Лайэнэ оказалась сокровищем. Особо ей не доверял, но не сомневался – сейчас она вывернется наизнанку, чтобы принести пользу. Ее покровителем был Энори, он бы не потерпел конкурентов в тайнах. Вряд ли она работала на кого-то еще. А сейчас ей важно не сойти с корабля, именуемого славой.
Задерживал ее в своем доме чуть дольше, чем было необходимо. Пусть думают, что увлекся ей, это вряд ли кого удивит. Говорить с Лайэнэ всегда было приятно, и немного досадно, потому что знал – все это выучка. Нет бы принимать как должное эти умения – почему-то искренности хотелось.
Разговор сегодня не клеился. Со стороны беседа, наверное, казалась плавной и оживленной, но оба были достаточно умны, чтобы понимать – все это шелуха, фальшивка. И у него выучка не хуже, чем у нее, только в другом. А она, верно, недоумевает, стоило ли звать ее сегодня…
Остановившись на середине очередной гладкой фразы – кажется, что-то о торговле, сам он не вдумывался в то, что говорил – заметил тревогу в ее глазах, они сейчас казались черными. Лайэнэ чуть подалась вперед, словно спрашивала – все ли в порядке? Как-то очень искренне это у нее получилось, можно подумать, и впрямь беспокоится. Хотя почему бы и нет? Она – флюгер, а он – ветер, надо же понимать, куда он подует.
Жаль все-таки, что ей можно верить только с оглядкой.
Сапфиры качнулись, при свете свечей в них заплясали алые искры. Как рубины тогда, во время встречи, которой она так настойчиво добивалась.
Спросил неожиданно для себя:
- Тебя не пытались выкупить из Квартала, пока ты еще не освободилась?
- Мне предлагали. Но никто из них не привлекал настолько, чтобы я согласилась стать чужой игрушкой надолго и с неясным концом. Так что мне удалось их убедить – на самом деле им это не нужно, - она поколебалась, потом продолжила: - Один человек не спрашивал, он просто явился к нашей хозяйке с деньгами и предложением. Этого я совсем не хотела. Говорить такое негоже, но я была рада, когда дела неотложные и неприятные сорвали его с места, и он покинул провинцию. Я была очень рада.
- Ты, когда отказывалась от будущего с теми людьми, уже надеялась сама собрать деньги?
- Скорее, я мечтала об этом. Ведь мы, пока не свободны, имеем право лишь на те подарки, которые идут сверх отданного «наставнице». И, если этих подарков много и они дорогие, их попросту отберут – кто ж пожелает терять девушку, приносящую большой доход? Остается дешевка или один-два дорогих, это придает особую ценность красавице, когда надевает…
- Вот как. Не знал.
- Увы, это правда. Мне просто повезло в итоге, и я умела прятать свои сокровища. И нашелся помощник, - она вздохнула, - Но ведь многие годами не могут накопить нужной суммы, и, даже если все идет хорошо, они могут заболеть или родить ребенка.
- Я думал, у вас не оставляют детей при себе.
- Чаще всего да. Но порой родить его все же приходится… чтобы потом отдать.
- Что ж, зато теперь ты знаменитость провинции.
…И будет сиять еще лет десять, если повезет. В Столице, скорее всего, даже ей бы выпал меньший срок – там слишком много юных красоток, а ценителей настоящего не так уж часто встретишь.
Настоящего ли? Чего бы сейчас ни потребовал, она так же улыбнется, будто счастлива это слышать, и тут же постарается угодить. Так почему бы и нет? Не он первый, не он последний. И не следует забывать – она помощница лишь потому, что старается для себя.
Ощутил почти злость на Лайэнэ, а она приподнялась, чуть растерянной стала улыбка: перемену настроения ощутила, но еще не поняла. Замерла, и, кажется, перестала дышать.
Вежливый, но настойчивый стук в дверь будто выдернул его из темного и тесного колодца. Показалось – все свечи лишь теплились, а теперь вспыхнули разом. Ариму, всегда ловкий, теперь чуть не оборвал занавесь над входом, и возвышался на пороге сине-красной сигнальной башней, разве что дым и огонь из него не шел.
