— М-м-м, — вырвалось у меня изо рта вместо слов.
Капец! Я всё же ещё и онемела!
— Сожалею, Анника, но ваша дочь утратила речь. Потухшие неизбежно что-то теряют, — подтвердил мои подозрения старик.
— Но обычно это бывает внешность! — опять попыталась оспорить его заявление Анника. — А моя Эви всё так же прекрасна!
— Ну, вот так решило Светило. Судьба, — развёл руками врач, — внешность осталась, а разум бедняжку почти покинул.
Но, вопреки его заявлению, покинувший… вернее, почти покинувший меня разум отчего-то этим врачебным выводам отчаянно сопротивляется. Он припомнил мой год рождения — восьмидесятый прошлого века. Что я Анна Ивановна Летящая — успешная безнес-вумен. Показал мне мою уютную квартиру, напомнил, что я пятнадцать лет вожу машину — новую купила в прошлом месяце в кредит. Что мужа и детей у меня пока нет, но они были в ближайших планах. Затем он сообщил, что прекрасно помнит всю таблицу умножения, перемножив пару цифр. Вчерашний курс рубля к евро и доллару тоже выдал. Задорно отчеканил стихотворение Маяковского про паспорт. Под конец в подробностях воспроизвёл картину произошедшего на свадьбе и дальнейшее общение с индейцем. В общем, как мог доказывал, что он на месте и никуда не собирается.
Но, самое интересное, он упорно мне намекал, что произошло что-то не научное, а волшебное, и я сейчас в другом мире и в чужом теле! Именно из-за этого у меня проблемы с речью и узнаванием местных персонажей. От полной безысходности я приняла эту версию за рабочую — а других объяснений просто не находилось — и стала думать, что с этим делать.
А тем временем Анника — судя по всему, мать несчастной, место которой я заняла — продолжила наседать на старикашку, списавшего её дочь в утиль.
— Я не верю вам, Ирфан! Посмотрите на неё! В её глазах блестит разум. — Ура! Хоть одна хорошая новость! — Доченька, кивни, если меня понимаешь! — Я закивала, как китайский болванчик. — Вот! Видите, сияющий! Я же говорила! Эви все понимает, но сказать почему-то не может! Если её отправляют в Нижний город, я настаиваю... Нет, я требую, чтобы дочери вернули речь! Как она сможет жить и себя обеспечивать, оставаясь немой?
— Но, присияющая, что я могу сделать? — попытался отпереться эскулап.
— Пусть Сиятельный Андор РубиЛеск обеспечит её магическим артефактом, который обращает мыслеречь в звуки!
Ого-го! Мне точно это надо!
— Но... — опешил Ифран от такой наглости.
— Откуда я о таких знаю? — высокомерно хмыкнула Анника. — Я же не дурочка и прекрасно понимаю, откуда берутся говорящие твари. Пусть и моей дочери такой дадут!
Говорящие твари и я в одном предложении как-то не радовали, но за способность общаться я была готова называться хоть кем. Усиленно закивала, поддерживая слова матушки.
— Что ж, я передам Сиятельному ваши слова, — сдался под нашим напором старикан, — но прислушается ли он...
— Будьте добры, передайте! А если откажет он, я пойду выше! Дойду и до Светлейшего Дамира ТурмаЛеска! — решительно наседала на не горевшего энтузиазмом доктора Анника.
Кажется, с ней мне повезло. Но до конца обрадоваться всё равно не получалось.
— Я сообщу вам о результате переговоров со Светлейшим Андором, а теперь попрошу покинуть палату, — заговорил Ирфан строго и сварливо — видимо, надоело терпеть произвол на своей территории. — Раз Эвианна пришла в себя, мне нужно провести несколько процедур.
А я после упоминания о палате огляделась по сторонам. Мд-а. Это была точно не городская больница моего мира… Их палата больше походила на люкс в пятизвёздочном отеле.
— Я буду ждать, — царственно согласилась Анника, поцеловала меня в лоб и покинула помещение.
Мы остались одни с доктором, который сверлил меня изучающим, как рентген, взглядом.
