Наверное, это немало повеселило самого короля, когда он читал в газете подробный рассказ о произошедшем и рассматривал рисунок придворного художника, напечатанный там же, где был изображён он сам - образец и мерило мужской красоты и изящная русская красавица, скромно принимающая от него этот знак внимания.
Тина плохо запомнила то, что происходило после короткой беседы с королём, окончившейся дарением цветка - она переживала смерть подруги, да и слова его величества о сложностях в России заставили её сильно волноваться. Вернувшись домой, она поняла, что больше всего хочет сейчас вернуться домой по-настоящему. Туда, где ждут её возвращения бабушка и любимый мужчина.
- Здравствуй, Назар, - сказала она телефонной трубке и вдруг ощутила, как её энергия знакомо потекла к человеку так, будто он был совсем рядом, при этом немедленно восстанавливаясь в её организме.
- Ты тоже это чувствуешь? - ошеломлённо спросил парень.
- Да... Поразительно, правда?
- Правда. Даже не представлял, что такое возможно и никогда о таком не слышал. Ведь расстояние огромно.
- Придётся рассказать об этом моему отцу, пусть добавит к научным фактам, требующим исследования, - улыбнулась Тина.
- А у тебя самой есть этому какое-нибудь объяснение? - ответно улыбнулся Назар.
- Есть. А у тебя?
- И у меня. Такое же самое.
Тина счастливо вздохнула.
- Я скоро приеду. Больше меня тут, кажется, ничего не держит. Сегодня был приём во дворце и король Людовик подарил мне розу.
- Что? - поразился Назар, - И какого цвета была роза?
- Светло-оранжевого, - удивлённо ответила Тина и хихикнула, - Поверь мне, за этим не стоит ничего тайного. Он просто сказал мне, что такая роза подойдёт к моему платью.
- От этих французов всего можно ожидать, - проворчал Назар, - Тина, и правда, возвращайся скорей. Я очень соскучился по тебе.
Но прошла ещё целая неделя до того, как Тина поехала домой. За эти дни шло оформление некоторых официальных бумаг, а Тина, наконец, могла свободно и вволю пообщаться с членами семьи и погулять по Парижу. Чаще всего компанию в таких прогулках ей составлял Мартин, но однажды они вышли всей большой семьёй - в оперу. На гастроли приезжал знаменитый итальянский тенор неаполитанского происхождения Энрико Карузо, и после первого же представления Париж взорвался восторгами. Свой восторг высказали и члены королевской семьи, в результате вся столичная знать посчитала своим долгом посетить театр, независимо от того, любит ли кто-то из них оперу, или нет.
Представление потрясло Тину. Знаменитый тенор, помимо обладания чарующим голосом, был энерговампиром высшей категории и во время нахождения на сцене поглощал энергию зрителей в огромных количествах. В то же самое время Карузо умудрялся возвращать излишки этой энергии обратно в зал преобразованной силой своей личности, своим талантом, своим пением. Для доноров это было одновременной выкачкой энергии и её мгновенным воспроизводством от красоты действа на сцене и звуков голоса великого артиста, энерговампирами это ощущалось несколько иначе, но также являлось волшебным энергообменом. Искренние горячие аплодисменты артисту и долгие крики "Браво!" были вполне заслуженными.
Биби этот поход вдохновил на изучение мелодий прослушанной оперы Верди, и она с утроенным энтузиазмом принялась терзать домашний рояль.
Потом они втроём - Мартин, Биби и Тина сходили в синематограф на бульвар Капуцинок, чтобы увидеть свежую премьеру очередного выпуска фильма с участием комика Макса Линдера. Этот актёр, традиционно одетый на экране в чёрный фрак, цилиндр и с тросточкой, был первым, кто сохранял персонажа от одной серии к другой и славился исполнением не только смешных трюков навроде пинков или падений, но и передачей психологических состояний.
