Я долго бродила по пустым переулкам собственного сознания в поисках слепого прозрения, бесконечных и тягостных поисках...
Бытует мнение, что люди, незрячие от рождения, смиренно переживают свое лишение, и не имеют никакого интереса к видению. Быть может, их размеренный шаг, слепая отрешенность создают впечатление равнодушного отношения к реальности. Как будто, по собственному неосознанному желанию они закрыли доступ в свое восприятие многокрасочному великолепию окружающей действительности.
Моя правда другая. Врожденная слепота через неудержимое желание жить полноценно даровала мне шанс увидеть мир лучше любого зрячего.
На протяжении 30 лет я ласкала ладонями стены бело-мраморного миланского собора, пытаясь воссоздать его величественный образ, ступала босиком на мозаичный пол галереи Vittorio Emanuele II, тщетно рисуя воображением узорчатый камень, вдыхала запах художественных полотен на площади Piazza del Duomo. Смыслом своей жизни я ощущала желание видеть, и все стремления были направленны на эксперименты с представлением реальности. Мне казалось, что к познанию сущности бесконечного мироздания не возможно идти вслепую.
Мои родители, то ли за неимением достаточных средств, то ли по нерешительности и бестолковости, не направили меня в свое время на операцию, которую в зрелом возрасте делать было поздно. Я ощущала себя ненужной, брошенной и униженной. С особой горечью я прочувствовала ущербность в тот день, когда родители благословили мой союз с Франко. В истории моего с ним знакомства я была счастлива всего пять минут, незабвенные первые пять минут...
Два года назад я с привычной нерешительностью зашла в кафе Виттории, давнишней знакомой моей матери, села за любимый столик, повесила трость на спинку стула, заказала капучино и углубилась в раздумья.
«Позвольте к вам присоединиться», – неожиданно прозвучал мужской голос. Я опустила глаза, чтобы скрыть слепоту, и смущенно кивнула. По совету матери я не носила солнцезащитные очки. «Изумрудный цвет твоих больших глаз любого с ума сведет», – твердила она, и я верила.
Франко сказал, что я ему очень симпатична, и он желает продолжить общение. Сердце затрепетало, и я с радостным волнением распахнула ему навстречу пустой взгляд. Последовала минута неловкого молчания, после чего я извинилась и под стук своей трости поспешила удалиться. Однако, Франко узнал у Виттории, где я живу, и стал регулярно навещать, отчего родители были беспредельно счастливы. К каждому его приходу мать готовила пир, а мне было нестерпимо стыдно за ее угодничания перед первым обратившим на меня внимание мужчиной. Как будто, она боялась упустить шанс быстрее выдать меня замуж, совершенно не считаясь с моими переживаниями. Я же не верила в любовь и не понимала, как успешный и красивый юноша мог увлечься слепой.
С появлением в моей жизни Франко к нам в гости стала ходить соседка Камилла. Это была замужняя женщина тридцати восьми лет. От своей матери француженки она унаследовала любовь к мужчинам, жадность к деньгам и склонность к неверности. Казалось, что муж и десятилетний сын совсем ее не заботили, и расхаживала она в образе дикой кошки, инстинктивно подбирая жертву и развеивая коричный аромат недорогого парфюма. Я понимала, что Камилле нужен Франко, который, в свою очередь, любезно с ней обходился и затевал шутливые беседы. Чуя приближающийся запах ее духов, я спешила выйти из гостиной, чтобы не слышать фразы пустого кокетства и глупой учтивости. Так продолжалось до тех пор, пока супруг Камиллы не купил дом в другом районе Милана и не переехал туда с семьей. В день ее отъезда я наслаждалась затихающим в дали гулом мотора автомобиля, разгоняющего в воздухе остатки коричного аромата. Я успокоилась, а год спустя Франко предложил выйти за него замуж, спросив родительского благословения, которое было выражено незамедлительно. Решение родителей показалось мне очередной непростительной ошибкой, и я замкнула в сердце боль и обиду.
