – Поднявшись с места, Владислав тем самым сообщил, что разговор окончен.
Энрайха обменялась с Дарием беспокойным взглядом, одновременно поклонившись в прощальном жесте.
Зор. Гильдия ученых. Гурира. Неужели она собственными глазами увидит те чудеса, о которых спорили местные жители?
Но прежде чем сделать шаг навстречу новому заданию, девушка вынужденно остановилась, как только услышала слова князя:
– Задержись, Энрайха. У меня к тебе есть разговор.
Соленый бриз бился о стены замка, принося с залива колючий холод и пухлые белые облака. К вечеру погода могла испортиться и пойти дождь вперемешку с мокрым снегом, но Энрайха надеялась, что эта беда обойдет их стороной. Не хотелось добираться до Зора по дорогам, утопающим в грязи и осколках льда.
Энрайха скромной тенью следовала за князем по открытой террасе, выложенной отполированным камнем. По правую руку невысокий каменный спуск тянулся к водам залива. На скользкие пики валунов, выглядывающие из воды, приземлялись белокрылые чайки, чьи песни разносил ветер. Энрайхе стало неуютно, ведь, если закрыть глаза и представить, что она находилась в полном одиночестве, то могла поверить в это. С тех пор как они покинули тронный зал, Владислав не проронил ни слова; для человека занятого, он выглядел абсолютно спокойным, позволив себе минуты безмятежной прогулки. Его лицо расслабилось, хмурый взгляд, которым он встречал подданных, исчез.
– Ваша Милость, – пряча руки от мороза под мягким мехом, Энрайха надеялась скрыть и дрожь, сковавшую ее от волнения. – Зачем вы отправляете меня в Зор?
– Мне казалось, что я все успел рассказать. – С довольной ухмылкой отозвался князь, вынудив собеседницу опустить хмурый взгляд. – Прости, что так получилось, но другого выхода нет. Из целителей ты единственная, кого я могу оторвать от работы, к тому же хранителей Aeris среди вас не так много.
– Но вы же понимаете, что княжну Василину нельзя оставлять без присмотра? – Встрепенулась Энрайха, почувствовав, как в ней просыпается врач. – Другой целитель не владеет всей ситуацией. Почему бы не отправить в Зор другого специалиста?
– Ты думаешь, что знаешь лучше меня, как поступать?
– Я?.. что?.. – Ощутив себя загнанной мышкой, девушка от испуга остановилась и пыталась подобрать правильные слова. – Нет, Ваша Милость, конечно же, нет!
В ответ мужчин негромко засмеялся, найдя растерянность собеседницы забавной и даже милой. От этого Энрайхе стало еще хуже; злости она не испытывала, но ощутила себя уязвленной.
– Успокойся, дорогая. Когда мы одни, то можешь не подбирать слова с такой дотошностью.
Если бы совесть позволила, девушка обидчиво нахмурилась бы и покачала головой, но веселый настрой мужчины ничуть ее не обрадовал.
– Я просто боюсь. – Призналась она, решив сыграть на честности. – Корпус захвачен, а Исследовательский Центр находится в нескольких километрах. Я же остолбенею от ужаса, если кто-то на меня с мечом понесется.
– Не остолбенеешь. Я знаю.
– Откуда?
– Потому что Ростислава не знала.
Если бы они не остановились у каменных перил террасы, Энрайха нашла бы в себе силы, чтобы сделать это единолично. Упоминание о графине хлестнуло ее по ногам, отчего задрожали коленки. Облокотившись рукой о холодный камень, девушка обратила лицо навстречу соленым брызгам и леденящему душу ветру.
