На миг испытала ужас, по сравнению с которым даже исчезновение струйки не значило ничего. Энори, не отпуская, пристально глянул на нее. Затем подхватил и куда-то понес.
Понять, что вокруг, девушка не успевала – двери мелькали, решетки, увитые зеленью, унизанные бусинами нити, свисающие с потолка. Дом, похоже, еще роскошней того, где она недавно жила. Вскоре остановились у тяжелого занавеса из плотного шелка.
- Что это? – силы Нээле остались там, на дне колбы, и единственное, что еще могла - это спрашивать, интереса не ощущая.
- Там мои цветы. Иди, посмотри, - опустил ее на пол и чуть подтолкнул вперед.
Невольно ожидала увидеть белое, в тон его одежде – но словно обрушился водопад всех оттенков зелени, а потом показалось, будто внутрь радуги ее поместили. Цветы были повсюду, среди нежно-салатовой и темно-глянцевой пене листьев. Похожие на сомкнутые ладони и звезды, красные, серебристые, бронзово-желтые, они поднимались от пола и свисали со стен.
Девушку окутало облако ароматов: запах умирающего болота тянулся из одного угла, а из другого веяло свежестью нагретого солнцем высокогорного луга. Ощутила, как что-то ложится в ее ладонь, подняла – увидела сизые колокольчики. Невольно поднесла их к лицу, вдохнула: неожиданно в ее легкие и разум ворвался снег и горный ручей.
Нээле замерла, понемногу чувствуя, как оцепенение отпускает.
- Цветы способны враждовать не хуже людей, но не эти, не здесь. Восемь лет я слежу за ними – их привозили купцы отовсюду…
Странной была комната: не то цветник, не то чаща. Три деревянных столба, обтянутые сеткой из толстой веревки, и у невысокого потолка натянута сетка: ее обвивали ползучие и висячие растения, а то тут, то там закреплены были глиняные плафоны.
- Посмотри. Вот эти вызывают в душе веселье, эти – пробуждают в людях желание, а эти, – он тронул венчики, похожие на темно-багровые, почти черные орхидеи, - эти помогают заснуть. И вот, гляди… - он качнул соцветие-кисть: множество белых звездочек с пурпурной сердцевинкой; от них исходил аромат одновременно тягучий и дразнящий. Нээле потянулась понюхать, Энори отстранил девушку, сказал со странной улыбкой:
- Нельзя. Они малы, но одной капли сока, попавшей на одежду или кожу так, чтобы человек мог чувствовать аромат, хватает, чтобы видеть не то, что есть на самом деле.
- Я слышала про цветок, заманивающий насекомых своим запахом и яркими красками - и пожирающий глупых жертв... здесь таких нет?
- Знаю про такие цветы... их нет в наших землях. Те, что растут у нас на болотах, невзрачны и слабы, нет смысла нести их сюда, - в его голосе впервые прозвучало нечто похожее на сожаление. А лицо, когда глядел на цветы, было задумчивым, взгляд почти любящим и самую малость грустным.
Нээле начала говорить и едва не замолкла, почувствовав себя неловко, будто в чужую беседу вклинилась:
- Однажды еще ребенком я заметила змею в траве. Она показалась мне серебряной струйкой. Смертельно ядовитая, я тогда уже знала об этом. Но хотелось смотреть...
- Так бывает, смотришь и не можешь отвернуться или закрыть глаза…
Прикоснулся к одному из венчиков, похожих на вытянутую чашу, подержал в пальцах, перевернул. Девушку накрыл приступ дурноты: показалось, он держит колбу песочных часов. Но нет, в его пальцах было уже что-то иное, сиренево-пенное соцветие; он велел не просто вдыхать их горчащий аромат, но и проглотить несколько бутонов. Вкус тоже был горьким, и вяжущим. Ощутила, как руки и ноги немеют, кружится голова; испугалась что упадет, порушит весь этот цветник.
Хотела сказать об этом, но не успела.
Увидела лесную дорогу – и человека, стоящего у обочины. Видела со спины, но одежда была простой, и распущены волосы. А потом ей почудились голоса, и шаги множества людей, и лязг железа – приближался отряд.
