Самый серьезный, самый страшный противник был сейчас перед ней. Его не одолеешь с помощью словесных уловок, сегодня, во всяком случае. Но он хочет развить ее дар, возможно, подпустить к каким-то своим делам… вот тогда, может быть… только о том и стоит молиться. А если нет, остается последний выход. Уж умереть-то она сумеет… наверное.
- Я согласна, - сказала она, - Но у меня есть условие.
- Говори, - улыбнулся, а глаза стали слишком внимательными, и, кажется, посветлели.
- Дай слово, что исполнишь мою просьбу.
- Какую?
- Сперва пообещай…
- Нээле, милая, не пытайся переиграть меня на этом поле. Просто скажи, что тебе нужно. Я обещаю, что постараюсь, если это не принесет вреда уже мне.
Его взгляд и голос выражали одно – ты мне нужна, я хочу и готов идти тебе навстречу. Теплый такой голос. Нээле стало тоскливо, словно она малышка и заблудилась в тумане. Сорока села на ветку, вроде бы ту, откуда вчера кричала сова, завертелась, вспорхнула – и нет ее. Одиночество подступило, будто сорока могла чем-то помочь. Готов, да… но как его обязать? А она уже здесь, никуда не деться. Не скажешь «согласна», иначе ведь добьется своего.
- Я хочу, чтобы ты не причинил вреда моим друзьям, брату Унно и Лиани. Или ищи другую провидицу.
- Ага, все-таки он отыскал тебя… Он и забрал тогда на севере, верно? – Имя Энори не удивило. Он ласково выпутал ее руку из складок одеяла, накрыл своей ладонью. - Нээле, подумай сама, я не могу вслепую поставить их благополучие выше своего. С чего тебе понадобилась эта сделка? Расскажи больше. Не бойся говорить, я же сказал – постараюсь.
Не видела его таким. Очень серьезным… нет, не то слово. Были моменты, когда хотел ее убедить, но теперь… словно действительно принял ее желания.
- Мои друзья охотятся за тобой, - запнулась, не решаясь продолжить. Руку не отняла. – Они знают, кто ты, и о твоей связи с рухэй…
- И о том, что я же и навел на остатки их отряда наших воинов?
- Нет… это правда? – девушка растерялась. Ах, да, он же только что сказал про знакомого сотника… Но нет, вряд ли знают, и это неважно.
Произнесла это вслух.
- Попытаются убить? – спросил Энори с интересом.
- Нет… не совсем, это им не по силам.
Отчаянно вскинулась, но он ничего не сказал, внимательно слушал. Обреченно продолжила:
- У них есть освященные монахами стрелы. Ты, если вдруг попадет к тебе такая стрела, не сможешь ни спрятать ее, ни сломать, даже прикоснуться не выйдет. Если на ней останется твоя кровь, монах возьмет ее и отнесет снова в Эн-Хо. Ты придешь следом. Против целого братства тебе не выстоять.
- И как они намерены меня отыскать? – удивился Энори.
- Гребень. С ними… муж этой женщины. Он ради нее дал согласие…
Помянутый гребень появился в руке Энори словно из воздуха, блеснув камешками. Хрустнула резная кость.
Нээле ахнула.
- Что тебя испугало?
- Так… быстро…
- Незачем ждать, чтобы они нашли мой след.
Девушка не сводила глаз с обломков, упавших в траву.
- Она… умерла?
- Более-менее. Тебя это так потрясло?
- Я просто…
- Вижу, - с коротким вздохом он подобрал обломки и бросил на погасшие за ночь угли. – Ты же сама сделала то же самое год назад.
- Я спасала свою жизнь.
- А я нет? Но хорошо, как бы ты поступила с нежитью-людоедом? Что ж, я ведь смогу ее вызвать опять, если понадобится.
- Не надо! – воскликнула девушка. – Оставь уже ее душу в покое!
Он медленно склонил голову, словно в знак почтения… или скорби по той, кто в очередной раз умерла.