– Я верю в твою искренность и преданность. – Последовав примеру целительницы, князь бросил взгляд на далекие черные просторы неспокойного залива. – Но ты прекрасно понимаешь, что не все люди того же мнения. Члены совета меня окрестили едва ли не сошедшим с ума, когда я сделал семью Сохо одной из домов совета. Я до сих пор разрываюсь от сомнений, стоило ли это делать, ведь во главе стояла женщина…
Тон голоса Владислава вынудил девушку поежиться, пусть она и признавала правильность патриархата, но что-то в ней возмутилось подобным речам. Как и представительницы слабого пола, целительница противилась тому, как о них отзывались мужчины, считая их недостойными власти и лишенным ума скотом. Грубо, но отображает общую картину. И сколько шума поднялось, когда князь позволил вступить в совет дому Сохо, когда его единственным и полноправным главой стала Ростислава. Бароны и графы едва ли не плевались от злости, да и сам князь явно жалел о том, что позволил себе подобную оплошность. Пусть права голоса графиню и лишили, оставив ей только звание Одной из Девяти, считаться с ней все же приходилось. Удивительно, но к своим сорока годам женщина развила семью от малоизвестного рода до одного из богатейших в Веронии. Ее земли простирались вдоль западного берега государства, откуда задували теплые ветра, что благоприятно влияло на развитие сельского хозяйства.
С юношеских лет собирая вокруг себя беспризорников, она за счет денег своей семьи отправляла их обучаться в гильдии. Отец ее умер рано, а двое старших братьев погибли на войне, поэтому с шестнадцати лет Ростислава могла единолично распоряжаться наследством. Все поголовно советовали ей выйти замуж, чтобы спрятаться от невзгод внешнего мира и не натворить глупостей. Однако она продолжала свое дело. Люди смеялись над молодой графиней, но улыбки их увяли, когда труд начал приносить плоды. Из гильдий к ней возвращались умелые мастера, которые помогли ей сделать из дома Сохо настоящую машину. Долгое время никто не мог понять, почему у Ростиславы имелись одни из лучших кадров в стране. Многие пытались переманить их на свою сторону – не выходило. И разгадка тому проста. Все дело в преданности.
Будучи такой же сиротой, которую с младенческих лет воспитывала графиня, Энрайха усвоила один урок, который всем своим детям преподнесла женщина – за все необходимо платить. Она дала им пищу и дом, из безграмотных попрошаек сделала искусными инженерами и воинами. Она подарила им полноценную жизнь, вложила в их бездарные головы понятия преданности и равноценного обмена. Никто не сбегал и не предавал ее, поскольку осознавал, что без поддержки дома Сохо он опять станет грязью у обочины с протянутой рукой для пары монет.
Ростислава создала свою империю, боевую машину, способную противостоять голоду и натиску неприятелей. От нее исходила угроза. И, несмотря на то, что у опасности было женское лицо, Владислав не спешил расслабляться. Вместо того чтобы игнорировать этого зверя, он приручил его.
– И Сохо показали себя. – Тем временем заключил Владислав. – И даже после смерти Ростиславе удалось меня обдурить…
Перед глазами Энрайхи пронеслись моменты той ночи: блеск пламени, липкие от крови руки, сияние Aeris.
– Я понятия не имею, почему они так поступили. – Отозвалась девушка тихим голосом. – Илай меня просто привел туда, а потом я увидела и графиню, которая…
– Да, тот мальчишка. – Нетерпеливо прервал собеседницу князь, сжав кулаки не то от холода, не то от злости. – Сколько раз я говорил Ростиславе, чтобы она отучила его от того дерзкого взгляда… Никакого уважения, дворняге никогда не стать благородным псом.
– Илай, конечно, не всегда был послушным и доверчивым, но он был дисциплинированным и преданным, прекрасным воином.
Мимолетный порыв раздражения вынудил Энрайху дерзко блеснуть взглядом, о чем она пожалела в тот момент, когда заметила холодную злость в глазах князя. Сердце болезненно сжалось от испуга, от лица отхлынула кровь, придав коже бледный оттенок. Втянув шею в плечи, девушка отвернулась, принявшись рассматривать, как непокорные волны разбивались об острые скалы.