Бульвар Монмартр распахнул перед Тиной двери дома номер пять, где располагался музей восковых фигур. Там среди обитых красным плюшем стен в подсвеченных местах располагались скульптуры знаменитостей, исторических или вымышленных персонажей, отображавших какие-нибудь сценки.
Мартин отвёз Тину на площадь неподалёку от церкви на холме Монмартр, где традиционно творили и выставляли свои работы уличные художники. Там он познакомил племянницу с несколькими из них по своему выбору - с теми, кто, по его мнению, был бы готов трудиться за заработную плату, помимо основного занятия. Тина дала мастер-класс рисования эбру в принадлежащей ей мастерской при салоле Антуана набранным на эту работу художникам и благословила их на дальнейшее творчество.
Перед отъездом Тины в доме Филиппа и Биби был устроен прощальный ужин, на котором присутствовала вся семья. Тина видела, как Биби потихоньку, неосознанно тянется к доброй Флёр, как ей интересны Антуан и Робер с Этьеном, которых раньше она практически не знала, но которые относились к ней как к родной и любимой девочке.
Ещё Тина видела, как стал оживлён Филипп, словно с его плеч свалился огромный груз, который тяготил его много лет. Видимо, это было действительно так - необходимость руководства кланом висела на Филиппе обременительной обязанностью, не приносившей радости, вдобавок доставшейся путём принесения в жертву отношений с родным братом и сопровождаемая отчуждённостью короля. Наладившиеся отношения со старшей дочерью и даже прояснившаяся история трагедии его первой жены, словно закрытая страница, тоже, очевидно, убрали некий груз с сердца Филиппа Сондера.
Не меньше любви получала и сама Тина. Когда она смотрела на кого-то из родственников, то неизменно встречала ответный приветливый взгляд. Даже Биби в этой атмосфере общего оживления и любви будто оттаяла и уже не излучала неизменную хмурость и настороженность, а к Тине, скорее, проявляла любопытство.
Так, под завязку наполненная впечатлениями, сдав в багаж сумки, наполненные вещами, напутствуемая благословениями и добрыми пожеланиями, Тина села в поезд, отправляюшийся обратно в Москву. Собственное будущее ей тоже представлялось самым радужным.
Всю дорогу до Красноярска Фёкла мысленно прокручивала варианты разговора с главой клана Градовых. Она уверила себя в том, что обязательно уговорит его дать ей разрешение на рождение ребёнка. Как же может быть иначе, когда сидящее рядом семейство Вареничевых излучает радостное волнение в преддверии перемен к лучшей жизни?
- Папа, а мы купим автомобиль? - спрашивал их сынишка.
- Купим, - снисходительно улыбался Демид.
- Мама, а мы купим мне маленькую лошадку? - спрашивала дочка, - Живую! Я буду ей гриву в косички заплетать с ленточками.
- Посмотрим, малышка, - отвечала Степанида, - Если папа разрешит.
Фёкла незаметно для других трогала свой живот и мысленно тоже обещала находящемуся там ребёнку и лошадку, и автомобиль... Только бы Сила Градов услышал, понял её.
Демид Вареничев выправил в приёмной генерал-губернатора бумаги о своём увольнении с военной службы, принял поздравления с достойным её прохождением и только после этого попросил позволить скромно притулившейся в приёмной Фёкле позвонить по телефону в Москву. Он объяснил, кому будет этот звонок и то, что он связан с оставшимся в гарнизоне капитаном Градовым. Фёкле позволили.
Но сначала она простилась со Стешей и её семьёй, которые уже отправлялись на вокзал, чтобы сесть в поезд. Перед расставаньем она прослезилась и пообещала, что никогда не забудет той доброты, что встретила в своей соседке.
- Не реви, а то мой заподозрит, что ты в положении, - по-доброму смеялась Стеша, обнимая Фёклу на прощанье, - Я-то в тягости тоже всё время глаза на мокром месте держала.
