Остановился под деревом. Синица зацвиркала над головой, сбивая с мысли, и он снова пошел вперед. Назойливая птица следовала за ними. Ну нет, раз собрался…
- Выходите за меня, госпожа Майерин, - и добавил с грустной полуулыбкой: - теперь я, как глава Дома, сам имею право просить об этом вашего дядю, если вы согласитесь.
- Я… - она помолчала, не сбившись с шага, по детски потерла переносицу. – Можно, я буду искренней?:
- Разумеется.
- Сейчас я всего боюсь и ни в чем не уверена. Но я благодарна, и если вы… ведь наши отцы были противниками, почти врагами.
- Сейчас это не имеет значения. А может, и раньше бы не имело.
- Но как же… - она прикусила губу.
- Об этом не мне судить. Только что бы ни оказалось, вы ни к чему не причастны.
- Тогда я еще спрошу, вы позволите? – теперь она остановилась, разглядывая камешки под ногами. – Я знаю, что сорвалась ваша свадьба. Вы… любили ту девушку?
- Я уважал ее, и сейчас это чувство не изменилось.
- А меня вы жалеете?
- Раньше так было. Но теперь испытываю все большее восхищение.
Она по-прежнему не поднимала головы, но медленно пошла, придерживая скользкий шелк, норовивший соскользнуть с волос. Рииши уже выучил этот ее жест. Заколкой бы пристегнуть, но не делает так почему-то. Зато другое делает, не столь очевидное – спрашивает и отвечает с почти непозволительной прямотой. С каждым разговором все более странным казалось – неужто и впрямь перед ним сестра Кайто, легкомысленного, самовлюбленного? Тори Аэмара, напротив, был весьма умен, но уж чего, а прямоты за ним не водилось.
- Я согласна, - сказала она. – Постараюсь быть вам хорошей женой.
Мужская половина Дома Аэмара была пуста, и занавеси висели траурные – небеленый холст. Но траур закончился, и женскую половину украшали занавеси нарядные, в вазах стояли цветы из оранжереи. Понемногу все оживало, словно после зимы. Сестры уже смеялись, особенно младшая. Мать пока еще не улыбнулась ни разу, но… у нее были причины для этого.
Майэрин вертела в пальцах кроваво-алый цветок гибискуса, еще дрожала после разговора с матерью – а та до этого говорила с Рииши, дала предварительное согласие на брак дочери.
- Молодец, ты понимаешь, что нужно для блага семьи, - произнесла, целуя девушку в лоб и смахивая слезу. – Теперь осталось получить согласие твоего дяди – это будет нетрудно, нынешний наш покровитель человек разумный.
Стало очень-очень страшно.
- Он-то всегда тебе нравился, - сказала сестра, по детской привычке забравшись на диванчик с ногами. – Не понимаю, правда, чем. Сосна сгоревшая черная!
- Слезь, мама будет ругать. Ты же сама невеста почти.
…Вот чего нет в Майэрин, так это веселого очарования, как в средней сестре. Завидовала бы, если б умела – но себя с такой кокетливой живостью и представить не получается. А, верно, при ней и красоты не надо… Робко глянула в зеркало – нет, не утешает.
Анэ чуть изогнулась, что должно было означать перемену позы, продолжила:
- Ладно, пусть нравился, вкусы у всех… Но ты разве сама не боишься? А если он с тобой решит рассчитаться за гибель отца? Всякое ведь болтают. Да, чушь, но ведь верят некоторые!
- Он не из таких.
- Ты вообще какая-то странная. Отказалась от Энори – на него ведь мельком посмотреть и то была радость! - а теперь вот возьмет и отправит тебя куда-нибудь в глушь, запретив общаться с семьей. И, между прочим, никто ему не помешает. Или еще что похуже. Самой в такие руки идти…
- Помолчи уже, - прикрикнула было Майэрин, но голос вышел предательски-тоненьким. – Сестра ты мне или кто, зачем пытаешься напугать? – сказала уже совсем по-девчоночьи.
Анэ спрыгнула с диванчика, кинулась ее обнимать, позвякивая височными подвесками и браслетами – и дома украшалась, как на праздник. Хоть и простое сейчас на ней было, молочный камень да бронза – негоже иное сразу после траура.
