Что взять с богатеньких деток?
– Ладно, показываю один раз.
Наставник схватил щётки и в несколько движений стряхнул грязь с шерсти буланой кобылы Дугавы.
– Это Пустельга, дорогой эламской породы. Подарок отца, – объяснила та, всё-таки подняв взгляд на Финиста.
Изящная и тонкая дамская лошадка, выдержит ли она поход на север через пол Мунгарда? Может, обменять её на менее прихотливую лошадь? Ещё и денег выручат. Но подарок отца… Финист бы свою Золотинку ни за какие сокровища не отдал, хотя и стоила она всего ничего.
– Запоминайте: вначале одеяло, сверху меховая подушка и только потом – седло. Его крылья не должны закрывать плечи, – пояснял Финист, затягивая подпругу. – Надеваем повод на шею лошади, уздечку берём в правую руку, железо – в левую. Вставляем в рот удила, натягиваем ремни на уши и застёгиваем. Проще не бывает! Попробуешь? – обратился он к Ждану.
Тот хмыкнул и принялся чистить своего чалого мерина. Этот приземистый толстопуз покрепче будет. Главное, чтобы не вредничал, а то хитрости, судя по лоснящимся глазам, – хоть отбавляй. В подтверждение обозник приложил уши и клацнул зубами у самых рук Ждана. Тот отпрянул и выронил щётки.
– А говорили, что этот Толстун – смирный! – потирая ушибленный локоть, возмутился он.
– Лошади чувствуют неуверенность и пользуются этим, – ответил Финист и принялся седлать мерина сам. Время на исходе. – Поехали уже.
Он вручил Ждану поводья. Дугава отвязала Пустельгу и легонько коснулась запястья наставника.
– Не подсадите? Дома я всегда со скамеечки в седло забиралась…
Похоже, путешествие пройдёт куда сложнее, чем показалось вначале. Финист составил руки вместе и подпихнул её под левое колено. Дугава устроилась в седле и разобрала поводья. Ждан нависал над наставником вместе со своим мерином.
– Полезай сам! – гаркнул тот. – И это… давайте без формальностей. Я же не господин, чтобы меня на «вы» величали.
– Вы – наставник. Это даже больше, чем господин, – ответила Дугава, пока Ждан, пыхтя, прыгал вокруг коня и никак не мог подтянуться наверх, потому что мерин делал шаг в сторону каждый раз, когда тот вставлял ногу в стремя.
– Но я хочу стать вам другом, – возразил Финист и запихнул ученика в седло.
Запрыгнув на спину Золотинке, он повёл их прочь из Стольного.
1571 г. от заселения Мунгарда, Белоземье, Веломовия
Волынцы мало отличались от соседних местечек: покосившиеся деревянные дома, пара казённых построек и возвышавшая над селением белая колокольня пресветловерческого храма. По улицам сновали куры-пеструшки, вдали на лугу паслись коровы, а на главной площади выставляли товар купцы, обмениваясь последними новостями с гостями из соседней страны – Кундии.
Хижина лесника Гедымина Мрия стояла на отшибе у самой Дикой Пущи, чтобы удобно было обходить дозором вверенные ему земли. Домик маленький, из посеревшего от времени дерева, но очень аккуратный и ухоженный, с огородом и яблоневым садом вокруг.
Жена Геда, добрая хозяюшка Зофья, оказалась слаба здоровьем и скончалась несколько лет назад от сердечного приступа. Теперь леснику во всём помогала его дочь Альгерда, которую ласково величали Гердой.
Стройная, женственная, с толстыми косами цвета льна, лучистыми серыми глазами и миловидным светлым личиком, она слыла красавицей. Хотя в пору невест Герда вошла этой весной, женихи свататься не спешили, ведь отца ни раз обвиняли в колдовстве и поклонении лесным демонам, хотя после допросов Лучезарные всегда его отпускали.
Была ещё одна причина – сын губернатора Заградского Вальдемар. Любитель охоты не только на зверя, но и на людей, в детстве он вместе со своими дружками гонял по округе малышей, отбирая у них игрушки, лукошки с грибами и ягодами и вообще всё, что можно было отнять. Вальдемар называл это выкупом, а тех, кому не посчастливилось попасться с пустыми руками, ждала порция тумаков. Взрослые смотрели на это безобразие сквозь пальцы, опасаясь немилости губернатора.