Нээле молчала, избегая смотреть на костровище – и тянуло посмотреть на них, туда, где поблескивало черное костяное кружево. Он же прав. Но Энори с этой женщиной… были союзниками? Или нет? Но он прав…
- Ты сдержишь слово? – спросила онемевшими губами. – Мои друзья…
- Я сделаю так, чтобы они не мешали мне, но постараюсь устранить помеху без вреда для них. Такое тебя устроит?
- Пообещай, что в любом случае… не тронешь их души.
Тишина повисла, кажется надо всем лесом, только невдалеке сорока потрескивала и где-то захлебывалась тонкой трелью неведомая птичка.
- Хорошо.
И снова тишина, сорока и птичка. Так бы всегда.
- Возможно, тебе тоже придется что-то им объяснить. Ты к этому готова?
Нет, разумеется. Как им в глаза-то смотреть?
- Да, готова.
Так быстро – еще кажется, и не было ничего. Было… Слово – как упавший с дерева лист, еще земли не коснулся, но, каким бы ни оставался зеленым, жизнь для него закончилась.
- В Сосновую ты направишься без меня, я выведу тебя на солдат и научу, что сказать. Так будет лучше для всех, и я подумаю, как поступить, и ты.
- Вернешься в Осорэи? – догадалась девушка. – Заговорщики?
Он молча кивнул.
- И мальчик.
- Он тебе еще интересен?
- Он умирает, - тихо отозвался Энори. – Я дал ему много сил, но меня рядом нет…
Девушка не решилась продолжить расспросы, вспомнила о другом:
- Но если меня решат забрать из Сосновой… друзья? – имя выговорить не смогла.
- Ты же не маленькая. Не пойдешь, и все. Твой свободный выбор, разве не так? И еще. Теперь, с этой ночи, на тебе моя метка, - рука девушки непроизвольно вскинулась – то ли поиск, то ли попытка закрыться: - Ты не увидишь. Монастыри теперь не для тебя. Да я и узнаю.
Глаза так и остались сухими. Странно, а ведь раньше слезы текли по любому поводу. Она закрыла глаза, ощутила прикосновение, объятие, нежное, успокаивающее. Едва ощутимый аромат зеленых яблок и хвои.
Словно там, она снова в подвале… снова? Нет, никуда и не выходила.
Не хотелось ни вырываться, ни даже отстраняться.
«Значит, я предназначена тебе. Что ж, это оказалось не так уж страшно. Стоило ли убегать…»
Йони-недотепа был солдатом, сколько себя помнил. Не то что бы он прожил очень долгую жизнь, всего-то перевалило за третий десяток, но еще совсем юного его ранило в голову, и он, как ни странно, выжил, а о прошлом забыл. И, кажется, нечему было огорчаться – по рассказом других, он пришел на службу сиротой и даже братьев-сестер не имел.
Невысокий и хлипкий, он вдобавок вечно попадал в неприятности. В приграничный гарнизон Окаэры, отгонять редких кочевников, разумеется, послали именно его в числе прочих неудачников. Он, возможно, и предпочел бы сражения, но получил лишь всеми забытую крепость среди лысых, покрытых чахлой травой холмов, скудное продовольствие – лучшее офицеры забирали себе – и бессмысленные изматывающие дни. За исключением случаев, когда в карауле находился он – тогда и случались набеги.
Каждый заканчивался выпущенной с обеих сторон тучей стрел и несколькими ранеными и убитыми. Обе стороны оставались довольны – молодые кочевники испытали свою храбрость, а солдаты развеяли скуку.
Да, довольны – все, кроме Йони. Его обычно наказывали то за промедление с сигналом, то за недосмотр, то просто так, по привычке.
И сейчас он был почти счастлив, оказавшись среди лесистых холмов другой провинции, счастлив, несмотря на изматывающие переходы, день ото дня все более злое командование и близость настоящей войны. Он не был героем и даже не был смелым, но очень уж не хотелось прожить жизнь напрасно и ничего не сказать, когда предки спросят его о прошлых заслугах.
Гонял коршунов и ворон, трижды был пустяково ранен, набитой морды и вовсе без счету… за такие заслуги от него отвернутся, пожалуй.