— Ты понимаешь меня, Эвианна? — наконец, заговорил он и подошёл к моей кровати. Я кивнула. — Это радует, — безразличным тоном сообщил Ифран. — Хочу, чтобы ты попробовала встать и самостоятельно дойти до туалетной комнаты. Готова?
Я снова кивнула, оперлась на подставленную доктором руку, откинула одеяло и спустила ноги с кровати. Кстати, тоже не мои. Хотя из-под белой ночнушки — к счастью, в какой-то период беспамятства меня в неё обрядили — и выглядывали только лодыжки со стопами, сомнений не оставалось: размер их гораздо меньше моего, а ещё на ногтях вместо яркого гель-лака, который я буквально на днях обновила в салоне, искрилось какое-то новогоднее покрытие! Кто такое делает посреди лета?
Аккуратно встала на чужие ноги и, ощутив головокружение, уцепилась за дедулино плечо. Я оказалась выше него на пол головы.
— Так, так, не спеши, девочка, — подбодрил он меня, — теперь сделай шаг, — я сделала и не упала, — а теперь ме-е-дленно идём.
Мы пошли.
К концу пути по больничной палате — метров пять, не меньше — я уже уверенно перебирала чужими ногами. Да и вообще почувствовала себя окрепшей, поэтому от помощи в посещении туалета отказалась, решительно помотав головой и сделав останавливающий жест рукой, чем заметно порадовала Ирфана.
— Хм-м, есть надежда, что разум задержался в твоей голове, — сказал он, отпуская меня в уборную, — надеюсь, мне хватит его крупиц для работы.
Я закрыла перед его носом дверь, развернулась и огляделась. Надо сказать, после комнаты индейца и палаты я уже и не ожидала обычного больничного туалета, но и помещения размером с бассейн в фитнес-центре не ожидала тоже. Да тут заблудиться можно! Бродить и разгадывать, для чего нужна та или иная штуковина, можно было долго, но в первую очередь меня интересовало зеркало! Поэтому, обшарив взглядом гигантскую купальню, я нашла блестящую поверхность и уверенно двинула к ней.
Пол в купальне был мягкий и тёплый. Босые ноги не скользили и не мёрзли, я бы подумала, что он сделан из пробкового дерева, но голубые плиты не выглядели деревянными — ещё одна диковина, убеждавшая в том, что я покинула свою реальность.
Обогнув наполненную зеленоватой прозрачной водой чашу бассейна, к зеркалу я подходила, готовая ко всему. И, увидев свое отражение, в обморок не грохнулась.
Да. Это вообще не я. Даже отдалённо. Я высокая, пышнотелая, фигуристая блондинка, но в последние годы красилась в рыжий — для работы лучше подходил образ поярче. Ну и формы приходилось поддерживать в зале, чтобы не поплыли. Хотя худой я никогда не была и быть не стремилась. Черты лица я тоже имела крупные, но правильные — комплексами по их поводу не страдала. В общем, если кратко, я всегда была большой и яркой дамой, которая нравится мужчинам.
А тут...
Тут на меня лупало большими зелёными глазами хрупкое эльфоподобное существо юного возраста.
М-да... И что мне прикажете делать с такой внешностью?
Стянула ночнушку через голову и оглядела фигуру — обрадовало то, что при всей кажущейся хрупкости развита Эви была вполне нормально: все нужные округлости выросли, а ненужная растительность на теле отсутствовала. А ещё вокруг пупка вилась татуировка из россыпи мелких чёрных звёзд. Потёрла её пальцем — не стирается. Значит, набита навсегда. Вряд ли бы Анника сделала татушку ребёнку, она вроде нормальная мать. Поэтому, судя по всему, Эви — дева взрослая и в койке индейца находилась на вполне законных основаниях.
Перекинула тёмную копну вьющихся волос на грудь и повернулась к зеркалу задом. Заглянула через плечо — там тоже всё в полном порядке. В итоге о том, что это тело болело, говорила лишь бледность кожи. И то, может, Эви всегда такой была.