- Теперь уж не страшно, если он и узнает про меня, - улыбалась сквозь слёзы Фёкла, - Я ведь сама собралась господину Силе признаться.
Вернувшись в приёмную, Фёкла присела к телефону и собралась духом для разговора. Единственно, она не ожидала, что будет в это время в помещении не одна. Неподалёку любопытно поблёскивал пенсне один из служащих военной канцелярии, и Фёкла физически ощущала, как тот готовился обратиться в слух.
Вторая неприятность была куда более серьёзная - господина Силы не было дома, и на вопрос, когда можно будет с ним переговорить, секретарь дал ответ, что глава их клана в последнее время почти неотрывно находится во дворце императора, в связи с напряжённой обстановкой в стране.
Фёкла была обескуражена. Как же так? Не может ведь она вернуться абсолютно ни с чем. Поговорить с кем-то другим из семьи, разве что... Со старшим братом Петра, Михеем, она за всё короткое пребывание в их доме едва обменялась парой взглядов. Совершенно равнодушных с его стороны. Не менее равнодушно на неё посмотрела и жена Михея в тот единственный их совместный обед, когда та только начала оправляться после родов. Но, может, как раз женщина-мать поймёт её лучше?
- А госпожа Лукерья дома? - спросила Фёкла, - можно её позвать?
Пришлось подождать, пока госпожа Градова изволит подойти к телефону. Фёкла спиной ощущала неудовольствие служащего таким перерасходом денег, которые потребуются для оплаты междугороднего телефона. Только Фёкла собиралась пообещать компенсировать все убытки, как трубка в её руке ожила.
- Что-то случилось с Петром? - обеспокоенно спросила Лукерья.
- Нет. То есть да... - Фёкла с ужасом поняла, что не может говорить здесь, в присутствии генеральского служащего о том, что капитан Градов спивается прямо на глазах. Такого Петенька ей не простит, да она и сама не хочет, чтобы об этом знал кто-то помимо самых близких.
- Понимаете... Там, в гарнизоне, офицерам совершенно нечего делать, - начала она, - Они начинают тосковать, а от этого...
- Что?
- Ну, понимаете, офицеры, которые там без семей, они от безделья и от тоски...
- Пьют, что ли? - догадалась Лукерья.
- Да! - облегчённо сказала Фёкла, - Я тут поговорила с женой нашего подполковника, она и сказала, что самым верным спасением от этого для мужчины бывает семья. То есть дети. То есть ребёнок, для примера.
- Ты ждёшь ребёнка? - подумав пару секунд, спросила Лукерья.
- Да, госпожа.
- Тогда послушай добрый совет - избавься от него. Чем раньше, тем лучше. И не говори никому, если ещё не сказала. Господин Сила никогда не разрешит тебе родить этого ребёнка. И никогда не разрешит тебе выйти замуж за Петра. А если поступишь наперекор и родишь - останешься с непризнанным отцом ребёнком и без ничего. Тогда о замужестве с приличным человеком вообще можешь забыть.
Фёкла увидела, что стены комнаты будто надвигаются и готовы упасть на неё.
- Вы не можете знать наверняка, - нашла в себе силы пролепетать она помертвевшими губами.
- Поверь, я прекрасно знаю, как господин Сила относится к гувернанткам. Он ставит их ничуть не выше прислуги.
В тоне Лукерьи не было высокомерия, не было жестокости или насмешки. Скорее, в нём была даже маленькая толика сочувствия. Такая маленькая, что её почти и не расслышать. И это мешало Фёкле - рассердиться, внутренне мобилизоваться, обороняться.
- Но ведь это будет его внук, - тихо сказала она, - Вдобавок без этого он может потерять и сына, я ведь говорила...
- Плохо слышно. Я передам свёкру наш разговор о Петре. Ты хочешь, чтобы я сказала ему о твоей беременности?
Возвращалась домой Фёкла словно окаменев душой. Вокруг было холодно - настолько, что дорога под телегой оставалась твёрдой. Теплее уж больше не будет в этот год. Так же холодно было и внутри женщины.
