Внутри местная академия на наш академгородок походила мало - прежде всего, тут было гораздо меньше пространства между корпусами, и этажность у зданий была повышенная. Городская застройка, в общем. Однако мой намётанный глаз всё же отличал назначение корпусов, где - учебные, где - общежития. Вдобавок, возле последних студенты тусовались. В одинаковой форме.
Мне надо было найти жилые дома преподавателей, поэтому я начала углубляться мимо этих корпусов дальше по территории. Тут-то меня за плечо и схватили. Дамочка какая-то со строгим взглядом. Чем-то интересуется. Хотя, и так понятно чем - кто я и что тут делаю.
- Мне нужен ректор академии, - со вздохом повторяю свою мантру, - господин Цертт.
- Господин Молинн? - удивилась дама, а потом удивилась ещё раз, - Ты плиссандриец?
О ужас. У них тут что, ректор сменился за это время?
- А господин Цертт теперь где? - спрашиваю неподдельно несчастным тоном.
- Если тебе нужен господин Цертт Молинн, то его дом - там, - показала женщина, - но он никогда не принимает гостей, особенно по вечерам.
- А, так Молинн - это фамилия! - обрадовалась я, - А я-то всё к нему по имени, да по имени...
- Ты очень странный мальчик, - покачала головой дама, - Идём, я тебя провожу к дому господина Молинна. Но если он тебя не примет, то ты должен будешь покинуть территорию академии. У нас тут строгие порядки. Не знаю, как только тебя пропустили...
Пока мы шли к дому ректора, я выяснила, что тут почти все преподаватели говорят на нескольких языках - пытаются хоть немного соответствовать господину ректору, поэтому плиссандрийский знает большинство из них.
- Наверное, вы очень хороший преподаватель, - посмеялась я, - господин Цертт не терпит глупых женщин.
Дама искоса посмотрела на меня и сдержала свою улыбку.
Дом у Цертта был довольно внушительный. Трёхэтажный такой крупный особняк. Нечего было и надеяться, что дверь нам откроет лично ректор. Он и не открыл. Важный слуга что-то произнёс - поинтересовался, по идее, кого принесло на ночь глядя. Дама вопросительно обернулась ко мне.
- Эээ... Филис Кадней.
Пока слуга ходил докладывать, дама возмущённо сказала:
- Филис - это же женское имя!
- Простите, госпожа, долго объяснять, - вздохнула я.
- Я - леди! Лисель Фоштинь.
- Простите, леди Фоштинь. Всё равно - долго.
Вернувшийся слуга пригласил войти и я облегчённо поблагодарила леди за её любезное сопровождение.
Меня проводили в большую гостиную на первом этаже дома. Мать честная! Живой огонь в камине, впервые вижу в этом мире. Некромант в домашнем костюме сидел за небольшим столиком в кресле, похожем на трон. На столике стояла початая бутылка вина с бокалом, и лежала книга. А Цертт всё такой же недовольный, каким я его помнила. Он что-то сердито спросил по-хидейрски при виде меня.
Я виновато неприлично шмыгнула, а потом ещё более неприлично провела под носом указательным пальцем.
- И тебе привет, сволочь древняя.
Цертту понадобилось несколько мгновений, чтобы всё осознать, сопоставить и понять. А после этого он стал хохотать. И делал он это довольно долго.
- Ой, лет двести так не смеялся, - сказал, наконец, он, промаргиваясь и выдыхая, а потом резко сменил тон - Допрыгалась?
- Угу.
- Ну садись и рассказывай, раз пришла, хотя не звали, - кивнул он на другое, такое же неудобное кресло.
Впрочем нет, попе удобно, это просто подлокотники далеко для моего нынешнего роста и ширины.
- Я, помнится, тебя тоже не звала, но приняла и даже ужином накормила.
Цертт взял со стола колокольчик и покачал его, издав мелодичный звон.