- Донесения из Ожерелья. Из крепостей Шин и Северной. Сразу два голуби принесли.
Прокашлялся, выразительно посмотрел на гостью.
- Говори при ней.
Ариму помялся пару мгновений, и заявил от души, уже не обращая внимания на присутствие женщины:
- Ваш брат и остальные позволили этому проходимцу У-Шену обвести их вокруг пальца. У крепости Шин окружили рухэй, только там на убой оставили небольшой отряд, а остальные, видно, проскользнули мимо Черностенной, в драку не ввязываясь, и взяли нас за горло. Ожерелье прорвано, Северная пала.
«В последние дни месяца Угря-Шаанэ войска У-Шена, захватив Северную крепость, соединились с войсками железного вепря Мэнго, и вместе полностью захватили север гор Эннэ и половину долины Трех Дочерей. Саму крепость окружить им не удавалось, как ни старались. Ценою больших потерь проход в долину оставался свободным.
Со дня на день все ждали помощи – отрядов генерала Таэна. Но они замешкались, отвлеченные обманным маневром У-Шена.
И человек с генералом было меньше, чем хотелось бы – большая часть и так уже сражалась на севере. Ждали и новобранцев из Сосновой и Лаи Кен, а от Ожерелья больше ждать было некого – не оставлять же восток провинции совсем без защиты. И без того заслон был подобен нитке, дерни посильнее – порвется.
Мэнго привел свою конницу; поговаривали, что ездят рухэй на мохнатых горных духах, потому что лошади эти были неутомимы и бегали по снегу так, словно крылья росли из их копыт. Будь сейчас сухие теплые дни, наши кони в скорости превзошли бы чужих, но не мы выбирали, когда начаться войне».
Яари Эйра, летописец Сосновой.
Если в крепости Трех Дочерей поначалу надеялись на быструю победу, сейчас начали опасаться уже не просто затяжной войны, но самого худшего. Если вдруг у клятых рухэй найдутся силы таки прорвать Ожерелью сбоку и двинуть на столицу провинции, помощь может и не придти, развернуться обратно к Осорэи.
Так говорили тайком, но часто. Пойманных за подобными речами ждало суровое наказание.
Акэйин не менее сурово пресекала такие слухи среди своих подопечных, хоть и без смертных приговоров:
- Чтобы генерал отдал север, отвоеванный его предками? Да он скорее позволит разграбить Осорэи, все равно чужаки там не задержатся, негде им закрепиться.
- Там и его дом, - как-то заикнулась было одна из девушек, но хозяйка труппы ее прервала:
- Дам можно другой построить. И золота нажить. А вот потерянную землю трудно вернуть.
- Толку от той земли, раз умирают люди, - угрюмо возразила Сэйэ. – Ради чего это всё? Отдали бы долину, стране земель хватит.
- Если не противостоять врагу, то и вовсе последней нитки лишишься, и свободы, и жизни в конце, - неожиданно мягко сказала Акэйин. – А вот чтобы и крестьяне могли без опаски сеять, и женщины детей рожать, и мы выступать… поэтому не бежит наше войско, напоследок ворота врагам открыв.
Хоть и ждали подмогу, верили в силу и счастливую звезду генерала Таэна, все-таки настроения мрачнели день ото дня. Новых беженцев почти не приходило, а те, что добирались до крепостных ворот, рассказывали страшное. Захватчики никого не жалели, убивали и младенцев, и женщин, как следует позабавившись. Вместо деревень оставались горелые развалины.
Даже Акэйин вздыхала порой – хорошо бы все же поскорее подоспела помощь, а то рухэй хорошо подчистую разорять округу, а когда свои подоспеют, им с провизией туго придется. Не заниматься же грабежами в свою очередь. Хотя раньше такое часто водилось – деревень новых настроят, крестьяне новые народятся, а победить надо сейчас…
Актрис не миновали общая тревога и ожидания. Даже покладистая приветливая Юмиэ приуныла.