Нээле судорожно вдохнула, и поняла, что видит уже чьи-то руки, играющие на ахи. Женские руки, ухоженные. Тайлин? Но браслеты и кольца неведомой женщины казались дороже, чем все вещи Тайлин вместе с повозкой и лошадьми. Нээле в этом не разбиралась, но в этот миг знала.
Потом была крепость, стремительно приближалась стена, сложенная из огромных камней. Кем была девушка? То ли всадником, то ли самой лошадью, что бешено мчалась, то ли тараном. Вот-вот и будет удар…
Нээле зажмурилась – и ощутила тепло ладоней на своих плечах, затем одна рука обвилась вокруг ее талии, совсем близко не притягивая, но и не отпуская. Густая пушистая прядь – чужая - скользнула по ее щеке.
Девушку бросило сразу в холод и в жар, она рванулась вперед, расцепляя полукольцо объятия, и чуть не упала на кустики орхидей.
- Осторожно, им не нравится, когда на них падают, - Энори поддержал ее, развернул – его глаза смеялись. Наконец осознала, что ни стены крепостной нет, ни загадочной женщины.
Но видение испугало ее, а человек рядом испугал еще больше. Снова ощутив прикосновение, девушка резко подалась в сторону. На сей раз ей удалось удержать равновесие, хоть и с трудом.
- Какая ты неловкая, - он не был ни сердит, ни разочарован. Казалось, его позабавили эти метания.
Развернулся так быстро, что Нээле отшатнулась - но не в ту сторону, не успев понять, как он движется. И на миг вновь очутилась в кольце его рук – невесомом, тут же разомкнувшемся.
- Не выпускай иголки... не собираюсь причинять тебе вред. И перестань падать, иначе я так и не смогу тебя отпустить.
Девушка не в состоянии была что-то сказать, только чувствовала, как полыхает ее лицо. Уже только об одном мечтала – сбежать из этого цветника. Кажется, открой он сейчас дверь, Нээле стрелой полетит, и ни следа недавнего оцепенения.
А он смотрел странно – и пока вел ее в комнату, и когда обернулся потом на пороге. Внимательным был взгляд, и удовлетворенным. Это снова испугало, и с тем обрадовало – хорошо, что доволен, лучше его не сердить… но чем? Понять не могла…
За сутки, пока господин не мог проснуться, Ариму, казалось, постарел лет на десять. Достаточно было сейчас на него посмотреть, чтобы оценить его привязанность и верность. Но уж теперь от кровати хозяина он отходил разве что к двери, и, похоже, ни спать, ни есть не собирался, а угрозу увидел бы даже в случайно зашедшем котенке. Может и прав был бы, в доме не водилось кошек, и появление чужой...
- Каких бы ядовитых цветов ни набросали в то питье, они были куда приятней этой отравы, - пробормотал Кэраи, передавая ему пустую чашку. Микеро, конечно, врач, которого уважает весь город, но это лекарство все-таки дрянь редкостная.
Кроме врача, Ариму никого не пускал в эту комнату. Даже у слуг все принимал через порог.
- Вашего брата уже известили, Энори ему написал.
- Хотел бы я взглянуть на это письмо, - ответил рассеянно, но с легкой усмешкой.
- Он не осмелился бы исказить положение вещей.
- Да этого и не надо…
- Господин, - Ариму помялся какое-то время, что ему было вовсе не свойственно – много лет стоял настолько близко к Кэраи, что порой казался еще одним братом, тоже старшим, только куда менее упрямым. - Вы думаете, он может быть причастен? – спросил, невольно понижая голос, будто Энори мог превратиться в какого-нибудь паучка, покачиваться на прозрачной паутине и подслушивать.
- Может, только понять не могу, зачем ему делать именно это. Забрать Нээле можно было гораздо проще. Для угрозы слишком невнятно. Для интриги с теми же Нэйта или еще кем - пока не понимаю, что и зачем.
- А если и вправду искали какие-то ваши бумаги и письма?
- Искали уж очень неубедительно. Либо тот, кто это сделал, был неопытен и очень напуган, либо это лишь имитация. Такое тоже порой делается, намек на угрозу, допустим, ты знаешь – а недоброжелателями я тут уже обзавелся.
