— Нет, — уверенно ответил Бен, осторожно вылезая из клетки, оценивая, насколько хватит открывшихся экстренных ресурсов его организма, которые все копились на «черный день», но вот и он — чернее некуда, темный и вязкий, как разлитая нефть, мазут. Течение донесло до водопада, настало время отращивать крылья.
— Хорошо, — стальным тоном ответила тихо Нора. — Стоять можешь? — Бен кивнул, Нора сжала его запястье и повела вперед, мимо пыточной, выглядывая из-за угла. — Надо выбираться. Тс! Замри!
Женщина поглядела на пиратов, которые отразились тенями на белесом рваном экране, что натянули за деревянным стулом. Возле него валялось то самое пластиковое ведро, из которого поливали натянутый на голову Бена мешок. Доктор невольно содрогнулся, ему чудилось, что грот был вечно, муки вообще всегда кажутся бесконечными. Это лишь у счастья и надежды краткий миг, слабая искра.
Нора дернула доктора за руку и вместе они очутились за проклятым экраном, прижимаясь к шершавой стене с острыми выступами. Женщина наблюдала за сторожами через дыру в белой материи.
«Там же Бени!» — ужаснулся Бен, когда двое пиратов скрылись за аркой другой пещеры. Но не успел он содрогнуться, как Нора стремительно вынырнула вместе с ним из их укрытия, на бегу схватила с треноги камеру, вырывая с мясом провода, кидая Бену, который с трудом поспевал за женщиной, но за завесой лиан маячил едва заметный выход. Дневной свет приятно резал глаза, страх подгонял: все казалось, что пираты уже всполошились. Но оглушенный Бени лежал в тени за клеткой, так что его могли не сразу заметить в тусклых отблесках оплавленных свечей, которые с недавних пор экономили. После нападения на «Верфь», кажется, стало не до пленников, только поэтому у них появился шанс сбежать.
Свет! Ноги ощутили воду, доктор споткнулся и рухнул в неглубокое соленое озерце, образовавшееся за гротом из-за приливов и отливов. Но спутница упрямо поднимала своего несчастного доктора, молча заставляя обойти глубокую лужу по краю.
Глаза Норы мрачно горели, как у мудрой совы. Не ангел, но проводник, который упрямо вытаскивал из тьмы. Бен давно понял, что она его никогда не полюбит как мужчину, женщина вела себя и с ним, и с Салли как с младшими братом и сестрой. Наверное, так. Но что же она раньше не попыталась вытащить их всех? Зачем же одна сбежала тогда в джунгли? Как чувствовала, что нельзя оставаться на аванпосте. Неужели поздно? Для Салли слишком поздно?
— Ты умеешь стрелять? — опасливо оглянулся на выход из пещеры Бенджамин, ожидая каждый миг, что оттуда покажутся пираты.
— Научусь, если надо, — невозмутимо ответила Нора, пыля по прибрежному песку. — И ты научишься.
Бенджамин, переводя дыхание, шел за ней. Женщина забрала у него камеру, вытащила оттуда мини-диск и с наслаждением сломала мерзкую сфабрикованную улику, отбросив с отвращением и ее, и аппарат. Очевидно, именно там Ваас запечатлел сцену жестокой казни случайных пленников, когда Бен потерял над собой контроль. Неужели это и правда случилось накануне с ним?
Нора, будто зная, где и что находится, подвела Бена к внедорожнику, припаркованному возле пещеры, которая, как оказалось, имела два выхода, прошивая холмистую местность узкого западного полуострова насквозь.
— Теперь — все враги, — задумчиво проговорил доктор, садясь за руль, хотя Нора хотела его оградить и от этого. Нет, держать «баранку» оказалось несложно, тем более правил дорожного движения соблюдать не приходилось. Выдержать бы! Главное — они выбрались. Собственное тело показалось легким, слабость слетела, организм работал на пределе. Лишь бы хватило хотя бы на сутки.