Венчание проходило в церкви Sant’Ambrogio, после чего состоялось пышное торжество. Франко кружил меня в танце, а я мечтала о душевном покое.
Помню потный запах шерстяного пиджака, огуречный аромат изысканного парфюма, жесткий волос, соленый поцелуй… Так началась семейная жизнь с Франко. Он был добр, но мое сердце болело обреченностью и страхом одиночества. Мысль о счастливом браке заступила темная армия из недовольства и обиды.
После свадьбы мы заселились в небольшой дом, располагавшийся в престижном районе Милана. Франко успешно руководил сетью ресторанов и кафе «Verona», поэтому мы жили безбедно. Он сыпал к моим ногам цветы, носил на руках по ступеням собора Duomo, пел серенады, ласкал поцелуями глаза. Я же с легкой грустью принимала его заботу и внимание.
Неверно утверждать, что моя жизнь напрочь была лишена какой-либо радости, но каждый миг счастья имел крупицу печали врожденного изъяна.
Однажды Франко подарил мне шелковистого лабрадора-поводыря, светлого и дружелюбного пса, в которого трудно было не влюбиться. С Нагиром я стала увереннее ориентироваться дома и на улицах Милана.
Так мы прожили два года.
Франко часто ездил в командировки, а я слушала темную тишину и продолжала грезить прозрением.
В книге для слепых «Открой разум» итальянского писателя Северино Сальвадори я прочла, что слепота в какой бы то ни было форме имеет причину психологического характера и устраняется одним лишь пониманием проблемы по существу. Не дочитав до конца, я отложила книгу, чувствуя, что мой путь к свету лежит в ином направлении, и скоро я пойму в каком.
Все больше я уделяла внимание Нагиру, тактильному чтению психологической литературы и хозяйству, что неизбежно откликнулось эхом отчуждения с Франко. Он ответно стал уделять мне меньше внимания, углубляясь в рабочие будни. Через некоторое время романтичные прогулки по городу, любовные ласки и частые цветочные сюрпризы прекратились.
Однажды Франко поздно вернулся домой с шлейфом коричного аромата. Камилла… Когда она покидала родной район, я знала, что еще почую ее запах, но не придала этой мысли особого значения. Как больно. Неужели Франко легко поддался доступному соблазну? Изнуренная размышлениями о супружеской измене, я направилась спать.
Утром следующего дня входная дверь захлопнулась, и чувство горького одиночества сжало грудь стальными тисками. Франко уехал в четырехдневную командировку.
Я одела махровый халат и, тяжело дыша, побрела к выходу. Распахнув дверь, я жадно вдохнула раскаленный воздух и, спотыкаясь, поплелась к калитке, затем вышла на улицу и, хватая выступы бревенчатого забора, направилась вдоль улицы.
Раньше Франко будил меня перед длительными командировками поцелуем в глаза. Я была права: мы никогда не любили друг друга, а женитьбу задумали родители. Но почему так больно? Видимо, чувство собственности заточило Франко в моем разуме глубоко и навсегда.
Я шла долго, пока не осознала, что заблудилась. Забор давно оказался позади, вокруг было темно и пусто. Движения сковал страх неведения. Мы жили в малонаселенном районе, поэтому помощи ждать скоро я не надеялась. Может, я на проезжей части, может – на чужой территории, может – на краю открытого люка. Страшно шевельнуться.
Я села на каменную плитку под ногами и тихо заплакала, чтобы высвободить слезами хоть толику ядовитой печали. Тут я поняла, что в мое левое бедро упирается какой-то предмет. Это были очки. Еще одна насмешка высших сил! На мгновение я захотела поверить в чудо и надела находку, но, как и полагалось, ничего сверхъестественного не случилось. Все та же пустота. Тут я услыхала звонкий лай приближающегося Нагира. Мой родной, любимый пес. Как мне было необходимо в ту минуту чувствовать себя кому-то нужной! Спасибо тебе.