- Но тогда Энори…
- Посмотрю, что дальше. Он понял, о чем я думаю.
- Почему бы тогда не спросить впрямую?
Кто же ответит да! – смешно стало. Нет, если он любит игры, почему бы и не поддержать.
Но сказал другое:
- Он мне, как ни странно, помог, избавил от вопроса «что делать с той девочкой». Так что и его наглость бывает порой полезна. Его версия с ходящими при луне мне понравилась, хотя он сам в нее ни на каплю не верит. А теперь мы имеем возможность понаблюдать. Но довольно пока…
Вот зараза, после недолгого разговора с этим дивным лесным подарочком вновь стало хуже, словно еще выпил какой-нибудь дряни. И никак не пройдет.
Старался не показывать слабости даже перед Ариму, но не получилось, глаза закрывались сами, и мысли переставали быть ясными. Напоследок мелькнуло в них снова про Нээле, полубессвязное: говоря с ним, она была настолько неловкой и перепуганной, что окончательно развеяла сомнения – может, все-таки лишь притворяется серенькой пташкой? Тогда был уверен - не притворялась. А если бы могла так сыграть, не сидела бы с иглой и мотками разноцветных ниток, лишь по случаю попавшая в этот дом. Но, похоже, от женщин, воробышки они или заморские птицы, только и жди беды.
Последнего дня Лиани дожидался почти с нетерпением, мог бы, поторопил бы время. Ближе к вечеру ему дали привести себя в порядок, принесли чистую одежду. Во всяком случае, перед предками он предстанет в достойном виде, хотя ни один вид не искупает сделанного. Кожей ощущал молчаливое сочувствие окружающих, даже земельных. Но с ним не разговаривали сейчас. Он и сам не хотел.
Потом остался один, в привычной уже камере, но один не надолго.
Свершилось то, чего так боялся – сотник пришел, оглядел его уничтожающе-хмурым взглядом и воздвигся у решетки в молчании, большой, черный, с виду неповоротливый, но подчиненные знали, как он проворен на деле.
Сопровождавший его стражник закрепил на стене в держателе факел, и удалился.
Лиани остался там, где сидел – приветствие по всей форме казалось ему неуместным. Только наклонил голову, и рад был бы ее вовсе не поднимать.
- Мне-то хоть сейчас скажи, искренне, зачем ты так поступил?
Лиани посмотрел на пламя. Огонь был красивым, не то струился, не то пытался взлететь. Обычно вечерами и ночью видел только пляшущий свет на дальней стене коридора.
- Командир, я столько раз все это рассказывал, что перестал понимать, не придумал ли чего сам. Все уже знают лучше меня.
Сотник помолчал, шагнул к самой решетке, почти касаясь ее.
- Приехали из других подразделений тоже, посмотреть и пересказать остальным. Со мной еще трое наших, - назвал имена. – Остановились в гостевом доме на ближней улице.
Помолчал и добавил:
- Тебя очень жалели у нас. Надеялись, решение все же будет иным.
На это он не знал, что ответить. Тоже надеялся, но как-то почти сразу готов был и к худшему. Был ли? Тогда почему снова так плохо?
Командир протянул ему руку. Только тогда поднялся, шагнул вперед, нерешительно коснулся грубой ладони. Ощутил шрам на ней – и про эту отметину говорили тоже, другой, не столь сильный и здоровый человек, не смог бы после такой раны держать палку, не то что саблю.
- Эх, мальчик, - прошептал сотник, и Лиани с удивлением увидел что-то блеснувшее на его щеке. Поспешно отнял руку, отвел взгляд. Спросил, понимая, что голос звучит натянуто:
- Будет здесь?
- Нет, там, куда тебя привезли изначально. Здешним-то это зачем.
Залитая солнцем площадка с двумя столбами… все замыкается, словно передышка только привиделась.
- Может, хоть на город еще посмотрю, - ответил и подумал, что это правда.
- Я верю, ты хорошо будешь держаться.
- Постараюсь.
Сотник черным медведем походил у решетки, словно это он был пойман, но собирался решетку сломать.
- Что-то кому передать?