- Толку от наших представлений, - говорили, когда выдавались пустые часы и собирались в маленьком своем, но уютном жилище. – Никому не нужны. И в сказки о знамениях больше никто не верит. Какая уж тут вера, если вон – глянешь со стен, а чужие кони на горизонте.
Когда в очередной вечер сидели, нахохлившись, как пестрая стайка птиц при свечах, и чесали языки, Сэйэ не выдержала. Сама не знала, что нашло на нее – как-то сразу все накатило, и дрянная краска для лица давно была меньшей из бед.
- Идиотки, - Сэйэ взмахом рукава сбросила со столика флакончики и коробочки с притираниями. – Мозги куриные. Ты, Айрин, страдала, помнится, что женщина, а так бы хотела серьезные пьесы играть. Легенды! Вот вам легенда, курицы щипаные! Даже если возьмут крепость – вернут ее рано или поздно, и надолго запомнят про эти дни!
- Наших-то имен там всяко не будет, - обронила бледная тихоня Тиан, отодвигаясь от разгневанной товарки.
- А вы сделайте, чтоб были! А уж если устоит крепость – а я верю, что устоит – то и подавно! Хороша была бы история про глупых баб, которые только сидели и ныли!
Услышала хмыканье. Госпожа Акэйин стояла в дверях, скрестив на груди руки, и странно смотрела.
Так быстро между ветвей скользнул ястреб, словно дротик бросили в цель. Утка махнула полосатыми крыльями, поднялась с воды, и полет ее кончился в когтях хищника. Двое всадников остановились у берега озерца – скорее, лужи; лед с него уже сошел, но кое-где по краям снег еще оставался.
Ястреб на суше разделывался с тушкой утки.
- Зря она ушла с воды, там бы ее не достал, - сказал один из конных, в сером, с мехом серебристой лисы у ворота, с волосами, поднятыми от висков и связанными на затылке. Хоть и просто одетый, он отличался от спутника, лохматого, в стеганом доспехе, как серебро отличается от глины.
- Так ты за утку? Я за ястреба, - засмеялся второй. – Он хорошо потрудился, письмо кому надо доставил. А она? Глупая, жирная.
Ординарец Вэй-Ши, Ка-Ян, был маловат ростом, но на коне словно родился. Если представить на конском хребте взъерошенную мышь-полевку, это бы хорошо отразило, как выглядел – только мыши не умеют ездить верхом.
К Энори его подтолкнул сам Вэй-Ши, ценивший наблюдательность и ум ординарца. Пока шли в горах Эннэ, мимо Ожерелья, было не до того – и сам командир был вечно занят, и Ка-Яна отпускал редко, а за проводником смотрели другие надежные люди. Сейчас в его помощи такой нужды не было, и напряжение тайного похода схлынуло, сменившись багровым маревом боев.
Но покуда Ка-Ян лишь мечтал отличиться в сражениях, а приходилось передавать приказы да исполнять иные поручения. Энори был одним из таких поручений.
Со стороны могло показаться, что они почти подружились. Ка-Яну, шустрому и любопытному, интересен был этот чужак с волшебным даром; немного опасался этого дара, но, как и большинство, несколько даже гордился им, свидетельством, что прародители-предки на их стороне.
Один из величайших полководцев в истории, его достойный наследник, и тайная сила – кто против них устоит?
Для армии, что ведет войну на своей территории, ее положение выгодней: местность известная. Даже более сильный противник может сесть в лужу, разве что его численное превосходство совсем уж бесспорно. Поэтому ценились лазутчики, долго прожившие среди местных, и перебежчики. А уж если один из них еще и колдун…
Тутошних жителей, конечно, тоже захватывали и расспрашивали, иногда им даже соврать удавалось, но по мелочам. Один раз офицера поймали, из него долго пришлось выбивать, где ставка отряда и как пробраться к ней через болото с теплыми ключами – незамерзшее, значит. Сказал наконец, а тут Энори случился, только глянул и сразу объяснил, что пленник врет. И что если Вэй-Ши охота вести своих людей в топь, то он сам с удовольствием покажет трясину поглубже.