Порой закрадывались мысли и вовсе невозможные – перебежать бы в ставку генерала Таэна, хоть выгребные ямы там чистить. Даже офицеры в окаэрском войске о генерале, хоть и скрипя зубами, все же говорили много хорошего. А солдаты мало что знали, готовы были поверить и в то, и в другое – вот Йони в хорошее и поверил.
Еще два часа назад лагерь сотрясла весть о крупной победе воинов Хинаи – убит был У-Шен. Рухэй уже не отступали, они почти бежали, и, если бы не воля Мэнго, можно было бы праздновать победу.
Простые солдаты Окаэры по большей части радовались – значит, в живых останутся. Радовался и Йони, позабыв, что его удача – особа не просто капризная, а весьма призрачная.
Сейчас он лежал в канаве в темноте, на окраине военного лагеря. Далекое – ночью звуки разносятся хорошо - завывание волчьей стаи не прибавляло радости, хоть и ясно было: ни один волк не сунется к такой толпе людей. Память шевельнулась каким-то не до конца отмершим куском, как всегда бывало при волчьем вое – будто бы пас когда-то в детстве скотину, и серая клыкастая тварь унесла то ли теленка, то ли товарища…
В канаве Йони очутился вовсе не по своей воле. Он, доказав в очередной раз свою невезучесть, проспорил в игре, покрыть проигрыш было нечем, и теперь обязан был принести ветку красного кустарника со склона холма. А кустарник, вот незадача, рос за линией караулов. Если его поймают – а это будет наверняка – дешево он не отделается…
Как ни странно, из лагеря удалось выбраться довольно легко, дозорные смотрели на холмы, а не себе за спину. Луна рисовала повсюду черные тени, словно указывая на множество расщелин в земле. Далеко отползти Йони не успел, услышал тихие голоса и сразу нырнул в канаву на самое дно.
Люди – их было двое – пришли со стороны сторожевой вышки, снизу подсвеченной факелом. Шагах в пяти их разговор уже не был бы слышен, но увы, Йони прятался ближе.
Господина главнокомандующего Кая он узнал сразу – его лицо, пока шел, ненадолго осветили и факел, и луна, за личность второго поручиться не смог бы. Они говорили о провинции Мелен. Йони с трудом представлял себе, где находятся эти земли, знал только, что тамошнего правителя нередко ругали за трусость, и прибавляли: мол, и спасибо за это – вся слава достанется Окаэое.
- Глава Мелен не интриган, а самый обыкновенный трус. Он только из малодушия отказал в помощи, хотя кому как не ему быть заинтересованным в крепких границах севера! А когда все же решил-таки направить людей, ему запретили, иначе знамена Мелен уже вовсю развевались бы в этих долинах. Но ему, если верны сплетни, послушание уже не поможет. Новое имя уже прозвучало. Возможно, пока мы тут болтаем, прежнего семейства нет в живых, во всяком случае, мужчин.
- Но что же они совершили настолько серьезного? - прозвучал второй голос, слегка сиплый надтреснутый, колокол; Йони узнал командира третьей ступени, среди солдат прозванного Костью-в-горле, человека весьма сурового.
- Как что? Не оказали помощь, - говорящий коротко закашлялся, скрывая то ли неуместный смех, то ли еще более неуместное недовольство.
А Йони еще больше вжался в канаву – нет бы напороться на офицеров нижнего звена, нет, везет, как утопленнику! Уж эти двое его точно не пожалеют. Такие разговоры в шатрах не ведутся не потому, что кому-то захотелось подышать свежим воздухом. И не потому, что кто-то не боится возможной стрелы.
И, кстати, поди еще докажи, что ты просто нарушитель, а не лазутчик. Он беззвучно поскуливал, не решаясь даже думать о том, что будет, если его найдут.
Ему показалось, что голоса отдаляются – но нет, они вновь зазвучали рядом. От надтреснутого звука над ухом Йони едва не подпрыгнул.
- Генерал Таэна снова обрел свою звезду. Казалось бы, сами Небеса от него отвернулись, ан нет…
- Нам не простят, - заговорил Кая. – Вместо того, чтобы явиться на выручку неудачнику, допустившему войну в своем доме, мы приходим, считай, к его победе, одержанной против силы намного большей, и топчемся на задворках, тратя уйму средств на солдат.