- Моей семье… мне так жаль. Виноват перед ними. Но я сделал то, что считал самым лучшим, по-человечески. И нашим тоже… зла я никому не желал. Наверное, это всё.
- Остаться с тобой? Они позволят.
- Благодарю вас, нет. Мне надо … лучше так. Я знаю, что вы все неподалеку. К тому же еще увидимся, - удалось улыбнуться, и даже, кажется, искренне. - И еще… может быть, факел оставят здесь? Был бы очень признателен.
- Последний день, - голос Нээле дрогнул, хоть девушка старалась не показать своих чувств. Невольно бросила взгляд на песочные часы, с усилием отвела глаза от призывно блестящих колб…
Чуть подалась вниз, будто деревце собралось падать, опустилась на колени медленно, мягко. Надо бы просить, умолять, как получится – не доставало сил. Сгустился воздух, мешал двигаться, и вдыхать его было тяжко – то ли устала уже от бесконечного напряжения, то ли никак не отпускало действие тех цветов. Но видений не было больше, а жаль – предпочла бы погрузиться в них, ничего не понимать и не чувствовать.
Заставила себя поднять взор на Энори. Ей показалось, по лицу юноши скользнуло разочарование. Энори вздохнул, прижал пальцы к щеке, размышляя. Ничего от сильных мира сего в нем в сейчас не было. Жест полудетский, и волосы перетянуты обычным шнурком, и кружит над виском наглая маленькая оса, разбуженная ярким светом ламп и привлеченная оставшимся на одежде ароматом цветов.
- Я ничего не смогла увидеть… ничего нужного…
- Я тебе дам бумагу, - он сидел на окне, пальцы теперь сцепив на колене, и, казалось, удерживал равновесие чудом. - Об освобождении.
- Разве вы можете отдавать такие приказы? – смысл до нее не сразу дошел.
- Бумага, заверенная главой земельной стражи округа, тебя устроит?
- Да… разумеется…
- Тогда поедешь, простишься с этим парнем. Встань, хватит.
- Я не понимаю, - нерешительно сказала девушка, поднимаясь и чувствуя дрожь.
- Тебе и не надо ничего понимать. Увидев бумагу, стражи твоего друга отпустят, и пусть он катится хоть к Опорам. Только подальше из города, из округа тоже. И побыстрее.
- А я…
- Что?
- Смогу тоже уехать?
- Зачем ты ему сдалась?
Энори был прав, но напоминания эти – будто горечи подливают в питье, вроде привыкнешь, и снова, сильнее…
- Хотя бы одна…
- Тебя никто еще не отпускал пока.
- Но раз меня не подозревают больше, и тут все закончится, зачем я…
- Закончится ли?
- О чем вы? – прошептала Нээле, понимая, что ей снова становится страшно.
Энори развернулся к ней так резко, что другой бы наверняка упал с узкой рамы:
- Я сказал, что достану бумагу, а не помилование!
- Вы имеете в виду подлог? - растерялась девушка. - Но он на такое никогда не пойдет.
- А ты?
Она села прямо на циновку, ошеломленно смотря на говорившего.
- Послушайте... но это же... за ним же опять начнется охота.
- Ну так пусть убирается далеко и быстро, чтоб не поймали, - Энори прикрыл глаза, щелчком опрокинул песочные часы, стоявшие на краю столика; они упали, стукнулись об пол, а будто о сердце девушки. – Из города и предместий его во всяком случае выпустят, коня я дам. Хочешь - принимай, не хочешь - добро пожаловать завтра на казнь, раз от помощи ты отказалась. Я тебя приведу. Посмотришь, чтоб не оставалось потом сомнений, вдруг он все-таки спасся. А потом… живи спокойно. Если, конечно, братья Таэна позволят. Ну и Макори.
На один миг Нээле ощутила соблазн сделать, как он говорит. Все равно... Лиани такая «свобода» принесет только новые беды, да и ей…
Вздрогнула, поймав себя на такой мысли. А Энори смотрел на нее, опустив подбородок на сцепленные пальцы, и так, будто рыбок в пруду разглядывал.
