- Чтобы вскоре вас взяли в клещи? Нет. Дайте мне отряд, и он разрушит Сосновую. Сейчас там всякий сброд, они не опасны. Идти в Юсен и оставлять эту крепость нетронутой смысла нет.
- Но узнав о разорении, не подтянутся ли туда?
- Будете наготове, успеете первыми - сил Хинаи не хватит заделать все дыры. Без опоры повиснут в воздухе.
- Звучит… дерзко, - Мэнго тронул пальцем полуседую бородку.
- Сейчас первый день месяца Кими-Чирка. Если продержитесь тут, недели через полторы-две пойдем на Сосновую. Разрушив ее, надежно закрепитесь в Юсен.
- Ты успеешь так быстро? Не лететь ли собрался?
- А если и так? – вскинул глаза, почему-то сейчас почти прозрачные, пугающе-светлые.
- Иди, я не собираюсь так скоро отдавать эту долину, хоть бы сюда пришли войска еще двух провинций, - улыбнулся Мэнго.
Костерок почти догорел, караульные спали, не ведая, что виновники их сна сидят у огня: молодой человек и молодая женщина, с виду чуть старше годами. Если бы кто наблюдал за этой парой не в первый раз и не знал, что тори-ай остаются в том облике, в каком умерли, и могут выглядеть только хуже, сказал бы – ее лицо округлилось, и тело тоже, как бывает с обеспеченными женщинами в праздности. Она была сыта, довольна, и с виду временно смирилась с несвободой.
- Ты позвал меня просто так, поболтать, или снова надо кого-то загрызть? – почти промурлыкала женщина, – Но мне сегодня не хочется…
- У меня… к тебе новое дело. Я должен покинуть войско, а ты останешься и будешь защищать Мэнго.
Красавица расхохоталась беззвучно.
- Что ты задумал?
- Не считай меня дураком, - почти кротко попросил Энори, - Понятно, что ты сделаешь, стоит лишь отпустить цепь. Я не могу взять с собой гребень, иначе он и тебя прихватит. Но я могу… - он выхватил нож и ловко отрезал прядь волос женщины.
- Ах ты дрянь, - прошипела она, подхватывая выскользнувшую заколку, - Что делаешь?? Волосы у меня не растут!
- А красивой быть нужно даже сейчас… - кивнул он, наматывая локон на палец. – Ты можешь разорвать глотку Мэнго и сбежать, но теперь я тебя найду. И стоячая вода не поможет.
- Чего тебе надо еще?
- Для начала костер, - кивнул на гаснущие угли, - Хворост я собрал. Несправедливо, тебе не важен огонь, а я его люблю, но не могу прикоснуться. Помочь с прической? – юноша потянулся к ней.
- Убери лапы, - прошипела женщина, уворачиваясь, сама кое-как закрепила заколку. Подбросила веток на костровище так, будто в лицо ненавистному существу напротив. Он больше ее не трогал и не заговаривал, пока тори-ай не успокоилась немного. Тогда рассказал, чего хочет – довести войска до Сосновой.
- И эти черные олухи приняли твои россказни за чистое золото? – с презрением спросила женщина.
- Но я и в самом деле намерен показать им дорогу и сделать ее безопасной.
- Ты не врешь никогда. Но только безумный поверит тебе и доверится, - рассмеялась названная Яаррин.
- Беспокоишься за войска Хинаи?
- Мне безразлично, я мертвая! Но это и твоя земля тоже, ты прожил тут годы, прикидываясь человеком – неужто совсем все равно?
- Кто и когда приведет войска на эти земли, будут ли стоять города... – кивнул он. – Мне было все равно.
- Было?
- Не жди, что стану с тобой откровенничать.
- Почему бы и нет, - фыркнула женщина, - Тебе нужны собеседники. Сейчас ты в этом больше человек, чем я. Жалеть тебя я не собираюсь, а смеяться опасно, но иного ты не заслуживаешь. Искать благосклонности у этих немытых убийц! И не говори, что они только пища – так для меня, а ты вынужден побираться…
- А вот мне сейчас жаль, - ответил он, отрываясь от созерцания ползающего по углям жара, - Ты и вправду мертвая, и сколько ни бесишься, взять у тебя нечего. Будь ты живой… не угли, был бы целый костер из ненависти.
