Микаш тоже не смог, ему единственному подчинялся, как себе. Это его и сгубило.
Теперь по воле Гэвина ему приходилось управляться с этой махиной круглых тупиц, усмирять вечно чем-то недовольный народ. Сумеречники – плохо, обирают, колдуют, принижают. Хорошо, уберём их, придумаем более справедливый порядок. Ан, нет, верните всё обратно, мы, видите ли, скучаем по эпохе великих подвигов и славных героев.
Нельзя уже ничего вернуть, надо двигаться дальше, как бы тяжело ни было расставаться с легендами о величии.
Расчёсывая жёсткие, как солома, волосы, парикмахер больно дёрнул щёткой и обломал несколько зубьев. Микаш отстранённо слушал, как он бранится шёпотом. Лучезарным приходилось прилагать много усилий, чтобы скрасить грубоватую внешность своего предводителя.
Даже биографию и ту подправили, сделав отцом Микаша героического лорда-мученика. Самого Архимагистра превратили в потерянного принца, которому пришлось долго скрываться и выкарабкиваться из грязи. Смех, да и только.
Своим отцом хоть и не по крови Микаш считал лорда Комри, который вылепил его по своему разумению. Глупый идеалистичный мальчишка мечтал нести людям добро, а превратился в чудовище, которое и сам ненавидел. Вера поистине страшная сила, особенно ребяческая вера в воображаемого кумира.
Парикмахер взял новую расчёску и приступил к работе с ещё большим остервенением. Микаш иногда слышал, как Лучезарные говорили, что несмотря на диковатость есть в нём что-то величавое от древних Архимагистров Сумеречников. Это уже совсем нелепо. Лицо можно спрятать за любой маской, и никто не увидит тебя настоящего.
Суетящиеся вокруг люди бесили до одури, но Микаш настолько свыкся с маской холодного безразличия, что ничем себя не выдавал. Раньше, когда он ещё был человеком, то презирал великосветский этикет. Он упрямо оставался неотёсанным и простоватым собой вопреки требованиям лощёных аристократов.
Единственная, для кого он преображался, была Лайсве. Безмерно любимая высокородная принцесса. Микаш не чаял добиться её, но она всё же была с ним, его женой, пусть и с оговорками, пусть и не любила по-настоящему. Ради неё он терпел узкие, облепленные бантами и оборками костюмы. Лишь ей Микаш позволял расправлять на себе одежду, заплетать волосы в церемониальную причёску. Чего бы он ни сделал, чтобы заслужить её благосклонный взгляд, мягкие прикосновения, тёплую улыбку. Её голос обволакивал, поцелуи пьянили. Он никогда не выпускал бы её из своих объятий, дышал только ароматом её волос, тонул в кристально чистых глазах, растворялся и жил в ней.
Её нет уже шесть тягостных лет. Микаш бы простил Гэвина, может, попытался бы понять, отпустить, если бы не это. Милая Лайсве умела усмирять тяжёлый нрав, успокаивать демона внутри, когда тот уже готовился крушить и ломать. Но Утренний всадник вырвал сердце из груди Микаша, отобрал, убил его нежную и тёплую душу.
Нет, смерти Лайсве он простить не мог, жить с этим не мог. Каждое мгновение он умирал в жуткой агонии. Осколок Мрака поселился в его груди чернильным спрутом. Он делал носителя неуязвимым, но боль он не унимал.
После перерождения Микашу казалось, что с него содрали всю кожу. Мутилось зрение, в ушах шумело, даже дышать толком не получалось. Самая мелкая искра эмоции вызывала приступы, когда Микаш забывал себя от ярости и ненависти.
Предвестники Мрака повторяли – пройдёт, заживёт. Только первое время перетерпеть нужно. Но этого не случилось. До сих пор по ночам он выл от боли, раздирая в клочья подушки и перины.
В конце концов Микаш затянул конец связующей с Мраком пуповины так, чтобы остальным не передавались его чувства. Лицо скрылось за маской. Микаша прекратили донимать расспросами, шушукаться за спиной, сомневаться в решениях. Толку от их возни, если его воля многократно превосходила их вместе взятую?