Я с благодарным наслаждением расположила левую руку на теплой холке опытного поводыря, который с привычной уверенностью направил меня домой. И тут…
Словно из подсознания мне явились мелькающие образы и фигуры. Растерявшись, я оступилась и упала, отчего на мгновение упустила Нагира, и видения прекратились. Когда пес вновь подхватил мою руку, то взгляду предстала более четкая, но недоступная моему пониманию картина. Мой взор почему-то быстро и попеременно то падал, то устремлялся вперед, отчего голова пошла кругом, и я опять чуть не упала. Так мы дошли до… Боже мой! Это мой дом! Да! Я уверена, что вижу свой дом, выдержанный в стиле итальянского ретро. Вот цветочный газон, с которого мой взгляд быстро соскользнул к порогу. Три ступени, резная дверь, холл, гостиная. Все казалось сном. Я села на диван, Нагир расположился поодаль.
Было ясно, что чудо-очки показали мне реальность глазами Нагира. Я читала, что собака видит не так, как человек, но тут было нечто иное: цветы стояли, будто мертвые, не возбуждающие какого-либо к ним отношения, огромный дом возносился в темные небеса и в облаках растворялся, все было окутано дымчатой паутинкой всевозможных ароматов, из которых ведущий, – терпкий запах дубового массива входной двери, блистал ярче остальных. Я осознала, что мне предстала реальность, искаженная эмоциями и чувством обоняния Нагира. Я видела то, что видит он: с того же ракурса, в ту же сторону, с той же обзорностью, но через поток его эмоций. Как будто, я сама была Нагиром. Не что иное, как тактильный контакт позволил такую трансформацию видения.
Я ощутила наступающую благодать. Обнаруженная линзами способность к видению реальности чрез призму переживаний живого существа превзошла самые смелые ожидания.
Весь день я не отходила от Нагира ни на шаг, без какого-либо стеснения и безрассудно обращая себе в усладу суть его миропознания. Сперва мы обошли весь дом. Контур попадавшего в поле зрения предмета я очерчивала руками, таким образом понимая, что передо мной оказывалось. И опять – цветистая поволока. Каждый предмет пульсировал запахом своего цвета, и я с восхищением наблюдала за магическим порханием ароматов. Поначалу я не могла сопоставить название цветов с видимыми, но собственные ощущения и книжные познания о природе оттенков помогали постепенно разгадывать палитру.
Я кропотливо исследовала каждый этаж, каждый угол, каждое помещение, и везде была своя уникальная аура. Спальная комната играла розовыми снами и сладким запахом мечты, кухня переливала оттенками сиреневого цвета и была насыщена всеми гастрономическими ароматами, когда-либо здесь побывавшими, рабочий кабинет Франко веял древесно-красной горечью финансовых забот. Все комнаты, тем не менее, создавали единый образ семейного очага, родного и уютного.
Когда я стояла и любовалась канареечным цветом гостиной, то увидела след заклятого аромата корицы. Я направилась в ту сторону, откуда брал начало шлейф бурого цвета. На гардеробной стойке висел пиджак Франко, из открытого кармана которого и выходил этот запах. Там лежал скомканный клочок бумаги с телефонным номером Камиллы. Я, не раздумывая, порвала и выкинула записку. Тут я заметила на комоде у входной двери свадебную фотографию. Красивый, статный мужчина обнимал молодую невесту. Глаза его светились счастьем. Я взяла фотографию и принялась наблюдать за исходившим от Франко потоком нежности. Смешанное чувство. Может, он действительно был счастлив. Затем мое внимание привлекло изображение светлого пятна за моей спиной. Видимо, какой-то дефект пленки. Не нужно было такую фотографию выставлять на показ.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и продолжить увлекательное исследование. Мы с Нагиром отправились в ванную комнату. Стоило переступить порог помещения, как я погрузилась в спертую атмосферу грязно-синего цвета. Я почувствовала страх. Ну, конечно! Нагир боялся воды. Какие только мы не придумывали уловки, чтобы затащить его в ванну. «Не переживай, дорогой. Сегодня купаться не будем», – иронично сказала я и увела Нагира из помещения мокрых пыток.