- Но уж в его победах-то мы не виноваты, - возразил Кость.
- Зато виноваты в своем недавнем провале… ну и Столица и Золотой Трон не будут разбираться, кто за что отвечал. Пожелания были обозначены четко. Мне моя семья еще дорога…
- Жаль, что он так глуп… хотел бы его в союзниках, - сказал Кость. – Ну что делать.
Йони, хоть разговор и велся вполголоса, поразила смесь злобы и сожаления в этих словах. Но он не задумался о причинах, дрожа от страха за свою шкуру. Снова завыли волки, россыпью взлетели и покатились звуки по черным холмам.
Двое ушли, и Йони пополз обратно в лагерь, забыв про ветку и проигрыш. Лучше считаться трусом, чем расстаться с головой – и это в лучшем случае.
На сей раз удача была к нему благосклонна, лишь десятник отловил возле палаток, за отсутствие выругав последними словами и отвесив затрещину. Жизнь продолжалась.
Рииши куда-то пропал, в Осорэи не появлялся, и расспросить о нем было некого – родня Дома Нара и верные люди, словно журавли осенью, сорвались с мест и обосновались, видимо, в загородных поместьях. Полжизни потратишь, пока все обойдешь…
Пропуска на воротах в Осорэи – она вошла через западные, Лазуритовые – проверяли куда строже обычного. Ее пропуском снабдили люди Макори, но и без того Лайэнэ узнал командир стражников, даже соизволил улыбнуться и милостиво кивнуть.
Флагов со знаком Рыси Таэна не было на стенах и над воротами. Город выглядел притихшим и перепуганным, не то время, чтобы рьяно кого-то искать.
Слуги, видно, Лайэнэ уже похоронили, и теперь не помнили себя от радости. Устроили для нее целый пир. Да и она обрадовалась дому настолько, что, окажись все иначе, больше носа бы отсюда не высунула еще долго. Расспрашивала, позабыв об усталости: ей пересказали все сплетни, какие могли. От души пожалела господина Айю, хороший был человек. О нем и еще нескольких зажгла черные свечи перед статуэткой Заступницы.
Но Рииши, похоже, был жив, его смерть не сумели бы скрыть.
А она опять в тупике; рано или поздно отыщет, скорее всего, но очень уж пугает сейчас слово «поздно».
Полночи Лайэнэ сидела над картой окрестностей Осорэи в компании двух сведущих слуг, и они все вместе гадали, куда могли переместиться верные Нара семейства. Что-то удобное для обороны, просторное…
- Бесполезно это, госпожа, - сказал слуга, когда вдали на улице кличем отмерили самое глухое ночное время. – Тут люди поопытней вас решали. Если б так просто…
- А где сейчас госпожа Майэрин Аэмара? Бывшая, - поправилась Лайэнэ.
- Вместе с мужем, наверное, где же ей быть?
- А вот это вовсе не очевидно…
Домашние намекнули Лайэнэ, что деньги-то на исходе, и ею тут уже интересовались не раз и не два, встретиться бы с ними, поправить свое положение.
- Продайте что-нибудь, - откликнулась она, - У меня много всяческой ерунды.
- Да это уж край, вещи распродавать! – возмутилась самая старшая из служанок. – Будто вам уже под пятьдесят и поклонников днем с огнем не сыскать!
- Мне некогда, - кратко ответила молодая женщина.
- Опять сорветесь неизвестно куда? Берегитесь, не те времена…
- Сперва я сорвусь в гости к госпоже Майэрин, если она согласится принять. А там… посмотрим.
Долго думала, как одеться. Поскромнее – внушить подозрение, а то и презрение. Поизящней… может выйти неловко. Остановилась на темно-синем шелке с вышитыми белым стрекозами, и бледно-голубом нижнем платье. Вышла довольно солидная дама, с такой о делах беседовать. Только какие дела могут быть у семнадцатилетней юной женщины, привыкшей к четырем стенам и роскоши? А ведь снова придется гадать, кем представиться, чтобы приняли и после не было сплетен.