Иногда Микаш слышал Лайсве словно наяву, видел в толпе точёную фигуру, светлое, одухотворённое лицо, чувствовал запах. Перед глазами вставали воспоминания о бедной и полной лишений, но всё же гораздо более счастливой жизни. Они манили зыбким миражом. Микаш не вёлся на него, но всё же в редкие моменты отдыха и одиночества растворялся в мучительно сладком прошлом.
Хлопнула дверь.
– Достаточно! Оставь нас, – приказал Микаш парикмахеру, не оборачиваясь.
Тот подправил выбившиеся из пучка на затылке пряди и выскочил вон, будто за ним демоны гнались. Ещё и тумбу чуть не сшиб. Судя по звону в коридоре, обо что-то всё-таки споткнулся. Боги! С кем работать приходится…
– Я хотел поговорить, – подал голос Трюдо, бывший предводитель Лучезарных, а ныне помощник Архимагистра. – Можно?
– Ты уже говоришь, – пожал плечами Микаш.
– Поисковый отряд обнаружил мальчишку, отмеченного руной «тёрн», в Лапии. Дата и место рождения совпадают с тем, что вы указали. Дар необычайно сильный, истинный, хотя родители к Сумеречникам отношения не имеют.
– Что ж… – Микаш задумался. – Доставьте на Авалор, там я его посмотрю. Если он тот самый, отправим его на обучение в Констани, если нет, то тоже отправим на обучение в Констани. Сильных мыслечтецов сейчас в обрез.
– Он слишком мал и может не выдержать столь долгого путешествия. Даже Сумеречники забирали детей от матерей только на восьмой год, – возразил Трюдо, встав перед ним и заглянув в лицо. – Не лучше ли вам приехать к нему самому?
– Велика честь. Если мальчик – тот, кого мы ищем, то ничегошеньки с ним не станется. Такую заразу убить очень трудно. А если не он, значит, не стоит тратить время на разъезды. Меня и так оторвали от переговоров с авалорским королём Лесли I из-за этого нелепого бунта, который вам не удалось подавить собственными силами.
– А вы пришли и разметали повстанцев одним движением пальца, прямо великий Утренний всадник.
Микаш сложил руки на груди и улыбнулся. Давненько его не отчитывали таким тоном.
– О том, что вы сотворили в Заречье, на каждом углу шепчутся. Неужели чтобы спалить мосты к своему прошлому, нужно было поджигать всю степь? Я понимаю, что дух возмездия алчет справедливости, но нельзя же так упиваться ненавистью и местью. Люди не потерпят подобной жестокости, особенно сейчас, когда Война за веру уже закончилась и орден Сумеречников пал.
– Позволь разъяснить, раз ты не понимаешь. Без народной поддержки бунт в Заречье не продлился бы так долго. Простые люди помогали бывшим Сумеречникам, несмотря на то что вы были с ними предельно мягкими и выполняли свои обязательства, уменьшив налоги и защищая от бесчинств. Они не поняли по-хорошему, посчитали нас слабаками. А слабаков здесь сжирают с потрохами. Бунтовщики тоже оказались слабы, что неудивительно, учитывая, что ими руководил необученный недоносок с весьма посредственным даром. Я даже в поход не хотел его брать, настолько он был жалок. Но я – сильнее, мой маршал научил меня всегда доводить начатое до конца. После огненной кары люди поймут, что с нами шутки плохи. Ненавидеть будут не нас, а безумных бунтовщиков, которые навлекли на их землю беду.
– Вы жаждете отомстить всему роду Комри, но до сих пор зовёте Утреннего всадника своим маршалом? – Трюдо нахмурил брови, услышав из всей тирады всего одну фразу. – Вы же даже не позволили авалорскому королю похоронить его прах!
Микаш воздел глаза к потолку. Кажется, Трюдо решил во что бы то ни стало довести его до бешенства. Проверяет, насколько стабилен осколок Мрака внутри Микаша? Не доверяет?
– С другой стороны, если вам не нравятся мои решения, сместите меня и отпустите во Мрак, – Архимагистр вынул из-за пояса тонкий серебряный стилет и протянул его Трюдо рукоятью вперёд.
