*
Внутренне настроившись, Лена тихонько запела. Голосок у неё оказался высоким и очень нежным, а возможно, это мелодия и слова песни требовали нежности.
- Красиво, - честно признал Беркут, когда Лена, спев один куплет, замолчала, - Что это, колыбельная?
- Это старинная ненецкая песня, называется "Плач девушки сихиртя". Ты знаешь, кто такие сихиртя? Конечно, нет. Их почти никто не помнит, кроме ненцев и разных учёных.
- Расскажи мне, я тоже хочу помнить, - улыбнулся Беркут.
- Рассказывать всё - слишком долго. Жил на севере такой народ, низкорослый, светловолосый и голубоглазый.
- На эльфов похоже, - вставил Беркут.
- Ненцы считали, что внешность у них русская, - продолжила Лена, - Они отличались от других здешних северян тем, что знали металл - могли его добывать и обрабатывать. Делали из него оружие и украшения. Оленей сихиртя не разводили, а охотились на диких. На разных животных охотились и рыбу ловили. А дома свои они устраивали внутри сопок, только вход делали не сбоку, как в пещеру, а сверху, и внутри вниз вела лестница. Поэтому говорили, что сихиртя (или сиртя) живут под землёй. В сказках говорят, что потом все сиртя окончательно ушли жить под землю, и что они обладают волшебными силами. Ну а учёные обнаружили много подтверждений их прошлого существования, нашли их жилища, поделки из металла и статуэтки из мамонтовой кости.
- Жаль, что я никогда о них не слышал. Школьные учебники этого не упоминают. Не справедливо - про эльфов во всём мире знают, а про сиртя все забыли, ты права. А о чём плакала девушка в твоей песне?
- О том, что что бы она ни делала, а её отец не вернётся домой, потому что погиб на войне, и ветер выбелил его кости.
- Вся история человечества - это история войн, - вздохнул Беркут.
Они ещё немного поговорили, и Лена разрешила звонить ей, если будет такая возможность, для чего продиктовала Беркуту номер своего мобильного телефона. На клочке бумаги с этими цифрами Беркут написал "адвокат". Для конспирации. А то сослуживцы увидят, да начнут ещё названивать его новой знакомой - с них станется.
На следующее утро состоялся суд. Для Беркута он начался со спора судьи Чукова и адвоката Артура Сыроедова о том, что тому необходимо побеседовать наедине со своим доверителем, Тимуром Кудиновым. Судья говорил о выделении двадцати минут для беседы, адвокат вежливо возмущался и говорил о совершенной недостаточности этого времени. Спорили минут сорок. Сторговались на получасе.
- Здравствуй, Тимур, - приветливо поздоровался Артур, когда они зашли в выделенную им комнату и закрыли дверь, - Погоди, первым делом давай я запишу твоё приветствие всем, кто за тебя беспокоится.
Беркут специально встал спиной к светлому окну, чтобы ни адвокату, ни на записи его лицо не было видно чётко. Как он уже понял, с этим молодым адвокатом Кудинов был хорошо знаком, и вся создавшаяся ситуация внушала серьёзное беспокойство - ну как Артур спросит сейчас - "А ты, собственно, кто?" Не спросил. Вернее, спросил, но не это.
- Что это у тебя голос какой-то странный?
- Просадил немного, песни армейские на ветру орали, - быстро нашёлся Беркут.
Потом он под запись поблагодарил всех за поддержку... Договорить ему не дали. Распахнув дверь, в комнату ворвался Земцов и начал отбирать у адвоката его телефон, твердя о том, что записывать тут запрещено, а Артур в ответ сыпал цитатами из законов о том, что он полностью в своём праве. Так они некоторое время мерились друг с другом силами. Победил профессионализм - телефон остался при адвокате. Однако дальнейшая беседа прошла без записи, с раскрытой дверью и в присутствии Земцова.