- Тебе придется уйти, - сказала женщина, кривя четкие губы. – Ты не сможешь быть с ними всегда. И вот тогда… привязь потянет больно, ты еще узнаешь это чувство. А если и сумеешь ее разорвать, прошлое, как и несбывшееся тебя не отпустит. Мне даже не грустно, что этого я не увижу – потому что хорошо знаю, так будет.
Второй месяц весны наступил, в небесах потянулись птицы - ленты и косяки, пока еще робко и молча; скоро их станет больше, и птичья песня будет раздаваться из-под каждого куста.
Пока они только осваивались в рощах и на лугах, и с собой принесли молодую вдову по имени Лиэ, как в сказках приносят небесных фей. Во всяком случае об этом верный Ариму сказал Кэраи, уведомляя его, что гостья пожаловала. А настроение было на редкость паршивое, и поэтическое сравнение пришлось как раз кстати, чтобы на лице отразилось не только отвращение к миру.
Про госпожу Лиэ он забыл. Она, как и положено цветам и перелетным птицам, осенью исчезла и, по слухам, уехала в загородное поместье. Верно, Тори Аэмара был недоволен ей. А сейчас, после его смерти, осталась ли молодая вдова без покровителя?
Лиэ выглядела такой же ухоженной и нарядной, но побледнела, поблекла: легкая краска на лице, дозволенная зрелым женщинам из почтенных домов, была словно отдельно от черт. Сидела, теребила низку нефритовых бус на манжете, на сей раз не в любимом розовом, а в зеленом – неожиданно под цвет его собственного одеяния. А узор – серебряная рябина, контуром листья и ягоды. Символ женщины-хозяйки, верной жены и матери. Почему?
Вдовам не запрещено носить такой узор, он мог бы говорить о верной памяти, о жизни в детях – но не у Лиэ.
На сей раз кокетства в ее взгляде не было, скорее, что-то похожее на чувство вины. И тревога. Не стал начинать с расспросов, просто принял ее как гостью; женщины всегда сами рассказывают, если дать им время. Лиэ понадобилось всего полчаса, чтобы приступить к делу.
- Вы считаете меня недостойной доверия, так?
- Этого я не говорил. Можно просто быть верным кому-то другому.
Все-таки она очень волновалась, подогретый сок со специями едва отпила, и то бралась за чашку, то снова ставила ее на столик. Движение это почти завораживало, красивые у нее пальцы и форма кисти… А в кольце – камень, который он подарил когда-то, узорная яшма, не спутать рисунок.
- Я была человеком Тори. Увы, не секрет… Вы, верно, думаете, он был подлым и лицемерным? Мне он помог после смерти мужа, когда меня едва не выкинули на улицу родственнички. И когда обвиняли…
Не дождавшись ответа, молодая женщина чуть прищурилась:
- Раньше вам не очень мешало то, что говорят обо мне и о почившем супруге. Да, я вышла замуж только ради денег, и это было не так-то просто. Но я не сделала ничего, помогая ему отправиться в Нижний дом. И Тори не сделал. Просто так получилось, а я благодарна судьбе за то, что брак мой продлился всего полгода!
- Меня это не слишком интересовало, верно, и сейчас ничего не изменилось. Хитрый тритон Аэмара – дело другое, иметь дело с его ставленницей у меня желания не было.
- Сейчас это все уже в прошлом… Я уехала в имение на границе округа и долго жила там.
Картинка в голове у Кэраи сложилась только в этот миг, но произнес он с видом как можно более безмятежным:
- Говорят, недавно нынешний глава Дома наведался в те края?
Госпожа Лиэ прикусила нижнюю губу, да так, что, когда лицо уже снова приняло беспечное выражение, ярко-алый след был отчетливо виден.