Помощник одарил его усталым взглядом:
– Не дождётесь! Я только хотел напомнить о нашей задаче. Мы воплотились здесь, чтобы установить владычество Мрака и возвести Тень на Небесный престол. А не для того, чтобы вы использовали свою власть для личной мести. Но если вам так уж хочется, то ещё раз настоятельно предлагаю обратить свой взор на Компанию «Норн» в Норикии. Недобитые Сумеречники оттого и бунтуют, что надеются на помощь товарищей с запада. Разведка докладывает, что норикийцы готовятся к войне. И этот их мальчик-мессия…
– Это не Безликий, как бы ни желал этого Жерард. Нет в нём силы, как не было ни в его отце, ни в деде, – оборвал помощника Микаш. Уж сколько раз повторял, а не слышали его, как бараны тупые и упрямые. – Я видел его лицо под маской. Оно впечаталось в мою память настолько, что, закрывая глаза, я вижу каждую его черту. Я узнаю его при встрече, как узнаю возродившегося Тень.
– А как же ваша жена? Разве вы не хотите вернуть её тело? Разве это не кощунство, что норикийцы выставляют его у себя в парадных покоях, как трофей?
Ну, точно! Нарочно гнев вызывает. Понадобилось несколько глубоких вдохов, чтобы отрешиться и вернуть разуму ледяную ясность.
Это был единственный промах Микаша. Сразу после перерождения и гибели Лайсве ему было слишком больно находиться рядом с её мёртвым телом. Нестерпимо хотелось взглянуть в лицо Гэвину до того, как его казнят на костре. Но Микаш не смог.
Лорд Комри преспокойно отправился в посмертие, оставив после себя лишь пепел. Юный король Авалора, ещё один воспитанник Гэвина, требовал, угрожал, умолял отдать ему прах для достойного погребения, но Микаш оставался непреклонен.
Нужно признать, что он по-детски не желал отпускать своего маршала. Странное чувство – любишь до беспамятства и ненавидишь до кровавой ярости одновременно. Лорд Комри был богом, который вздымал Микаша к небесам на незримых крыльях и демоном, который опрокинул его на самое дно.
Микаш лелеял месть, составляя всё новые и новые каверзные планы, интриговал и изводил юного, недостаточно упрочившего власть Лесли. Без сомнения, именно король укрывал семью своего обожаемого регента – всё того же проклятого лорда Комри.
А потом пришла весть, что норикийцы выкрали тело Лайсве. Его доставили в штаб Компании «Норн» в Дюарле. После того как сквозь неё прошёл и осколок Мрака, и силы Безликого, тлен на неё уже не действовал. Лайсве осталась такой же свежей и прекрасной, как в день своей гибели. Казалось, она просто уснула.
Посему главнокомандующий Компании, Жерард Пареда, который столько мучил Лайсве при жизни, не успокоился и после её смерти. Демонов книжник использовал её для поднятия боевого духа.
«Пророчицы-Норны поистине осенены богами! Только благодаря силе оракула Компания спаслась, когда остальные попытки Сумеречников сопротивляться захлебнулись в крови, как и Зареченское восстание».
В Дюарле возвели помпезный мавзолей, где выставили тело Лайсве для поклонения. Лазутчики докладывали, что туда выстраивались огромные очереди из паломников. Они все, море самых разных людей, прикладывались к её ладоням. От одной мысли об этом Микаша передёргивало.
Но не бывает худа без добра. Когда эмоции остыли, Микаш увидел себя со стороны. Он ведь так же возвёл в душе мавзолей для своего маршала, снова и снова совершал паломничество к его праху и едва ли не прикладывался губами к урне, в которой тот хранился. Микаш держал её на тумбе у кровати, и даже в поездках с ней не расставался. Ведь люди Лесли ни раз пытались похитить прах.
Как же это всё-таки глупо и мелочно. Нужно научиться отпускать. Мёртвое – мёртвым.
В тот вечер Микаш забрался на самый высокий холм в окрестностях Ловонида и высыпал прах из урны. Западный ветер едва не сбил Микаша с ног резким порывом – так ему не терпелось вернуть себе своего обожаемого потомка.