Герда стала излюбленной жертвой Вальдемара из-за того, что отказалась быть его «дамой сердца». С тех пор один вид её льняных косичек не давал ему покоя. Прошли годы, дети выросли. Теперь вся округа знала, что сын губернатора неровно дышит к дочке лесника, и чтобы не нарваться на неприятности, нельзя даже смотреть в её сторону.
Впрочем, Герда сама большую часть времени витала в облаках и ни на кого внимания не обращала.
Однажды, возвращаясь домой с ярмарки, она заметила стоявшего у хижины дорогого каракового жеребца, на котором любил выезжать на охоту Вальдемар.
Из-за притворенной двери слышался возмущённый голос отца.
– Моя дочь в содержанки? Нахал, да ты в своём уме?! У неё с рождения жених сговорённый есть. И поблагородней некоторых! Так что держись от нас подальше!
– Кто? Странствующий рыцарь, заморский принц? – рассмеялся Вальдемар. – Я уже вырос из сказок, как и ваша дочь, если не заметили. Голытьба, кому вы нужны? Скажу отцу, и он лишит вас службы. Тогда только побираться останется.
– Лучше в нищете сохранить гордость, чем унижаться перед подлецом, – тон отца стал походить на рык.
Желая предотвратить драку, Герда поспешила в дом. Отец с Вальдемаром стояли в сенях друг напротив друга. Сын губернатора был высоким и плечистым, с тёмно-каштановыми волосами до плеч, завязанными в тонкую косицу по последней моде. Ладно скроенный костюм из тёмно-зелёного сукна сидел на нём отменно, на ногах блестели начищенные сапоги.
Герда взяла в руки метлу.
– Уходи, Вальдемар, тебе здесь не рады. Лучше утопленницей, в мавки лесные, чем с тобой! – она замахнулась на него.
Заградский попятился, затравленно глядя на обоих Мриев.
– Тоже мне, господа нашлись! Заплатите! Вы оба заплатите! – зашипел он и едва не свалился с порога.
Герда ещё раз замахнулась и плотно затворила дверь.
– Что же мы наделали, да? Соседи назовут нас глупцами, – она обернулась к отцу, на его лице отражалась её тревога. – Жаль, что Охотник и в самом деле не приедет. С Тихого берега мёртвых переправы нет.
– Не переживай. Справимся. Главное, не терять веры и достоинства, – отец ласково коснулся её щеки. – Съезжу-ка я сам к губернатору и попрошу, чтобы сына унял. Мы же не чужие.
Мать Вальдемара, Милка, приходилась маме сводной сестрой – приблудившейся на порог сироткой, к тому же настоящей ведьмой, которая якшалась с демонами и от них же умерла. Из-за этого и сын её казался полудемоном.
– Может, не стоит? Скоро закат. Ветер воет тревожно, беду кличет, – Герда взяла отца за руки, но тот лишь покачал головой.
– Короткой дорогой через лес я Вальдемара обгоню. Запри дверь на засов и никого не пускай.
Он поцеловал дочку в лоб и ушёл. Пока она подметала в избе, в котелке приготовилась перловка. Поужинав одна, Герда уселась у печи и принялась чесать лён, полная решимости дождаться отца, даже если он явится под утро.
С лежанки за ней наблюдал огненно-рыжий кот. Длинный, голенастый и тощий. Морда белая с шикарными усами, а веки ярких синих глаз тёмные – из-за этого казалось, что он носит маску. Его правое ухо было порвано, хотя Герда не замечала, чтобы он с кем-то дрался.
Близился самый тёмный час перед рассветом. Несмотря на слипающиеся глаза и зевоту хотелось петь. Позвать бы музыкой сердца заплутавших мужчин домой, снова увидеть их живые лица. В детстве Герде очень хотелось научиться, но когда пыталась, в горле будто застревал ком. Он резал гортань и вызывал жуткий кашель. Отец даже к лекарю её водил, но тот разводил руками. Непонятно, из-за чего кашляет, может, кто порчу наслал, а может, из другой жизни пришло.