От грубого ветра начали мерзнуть уши и щеки. В молчании прислушиваясь к шепоту залива, целительница отсчитывала секунды, смиренно ожидая продолжения разговора. Она боялась заговорить первой, понимая, что может навлечь на себе еще большее неодобрение Владислава.
– Я знаю, что тебе нелегко вспоминать о нем, – наконец заговорил мужчина, с усилием произнося каждое слово. – Он был не просто личным телохранителем Ростиславы, но и твоим другом, вы росли вместе.
– Да, Ваша Милость.
– И ты скучаешь по нему?
У Энрайхи имелось два выхода: сказать правду или соврать. Каждый раз, когда речь заходила об Илае, в ее душе все переворачивалось с ног на голову. С этим человеком были связаны самые приятные воспоминания; несмотря на сложный характер, она любила его всем сердцем и души в нем не чаяла. Сколько себя помнила, он всегда находился рядом, став для нее другом, наставником, старшим братом, объектом восхищения и подражания. Когда она была подростком, весь мир крутился вокруг него. Энрайха доверяла ему и Ростиславе, поэтому беспрекословно последовала за ними в ту ночь, не подозревая, чем все обернется. Едва заслышав звуки приближающейся стражи, графиня передала украденный осколок Aeris Илаю и велела ему уходить, пока Энрайха в забвении смотрела на двух убитых стражей, охранявших божественный камень Aeris.
– Нет, Ваша Милость, не скучаю.
Всем своим естеством она ощущала напряжение, исходящее от Владислава. Он буквально сдавливал ее желанием услышать необходимый для него ответ. Каким бы добрым и вежливым князь не показывал себя рядом с молодой целительницей, он знал, что она боялась его и не могла набраться храбрости посмотреть в глаза. В какой-то степени ему нравилось ощущать себя доминантом. Он приручил маленькую зверюшку Ростиславы, забавную и милую, от которой даже была польза. Ее можно погладить и похвалить, но едва она попробует оскалиться, он не забудет напомнить, кто теперь ее хозяин.
– Надеюсь, Энрайха, надеюсь. В особенности на то, что ты действительно не подозревала о мятеже дома Сохо. – Уронив последний камень на чашу весов, чтобы у собеседницы отпало малейшее желание взбунтоваться, мужчина отстранился от каменных перил. Потянув спину, он внезапно улыбнулся. – Что ж, думаю, еще немного, и мы окончательно замерзнем. Остаток дня посвяти незавершенным делам, а затем собирайся в дорогу. Я надеюсь на тебя, Энрайха.
– Да, Ваша Милость… – Безвольно согласилась девушка, с горечью ненавидя себя за недостаток сил сказать правду. И не столько мужчине, сколько самой себе.
Но отправление в Зор не отменяло рабочий день. Несмотря на позволение князя и письменный приказ о временном освобождении Энрайхи от своих обязанностей, глава гильдии недоверчиво потрепал в руках донесение. Он не отпустил девушку готовиться в дорогу, лишь только позволил ей отложить работу в городском лазарете для бедняков. Целительница никогда не брезгала обязанностями, но, признаться, от общественных пунктов первой помощи у нее порой кружилась голова. После атмосферы тепла и уюта в домах людей, способных оплатить лечение, городские центры нагоняли уныние.
Князь не раз пытался запретить главе гильдии целителей посылать Энрайху в подобные места, ведь она лечила его дочь, а, значит, могла принести какую-нибудь болезнь в ее покои. Но без должной подготовки и опыта, который приобретался в основном в подобных местах, светловолосой девушке не стать квалифицированным врачевателем. Этот довод подействовал на Владислава, а укрепить его уверенность помогли слова о том, что бедняков не жалко пустить под неумелую руку учеников.