- Дом Аэмара хотел не столько вашего падения, сколько удержаться самим. Но если Нэйта обретут силу, попытки будут уже бесполезны. И потом… - она снова потеребила нефритовую низки, и сказала с неожиданной яростью: - Я не собиралась так говорить, но буду искренней до конца. Я думаю, это Суро убил моего покровителя. Использовал – и убил. Следите за Нэйта, господин. Сейчас их последний шанс восстановить былое величие Дома. Они очень долго жили в вашей тени, но смирялись с этим, потому что это и их земля тоже. Чтобы завоевать и удержать ее, они приложили не меньше усилий когда-то.
- А солнце встает на востоке… Все это верные, но слова.
- У меня есть еще кое-что. Я знаю, что Макори Нэйта хотел отправиться на войну к Трем Дочерям, но отец ему запретил. Велел оставаться в Ожерелье. Якобы для защиты восточной границы.
- Макори сейчас в Черностенной, - задумчиво обронил Кэраи, исподволь пристально наблюдая за гостьей. – И что это по-вашему значит, помимо желания уберечь наследника?
- То же, что и сношения с кем-то в Сосновой. С кем, я не знаю, но гонец от Суро туда ездил исправно. А вчера он созывал какой-то совет у себя дома, со многими членами семейства и верными людьми.
- Эти женщины… Чтоб мои шпионы так хорошо работали, как милые вдовушки в уединенном поместье!
- У меня остались связи от Тори, - поспешно сказала Лиэ, и щеки даже сквозь слой защитного и отбеливающего притирания стали пунцовыми. Но ресницы не опустила, похоже, не врет.
…Никак не мог отделаться от странного чувства, что разговаривает не с той. Но понятно ведь – женщины в его дом приходили нечасто, и очень редко для разговора о делах. Поэтому в круглом личике Лиэ невольно пытался увидеть точеные черты Лайэнэ.
Подумалось неприятное – знает ли Лайэнэ о том, что Нэйта, возможно, затевают переворот? Вряд ли поставляет им сведения, но она так любопытна. А вот с Аэмара точно связана не была, иначе несчастный этот Кайто не бегал бы с глазами теленка на выпасе за ее юбкой.
- Все-таки женщины – это непостижимые создания, - сказал вслух. – Казалось бы, одни веера и вышивки в голове, а красавица уже сплела сети и ловит в них слухи со всего города. Тогда скажите, уважаемая госпожа, вам-то зачем меня предупреждать?
- Я боюсь, - сказала она просто. – И говорить боюсь, и молчать. Если господина Тори все же убили, и Дом Нэйта возьмет власть, верных сопернику людей он не оставит в живых. Вашей смерти я не хочу, но только ради вас я не пришла бы.
Вечером через боковую калитку дома Кэраи пожаловали два гостя – не вместе, с разницей в час. Первый был человек из тех, лицо которых не вспомнишь без подсказки. Он держался учтиво и с тем обособленно, словно и не особо ему и дело было до окружающих. И не подумаешь, что уличные бездельники дрожат при звуке его голоса, и готовы исполнить любой приказ. Когда он ушел, и точно не мог уже встретить в дороге, следы успели остыть, явился другой – тоже из тех, кого по особой милости пускают в дом лично. Этот второй был, напротив, дороден и располагающ с виду, его, раз увидев, ни с кем бы не спутали. Ему принадлежали несколько лавок и большая гостиница в городе, а доход он получал еще с десятка других. На Дом Таэна он работал никак не по нужде, а из чувства давней семейной признательности.
Если эти два человека и знали друг о друге, они старательно об этом не думали, чтобы случайно никто не подслушал и мысли.
Сейчас обоим предстояло не сводить глаз с самих Нэйта, их людей и тех, кто мог быть верен этим людям. Не так, как раньше – присматривать; и мыши теперь нельзя было пропустить без того, чтобы не донести об этом.
Второй месяц весны тоже холодным выдался, и еще туманным. Ручьи оттаяли, кружили в тумане между горными склонами, звенели. Широкие, уже не ручьи, а речушки, были поспокойней, мелкие журчали отчаянно, как ни пытался туман заглушить их песню. Огибали камешки, несли скопившийся на берегах сор.