- Ты же моя драгоценная, чудачка-тихоня, как же я тебя отпущу? Подумаешь, старшая! Я бы тебя защищала, как маленькую… ты ведь жизни не знаешь совсем.
Льнула к Майэрин, и сердилась, и чуть не мурлыкала, пытаясь отговорить.
- А мама-то хороша – согласна! – прошептала недовольно, и все-таки совсем вслух не решаясь высказать осуждение.
После смерти Тори Дом Аэмара ощутил себя в утлой лодке: богатства и влияния хватило бы, чтобы снова подняться, уже с другим главой, но слухи о сомнительных делах умершего поползли. Поэтому предложение Рииши приняли – как он потом узнал, не без раздоров в семействе, но дядюшка Майэрин и ее мать рассудили верно. Репутация Дома Нара безупречна, а Рииши на хорошем счету у обоих братьев Таэна.
И свадьбу назначили почти сразу.
Ясное дело, зачем такая спешка. Любой, кто был в курсе дел, не сомневался: хотят заручиться поддержкой, расследование смерти Аори и подлогов еще не закончено. Позволить, чтобы родных твоей жены осудили… всегда можно найти лазейки, или хоть оказать помощь.
Кэраи был бы скорее доволен, если бы не сомневался – свадьба не подспудная интрига самих Аэмара. А это меняло все дело, и утро, когда принесли известие, показалось весьма скверным. Рииши всегда был прямым как дротик, и таким же простым. Если знать, как взяться, и вертеть им так же легко. Но придти, посоветоваться – нет, это ниже нашего достоинства…
Вот так и начинаешь подозревать… каждый пень.
После смерти Истэ он какое-то время был словно в тумане. Знал, конечно, о визитах Рииши в дом Аэмара, но последнее, о чем всерьез думал, это о делах Соек.
Звать молодого человека не пришлось, он явился сам. Сообразил – сразу, как о свадьбе договорятся, Кэраи об этом узнает. Договорились вечером, известие принесли на рассвете, а Рииши прискакал к воротам чуть раньше полудня.
Застал хозяина дома за написанием распоряжений. Ради гостя тот не спешил отложить тушечницу и кисть; почерк у Кэраи всегда был безупречным, сейчас же знаки, наверное, достигли совершенства в глазах Небес. Жаль, чиновники, к которым поступят эти бумаги, красоты не оценят. Еще ровная линия, поворот, и еще – черные мазки расцветают. Какая жалость, что этой самой кистью и тушью нельзя изобразить что-нибудь на напряженной физиономии гостя.
- Как понимаю, это дело решенное?
Настороженное, смущенное молчание было ответом. И неудивительно – молодой Нара знал его достаточно, чтобы понять – хозяин дома в бешенстве. Хорошее парень выбрал время, ничего не скажешь. Война, заговорщики, смерти загадочные – а детишки уже сговорились. Разумеется, сами, всё сами, никто не подталкивал. Хуже дурака только дурак с инициативой…
- Ни я, ни даже мой брат не могут запретить этот брак… Одна из немногих оставшихся привилегий окраинных провинций – могущественные Дома организуют семейные связи, как им угодно…
Лицо у Рииши такое было, словно сейчас и третью невесту отнимут. Кэраи это неожиданно развеселило – ненадолго, но и сухая ярость улеглась, пришло спокойствие.
- Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь?
- Приношу вам верность Дома Аэмара. Хотя бы временную, но сейчас и это полезно.
- О да, пока они будут верными, они и мечтать не могли о таком подарке. Но ты держал когда-нибудь тритона в руках? Скользкие твари. Даже если Майэрин вправду милая девочка, остальные своего не упустят, а они посильней в интригах, чем все Нара вместе взятые.
- Самоуверенным дураком никогда не был, и, надеюсь, не стану. Очень трудно доверять тем, из-за кого, возможно, погиб мой отец. Думаете, я об этом забуду? Даже если и захочу, не получится. Так что… я готов слушать и слушаться вас.