Чёрт! В минуту слабости оперлась рукой на край зеркала. Просто осознание накатило…
Факт попаданства в чужое тело и чужой мир уже настолько прижились у меня в голове, что я только порадовалась, что не оказалась в теле какой-нибудь гномы — не хотелось бы страдать из-за недостатка роста. Или вампирши. Я проверила клыки — в норме. А пить чужую кровь — бр-р. И вот это вот смирение пугало. Стряхнула страх, сказала себе: «Ну что ж, будем радоваться мелочам и работать с тем, что есть», и шагнула к бортику.
Потрогала ногой воду в бассейне и, убедившись, что она приятной температуры, бомбочкой прыгнула, разбивая её гладь. Вода приняла меня в свои объятья без всякого сопротивления и подарила блаженство. Кайф, который я испытала, ещё немного примирил меня с действительностью. Какой смысл истерить и плакать, когда надо разбираться с реалиями нового мира и искать возможность вернуться обратно?
А пока она не нашлась, придётся как-то выживать. Ведь, насколько я поняла, меня скоро пинком под зад отправят в какой-то Нижний город совсем одну. Значит, до этого времени необходимо хоть как-то освоиться. Некогда страдать.
Вернусь домой — обращусь к психологу… или даже к психиатру.
Проплыла до другого края бассейна — метров пятнадцать — и там в нише обнаружила разноцветные флакончики и скользкие брусочки. Пораскинув мозгами, решила, что это моющие средства. Сначала все понюхала, а потом и вылила один из флаконов на голову, естественно, перед этим проверив на кончиках волос. Вдруг это средство для депиляции? Но, к счастью, я не ошиблась: жидкость прекрасно пенилась, и вскоре волосы скрипели от чистоты. Тело вымыла жёлтым куском, так скажем, лизуна — это такие мягкие шарики из моей юности, которые можно было мять в руках, но только местные были размером с ладонь и пахли цитрусами. Похоже, эта штуковина оказалась мылом и мочалкой в одном флаконе.
В общем, вылезла из купели я почти счастливая и огляделась в поисках полотенца, но такового не наблюдалось. Зато у двери на вешалке появилась свежая длинная рубаха. А старая так и осталась валяться у зеркала. Я решила промокнуть влагу хотя бы ею, но не успела сделать и двух шагов, как на меня обрушился и тут же исчез поток тёплого воздуха. И всё. Не только моё тело стало сухим, но и волосы высохли крупными кудрями. Магия? Вероятно. Я натянула свежую одежду и покинула купальню.
Теперь моя главная задача — разговорить Ирфана. Только как это сделать при помощи языка мимики и жестов — совершенно непонятно.
— Недурно, недурно, — пробормотал Ирфан, оглядев меня с ног до головы, — присядь на кушетку, Эвианна, я тебя ещё раз осмотрю.
Я прошла к указанному доктором приспособлению, похожему на низкий массажный стол, и присела на краешек, чем вызвала его довольное кряхтение. Видимо, дяденька до этих пор ещё сомневался в моих умственных способностях, а то, что я его поняла и выполнила просьбу, послужило поводом для радости.
Ирфан подошёл ко мне и, вызвав из ладоней тот холодный свет, опять принялся водить ими над моей головой. Но в этот раз он делал это не молча, а бормотал себе под нос комментарии:
— Ни единого блика не осталось. Досадно. Так, так, так: тут норма, тут тоже, а вот тут странно... Эвианна, скажи, ты что-то помнишь о себе? О семье? — я помотала головой. — Похоже, из-за этого и проблемы с речью. Память разрушена капитально, и я сильно удивлён, что ты хотя бы понимаешь, о чём я говорю. Ведь понимаешь? — Я кивнула. — Встань, — продолжил он, и я встала. — Дойди до кровати. — Я дошла. — Ладно. Отлучусь ненадолго, а к тебе сейчас придёт твоя служанка. Помнишь её? — Я опять покачала головой. — Ну да ладно, разберётесь.
Доктор ушёл, а вскоре в палату явилась симпатичная бойкая девица в длинном голубом платье и переднике, которая ну вообще никак своим поведением на служанку не тянула.
— Ну чего сидишь, глазами своими невинными хлопаешь на меня? Довыделывалась? Так тебе и надо! — заявила она и пошла на меня с расчёской наперевес.