Домочадцы отпускали ее, чуть не рыдая в голос. Почему-то вбили себе в головы, что третья отлучка госпожи станет последней, и не в лучшем смысле этого слова. Даже заверения, что, если ее признают пропавшей официально, дом и все его содержимое достанутся им как наследникам, не помогли.
- Я согласна, - сказала она, - Но у меня есть условие.
- Говори, - улыбнулся, а глаза стали слишком внимательными, и, кажется, посветлели.
- Дай слово, что исполнишь мою просьбу.
- Какую?
- Сперва пообещай…
- Нээле, милая, не пытайся переиграть меня на этом поле. Просто скажи, что тебе нужно. Я обещаю, что постараюсь, если это не принесет вреда уже мне.
Его взгляд и голос выражали одно – ты мне нужна, я хочу и готов идти тебе навстречу. Теплый такой голос. Нээле стало тоскливо, словно она малышка и заблудилась в тумане. Сорока села на ветку, вроде бы ту, откуда вчера кричала сова, завертелась, вспорхнула – и нет ее. Одиночество подступило, будто сорока могла чем-то помочь. Готов, да… но как его обязать? А она уже здесь, никуда не деться. Не скажешь «согласна», иначе ведь добьется своего.
- Я хочу, чтобы ты не причинил вреда моим друзьям, брату Унно и Лиани. Или ищи другую провидицу.
- Ага, все-таки он отыскал тебя… Он и забрал тогда на севере, верно? – Имя Энори не удивило. Он ласково выпутал ее руку из складок одеяла, накрыл своей ладонью. - Нээле, подумай сама, я не могу вслепую поставить их благополучие выше своего. С чего тебе понадобилась эта сделка? Расскажи больше. Не бойся говорить, я же сказал – постараюсь.
Не видела его таким. Очень серьезным… нет, не то слово. Были моменты, когда хотел ее убедить, но теперь… словно действительно принял ее желания.
- Мои друзья охотятся за тобой, - запнулась, не решаясь продолжить. Руку не отняла. – Они знают, кто ты, и о твоей связи с рухэй…
- И о том, что я же и навел на остатки их отряда наших воинов?
- Нет… это правда? – девушка растерялась. Ах, да, он же только что сказал про знакомого сотника… Но нет, вряд ли знают, и это неважно.
Произнесла это вслух.
- Попытаются убить? – спросил Энори с интересом.
- Нет… не совсем, это им не по силам.
Отчаянно вскинулась, но он ничего не сказал, внимательно слушал. Обреченно продолжила:
- У них есть освященные монахами стрелы. Ты, если вдруг попадет к тебе такая стрела, не сможешь ни спрятать ее, ни сломать, даже прикоснуться не выйдет. Если на ней останется твоя кровь, монах возьмет ее и отнесет снова в Эн-Хо. Ты придешь следом. Против целого братства тебе не выстоять.
- И как они намерены меня отыскать? – удивился Энори.
- Гребень. С ними… муж этой женщины. Он ради нее дал согласие…
Помянутый гребень появился в руке Энори словно из воздуха, блеснув камешками. Хрустнула резная кость.
Нээле ахнула.
- Что тебя испугало?
- Так… быстро…
- Незачем ждать, чтобы они нашли мой след.
Девушка не сводила глаз с обломков, упавших в траву.
- Она… умерла?
- Более-менее. Тебя это так потрясло?
- Я просто…
- Вижу, - с коротким вздохом он подобрал обломки и бросил на погасшие за ночь угли. – Ты же сама сделала то же самое год назад.
- Я спасала свою жизнь.
- А я нет? Но хорошо, как бы ты поступила с нежитью-людоедом? Что ж, я ведь смогу ее вызвать опять, если понадобится.
- Не надо! – воскликнула девушка. – Оставь уже ее душу в покое!
Он медленно склонил голову, словно в знак почтения… или скорби по той, кто в очередной раз умерла.
Нээле молчала, избегая смотреть на костровище – и тянуло посмотреть на них, туда, где поблескивало черное костяное кружево. Он же прав. Но Энори с этой женщиной… были союзниками? Или нет? Но он прав…
- Ты сдержишь слово? – спросила онемевшими губами. – Мои друзья…
- Я сделаю так, чтобы они не мешали мне, но постараюсь устранить помеху без вреда для них. Такое тебя устроит?