Но порой, как сейчас, казалось, если Герда постарается, если вложит всю душу в слова, в искреннюю и нежную мелодию, дорогие люди не останутся равнодушными и обязательно вернутся к ней. Но грудь снова сдавило, и из горла вырывался один сухой кашель.
Словно привлечённые им, на улице затрещали сороки, захлопали крыльями. В окна постучались ветви старой яблони, вспыхнули колдовской зеленью огни. В них появилось пугало. Вместо головы – холщовый мешок с нарисованными углём глазами и ртом. Вместо волос из дыр торчали пучки соломы. Красное платье засаленное, в заплатках и чёрных масляных пятнах, подпоясано тонкими ивовыми прутьями. Изгрызенный ржавчиной посох торчал из рукавов вместо рук. Из-под ветхого подола выглядывала белая кость – единственная нога. Как пугало двигалось, заметно не было. В один миг оно смотрело на Герду нарисованными глазами, а в следующий – постучалось в дверь.
Нет, она все сказки-предупреждения знает. Ни за что не пустит, ни за что не позовёт! Даже если Вальдемар снова угрожать будет.
Но дверь распахнулась сама, ляпнув об стену.
– Шэк-шэк-шэк, ты уже меня впустила, пожелав стать мавкой лесной, – застрекотало по-сорочьи пугало, раскачивая железными руками из стороны в сторону. – Ступай за мной – великой силой тебя одарю. Всех обидчиков покарать сможешь, – мановение ока, и пугало уже склонилось над Гердой. – Ну же! Сгинул твой суженый Охотник! Не будет тебе жизни среди людей.
Та нащупала пальцами приколотую к вороту рубахи брошь в виде веточки цветущего вереска – его подарок. Зашипел кот, спрыгнул с печи на пол и выгнулся горкой.
– Не хочу с тобой. Ни с тобой, ни с Вальдемаром! Уходи!
Герда заставила себя встать и потянулась за метлой.
– Это моя воля!
– Глупая! Мрак уже здесь! По одиночке никто не спасётся!
В распахнутую дверь змеями поползла чернота, побежала по стене и устелила потолок вязким туманом.
«Будь с нами, будь одной из нас! – зашептали иные, куда более страшные, бесплотные голоса. – В золоте-шелках ходить станешь, все в ноги тебе упадут! Даже он! Он!»
Мрак! Он в самом деле вернулся! Охотник погиб, и теперь некому прогнать напасть.
Кот, единственный защитник, уже не шипел – кричал неистово, пружинился, готовясь к драке.
– Не хочу. И с вами – не хочу. Отец! – испуганно всхлипнула Герда. Тени встроились в копьё и устремились ей грудь. – Морти! – с трепещущих губ сорвалось полузабытое имя.
Копьё закрутилось по спирали вихрем, но ударило не Герду, а в пугало. Она зажмурилась, а когда распахнула веки, пугало уже стояло на пороге.
– Ты передумаешь, когда всё потеряешь! – угрожающе прокаркало оно.
Запели на дворе петухи, призывая зарю, замолчали сороки. Пугало скрылось за лесной опушкой. Герда устало приложила ладонь к груди. Кот, мурлыча, принялся тереться об её ноги.
Обошлось! Только гнилая листва и болотная грязь на полу остались.
– Что стряслось? – вбежал в избу отец. – Почему дверь отворила?
– Всё хорошо, – прошептала Герда.
Ноги подкосились. Он подхватил её и уложил на постель за печкой. Герда чувствовала себя разбитой, не могла ни пошевелиться, ни рассказать про пугало. Кот лежал рядом и грел урчанием, будто только оно и поддерживало в ней жизнь.
К обеду отец привёл соседскую бабку и попросил присмотреть за дочкой, пока он будет искать в лесу одолень-траву. Герда хотела предупредить, чтобы не ходил. Там зло, Мрак и страшное пугало. Оно угрожает им всем! Но даже голос оставил её.
– Лихорадка из леса пришла. Многих сегодня захватила. Двенадцать проклятых сестёр-трясавиц: Трясея, Огнея, Ледея, Гнетея, Грудея, Глухея, Ломея, Пухнея, Желтея, Корчея, Глядея, Невея, – шептала бабка наговоры грудным голосом и вытирала пот со лба Герды мокрой тряпкой. – Многих заберут, много горя принесут, пока не явится Сокол ясно солнышко, чтобы тучи над лесом разогнать.