На что она надеялась? Сила Градов ведь сказал ей всё прямо тогда, перед отъездом. Как она могла подумать, что этому человеку нужен ещё один внук, от какой-то прислуги, вдобавок падшей женщины? Стеша насоветовала. Блаженная. Ей-то что, она замужем, и детей законных двое, и богатство они вот-вот большое получат - что бы и не посоветовать соседке-дурочке новый позор на себя принять? Развлекла она, Фёкла, соседку, пока той было скучно в гарнизоне, вот та и отплатила ей напоследок дурным советом.
Домой Фёкла вернулась уже вечером, когда почти совсем стемнело. В квартире она сразу почувствовала запах перегара и на что-то наткнулась. Зажгла свет и смотрела на уснувшего прямо на дощатом полу Петра. Что она вообще нашла в нём? С чего она вообразила, что они - подходящая друг другу по духу пара?
Фёкла перешагнула через Градова, разделась, подложила дров к жаровому самовару, заварила себе чаю и села за стол. Было непривычно тихо - оказывается, Фёкла привыкла к слабо доносящимся звукам от соседей, по беготне детей Вареничевых в коридоре, по голосам окрикивающих их родителей. А сейчас тишину нарушал только храп лежащего на полу мужчины.
Итак, она для Градовых, по сути, нанятая прислуга и заодно постельная грелка для Петеньки. Которая не только не справилась с обязанностями гувернантки у Меркушевых, но не справилась и с работой гувернантки при великовозрастном балбесе. Этот балбес оказался тут, в этом холодном и глухом медвежьем углу потому, что он связался с убийцами, и сам, нимало не мучаясь совестью, подослал тех убийц к помешавшему ему человеку. Теперь вот он разваливается, пропадает на её глазах.
Как там говорил Пётр? Отец скажет ему "Прости, сынок", а что тот скажет ей, Фёкле, того он и знать не желает? Да угадать-то ведь нетрудно, достаточно посмотреть правде в глаза. Господин Градов обвинит её в плохом уходе за сыном и вышвырнет на улицу. Понятное дело, деньги, что ей выдал Сила на несколько лет, у неё отберут.
Так зачем она здесь? Почему тратит своё молодое время на жизнь с человеком, который будет для неё чужим? Почти превратилась в деревенскую бабу, понесла вот от него ещё... Конечно, Пётр никогда не признает этого ребёнка, Лукерья верно обсказала, что её ждёт. А всё Стешка-юродивая, детские сказки тут рассказывала, разум ей замутила. Единственный верный путь к успеху - холодный разум и расчёт. Сила ведь говорил, что именно это ему в ней и глянется...
Фёкла прибрала со стола, кое-как раздела Градова и уложила его в кровать. Легла рядом, накрывшись отдельным одеялом, и сразу уснула. Эмоции больше её душу не терзали.
О дне своего приезда Тина предупредила только бабушку и была крайне удивлена, когда у поезда увидела Василия Таволжанского с небольшим букетом разноцветных астр.
- Вас и не узнать, мадемаузель, - улыбнулся он после приветствия.
- Ты тут встречаешь или провожаешь кого-то? - спросила Тина.
- Так тебя и встречаю, - засмеялся он и пояснил, - Евдокия Агаповна просила.
- Бабушка просила тебя? - поразилась Тина.
- Разве она не говорила по телефону, что мы теперь с ней часто видимся?
- Нет, - ошеломлённо покачала головой девушка.
- Ну так по дороге расскажу. Давай сначала твой багаж получим.
Дома Тину встретили цветущая по виду бабушка и её ещё более цветущая ученица. Обе они помогли Тине разобрать привезённые из Парижа вещи, много восторженно ахали французским изящным нарядам.
- А это что такое? - удивилась Евдокия Агаповна.