- Пока делай, что собрался. Потом уедешь в Срединную, к оружейникам. Там до тебя не доберутся так сразу, а мне не придется ломать голову, чем тебя еще соблазняют Аэмара.
- А Майэрин?
- Хочешь, бери ее с собой. Если тритоновский курятник всполошится, оставь, хотя я бы не рисковал – мало ли что ей нашепчут к твоему возвращению. И еще… я обязан довести до конца расследование смерти твоего отца. Если он был отравлен, это не просто рядовое убийство. За такое весь род самое меньшее отправляется в ссылку. Подобное преступление и Столица без внимания не оставит.
- Я и сам помогу следствию, если нужно, - спокойно ответил молодой человек. – Но Майэрин не отдам, она будет уже моего Дома.
- Вот даже как…
Интересно, что же за девочка там, подумал – но не сказал, разумеется. Вряд ли писаная красавица, об этом бы городские слухи давно разносились. Что-то другое в ней есть, и хорошо бы не отцовское коварство.
И самому Рииши верил не до конца. Нет, сейчас парень на его стороне полностью, но вот надолго ли? Лучше ему быть в Срединной.
Когда идет битва, звуков так много, что голос командира не будет слышен, вместо него звучат барабаны. Одна барабанная россыпь – команда на выдвижение, вторая – сигнал к атаке. А гонги указывают остановку и отступление.
С Небес, наверное, и военный лагерь, и поле боя выглядят довольно пестро, оттуда не видно грязи под ногами, на лицах и на одежде. Зато видно разный цвет знамен, флажки командиров, - и головные повязки у воинов разные, чтобы скорее собирать своих.
На снегу еще ярче, но его время ушло. Снег тут остался только в ложбинах и затененных овражках, все остальное либо растаяло пол блеклым еще солнцем, либо вытоптали.
Сейчас лагерь генерала Таэна отдыхал после очередной стычки. Конники рухэй немного спустились вниз и напали с юго-востока, отчаянная атака – почти прорвались к самой крепости. Пришлось перебросить туда воинов с запада, и атака захлебнулась. Но вражеский отряд, хоть и понес потери, не был разбит, он внезапно отступил, будто передумал.
- Это признак бессилия, - говорили некоторые офицеры. – Еще немного, и мы вытесним их из долины в горы Эннэ.
- Торопитесь, - хмурился Тагари. По обширной долине Трех Дочерей они могли еще долго гоняться друг за другом, окончательно погубив надежду на весенний сев. Прошлогоднее наводнение уничтожило много запасов, а теперь во всем северном округе наверняка будет голод.
Как бы там ни думали простые воины и офицеры, все равно ему не было.
Ставка Тагари располагалась сейчас на северной стороне озера, здесь не деревья росли – кустарник, и не было нагромождения причудливых скал, как подле самой крепости. Совсем рядом лежала темно-синяя гладь воды, тихая, равнодушная к битвам. Если бои начнутся на берегу, кровь потечет в озеро, будут на мелководье качаться тела, может, и возмутится оно, выплеснет волны, смывая всех без разбора?
А пока тут даже птиц было мало. Какие-то еще не вернулись из более южных земель, каких-то распугали воины. Мало радости вить гнездо под ногами или копытами.
Завершил обход лагеря – дело небыстрое, но самим Тагари для себя установленное. Надо видеть лица солдат, говорить со своими людьми, а не отгораживаться стенами шатра. А вот и он самый… Ветер стих, и рысь на его навершии, на малиновом флаге поникла, растеряла боевой задор. За шатром играли на флейте, верно, кто-то из солдат. Хорошо играл, звук далеко разносился, и сейчас это было неважно, не в засаде сидят.
Опустился на стул у стола, велел подавать обед. Или уже ужин? Неважно…
Подумалось – надо бы написать сыну. Известия из Осорэи получал достаточно регулярно, в том числе и от брата, о мальчике там упоминалось всегда одной строчкой. И этого хватало – жив, сперва был дома, теперь в Храмовой Лощине, что еще надо?
Но, может, самому черкнуть что-нибудь… все-таки раньше наведывался каждый раз, возвращаясь из разъездов, а теперь еще невесть когда.