– Радуйся, пока можешь. Сегодня ты победил. Но когда придёт пора, пощады не жди! Ты ответишь и за гибель Лайсве, и за то, что сотворил со мной!
Ветер завыл в ответ, и слышалось в этом вое ликование, словно Безликий говорил: «Я и сам жду-не дождусь этого славного часа!»
Урну Микаш наполнил пеплом с жертвенника и всё так же держал возле кровати, чтобы не вызывать подозрений.
Лесли отказывался выдавать семью Комри, дразня хищника, как юркая газель. Когда-нибудь он доиграется… Когда-нибудь, когда Микаш будет знать, что Вечерний всадник уже здесь, и мучения короля доставят ему столько же боли, сколько он доставил Микашу.
– В своё время мы обязательно предадим тело моей жены очистительному пламени, – заверил помощника Архимагистр. – А пока вы сами дали клятву, что не тронете бежавших с Авалора Сумеречников. Её точно нарушать не стоит, иначе мы пошатнём и без того болтающееся на грани мироздание.
– Если говорить о равновесии, то стоит напомнить, что единоверческие проповедники не слишком довольны нами и нашими методами.
– Так надавите на Убийцу Фальке и этого толстобрюхого Главу жрецов, чтобы их приструнили. Неужели всем нужно заниматься мне самому?
– Они-то приструнят. Но боюсь, не перестанут лезть в наши дела. Нужно перенести главную резиденцию подальше от Констани. Ловонид лучше всего подходит для этого, раз уж вы так заняты при авалорском королевском дворе.
– Цитадель Безликого? Никогда! – криво усмехнулся Микаш. – Это временно, пока не разыщу семейство лорда Комри. Уж их-то вы клятву пощадить не давали по своему безрассудству и глупости?
Трюдо хмуро качнул головой. Микаш кивнул.
– А после нам там делать будет нечего. Эскендерия расположена гораздо удобнее. Недаром Сумеречники отправляли походы по Мунгарду именно оттуда.
– Город не наш. Пускай даже защитников там почти не осталось, но пробиться сквозь неприступные стены будет тяжело.
– Когда это Предвестники Мрака сдавались перед трудностями? Нет, блистательный оплот Сумеречников должен пасть, и тогда их дух будет окончательно сломлен. Останется лишь жалкая горстка беженцев в Норикии. Мы покорим Эскендерию с помощью нового изобретения книжников – жидкого огня, секрет которого нам удалось выкрасть из Поднебесной. Его я и опробовал в Заречье. И работает он не хуже, чем сильнейший огнежар. Все мосты к моему прошлому сожжены окончательно и бесповоротно. Пришла пора великих завоеваний. К пришествию Тени весь Мунгард будет наш. А когда король Лесли расколется, и Вечерний всадник попадёт к нам в руки, ничто уже не отвратит Час возрождения.
– Хорошо, только как вы заставите Вечернего всадника отдать жизнь добровольно?
– Поверь, мой друг, я сделаю его существование настолько непереносимым, что он приползёт ко мне на коленях и станет умолять совершить правосудие, не будь я дух возмездия.
– Раз вы так уверены в своих силах, – пожал плечами Трюдо.
Настолько нагло и прямолинейно Предвестники никогда себя не вели, поэтому и завоевания их продвигались медленными темпами. До перерождения Микаша, естественно.
– Последнее донесение, если позволите, – продолжил помощник. – Магистр Кербатов докладывает, что зреет ещё один заговор, на этот раз здесь, в Стольном, при дворе. Судя по слухам, в этом замешан капитан дворцовой стражи Оленин. Он происходит откуда-то с востока, из-за Рифейских гор. Обладает большим влиянием в своих кругах. Говорят, он связан с Сумеречниками, даже утверждают, что видели у него амулет Кишно, скрывающий ауры. Проверить бы, только жаль, что все архивы ордена сгорели при взятии Стольного.
– Мой шурин тут знатных дел натворил. Тогда ведь целый квартал сгорел – только отстроили, – Микаш хищно улыбнулся.
Брат-близнец Лайсве, Вейас, поджёг штаб, когда Предвестники Мрака взяли Стольный и пришли за ним, чтобы обратить.