Озноб сменился жаром. Бред длился целую вечность. В кошачьем урчании чудилось:
– Всё хорошо будет! Я не брошу, я не отдам тебя никому, пока сама не повелишь иначе!
Герда впала в забытьё. Это был не обычный тусклый сон, кривым зеркалом отображающий явь, а яркое видение, западающее в душу надолго. Пустынное горное плато укрывал искрящийся снег. На горизонте показалось тёмное пятно. Оно быстро росло. Скоро стали различимы очертания всадника, за его спиной вился плащ. Вороной конь скакал по глубокому снегу, словно плыл по воздуху. Они приближались.
Пускай бы всадник забрал её! Но из-за пережитого было страшно. Когда их разделяло всего несколько шагов, Герда проснулась. Жар спал. Лихорадка отступила без всяких трав. Всё, случившееся накануне болезни, подёрнулось мутной пеленой и показалось бредом.
Бабка ушла, а к вечеру следующего дня вернулся отец. Герда бросилась накладывать ему ужин, но вдруг поняла, что есть он не будет. Его кожа пожелтела до пергаментного цвета, глаза воспалились, по лбу стекали капли пота, губы синели. Лечить-то надо его!
– Одолень-траву нашёл? – спросила дочка.
Тот угрюмо покачал головой:
– Жупела на железный трон в лесу села. Порвала она мою цепь. Хозяйку саму лихорадит.
Он еле добрался до лавки, лёг и впал в беспамятство. Полночи отец бредил, то зовя жену, то свою мать, чьего имени Герда не знала, а под утро сгорел, как свеча. Умер, так и не очнувшись.
До последнего казалось, что всё обойдётся. Ведь сама, маленькая и слабая, спаслась. Почему отец сдался так легко?
Герда плакала, злилась, потерянная стояла на его похоронах и никак не могла осознать, что это конец.
Каждую ночь после в доме раздавались шорохи, будто ходил кто. Старики, которые ещё помнили древние обряды, говорили, что это душа, привязанная мирскими заботами, не может освободиться от земных оков. Лишь на сороковой день она оставит старый дом и пустится в плавание по Сумеречной реке на Тихий берег, где будет ждать жребия, чтобы возродиться в другом теле.
Сердечная боль потихоньку притуплялась. Голова прояснилась. Надо было жить дальше, но навалившиеся заботы тянули в омут безысходности.
Глаза заслезились от яркого света. Шёл на убыль погожий летний денёк. Но, несмотря на солнце, небо над Волынцами будто обложило свинцовыми тучами. Дома стояли почерневшие, словно закопчённые, белые кресты на дверях отмечали дворы, куда заглянула лихорадка. Звенели на стрехах крыш медные колокольчики, трепетали белые лоскуты – люди защищались от лесной болезни, как могли. Нетерпеливо плясали сороки на крышах, ожидая очередного покойника. Жители носили траурные одежды, лица отображали скорбь.
Герда устроилась под тенистой ивой и принялась читать книгу. Она уже и так дважды её перечитывала, одалживая у доброго дядьки Михася. Новые книги в лавку завозили редко, поэтому приходилось довольствоваться малым.
Она настолько увлеклась, что не заметила, как вокруг собралась детвора.
– Герда, расскажи сказку! – дружно попросили они.
– Какую на этот раз?
– Страшную! – закричали мальчишки.
– Про странствующего рыцаря, – добавили девчонки.
– Хорошо. Слушайте, – начала рассказ Герда. – Давным-давно жил на свете Охотник. Только охотился он не на обычного зверя, а на демонов, которые причиняли людям вред. Куда бы он ни шёл, Мрак в страхе бежал от него. Повсюду он нёс свет. Много добра людям сделал Охотник: одному жизнь спас, другому душу уберёг. Был он бесстрашен и славен наш.
Однажды в лесу повстречалась ему девочка. Ужиный король не пускал её домой. Девочка очень испугалась, но Охотник умилостивил повелителя змей и вернул её родителям. Тут его ждала новая напасть.
В тех краях появился таинственный Предвестник Мрака. Он исполнял желания, но забирал за это души. Многих погубил злодей. Вот уже и к дому спасённой Охотником девочки добрался.