Но сам написать не успел, пришел вестник с другим письмом.
Стал снаружи, почти на пороге шатра. Гонец был лет тридцати с виду, необычные волосы – с рыжинкой – в закатном солнце казались еще ярче. Сам в добротном доспехе, со значком первой ступени на рукаве и головной повязке.
- Известие от правого крыла, - поклонился, протягивая свиток.
- Проходи, давай сюда.
Этого офицера Тагари близко не знал, хотя тот уже несколько лет служил в Черностенной. Так, видел изредка. Бывают такие люди, вроде все при них, и на службе успешны, а нелюдимые.
- Разведчики говорят, У-Шен готовится перебросить конницу к северу.
- Это еще зачем? – Тагари удивлено вскинул глаза, открывая футляр со свитком. Крышечка была намертво запечатана.
- Да что вы там, золото что ли от разбойников прячете.... – дернул крышку сильнее, и в этот миг что-то ударило в правый бок, меж пластин; от боли перед глазами все покраснело. Был ранен не в первый раз, и все понял. Сумел вскочить, отбросив руку, занесенную для другого удара. Ткань на боку промокла – чувствовал и под доспехом.
Тут же в шатра стало очень много народу и нечем дышать, и заблестело очень много клинков. Тагари успел увидеть злое и растерянное лицо вестника, и то, как он уклонился в сторону от охраны. На один миг, но хватило ему, чтобы тем же ножом – длинным – ударить себя в горло.
Что-то мне это напоминает, подумал Тагари, повисая на руках приближенных. И что там в футляре, все-таки письмо или какая-нибудь издевательская штука?
И кто…
Ка-Ян, ординарец, бродил у шатра командира, извелся весь. Глядел на небо, нет ли ястреба с письмом? То, что после обманного нападения другого отряда рухэй – отвлечь внимание, открыть им проход к Юсен – чья-то рука нанесла удар вражескому командиру… Да кто ж этот добрый человек-то?? Ни Мэнго, ни У-Шен убийцу не посылали, и вообще, по слухам, это был кто-то из тамошних. Заговорщики в их стане, так получается.
Вышло только ранить, но есть надежда.
После его смерти, конечно, войска Хинаи вряд ли свернут лагерь, отдавая север, но всяко придут в смятение.
Вдыхать сыроватый свежий ветерок было одно удовольствие, но, больше часа уже бродя по лоскуту земли возле шатра, молодой рухэйи начал мерзнуть, и носом зашмыгал. Скорее бы уж…
Простучали копыта, приехал Вэй-Ши. Бросил ему поводья, а ординарец быстро их сунул мальчишке-конюху.
Новости, новости-то какие?
- Жив пока, - буркнул Вэй-Ши, заходя в шатер. Ка-Ян тоже сунулся было за полог, но командир так на него зыркнул из-под насупленных бровей, что ординарец сразу же подался назад. Что командиру не нравится, интересно? Что жив вражеский генерал? Ну так ранен, по слухам, серьезно, руководить войском пока вряд ли сможет. А тем временем пара отрядов и проскользнет дальше по отрогам Юсен, тропами, которые рисовал Энори.
Где он сейчас, интересно… и не ждет ли ловушка? Ведь именно люди Вэй-Ши должны взять Сосновую…
Но, если все честно, сейчас в ставке генерала не до них. Может, еще умрет?
По слухам, нападавшего схватить не смогли. Но если бы и схватили, никакой разницы. Это уж местным тем заговорщикам надо было придумывать, как не дать ему заговорить. Наверняка наготове был еще один человек с ножом.
Эх, погода-то какая, ветерок свежий…
Заговорщики, конечно, хорошо подгадали, сейчас Тагари показал свою слабость; хоть и людей почти не потерял, все ж не разгадал хитрость рухэй. Самое время его знамя поменять на другое… Что ж, теперь будем с заговорщиками драться.
Если, конечно, умрет.
Вспомнил разговор не сильно давний, с Энори. Тогда ординарец подумал, и высказал вслух – раз поговаривают о колдовстве проводника, может, сумеет он генерала того, прикончить? Ну или волков натравить, или иную силу…
Энори эту речь оборвал непривычно резко.