Весна заявляла о себе во весь голос – не только ручьями, но и запахом сырой земли, пока еще робкими ростками на проталинах. Хотелось на волю, за стены Сосновой; пусть ненадолго – долг призывает, - но побродить под колючими темными ветвями, или оседлать Рыжего…
Лиани проводил глазами проехавшую краем двора молодую всадницу, за ней следовал угрюмый охранник. Хоть сам юноша только что мечтал снова поездить по здешним красотам, но женщинам в такую погоду лучше бы сидеть в тепле.
Отчаянная она все-таки…
Словно ощутив, что на нее смотрят, повернула голову, сверкнула улыбкой – так, никому отдельно и всем сразу. И дальше лошадь направила.
Одета, как обычно женщины-всадницы – в средний между мужским и женским наряд, в штанах, но их скрывала широкая накидка с прорезями для рук.
Нарядная, по блекло-туманному утру особенно яркая.
Про нее тут все говорили, хоть и таясь от начальства. Начальство, впрочем, тоже говорило, таясь уже от главного командира. При жене взять себе молодую подругу – это дело обычное у богатых, бедные, может, тоже бы рады, но содержать-то на что? Разве что втайне захаживать, а не так, официально. Но чтобы эту подругу возле крепости поселить – что-то новенькое. Обычно такая барышня живет в купленном для нее доме, или, что много реже, вместе с женой.
А тут мало что дом для нее обставлен в горах, от крепости в пяти часах небыстрой езды, но она еще и наведывается верхом в эту самую крепость.
До сего дня Лиани видел ее только раз, но знал – она иногда приезжала в Сосновую, жила по нескольку дней. Тут все были в нее немножко и несерьезно влюблены, как … как его младшие сестры в пушистого котенка.
Странная маленькая всадница, как-то щемящее, до боли хорошенькая, словно брошенный на снег полевой цветок – может, потому что в этой крепости ей было совсем не место, а может, невольно желал ей другой судьбы. Хотя она смеялась и всегда выглядела довольной – да и десятки, сотни ровесниц завидовали бы ей.
Лиани проводил ее взглядом – изящная, умело держится в седле. Вот уже повернула к воротам, и не видно ее, только стук подков еще различим.
- Хороша, правда? – раздалось над ухом, теплое, самую малость ревнивое – даже эта малость удивила юношу. Стояла рядом - легко одетая, волосы надо лбом слегка растрепались, щеки еще горят от жара кухни… Совсем другая.
Кэйу приходилось племянницей одной из здешних поварих. Не покинула бы гостиницу – сейчас, хоть народ стал заметно беднее, чем раньше, и путников поубавилось, место все равно оставалось прибыльным. Но хозяин заведения слег, передал все дела родичу, а тот не поладил с бойкой служанкой.
Она не стала ждать развязки, отправилась в крепость и теперь трудилась наравне с прочими. Теперь вот стояла, смеялась, блестя жемчужными зубами, одна рука на боку…
Эта девушка волновала, и уже не понимал, сходством ли с Нээле, или различием, или сама по себе. Но всерьез сравнивать смешливую, бойкую, насквозь земную Кэйу с тихой, не слишком уверенной в себе Нээле. Только когда ехали к монастырю, та ожила, тоже смеялась, шутила – так нередко ведут себя избежавшие смерти.
- Не бегай от меня. Я же вижу, что нравлюсь тебе.
- Простудишься ведь, - сказал он, делая шаг к лестнице.
- И опять ты пытаешься убежать. Не нравится, что я так… открыто себя веду?
- С открытыми проще, - ответил он честно, - Не надо гадать, что у них на уме.
- Тогда потому, что я простая служанка? Я вижу, как тебя ценят офицер Амая и другие, ты не останешься на низшей должности.
- О чем ты, сейчас война.
- На войне и выдвигаются, - она вздохнула. – И такая, как я…
- Да что ты говоришь, в самом деле!
- И вправду. Ты не такой. Тогда… у тебя есть кто-то?
- Этого я и сам не знаю…
Она рассмеялась.
- Вот глупый, так не бывает.
- Бывает и не так…
Как ей объяснить, что просто не знает, как поступить? С девушками в веселых домах все легко и понятно, словно есть договор, и обе стороны его соблюдают. А Кэйу… как к ней относиться? Никогда не пытался кружить головы девушкам, думал – придет время, и у него будет невеста…
- Но узнав о разорении, не подтянутся ли туда?