– Ладно, показываю один раз.
Наставник схватил щётки и в несколько движений стряхнул грязь с шерсти буланой кобылы Дугавы.
– Это Пустельга, дорогой эламской породы. Подарок отца, – объяснила та, всё-таки подняв взгляд на Финиста.
Изящная и тонкая дамская лошадка, выдержит ли она поход на север через пол Мунгарда? Может, обменять её на менее прихотливую лошадь? Ещё и денег выручат. Но подарок отца… Финист бы свою Золотинку ни за какие сокровища не отдал, хотя и стоила она всего ничего.
– Запоминайте: вначале одеяло, сверху меховая подушка и только потом – седло. Его крылья не должны закрывать плечи, – пояснял Финист, затягивая подпругу. – Надеваем повод на шею лошади, уздечку берём в правую руку, железо – в левую. Вставляем в рот удила, натягиваем ремни на уши и застёгиваем. Проще не бывает! Попробуешь? – обратился он к Ждану.
Тот хмыкнул и принялся чистить своего чалого мерина. Этот приземистый толстопуз покрепче будет. Главное, чтобы не вредничал, а то хитрости, судя по лоснящимся глазам, – хоть отбавляй. В подтверждение обозник приложил уши и клацнул зубами у самых рук Ждана. Тот отпрянул и выронил щётки.
– А говорили, что этот Толстун – смирный! – потирая ушибленный локоть, возмутился он.
– Лошади чувствуют неуверенность и пользуются этим, – ответил Финист и принялся седлать мерина сам. Время на исходе. – Поехали уже.
Он вручил Ждану поводья. Дугава отвязала Пустельгу и легонько коснулась запястья наставника.
– Не подсадите? Дома я всегда со скамеечки в седло забиралась…
Похоже, путешествие пройдёт куда сложнее, чем показалось вначале. Финист составил руки вместе и подпихнул её под левое колено. Дугава устроилась в седле и разобрала поводья. Ждан нависал над наставником вместе со своим мерином.
– Полезай сам! – гаркнул тот. – И это… давайте без формальностей. Я же не господин, чтобы меня на «вы» величали.
– Вы – наставник. Это даже больше, чем господин, – ответила Дугава, пока Ждан, пыхтя, прыгал вокруг коня и никак не мог подтянуться наверх, потому что мерин делал шаг в сторону каждый раз, когда тот вставлял ногу в стремя.
– Но я хочу стать вам другом, – возразил Финист и запихнул ученика в седло.
Запрыгнув на спину Золотинке, он повёл их прочь из Стольного.
***
1571 г. от заселения Мунгарда, Белоземье, Веломовия
Волынцы мало отличались от соседних местечек: покосившиеся деревянные дома, пара казённых построек и возвышавшая над селением белая колокольня пресветловерческого храма. По улицам сновали куры-пеструшки, вдали на лугу паслись коровы, а на главной площади выставляли товар купцы, обмениваясь последними новостями с гостями из соседней страны – Кундии.
Хижина лесника Гедымина Мрия стояла на отшибе у самой Дикой Пущи, чтобы удобно было обходить дозором вверенные ему земли. Домик маленький, из посеревшего от времени дерева, но очень аккуратный и ухоженный, с огородом и яблоневым садом вокруг.
Жена Геда, добрая хозяюшка Зофья, оказалась слаба здоровьем и скончалась несколько лет назад от сердечного приступа. Теперь леснику во всём помогала его дочь Альгерда, которую ласково величали Гердой.
Стройная, женственная, с толстыми косами цвета льна, лучистыми серыми глазами и миловидным светлым личиком, она слыла красавицей. Хотя в пору невест Герда вошла этой весной, женихи свататься не спешили, ведь отца ни раз обвиняли в колдовстве и поклонении лесным демонам, хотя после допросов Лучезарные всегда его отпускали.
Была ещё одна причина – сын губернатора Заградского Вальдемар. Любитель охоты не только на зверя, но и на людей, в детстве он вместе со своими дружками гонял по округе малышей, отбирая у них игрушки, лукошки с грибами и ягодами и вообще всё, что можно было отнять. Вальдемар называл это выкупом, а тех, кому не посчастливилось попасться с пустыми руками, ждала порция тумаков. Взрослые смотрели на это безобразие сквозь пальцы, опасаясь немилости губернатора.