В судебном заседании Беркут старательно произнёс то, что ему советовал произнести адвокат, рассказал в ответ на вопросы суда чистую правду - о том, что звонить по телефону ему запрещают и что посылок, которые, оказывается, ему высылали в избытке, он не получал. Эта правда, однако, не была воспринята как таковая высоким судом и в удовлетворении жалобы о нарушении его прав было отказано. Мол, вовсе ничего тут не нарушается. "Наверное, Кудинов на моём месте сейчас расстроился бы", - подумал Беркут и, как мог, выразил сочувствие огорчённому адвокату.
Теперь они с Артуром могли поболтать без ограничения во времени. Беркут, по-прежнему стараясь держаться спиной к свету, продемонстрировал свежую дырку на месте зуба и похвастал освоенной им уникальной профессией тёрщика мыла. Сыроедов рассказал о том, что практически не спал прошлой ночью - под окном у него оказалась помойка, на которую пожаловала белая медведица с медвежатами. Эту медведицу облаивали с нескольких сторон собаки, а та от них угрожающе отмахивалась лапой.
- Это продолжалось часа четыре, не меньше, - рассказывал впечатлённый адвокат.
- Слушай, а ты не знаешь никаких жутких мистических историй про эти места? - спросил, наконец, Беркут, - Ну, страшилки разные, типа "чёрный автобус", "чёрный доктор". Они тут пользуются спросом у солдат в свободное время перед отбоем.
- Знаю только про "чёрного адвоката", но это не совсем страшилка, - улыбнулся Артур, - А страшилки и знал бы, так не рассказал, чтобы тебя не пугать.
- Как хорошо, что ты не знаешь, - покачал головой Беркут, - И не напугаешь, и историю не зажмёшь от товарища.
- Но всегда можно придумать. Например: в одном чёрном-чёрном доме чёрный-чёрный казнокрад прятал деньги на чёрный-чёрный день...
- Внимание, вопрос: что в чёрном-чёрном ящике? - поддержал Беркут, - Или - сколько там?
- Я выбираю приз!
- Это у тебя своя игра уже.
Больше всего Беркут сейчас хотел внезапного и резкого ухудшения погоды, чтобы самолёт с гостями никуда не улетел и он мог бы ещё повстречаться с Леной и поболтать с Артуром. Но - не судьба. Самолёт улетел на большую землю, унося с собой и симпатичную девушку, и адвоката, и недоговорённое приветствие Беркута всем знакомым и незнакомым сторонникам Тимура.
- Собирайся, Кудинов, - объявил ему Долгин сразу после отлёта гостей, - тебя переводят.
- Куда, товарищ прапорщик? - удивился Беркут.
- Дальше. Вглубь архипелага, в совершенно секретную часть, о самом существовании которой большинству людей знать не положено.
- А как же... кино? - растерянно спросил Беркут.
- Сняли.
*
В секретную часть солдата-срочника везли вместе с немалыми запасами еды, ящиками с разными вещами и оборудованием. Два вездехода тяжело и медленно крутили обутыми в гусеницы колёсами, прокладывая путь по одним лишь водителям известному маршруту. Несколько раз то один, то другой вездеход застревал в сугробе, и тогда все вместе с Беркутом разгребали снег, доставали из машины специальное заледеневшее бревно и подкладывали его перед гусеницами. Кабина вездехода представляла из себя подобие небольшой комнаты, в ней была пара коек, и Беркут имел возможность поспать. Ехали половину дня, ночь и утро, к месту добрались уже перед наступлением послеобеденных сумерек.
То строение, к которому они подъехали, вызвало у Беркута оторопь - это была старая метеорологическая станция, о чём оповещала заржавленная табличка над входом - опутанное проводами невысокое обшарпанное здание с установленными локаторами и ветряным генератором тока. Невдалеке виднелись развалины не то кирпичных, не то бетонных одно- и двухэтажных домов, зияющих пустыми оконными проёмами и дырками в стенах. На военную часть всё это не походило, от слова совсем.
- Может, пока мы ехали, в мире сто лет прошло? - попытался пошутить Беркут, обращаясь к водителю.