А когда ему предложили присутствовать на таких вот допросах, послал подальше предложившего сотника. Хоть и вежливо, но любому понятно.
Кто-то еще в Эннэ назвал его саарна-элэй, «хозяином горных троп», так и прижилось.
Еще вел бы себя, как нормальные люди.
Пожалуй, только эта странность и мешала окончательно проникнуться к нему почтительным трепетом, как к знаменитым колдунам. Ладно бы поначалу, многие начинают с того, что опасаются и комара рассердить, но уж потом голову поднимают. Ух как поднимают! Энори, правда, с самого начала ни перед кем не заискивал, словно был уверен в собственной неуязвимости, но все равно – Ка-Ян не понимал.
Поражался этому. Спросил как-то: почему ведешь себя так, будто тебе последний слуга в обозе ровня?
А тот удивился, кажется. Сказал, весело поблескивая глазами - чего я должен добиваться важным или грозным видом? Страха? Вот уж счастье, находиться в окружении сотен вооруженных вояк, которые тебя боятся. Такие от испуга не бегут, а за меч хватаются. Уважения? А куда ж больше, раз железный ваш вепрь Мэнго решил, что я ему нужен.
Ка-Ян отметил тогда с некоторым удовлетворением – ага, все-таки тщеславие ему не чуждо. И командиру Вэй-Ши об этом донес, тот только хмыкнул – тоже мне, полезные сведения…
Никогда Энори не был среди сражения – да и не пустили бы его, берегли. Потом приходил, когда уже никого не оставалось. Когда видел тела, догорающие развалины, смотрел вроде спокойно, а с неприязнью. Прощали ему и это – подумаешь, нос от крови воротит, лишь бы вел, куда надо. Говорят, некоторые колдуны обеты дают – не только мяса не трогать, но и растения не срывать, солнцем и дождем питаются. А этот всего лишь не любит видеть смерть и разруху.
Бывает.
Сейчас Ка-Ян и проводник возвращались из одного лагеря в другой. Стояло временное затишье, скоро эху вновь повторять боевые кличи и крики. Горы, недавно нависавшие над завоевателями, уступили место высокой холмистой равнине, здесь не приходилось опасаться лавины – или, что больше уже годилось ко времени года, селя.
- Эх, тишина-то какая, - говорил молодой рухэйи, наблюдал за ястребом, насвистывая что-то немудреное. – В лагере поди о таком вспомни. Так и свистеть разучишься, все равно себя толком не слышно. Всё стучит, лязгает, все шумят…
- Я думал, вы к этому привычны, - отметил Энори.
- Еще скажи, мы рождаемся с дротиком в зубах…. Ну, Мэнго с У-Шеном и вправду так на свет появились, и еще некоторые, Вэй-Ши вот тоже, но я – нет.
- И как ты попал к такому великому человеку?
Голос прозвучал так невинно-искренне, что Ка-Ян покосился было, но тут же с азартом принялся объяснять:
- Моя мать была женщиной одного из его лучших воинов…
Сорока пролетела перед всадниками, мелькнули черные и белые пятна.
- У нас говорят – сорока была когда-то очень глупой девицей, - хмыкнул Ка-Ян. – А у вас?
- Даже не знаю. Но сороки уж точно не глупы.
- Тебе что, сказок в детстве не рассказывали? Мы любили слушать, жил один такой старикан в деревне… А потом я брату много пересказал, когда тот появился. Он у меня маленький, ждет с победой. Эх, приеду к нему… Ну да тебе, верно, не интересно о детях и сказках, - заметил Ка-Ян, видя, как застыло обычно выразительное лицо спутника.
Свистом подозвал ястреба на руку – тот уже разделался с уткой. Вот забавно: Энори не раз пытался его подзывать, но бесполезно – птица раньше даже к хозяину не шла, если тот рядом, сейчас наконец привыкла.
- Жаль, что ты не умеешь стрелять, - сказал, перехватывая ленту на его лапах. – Тут дичи навалом, даже наши солдаты все распугать не могут. Поохотились бы.
Сам он без небольшого лука не ездил.