Герда стала излюбленной жертвой Вальдемара из-за того, что отказалась быть его «дамой сердца». С тех пор один вид её льняных косичек не давал ему покоя. Прошли годы, дети выросли. Теперь вся округа знала, что сын губернатора неровно дышит к дочке лесника, и чтобы не нарваться на неприятности, нельзя даже смотреть в её сторону.
Впрочем, Герда сама большую часть времени витала в облаках и ни на кого внимания не обращала.
Однажды, возвращаясь домой с ярмарки, она заметила стоявшего у хижины дорогого каракового жеребца, на котором любил выезжать на охоту Вальдемар.
Из-за притворенной двери слышался возмущённый голос отца.
– Моя дочь в содержанки? Нахал, да ты в своём уме?! У неё с рождения жених сговорённый есть. И поблагородней некоторых! Так что держись от нас подальше!
– Кто? Странствующий рыцарь, заморский принц? – рассмеялся Вальдемар. – Я уже вырос из сказок, как и ваша дочь, если не заметили. Голытьба, кому вы нужны? Скажу отцу, и он лишит вас службы. Тогда только побираться останется.
– Лучше в нищете сохранить гордость, чем унижаться перед подлецом, – тон отца стал походить на рык.
Желая предотвратить драку, Герда поспешила в дом. Отец с Вальдемаром стояли в сенях друг напротив друга. Сын губернатора был высоким и плечистым, с тёмно-каштановыми волосами до плеч, завязанными в тонкую косицу по последней моде. Ладно скроенный костюм из тёмно-зелёного сукна сидел на нём отменно, на ногах блестели начищенные сапоги.
Герда взяла в руки метлу.
– Уходи, Вальдемар, тебе здесь не рады. Лучше утопленницей, в мавки лесные, чем с тобой! – она замахнулась на него.
Заградский попятился, затравленно глядя на обоих Мриев.
– Тоже мне, господа нашлись! Заплатите! Вы оба заплатите! – зашипел он и едва не свалился с порога.
Герда ещё раз замахнулась и плотно затворила дверь.
– Что же мы наделали, да? Соседи назовут нас глупцами, – она обернулась к отцу, на его лице отражалась её тревога. – Жаль, что Охотник и в самом деле не приедет. С Тихого берега мёртвых переправы нет.
– Не переживай. Справимся. Главное, не терять веры и достоинства, – отец ласково коснулся её щеки. – Съезжу-ка я сам к губернатору и попрошу, чтобы сына унял. Мы же не чужие.
Мать Вальдемара, Милка, приходилась маме сводной сестрой – приблудившейся на порог сироткой, к тому же настоящей ведьмой, которая якшалась с демонами и от них же умерла. Из-за этого и сын её казался полудемоном.
– Может, не стоит? Скоро закат. Ветер воет тревожно, беду кличет, – Герда взяла отца за руки, но тот лишь покачал головой.
– Короткой дорогой через лес я Вальдемара обгоню. Запри дверь на засов и никого не пускай.
Он поцеловал дочку в лоб и ушёл. Пока она подметала в избе, в котелке приготовилась перловка. Поужинав одна, Герда уселась у печи и принялась чесать лён, полная решимости дождаться отца, даже если он явится под утро.
С лежанки за ней наблюдал огненно-рыжий кот. Длинный, голенастый и тощий. Морда белая с шикарными усами, а веки ярких синих глаз тёмные – из-за этого казалось, что он носит маску. Его правое ухо было порвано, хотя Герда не замечала, чтобы он с кем-то дрался.
Близился самый тёмный час перед рассветом. Несмотря на слипающиеся глаза и зевоту хотелось петь. Позвать бы музыкой сердца заплутавших мужчин домой, снова увидеть их живые лица. В детстве Герде очень хотелось научиться, но когда пыталась, в горле будто застревал ком. Он резал гортань и вызывал жуткий кашель. Отец даже к лекарю её водил, но тот разводил руками. Непонятно, из-за чего кашляет, может, кто порчу наслал, а может, из другой жизни пришло.
Но порой, как сейчас, казалось, если Герда постарается, если вложит всю душу в слова, в искреннюю и нежную мелодию, дорогие люди не останутся равнодушными и обязательно вернутся к ней. Но грудь снова сдавило, и из горла вырывался один сухой кашель.