Она освободила от упаковки картину Мартина, которую тот всё-таки подарил племяннице, как и обещал. Тина сняла с одной из стен гостиной свой старый рисунок в рамке и торжественно повесила на освободившийся гвоздь картину.
Тина плохо запомнила то, что происходило после короткой беседы с королём, окончившейся дарением цветка - она переживала смерть подруги, да и слова его величества о сложностях в России заставили её сильно волноваться. Вернувшись домой, она поняла, что больше всего хочет сейчас вернуться домой по-настоящему. Туда, где ждут её возвращения бабушка и любимый мужчина.
- Здравствуй, Назар, - сказала она телефонной трубке и вдруг ощутила, как её энергия знакомо потекла к человеку так, будто он был совсем рядом, при этом немедленно восстанавливаясь в её организме.
- Ты тоже это чувствуешь? - ошеломлённо спросил парень.
- Да... Поразительно, правда?
- Правда. Даже не представлял, что такое возможно и никогда о таком не слышал. Ведь расстояние огромно.
- Придётся рассказать об этом моему отцу, пусть добавит к научным фактам, требующим исследования, - улыбнулась Тина.
- А у тебя самой есть этому какое-нибудь объяснение? - ответно улыбнулся Назар.
- Есть. А у тебя?
- И у меня. Такое же самое.
Тина счастливо вздохнула.
- Я скоро приеду. Больше меня тут, кажется, ничего не держит. Сегодня был приём во дворце и король Людовик подарил мне розу.
- Что? - поразился Назар, - И какого цвета была роза?
- Светло-оранжевого, - удивлённо ответила Тина и хихикнула, - Поверь мне, за этим не стоит ничего тайного. Он просто сказал мне, что такая роза подойдёт к моему платью.
- От этих французов всего можно ожидать, - проворчал Назар, - Тина, и правда, возвращайся скорей. Я очень соскучился по тебе.
Но прошла ещё целая неделя до того, как Тина поехала домой. За эти дни шло оформление некоторых официальных бумаг, а Тина, наконец, могла свободно и вволю пообщаться с членами семьи и погулять по Парижу. Чаще всего компанию в таких прогулках ей составлял Мартин, но однажды они вышли всей большой семьёй - в оперу. На гастроли приезжал знаменитый итальянский тенор неаполитанского происхождения Энрико Карузо, и после первого же представления Париж взорвался восторгами. Свой восторг высказали и члены королевской семьи, в результате вся столичная знать посчитала своим долгом посетить театр, независимо от того, любит ли кто-то из них оперу, или нет.
Представление потрясло Тину. Знаменитый тенор, помимо обладания чарующим голосом, был энерговампиром высшей категории и во время нахождения на сцене поглощал энергию зрителей в огромных количествах. В то же самое время Карузо умудрялся возвращать излишки этой энергии обратно в зал преобразованной силой своей личности, своим талантом, своим пением. Для доноров это было одновременной выкачкой энергии и её мгновенным воспроизводством от красоты действа на сцене и звуков голоса великого артиста, энерговампирами это ощущалось несколько иначе, но также являлось волшебным энергообменом. Искренние горячие аплодисменты артисту и долгие крики "Браво!" были вполне заслуженными.
Биби этот поход вдохновил на изучение мелодий прослушанной оперы Верди, и она с утроенным энтузиазмом принялась терзать домашний рояль.
Потом они втроём - Мартин, Биби и Тина сходили в синематограф на бульвар Капуцинок, чтобы увидеть свежую премьеру очередного выпуска фильма с участием комика Макса Линдера. Этот актёр, традиционно одетый на экране в чёрный фрак, цилиндр и с тросточкой, был первым, кто сохранял персонажа от одной серии к другой и славился исполнением не только смешных трюков навроде пинков или падений, но и передачей психологических состояний.
Бульвар Монмартр распахнул перед Тиной двери дома номер пять, где располагался музей восковых фигур. Там среди обитых красным плюшем стен в подсвеченных местах располагались скульптуры знаменитостей, исторических или вымышленных персонажей, отображавших какие-нибудь сценки.