- Сегодня ужин накроете на две персоны, - сообщил он явившемуся слуге, а потом повернулся ко мне с требовательным взглядом.
Я рассказала про себя всё. Связанная со мной и артефактом обмена душ государственная тайна Плиссандрии для Цертта - никакая не тайна. Сначала рассказала схематично, только главное, потом детали, потом отвечая на вопросы ректора. Этот разговор мы продолжили за ужином и даже после ужина. И что меня больше всего удивило - Цертт вообще не счёл моё поведение ошибкой в истории с поимкой менталистки. То есть он смотрел на это так: взрослый парень Винсент решил действовать определённым образом, и действовал, задержал опасную для государства преступницу, а предварительное мнение какой-то соплюшки вроде меня для него не должно было иметь никакого значения, а если бы возымело, то он бы не был достоин уважения. Такая вот своеобразная точка зрения.
- И вот теперь ты заявилась сюда, желая повесить на меня все свои проблемы, - в итоге всего моего рассказа саркастически констатировал некромант.
- Нет никаких проблем, Цертт! Я - богата, талантлива, обладаю уникальным магическим даром. У меня, между прочим, два научных труда сданы в академию Плиссандрии по общей теории магии и по магии вероятностей, я степень магистра просто получить не успела. Единственное, что мне нужно - это легализация. Да и не сомневаюсь - тебе эти мои проблемы... которых нет, решить - как мизинцем пошевелить!
- У меня мизинец отвалится, если я буду решать "проблемы, которых нет" для всех девиц, съехавших с ума на любовной почве.
- Ты дашь мне возможность учиться дальше, а взамен я могу предоставлять твоей академии результаты своих исследований и двигать здешнюю науку. И никаких любовей на территории твоей страны, обещаю.
- Сколько тебе нужно времени, чтобы написать работу по портальной магии, в той мере, в какой ты её уже изучила?
- Если писать её как научный доклад - неделю наверное, может немного больше, - пожала я плечами и зевнула, - Только я хидейрским языком не владею.
- Вот ещё одна проблема, из тех, которых нет. Ладно, - скривился Цертт, словно проглотил лимон, - переночуешь сегодня здесь, завтра я скажу тебе, что решил.
Вот зачем человеку, который никогда не принимает гостей - гостевая комната? Тем не менее, она в этом доме была. Служанка при мне застелила кровать свежим бельём и была удивлена до чрезвычайности, когда я вручила ей и жестами попросила привести в порядок красивое "принцессово" платье. Если Цертт не станет возражать, я бы предпочла быть стриженой девочкой, нежели оставаться девочкой, переодетой в мальчика.
Наутро служанка разбудила меня словами, старательно выговариваемыми с акцентом:
- Господин Молинн ушёл, сказал, что скоро вернётся и желает к этому времени видеть вас в гостиной.
Понятно. Как скоро он вернётся - неизвестно, но лучше быть готовой, по мнению прислуги, вот прямо сейчас. Выстроил он тут всех по струночке.
Впрочем, вернулся Цертт и впрямь скоро, я успела только примоститься в кресло. Он заходит, а я сижу такая, как будто была тут с вечера. Только в платье.
- Идём в больницу, - сказал он мне.
- Прости, что я там забыла? - удивилась я.
- Память. Или ты что, собираешься местный язык с нуля учить? Эдак ты свой доклад только лет через десять написать сможешь, - сказал Цертт, а потом всё-таки объяснил, - Одна практикантка пятнадцать лет назад оставляла слепок памяти перед отправлением в научную экспедицию к оракулу. Оттуда она не вернулась, и есть основания считать её погибшей. Разблокируют этот слепок на тебе.
Делать нечего, иду. Благодарить Цертта пока не буду, посмотрим сперва, чего там в мою бедную голову насуют опять.