В этот момент я поняла три вещи: она собирается меня причесать, хозяйку девица не любит, и Ирфан ей не сообщил, что я всё понимаю.
Хм-м, а это и хорошо, наверное. Послушаем-послушаем, что она скажет.
Девица развернула меня, как куклу, к себе спиной и принялась разбирать пряди. Надо заметить, аккуратно. То ли я ошиблась и не так уж и сильна её неприязнь, то ли выучка оказалась крепче ненависти, то ли служанка просто была милосердной и не хотела отыгрываться на убогой.
— А хотя нет! Не надо! Это ж меня теперь с тобой отправят в Нижний город! — вдруг дошло до неё, и она таки дёрнула меня за локон, заставив вскрикнуть. — Не вопи, Анка! Мне ещё хуже! Это ж мне теперь тебя, безумную, нянчить! Ох, беда, беда! — запричитала она — Но делать-то нечего! Хоть и вредная ты, воображала, но не брошу я тебя. Проживем как-нибудь. Денег тебе дадут, дом старый есть, открою лавку какую-то. Хотя бы и швейную. Шить я умею... Или бусы с браслетами делать будем, — тараторила она, ловко работая руками. — Нанизывать-то камешки на нитку даже тебя обучить можно, — размечталась служанка, — а если денег не хватит, тварюшку твою продадим. Толку от неё все равно никакого. Только жрёт. Не боись, Анка, прорвёмся, — девица треснула меня по плечу так, что я чуть на бок не завалилась.
Да уж... Перспектива дальнейшей жизни складывалась пока не радужная. Тем временем чудо-помощница — сама доброта — соорудила у меня на голове что-то замысловатое и достала из шкафа одежду. Бельё, к счастью, было вполне нормальным: трусы — не панталоны с рюшами, а классические трикотажные. Бюстгальтер напоминал спортивный топ без лямок, но форму держал отлично — явно магия. А вот платье не было современным: длинное, с открытыми плечами и летящей юбкой. На ноги дева предложила мне надеть тряпочные балетки без каблука.
— Сияющий Ирфан сказал выгулять тебя в больничном сквере, — пояснила она мне зачем-то.
Могла бы и промолчать, ведь считала, что я безумна. По привычке, наверное.
Она взяла меня за руку и повела на выход прямо из палаты. Оказывается, она располагалась на первом этаже и имела террасу с выходом в сквер.
Очутившись на улице, я с удовольствием вдохнула вкусный воздух полной грудью и с любопытством огляделась.
Не знай я, что нахожусь в другом мире, подумала бы, что оказалась на тропическом острове — так тут было зелено и ярко. Растения не похожи на наши из средней полосы, но и не выглядели слишком диковинно — стволы, листья, цветы, аромат... Я тропический остров видела только на картинках, но почему-то ассоциация возникла именно с ним. Тут тоже присутствовали избыточная красочность, лианы и деревья, похожие на пальмы. Но, приглядевшись, я нашла и доказательства того, что это не мой мир. На небе я насчитала штук семь радуг, а солнце искрилось, как бриллиант, но не ослепляло.
Дорожки же в сквере были выложены обычными серыми плитами, а скамейки сделаны из дерева.
Мы со служанкой прошлись до высокого забора — чувствовала я себя прекрасно: никакой одышки, ноги, руки — да всё тело — слушались отлично, будто всегда принадлежали мне...
— Эко тебя, Анка, перекосило всю, — вопреки моему самодовольству радостно заметила моя сопровождающая, устав от тишины, — раньше ходила, задрав нос кверху, крохотными шажочками, а плечи отставляла назад, будто между ними шкатулку с драгоценностями несла. А сейчас прёшь, что рыночная торговка за товаром. — Я невольно распрямилась и втянула в себя живот, который у Эвианны и так был плоским. — Вспомнила, как жила простой блёклой в Нижнем? Это хорошо! Это тебе на пользу. Привыкай...
Надо срочно разобраться в этих всех блёклых с блестящими! А то ничего не понятно!
Мы развернулись и пошли обратно. К счастью, из служанки Эвианны слова полились нескончаемым потоком:
— А ведь в детстве мы были равными — обе блёклыми, помнишь, Анка? — Ответами я её не удостаивала.