- Будете наготове, успеете первыми - сил Хинаи не хватит заделать все дыры. Без опоры повиснут в воздухе.
- Звучит… дерзко, - Мэнго тронул пальцем полуседую бородку.
- Сейчас первый день месяца Кими-Чирка. Если продержитесь тут, недели через полторы-две пойдем на Сосновую. Разрушив ее, надежно закрепитесь в Юсен.
- Ты успеешь так быстро? Не лететь ли собрался?
- А если и так? – вскинул глаза, почему-то сейчас почти прозрачные, пугающе-светлые.
- Иди, я не собираюсь так скоро отдавать эту долину, хоть бы сюда пришли войска еще двух провинций, - улыбнулся Мэнго.
Костерок почти догорел, караульные спали, не ведая, что виновники их сна сидят у огня: молодой человек и молодая женщина, с виду чуть старше годами. Если бы кто наблюдал за этой парой не в первый раз и не знал, что тори-ай остаются в том облике, в каком умерли, и могут выглядеть только хуже, сказал бы – ее лицо округлилось, и тело тоже, как бывает с обеспеченными женщинами в праздности. Она была сыта, довольна, и с виду временно смирилась с несвободой.
- Ты позвал меня просто так, поболтать, или снова надо кого-то загрызть? – почти промурлыкала женщина, – Но мне сегодня не хочется…
- У меня… к тебе новое дело. Я должен покинуть войско, а ты останешься и будешь защищать Мэнго.
Красавица расхохоталась беззвучно.
- Что ты задумал?
- Не считай меня дураком, - почти кротко попросил Энори, - Понятно, что ты сделаешь, стоит лишь отпустить цепь. Я не могу взять с собой гребень, иначе он и тебя прихватит. Но я могу… - он выхватил нож и ловко отрезал прядь волос женщины.
- Ах ты дрянь, - прошипела она, подхватывая выскользнувшую заколку, - Что делаешь?? Волосы у меня не растут!
- А красивой быть нужно даже сейчас… - кивнул он, наматывая локон на палец. – Ты можешь разорвать глотку Мэнго и сбежать, но теперь я тебя найду. И стоячая вода не поможет.
- Чего тебе надо еще?
- Для начала костер, - кивнул на гаснущие угли, - Хворост я собрал. Несправедливо, тебе не важен огонь, а я его люблю, но не могу прикоснуться. Помочь с прической? – юноша потянулся к ней.
- Убери лапы, - прошипела женщина, уворачиваясь, сама кое-как закрепила заколку. Подбросила веток на костровище так, будто в лицо ненавистному существу напротив. Он больше ее не трогал и не заговаривал, пока тори-ай не успокоилась немного. Тогда рассказал, чего хочет – довести войска до Сосновой.
- И эти черные олухи приняли твои россказни за чистое золото? – с презрением спросила женщина.
- Но я и в самом деле намерен показать им дорогу и сделать ее безопасной.
- Ты не врешь никогда. Но только безумный поверит тебе и доверится, - рассмеялась названная Яаррин.
- Беспокоишься за войска Хинаи?
- Мне безразлично, я мертвая! Но это и твоя земля тоже, ты прожил тут годы, прикидываясь человеком – неужто совсем все равно?
- Кто и когда приведет войска на эти земли, будут ли стоять города... – кивнул он. – Мне было все равно.
- Было?
- Не жди, что стану с тобой откровенничать.
- Почему бы и нет, - фыркнула женщина, - Тебе нужны собеседники. Сейчас ты в этом больше человек, чем я. Жалеть тебя я не собираюсь, а смеяться опасно, но иного ты не заслуживаешь. Искать благосклонности у этих немытых убийц! И не говори, что они только пища – так для меня, а ты вынужден побираться…
- А вот мне сейчас жаль, - ответил он, отрываясь от созерцания ползающего по углям жара, - Ты и вправду мертвая, и сколько ни бесишься, взять у тебя нечего. Будь ты живой… не угли, был бы целый костер из ненависти.