— Ходу! — крикнула Нора, вскидывая автомат, когда из грота донеслись голоса. К счастью, ключ зажигания никто не вытаскивал. Джип взревел, а пацифистка Нора вскинула автомат, развернувшись и приподнявшись на сидении. Не успели пираты вылететь из грота, как по ним прошлась очередь. Вряд ли Нора кого-то серьезно задела — не позволяло расстояние и тряска, но судя по ее застывшему иступленному выражению лица, она в тот миг принесла в жертву не меньше, чем Бен, когда нарушал клятву. Нет, Рук Айленд съедал все обещания и клятвы. Идеи пацифизма, Гиппократ — все шло прахом, но речь шла не о злой цели, не ради разрушения и не по собственной воле приходилось переступать через себя.
Машина рванулась через джунгли, вслед еще стреляли, но уже не могли достать: других автомобилей у второго выхода не стояло, а моторным лодкам у бухты пришлось бы огибать скалистый берег.
Нора опустилась пониже на сидении пассажира, кладя автомат так, чтобы он не жег ее, словно всегда имела дело с оружием.
— Ты… точно пацифист? — неуверенно спросил Бен, не сбавляя ход, точно не зная, куда они направляются.
— Я? — сощурилась Нора. — Стала им. Теперь снова нет.
— А раньше? — что-то заподозрил доктор.
— Не важно, — отрезала женщина, и Бен понял, что совершенно не знает свою спутницу, ни единого факта ее биографии. Но ситуация оказалась слишком не подходящей, чтобы говорить по душам. Джип поднимал клубы песка, затем удалось найти ухабистую грунтовую дорогу, почти тропинку.
— Мы должны спасти Салли! — твердо заявил Бен, перекрикивая усталый гул и скрип древней механики мотора.
— Что, если это она нас выдала? — недобро скривилась Нора, искоса глядя на спутника.
— Ты ее бросишь? — притормозил Бенджамин, убедившись, что от преследователей они оторвались.
Доктор пристально всматривался в темные глаза женщины, которые ныне мерцали нехорошими злыми искорками остервенения. Вокруг буйствовала природа, гудели насекомые, алели цветы, словно фейерверки или, что вероятнее в этих местах, капли крови… И посреди застыл пропахший бензином разбитый джип.
Повисло тяжелое молчание. Воздух словно налился электричеством, как перед грозой. Время застыло. Неужели даже воинственный ангел обещал предать, разочаровать, доказать, что все люди вокруг навсегда изъедены незримыми червями? Так хотелось во что-то верить! Ведь только так расступаются волны морские, и открывается дорога прочь из рабства.
— Нет, — ответила Нора. И вновь ее черты смягчились, а с лица сползла маска беспощадности.
Кем же она была раньше? Всегда ли работала обычным реставратором? Она не собиралась отвечать. В экстремальных, пограничных ситуациях раскрываются настоящие люди, но слишком редко находятся ответы. Джип тронулся дальше.
— Вот и я нет, — выдохнул Бен, но решительно добавил: — Мы отправляемся на «Верфь Келла». И на этот раз я сумею ее оттуда вытащить незаметно!
— И как?! — интересовалась Нора, однако на навигаторе ловко прокладывала маршрут, сверяя с картой.
— План придумаем по дороге, — неуверенно пробормотал доктор. Ужас не ощущался, так как нестерпимо трясло постоянно. Но это — меньшее из зол. Хуже — дурманный туман вместо собственной воли. Хватит! Раб, приспособленец-блоггер в нем умер.
Доктор понимал, что уже никогда не будет прежним. Его сломали навсегда, но одновременно заставили выбраться из течения, начать бороться. Порой это нелегко, но столь же необходимо, как сложное лечение: можно избрать путь медленной смерти, а можно — исцеления через страдания. Сначала кажется, что первый — простой. Но затем приходится пожалеть.
Нора в свое время словно вскрыла фурункул, который зрел на душе доктора. А Салли исцелила ту рану, растопила лед, стерла гной омертвения своим образом хрупкости. И ныне девушка просила защиты. Нет, доктор не верил, что она мертва.