- Выходите за меня, госпожа Майерин, - и добавил с грустной полуулыбкой: - теперь я, как глава Дома, сам имею право просить об этом вашего дядю, если вы согласитесь.
- Я… - она помолчала, не сбившись с шага, по детски потерла переносицу. – Можно, я буду искренней?:
- Разумеется.
- Сейчас я всего боюсь и ни в чем не уверена. Но я благодарна, и если вы… ведь наши отцы были противниками, почти врагами.
- Сейчас это не имеет значения. А может, и раньше бы не имело.
- Но как же… - она прикусила губу.
- Об этом не мне судить. Только что бы ни оказалось, вы ни к чему не причастны.
- Тогда я еще спрошу, вы позволите? – теперь она остановилась, разглядывая камешки под ногами. – Я знаю, что сорвалась ваша свадьба. Вы… любили ту девушку?
- Я уважал ее, и сейчас это чувство не изменилось.
- А меня вы жалеете?
- Раньше так было. Но теперь испытываю все большее восхищение.
Она по-прежнему не поднимала головы, но медленно пошла, придерживая скользкий шелк, норовивший соскользнуть с волос. Рииши уже выучил этот ее жест. Заколкой бы пристегнуть, но не делает так почему-то. Зато другое делает, не столь очевидное – спрашивает и отвечает с почти непозволительной прямотой. С каждым разговором все более странным казалось – неужто и впрямь перед ним сестра Кайто, легкомысленного, самовлюбленного? Тори Аэмара, напротив, был весьма умен, но уж чего, а прямоты за ним не водилось.
- Я согласна, - сказала она. – Постараюсь быть вам хорошей женой.
***
Мужская половина Дома Аэмара была пуста, и занавеси висели траурные – небеленый холст. Но траур закончился, и женскую половину украшали занавеси нарядные, в вазах стояли цветы из оранжереи. Понемногу все оживало, словно после зимы. Сестры уже смеялись, особенно младшая. Мать пока еще не улыбнулась ни разу, но… у нее были причины для этого.
Майэрин вертела в пальцах кроваво-алый цветок гибискуса, еще дрожала после разговора с матерью – а та до этого говорила с Рииши, дала предварительное согласие на брак дочери.
- Молодец, ты понимаешь, что нужно для блага семьи, - произнесла, целуя девушку в лоб и смахивая слезу. – Теперь осталось получить согласие твоего дяди – это будет нетрудно, нынешний наш покровитель человек разумный.
Стало очень-очень страшно.
- Он-то всегда тебе нравился, - сказала сестра, по детской привычке забравшись на диванчик с ногами. – Не понимаю, правда, чем. Сосна сгоревшая черная!
- Слезь, мама будет ругать. Ты же сама невеста почти.
…Вот чего нет в Майэрин, так это веселого очарования, как в средней сестре. Завидовала бы, если б умела – но себя с такой кокетливой живостью и представить не получается. А, верно, при ней и красоты не надо… Робко глянула в зеркало – нет, не утешает.
Анэ чуть изогнулась, что должно было означать перемену позы, продолжила:
- Ладно, пусть нравился, вкусы у всех… Но ты разве сама не боишься? А если он с тобой решит рассчитаться за гибель отца? Всякое ведь болтают. Да, чушь, но ведь верят некоторые!
- Он не из таких.
- Ты вообще какая-то странная. Отказалась от Энори – на него ведь мельком посмотреть и то была радость! - а теперь вот возьмет и отправит тебя куда-нибудь в глушь, запретив общаться с семьей. И, между прочим, никто ему не помешает. Или еще что похуже. Самой в такие руки идти…
- Помолчи уже, - прикрикнула было Майэрин, но голос вышел предательски-тоненьким. – Сестра ты мне или кто, зачем пытаешься напугать? – сказала уже совсем по-девчоночьи.
Анэ спрыгнула с диванчика, кинулась ее обнимать, позвякивая височными подвесками и браслетами – и дома украшалась, как на праздник. Хоть и простое сейчас на ней было, молочный камень да бронза – негоже иное сразу после траура.