- Господин Молинн, вы предупредили, что активация слепка будет совершена в целях ускоренного обучения нашему языку, но вы не сказали, что эта память будет имплантирована ребёнку! - испугался за меня местный целитель, - Ведь это слепок памяти взрослой девушки!
- Не спорьте, доктор, - жалобно вздохнула я, - Если мы этого не сделаем, господин ректор вас уволит, а меня лишит сладкого. И я даже не знаю, что хуже! Вот получу взрослую память, и сразу начну разбираться в таких вопросах.
"Слепок памяти. Разблокировка.
Я - Арнель Бринн, двадцати четырёх лет, дочь аптекаря. Едва мне исполнилось шестнадцать, я прошла проверку и моя мечта исполнилась - у меня выявили магический дар. Я прыгала от счастья почти до потолка своей маленькой комнаты - ведь это означало, что я не буду больше помогать родным в аптеке и не выйду замуж за травника, поставляющего нам товары для лекарств - меня ждёт новая долголетняя жизнь, наполненная чудесами, открытиями и свободой. Прощай, сумрачная аптека, прощай, задавака-братец, прощай, красавица-подружка Мириль, прощайте, родители, я буду всего лишь иногда навещать вас.
В академии магии я очень старалась учиться так, чтобы не быть отчисленной из-за неуспеваемости вслед за другими девушками. Многие из моих однокурсниц покидали академию с обвинениями в адрес ректора, который якобы ненавидел всех женщин, вот и не давал им учиться здесь. Но господин Молинн был прав, он просто словно бы видел нас насквозь, и мне ли было не знать, к чему на самом деле стремилось большинство отчисленных девушек. К удачному замужеству, конечно. Ректор считал, что для этого им не нужно академическое образование, и тратить на них усилия преподавателей и ресурсы академии словно бы унизительно для него, Цертта Молинна. Когда я это осознала, у меня тоже был выбор - устроить личную жизнь с теми преимуществами, которые даёт обладание магическим даром, или посвятить себя учёбе и выбранной профессии. Я выбрала второе и отдалась этому всей душой. А нашим ректором я просто стала восхищаться, как и почти все тут служащие.
Когда определилась разновидность моего магического дара, что я - артефактор, это было неожиданным, но моментально породило во мне интерес к науке артефакторике и ко всему разнообразию артефактов, известных в мире. На старших курсах я уже стала настоящим энтузиастом этой науки, а после окончания академии, когда я осталась здесь на практике, чтобы идти и дальше по научной стезе, всё для меня и началось - знакомство с личными записями артефактора Ромиуса, создателя и первого ректора нашей академии, которые мне позволил прочитать господин Молинн у себя дома, в его библиотеке, и одновременно с этим - моя любовь. Любовь к Цертту Молинну, самому замечательному мужчине в мире.
Но если в научной деятельности для меня после этого открылись новые горизонты, то моя любовь с момента своего рождения была обречена. Цертт Молинн не только не любил меня, он, казалось, не любил саму любовь как таковую. Если какие-то легкомысленные студентки, надеясь на послабление в учёбе, принимались строить ему глазки - они вылетали из академии в первую очередь. Если между взрослыми работниками академии завязывались любовные связи, ректор словно носом чуял эти флюиды и бдительно следил, не скажутся ли они на качестве работы этих людей. И когда, по его мнению, сказывались в сторону ухудшения - работников ожидало увольнение. Столь же безжалостное, сколь и отчисление флиртующих студенток. Все старожилы академии знали это свойство господина ректора, и тщательно скрывали свои любовные интересы от него.
Пришлось скрывать и мне. О, как же это невыносимо - когда тебя всё время тянет к любимому словно магнитом, но ты должна не только сдерживать внешнее проявления этого, ты должна постоянно контролировать себя, чтобы даже не попадаться ему на глаза чаще обыкновенного. Много раз у меня возникало желание открыться ему и покончить с этим мучением. Но я боялась. Боялась навсегда потерять и связь с ним, и возможность заниматься наукой в стенах академии.