Один вездеход встал своей задней, грузовой частью почти вплотную к двери метеостанции. Оттуда вышли два человека. На одном из них были надеты камуфляжные штаны и гражданский тулуп, из-под которого на нижнюю половину лица залезал ворот тёплого свитера, другой и вовсе был одет во всё гражданское. Они взяли у приехавших и прочитали сопроводительные документы, потом залезли в вездеходы и придирчиво всё сверили с имеющимся грузом. Разговоров с гостями, помимо приветствия, они не вели. Да и факт приветствия Беркут лишь предположил, сам не слышал. Потом мужчины опять скрылись в доме.
Через некоторое время оттуда появились несколько солдат и начали разгрузку, а Беркуту велели идти внутрь, к начальству. Там один из давешних метеорологов, сидящий за столом возле допотопных с виду мониторов, махнул рукой в направлении двери в другую комнату. Дверь была открыта, и солдаты как раз затаскивали туда одну из коробок. Беркут пошёл за ними. Комната оказалась не только спальней, совмещённой с кухней, в ней имелась новая дверь - наклонная, как порой делают вход в погреб. "Ныряем в кроличью нору за зелёными человечками" - мысленно сказал себе Беркут и продолжил путь. По широкой бетонной лестнице ему пришлось спуститься на два пролёта, прежде чем он увидел скудно освещённый уводящий куда-то в даль коридор с красной ковровой дорожкой и несколькими обшитыми деревянным шпоном дверьми. На той же лестничной площадке была и другая, закрытая в тот момент дверь.
- Тебе - туда, - кивнул Беркуту один из солдат на коридор с ковровой дорожкой.
Сам этот парень вместе с товарищем потащили коробки куда-то ещё ниже по лестнице.
Беркут вежливо постучал в первую дверь без опознавательной таблички и попытался её открыть. Заперто. Небольшая консоль с цифрами наверняка помогла бы открыть эту дверь, но соответствующего кода Беркут не знал. Да как-то и не стремился к этому знанию. Тем же закончились попытки ещё с четырьмя дверьми. Пятой оказалась дверь в туалет, оборудованный хорошей современной сантехникой. Ну и всё. Дальше коридор был без дверей и ковровой дорожки. Беркут в нерешительности потоптался на месте и уже было направился в ту далёкую неизвестность, но тут позади него раздалось цоканье каблуков женских туфель, сменившееся глухим шорохом, когда их обладательница ступила на дорожку.
- Парень, что ты тут делаешь? - удивлённо спросила темноволосая женщина лет тридцати пяти, одетая в юбку и рубашку военного покроя с офицерскими погонами на плечах.
- Ищу, кому доложиться о прибытии, - ответил Беркут не так чтобы браво, а, правду сказать, рассеянно.
- Предъяви документы, - приказала женщина.
Беркут подошёл к женщине и достал из внутреннего кармана куртки упакованные в прозрачный "файлик" военный билет и приказ о переводе.
- Вот, товарищ капитан.
- Идём, - пригласила та, открыв одну из дверей.
В кабинете было уютно. По стенам красовались на стойках горшки с комнатными цветами - видимо, освещения от ламп дневного света им хватало для жизни. В углу комнаты стоял небольшой столик с единственным телефоном на нём. Старым, дисковым. Остальное убранство мало отличалось от обычных офисных помещений, в которых хозяйничали женщины.
- Садись за тот стол, будешь читать и подписывать документы о секретности, - приказала женщина-капитан.
Беркут подписал несколько бумаг о неразглашении того, что он узнает во время прохождения службы, об обязательствах хранить в секрете эти знания ещё двадцать пять лет и весьма огорчившее его оповещение о том, что ему будет запрещён выезд за границу на несколько лет после окончания службы. Не то чтобы он стремился куда-то туда поехать, но потеря самой возможности для этого... ощущалась как потеря.