Капец! Я всё же ещё и онемела!
— Сожалею, Анника, но ваша дочь утратила речь. Потухшие неизбежно что-то теряют, — подтвердил мои подозрения старик.
— Но обычно это бывает внешность! — опять попыталась оспорить его заявление Анника. — А моя Эви всё так же прекрасна!
— Ну, вот так решило Светило. Судьба, — развёл руками врач, — внешность осталась, а разум бедняжку почти покинул.
Но, вопреки его заявлению, покинувший… вернее, почти покинувший меня разум отчего-то этим врачебным выводам отчаянно сопротивляется. Он припомнил мой год рождения — восьмидесятый прошлого века. Что я Анна Ивановна Летящая — успешная безнес-вумен. Показал мне мою уютную квартиру, напомнил, что я пятнадцать лет вожу машину — новую купила в прошлом месяце в кредит. Что мужа и детей у меня пока нет, но они были в ближайших планах. Затем он сообщил, что прекрасно помнит всю таблицу умножения, перемножив пару цифр. Вчерашний курс рубля к евро и доллару тоже выдал. Задорно отчеканил стихотворение Маяковского про паспорт. Под конец в подробностях воспроизвёл картину произошедшего на свадьбе и дальнейшее общение с индейцем. В общем, как мог доказывал, что он на месте и никуда не собирается.
Но, самое интересное, он упорно мне намекал, что произошло что-то не научное, а волшебное, и я сейчас в другом мире и в чужом теле! Именно из-за этого у меня проблемы с речью и узнаванием местных персонажей. От полной безысходности я приняла эту версию за рабочую — а других объяснений просто не находилось — и стала думать, что с этим делать.
А тем временем Анника — судя по всему, мать несчастной, место которой я заняла — продолжила наседать на старикашку, списавшего её дочь в утиль.
— Я не верю вам, Ирфан! Посмотрите на неё! В её глазах блестит разум. — Ура! Хоть одна хорошая новость! — Доченька, кивни, если меня понимаешь! — Я закивала, как китайский болванчик. — Вот! Видите, сияющий! Я же говорила! Эви все понимает, но сказать почему-то не может! Если её отправляют в Нижний город, я настаиваю... Нет, я требую, чтобы дочери вернули речь! Как она сможет жить и себя обеспечивать, оставаясь немой?
— Но, присияющая, что я могу сделать? — попытался отпереться эскулап.
— Пусть Сиятельный Андор РубиЛеск обеспечит её магическим артефактом, который обращает мыслеречь в звуки!
Ого-го! Мне точно это надо!
— Но... — опешил Ифран от такой наглости.
— Откуда я о таких знаю? — высокомерно хмыкнула Анника. — Я же не дурочка и прекрасно понимаю, откуда берутся говорящие твари. Пусть и моей дочери такой дадут!
Говорящие твари и я в одном предложении как-то не радовали, но за способность общаться я была готова называться хоть кем. Усиленно закивала, поддерживая слова матушки.
— Что ж, я передам Сиятельному ваши слова, — сдался под нашим напором старикан, — но прислушается ли он...
— Будьте добры, передайте! А если откажет он, я пойду выше! Дойду и до Светлейшего Дамира ТурмаЛеска! — решительно наседала на не горевшего энтузиазмом доктора Анника.
Кажется, с ней мне повезло. Но до конца обрадоваться всё равно не получалось.
— Я сообщу вам о результате переговоров со Светлейшим Андором, а теперь попрошу покинуть палату, — заговорил Ирфан строго и сварливо — видимо, надоело терпеть произвол на своей территории. — Раз Эвианна пришла в себя, мне нужно провести несколько процедур.
А я после упоминания о палате огляделась по сторонам. Мд-а. Это была точно не городская больница моего мира… Их палата больше походила на люкс в пятизвёздочном отеле.
— Я буду ждать, — царственно согласилась Анника, поцеловала меня в лоб и покинула помещение.
Мы остались одни с доктором, который сверлил меня изучающим, как рентген, взглядом.