Читая личные записи Ромиуса, которые он вёл с самого начала изучения своей профессии, я постепенно выяснила, что они смолоду очень дружили - Ромиус, Цертт и ещё Валент. А потом в их дружбу вмешалась женщина по имени Оксандра, которая полюбила Цертта и которую полюбил Валент, и что-то произошло. Ромиус не писал прямо, и я сделала выводы из разрозненных замечаний, что он посвятил много времени созданию какого-то артефакта, который, оказалось, сыграл роковую роль для друзей. В результате его применения Оксандра погибла, Валент вскоре исчез, а Цертт вместо любимой им целительской магии обрёл дар некроманта, за что он сильно обозлился на мёртвую уже Оксандру и на саму любовь, ломающую жизни.
Господин Молинн видел мой неиссякающий интерес к науке, не видел моей любви к нему, и доверял мне. Он даже показал мне первые смешные артефакты, созданные лично Ромиусом - например, артефакт, заставляющих молчать всех птиц, пролетающих или сидящих на ветках возле лесной полянки, на которой Ромиус изволил порой дремать. Впоследствии, когда я закончила читать записи Ромиуса и изучила все имеющиеся у нас выдающиеся научные труды по артефакторике, я поняла - мне практически уже нечего делать в этой науке, кроме как поддерживать собой её существование. Но не развивать её. Я могу лишь создавать копии тех артефактов, что были созданы до меня, изучать их, а придумать что-то своё, такое, что я могла бы предложить всему миру, у меня не получалось. Это вызвало разочарование.
И тогда я решила совершить свой научный прорыв. Мне захотелось, чтобы Цертт хотя бы с тенью того же доброго чувства, с которой он упоминал имена Ромиуса и Валента, упоминал и моё имя. Я захотела стать чем-то большим, чем практикантка магической академии.
Есть одна загадка, до сих пор не разгаданная нашей наукой - оракул. Расположенный в малонаселённых джунглях объект в форме наполненного водой колодца, который может показать смотрящему в его водную гладь то, что пожелаешь. Или того, кого пожелаешь. А может и не показать - никому не известно заранее. Рядом с объектом живут недружелюбные аборигены и они редко допускают до оракула посетителей. И уж тем более - не позволяют его исследовать. Поэтому до сих неизвестно, что из себя представляет этот оракул - случайное природное создание самих магических стихий или это древнейший артефакт, сделанный гениальными магами, когда-то жившими на нашей планете? Для артефакторики этот вопрос является очень важным, и человек, получивший ответ на него, навсегда войдёт в анналы истории науки всего мира.
Недавно я получила согласие своего любимого ректора на экспедицию. Уезжая в одиночестве в этот опасный путь, я решила оставить в академии две вещи - свой слепок памяти и самостоятельно сделанный артефакт из камня, синхронизированный своим сиянием с биением моего сердца. Слепок памяти я оставлю на случай, если не вернусь - пусть его когда-нибудь разблокируют, и память обо мне ещё поживёт в чьей-то душе. А "сердечный" артефакт я оставлю Цертту - чтобы он знал, что моё сердце продолжает биться. И может быть, он поймёт, что это сердце бьётся для него.
Вот и всё, я полностью готова. Сейчас сделаю слепок памяти, вручу камень-сердце Цертту и надолго покину стены родной академии. Перед отъездом навещу родных и попрощаюсь с ними тоже. Если всё же со мной случится непоправимое, я прошу того, кто прочтёт мою память - пожалуйста, скажите Цертту Молинну, что практикантка Арнель Бринн очень любила его. Прощайте".
Открываю глаза. Память Арнель медленно уходит от слияния со мной в категорию просмотренных фильмов или прочитанных книг. Только идеально запомнившихся.
- Что вы чувствуете, леди? - обеспокоенно спросил целитель.