Теперь по воле Гэвина ему приходилось управляться с этой махиной круглых тупиц, усмирять вечно чем-то недовольный народ. Сумеречники – плохо, обирают, колдуют, принижают. Хорошо, уберём их, придумаем более справедливый порядок. Ан, нет, верните всё обратно, мы, видите ли, скучаем по эпохе великих подвигов и славных героев.
Нельзя уже ничего вернуть, надо двигаться дальше, как бы тяжело ни было расставаться с легендами о величии.
Расчёсывая жёсткие, как солома, волосы, парикмахер больно дёрнул щёткой и обломал несколько зубьев. Микаш отстранённо слушал, как он бранится шёпотом. Лучезарным приходилось прилагать много усилий, чтобы скрасить грубоватую внешность своего предводителя.
Даже биографию и ту подправили, сделав отцом Микаша героического лорда-мученика. Самого Архимагистра превратили в потерянного принца, которому пришлось долго скрываться и выкарабкиваться из грязи. Смех, да и только.
Своим отцом хоть и не по крови Микаш считал лорда Комри, который вылепил его по своему разумению. Глупый идеалистичный мальчишка мечтал нести людям добро, а превратился в чудовище, которое и сам ненавидел. Вера поистине страшная сила, особенно ребяческая вера в воображаемого кумира.
Парикмахер взял новую расчёску и приступил к работе с ещё большим остервенением. Микаш иногда слышал, как Лучезарные говорили, что несмотря на диковатость есть в нём что-то величавое от древних Архимагистров Сумеречников. Это уже совсем нелепо. Лицо можно спрятать за любой маской, и никто не увидит тебя настоящего.
Суетящиеся вокруг люди бесили до одури, но Микаш настолько свыкся с маской холодного безразличия, что ничем себя не выдавал. Раньше, когда он ещё был человеком, то презирал великосветский этикет. Он упрямо оставался неотёсанным и простоватым собой вопреки требованиям лощёных аристократов.
Единственная, для кого он преображался, была Лайсве. Безмерно любимая высокородная принцесса. Микаш не чаял добиться её, но она всё же была с ним, его женой, пусть и с оговорками, пусть и не любила по-настоящему. Ради неё он терпел узкие, облепленные бантами и оборками костюмы. Лишь ей Микаш позволял расправлять на себе одежду, заплетать волосы в церемониальную причёску. Чего бы он ни сделал, чтобы заслужить её благосклонный взгляд, мягкие прикосновения, тёплую улыбку. Её голос обволакивал, поцелуи пьянили. Он никогда не выпускал бы её из своих объятий, дышал только ароматом её волос, тонул в кристально чистых глазах, растворялся и жил в ней.
Её нет уже шесть тягостных лет. Микаш бы простил Гэвина, может, попытался бы понять, отпустить, если бы не это. Милая Лайсве умела усмирять тяжёлый нрав, успокаивать демона внутри, когда тот уже готовился крушить и ломать. Но Утренний всадник вырвал сердце из груди Микаша, отобрал, убил его нежную и тёплую душу.
Нет, смерти Лайсве он простить не мог, жить с этим не мог. Каждое мгновение он умирал в жуткой агонии. Осколок Мрака поселился в его груди чернильным спрутом. Он делал носителя неуязвимым, но боль он не унимал.
После перерождения Микашу казалось, что с него содрали всю кожу. Мутилось зрение, в ушах шумело, даже дышать толком не получалось. Самая мелкая искра эмоции вызывала приступы, когда Микаш забывал себя от ярости и ненависти.
Предвестники Мрака повторяли – пройдёт, заживёт. Только первое время перетерпеть нужно. Но этого не случилось. До сих пор по ночам он выл от боли, раздирая в клочья подушки и перины.
В конце концов Микаш затянул конец связующей с Мраком пуповины так, чтобы остальным не передавались его чувства. Лицо скрылось за маской. Микаша прекратили донимать расспросами, шушукаться за спиной, сомневаться в решениях. Толку от их возни, если его воля многократно превосходила их вместе взятую?