- У нас тут народу мало, и все почти как семья, - вдруг мягко сказала ему женщина, когда все бумаги Беркута были сданы и подколоты в нужную папку, - Добро пожаловать. Я - начальник канцелярии, капитан Воробьёва. В неформальной обстановке можешь звать меня тётя Марина.
- Какая ж вы мне тётя, я всего на пару лет младше, - улыбнулся Беркут.
Та кокетливо тряхнула завитыми волосами и погрозила ему пальцем. Но сказала:
- Ну тогда - Марина. Но - только в неформальной обстановке.
Капитан проводила Беркута в так называемую "караулку", находившуюся на том же этаже, вход в которую был виден ему с лестничной площадки. Там в большом помещении по скамейкам вдоль двухэтажного ряда коек сидел небольшой взвод солдат. Воробьёва обратилась к командиру взвода:
- Лейтенант Брагин, принимайте пополнение. Солдата Кудинова перевели к нам для прохождения дальнейшей службы.
- Так у нас же нечётное число получится, - слегка нахмурился тот, - одна половина взвода будет больше другой.
Как потом узнал Беркут, взвод солдат тут делился на две половины, которые посменно дежурили по охране периметра - внешней территории этой секретной части. На поверхности.
"Наконец-то", подумал Беркут. Видимо где-то там, в осведомлённых кругах, опомнились и создали ведьмаку условия для выполнения его главной и совершенно секретной задачи.
*
Лучшие годы полковника Евгения Бородько остались позади. Почти все из них он прожил в военном городке посёлка Светлый Саратовской области и был одним из лучших офицеров в ракетных войсках. По крайней мере, так многие считали у них в городке. "Я не знаю, как он добивается идеальной дисциплины у себя в роте, но хулиганы из его кабинета выходят в слезах. Что уж он с ними там делает, бьёт или угрожает, только после этого они все делаются смирными" - говорил майор Дёмушкин. Иногда друзья-офицеры спрашивали его: "Жень, почему ты не женишься?", а он неизменно отвечал: "А мне этого не надо, я и сам всё по дому прекрасно делаю". И то сказать - в квартире у него были порядок и красота. Порой он приглашал сослуживцев к себе на "мальчишник", они распивали добрую норму спиртного, а потом он включал видеомагнитофон и ставил кассеты совершенно неприличного содержания. Под смех и "фу, гадость" гостей он незаметно и внимательно следил за их реакцией на показанное видео, но никого по-настоящему заинтересованного, правда, так и не нашёл.
То золотое время прошло, подкрались старость и удручающая немощь, да и "сверху" однозначно намекнули, что пора уходить на пенсию и дать дорогу давно подпирающим офицерам "снизу", которые тоже хотели сделать карьеру. Но одинокая квартира с идеальным порядком была не тем, что могло наполнять оставшуюся жизнь полковника Бородько, и он написал рапорт с просьбой о переводе в любое другое место. Место ему нашлось только здесь - в холодной заднице мира. Своего рода ирония...
Полковник сидел в своём кабинете, положив седой затылок на подголовник кресла и устремив взгляд в потолок. По сложившемуся в последнее время обыкновению, он грезил наяву - вспоминал яркий и красочный летний турнир по боксу среди военнослужащих в Светлом, где сам Бородько выступил ведущим и судьёй на ринге. Вокруг кипели спортивные страсти, молодые бойцы с обнажёнными торсами, в цветных спортивных трусах прыгали друг вокруг друга, а многочисленные зрители с восхищением смотрели на него, одетого в белую рубашку и чёрный галстук-бабочку...
Сладкие воспоминания были прерваны докладом о прибытии вездеходов с запасами, заказанным инвентарём и одним переведённым к ним в часть солдатом-срочником. Это было странным - перевод к ним одного солдата, да ещё не контрактника, а призванного. Провинившийся? Но обычно меры к таким применяются на месте, всё давно предусмотрено Уставом и инструкциями. Наблюдатель? Зачем - и так любой тут выдал бы полную информацию кому следует, если б его спросили. Бородько открыл личное дело солдата и принялся за его изучение. Тьфу ты, политика!