На подобном принципе и строилась иерархия всех гильдий. Государство выделяло скромный бюджет на обслуживание городских общественных госпиталей, чтобы у начинающих целителей имелось место для практики. Энрайху такая стратегия угнетала, будучи ребенком из бедной семьи, она каждый раз сравнивала себя со своими пациентами, обрабатывая им раны, прописывая рецепты. Сначала она пыталась идти на контакт, и диалоги с чумазыми ребятишками и даже дурно пахнущими стариками ей не редко приносили радость. Но чем старше она становилась, тем чувствительнее воспринимала окружающую реальность. Погружаясь в истории, которые рассказывали пациенты, она сочувствовала и проникалась жалостью, что постепенно разъедало ее изнутри.
– Но зачем захватывать корпус? – С сомнением задался вопросом Дарий. – Это намного труднее, чем взять под контроль Исследовательский Центр, да и что толку? Не спорю, что потеря семьи Гурира повлечет за собой последствия, но… в нашей стране множество талантливых людей, кто смог бы взять под контроль гильдию ученых.
– Да. – Не меняясь в лице, с холодом отозвался князь. – Если от этой самой гильдии что-то останется.
В отличие от остальных государственных объединений, ученые закрепились в Зоре, сделав из него научную столицу. Они ежегодно отправляли на работу обученных инженеров, проектировщиков, геологов и других специалистов по всем городам и деревням Веронии. А самые одаренные выпускники становились летателями, которые могли парить в небесах подобно птицам. Им доставалась ведущая роль в гильдии, ибо, обучившись естественным наукам, они познавали ремесло дипломатии, становясь послами. Надобность в долгой переписке и томительном ожидании ответов отпадала, когда каждый дом мог отправлять «по небу» своих крылатых представителей.
– Ваша Милость, – за долгое время решилась нарушить молчание Энрайха, поймав на себе взгляд князя. – Вы сказали, что Акация Гурира была… подпалена. Правильно ли я понимаю свое присутствие при этом разговоре?
– Думаю, поняла. – Тем же безразличным голосом отозвался мужчина. – В письме сообщалось, что она серьезно ранена и ей требуется помощь.
– Но разве в Зоре нет целителей?..
– Ее затронул Ignis.
В одно мгновение на Энрайху опустилась тяжелая туча ответственности. Вот так в один миг можно подписать себе приговор. Последствия одного из камней можно устранить только другим, но, к слову, Aeris являлся последним элементом, с которым стоило скрещивать Ignis. Но отсутствие Aqua и Terra не оставляли иного выбора.
Больше вопросов не осталось, девушка попросту потеряла дар речи, едва подумав о том, что ее ожидает. Она не хотела покидать город; по сути, ей ни разу за последние два года не удалось выйти за пределы крепости дальше близлежащей деревни. После мятежа со стороны графини Энрайха опасалась столкнуться с опасностями мира, с людьми из развалившегося подобно старым руинам дома Сохо. Сердце забилось быстрее, от волнения во рту образовалась сухость, но своей растерянности девушка не показала.
– В общем итоге, – сложив руки в замок, князь обратился к Дарию. Раз молодая целительница поняла намек, то не стоило оттягивать последнее слово. – Ты раньше возглавлял один из отрядов моей стражи, так что проблем набрать новый из полевых воинов у тебя не составит. Ты знаешь, как это делать, не мне тебя учить. Я подготовлю приказ, отправишься с ним сразу же в штаб гильдии воинов. Возьмешь тридцать человек, этого хватит – в Зоре также есть люди. От вас требуется отбить Корпус и освободить Аида Гурира. Завтра на рассвете выдвигаетесь. Энрайха, – обернувшись к девушке, князь приковал к себе все ее внимание. – Это касается и тебя: подготовь все необходимое сегодня. Я уже отправил посыльного передать приказ главе врачевателей о твоем временном освобождении. Как только прибудете в Зор, отправьте ворона. – Поднявшись с места, Владислав тем самым сообщил, что разговор окончен.
Энрайха обменялась с Дарием беспокойным взглядом, одновременно поклонившись в прощальном жесте.
Зор. Гильдия ученых. Гурира. Неужели она собственными глазами увидит те чудеса, о которых спорили местные жители?