Иногда Микаш слышал Лайсве словно наяву, видел в толпе точёную фигуру, светлое, одухотворённое лицо, чувствовал запах. Перед глазами вставали воспоминания о бедной и полной лишений, но всё же гораздо более счастливой жизни. Они манили зыбким миражом. Микаш не вёлся на него, но всё же в редкие моменты отдыха и одиночества растворялся в мучительно сладком прошлом.
Хлопнула дверь.
– Достаточно! Оставь нас, – приказал Микаш парикмахеру, не оборачиваясь.
Тот подправил выбившиеся из пучка на затылке пряди и выскочил вон, будто за ним демоны гнались. Ещё и тумбу чуть не сшиб. Судя по звону в коридоре, обо что-то всё-таки споткнулся. Боги! С кем работать приходится…
– Я хотел поговорить, – подал голос Трюдо, бывший предводитель Лучезарных, а ныне помощник Архимагистра. – Можно?
– Ты уже говоришь, – пожал плечами Микаш.
– Поисковый отряд обнаружил мальчишку, отмеченного руной «тёрн», в Лапии. Дата и место рождения совпадают с тем, что вы указали. Дар необычайно сильный, истинный, хотя родители к Сумеречникам отношения не имеют.
– Что ж… – Микаш задумался. – Доставьте на Авалор, там я его посмотрю. Если он тот самый, отправим его на обучение в Констани, если нет, то тоже отправим на обучение в Констани. Сильных мыслечтецов сейчас в обрез.
– Он слишком мал и может не выдержать столь долгого путешествия. Даже Сумеречники забирали детей от матерей только на восьмой год, – возразил Трюдо, встав перед ним и заглянув в лицо. – Не лучше ли вам приехать к нему самому?
– Велика честь. Если мальчик – тот, кого мы ищем, то ничегошеньки с ним не станется. Такую заразу убить очень трудно. А если не он, значит, не стоит тратить время на разъезды. Меня и так оторвали от переговоров с авалорским королём Лесли I из-за этого нелепого бунта, который вам не удалось подавить собственными силами.
– А вы пришли и разметали повстанцев одним движением пальца, прямо великий Утренний всадник.
Микаш сложил руки на груди и улыбнулся. Давненько его не отчитывали таким тоном.
– О том, что вы сотворили в Заречье, на каждом углу шепчутся. Неужели чтобы спалить мосты к своему прошлому, нужно было поджигать всю степь? Я понимаю, что дух возмездия алчет справедливости, но нельзя же так упиваться ненавистью и местью. Люди не потерпят подобной жестокости, особенно сейчас, когда Война за веру уже закончилась и орден Сумеречников пал.
– Позволь разъяснить, раз ты не понимаешь. Без народной поддержки бунт в Заречье не продлился бы так долго. Простые люди помогали бывшим Сумеречникам, несмотря на то что вы были с ними предельно мягкими и выполняли свои обязательства, уменьшив налоги и защищая от бесчинств. Они не поняли по-хорошему, посчитали нас слабаками. А слабаков здесь сжирают с потрохами. Бунтовщики тоже оказались слабы, что неудивительно, учитывая, что ими руководил необученный недоносок с весьма посредственным даром. Я даже в поход не хотел его брать, настолько он был жалок. Но я – сильнее, мой маршал научил меня всегда доводить начатое до конца. После огненной кары люди поймут, что с нами шутки плохи. Ненавидеть будут не нас, а безумных бунтовщиков, которые навлекли на их землю беду.
– Вы жаждете отомстить всему роду Комри, но до сих пор зовёте Утреннего всадника своим маршалом? – Трюдо нахмурил брови, услышав из всей тирады всего одну фразу. – Вы же даже не позволили авалорскому королю похоронить его прах!
Микаш воздел глаза к потолку. Кажется, Трюдо решил во что бы то ни стало довести его до бешенства. Проверяет, насколько стабилен осколок Мрака внутри Микаша? Не доверяет?
– С другой стороны, если вам не нравятся мои решения, сместите меня и отпустите во Мрак, – Архимагистр вынул из-за пояса тонкий серебряный стилет и протянул его Трюдо рукоятью вперёд.