Они с Норой неслись на бешеной скорости мимо территории ракьят и случайных постов пиратов. Они стремились к «Верфи Келла», а календарь перевернул тридцатое число — последний шанс выбраться. Но все-таки шанс! Ведь если не надеяться, не любить, не верить, то для чего вообще бороться?
ГЛАВА 19. Сотня шагов до рая
В крике леса рождалась ночь,
На осколки цветов опадая.
Смерть наутро — бежать бы прочь.
В шаге от неба, в сотнях — от рая.
© Сумеречный_Эльф
— «Верфь Келла» запрашивает подкрепление!
— «Верфь Келла»… Под контролем ракьят.
Между этими сообщениями прошло не более двух часов. Охрана аванпоста никогда не славилась боевой выправкой или умением использовать те скудные укрытия, что возвели вокруг того разбитого местечка. Между этим аванпостом и фортом существовало еще два, однако племя так же наступало с северо-западной части острова, явно пытаясь зажать пиратов в клещи, обложить со всех сторон, как зверя в берлоге.
— Мы идем отбивать «Верфь»! — хмуро прорычал Ваас. Он только выстроил сладкие планы насчет того, как будет долго и мучительно пытать Бена, уже представлял, как чуть позднее повеселится с Норой. Но из-за таких безрадостных новостей обоих пленников пришлось оставить, забыть о них, выбросить из головы.
Крысы, повсюду крысы, запертые в своих жизненных рамках. Вот и герой Цитры — такой же. Недобрая весть разозлила Вааса до крайности. Ведь на днях он лично прикопал под трупами воинов племени самого Джейсона Броди, так теперь ракьят совсем обнаглели, послав свои лучшие силы на штурм не особо сильного аванпоста.
Племя окрепло, ожесточилось, поумнело в отношении тактики. Стоило тогда, еще до высадки на остров этих горе-туристов с Белоснежкой, дожать Хойта, чтобы выделил штук десять БТР и несколько мощных РПГ, да добить и Храм Цитры, и деревню Аманаки, раздавить, взорвать, разровнять и почву солью засыпать. Вот тогда бы разбежавшиеся по джунглям остатки ракьят никогда не сумели подняться. Впрочем, так ли хотел этого сам главарь?
Когда пришлось принять бой за «Верфь Келла», Ваас приятно отвлекся на свист пуль и гул гранат. Он давно разучился бояться всего этого, он являлся хаосом, духом войны, кровавым божеством. Но ракьят засели на «Верфи» основательно (хотя не успели даже трупы сжечь) — над аванпостом уже развевался синей тряпкой флаг с кустарным изображением белой краской дерева, которое являлось священным знаком племени. Оно веками росло во внутреннем дворе храма. Ваас хорошо помнил его, поскольку когда-то благоговел, как и все ракьят, пред этим символом плодородия, вечной жизни, мудрости, возрождения и связи трех миров. Но потом его личным символом, его гербом, его манифестом сделался всевидящий страшный глаз, что малевали пираты на каждой алой тряпице, нередко изображая граффити на стенах, так помечая, что территория под их контролем. Например, при рейдерском захвате лавки очередного рыбака.
Теперь над «Верфью» парил недавно поднятый флаг жрицы. Несмотря на все усилия по уничтожению их другого символа, нового, ненастоящего — Джейсона Броди — не упал их проклятый боевой дух, поддерживаемый снадобьями Цитры, настоянными на той же конопле. Вероятно, ровная грядочка росла все там же на околице деревни Аманаки. Но все считали, что это совершенно нормально.
Ракьят отстреливались из-за забора аванпоста, но два прибывших катера прорывали оцепление, а лучшие снайперы под командованием каланчи-Алвина снимали точечно цели, заняв позиции в горах и на песчаной косе, образованной отливом. Ваас только расторопно командовал с такой «свитой».
Над головой ухнул выстрел, но Ваас вовремя пригнулся, поправляя каску, которая по случаю перестрелки смяла его знаменитый ирокез. В бронежилет вот уже пару раз попали. Кажется, от «Верфи» племя планировало начать наступление на форт, поэтому послало лучших бойцов.