Но прежде чем сделать шаг навстречу новому заданию, девушка вынужденно остановилась, как только услышала слова князя:
– Задержись, Энрайха. У меня к тебе есть разговор.
***
Соленый бриз бился о стены замка, принося с залива колючий холод и пухлые белые облака. К вечеру погода могла испортиться и пойти дождь вперемешку с мокрым снегом, но Энрайха надеялась, что эта беда обойдет их стороной. Не хотелось добираться до Зора по дорогам, утопающим в грязи и осколках льда.
Энрайха скромной тенью следовала за князем по открытой террасе, выложенной отполированным камнем. По правую руку невысокий каменный спуск тянулся к водам залива. На скользкие пики валунов, выглядывающие из воды, приземлялись белокрылые чайки, чьи песни разносил ветер. Энрайхе стало неуютно, ведь, если закрыть глаза и представить, что она находилась в полном одиночестве, то могла поверить в это. С тех пор как они покинули тронный зал, Владислав не проронил ни слова; для человека занятого, он выглядел абсолютно спокойным, позволив себе минуты безмятежной прогулки. Его лицо расслабилось, хмурый взгляд, которым он встречал подданных, исчез.
– Ваша Милость, – пряча руки от мороза под мягким мехом, Энрайха надеялась скрыть и дрожь, сковавшую ее от волнения. – Зачем вы отправляете меня в Зор?
– Мне казалось, что я все успел рассказать. – С довольной ухмылкой отозвался князь, вынудив собеседницу опустить хмурый взгляд. – Прости, что так получилось, но другого выхода нет. Из целителей ты единственная, кого я могу оторвать от работы, к тому же хранителей Aeris среди вас не так много.
– Но вы же понимаете, что княжну Василину нельзя оставлять без присмотра? – Встрепенулась Энрайха, почувствовав, как в ней просыпается врач. – Другой целитель не владеет всей ситуацией. Почему бы не отправить в Зор другого специалиста?
– Ты думаешь, что знаешь лучше меня, как поступать?
– Я?.. что?.. – Ощутив себя загнанной мышкой, девушка от испуга остановилась и пыталась подобрать правильные слова. – Нет, Ваша Милость, конечно же, нет!
В ответ мужчин негромко засмеялся, найдя растерянность собеседницы забавной и даже милой. От этого Энрайхе стало еще хуже; злости она не испытывала, но ощутила себя уязвленной.
– Успокойся, дорогая. Когда мы одни, то можешь не подбирать слова с такой дотошностью.
Если бы совесть позволила, девушка обидчиво нахмурилась бы и покачала головой, но веселый настрой мужчины ничуть ее не обрадовал.
– Я просто боюсь. – Призналась она, решив сыграть на честности. – Корпус захвачен, а Исследовательский Центр находится в нескольких километрах. Я же остолбенею от ужаса, если кто-то на меня с мечом понесется.
– Не остолбенеешь. Я знаю.
– Откуда?
– Потому что Ростислава не знала.
Если бы они не остановились у каменных перил террасы, Энрайха нашла бы в себе силы, чтобы сделать это единолично. Упоминание о графине хлестнуло ее по ногам, отчего задрожали коленки. Облокотившись рукой о холодный камень, девушка обратила лицо навстречу соленым брызгам и леденящему душу ветру.
– Я верю в твою искренность и преданность. – Последовав примеру целительницы, князь бросил взгляд на далекие черные просторы неспокойного залива. – Но ты прекрасно понимаешь, что не все люди того же мнения. Члены совета меня окрестили едва ли не сошедшим с ума, когда я сделал семью Сохо одной из домов совета. Я до сих пор разрываюсь от сомнений, стоило ли это делать, ведь во главе стояла женщина…
Тон голоса Владислава вынудил девушку поежиться, пусть она и признавала правильность патриархата, но что-то в ней возмутилось подобным речам. Как и представительницы слабого пола, целительница противилась тому, как о них отзывались мужчины, считая их недостойными власти и лишенным ума скотом. Грубо, но отображает общую картину. И сколько шума поднялось, когда князь позволил вступить в совет дому Сохо, когда его единственным и полноправным главой стала Ростислава. Бароны и графы едва ли не плевались от злости, да и сам князь явно жалел о том, что позволил себе подобную оплошность. Пусть права голоса графиню и лишили, оставив ей только звание Одной из Девяти, считаться с ней все же приходилось. Удивительно, но к своим сорока годам женщина развила семью от малоизвестного рода до одного из богатейших в Веронии. Ее земли простирались вдоль западного берега государства, откуда задували теплые ветра, что благоприятно влияло на развитие сельского хозяйства.