Мартин отвёз Тину на площадь неподалёку от церкви на холме Монмартр, где традиционно творили и выставляли свои работы уличные художники. Там он познакомил племянницу с несколькими из них по своему выбору - с теми, кто, по его мнению, был бы готов трудиться за заработную плату, помимо основного занятия. Тина дала мастер-класс рисования эбру в принадлежащей ей мастерской при салоле Антуана набранным на эту работу художникам и благословила их на дальнейшее творчество.
Перед отъездом Тины в доме Филиппа и Биби был устроен прощальный ужин, на котором присутствовала вся семья. Тина видела, как Биби потихоньку, неосознанно тянется к доброй Флёр, как ей интересны Антуан и Робер с Этьеном, которых раньше она практически не знала, но которые относились к ней как к родной и любимой девочке.
Ещё Тина видела, как стал оживлён Филипп, словно с его плеч свалился огромный груз, который тяготил его много лет. Видимо, это было действительно так - необходимость руководства кланом висела на Филиппе обременительной обязанностью, не приносившей радости, вдобавок доставшейся путём принесения в жертву отношений с родным братом и сопровождаемая отчуждённостью короля. Наладившиеся отношения со старшей дочерью и даже прояснившаяся история трагедии его первой жены, словно закрытая страница, тоже, очевидно, убрали некий груз с сердца Филиппа Сондера.
Не меньше любви получала и сама Тина. Когда она смотрела на кого-то из родственников, то неизменно встречала ответный приветливый взгляд. Даже Биби в этой атмосфере общего оживления и любви будто оттаяла и уже не излучала неизменную хмурость и настороженность, а к Тине, скорее, проявляла любопытство.
Так, под завязку наполненная впечатлениями, сдав в багаж сумки, наполненные вещами, напутствуемая благословениями и добрыми пожеланиями, Тина села в поезд, отправляюшийся обратно в Москву. Собственное будущее ей тоже представлялось самым радужным.
Всю дорогу до Красноярска Фёкла мысленно прокручивала варианты разговора с главой клана Градовых. Она уверила себя в том, что обязательно уговорит его дать ей разрешение на рождение ребёнка. Как же может быть иначе, когда сидящее рядом семейство Вареничевых излучает радостное волнение в преддверии перемен к лучшей жизни?
- Папа, а мы купим автомобиль? - спрашивал их сынишка.
- Купим, - снисходительно улыбался Демид.
- Мама, а мы купим мне маленькую лошадку? - спрашивала дочка, - Живую! Я буду ей гриву в косички заплетать с ленточками.
- Посмотрим, малышка, - отвечала Степанида, - Если папа разрешит.
Фёкла незаметно для других трогала свой живот и мысленно тоже обещала находящемуся там ребёнку и лошадку, и автомобиль... Только бы Сила Градов услышал, понял её.
Демид Вареничев выправил в приёмной генерал-губернатора бумаги о своём увольнении с военной службы, принял поздравления с достойным её прохождением и только после этого попросил позволить скромно притулившейся в приёмной Фёкле позвонить по телефону в Москву. Он объяснил, кому будет этот звонок и то, что он связан с оставшимся в гарнизоне капитаном Градовым. Фёкле позволили.
Но сначала она простилась со Стешей и её семьёй, которые уже отправлялись на вокзал, чтобы сесть в поезд. Перед расставаньем она прослезилась и пообещала, что никогда не забудет той доброты, что встретила в своей соседке.
- Не реви, а то мой заподозрит, что ты в положении, - по-доброму смеялась Стеша, обнимая Фёклу на прощанье, - Я-то в тягости тоже всё время глаза на мокром месте держала.
- Теперь уж не страшно, если он и узнает про меня, - улыбалась сквозь слёзы Фёкла, - Я ведь сама собралась господину Силе признаться.