Затем мы вышли во двор, и взору предстала райское великолепие нереальной реальности. Это было потрясающе! Цветы уже не стояли в стороне с видом неживой отрешенности, а приветливо кивали медовыми макушками, распыляя в воздухе пучки радужного аромата. Солнце игриво щекотало щеки горячими лучами, а дом обнимал теплом и заботой. Нагир не чувствовал тревогу, поэтому его внутренний мир струил всенаслаждением и покоем. Тут я увидела молодую женщину невысокого роста. Она выглядела опрятно и миловидно. Длинные волосы были умело заплетены в ажурную косу, отчего округлое лицо казалось по-аристократски вытянутым. Шелковое платье цвета индиго элегантно облегало стройное тело, слегка прикрывая колени. Незнакомка пахла утренней свежестью и домашним уютом. Через прозрачные линзы очков на меня глядели изумрудного оттенка глаза. Неужели это я? Нагир действительно в тот момент смотрел на меня. «А я, оказывается, симпатичная», – подумалось мне в ту минуту.
Затем мы направились вдоль улицы и шли долго-долго, изучая заброшенные переулки и видные достопримечательности Милана. Я с наивным восхищением разглядывала каждую деталь окружавшей меня реальности. Мне казалось, что любая мелочь имеет вселенскую значимость. Прохожие же смотрели на все безучастно, как будто не я, а они были слепы. Я понимала, что видимое не совпадает с книжными описаниями, но это было неважно. Я видела суть вещей, их глубокую, скрытую жизнь. Быть может, сам Нагир не осознавал этого. Наверняка каждый из нас способен во всем распознавать глубокий смысл, стоит лишь присмотреться.
Рассуждая о сущности вещей, я приблизилась к обветшалому трехэтажному дому и принялась его пристально разглядывать. Чем дольше я это делала, тем реальнее в своем многогранном облике представлялось заброшенное строение. Оно стояло здесь не случайно. Резные ставни шептали глубокую историю, полуслепые окна устало следили за прохожими, седые стены сыпали хлопьями старинной краски. Когда-то этот дом ютил семьи, а теперь его час настал, и без какого-либо сожаленья он принял вечный покой. Я могла бесконечно долго знакомиться с вековой историей каменного старца, но решила двинуться дальше.
Мне навстречу шли люди, мимо бежали собаки, в воздухе летали птицы, а я все смотрела и смотрела, ловя характерные запахи и дивясь произведениям своей действительности.
На одной из многолюдных улиц нам встретилась нищенка, протягивающая за милостыней руку. Я радостно подошла к женщине, поместила ей в ладонь монету и, случайно коснувшись ее запястья, перенеслась в мир тьмы, боли и беспорядочно шныряющих взад-вперед тварей с искаженными человеческими лицами. Отпрянув, я поспешила удалиться от источника уничтожающих эмоций.
Возвратившись домой, я сразу легла спать. Встреча с убогой заставила размышлять о собственном внутреннем мире, который я не могла разглядеть при помощи очков. Наверняка, мой рассудок также кишел мрачными монстрами, порожденными глубоким чувством безысходности. Жизнь страшила меня такой, какая она есть, и я понимала, что нужно что-то менять.