Словно привлечённые им, на улице затрещали сороки, захлопали крыльями. В окна постучались ветви старой яблони, вспыхнули колдовской зеленью огни. В них появилось пугало. Вместо головы – холщовый мешок с нарисованными углём глазами и ртом. Вместо волос из дыр торчали пучки соломы. Красное платье засаленное, в заплатках и чёрных масляных пятнах, подпоясано тонкими ивовыми прутьями. Изгрызенный ржавчиной посох торчал из рукавов вместо рук. Из-под ветхого подола выглядывала белая кость – единственная нога. Как пугало двигалось, заметно не было. В один миг оно смотрело на Герду нарисованными глазами, а в следующий – постучалось в дверь.
Нет, она все сказки-предупреждения знает. Ни за что не пустит, ни за что не позовёт! Даже если Вальдемар снова угрожать будет.
Но дверь распахнулась сама, ляпнув об стену.
– Шэк-шэк-шэк, ты уже меня впустила, пожелав стать мавкой лесной, – застрекотало по-сорочьи пугало, раскачивая железными руками из стороны в сторону. – Ступай за мной – великой силой тебя одарю. Всех обидчиков покарать сможешь, – мановение ока, и пугало уже склонилось над Гердой. – Ну же! Сгинул твой суженый Охотник! Не будет тебе жизни среди людей.
Та нащупала пальцами приколотую к вороту рубахи брошь в виде веточки цветущего вереска – его подарок. Зашипел кот, спрыгнул с печи на пол и выгнулся горкой.
– Не хочу с тобой. Ни с тобой, ни с Вальдемаром! Уходи!
Герда заставила себя встать и потянулась за метлой.
– Это моя воля!
– Глупая! Мрак уже здесь! По одиночке никто не спасётся!
В распахнутую дверь змеями поползла чернота, побежала по стене и устелила потолок вязким туманом.
«Будь с нами, будь одной из нас! – зашептали иные, куда более страшные, бесплотные голоса. – В золоте-шелках ходить станешь, все в ноги тебе упадут! Даже он! Он!»
Мрак! Он в самом деле вернулся! Охотник погиб, и теперь некому прогнать напасть.
Кот, единственный защитник, уже не шипел – кричал неистово, пружинился, готовясь к драке.
– Не хочу. И с вами – не хочу. Отец! – испуганно всхлипнула Герда. Тени встроились в копьё и устремились ей грудь. – Морти! – с трепещущих губ сорвалось полузабытое имя.
Копьё закрутилось по спирали вихрем, но ударило не Герду, а в пугало. Она зажмурилась, а когда распахнула веки, пугало уже стояло на пороге.
– Ты передумаешь, когда всё потеряешь! – угрожающе прокаркало оно.
Запели на дворе петухи, призывая зарю, замолчали сороки. Пугало скрылось за лесной опушкой. Герда устало приложила ладонь к груди. Кот, мурлыча, принялся тереться об её ноги.
Обошлось! Только гнилая листва и болотная грязь на полу остались.
– Что стряслось? – вбежал в избу отец. – Почему дверь отворила?
– Всё хорошо, – прошептала Герда.
Ноги подкосились. Он подхватил её и уложил на постель за печкой. Герда чувствовала себя разбитой, не могла ни пошевелиться, ни рассказать про пугало. Кот лежал рядом и грел урчанием, будто только оно и поддерживало в ней жизнь.
К обеду отец привёл соседскую бабку и попросил присмотреть за дочкой, пока он будет искать в лесу одолень-траву. Герда хотела предупредить, чтобы не ходил. Там зло, Мрак и страшное пугало. Оно угрожает им всем! Но даже голос оставил её.
– Лихорадка из леса пришла. Многих сегодня захватила. Двенадцать проклятых сестёр-трясавиц: Трясея, Огнея, Ледея, Гнетея, Грудея, Глухея, Ломея, Пухнея, Желтея, Корчея, Глядея, Невея, – шептала бабка наговоры грудным голосом и вытирала пот со лба Герды мокрой тряпкой. – Многих заберут, много горя принесут, пока не явится Сокол ясно солнышко, чтобы тучи над лесом разогнать.