- Чувствую - себя, доктор, - усмехнулась я повторению ситуации.
- Ну? Скажешь что-нибудь? - спросил меня Цертт по-хидейрски.
Мне надо было найти жилые дома преподавателей, поэтому я начала углубляться мимо этих корпусов дальше по территории. Тут-то меня за плечо и схватили. Дамочка какая-то со строгим взглядом. Чем-то интересуется. Хотя, и так понятно чем - кто я и что тут делаю.
- Мне нужен ректор академии, - со вздохом повторяю свою мантру, - господин Цертт.
- Господин Молинн? - удивилась дама, а потом удивилась ещё раз, - Ты плиссандриец?
О ужас. У них тут что, ректор сменился за это время?
- А господин Цертт теперь где? - спрашиваю неподдельно несчастным тоном.
- Если тебе нужен господин Цертт Молинн, то его дом - там, - показала женщина, - но он никогда не принимает гостей, особенно по вечерам.
- А, так Молинн - это фамилия! - обрадовалась я, - А я-то всё к нему по имени, да по имени...
- Ты очень странный мальчик, - покачала головой дама, - Идём, я тебя провожу к дому господина Молинна. Но если он тебя не примет, то ты должен будешь покинуть территорию академии. У нас тут строгие порядки. Не знаю, как только тебя пропустили...
Пока мы шли к дому ректора, я выяснила, что тут почти все преподаватели говорят на нескольких языках - пытаются хоть немного соответствовать господину ректору, поэтому плиссандрийский знает большинство из них.
- Наверное, вы очень хороший преподаватель, - посмеялась я, - господин Цертт не терпит глупых женщин.
Дама искоса посмотрела на меня и сдержала свою улыбку.
Дом у Цертта был довольно внушительный. Трёхэтажный такой крупный особняк. Нечего было и надеяться, что дверь нам откроет лично ректор. Он и не открыл. Важный слуга что-то произнёс - поинтересовался, по идее, кого принесло на ночь глядя. Дама вопросительно обернулась ко мне.
- Эээ... Филис Кадней.
Пока слуга ходил докладывать, дама возмущённо сказала:
- Филис - это же женское имя!
- Простите, госпожа, долго объяснять, - вздохнула я.
- Я - леди! Лисель Фоштинь.
- Простите, леди Фоштинь. Всё равно - долго.
Вернувшийся слуга пригласил войти и я облегчённо поблагодарила леди за её любезное сопровождение.
Меня проводили в большую гостиную на первом этаже дома. Мать честная! Живой огонь в камине, впервые вижу в этом мире. Некромант в домашнем костюме сидел за небольшим столиком в кресле, похожем на трон. На столике стояла початая бутылка вина с бокалом, и лежала книга. А Цертт всё такой же недовольный, каким я его помнила. Он что-то сердито спросил по-хидейрски при виде меня.
Я виновато неприлично шмыгнула, а потом ещё более неприлично провела под носом указательным пальцем.
- И тебе привет, сволочь древняя.
Цертту понадобилось несколько мгновений, чтобы всё осознать, сопоставить и понять. А после этого он стал хохотать. И делал он это довольно долго.
- Ой, лет двести так не смеялся, - сказал, наконец, он, промаргиваясь и выдыхая, а потом резко сменил тон - Допрыгалась?
- Угу.
- Ну садись и рассказывай, раз пришла, хотя не звали, - кивнул он на другое, такое же неудобное кресло.
Впрочем нет, попе удобно, это просто подлокотники далеко для моего нынешнего роста и ширины.
- Я, помнится, тебя тоже не звала, но приняла и даже ужином накормила.
Цертт взял со стола колокольчик и покачал его, издав мелодичный звон.
- Сегодня ужин накроете на две персоны, - сообщил он явившемуся слуге, а потом повернулся ко мне с требовательным взглядом.