На следующий день я с Нагиром направилась в парк Семпионе. Это было изумительное место. Казалось, что здесь сосредоточилось все вселенское благолепие. Деревья, пруды, рыбы, черепахи, цветочные клумбы, счастливая молодежь дышали жизнью и свободой. Нагулявшись, я села на скамейку и растворилась в райском упоении. Как хорошо…
Бытует мнение, что люди, незрячие от рождения, смиренно переживают свое лишение, и не имеют никакого интереса к видению. Быть может, их размеренный шаг, слепая отрешенность создают впечатление равнодушного отношения к реальности. Как будто, по собственному неосознанному желанию они закрыли доступ в свое восприятие многокрасочному великолепию окружающей действительности.
Моя правда другая. Врожденная слепота через неудержимое желание жить полноценно даровала мне шанс увидеть мир лучше любого зрячего.
На протяжении 30 лет я ласкала ладонями стены бело-мраморного миланского собора, пытаясь воссоздать его величественный образ, ступала босиком на мозаичный пол галереи Vittorio Emanuele II, тщетно рисуя воображением узорчатый камень, вдыхала запах художественных полотен на площади Piazza del Duomo. Смыслом своей жизни я ощущала желание видеть, и все стремления были направленны на эксперименты с представлением реальности. Мне казалось, что к познанию сущности бесконечного мироздания не возможно идти вслепую.
Мои родители, то ли за неимением достаточных средств, то ли по нерешительности и бестолковости, не направили меня в свое время на операцию, которую в зрелом возрасте делать было поздно. Я ощущала себя ненужной, брошенной и униженной. С особой горечью я прочувствовала ущербность в тот день, когда родители благословили мой союз с Франко. В истории моего с ним знакомства я была счастлива всего пять минут, незабвенные первые пять минут...
Два года назад я с привычной нерешительностью зашла в кафе Виттории, давнишней знакомой моей матери, села за любимый столик, повесила трость на спинку стула, заказала капучино и углубилась в раздумья.
«Позвольте к вам присоединиться», – неожиданно прозвучал мужской голос. Я опустила глаза, чтобы скрыть слепоту, и смущенно кивнула. По совету матери я не носила солнцезащитные очки. «Изумрудный цвет твоих больших глаз любого с ума сведет», – твердила она, и я верила.
Франко сказал, что я ему очень симпатична, и он желает продолжить общение. Сердце затрепетало, и я с радостным волнением распахнула ему навстречу пустой взгляд. Последовала минута неловкого молчания, после чего я извинилась и под стук своей трости поспешила удалиться. Однако, Франко узнал у Виттории, где я живу, и стал регулярно навещать, отчего родители были беспредельно счастливы. К каждому его приходу мать готовила пир, а мне было нестерпимо стыдно за ее угодничания перед первым обратившим на меня внимание мужчиной. Как будто, она боялась упустить шанс быстрее выдать меня замуж, совершенно не считаясь с моими переживаниями. Я же не верила в любовь и не понимала, как успешный и красивый юноша мог увлечься слепой.
С появлением в моей жизни Франко к нам в гости стала ходить соседка Камилла. Это была замужняя женщина тридцати восьми лет. От своей матери француженки она унаследовала любовь к мужчинам, жадность к деньгам и склонность к неверности. Казалось, что муж и десятилетний сын совсем ее не заботили, и расхаживала она в образе дикой кошки, инстинктивно подбирая жертву и развеивая коричный аромат недорогого парфюма. Я понимала, что Камилле нужен Франко, который, в свою очередь, любезно с ней обходился и затевал шутливые беседы. Чуя приближающийся запах ее духов, я спешила выйти из гостиной, чтобы не слышать фразы пустого кокетства и глупой учтивости. Так продолжалось до тех пор, пока супруг Камиллы не купил дом в другом районе Милана и не переехал туда с семьей. В день ее отъезда я наслаждалась затихающим в дали гулом мотора автомобиля, разгоняющего в воздухе остатки коричного аромата. Я успокоилась, а год спустя Франко предложил выйти за него замуж, спросив родительского благословения, которое было выражено незамедлительно. Решение родителей показалось мне очередной непростительной ошибкой, и я замкнула в сердце боль и обиду.