- Умею, не люблю просто. Ваших лучников мне не превзойти, но и незачем. Раньше, когда я жил… - оборвал рассказ, будто спохватился, что сейчас скажет лишнего.
Задерживал ее в своем доме чуть дольше, чем было необходимо. Пусть думают, что увлекся ей, это вряд ли кого удивит. Говорить с Лайэнэ всегда было приятно, и немного досадно, потому что знал – все это выучка. Нет бы принимать как должное эти умения – почему-то искренности хотелось.
Разговор сегодня не клеился. Со стороны беседа, наверное, казалась плавной и оживленной, но оба были достаточно умны, чтобы понимать – все это шелуха, фальшивка. И у него выучка не хуже, чем у нее, только в другом. А она, верно, недоумевает, стоило ли звать ее сегодня…
Остановившись на середине очередной гладкой фразы – кажется, что-то о торговле, сам он не вдумывался в то, что говорил – заметил тревогу в ее глазах, они сейчас казались черными. Лайэнэ чуть подалась вперед, словно спрашивала – все ли в порядке? Как-то очень искренне это у нее получилось, можно подумать, и впрямь беспокоится. Хотя почему бы и нет? Она – флюгер, а он – ветер, надо же понимать, куда он подует.
Жаль все-таки, что ей можно верить только с оглядкой.
Сапфиры качнулись, при свете свечей в них заплясали алые искры. Как рубины тогда, во время встречи, которой она так настойчиво добивалась.
Спросил неожиданно для себя:
- Тебя не пытались выкупить из Квартала, пока ты еще не освободилась?
- Мне предлагали. Но никто из них не привлекал настолько, чтобы я согласилась стать чужой игрушкой надолго и с неясным концом. Так что мне удалось их убедить – на самом деле им это не нужно, - она поколебалась, потом продолжила: - Один человек не спрашивал, он просто явился к нашей хозяйке с деньгами и предложением. Этого я совсем не хотела. Говорить такое негоже, но я была рада, когда дела неотложные и неприятные сорвали его с места, и он покинул провинцию. Я была очень рада.
- Ты, когда отказывалась от будущего с теми людьми, уже надеялась сама собрать деньги?
- Скорее, я мечтала об этом. Ведь мы, пока не свободны, имеем право лишь на те подарки, которые идут сверх отданного «наставнице». И, если этих подарков много и они дорогие, их попросту отберут – кто ж пожелает терять девушку, приносящую большой доход? Остается дешевка или один-два дорогих, это придает особую ценность красавице, когда надевает…
- Вот как. Не знал.
- Увы, это правда. Мне просто повезло в итоге, и я умела прятать свои сокровища. И нашелся помощник, - она вздохнула, - Но ведь многие годами не могут накопить нужной суммы, и, даже если все идет хорошо, они могут заболеть или родить ребенка.
- Я думал, у вас не оставляют детей при себе.
- Чаще всего да. Но порой родить его все же приходится… чтобы потом отдать.
- Что ж, зато теперь ты знаменитость провинции.
…И будет сиять еще лет десять, если повезет. В Столице, скорее всего, даже ей бы выпал меньший срок – там слишком много юных красоток, а ценителей настоящего не так уж часто встретишь.
Настоящего ли? Чего бы сейчас ни потребовал, она так же улыбнется, будто счастлива это слышать, и тут же постарается угодить. Так почему бы и нет? Не он первый, не он последний. И не следует забывать – она помощница лишь потому, что старается для себя.
Ощутил почти злость на Лайэнэ, а она приподнялась, чуть растерянной стала улыбка: перемену настроения ощутила, но еще не поняла. Замерла, и, кажется, перестала дышать.
Вежливый, но настойчивый стук в дверь будто выдернул его из темного и тесного колодца. Показалось – все свечи лишь теплились, а теперь вспыхнули разом. Ариму, всегда ловкий, теперь чуть не оборвал занавесь над входом, и возвышался на пороге сине-красной сигнальной башней, разве что дым и огонь из него не шел.
- Донесения из Ожерелья. Из крепостей Шин и Северной. Сразу два голуби принесли.