- Тебе придется уйти, - сказала женщина, кривя четкие губы. – Ты не сможешь быть с ними всегда. И вот тогда… привязь потянет больно, ты еще узнаешь это чувство. А если и сумеешь ее разорвать, прошлое, как и несбывшееся тебя не отпустит. Мне даже не грустно, что этого я не увижу – потому что хорошо знаю, так будет.
***
Второй месяц весны наступил, в небесах потянулись птицы - ленты и косяки, пока еще робко и молча; скоро их станет больше, и птичья песня будет раздаваться из-под каждого куста.
Пока они только осваивались в рощах и на лугах, и с собой принесли молодую вдову по имени Лиэ, как в сказках приносят небесных фей. Во всяком случае об этом верный Ариму сказал Кэраи, уведомляя его, что гостья пожаловала. А настроение было на редкость паршивое, и поэтическое сравнение пришлось как раз кстати, чтобы на лице отразилось не только отвращение к миру.
Про госпожу Лиэ он забыл. Она, как и положено цветам и перелетным птицам, осенью исчезла и, по слухам, уехала в загородное поместье. Верно, Тори Аэмара был недоволен ей. А сейчас, после его смерти, осталась ли молодая вдова без покровителя?
Лиэ выглядела такой же ухоженной и нарядной, но побледнела, поблекла: легкая краска на лице, дозволенная зрелым женщинам из почтенных домов, была словно отдельно от черт. Сидела, теребила низку нефритовых бус на манжете, на сей раз не в любимом розовом, а в зеленом – неожиданно под цвет его собственного одеяния. А узор – серебряная рябина, контуром листья и ягоды. Символ женщины-хозяйки, верной жены и матери. Почему?
Вдовам не запрещено носить такой узор, он мог бы говорить о верной памяти, о жизни в детях – но не у Лиэ.
На сей раз кокетства в ее взгляде не было, скорее, что-то похожее на чувство вины. И тревога. Не стал начинать с расспросов, просто принял ее как гостью; женщины всегда сами рассказывают, если дать им время. Лиэ понадобилось всего полчаса, чтобы приступить к делу.
- Вы считаете меня недостойной доверия, так?
- Этого я не говорил. Можно просто быть верным кому-то другому.
Все-таки она очень волновалась, подогретый сок со специями едва отпила, и то бралась за чашку, то снова ставила ее на столик. Движение это почти завораживало, красивые у нее пальцы и форма кисти… А в кольце – камень, который он подарил когда-то, узорная яшма, не спутать рисунок.
- Я была человеком Тори. Увы, не секрет… Вы, верно, думаете, он был подлым и лицемерным? Мне он помог после смерти мужа, когда меня едва не выкинули на улицу родственнички. И когда обвиняли…
Не дождавшись ответа, молодая женщина чуть прищурилась:
- Раньше вам не очень мешало то, что говорят обо мне и о почившем супруге. Да, я вышла замуж только ради денег, и это было не так-то просто. Но я не сделала ничего, помогая ему отправиться в Нижний дом. И Тори не сделал. Просто так получилось, а я благодарна судьбе за то, что брак мой продлился всего полгода!
- Меня это не слишком интересовало, верно, и сейчас ничего не изменилось. Хитрый тритон Аэмара – дело другое, иметь дело с его ставленницей у меня желания не было.
- Сейчас это все уже в прошлом… Я уехала в имение на границе округа и долго жила там.
Картинка в голове у Кэраи сложилась только в этот миг, но произнес он с видом как можно более безмятежным:
- Говорят, недавно нынешний глава Дома наведался в те края?
Госпожа Лиэ прикусила нижнюю губу, да так, что, когда лицо уже снова приняло беспечное выражение, ярко-алый след был отчетливо виден.
- Дом Аэмара хотел не столько вашего падения, сколько удержаться самим. Но если Нэйта обретут силу, попытки будут уже бесполезны. И потом… - она снова потеребила нефритовую низки, и сказала с неожиданной яростью: - Я не собиралась так говорить, но буду искренней до конца. Я думаю, это Суро убил моего покровителя. Использовал – и убил. Следите за Нэйта, господин. Сейчас их последний шанс восстановить былое величие Дома. Они очень долго жили в вашей тени, но смирялись с этим, потому что это и их земля тоже. Чтобы завоевать и удержать ее, они приложили не меньше усилий когда-то.