Озноб сменился жаром. Бред длился целую вечность. В кошачьем урчании чудилось:
– Всё хорошо будет! Я не брошу, я не отдам тебя никому, пока сама не повелишь иначе!
Герда впала в забытьё. Это был не обычный тусклый сон, кривым зеркалом отображающий явь, а яркое видение, западающее в душу надолго. Пустынное горное плато укрывал искрящийся снег. На горизонте показалось тёмное пятно. Оно быстро росло. Скоро стали различимы очертания всадника, за его спиной вился плащ. Вороной конь скакал по глубокому снегу, словно плыл по воздуху. Они приближались.
Пускай бы всадник забрал её! Но из-за пережитого было страшно. Когда их разделяло всего несколько шагов, Герда проснулась. Жар спал. Лихорадка отступила без всяких трав. Всё, случившееся накануне болезни, подёрнулось мутной пеленой и показалось бредом.
Бабка ушла, а к вечеру следующего дня вернулся отец. Герда бросилась накладывать ему ужин, но вдруг поняла, что есть он не будет. Его кожа пожелтела до пергаментного цвета, глаза воспалились, по лбу стекали капли пота, губы синели. Лечить-то надо его!
– Одолень-траву нашёл? – спросила дочка.
Тот угрюмо покачал головой:
– Жупела на железный трон в лесу села. Порвала она мою цепь. Хозяйку саму лихорадит.
Он еле добрался до лавки, лёг и впал в беспамятство. Полночи отец бредил, то зовя жену, то свою мать, чьего имени Герда не знала, а под утро сгорел, как свеча. Умер, так и не очнувшись.
До последнего казалось, что всё обойдётся. Ведь сама, маленькая и слабая, спаслась. Почему отец сдался так легко?
Герда плакала, злилась, потерянная стояла на его похоронах и никак не могла осознать, что это конец.
Каждую ночь после в доме раздавались шорохи, будто ходил кто. Старики, которые ещё помнили древние обряды, говорили, что это душа, привязанная мирскими заботами, не может освободиться от земных оков. Лишь на сороковой день она оставит старый дом и пустится в плавание по Сумеречной реке на Тихий берег, где будет ждать жребия, чтобы возродиться в другом теле.
Сердечная боль потихоньку притуплялась. Голова прояснилась. Надо было жить дальше, но навалившиеся заботы тянули в омут безысходности.
Глава 2. Болотные огоньки
Глаза заслезились от яркого света. Шёл на убыль погожий летний денёк. Но, несмотря на солнце, небо над Волынцами будто обложило свинцовыми тучами. Дома стояли почерневшие, словно закопчённые, белые кресты на дверях отмечали дворы, куда заглянула лихорадка. Звенели на стрехах крыш медные колокольчики, трепетали белые лоскуты – люди защищались от лесной болезни, как могли. Нетерпеливо плясали сороки на крышах, ожидая очередного покойника. Жители носили траурные одежды, лица отображали скорбь.
Герда устроилась под тенистой ивой и принялась читать книгу. Она уже и так дважды её перечитывала, одалживая у доброго дядьки Михася. Новые книги в лавку завозили редко, поэтому приходилось довольствоваться малым.
Она настолько увлеклась, что не заметила, как вокруг собралась детвора.
– Герда, расскажи сказку! – дружно попросили они.
– Какую на этот раз?
– Страшную! – закричали мальчишки.
– Про странствующего рыцаря, – добавили девчонки.
– Хорошо. Слушайте, – начала рассказ Герда. – Давным-давно жил на свете Охотник. Только охотился он не на обычного зверя, а на демонов, которые причиняли людям вред. Куда бы он ни шёл, Мрак в страхе бежал от него. Повсюду он нёс свет. Много добра людям сделал Охотник: одному жизнь спас, другому душу уберёг. Был он бесстрашен и славен наш.
Однажды в лесу повстречалась ему девочка. Ужиный король не пускал её домой. Девочка очень испугалась, но Охотник умилостивил повелителя змей и вернул её родителям. Тут его ждала новая напасть.
В тех краях появился таинственный Предвестник Мрака. Он исполнял желания, но забирал за это души. Многих погубил злодей. Вот уже и к дому спасённой Охотником девочки добрался.