Венчание проходило в церкви Sant’Ambrogio, после чего состоялось пышное торжество. Франко кружил меня в танце, а я мечтала о душевном покое.
Помню потный запах шерстяного пиджака, огуречный аромат изысканного парфюма, жесткий волос, соленый поцелуй… Так началась семейная жизнь с Франко. Он был добр, но мое сердце болело обреченностью и страхом одиночества. Мысль о счастливом браке заступила темная армия из недовольства и обиды.
После свадьбы мы заселились в небольшой дом, располагавшийся в престижном районе Милана. Франко успешно руководил сетью ресторанов и кафе «Verona», поэтому мы жили безбедно. Он сыпал к моим ногам цветы, носил на руках по ступеням собора Duomo, пел серенады, ласкал поцелуями глаза. Я же с легкой грустью принимала его заботу и внимание.
Неверно утверждать, что моя жизнь напрочь была лишена какой-либо радости, но каждый миг счастья имел крупицу печали врожденного изъяна.
Однажды Франко подарил мне шелковистого лабрадора-поводыря, светлого и дружелюбного пса, в которого трудно было не влюбиться. С Нагиром я стала увереннее ориентироваться дома и на улицах Милана.
***
Так мы прожили два года.
Франко часто ездил в командировки, а я слушала темную тишину и продолжала грезить прозрением.
В книге для слепых «Открой разум» итальянского писателя Северино Сальвадори я прочла, что слепота в какой бы то ни было форме имеет причину психологического характера и устраняется одним лишь пониманием проблемы по существу. Не дочитав до конца, я отложила книгу, чувствуя, что мой путь к свету лежит в ином направлении, и скоро я пойму в каком.
Все больше я уделяла внимание Нагиру, тактильному чтению психологической литературы и хозяйству, что неизбежно откликнулось эхом отчуждения с Франко. Он ответно стал уделять мне меньше внимания, углубляясь в рабочие будни. Через некоторое время романтичные прогулки по городу, любовные ласки и частые цветочные сюрпризы прекратились.
Однажды Франко поздно вернулся домой с шлейфом коричного аромата. Камилла… Когда она покидала родной район, я знала, что еще почую ее запах, но не придала этой мысли особого значения. Как больно. Неужели Франко легко поддался доступному соблазну? Изнуренная размышлениями о супружеской измене, я направилась спать.
Утром следующего дня входная дверь захлопнулась, и чувство горького одиночества сжало грудь стальными тисками. Франко уехал в четырехдневную командировку.
Я одела махровый халат и, тяжело дыша, побрела к выходу. Распахнув дверь, я жадно вдохнула раскаленный воздух и, спотыкаясь, поплелась к калитке, затем вышла на улицу и, хватая выступы бревенчатого забора, направилась вдоль улицы.
Раньше Франко будил меня перед длительными командировками поцелуем в глаза. Я была права: мы никогда не любили друг друга, а женитьбу задумали родители. Но почему так больно? Видимо, чувство собственности заточило Франко в моем разуме глубоко и навсегда.
Я шла долго, пока не осознала, что заблудилась. Забор давно оказался позади, вокруг было темно и пусто. Движения сковал страх неведения. Мы жили в малонаселенном районе, поэтому помощи ждать скоро я не надеялась. Может, я на проезжей части, может – на чужой территории, может – на краю открытого люка. Страшно шевельнуться.
Я села на каменную плитку под ногами и тихо заплакала, чтобы высвободить слезами хоть толику ядовитой печали. Тут я поняла, что в мое левое бедро упирается какой-то предмет. Это были очки. Еще одна насмешка высших сил! На мгновение я захотела поверить в чудо и надела находку, но, как и полагалось, ничего сверхъестественного не случилось. Все та же пустота. Тут я услыхала звонкий лай приближающегося Нагира. Мой родной, любимый пес. Как мне было необходимо в ту минуту чувствовать себя кому-то нужной! Спасибо тебе.