- А солнце встает на востоке… Все это верные, но слова.
- У меня есть еще кое-что. Я знаю, что Макори Нэйта хотел отправиться на войну к Трем Дочерям, но отец ему запретил. Велел оставаться в Ожерелье. Якобы для защиты восточной границы.
- Макори сейчас в Черностенной, - задумчиво обронил Кэраи, исподволь пристально наблюдая за гостьей. – И что это по-вашему значит, помимо желания уберечь наследника?
- То же, что и сношения с кем-то в Сосновой. С кем, я не знаю, но гонец от Суро туда ездил исправно. А вчера он созывал какой-то совет у себя дома, со многими членами семейства и верными людьми.
- Эти женщины… Чтоб мои шпионы так хорошо работали, как милые вдовушки в уединенном поместье!
- У меня остались связи от Тори, - поспешно сказала Лиэ, и щеки даже сквозь слой защитного и отбеливающего притирания стали пунцовыми. Но ресницы не опустила, похоже, не врет.
…Никак не мог отделаться от странного чувства, что разговаривает не с той. Но понятно ведь – женщины в его дом приходили нечасто, и очень редко для разговора о делах. Поэтому в круглом личике Лиэ невольно пытался увидеть точеные черты Лайэнэ.
Подумалось неприятное – знает ли Лайэнэ о том, что Нэйта, возможно, затевают переворот? Вряд ли поставляет им сведения, но она так любопытна. А вот с Аэмара точно связана не была, иначе несчастный этот Кайто не бегал бы с глазами теленка на выпасе за ее юбкой.
- Все-таки женщины – это непостижимые создания, - сказал вслух. – Казалось бы, одни веера и вышивки в голове, а красавица уже сплела сети и ловит в них слухи со всего города. Тогда скажите, уважаемая госпожа, вам-то зачем меня предупреждать?
- Я боюсь, - сказала она просто. – И говорить боюсь, и молчать. Если господина Тори все же убили, и Дом Нэйта возьмет власть, верных сопернику людей он не оставит в живых. Вашей смерти я не хочу, но только ради вас я не пришла бы.
Вечером через боковую калитку дома Кэраи пожаловали два гостя – не вместе, с разницей в час. Первый был человек из тех, лицо которых не вспомнишь без подсказки. Он держался учтиво и с тем обособленно, словно и не особо ему и дело было до окружающих. И не подумаешь, что уличные бездельники дрожат при звуке его голоса, и готовы исполнить любой приказ. Когда он ушел, и точно не мог уже встретить в дороге, следы успели остыть, явился другой – тоже из тех, кого по особой милости пускают в дом лично. Этот второй был, напротив, дороден и располагающ с виду, его, раз увидев, ни с кем бы не спутали. Ему принадлежали несколько лавок и большая гостиница в городе, а доход он получал еще с десятка других. На Дом Таэна он работал никак не по нужде, а из чувства давней семейной признательности.
Если эти два человека и знали друг о друге, они старательно об этом не думали, чтобы случайно никто не подслушал и мысли.
Сейчас обоим предстояло не сводить глаз с самих Нэйта, их людей и тех, кто мог быть верен этим людям. Не так, как раньше – присматривать; и мыши теперь нельзя было пропустить без того, чтобы не донести об этом.
***
Второй месяц весны тоже холодным выдался, и еще туманным. Ручьи оттаяли, кружили в тумане между горными склонами, звенели. Широкие, уже не ручьи, а речушки, были поспокойней, мелкие журчали отчаянно, как ни пытался туман заглушить их песню. Огибали камешки, несли скопившийся на берегах сор.