- Пообещай, что в любом случае… не тронешь их души.
Тишина повисла, кажется надо всем лесом, только невдалеке сорока потрескивала и где-то захлебывалась тонкой трелью неведомая птичка.
- Хорошо.
И снова тишина, сорока и птичка. Так бы всегда.
- Возможно, тебе тоже придется что-то им объяснить. Ты к этому готова?
Нет, разумеется. Как им в глаза-то смотреть?
- Да, готова.
Так быстро – еще кажется, и не было ничего. Было… Слово – как упавший с дерева лист, еще земли не коснулся, но, каким бы ни оставался зеленым, жизнь для него закончилась.
- В Сосновую ты направишься без меня, я выведу тебя на солдат и научу, что сказать. Так будет лучше для всех, и я подумаю, как поступить, и ты.
- Вернешься в Осорэи? – догадалась девушка. – Заговорщики?
Он молча кивнул.
- И мальчик.
- Он тебе еще интересен?
- Он умирает, - тихо отозвался Энори. – Я дал ему много сил, но меня рядом нет…
Девушка не решилась продолжить расспросы, вспомнила о другом:
- Но если меня решат забрать из Сосновой… друзья? – имя выговорить не смогла.
- Ты же не маленькая. Не пойдешь, и все. Твой свободный выбор, разве не так? И еще. Теперь, с этой ночи, на тебе моя метка, - рука девушки непроизвольно вскинулась – то ли поиск, то ли попытка закрыться: - Ты не увидишь. Монастыри теперь не для тебя. Да я и узнаю.
Глаза так и остались сухими. Странно, а ведь раньше слезы текли по любому поводу. Она закрыла глаза, ощутила прикосновение, объятие, нежное, успокаивающее. Едва ощутимый аромат зеленых яблок и хвои.
Словно там, она снова в подвале… снова? Нет, никуда и не выходила.
Не хотелось ни вырываться, ни даже отстраняться.
«Значит, я предназначена тебе. Что ж, это оказалось не так уж страшно. Стоило ли убегать…»
Глава 15
Йони-недотепа был солдатом, сколько себя помнил. Не то что бы он прожил очень долгую жизнь, всего-то перевалило за третий десяток, но еще совсем юного его ранило в голову, и он, как ни странно, выжил, а о прошлом забыл. И, кажется, нечему было огорчаться – по рассказом других, он пришел на службу сиротой и даже братьев-сестер не имел.
Невысокий и хлипкий, он вдобавок вечно попадал в неприятности. В приграничный гарнизон Окаэры, отгонять редких кочевников, разумеется, послали именно его в числе прочих неудачников. Он, возможно, и предпочел бы сражения, но получил лишь всеми забытую крепость среди лысых, покрытых чахлой травой холмов, скудное продовольствие – лучшее офицеры забирали себе – и бессмысленные изматывающие дни. За исключением случаев, когда в карауле находился он – тогда и случались набеги.
Каждый заканчивался выпущенной с обеих сторон тучей стрел и несколькими ранеными и убитыми. Обе стороны оставались довольны – молодые кочевники испытали свою храбрость, а солдаты развеяли скуку.
Да, довольны – все, кроме Йони. Его обычно наказывали то за промедление с сигналом, то за недосмотр, то просто так, по привычке.
И сейчас он был почти счастлив, оказавшись среди лесистых холмов другой провинции, счастлив, несмотря на изматывающие переходы, день ото дня все более злое командование и близость настоящей войны. Он не был героем и даже не был смелым, но очень уж не хотелось прожить жизнь напрасно и ничего не сказать, когда предки спросят его о прошлых заслугах.
Гонял коршунов и ворон, трижды был пустяково ранен, набитой морды и вовсе без счету… за такие заслуги от него отвернутся, пожалуй.
Порой закрадывались мысли и вовсе невозможные – перебежать бы в ставку генерала Таэна, хоть выгребные ямы там чистить. Даже офицеры в окаэрском войске о генерале, хоть и скрипя зубами, все же говорили много хорошего. А солдаты мало что знали, готовы были поверить и в то, и в другое – вот Йони в хорошее и поверил.