- С чего ты взяла, что твой друг такой уж кристально честный? Только потому, что он спас тебя? Но долг-то свой он нарушил.
Понять, что вокруг, девушка не успевала – двери мелькали, решетки, увитые зеленью, унизанные бусинами нити, свисающие с потолка. Дом, похоже, еще роскошней того, где она недавно жила. Вскоре остановились у тяжелого занавеса из плотного шелка.
- Что это? – силы Нээле остались там, на дне колбы, и единственное, что еще могла - это спрашивать, интереса не ощущая.
- Там мои цветы. Иди, посмотри, - опустил ее на пол и чуть подтолкнул вперед.
Невольно ожидала увидеть белое, в тон его одежде – но словно обрушился водопад всех оттенков зелени, а потом показалось, будто внутрь радуги ее поместили. Цветы были повсюду, среди нежно-салатовой и темно-глянцевой пене листьев. Похожие на сомкнутые ладони и звезды, красные, серебристые, бронзово-желтые, они поднимались от пола и свисали со стен.
Девушку окутало облако ароматов: запах умирающего болота тянулся из одного угла, а из другого веяло свежестью нагретого солнцем высокогорного луга. Ощутила, как что-то ложится в ее ладонь, подняла – увидела сизые колокольчики. Невольно поднесла их к лицу, вдохнула: неожиданно в ее легкие и разум ворвался снег и горный ручей.
Нээле замерла, понемногу чувствуя, как оцепенение отпускает.
- Цветы способны враждовать не хуже людей, но не эти, не здесь. Восемь лет я слежу за ними – их привозили купцы отовсюду…
Странной была комната: не то цветник, не то чаща. Три деревянных столба, обтянутые сеткой из толстой веревки, и у невысокого потолка натянута сетка: ее обвивали ползучие и висячие растения, а то тут, то там закреплены были глиняные плафоны.
- Посмотри. Вот эти вызывают в душе веселье, эти – пробуждают в людях желание, а эти, – он тронул венчики, похожие на темно-багровые, почти черные орхидеи, - эти помогают заснуть. И вот, гляди… - он качнул соцветие-кисть: множество белых звездочек с пурпурной сердцевинкой; от них исходил аромат одновременно тягучий и дразнящий. Нээле потянулась понюхать, Энори отстранил девушку, сказал со странной улыбкой:
- Нельзя. Они малы, но одной капли сока, попавшей на одежду или кожу так, чтобы человек мог чувствовать аромат, хватает, чтобы видеть не то, что есть на самом деле.
- Я слышала про цветок, заманивающий насекомых своим запахом и яркими красками - и пожирающий глупых жертв... здесь таких нет?
- Знаю про такие цветы... их нет в наших землях. Те, что растут у нас на болотах, невзрачны и слабы, нет смысла нести их сюда, - в его голосе впервые прозвучало нечто похожее на сожаление. А лицо, когда глядел на цветы, было задумчивым, взгляд почти любящим и самую малость грустным.
Нээле начала говорить и едва не замолкла, почувствовав себя неловко, будто в чужую беседу вклинилась:
- Однажды еще ребенком я заметила змею в траве. Она показалась мне серебряной струйкой. Смертельно ядовитая, я тогда уже знала об этом. Но хотелось смотреть...
- Так бывает, смотришь и не можешь отвернуться или закрыть глаза…
Прикоснулся к одному из венчиков, похожих на вытянутую чашу, подержал в пальцах, перевернул. Девушку накрыл приступ дурноты: показалось, он держит колбу песочных часов. Но нет, в его пальцах было уже что-то иное, сиренево-пенное соцветие; он велел не просто вдыхать их горчащий аромат, но и проглотить несколько бутонов. Вкус тоже был горьким, и вяжущим. Ощутила, как руки и ноги немеют, кружится голова; испугалась что упадет, порушит весь этот цветник.
Хотела сказать об этом, но не успела.
Увидела лесную дорогу – и человека, стоящего у обочины. Видела со спины, но одежда была простой, и распущены волосы. А потом ей почудились голоса, и шаги множества людей, и лязг железа – приближался отряд.