Весна заявляла о себе во весь голос – не только ручьями, но и запахом сырой земли, пока еще робкими ростками на проталинах. Хотелось на волю, за стены Сосновой; пусть ненадолго – долг призывает, - но побродить под колючими темными ветвями, или оседлать Рыжего…
Лиани проводил глазами проехавшую краем двора молодую всадницу, за ней следовал угрюмый охранник. Хоть сам юноша только что мечтал снова поездить по здешним красотам, но женщинам в такую погоду лучше бы сидеть в тепле.
Отчаянная она все-таки…
Словно ощутив, что на нее смотрят, повернула голову, сверкнула улыбкой – так, никому отдельно и всем сразу. И дальше лошадь направила.
Одета, как обычно женщины-всадницы – в средний между мужским и женским наряд, в штанах, но их скрывала широкая накидка с прорезями для рук.
Нарядная, по блекло-туманному утру особенно яркая.
Про нее тут все говорили, хоть и таясь от начальства. Начальство, впрочем, тоже говорило, таясь уже от главного командира. При жене взять себе молодую подругу – это дело обычное у богатых, бедные, может, тоже бы рады, но содержать-то на что? Разве что втайне захаживать, а не так, официально. Но чтобы эту подругу возле крепости поселить – что-то новенькое. Обычно такая барышня живет в купленном для нее доме, или, что много реже, вместе с женой.
А тут мало что дом для нее обставлен в горах, от крепости в пяти часах небыстрой езды, но она еще и наведывается верхом в эту самую крепость.
До сего дня Лиани видел ее только раз, но знал – она иногда приезжала в Сосновую, жила по нескольку дней. Тут все были в нее немножко и несерьезно влюблены, как … как его младшие сестры в пушистого котенка.
Странная маленькая всадница, как-то щемящее, до боли хорошенькая, словно брошенный на снег полевой цветок – может, потому что в этой крепости ей было совсем не место, а может, невольно желал ей другой судьбы. Хотя она смеялась и всегда выглядела довольной – да и десятки, сотни ровесниц завидовали бы ей.
Лиани проводил ее взглядом – изящная, умело держится в седле. Вот уже повернула к воротам, и не видно ее, только стук подков еще различим.
- Хороша, правда? – раздалось над ухом, теплое, самую малость ревнивое – даже эта малость удивила юношу. Стояла рядом - легко одетая, волосы надо лбом слегка растрепались, щеки еще горят от жара кухни… Совсем другая.
Кэйу приходилось племянницей одной из здешних поварих. Не покинула бы гостиницу – сейчас, хоть народ стал заметно беднее, чем раньше, и путников поубавилось, место все равно оставалось прибыльным. Но хозяин заведения слег, передал все дела родичу, а тот не поладил с бойкой служанкой.
Она не стала ждать развязки, отправилась в крепость и теперь трудилась наравне с прочими. Теперь вот стояла, смеялась, блестя жемчужными зубами, одна рука на боку…
Эта девушка волновала, и уже не понимал, сходством ли с Нээле, или различием, или сама по себе. Но всерьез сравнивать смешливую, бойкую, насквозь земную Кэйу с тихой, не слишком уверенной в себе Нээле. Только когда ехали к монастырю, та ожила, тоже смеялась, шутила – так нередко ведут себя избежавшие смерти.
- Не бегай от меня. Я же вижу, что нравлюсь тебе.
- Простудишься ведь, - сказал он, делая шаг к лестнице.
- И опять ты пытаешься убежать. Не нравится, что я так… открыто себя веду?
- С открытыми проще, - ответил он честно, - Не надо гадать, что у них на уме.
- Тогда потому, что я простая служанка? Я вижу, как тебя ценят офицер Амая и другие, ты не останешься на низшей должности.
- О чем ты, сейчас война.
- На войне и выдвигаются, - она вздохнула. – И такая, как я…
- Да что ты говоришь, в самом деле!
- И вправду. Ты не такой. Тогда… у тебя есть кто-то?
- Этого я и сам не знаю…
Она рассмеялась.
- Вот глупый, так не бывает.
- Бывает и не так…
Как ей объяснить, что просто не знает, как поступить? С девушками в веселых домах все легко и понятно, словно есть договор, и обе стороны его соблюдают. А Кэйу… как к ней относиться? Никогда не пытался кружить головы девушкам, думал – придет время, и у него будет невеста…