— Ты понимаешь меня, Эвианна? — наконец, заговорил он и подошёл к моей кровати. Я кивнула. — Это радует, — безразличным тоном сообщил Ифран. — Хочу, чтобы ты попробовала встать и самостоятельно дойти до туалетной комнаты. Готова?
Я снова кивнула, оперлась на подставленную доктором руку, откинула одеяло и спустила ноги с кровати. Кстати, тоже не мои. Хотя из-под белой ночнушки — к счастью, в какой-то период беспамятства меня в неё обрядили — и выглядывали только лодыжки со стопами, сомнений не оставалось: размер их гораздо меньше моего, а ещё на ногтях вместо яркого гель-лака, который я буквально на днях обновила в салоне, искрилось какое-то новогоднее покрытие! Кто такое делает посреди лета?
Аккуратно встала на чужие ноги и, ощутив головокружение, уцепилась за дедулино плечо. Я оказалась выше него на пол головы.
— Так, так, не спеши, девочка, — подбодрил он меня, — теперь сделай шаг, — я сделала и не упала, — а теперь ме-е-дленно идём.
Мы пошли.
К концу пути по больничной палате — метров пять, не меньше — я уже уверенно перебирала чужими ногами. Да и вообще почувствовала себя окрепшей, поэтому от помощи в посещении туалета отказалась, решительно помотав головой и сделав останавливающий жест рукой, чем заметно порадовала Ирфана.
— Хм-м, есть надежда, что разум задержался в твоей голове, — сказал он, отпуская меня в уборную, — надеюсь, мне хватит его крупиц для работы.
Я закрыла перед его носом дверь, развернулась и огляделась. Надо сказать, после комнаты индейца и палаты я уже и не ожидала обычного больничного туалета, но и помещения размером с бассейн в фитнес-центре не ожидала тоже. Да тут заблудиться можно! Бродить и разгадывать, для чего нужна та или иная штуковина, можно было долго, но в первую очередь меня интересовало зеркало! Поэтому, обшарив взглядом гигантскую купальню, я нашла блестящую поверхность и уверенно двинула к ней.
Пол в купальне был мягкий и тёплый. Босые ноги не скользили и не мёрзли, я бы подумала, что он сделан из пробкового дерева, но голубые плиты не выглядели деревянными — ещё одна диковина, убеждавшая в том, что я покинула свою реальность.
Обогнув наполненную зеленоватой прозрачной водой чашу бассейна, к зеркалу я подходила, готовая ко всему. И, увидев свое отражение, в обморок не грохнулась.
Да. Это вообще не я. Даже отдалённо. Я высокая, пышнотелая, фигуристая блондинка, но в последние годы красилась в рыжий — для работы лучше подходил образ поярче. Ну и формы приходилось поддерживать в зале, чтобы не поплыли. Хотя худой я никогда не была и быть не стремилась. Черты лица я тоже имела крупные, но правильные — комплексами по их поводу не страдала. В общем, если кратко, я всегда была большой и яркой дамой, которая нравится мужчинам.
А тут...
Тут на меня лупало большими зелёными глазами хрупкое эльфоподобное существо юного возраста.
М-да... И что мне прикажете делать с такой внешностью?
Стянула ночнушку через голову и оглядела фигуру — обрадовало то, что при всей кажущейся хрупкости развита Эви была вполне нормально: все нужные округлости выросли, а ненужная растительность на теле отсутствовала. А ещё вокруг пупка вилась татуировка из россыпи мелких чёрных звёзд. Потёрла её пальцем — не стирается. Значит, набита навсегда. Вряд ли бы Анника сделала татушку ребёнку, она вроде нормальная мать. Поэтому, судя по всему, Эви — дева взрослая и в койке индейца находилась на вполне законных основаниях.
Перекинула тёмную копну вьющихся волос на грудь и повернулась к зеркалу задом. Заглянула через плечо — там тоже всё в полном порядке. В итоге о том, что это тело болело, говорила лишь бледность кожи. И то, может, Эви всегда такой была.