С юношеских лет собирая вокруг себя беспризорников, она за счет денег своей семьи отправляла их обучаться в гильдии. Отец ее умер рано, а двое старших братьев погибли на войне, поэтому с шестнадцати лет Ростислава могла единолично распоряжаться наследством. Все поголовно советовали ей выйти замуж, чтобы спрятаться от невзгод внешнего мира и не натворить глупостей. Однако она продолжала свое дело. Люди смеялись над молодой графиней, но улыбки их увяли, когда труд начал приносить плоды. Из гильдий к ней возвращались умелые мастера, которые помогли ей сделать из дома Сохо настоящую машину. Долгое время никто не мог понять, почему у Ростиславы имелись одни из лучших кадров в стране. Многие пытались переманить их на свою сторону – не выходило. И разгадка тому проста. Все дело в преданности.
Будучи такой же сиротой, которую с младенческих лет воспитывала графиня, Энрайха усвоила один урок, который всем своим детям преподнесла женщина – за все необходимо платить. Она дала им пищу и дом, из безграмотных попрошаек сделала искусными инженерами и воинами. Она подарила им полноценную жизнь, вложила в их бездарные головы понятия преданности и равноценного обмена. Никто не сбегал и не предавал ее, поскольку осознавал, что без поддержки дома Сохо он опять станет грязью у обочины с протянутой рукой для пары монет.
Ростислава создала свою империю, боевую машину, способную противостоять голоду и натиску неприятелей. От нее исходила угроза. И, несмотря на то, что у опасности было женское лицо, Владислав не спешил расслабляться. Вместо того чтобы игнорировать этого зверя, он приручил его.
– И Сохо показали себя. – Тем временем заключил Владислав. – И даже после смерти Ростиславе удалось меня обдурить…
Перед глазами Энрайхи пронеслись моменты той ночи: блеск пламени, липкие от крови руки, сияние Aeris.
– Я понятия не имею, почему они так поступили. – Отозвалась девушка тихим голосом. – Илай меня просто привел туда, а потом я увидела и графиню, которая…
– Да, тот мальчишка. – Нетерпеливо прервал собеседницу князь, сжав кулаки не то от холода, не то от злости. – Сколько раз я говорил Ростиславе, чтобы она отучила его от того дерзкого взгляда… Никакого уважения, дворняге никогда не стать благородным псом.
– Илай, конечно, не всегда был послушным и доверчивым, но он был дисциплинированным и преданным, прекрасным воином.
Мимолетный порыв раздражения вынудил Энрайху дерзко блеснуть взглядом, о чем она пожалела в тот момент, когда заметила холодную злость в глазах князя. Сердце болезненно сжалось от испуга, от лица отхлынула кровь, придав коже бледный оттенок. Втянув шею в плечи, девушка отвернулась, принявшись рассматривать, как непокорные волны разбивались об острые скалы.
От грубого ветра начали мерзнуть уши и щеки. В молчании прислушиваясь к шепоту залива, целительница отсчитывала секунды, смиренно ожидая продолжения разговора. Она боялась заговорить первой, понимая, что может навлечь на себе еще большее неодобрение Владислава.
– Я знаю, что тебе нелегко вспоминать о нем, – наконец заговорил мужчина, с усилием произнося каждое слово. – Он был не просто личным телохранителем Ростиславы, но и твоим другом, вы росли вместе.