Я рассказала про себя всё. Связанная со мной и артефактом обмена душ государственная тайна Плиссандрии для Цертта - никакая не тайна. Сначала рассказала схематично, только главное, потом детали, потом отвечая на вопросы ректора. Этот разговор мы продолжили за ужином и даже после ужина. И что меня больше всего удивило - Цертт вообще не счёл моё поведение ошибкой в истории с поимкой менталистки. То есть он смотрел на это так: взрослый парень Винсент решил действовать определённым образом, и действовал, задержал опасную для государства преступницу, а предварительное мнение какой-то соплюшки вроде меня для него не должно было иметь никакого значения, а если бы возымело, то он бы не был достоин уважения. Такая вот своеобразная точка зрения.
- И вот теперь ты заявилась сюда, желая повесить на меня все свои проблемы, - в итоге всего моего рассказа саркастически констатировал некромант.
- Нет никаких проблем, Цертт! Я - богата, талантлива, обладаю уникальным магическим даром. У меня, между прочим, два научных труда сданы в академию Плиссандрии по общей теории магии и по магии вероятностей, я степень магистра просто получить не успела. Единственное, что мне нужно - это легализация. Да и не сомневаюсь - тебе эти мои проблемы... которых нет, решить - как мизинцем пошевелить!
- У меня мизинец отвалится, если я буду решать "проблемы, которых нет" для всех девиц, съехавших с ума на любовной почве.
- Ты дашь мне возможность учиться дальше, а взамен я могу предоставлять твоей академии результаты своих исследований и двигать здешнюю науку. И никаких любовей на территории твоей страны, обещаю.
- Сколько тебе нужно времени, чтобы написать работу по портальной магии, в той мере, в какой ты её уже изучила?
- Если писать её как научный доклад - неделю наверное, может немного больше, - пожала я плечами и зевнула, - Только я хидейрским языком не владею.
- Вот ещё одна проблема, из тех, которых нет. Ладно, - скривился Цертт, словно проглотил лимон, - переночуешь сегодня здесь, завтра я скажу тебе, что решил.
Вот зачем человеку, который никогда не принимает гостей - гостевая комната? Тем не менее, она в этом доме была. Служанка при мне застелила кровать свежим бельём и была удивлена до чрезвычайности, когда я вручила ей и жестами попросила привести в порядок красивое "принцессово" платье. Если Цертт не станет возражать, я бы предпочла быть стриженой девочкой, нежели оставаться девочкой, переодетой в мальчика.
Наутро служанка разбудила меня словами, старательно выговариваемыми с акцентом:
- Господин Молинн ушёл, сказал, что скоро вернётся и желает к этому времени видеть вас в гостиной.
Понятно. Как скоро он вернётся - неизвестно, но лучше быть готовой, по мнению прислуги, вот прямо сейчас. Выстроил он тут всех по струночке.
Впрочем, вернулся Цертт и впрямь скоро, я успела только примоститься в кресло. Он заходит, а я сижу такая, как будто была тут с вечера. Только в платье.
- Идём в больницу, - сказал он мне.
- Прости, что я там забыла? - удивилась я.
- Память. Или ты что, собираешься местный язык с нуля учить? Эдак ты свой доклад только лет через десять написать сможешь, - сказал Цертт, а потом всё-таки объяснил, - Одна практикантка пятнадцать лет назад оставляла слепок памяти перед отправлением в научную экспедицию к оракулу. Оттуда она не вернулась, и есть основания считать её погибшей. Разблокируют этот слепок на тебе.
Делать нечего, иду. Благодарить Цертта пока не буду, посмотрим сперва, чего там в мою бедную голову насуют опять.
- Господин Молинн, вы предупредили, что активация слепка будет совершена в целях ускоренного обучения нашему языку, но вы не сказали, что эта память будет имплантирована ребёнку! - испугался за меня местный целитель, - Ведь это слепок памяти взрослой девушки!