Чёрт! В минуту слабости оперлась рукой на край зеркала. Просто осознание накатило…
Факт попаданства в чужое тело и чужой мир уже настолько прижились у меня в голове, что я только порадовалась, что не оказалась в теле какой-нибудь гномы — не хотелось бы страдать из-за недостатка роста. Или вампирши. Я проверила клыки — в норме. А пить чужую кровь — бр-р. И вот это вот смирение пугало. Стряхнула страх, сказала себе: «Ну что ж, будем радоваться мелочам и работать с тем, что есть», и шагнула к бортику.
Потрогала ногой воду в бассейне и, убедившись, что она приятной температуры, бомбочкой прыгнула, разбивая её гладь. Вода приняла меня в свои объятья без всякого сопротивления и подарила блаженство. Кайф, который я испытала, ещё немного примирил меня с действительностью. Какой смысл истерить и плакать, когда надо разбираться с реалиями нового мира и искать возможность вернуться обратно?
А пока она не нашлась, придётся как-то выживать. Ведь, насколько я поняла, меня скоро пинком под зад отправят в какой-то Нижний город совсем одну. Значит, до этого времени необходимо хоть как-то освоиться. Некогда страдать.
Вернусь домой — обращусь к психологу… или даже к психиатру.
Проплыла до другого края бассейна — метров пятнадцать — и там в нише обнаружила разноцветные флакончики и скользкие брусочки. Пораскинув мозгами, решила, что это моющие средства. Сначала все понюхала, а потом и вылила один из флаконов на голову, естественно, перед этим проверив на кончиках волос. Вдруг это средство для депиляции? Но, к счастью, я не ошиблась: жидкость прекрасно пенилась, и вскоре волосы скрипели от чистоты. Тело вымыла жёлтым куском, так скажем, лизуна — это такие мягкие шарики из моей юности, которые можно было мять в руках, но только местные были размером с ладонь и пахли цитрусами. Похоже, эта штуковина оказалась мылом и мочалкой в одном флаконе.
В общем, вылезла из купели я почти счастливая и огляделась в поисках полотенца, но такового не наблюдалось. Зато у двери на вешалке появилась свежая длинная рубаха. А старая так и осталась валяться у зеркала. Я решила промокнуть влагу хотя бы ею, но не успела сделать и двух шагов, как на меня обрушился и тут же исчез поток тёплого воздуха. И всё. Не только моё тело стало сухим, но и волосы высохли крупными кудрями. Магия? Вероятно. Я натянула свежую одежду и покинула купальню.
Теперь моя главная задача — разговорить Ирфана. Только как это сделать при помощи языка мимики и жестов — совершенно непонятно.
ГЛАВА 2
— Недурно, недурно, — пробормотал Ирфан, оглядев меня с ног до головы, — присядь на кушетку, Эвианна, я тебя ещё раз осмотрю.
Я прошла к указанному доктором приспособлению, похожему на низкий массажный стол, и присела на краешек, чем вызвала его довольное кряхтение. Видимо, дяденька до этих пор ещё сомневался в моих умственных способностях, а то, что я его поняла и выполнила просьбу, послужило поводом для радости.
Ирфан подошёл ко мне и, вызвав из ладоней тот холодный свет, опять принялся водить ими над моей головой. Но в этот раз он делал это не молча, а бормотал себе под нос комментарии:
— Ни единого блика не осталось. Досадно. Так, так, так: тут норма, тут тоже, а вот тут странно... Эвианна, скажи, ты что-то помнишь о себе? О семье? — я помотала головой. — Похоже, из-за этого и проблемы с речью. Память разрушена капитально, и я сильно удивлён, что ты хотя бы понимаешь, о чём я говорю. Ведь понимаешь? — Я кивнула. — Встань, — продолжил он, и я встала. — Дойди до кровати. — Я дошла. — Ладно. Отлучусь ненадолго, а к тебе сейчас придёт твоя служанка. Помнишь её? — Я опять покачала головой. — Ну да ладно, разберётесь.
Доктор ушёл, а вскоре в палату явилась симпатичная бойкая девица в длинном голубом платье и переднике, которая ну вообще никак своим поведением на служанку не тянула.
— Ну чего сидишь, глазами своими невинными хлопаешь на меня? Довыделывалась? Так тебе и надо! — заявила она и пошла на меня с расчёской наперевес.
В этот момент я поняла три вещи: она собирается меня причесать, хозяйку девица не любит, и Ирфан ей не сообщил, что я всё понимаю.