– Да, Ваша Милость.
– И ты скучаешь по нему?
У Энрайхи имелось два выхода: сказать правду или соврать. Каждый раз, когда речь заходила об Илае, в ее душе все переворачивалось с ног на голову. С этим человеком были связаны самые приятные воспоминания; несмотря на сложный характер, она любила его всем сердцем и души в нем не чаяла. Сколько себя помнила, он всегда находился рядом, став для нее другом, наставником, старшим братом, объектом восхищения и подражания. Когда она была подростком, весь мир крутился вокруг него. Энрайха доверяла ему и Ростиславе, поэтому беспрекословно последовала за ними в ту ночь, не подозревая, чем все обернется. Едва заслышав звуки приближающейся стражи, графиня передала украденный осколок Aeris Илаю и велела ему уходить, пока Энрайха в забвении смотрела на двух убитых стражей, охранявших божественный камень Aeris.
– Нет, Ваша Милость, не скучаю.
Всем своим естеством она ощущала напряжение, исходящее от Владислава. Он буквально сдавливал ее желанием услышать необходимый для него ответ. Каким бы добрым и вежливым князь не показывал себя рядом с молодой целительницей, он знал, что она боялась его и не могла набраться храбрости посмотреть в глаза. В какой-то степени ему нравилось ощущать себя доминантом. Он приручил маленькую зверюшку Ростиславы, забавную и милую, от которой даже была польза. Ее можно погладить и похвалить, но едва она попробует оскалиться, он не забудет напомнить, кто теперь ее хозяин.
– Надеюсь, Энрайха, надеюсь. В особенности на то, что ты действительно не подозревала о мятеже дома Сохо. – Уронив последний камень на чашу весов, чтобы у собеседницы отпало малейшее желание взбунтоваться, мужчина отстранился от каменных перил. Потянув спину, он внезапно улыбнулся. – Что ж, думаю, еще немного, и мы окончательно замерзнем. Остаток дня посвяти незавершенным делам, а затем собирайся в дорогу. Я надеюсь на тебя, Энрайха.
– Да, Ваша Милость… – Безвольно согласилась девушка, с горечью ненавидя себя за недостаток сил сказать правду. И не столько мужчине, сколько самой себе.
Но отправление в Зор не отменяло рабочий день. Несмотря на позволение князя и письменный приказ о временном освобождении Энрайхи от своих обязанностей, глава гильдии недоверчиво потрепал в руках донесение. Он не отпустил девушку готовиться в дорогу, лишь только позволил ей отложить работу в городском лазарете для бедняков. Целительница никогда не брезгала обязанностями, но, признаться, от общественных пунктов первой помощи у нее порой кружилась голова. После атмосферы тепла и уюта в домах людей, способных оплатить лечение, городские центры нагоняли уныние.
Князь не раз пытался запретить главе гильдии целителей посылать Энрайху в подобные места, ведь она лечила его дочь, а, значит, могла принести какую-нибудь болезнь в ее покои. Но без должной подготовки и опыта, который приобретался в основном в подобных местах, светловолосой девушке не стать квалифицированным врачевателем. Этот довод подействовал на Владислава, а укрепить его уверенность помогли слова о том, что бедняков не жалко пустить под неумелую руку учеников.
На подобном принципе и строилась иерархия всех гильдий. Государство выделяло скромный бюджет на обслуживание городских общественных госпиталей, чтобы у начинающих целителей имелось место для практики. Энрайху такая стратегия угнетала, будучи ребенком из бедной семьи, она каждый раз сравнивала себя со своими пациентами, обрабатывая им раны, прописывая рецепты. Сначала она пыталась идти на контакт, и диалоги с чумазыми ребятишками и даже дурно пахнущими стариками ей не редко приносили радость. Но чем старше она становилась, тем чувствительнее воспринимала окружающую реальность. Погружаясь в истории, которые рассказывали пациенты, она сочувствовала и проникалась жалостью, что постепенно разъедало ее изнутри.