Нээле судорожно вдохнула, и поняла, что видит уже чьи-то руки, играющие на ахи. Женские руки, ухоженные. Тайлин? Но браслеты и кольца неведомой женщины казались дороже, чем все вещи Тайлин вместе с повозкой и лошадьми. Нээле в этом не разбиралась, но в этот миг знала.
Потом была крепость, стремительно приближалась стена, сложенная из огромных камней. Кем была девушка? То ли всадником, то ли самой лошадью, что бешено мчалась, то ли тараном. Вот-вот и будет удар…
Нээле зажмурилась – и ощутила тепло ладоней на своих плечах, затем одна рука обвилась вокруг ее талии, совсем близко не притягивая, но и не отпуская. Густая пушистая прядь – чужая - скользнула по ее щеке.
Девушку бросило сразу в холод и в жар, она рванулась вперед, расцепляя полукольцо объятия, и чуть не упала на кустики орхидей.
- Осторожно, им не нравится, когда на них падают, - Энори поддержал ее, развернул – его глаза смеялись. Наконец осознала, что ни стены крепостной нет, ни загадочной женщины.
Но видение испугало ее, а человек рядом испугал еще больше. Снова ощутив прикосновение, девушка резко подалась в сторону. На сей раз ей удалось удержать равновесие, хоть и с трудом.
- Какая ты неловкая, - он не был ни сердит, ни разочарован. Казалось, его позабавили эти метания.
Развернулся так быстро, что Нээле отшатнулась - но не в ту сторону, не успев понять, как он движется. И на миг вновь очутилась в кольце его рук – невесомом, тут же разомкнувшемся.
- Не выпускай иголки... не собираюсь причинять тебе вред. И перестань падать, иначе я так и не смогу тебя отпустить.
Девушка не в состоянии была что-то сказать, только чувствовала, как полыхает ее лицо. Уже только об одном мечтала – сбежать из этого цветника. Кажется, открой он сейчас дверь, Нээле стрелой полетит, и ни следа недавнего оцепенения.
А он смотрел странно – и пока вел ее в комнату, и когда обернулся потом на пороге. Внимательным был взгляд, и удовлетворенным. Это снова испугало, и с тем обрадовало – хорошо, что доволен, лучше его не сердить… но чем? Понять не могла…
***
За сутки, пока господин не мог проснуться, Ариму, казалось, постарел лет на десять. Достаточно было сейчас на него посмотреть, чтобы оценить его привязанность и верность. Но уж теперь от кровати хозяина он отходил разве что к двери, и, похоже, ни спать, ни есть не собирался, а угрозу увидел бы даже в случайно зашедшем котенке. Может и прав был бы, в доме не водилось кошек, и появление чужой...
- Каких бы ядовитых цветов ни набросали в то питье, они были куда приятней этой отравы, - пробормотал Кэраи, передавая ему пустую чашку. Микеро, конечно, врач, которого уважает весь город, но это лекарство все-таки дрянь редкостная.
Кроме врача, Ариму никого не пускал в эту комнату. Даже у слуг все принимал через порог.
- Вашего брата уже известили, Энори ему написал.
- Хотел бы я взглянуть на это письмо, - ответил рассеянно, но с легкой усмешкой.
- Он не осмелился бы исказить положение вещей.
- Да этого и не надо…
- Господин, - Ариму помялся какое-то время, что ему было вовсе не свойственно – много лет стоял настолько близко к Кэраи, что порой казался еще одним братом, тоже старшим, только куда менее упрямым. - Вы думаете, он может быть причастен? – спросил, невольно понижая голос, будто Энори мог превратиться в какого-нибудь паучка, покачиваться на прозрачной паутине и подслушивать.
- Может, только понять не могу, зачем ему делать именно это. Забрать Нээле можно было гораздо проще. Для угрозы слишком невнятно. Для интриги с теми же Нэйта или еще кем - пока не понимаю, что и зачем.
- А если и вправду искали какие-то ваши бумаги и письма?
- Искали уж очень неубедительно. Либо тот, кто это сделал, был неопытен и очень напуган, либо это лишь имитация. Такое тоже порой делается, намек на угрозу, допустим, ты знаешь – а недоброжелателями я тут уже обзавелся.