- Не спорьте, доктор, - жалобно вздохнула я, - Если мы этого не сделаем, господин ректор вас уволит, а меня лишит сладкого. И я даже не знаю, что хуже! Вот получу взрослую память, и сразу начну разбираться в таких вопросах.
ГЛАВА 15
"Слепок памяти. Разблокировка.
Я - Арнель Бринн, двадцати четырёх лет, дочь аптекаря. Едва мне исполнилось шестнадцать, я прошла проверку и моя мечта исполнилась - у меня выявили магический дар. Я прыгала от счастья почти до потолка своей маленькой комнаты - ведь это означало, что я не буду больше помогать родным в аптеке и не выйду замуж за травника, поставляющего нам товары для лекарств - меня ждёт новая долголетняя жизнь, наполненная чудесами, открытиями и свободой. Прощай, сумрачная аптека, прощай, задавака-братец, прощай, красавица-подружка Мириль, прощайте, родители, я буду всего лишь иногда навещать вас.
В академии магии я очень старалась учиться так, чтобы не быть отчисленной из-за неуспеваемости вслед за другими девушками. Многие из моих однокурсниц покидали академию с обвинениями в адрес ректора, который якобы ненавидел всех женщин, вот и не давал им учиться здесь. Но господин Молинн был прав, он просто словно бы видел нас насквозь, и мне ли было не знать, к чему на самом деле стремилось большинство отчисленных девушек. К удачному замужеству, конечно. Ректор считал, что для этого им не нужно академическое образование, и тратить на них усилия преподавателей и ресурсы академии словно бы унизительно для него, Цертта Молинна. Когда я это осознала, у меня тоже был выбор - устроить личную жизнь с теми преимуществами, которые даёт обладание магическим даром, или посвятить себя учёбе и выбранной профессии. Я выбрала второе и отдалась этому всей душой. А нашим ректором я просто стала восхищаться, как и почти все тут служащие.
Когда определилась разновидность моего магического дара, что я - артефактор, это было неожиданным, но моментально породило во мне интерес к науке артефакторике и ко всему разнообразию артефактов, известных в мире. На старших курсах я уже стала настоящим энтузиастом этой науки, а после окончания академии, когда я осталась здесь на практике, чтобы идти и дальше по научной стезе, всё для меня и началось - знакомство с личными записями артефактора Ромиуса, создателя и первого ректора нашей академии, которые мне позволил прочитать господин Молинн у себя дома, в его библиотеке, и одновременно с этим - моя любовь. Любовь к Цертту Молинну, самому замечательному мужчине в мире.
Но если в научной деятельности для меня после этого открылись новые горизонты, то моя любовь с момента своего рождения была обречена. Цертт Молинн не только не любил меня, он, казалось, не любил саму любовь как таковую. Если какие-то легкомысленные студентки, надеясь на послабление в учёбе, принимались строить ему глазки - они вылетали из академии в первую очередь. Если между взрослыми работниками академии завязывались любовные связи, ректор словно носом чуял эти флюиды и бдительно следил, не скажутся ли они на качестве работы этих людей. И когда, по его мнению, сказывались в сторону ухудшения - работников ожидало увольнение. Столь же безжалостное, сколь и отчисление флиртующих студенток. Все старожилы академии знали это свойство господина ректора, и тщательно скрывали свои любовные интересы от него.
Пришлось скрывать и мне. О, как же это невыносимо - когда тебя всё время тянет к любимому словно магнитом, но ты должна не только сдерживать внешнее проявления этого, ты должна постоянно контролировать себя, чтобы даже не попадаться ему на глаза чаще обыкновенного. Много раз у меня возникало желание открыться ему и покончить с этим мучением. Но я боялась. Боялась навсегда потерять и связь с ним, и возможность заниматься наукой в стенах академии.