Помощник одарил его усталым взглядом:
– Не дождётесь! Я только хотел напомнить о нашей задаче. Мы воплотились здесь, чтобы установить владычество Мрака и возвести Тень на Небесный престол. А не для того, чтобы вы использовали свою власть для личной мести. Но если вам так уж хочется, то ещё раз настоятельно предлагаю обратить свой взор на Компанию «Норн» в Норикии. Недобитые Сумеречники оттого и бунтуют, что надеются на помощь товарищей с запада. Разведка докладывает, что норикийцы готовятся к войне. И этот их мальчик-мессия…
– Это не Безликий, как бы ни желал этого Жерард. Нет в нём силы, как не было ни в его отце, ни в деде, – оборвал помощника Микаш. Уж сколько раз повторял, а не слышали его, как бараны тупые и упрямые. – Я видел его лицо под маской. Оно впечаталось в мою память настолько, что, закрывая глаза, я вижу каждую его черту. Я узнаю его при встрече, как узнаю возродившегося Тень.
– А как же ваша жена? Разве вы не хотите вернуть её тело? Разве это не кощунство, что норикийцы выставляют его у себя в парадных покоях, как трофей?
Ну, точно! Нарочно гнев вызывает. Понадобилось несколько глубоких вдохов, чтобы отрешиться и вернуть разуму ледяную ясность.
Это был единственный промах Микаша. Сразу после перерождения и гибели Лайсве ему было слишком больно находиться рядом с её мёртвым телом. Нестерпимо хотелось взглянуть в лицо Гэвину до того, как его казнят на костре. Но Микаш не смог.
Лорд Комри преспокойно отправился в посмертие, оставив после себя лишь пепел. Юный король Авалора, ещё один воспитанник Гэвина, требовал, угрожал, умолял отдать ему прах для достойного погребения, но Микаш оставался непреклонен.
Нужно признать, что он по-детски не желал отпускать своего маршала. Странное чувство – любишь до беспамятства и ненавидишь до кровавой ярости одновременно. Лорд Комри был богом, который вздымал Микаша к небесам на незримых крыльях и демоном, который опрокинул его на самое дно.
Микаш лелеял месть, составляя всё новые и новые каверзные планы, интриговал и изводил юного, недостаточно упрочившего власть Лесли. Без сомнения, именно король укрывал семью своего обожаемого регента – всё того же проклятого лорда Комри.
А потом пришла весть, что норикийцы выкрали тело Лайсве. Его доставили в штаб Компании «Норн» в Дюарле. После того как сквозь неё прошёл и осколок Мрака, и силы Безликого, тлен на неё уже не действовал. Лайсве осталась такой же свежей и прекрасной, как в день своей гибели. Казалось, она просто уснула.
Посему главнокомандующий Компании, Жерард Пареда, который столько мучил Лайсве при жизни, не успокоился и после её смерти. Демонов книжник использовал её для поднятия боевого духа.
«Пророчицы-Норны поистине осенены богами! Только благодаря силе оракула Компания спаслась, когда остальные попытки Сумеречников сопротивляться захлебнулись в крови, как и Зареченское восстание».
В Дюарле возвели помпезный мавзолей, где выставили тело Лайсве для поклонения. Лазутчики докладывали, что туда выстраивались огромные очереди из паломников. Они все, море самых разных людей, прикладывались к её ладоням. От одной мысли об этом Микаша передёргивало.
Но не бывает худа без добра. Когда эмоции остыли, Микаш увидел себя со стороны. Он ведь так же возвёл в душе мавзолей для своего маршала, снова и снова совершал паломничество к его праху и едва ли не прикладывался губами к урне, в которой тот хранился. Микаш держал её на тумбе у кровати, и даже в поездках с ней не расставался. Ведь люди Лесли ни раз пытались похитить прах.
Как же это всё-таки глупо и мелочно. Нужно научиться отпускать. Мёртвое – мёртвым.
В тот вечер Микаш забрался на самый высокий холм в окрестностях Ловонида и высыпал прах из урны. Западный ветер едва не сбил Микаша с ног резким порывом – так ему не терпелось вернуть себе своего обожаемого потомка.