Хм-м, а это и хорошо, наверное. Послушаем-послушаем, что она скажет.
Девица развернула меня, как куклу, к себе спиной и принялась разбирать пряди. Надо заметить, аккуратно. То ли я ошиблась и не так уж и сильна её неприязнь, то ли выучка оказалась крепче ненависти, то ли служанка просто была милосердной и не хотела отыгрываться на убогой.
— А хотя нет! Не надо! Это ж меня теперь с тобой отправят в Нижний город! — вдруг дошло до неё, и она таки дёрнула меня за локон, заставив вскрикнуть. — Не вопи, Анка! Мне ещё хуже! Это ж мне теперь тебя, безумную, нянчить! Ох, беда, беда! — запричитала она — Но делать-то нечего! Хоть и вредная ты, воображала, но не брошу я тебя. Проживем как-нибудь. Денег тебе дадут, дом старый есть, открою лавку какую-то. Хотя бы и швейную. Шить я умею... Или бусы с браслетами делать будем, — тараторила она, ловко работая руками. — Нанизывать-то камешки на нитку даже тебя обучить можно, — размечталась служанка, — а если денег не хватит, тварюшку твою продадим. Толку от неё все равно никакого. Только жрёт. Не боись, Анка, прорвёмся, — девица треснула меня по плечу так, что я чуть на бок не завалилась.
Да уж... Перспектива дальнейшей жизни складывалась пока не радужная. Тем временем чудо-помощница — сама доброта — соорудила у меня на голове что-то замысловатое и достала из шкафа одежду. Бельё, к счастью, было вполне нормальным: трусы — не панталоны с рюшами, а классические трикотажные. Бюстгальтер напоминал спортивный топ без лямок, но форму держал отлично — явно магия. А вот платье не было современным: длинное, с открытыми плечами и летящей юбкой. На ноги дева предложила мне надеть тряпочные балетки без каблука.
— Сияющий Ирфан сказал выгулять тебя в больничном сквере, — пояснила она мне зачем-то.
Могла бы и промолчать, ведь считала, что я безумна. По привычке, наверное.
Она взяла меня за руку и повела на выход прямо из палаты. Оказывается, она располагалась на первом этаже и имела террасу с выходом в сквер.
Очутившись на улице, я с удовольствием вдохнула вкусный воздух полной грудью и с любопытством огляделась.
Не знай я, что нахожусь в другом мире, подумала бы, что оказалась на тропическом острове — так тут было зелено и ярко. Растения не похожи на наши из средней полосы, но и не выглядели слишком диковинно — стволы, листья, цветы, аромат... Я тропический остров видела только на картинках, но почему-то ассоциация возникла именно с ним. Тут тоже присутствовали избыточная красочность, лианы и деревья, похожие на пальмы. Но, приглядевшись, я нашла и доказательства того, что это не мой мир. На небе я насчитала штук семь радуг, а солнце искрилось, как бриллиант, но не ослепляло.
Дорожки же в сквере были выложены обычными серыми плитами, а скамейки сделаны из дерева.
Мы со служанкой прошлись до высокого забора — чувствовала я себя прекрасно: никакой одышки, ноги, руки — да всё тело — слушались отлично, будто всегда принадлежали мне...
— Эко тебя, Анка, перекосило всю, — вопреки моему самодовольству радостно заметила моя сопровождающая, устав от тишины, — раньше ходила, задрав нос кверху, крохотными шажочками, а плечи отставляла назад, будто между ними шкатулку с драгоценностями несла. А сейчас прёшь, что рыночная торговка за товаром. — Я невольно распрямилась и втянула в себя живот, который у Эвианны и так был плоским. — Вспомнила, как жила простой блёклой в Нижнем? Это хорошо! Это тебе на пользу. Привыкай...
Надо срочно разобраться в этих всех блёклых с блестящими! А то ничего не понятно!
Мы развернулись и пошли обратно. К счастью, из служанки Эвианны слова полились нескончаемым потоком:
— А ведь в детстве мы были равными — обе блёклыми, помнишь, Анка? — Ответами я её не удостаивала.