Вернувшись в приёмную, Фёкла присела к телефону и собралась духом для разговора. Единственно, она не ожидала, что будет в это время в помещении не одна. Неподалёку любопытно поблёскивал пенсне один из служащих военной канцелярии, и Фёкла физически ощущала, как тот готовился обратиться в слух.
Вторая неприятность была куда более серьёзная - господина Силы не было дома, и на вопрос, когда можно будет с ним переговорить, секретарь дал ответ, что глава их клана в последнее время почти неотрывно находится во дворце императора, в связи с напряжённой обстановкой в стране.
Фёкла была обескуражена. Как же так? Не может ведь она вернуться абсолютно ни с чем. Поговорить с кем-то другим из семьи, разве что... Со старшим братом Петра, Михеем, она за всё короткое пребывание в их доме едва обменялась парой взглядов. Совершенно равнодушных с его стороны. Не менее равнодушно на неё посмотрела и жена Михея в тот единственный их совместный обед, когда та только начала оправляться после родов. Но, может, как раз женщина-мать поймёт её лучше?
- А госпожа Лукерья дома? - спросила Фёкла, - можно её позвать?
Пришлось подождать, пока госпожа Градова изволит подойти к телефону. Фёкла спиной ощущала неудовольствие служащего таким перерасходом денег, которые потребуются для оплаты междугороднего телефона. Только Фёкла собиралась пообещать компенсировать все убытки, как трубка в её руке ожила.
- Что-то случилось с Петром? - обеспокоенно спросила Лукерья.
- Нет. То есть да... - Фёкла с ужасом поняла, что не может говорить здесь, в присутствии генеральского служащего о том, что капитан Градов спивается прямо на глазах. Такого Петенька ей не простит, да она и сама не хочет, чтобы об этом знал кто-то помимо самых близких.
- Понимаете... Там, в гарнизоне, офицерам совершенно нечего делать, - начала она, - Они начинают тосковать, а от этого...
- Что?
- Ну, понимаете, офицеры, которые там без семей, они от безделья и от тоски...
- Пьют, что ли? - догадалась Лукерья.
- Да! - облегчённо сказала Фёкла, - Я тут поговорила с женой нашего подполковника, она и сказала, что самым верным спасением от этого для мужчины бывает семья. То есть дети. То есть ребёнок, для примера.
- Ты ждёшь ребёнка? - подумав пару секунд, спросила Лукерья.
- Да, госпожа.
- Тогда послушай добрый совет - избавься от него. Чем раньше, тем лучше. И не говори никому, если ещё не сказала. Господин Сила никогда не разрешит тебе родить этого ребёнка. И никогда не разрешит тебе выйти замуж за Петра. А если поступишь наперекор и родишь - останешься с непризнанным отцом ребёнком и без ничего. Тогда о замужестве с приличным человеком вообще можешь забыть.
ГЛАВА 24
Фёкла увидела, что стены комнаты будто надвигаются и готовы упасть на неё.
- Вы не можете знать наверняка, - нашла в себе силы пролепетать она помертвевшими губами.
- Поверь, я прекрасно знаю, как господин Сила относится к гувернанткам. Он ставит их ничуть не выше прислуги.
В тоне Лукерьи не было высокомерия, не было жестокости или насмешки. Скорее, в нём была даже маленькая толика сочувствия. Такая маленькая, что её почти и не расслышать. И это мешало Фёкле - рассердиться, внутренне мобилизоваться, обороняться.
- Но ведь это будет его внук, - тихо сказала она, - Вдобавок без этого он может потерять и сына, я ведь говорила...
- Плохо слышно. Я передам свёкру наш разговор о Петре. Ты хочешь, чтобы я сказала ему о твоей беременности?
Возвращалась домой Фёкла словно окаменев душой. Вокруг было холодно - настолько, что дорога под телегой оставалась твёрдой. Теплее уж больше не будет в этот год. Так же холодно было и внутри женщины.