- Ты же моя драгоценная, чудачка-тихоня, как же я тебя отпущу? Подумаешь, старшая! Я бы тебя защищала, как маленькую… ты ведь жизни не знаешь совсем.
Льнула к Майэрин, и сердилась, и чуть не мурлыкала, пытаясь отговорить.
- А мама-то хороша – согласна! – прошептала недовольно, и все-таки совсем вслух не решаясь высказать осуждение.
После смерти Тори Дом Аэмара ощутил себя в утлой лодке: богатства и влияния хватило бы, чтобы снова подняться, уже с другим главой, но слухи о сомнительных делах умершего поползли. Поэтому предложение Рииши приняли – как он потом узнал, не без раздоров в семействе, но дядюшка Майэрин и ее мать рассудили верно. Репутация Дома Нара безупречна, а Рииши на хорошем счету у обоих братьев Таэна.
И свадьбу назначили почти сразу.
Ясное дело, зачем такая спешка. Любой, кто был в курсе дел, не сомневался: хотят заручиться поддержкой, расследование смерти Аори и подлогов еще не закончено. Позволить, чтобы родных твоей жены осудили… всегда можно найти лазейки, или хоть оказать помощь.
Кэраи был бы скорее доволен, если бы не сомневался – свадьба не подспудная интрига самих Аэмара. А это меняло все дело, и утро, когда принесли известие, показалось весьма скверным. Рииши всегда был прямым как дротик, и таким же простым. Если знать, как взяться, и вертеть им так же легко. Но придти, посоветоваться – нет, это ниже нашего достоинства…
Вот так и начинаешь подозревать… каждый пень.
После смерти Истэ он какое-то время был словно в тумане. Знал, конечно, о визитах Рииши в дом Аэмара, но последнее, о чем всерьез думал, это о делах Соек.
Звать молодого человека не пришлось, он явился сам. Сообразил – сразу, как о свадьбе договорятся, Кэраи об этом узнает. Договорились вечером, известие принесли на рассвете, а Рииши прискакал к воротам чуть раньше полудня.
Застал хозяина дома за написанием распоряжений. Ради гостя тот не спешил отложить тушечницу и кисть; почерк у Кэраи всегда был безупречным, сейчас же знаки, наверное, достигли совершенства в глазах Небес. Жаль, чиновники, к которым поступят эти бумаги, красоты не оценят. Еще ровная линия, поворот, и еще – черные мазки расцветают. Какая жалость, что этой самой кистью и тушью нельзя изобразить что-нибудь на напряженной физиономии гостя.
- Как понимаю, это дело решенное?
Настороженное, смущенное молчание было ответом. И неудивительно – молодой Нара знал его достаточно, чтобы понять – хозяин дома в бешенстве. Хорошее парень выбрал время, ничего не скажешь. Война, заговорщики, смерти загадочные – а детишки уже сговорились. Разумеется, сами, всё сами, никто не подталкивал. Хуже дурака только дурак с инициативой…
- Ни я, ни даже мой брат не могут запретить этот брак… Одна из немногих оставшихся привилегий окраинных провинций – могущественные Дома организуют семейные связи, как им угодно…
Лицо у Рииши такое было, словно сейчас и третью невесту отнимут. Кэраи это неожиданно развеселило – ненадолго, но и сухая ярость улеглась, пришло спокойствие.
- Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь?
- Приношу вам верность Дома Аэмара. Хотя бы временную, но сейчас и это полезно.
- О да, пока они будут верными, они и мечтать не могли о таком подарке. Но ты держал когда-нибудь тритона в руках? Скользкие твари. Даже если Майэрин вправду милая девочка, остальные своего не упустят, а они посильней в интригах, чем все Нара вместе взятые.
- Самоуверенным дураком никогда не был, и, надеюсь, не стану. Очень трудно доверять тем, из-за кого, возможно, погиб мой отец. Думаете, я об этом забуду? Даже если и захочу, не получится. Так что… я готов слушать и слушаться вас.
- Пока делай, что собрался. Потом уедешь в Срединную, к оружейникам. Там до тебя не доберутся так сразу, а мне не придется ломать голову, чем тебя еще соблазняют Аэмара.