– Радуйся, пока можешь. Сегодня ты победил. Но когда придёт пора, пощады не жди! Ты ответишь и за гибель Лайсве, и за то, что сотворил со мной!
Ветер завыл в ответ, и слышалось в этом вое ликование, словно Безликий говорил: «Я и сам жду-не дождусь этого славного часа!»
Урну Микаш наполнил пеплом с жертвенника и всё так же держал возле кровати, чтобы не вызывать подозрений.
Лесли отказывался выдавать семью Комри, дразня хищника, как юркая газель. Когда-нибудь он доиграется… Когда-нибудь, когда Микаш будет знать, что Вечерний всадник уже здесь, и мучения короля доставят ему столько же боли, сколько он доставил Микашу.
– В своё время мы обязательно предадим тело моей жены очистительному пламени, – заверил помощника Архимагистр. – А пока вы сами дали клятву, что не тронете бежавших с Авалора Сумеречников. Её точно нарушать не стоит, иначе мы пошатнём и без того болтающееся на грани мироздание.
– Если говорить о равновесии, то стоит напомнить, что единоверческие проповедники не слишком довольны нами и нашими методами.
– Так надавите на Убийцу Фальке и этого толстобрюхого Главу жрецов, чтобы их приструнили. Неужели всем нужно заниматься мне самому?
– Они-то приструнят. Но боюсь, не перестанут лезть в наши дела. Нужно перенести главную резиденцию подальше от Констани. Ловонид лучше всего подходит для этого, раз уж вы так заняты при авалорском королевском дворе.
– Цитадель Безликого? Никогда! – криво усмехнулся Микаш. – Это временно, пока не разыщу семейство лорда Комри. Уж их-то вы клятву пощадить не давали по своему безрассудству и глупости?
Трюдо хмуро качнул головой. Микаш кивнул.
– А после нам там делать будет нечего. Эскендерия расположена гораздо удобнее. Недаром Сумеречники отправляли походы по Мунгарду именно оттуда.
– Город не наш. Пускай даже защитников там почти не осталось, но пробиться сквозь неприступные стены будет тяжело.
– Когда это Предвестники Мрака сдавались перед трудностями? Нет, блистательный оплот Сумеречников должен пасть, и тогда их дух будет окончательно сломлен. Останется лишь жалкая горстка беженцев в Норикии. Мы покорим Эскендерию с помощью нового изобретения книжников – жидкого огня, секрет которого нам удалось выкрасть из Поднебесной. Его я и опробовал в Заречье. И работает он не хуже, чем сильнейший огнежар. Все мосты к моему прошлому сожжены окончательно и бесповоротно. Пришла пора великих завоеваний. К пришествию Тени весь Мунгард будет наш. А когда король Лесли расколется, и Вечерний всадник попадёт к нам в руки, ничто уже не отвратит Час возрождения.
– Хорошо, только как вы заставите Вечернего всадника отдать жизнь добровольно?
– Поверь, мой друг, я сделаю его существование настолько непереносимым, что он приползёт ко мне на коленях и станет умолять совершить правосудие, не будь я дух возмездия.
– Раз вы так уверены в своих силах, – пожал плечами Трюдо.
Настолько нагло и прямолинейно Предвестники никогда себя не вели, поэтому и завоевания их продвигались медленными темпами. До перерождения Микаша, естественно.
– Последнее донесение, если позволите, – продолжил помощник. – Магистр Кербатов докладывает, что зреет ещё один заговор, на этот раз здесь, в Стольном, при дворе. Судя по слухам, в этом замешан капитан дворцовой стражи Оленин. Он происходит откуда-то с востока, из-за Рифейских гор. Обладает большим влиянием в своих кругах. Говорят, он связан с Сумеречниками, даже утверждают, что видели у него амулет Кишно, скрывающий ауры. Проверить бы, только жаль, что все архивы ордена сгорели при взятии Стольного.
– Мой шурин тут знатных дел натворил. Тогда ведь целый квартал сгорел – только отстроили, – Микаш хищно улыбнулся.
Брат-близнец Лайсве, Вейас, поджёг штаб, когда Предвестники Мрака взяли Стольный и пришли за ним, чтобы обратить.