Я с благодарным наслаждением расположила левую руку на теплой холке опытного поводыря, который с привычной уверенностью направил меня домой. И тут…
Словно из подсознания мне явились мелькающие образы и фигуры. Растерявшись, я оступилась и упала, отчего на мгновение упустила Нагира, и видения прекратились. Когда пес вновь подхватил мою руку, то взгляду предстала более четкая, но недоступная моему пониманию картина. Мой взор почему-то быстро и попеременно то падал, то устремлялся вперед, отчего голова пошла кругом, и я опять чуть не упала. Так мы дошли до… Боже мой! Это мой дом! Да! Я уверена, что вижу свой дом, выдержанный в стиле итальянского ретро. Вот цветочный газон, с которого мой взгляд быстро соскользнул к порогу. Три ступени, резная дверь, холл, гостиная. Все казалось сном. Я села на диван, Нагир расположился поодаль.
Было ясно, что чудо-очки показали мне реальность глазами Нагира. Я читала, что собака видит не так, как человек, но тут было нечто иное: цветы стояли, будто мертвые, не возбуждающие какого-либо к ним отношения, огромный дом возносился в темные небеса и в облаках растворялся, все было окутано дымчатой паутинкой всевозможных ароматов, из которых ведущий, – терпкий запах дубового массива входной двери, блистал ярче остальных. Я осознала, что мне предстала реальность, искаженная эмоциями и чувством обоняния Нагира. Я видела то, что видит он: с того же ракурса, в ту же сторону, с той же обзорностью, но через поток его эмоций. Как будто, я сама была Нагиром. Не что иное, как тактильный контакт позволил такую трансформацию видения.
Я ощутила наступающую благодать. Обнаруженная линзами способность к видению реальности чрез призму переживаний живого существа превзошла самые смелые ожидания.
Весь день я не отходила от Нагира ни на шаг, без какого-либо стеснения и безрассудно обращая себе в усладу суть его миропознания. Сперва мы обошли весь дом. Контур попадавшего в поле зрения предмета я очерчивала руками, таким образом понимая, что передо мной оказывалось. И опять – цветистая поволока. Каждый предмет пульсировал запахом своего цвета, и я с восхищением наблюдала за магическим порханием ароматов. Поначалу я не могла сопоставить название цветов с видимыми, но собственные ощущения и книжные познания о природе оттенков помогали постепенно разгадывать палитру.
Я кропотливо исследовала каждый этаж, каждый угол, каждое помещение, и везде была своя уникальная аура. Спальная комната играла розовыми снами и сладким запахом мечты, кухня переливала оттенками сиреневого цвета и была насыщена всеми гастрономическими ароматами, когда-либо здесь побывавшими, рабочий кабинет Франко веял древесно-красной горечью финансовых забот. Все комнаты, тем не менее, создавали единый образ семейного очага, родного и уютного.
Когда я стояла и любовалась канареечным цветом гостиной, то увидела след заклятого аромата корицы. Я направилась в ту сторону, откуда брал начало шлейф бурого цвета. На гардеробной стойке висел пиджак Франко, из открытого кармана которого и выходил этот запах. Там лежал скомканный клочок бумаги с телефонным номером Камиллы. Я, не раздумывая, порвала и выкинула записку. Тут я заметила на комоде у входной двери свадебную фотографию. Красивый, статный мужчина обнимал молодую невесту. Глаза его светились счастьем. Я взяла фотографию и принялась наблюдать за исходившим от Франко потоком нежности. Смешанное чувство. Может, он действительно был счастлив. Затем мое внимание привлекло изображение светлого пятна за моей спиной. Видимо, какой-то дефект пленки. Не нужно было такую фотографию выставлять на показ.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и продолжить увлекательное исследование. Мы с Нагиром отправились в ванную комнату. Стоило переступить порог помещения, как я погрузилась в спертую атмосферу грязно-синего цвета. Я почувствовала страх. Ну, конечно! Нагир боялся воды. Какие только мы не придумывали уловки, чтобы затащить его в ванну. «Не переживай, дорогой. Сегодня купаться не будем», – иронично сказала я и увела Нагира из помещения мокрых пыток.