Прокашлялся, выразительно посмотрел на гостью.
- Говори при ней.
Ариму помялся пару мгновений, и заявил от души, уже не обращая внимания на присутствие женщины:
- Ваш брат и остальные позволили этому проходимцу У-Шену обвести их вокруг пальца. У крепости Шин окружили рухэй, только там на убой оставили небольшой отряд, а остальные, видно, проскользнули мимо Черностенной, в драку не ввязываясь, и взяли нас за горло. Ожерелье прорвано, Северная пала.
Глава 16
«В последние дни месяца Угря-Шаанэ войска У-Шена, захватив Северную крепость, соединились с войсками железного вепря Мэнго, и вместе полностью захватили север гор Эннэ и половину долины Трех Дочерей. Саму крепость окружить им не удавалось, как ни старались. Ценою больших потерь проход в долину оставался свободным.
Со дня на день все ждали помощи – отрядов генерала Таэна. Но они замешкались, отвлеченные обманным маневром У-Шена.
И человек с генералом было меньше, чем хотелось бы – большая часть и так уже сражалась на севере. Ждали и новобранцев из Сосновой и Лаи Кен, а от Ожерелья больше ждать было некого – не оставлять же восток провинции совсем без защиты. И без того заслон был подобен нитке, дерни посильнее – порвется.
Мэнго привел свою конницу; поговаривали, что ездят рухэй на мохнатых горных духах, потому что лошади эти были неутомимы и бегали по снегу так, словно крылья росли из их копыт. Будь сейчас сухие теплые дни, наши кони в скорости превзошли бы чужих, но не мы выбирали, когда начаться войне».
Яари Эйра, летописец Сосновой.
Если в крепости Трех Дочерей поначалу надеялись на быструю победу, сейчас начали опасаться уже не просто затяжной войны, но самого худшего. Если вдруг у клятых рухэй найдутся силы таки прорвать Ожерелью сбоку и двинуть на столицу провинции, помощь может и не придти, развернуться обратно к Осорэи.
Так говорили тайком, но часто. Пойманных за подобными речами ждало суровое наказание.
Акэйин не менее сурово пресекала такие слухи среди своих подопечных, хоть и без смертных приговоров:
- Чтобы генерал отдал север, отвоеванный его предками? Да он скорее позволит разграбить Осорэи, все равно чужаки там не задержатся, негде им закрепиться.
- Там и его дом, - как-то заикнулась было одна из девушек, но хозяйка труппы ее прервала:
- Дам можно другой построить. И золота нажить. А вот потерянную землю трудно вернуть.
- Толку от той земли, раз умирают люди, - угрюмо возразила Сэйэ. – Ради чего это всё? Отдали бы долину, стране земель хватит.
- Если не противостоять врагу, то и вовсе последней нитки лишишься, и свободы, и жизни в конце, - неожиданно мягко сказала Акэйин. – А вот чтобы и крестьяне могли без опаски сеять, и женщины детей рожать, и мы выступать… поэтому не бежит наше войско, напоследок ворота врагам открыв.
Хоть и ждали подмогу, верили в силу и счастливую звезду генерала Таэна, все-таки настроения мрачнели день ото дня. Новых беженцев почти не приходило, а те, что добирались до крепостных ворот, рассказывали страшное. Захватчики никого не жалели, убивали и младенцев, и женщин, как следует позабавившись. Вместо деревень оставались горелые развалины.
Даже Акэйин вздыхала порой – хорошо бы все же поскорее подоспела помощь, а то рухэй хорошо подчистую разорять округу, а когда свои подоспеют, им с провизией туго придется. Не заниматься же грабежами в свою очередь. Хотя раньше такое часто водилось – деревень новых настроят, крестьяне новые народятся, а победить надо сейчас…
Актрис не миновали общая тревога и ожидания. Даже покладистая приветливая Юмиэ приуныла.
- Толку от наших представлений, - говорили, когда выдавались пустые часы и собирались в маленьком своем, но уютном жилище. – Никому не нужны. И в сказки о знамениях больше никто не верит. Какая уж тут вера, если вон – глянешь со стен, а чужие кони на горизонте.