Читая личные записи Ромиуса, которые он вёл с самого начала изучения своей профессии, я постепенно выяснила, что они смолоду очень дружили - Ромиус, Цертт и ещё Валент. А потом в их дружбу вмешалась женщина по имени Оксандра, которая полюбила Цертта и которую полюбил Валент, и что-то произошло. Ромиус не писал прямо, и я сделала выводы из разрозненных замечаний, что он посвятил много времени созданию какого-то артефакта, который, оказалось, сыграл роковую роль для друзей. В результате его применения Оксандра погибла, Валент вскоре исчез, а Цертт вместо любимой им целительской магии обрёл дар некроманта, за что он сильно обозлился на мёртвую уже Оксандру и на саму любовь, ломающую жизни.
Господин Молинн видел мой неиссякающий интерес к науке, не видел моей любви к нему, и доверял мне. Он даже показал мне первые смешные артефакты, созданные лично Ромиусом - например, артефакт, заставляющих молчать всех птиц, пролетающих или сидящих на ветках возле лесной полянки, на которой Ромиус изволил порой дремать. Впоследствии, когда я закончила читать записи Ромиуса и изучила все имеющиеся у нас выдающиеся научные труды по артефакторике, я поняла - мне практически уже нечего делать в этой науке, кроме как поддерживать собой её существование. Но не развивать её. Я могу лишь создавать копии тех артефактов, что были созданы до меня, изучать их, а придумать что-то своё, такое, что я могла бы предложить всему миру, у меня не получалось. Это вызвало разочарование.
И тогда я решила совершить свой научный прорыв. Мне захотелось, чтобы Цертт хотя бы с тенью того же доброго чувства, с которой он упоминал имена Ромиуса и Валента, упоминал и моё имя. Я захотела стать чем-то большим, чем практикантка магической академии.
Есть одна загадка, до сих пор не разгаданная нашей наукой - оракул. Расположенный в малонаселённых джунглях объект в форме наполненного водой колодца, который может показать смотрящему в его водную гладь то, что пожелаешь. Или того, кого пожелаешь. А может и не показать - никому не известно заранее. Рядом с объектом живут недружелюбные аборигены и они редко допускают до оракула посетителей. И уж тем более - не позволяют его исследовать. Поэтому до сих неизвестно, что из себя представляет этот оракул - случайное природное создание самих магических стихий или это древнейший артефакт, сделанный гениальными магами, когда-то жившими на нашей планете? Для артефакторики этот вопрос является очень важным, и человек, получивший ответ на него, навсегда войдёт в анналы истории науки всего мира.
Недавно я получила согласие своего любимого ректора на экспедицию. Уезжая в одиночестве в этот опасный путь, я решила оставить в академии две вещи - свой слепок памяти и самостоятельно сделанный артефакт из камня, синхронизированный своим сиянием с биением моего сердца. Слепок памяти я оставлю на случай, если не вернусь - пусть его когда-нибудь разблокируют, и память обо мне ещё поживёт в чьей-то душе. А "сердечный" артефакт я оставлю Цертту - чтобы он знал, что моё сердце продолжает биться. И может быть, он поймёт, что это сердце бьётся для него.
Вот и всё, я полностью готова. Сейчас сделаю слепок памяти, вручу камень-сердце Цертту и надолго покину стены родной академии. Перед отъездом навещу родных и попрощаюсь с ними тоже. Если всё же со мной случится непоправимое, я прошу того, кто прочтёт мою память - пожалуйста, скажите Цертту Молинну, что практикантка Арнель Бринн очень любила его. Прощайте".
Открываю глаза. Память Арнель медленно уходит от слияния со мной в категорию просмотренных фильмов или прочитанных книг. Только идеально запомнившихся.
- Что вы чувствуете, леди? - обеспокоенно спросил целитель.
- Чувствую - себя, доктор, - усмехнулась я повторению ситуации.
- Ну? Скажешь что-нибудь? - спросил меня Цертт по-хидейрски.