- А Майэрин?
- Хочешь, бери ее с собой. Если тритоновский курятник всполошится, оставь, хотя я бы не рисковал – мало ли что ей нашепчут к твоему возвращению. И еще… я обязан довести до конца расследование смерти твоего отца. Если он был отравлен, это не просто рядовое убийство. За такое весь род самое меньшее отправляется в ссылку. Подобное преступление и Столица без внимания не оставит.
- Я и сам помогу следствию, если нужно, - спокойно ответил молодой человек. – Но Майэрин не отдам, она будет уже моего Дома.
- Вот даже как…
Интересно, что же за девочка там, подумал – но не сказал, разумеется. Вряд ли писаная красавица, об этом бы городские слухи давно разносились. Что-то другое в ней есть, и хорошо бы не отцовское коварство.
И самому Рииши верил не до конца. Нет, сейчас парень на его стороне полностью, но вот надолго ли? Лучше ему быть в Срединной.
***
Когда идет битва, звуков так много, что голос командира не будет слышен, вместо него звучат барабаны. Одна барабанная россыпь – команда на выдвижение, вторая – сигнал к атаке. А гонги указывают остановку и отступление.
С Небес, наверное, и военный лагерь, и поле боя выглядят довольно пестро, оттуда не видно грязи под ногами, на лицах и на одежде. Зато видно разный цвет знамен, флажки командиров, - и головные повязки у воинов разные, чтобы скорее собирать своих.
На снегу еще ярче, но его время ушло. Снег тут остался только в ложбинах и затененных овражках, все остальное либо растаяло пол блеклым еще солнцем, либо вытоптали.
Сейчас лагерь генерала Таэна отдыхал после очередной стычки. Конники рухэй немного спустились вниз и напали с юго-востока, отчаянная атака – почти прорвались к самой крепости. Пришлось перебросить туда воинов с запада, и атака захлебнулась. Но вражеский отряд, хоть и понес потери, не был разбит, он внезапно отступил, будто передумал.
- Это признак бессилия, - говорили некоторые офицеры. – Еще немного, и мы вытесним их из долины в горы Эннэ.
- Торопитесь, - хмурился Тагари. По обширной долине Трех Дочерей они могли еще долго гоняться друг за другом, окончательно погубив надежду на весенний сев. Прошлогоднее наводнение уничтожило много запасов, а теперь во всем северном округе наверняка будет голод.
Как бы там ни думали простые воины и офицеры, все равно ему не было.
Ставка Тагари располагалась сейчас на северной стороне озера, здесь не деревья росли – кустарник, и не было нагромождения причудливых скал, как подле самой крепости. Совсем рядом лежала темно-синяя гладь воды, тихая, равнодушная к битвам. Если бои начнутся на берегу, кровь потечет в озеро, будут на мелководье качаться тела, может, и возмутится оно, выплеснет волны, смывая всех без разбора?
А пока тут даже птиц было мало. Какие-то еще не вернулись из более южных земель, каких-то распугали воины. Мало радости вить гнездо под ногами или копытами.
Завершил обход лагеря – дело небыстрое, но самим Тагари для себя установленное. Надо видеть лица солдат, говорить со своими людьми, а не отгораживаться стенами шатра. А вот и он самый… Ветер стих, и рысь на его навершии, на малиновом флаге поникла, растеряла боевой задор. За шатром играли на флейте, верно, кто-то из солдат. Хорошо играл, звук далеко разносился, и сейчас это было неважно, не в засаде сидят.
Опустился на стул у стола, велел подавать обед. Или уже ужин? Неважно…
Подумалось – надо бы написать сыну. Известия из Осорэи получал достаточно регулярно, в том числе и от брата, о мальчике там упоминалось всегда одной строчкой. И этого хватало – жив, сперва был дома, теперь в Храмовой Лощине, что еще надо?
Но, может, самому черкнуть что-нибудь… все-таки раньше наведывался каждый раз, возвращаясь из разъездов, а теперь еще невесть когда.
Но сам написать не успел, пришел вестник с другим письмом.