Затем мы вышли во двор, и взору предстала райское великолепие нереальной реальности. Это было потрясающе! Цветы уже не стояли в стороне с видом неживой отрешенности, а приветливо кивали медовыми макушками, распыляя в воздухе пучки радужного аромата. Солнце игриво щекотало щеки горячими лучами, а дом обнимал теплом и заботой. Нагир не чувствовал тревогу, поэтому его внутренний мир струил всенаслаждением и покоем. Тут я увидела молодую женщину невысокого роста. Она выглядела опрятно и миловидно. Длинные волосы были умело заплетены в ажурную косу, отчего округлое лицо казалось по-аристократски вытянутым. Шелковое платье цвета индиго элегантно облегало стройное тело, слегка прикрывая колени. Незнакомка пахла утренней свежестью и домашним уютом. Через прозрачные линзы очков на меня глядели изумрудного оттенка глаза. Неужели это я? Нагир действительно в тот момент смотрел на меня. «А я, оказывается, симпатичная», – подумалось мне в ту минуту.
Затем мы направились вдоль улицы и шли долго-долго, изучая заброшенные переулки и видные достопримечательности Милана. Я с наивным восхищением разглядывала каждую деталь окружавшей меня реальности. Мне казалось, что любая мелочь имеет вселенскую значимость. Прохожие же смотрели на все безучастно, как будто не я, а они были слепы. Я понимала, что видимое не совпадает с книжными описаниями, но это было неважно. Я видела суть вещей, их глубокую, скрытую жизнь. Быть может, сам Нагир не осознавал этого. Наверняка каждый из нас способен во всем распознавать глубокий смысл, стоит лишь присмотреться.
Рассуждая о сущности вещей, я приблизилась к обветшалому трехэтажному дому и принялась его пристально разглядывать. Чем дольше я это делала, тем реальнее в своем многогранном облике представлялось заброшенное строение. Оно стояло здесь не случайно. Резные ставни шептали глубокую историю, полуслепые окна устало следили за прохожими, седые стены сыпали хлопьями старинной краски. Когда-то этот дом ютил семьи, а теперь его час настал, и без какого-либо сожаленья он принял вечный покой. Я могла бесконечно долго знакомиться с вековой историей каменного старца, но решила двинуться дальше.
Мне навстречу шли люди, мимо бежали собаки, в воздухе летали птицы, а я все смотрела и смотрела, ловя характерные запахи и дивясь произведениям своей действительности.
На одной из многолюдных улиц нам встретилась нищенка, протягивающая за милостыней руку. Я радостно подошла к женщине, поместила ей в ладонь монету и, случайно коснувшись ее запястья, перенеслась в мир тьмы, боли и беспорядочно шныряющих взад-вперед тварей с искаженными человеческими лицами. Отпрянув, я поспешила удалиться от источника уничтожающих эмоций.
Возвратившись домой, я сразу легла спать. Встреча с убогой заставила размышлять о собственном внутреннем мире, который я не могла разглядеть при помощи очков. Наверняка, мой рассудок также кишел мрачными монстрами, порожденными глубоким чувством безысходности. Жизнь страшила меня такой, какая она есть, и я понимала, что нужно что-то менять.
На следующий день я с Нагиром направилась в парк Семпионе. Это было изумительное место. Казалось, что здесь сосредоточилось все вселенское благолепие. Деревья, пруды, рыбы, черепахи, цветочные клумбы, счастливая молодежь дышали жизнью и свободой. Нагулявшись, я села на скамейку и растворилась в райском упоении. Как хорошо…