- Но тогда Энори…
- Посмотрю, что дальше. Он понял, о чем я думаю.
- Почему бы тогда не спросить впрямую?
Кто же ответит да! – смешно стало. Нет, если он любит игры, почему бы и не поддержать.
Но сказал другое:
- Он мне, как ни странно, помог, избавил от вопроса «что делать с той девочкой». Так что и его наглость бывает порой полезна. Его версия с ходящими при луне мне понравилась, хотя он сам в нее ни на каплю не верит. А теперь мы имеем возможность понаблюдать. Но довольно пока…
Вот зараза, после недолгого разговора с этим дивным лесным подарочком вновь стало хуже, словно еще выпил какой-нибудь дряни. И никак не пройдет.
Старался не показывать слабости даже перед Ариму, но не получилось, глаза закрывались сами, и мысли переставали быть ясными. Напоследок мелькнуло в них снова про Нээле, полубессвязное: говоря с ним, она была настолько неловкой и перепуганной, что окончательно развеяла сомнения – может, все-таки лишь притворяется серенькой пташкой? Тогда был уверен - не притворялась. А если бы могла так сыграть, не сидела бы с иглой и мотками разноцветных ниток, лишь по случаю попавшая в этот дом. Но, похоже, от женщин, воробышки они или заморские птицы, только и жди беды.
Глава 11
Последнего дня Лиани дожидался почти с нетерпением, мог бы, поторопил бы время. Ближе к вечеру ему дали привести себя в порядок, принесли чистую одежду. Во всяком случае, перед предками он предстанет в достойном виде, хотя ни один вид не искупает сделанного. Кожей ощущал молчаливое сочувствие окружающих, даже земельных. Но с ним не разговаривали сейчас. Он и сам не хотел.
Потом остался один, в привычной уже камере, но один не надолго.
Свершилось то, чего так боялся – сотник пришел, оглядел его уничтожающе-хмурым взглядом и воздвигся у решетки в молчании, большой, черный, с виду неповоротливый, но подчиненные знали, как он проворен на деле.
Сопровождавший его стражник закрепил на стене в держателе факел, и удалился.
Лиани остался там, где сидел – приветствие по всей форме казалось ему неуместным. Только наклонил голову, и рад был бы ее вовсе не поднимать.
- Мне-то хоть сейчас скажи, искренне, зачем ты так поступил?
Лиани посмотрел на пламя. Огонь был красивым, не то струился, не то пытался взлететь. Обычно вечерами и ночью видел только пляшущий свет на дальней стене коридора.
- Командир, я столько раз все это рассказывал, что перестал понимать, не придумал ли чего сам. Все уже знают лучше меня.
Сотник помолчал, шагнул к самой решетке, почти касаясь ее.
- Приехали из других подразделений тоже, посмотреть и пересказать остальным. Со мной еще трое наших, - назвал имена. – Остановились в гостевом доме на ближней улице.
Помолчал и добавил:
- Тебя очень жалели у нас. Надеялись, решение все же будет иным.
На это он не знал, что ответить. Тоже надеялся, но как-то почти сразу готов был и к худшему. Был ли? Тогда почему снова так плохо?
Командир протянул ему руку. Только тогда поднялся, шагнул вперед, нерешительно коснулся грубой ладони. Ощутил шрам на ней – и про эту отметину говорили тоже, другой, не столь сильный и здоровый человек, не смог бы после такой раны держать палку, не то что саблю.
- Эх, мальчик, - прошептал сотник, и Лиани с удивлением увидел что-то блеснувшее на его щеке. Поспешно отнял руку, отвел взгляд. Спросил, понимая, что голос звучит натянуто:
- Будет здесь?
- Нет, там, куда тебя привезли изначально. Здешним-то это зачем.
Залитая солнцем площадка с двумя столбами… все замыкается, словно передышка только привиделась.
- Может, хоть на город еще посмотрю, - ответил и подумал, что это правда.
- Я верю, ты хорошо будешь держаться.
- Постараюсь.
Сотник черным медведем походил у решетки, словно это он был пойман, но собирался решетку сломать.
- Что-то кому передать?