Но ничего, его пытались убить уже бессчетное количество раз. Все Цитра! Думала, что ей хватит спокойной жизни, думала, что сумеет просто существовать без жажды взаимной мести. Иногда казалось, что с некоторых пор она наступает беспощаднее и неистовее своего брата. Стоило убить ее.
Вот и несколько дней назад следовало приставить пистолет к башке Белоснежки и выстрелить, чтобы мозги разлетелись. Но разве это являлось истинной целью?
Да, так было логичнее всего, но не когда ведется борьба, что выше людской выгоды. Конечно, Ваас прикрывался выгодой, но на деле-то его главным врагом являлся сам Творец мироздания, Тот, кто придумал людей, да еще женщин. Тот, кто наделил их сознанием и позволил сорвать запретный плод — вот где случилось первое предательство-то, предательство детьми собственного Отца. А потом пошло по накатанной. И сотни нарушений всех возможных запретов.
Возмущало, что сестрица решила расписывать священными татау белого урода, будто ее культ уже ничего не значил — вот упал какой-то придурок с неба, и можно сразу возвести его в ранг великого воина. То есть, фактически сравнять с могущественным и ужасным главарем. Вааса эта мысль жгла уже давно, с момента попадания Джейсона Броди в ряды племени. Всякое случалось, некоторые пленники — вот как этот предатель-Гип — присоединялись к пиратам, кто-то растворялся среди местных потомков колонизаторов, удачно маскируясь под нищих крестьян, но по большей части их продавали. Но этот же!
С самого первого дня невольного знакомства в нем удалось рассмотреть немалый потенциал, иначе главарь не отпустил бы просто так какого-то замухрышку в джунгли. Почти не пришлось удивляться, что парень сбежал, хоть и напуганный, хоть и паникующий, потерявший старшего брата. На том этапе это все показалось даже смешным.
Ваас вел своеобразную игру со ставками ценой в человеческую жизнь, отслеживая, кто из этих заморских тупых бакланов продержится дольше в условиях его острова. Хойту это, понятно, не нравилось, он всех расценивал, как товар. Не хватало ему изящества в этом незримом танце со смертью: вот жег иногда для устрашения ракьят, а захваченных «цивилов» не трогал до продажи. А потом еще отчитывал Вааса за нерасторопность и неорганизованность, из-за которой бизнес нес потери. Не знал глупый босс, что главарь на своем острове не позволил бы твориться какому-то произволу. И просто так не сбегал ни единый привязанный к прутьям клетки идиот.
Но тот факт, что Цитра пригрела Джесона Броди… Сестрица-жрица, до чего дошла! Это дурачок из Штатов уверовал, что крут и могуч, на деле он стал не более, чем брендом — тупой рекламной маркой, пропиаренной волей верховной духовной власти племени. Но ракьят тоже не до конца понимали игру их лидера.
Автомат в руках перегрелся и заклинил, но Ваас со злостью вышвырнул оружие, выхватывая новое из кузова джипа. Ему нравился дух борьбы, а ощущение опасности давно покинуло его, как и страх за свою жизнь. Вот уж чего не жалел! Все равно — эта не удалась так, что хоть следующую жди. Ведь в этой не возродиться. Но сдаваться на милость каким-то слабакам он тоже не намеревался, ища, быть может, самого сильного, того, кто был достоин отправить опытнейшего воина в охотничьи угодья возле звезд. Хотя нет, предателям иной путь. Но куда?
И от этой мысли главарь едва ль не зубами в клочья рвал любого, кто пытался прикончить его. Он открывал новый шквал огня по ракьят, выслеживая молниеносно любого, кто неосторожно высовывался из-за забора в надежде получше прицелиться. Но главарь быстрее отстреливал головы или руки — на что везло. В меткости с ним враги не могли сравниться, как и рядовые из банды.
Цитра нагло насмехалась над Ваасом, ведь когда-то его провозглашали сильнейшим воином, искуснейшим охотником, даже надеясь, что вместе с ним они выстоят против Хойта.