Стал снаружи, почти на пороге шатра. Гонец был лет тридцати с виду, необычные волосы – с рыжинкой – в закатном солнце казались еще ярче. Сам в добротном доспехе, со значком первой ступени на рукаве и головной повязке.
- Известие от правого крыла, - поклонился, протягивая свиток.
- Проходи, давай сюда.
Этого офицера Тагари близко не знал, хотя тот уже несколько лет служил в Черностенной. Так, видел изредка. Бывают такие люди, вроде все при них, и на службе успешны, а нелюдимые.
- Разведчики говорят, У-Шен готовится перебросить конницу к северу.
- Это еще зачем? – Тагари удивлено вскинул глаза, открывая футляр со свитком. Крышечка была намертво запечатана.
- Да что вы там, золото что ли от разбойников прячете.... – дернул крышку сильнее, и в этот миг что-то ударило в правый бок, меж пластин; от боли перед глазами все покраснело. Был ранен не в первый раз, и все понял. Сумел вскочить, отбросив руку, занесенную для другого удара. Ткань на боку промокла – чувствовал и под доспехом.
Тут же в шатра стало очень много народу и нечем дышать, и заблестело очень много клинков. Тагари успел увидеть злое и растерянное лицо вестника, и то, как он уклонился в сторону от охраны. На один миг, но хватило ему, чтобы тем же ножом – длинным – ударить себя в горло.
Что-то мне это напоминает, подумал Тагари, повисая на руках приближенных. И что там в футляре, все-таки письмо или какая-нибудь издевательская штука?
И кто…
***
Ка-Ян, ординарец, бродил у шатра командира, извелся весь. Глядел на небо, нет ли ястреба с письмом? То, что после обманного нападения другого отряда рухэй – отвлечь внимание, открыть им проход к Юсен – чья-то рука нанесла удар вражескому командиру… Да кто ж этот добрый человек-то?? Ни Мэнго, ни У-Шен убийцу не посылали, и вообще, по слухам, это был кто-то из тамошних. Заговорщики в их стане, так получается.
Вышло только ранить, но есть надежда.
После его смерти, конечно, войска Хинаи вряд ли свернут лагерь, отдавая север, но всяко придут в смятение.
Вдыхать сыроватый свежий ветерок было одно удовольствие, но, больше часа уже бродя по лоскуту земли возле шатра, молодой рухэйи начал мерзнуть, и носом зашмыгал. Скорее бы уж…
Простучали копыта, приехал Вэй-Ши. Бросил ему поводья, а ординарец быстро их сунул мальчишке-конюху.
Новости, новости-то какие?
- Жив пока, - буркнул Вэй-Ши, заходя в шатер. Ка-Ян тоже сунулся было за полог, но командир так на него зыркнул из-под насупленных бровей, что ординарец сразу же подался назад. Что командиру не нравится, интересно? Что жив вражеский генерал? Ну так ранен, по слухам, серьезно, руководить войском пока вряд ли сможет. А тем временем пара отрядов и проскользнет дальше по отрогам Юсен, тропами, которые рисовал Энори.
Где он сейчас, интересно… и не ждет ли ловушка? Ведь именно люди Вэй-Ши должны взять Сосновую…
Но, если все честно, сейчас в ставке генерала не до них. Может, еще умрет?
По слухам, нападавшего схватить не смогли. Но если бы и схватили, никакой разницы. Это уж местным тем заговорщикам надо было придумывать, как не дать ему заговорить. Наверняка наготове был еще один человек с ножом.
Эх, погода-то какая, ветерок свежий…
Заговорщики, конечно, хорошо подгадали, сейчас Тагари показал свою слабость; хоть и людей почти не потерял, все ж не разгадал хитрость рухэй. Самое время его знамя поменять на другое… Что ж, теперь будем с заговорщиками драться.
Если, конечно, умрет.
Вспомнил разговор не сильно давний, с Энори. Тогда ординарец подумал, и высказал вслух – раз поговаривают о колдовстве проводника, может, сумеет он генерала того, прикончить? Ну или волков натравить, или иную силу…
Энори эту речь оборвал непривычно резко.