- Моей семье… мне так жаль. Виноват перед ними. Но я сделал то, что считал самым лучшим, по-человечески. И нашим тоже… зла я никому не желал. Наверное, это всё.
- Остаться с тобой? Они позволят.
- Благодарю вас, нет. Мне надо … лучше так. Я знаю, что вы все неподалеку. К тому же еще увидимся, - удалось улыбнуться, и даже, кажется, искренне. - И еще… может быть, факел оставят здесь? Был бы очень признателен.
***
- Последний день, - голос Нээле дрогнул, хоть девушка старалась не показать своих чувств. Невольно бросила взгляд на песочные часы, с усилием отвела глаза от призывно блестящих колб…
Чуть подалась вниз, будто деревце собралось падать, опустилась на колени медленно, мягко. Надо бы просить, умолять, как получится – не доставало сил. Сгустился воздух, мешал двигаться, и вдыхать его было тяжко – то ли устала уже от бесконечного напряжения, то ли никак не отпускало действие тех цветов. Но видений не было больше, а жаль – предпочла бы погрузиться в них, ничего не понимать и не чувствовать.
Заставила себя поднять взор на Энори. Ей показалось, по лицу юноши скользнуло разочарование. Энори вздохнул, прижал пальцы к щеке, размышляя. Ничего от сильных мира сего в нем в сейчас не было. Жест полудетский, и волосы перетянуты обычным шнурком, и кружит над виском наглая маленькая оса, разбуженная ярким светом ламп и привлеченная оставшимся на одежде ароматом цветов.
- Я ничего не смогла увидеть… ничего нужного…
- Я тебе дам бумагу, - он сидел на окне, пальцы теперь сцепив на колене, и, казалось, удерживал равновесие чудом. - Об освобождении.
- Разве вы можете отдавать такие приказы? – смысл до нее не сразу дошел.
- Бумага, заверенная главой земельной стражи округа, тебя устроит?
- Да… разумеется…
- Тогда поедешь, простишься с этим парнем. Встань, хватит.
- Я не понимаю, - нерешительно сказала девушка, поднимаясь и чувствуя дрожь.
- Тебе и не надо ничего понимать. Увидев бумагу, стражи твоего друга отпустят, и пусть он катится хоть к Опорам. Только подальше из города, из округа тоже. И побыстрее.
- А я…
- Что?
- Смогу тоже уехать?
- Зачем ты ему сдалась?
Энори был прав, но напоминания эти – будто горечи подливают в питье, вроде привыкнешь, и снова, сильнее…
- Хотя бы одна…
- Тебя никто еще не отпускал пока.
- Но раз меня не подозревают больше, и тут все закончится, зачем я…
- Закончится ли?
- О чем вы? – прошептала Нээле, понимая, что ей снова становится страшно.
Энори развернулся к ней так резко, что другой бы наверняка упал с узкой рамы:
- Я сказал, что достану бумагу, а не помилование!
- Вы имеете в виду подлог? - растерялась девушка. - Но он на такое никогда не пойдет.
- А ты?
Она села прямо на циновку, ошеломленно смотря на говорившего.
- Послушайте... но это же... за ним же опять начнется охота.
- Ну так пусть убирается далеко и быстро, чтоб не поймали, - Энори прикрыл глаза, щелчком опрокинул песочные часы, стоявшие на краю столика; они упали, стукнулись об пол, а будто о сердце девушки. – Из города и предместий его во всяком случае выпустят, коня я дам. Хочешь - принимай, не хочешь - добро пожаловать завтра на казнь, раз от помощи ты отказалась. Я тебя приведу. Посмотришь, чтоб не оставалось потом сомнений, вдруг он все-таки спасся. А потом… живи спокойно. Если, конечно, братья Таэна позволят. Ну и Макори.
На один миг Нээле ощутила соблазн сделать, как он говорит. Все равно... Лиани такая «свобода» принесет только новые беды, да и ей…
Вздрогнула, поймав себя на такой мысли. А Энори смотрел на нее, опустив подбородок на сцепленные пальцы, и так, будто рыбок в пруду разглядывал.
- С чего ты взяла, что твой друг такой уж кристально честный? Только потому, что он спас тебя? Но долг-то свой он нарушил.