На что она надеялась? Сила Градов ведь сказал ей всё прямо тогда, перед отъездом. Как она могла подумать, что этому человеку нужен ещё один внук, от какой-то прислуги, вдобавок падшей женщины? Стеша насоветовала. Блаженная. Ей-то что, она замужем, и детей законных двое, и богатство они вот-вот большое получат - что бы и не посоветовать соседке-дурочке новый позор на себя принять? Развлекла она, Фёкла, соседку, пока той было скучно в гарнизоне, вот та и отплатила ей напоследок дурным советом.
Домой Фёкла вернулась уже вечером, когда почти совсем стемнело. В квартире она сразу почувствовала запах перегара и на что-то наткнулась. Зажгла свет и смотрела на уснувшего прямо на дощатом полу Петра. Что она вообще нашла в нём? С чего она вообразила, что они - подходящая друг другу по духу пара?
Фёкла перешагнула через Градова, разделась, подложила дров к жаровому самовару, заварила себе чаю и села за стол. Было непривычно тихо - оказывается, Фёкла привыкла к слабо доносящимся звукам от соседей, по беготне детей Вареничевых в коридоре, по голосам окрикивающих их родителей. А сейчас тишину нарушал только храп лежащего на полу мужчины.
Итак, она для Градовых, по сути, нанятая прислуга и заодно постельная грелка для Петеньки. Которая не только не справилась с обязанностями гувернантки у Меркушевых, но не справилась и с работой гувернантки при великовозрастном балбесе. Этот балбес оказался тут, в этом холодном и глухом медвежьем углу потому, что он связался с убийцами, и сам, нимало не мучаясь совестью, подослал тех убийц к помешавшему ему человеку. Теперь вот он разваливается, пропадает на её глазах.
Как там говорил Пётр? Отец скажет ему "Прости, сынок", а что тот скажет ей, Фёкле, того он и знать не желает? Да угадать-то ведь нетрудно, достаточно посмотреть правде в глаза. Господин Градов обвинит её в плохом уходе за сыном и вышвырнет на улицу. Понятное дело, деньги, что ей выдал Сила на несколько лет, у неё отберут.
Так зачем она здесь? Почему тратит своё молодое время на жизнь с человеком, который будет для неё чужим? Почти превратилась в деревенскую бабу, понесла вот от него ещё... Конечно, Пётр никогда не признает этого ребёнка, Лукерья верно обсказала, что её ждёт. А всё Стешка-юродивая, детские сказки тут рассказывала, разум ей замутила. Единственный верный путь к успеху - холодный разум и расчёт. Сила ведь говорил, что именно это ему в ней и глянется...
Фёкла прибрала со стола, кое-как раздела Градова и уложила его в кровать. Легла рядом, накрывшись отдельным одеялом, и сразу уснула. Эмоции больше её душу не терзали.
О дне своего приезда Тина предупредила только бабушку и была крайне удивлена, когда у поезда увидела Василия Таволжанского с небольшим букетом разноцветных астр.
- Вас и не узнать, мадемаузель, - улыбнулся он после приветствия.
- Ты тут встречаешь или провожаешь кого-то? - спросила Тина.
- Так тебя и встречаю, - засмеялся он и пояснил, - Евдокия Агаповна просила.
- Бабушка просила тебя? - поразилась Тина.
- Разве она не говорила по телефону, что мы теперь с ней часто видимся?
- Нет, - ошеломлённо покачала головой девушка.
- Ну так по дороге расскажу. Давай сначала твой багаж получим.
Дома Тину встретили цветущая по виду бабушка и её ещё более цветущая ученица. Обе они помогли Тине разобрать привезённые из Парижа вещи, много восторженно ахали французским изящным нарядам.
- А это что такое? - удивилась Евдокия Агаповна.
Она освободила от упаковки картину Мартина, которую тот всё-таки подарил племяннице, как и обещал. Тина сняла с одной из стен гостиной свой старый рисунок в рамке и торжественно повесила на освободившийся гвоздь картину.