Когда в очередной вечер сидели, нахохлившись, как пестрая стайка птиц при свечах, и чесали языки, Сэйэ не выдержала. Сама не знала, что нашло на нее – как-то сразу все накатило, и дрянная краска для лица давно была меньшей из бед.
- Идиотки, - Сэйэ взмахом рукава сбросила со столика флакончики и коробочки с притираниями. – Мозги куриные. Ты, Айрин, страдала, помнится, что женщина, а так бы хотела серьезные пьесы играть. Легенды! Вот вам легенда, курицы щипаные! Даже если возьмут крепость – вернут ее рано или поздно, и надолго запомнят про эти дни!
- Наших-то имен там всяко не будет, - обронила бледная тихоня Тиан, отодвигаясь от разгневанной товарки.
- А вы сделайте, чтоб были! А уж если устоит крепость – а я верю, что устоит – то и подавно! Хороша была бы история про глупых баб, которые только сидели и ныли!
Услышала хмыканье. Госпожа Акэйин стояла в дверях, скрестив на груди руки, и странно смотрела.
***
Так быстро между ветвей скользнул ястреб, словно дротик бросили в цель. Утка махнула полосатыми крыльями, поднялась с воды, и полет ее кончился в когтях хищника. Двое всадников остановились у берега озерца – скорее, лужи; лед с него уже сошел, но кое-где по краям снег еще оставался.
Ястреб на суше разделывался с тушкой утки.
- Зря она ушла с воды, там бы ее не достал, - сказал один из конных, в сером, с мехом серебристой лисы у ворота, с волосами, поднятыми от висков и связанными на затылке. Хоть и просто одетый, он отличался от спутника, лохматого, в стеганом доспехе, как серебро отличается от глины.
- Так ты за утку? Я за ястреба, - засмеялся второй. – Он хорошо потрудился, письмо кому надо доставил. А она? Глупая, жирная.
Ординарец Вэй-Ши, Ка-Ян, был маловат ростом, но на коне словно родился. Если представить на конском хребте взъерошенную мышь-полевку, это бы хорошо отразило, как выглядел – только мыши не умеют ездить верхом.
К Энори его подтолкнул сам Вэй-Ши, ценивший наблюдательность и ум ординарца. Пока шли в горах Эннэ, мимо Ожерелья, было не до того – и сам командир был вечно занят, и Ка-Яна отпускал редко, а за проводником смотрели другие надежные люди. Сейчас в его помощи такой нужды не было, и напряжение тайного похода схлынуло, сменившись багровым маревом боев.
Но покуда Ка-Ян лишь мечтал отличиться в сражениях, а приходилось передавать приказы да исполнять иные поручения. Энори был одним из таких поручений.
Со стороны могло показаться, что они почти подружились. Ка-Яну, шустрому и любопытному, интересен был этот чужак с волшебным даром; немного опасался этого дара, но, как и большинство, несколько даже гордился им, свидетельством, что прародители-предки на их стороне.
Один из величайших полководцев в истории, его достойный наследник, и тайная сила – кто против них устоит?
Для армии, что ведет войну на своей территории, ее положение выгодней: местность известная. Даже более сильный противник может сесть в лужу, разве что его численное превосходство совсем уж бесспорно. Поэтому ценились лазутчики, долго прожившие среди местных, и перебежчики. А уж если один из них еще и колдун…
Тутошних жителей, конечно, тоже захватывали и расспрашивали, иногда им даже соврать удавалось, но по мелочам. Один раз офицера поймали, из него долго пришлось выбивать, где ставка отряда и как пробраться к ней через болото с теплыми ключами – незамерзшее, значит. Сказал наконец, а тут Энори случился, только глянул и сразу объяснил, что пленник врет. И что если Вэй-Ши охота вести своих людей в топь, то он сам с удовольствием покажет трясину поглубже.
А когда ему предложили присутствовать на таких вот допросах, послал подальше предложившего сотника. Хоть и вежливо, но любому понятно.
Кто-то еще в Эннэ назвал его саарна-элэй, «хозяином горных троп», так и прижилось.