Еще два часа назад лагерь сотрясла весть о крупной победе воинов Хинаи – убит был У-Шен. Рухэй уже не отступали, они почти бежали, и, если бы не воля Мэнго, можно было бы праздновать победу.
Простые солдаты Окаэры по большей части радовались – значит, в живых останутся. Радовался и Йони, позабыв, что его удача – особа не просто капризная, а весьма призрачная.
Сейчас он лежал в канаве в темноте, на окраине военного лагеря. Далекое – ночью звуки разносятся хорошо - завывание волчьей стаи не прибавляло радости, хоть и ясно было: ни один волк не сунется к такой толпе людей. Память шевельнулась каким-то не до конца отмершим куском, как всегда бывало при волчьем вое – будто бы пас когда-то в детстве скотину, и серая клыкастая тварь унесла то ли теленка, то ли товарища…
В канаве Йони очутился вовсе не по своей воле. Он, доказав в очередной раз свою невезучесть, проспорил в игре, покрыть проигрыш было нечем, и теперь обязан был принести ветку красного кустарника со склона холма. А кустарник, вот незадача, рос за линией караулов. Если его поймают – а это будет наверняка – дешево он не отделается…
Как ни странно, из лагеря удалось выбраться довольно легко, дозорные смотрели на холмы, а не себе за спину. Луна рисовала повсюду черные тени, словно указывая на множество расщелин в земле. Далеко отползти Йони не успел, услышал тихие голоса и сразу нырнул в канаву на самое дно.
Люди – их было двое – пришли со стороны сторожевой вышки, снизу подсвеченной факелом. Шагах в пяти их разговор уже не был бы слышен, но увы, Йони прятался ближе.
Господина главнокомандующего Кая он узнал сразу – его лицо, пока шел, ненадолго осветили и факел, и луна, за личность второго поручиться не смог бы. Они говорили о провинции Мелен. Йони с трудом представлял себе, где находятся эти земли, знал только, что тамошнего правителя нередко ругали за трусость, и прибавляли: мол, и спасибо за это – вся слава достанется Окаэое.
- Глава Мелен не интриган, а самый обыкновенный трус. Он только из малодушия отказал в помощи, хотя кому как не ему быть заинтересованным в крепких границах севера! А когда все же решил-таки направить людей, ему запретили, иначе знамена Мелен уже вовсю развевались бы в этих долинах. Но ему, если верны сплетни, послушание уже не поможет. Новое имя уже прозвучало. Возможно, пока мы тут болтаем, прежнего семейства нет в живых, во всяком случае, мужчин.
- Но что же они совершили настолько серьезного? - прозвучал второй голос, слегка сиплый надтреснутый, колокол; Йони узнал командира третьей ступени, среди солдат прозванного Костью-в-горле, человека весьма сурового.
- Как что? Не оказали помощь, - говорящий коротко закашлялся, скрывая то ли неуместный смех, то ли еще более неуместное недовольство.
А Йони еще больше вжался в канаву – нет бы напороться на офицеров нижнего звена, нет, везет, как утопленнику! Уж эти двое его точно не пожалеют. Такие разговоры в шатрах не ведутся не потому, что кому-то захотелось подышать свежим воздухом. И не потому, что кто-то не боится возможной стрелы.
И, кстати, поди еще докажи, что ты просто нарушитель, а не лазутчик. Он беззвучно поскуливал, не решаясь даже думать о том, что будет, если его найдут.
Ему показалось, что голоса отдаляются – но нет, они вновь зазвучали рядом. От надтреснутого звука над ухом Йони едва не подпрыгнул.
- Генерал Таэна снова обрел свою звезду. Казалось бы, сами Небеса от него отвернулись, ан нет…
- Нам не простят, - заговорил Кая. – Вместо того, чтобы явиться на выручку неудачнику, допустившему войну в своем доме, мы приходим, считай, к его победе, одержанной против силы намного большей, и топчемся на задворках, тратя уйму средств на солдат.
- Но уж в его победах-то мы не виноваты, - возразил Кость.
- Зато виноваты в своем недавнем провале… ну и Столица и Золотой Трон не будут разбираться, кто за что отвечал. Пожелания были обозначены четко. Мне моя семья еще дорога…
- Жаль, что он так глуп… хотел бы его в союзниках, - сказал Кость. – Ну что делать.
Йони, хоть разговор и велся вполголоса, поразила смесь злобы и сожаления в этих словах. Но он не задумался о причинах, дрожа от страха за свою шкуру. Снова завыли волки, россыпью взлетели и покатились звуки по черным холмам.
Двое ушли, и Йони пополз обратно в лагерь, забыв про ветку и проигрыш. Лучше считаться трусом, чем расстаться с головой – и это в лучшем случае.
На сей раз удача была к нему благосклонна, лишь десятник отловил возле палаток, за отсутствие выругав последними словами и отвесив затрещину. Жизнь продолжалась.
***
Рииши куда-то пропал, в Осорэи не появлялся, и расспросить о нем было некого – родня Дома Нара и верные люди, словно журавли осенью, сорвались с мест и обосновались, видимо, в загородных поместьях. Полжизни потратишь, пока все обойдешь…
Пропуска на воротах в Осорэи – она вошла через западные, Лазуритовые – проверяли куда строже обычного. Ее пропуском снабдили люди Макори, но и без того Лайэнэ узнал командир стражников, даже соизволил улыбнуться и милостиво кивнуть.
Флагов со знаком Рыси Таэна не было на стенах и над воротами. Город выглядел притихшим и перепуганным, не то время, чтобы рьяно кого-то искать.
Слуги, видно, Лайэнэ уже похоронили, и теперь не помнили себя от радости. Устроили для нее целый пир. Да и она обрадовалась дому настолько, что, окажись все иначе, больше носа бы отсюда не высунула еще долго. Расспрашивала, позабыв об усталости: ей пересказали все сплетни, какие могли. От души пожалела господина Айю, хороший был человек. О нем и еще нескольких зажгла черные свечи перед статуэткой Заступницы.
Но Рииши, похоже, был жив, его смерть не сумели бы скрыть.
А она опять в тупике; рано или поздно отыщет, скорее всего, но очень уж пугает сейчас слово «поздно».
Полночи Лайэнэ сидела над картой окрестностей Осорэи в компании двух сведущих слуг, и они все вместе гадали, куда могли переместиться верные Нара семейства. Что-то удобное для обороны, просторное…
- Бесполезно это, госпожа, - сказал слуга, когда вдали на улице кличем отмерили самое глухое ночное время. – Тут люди поопытней вас решали. Если б так просто…
- А где сейчас госпожа Майэрин Аэмара? Бывшая, - поправилась Лайэнэ.
- Вместе с мужем, наверное, где же ей быть?
- А вот это вовсе не очевидно…
Домашние намекнули Лайэнэ, что деньги-то на исходе, и ею тут уже интересовались не раз и не два, встретиться бы с ними, поправить свое положение.
- Продайте что-нибудь, - откликнулась она, - У меня много всяческой ерунды.
- Да это уж край, вещи распродавать! – возмутилась самая старшая из служанок. – Будто вам уже под пятьдесят и поклонников днем с огнем не сыскать!
- Мне некогда, - кратко ответила молодая женщина.
- Опять сорветесь неизвестно куда? Берегитесь, не те времена…
- Сперва я сорвусь в гости к госпоже Майэрин, если она согласится принять. А там… посмотрим.
Долго думала, как одеться. Поскромнее – внушить подозрение, а то и презрение. Поизящней… может выйти неловко. Остановилась на темно-синем шелке с вышитыми белым стрекозами, и бледно-голубом нижнем платье. Вышла довольно солидная дама, с такой о делах беседовать. Только какие дела могут быть у семнадцатилетней юной женщины, привыкшей к четырем стенам и роскоши? А ведь снова придется гадать, кем представиться, чтобы приняли и после не было сплетен.
Домочадцы отпускали ее, чуть не рыдая в голос. Почему-то вбили себе в головы, что третья отлучка госпожи станет последней, и не в лучшем смысле этого слова. Даже заверения, что, если ее признают пропавшей официально, дом и все его содержимое достанутся им как наследникам, не помогли.