Еще вел бы себя, как нормальные люди.
Пожалуй, только эта странность и мешала окончательно проникнуться к нему почтительным трепетом, как к знаменитым колдунам. Ладно бы поначалу, многие начинают с того, что опасаются и комара рассердить, но уж потом голову поднимают. Ух как поднимают! Энори, правда, с самого начала ни перед кем не заискивал, словно был уверен в собственной неуязвимости, но все равно – Ка-Ян не понимал.
Поражался этому. Спросил как-то: почему ведешь себя так, будто тебе последний слуга в обозе ровня?
А тот удивился, кажется. Сказал, весело поблескивая глазами - чего я должен добиваться важным или грозным видом? Страха? Вот уж счастье, находиться в окружении сотен вооруженных вояк, которые тебя боятся. Такие от испуга не бегут, а за меч хватаются. Уважения? А куда ж больше, раз железный ваш вепрь Мэнго решил, что я ему нужен.
Ка-Ян отметил тогда с некоторым удовлетворением – ага, все-таки тщеславие ему не чуждо. И командиру Вэй-Ши об этом донес, тот только хмыкнул – тоже мне, полезные сведения…
Никогда Энори не был среди сражения – да и не пустили бы его, берегли. Потом приходил, когда уже никого не оставалось. Когда видел тела, догорающие развалины, смотрел вроде спокойно, а с неприязнью. Прощали ему и это – подумаешь, нос от крови воротит, лишь бы вел, куда надо. Говорят, некоторые колдуны обеты дают – не только мяса не трогать, но и растения не срывать, солнцем и дождем питаются. А этот всего лишь не любит видеть смерть и разруху.
Бывает.
Сейчас Ка-Ян и проводник возвращались из одного лагеря в другой. Стояло временное затишье, скоро эху вновь повторять боевые кличи и крики. Горы, недавно нависавшие над завоевателями, уступили место высокой холмистой равнине, здесь не приходилось опасаться лавины – или, что больше уже годилось ко времени года, селя.
- Эх, тишина-то какая, - говорил молодой рухэйи, наблюдал за ястребом, насвистывая что-то немудреное. – В лагере поди о таком вспомни. Так и свистеть разучишься, все равно себя толком не слышно. Всё стучит, лязгает, все шумят…
- Я думал, вы к этому привычны, - отметил Энори.
- Еще скажи, мы рождаемся с дротиком в зубах…. Ну, Мэнго с У-Шеном и вправду так на свет появились, и еще некоторые, Вэй-Ши вот тоже, но я – нет.
- И как ты попал к такому великому человеку?
Голос прозвучал так невинно-искренне, что Ка-Ян покосился было, но тут же с азартом принялся объяснять:
- Моя мать была женщиной одного из его лучших воинов…
Сорока пролетела перед всадниками, мелькнули черные и белые пятна.
- У нас говорят – сорока была когда-то очень глупой девицей, - хмыкнул Ка-Ян. – А у вас?
- Даже не знаю. Но сороки уж точно не глупы.
- Тебе что, сказок в детстве не рассказывали? Мы любили слушать, жил один такой старикан в деревне… А потом я брату много пересказал, когда тот появился. Он у меня маленький, ждет с победой. Эх, приеду к нему… Ну да тебе, верно, не интересно о детях и сказках, - заметил Ка-Ян, видя, как застыло обычно выразительное лицо спутника.
Свистом подозвал ястреба на руку – тот уже разделался с уткой. Вот забавно: Энори не раз пытался его подзывать, но бесполезно – птица раньше даже к хозяину не шла, если тот рядом, сейчас наконец привыкла.
- Жаль, что ты не умеешь стрелять, - сказал, перехватывая ленту на его лапах. – Тут дичи навалом, даже наши солдаты все распугать не могут. Поохотились бы.
Сам он без небольшого лука не ездил.
- Умею, не люблю просто. Ваших лучников мне не превзойти, но и незачем. Раньше, когда я жил… - оборвал рассказ, будто спохватился, что сейчас скажет лишнего.
