– Как дела на работе? Удалось закончить проект? – поинтересовалась ниссима Харидан у заглянувшего в обеденный перерыв домой супруга.
Паула отложила поднесенную было ко рту ложку с тыквенным супом и уставилась на отца, тоже ожидая ответа. Нисс Харидан заведовал магохимической лабораторией на крупнейшей обувной фабрике Эстайбурга, и вот уже несколько месяцев он и его команда бились над созданием новейшей водоотталкивающей пропитки для обуви. Первоначально планировалось выпустить новый продукт к весенней распутице, но жизнь внесла свои коррективы – снег растаял, лужи подсохли, и теперь хозяин фабрики робко надеялся, что к осени пропитка все же поступит в продажу.
– Нет, – мотнул головой отец, дожевывая лист салата.
В последнее время питание в их семье стало до отвращения здоровым. Паула, ее старшая сестра Флоранс, отец и бабуля относились к этому с пониманием и стоически ждали, когда же все вернется на круги своя и в повседневное меню вернутся копченья, соленья, жирности и прочие вкусности. Паула покосилась на круглый живот матери и вздохнула. До появления братишки – а бабуля уверила всех, что будет именно братишка– оставалось по меньшей мере два месяца. Ну что ж, Паула подождет. Она сможет! Паула вздохнула и, зажмурившись, все-таки сунула водянисто-тыквенную массу в рот.
– Сегодня вскрылся еще один побочный эффект у разработанного состава, – со вздохом пожаловался отец, проглотив свою порцию природных витаминов и минералов, – и если легкое зеленоватое свечение мы смогли презентовать как удачно реализованную задумку, то необычайно липкую, желеобразную массу, которой покрывается обувь спустя двенадцать суток после обработки составом, иначе как ошибкой не назовешь… Но есть и хорошая новость! Я знаю, как это исправить. Нужно заменить всего лишь один ингредиент. Сегодня провел эксперимент с новым составом. Пока все работает, как надо. Жаль объема для дальнейших опытов маловато. Нужного вещества на складе было немного. Закажем ещё партию. Это, правда, немного увеличит стоимость готового продукта, но нельзя экономить на качестве!
– Золотые слова, дорогой! – поддержала его ниссима Харидан и ободряюще похлопала супруга по руке.
– После обеда заскочу на магограф и отправлю заявку. Надеюсь, это будет последнее изменение в составе… Терпение нисса Шузбута не безгранично. С работы он меня, конечно, не погонит, но вот премии лишить может. А нам сейчас это совершенно ни к чему, – улыбнулся нисс Харидан и погладил жену по животу. – Привет, малыш! Надеюсь, увидимся! Нет, я, конечно, счастлив, пребывая исключительно в женском обществе…
– Но давно купленные и покрывшиеся пылью мяч для футбола и клюшка для хоккея изнывают от желания попасть в чьи-то руки, – закончила за него жена и понимающе улыбнулась.
Паула несколько мгновений полюбовалась на воркующих родителей, а потом посмотрела на сестру. Флоранс вяло ковырялась в тарелке, отрешенно глядя в окно. Паула проследила за направлением ее взгляда и недоуменно пожала плечами. За окном решительно не было ничего интересного.
Эстайбург в принципе не отличался яркостью и буйством красок, а дважды в год, ранней весной и поздней осенью, выглядел особенно уныло. Вот и сейчас в окне виднелись все оттенки серого. Даже клочок неба, что в удачные дни можно было разглядеть меж высоких крыш соседних зданий, сегодня заволокло сизым дымом, клубами вылетающим из фабричной трубы.
Мама часто со вздохом говорила, что Эстайбург обесцвечивает все, до чего может дотянуться. Флоранс родилась за год до переезда семейства Хардиан в этот город и была яркой девочкой. Пауле повезло меньше, она появилась на свет спустя полтора года после переезда. И если черты лица у сестер были практически неотличимы, то красок на Паулу природа отмерила гораздо меньше, чем на сестру. Флоранс обладала косой цвета меда, на солнце уходящего в рыжину, а Пауле достались тонкие почти белые волосы, что издалека можно было и вовсе принять за седые. Старшая сестра смотрела на мир изумрудно-зелеными глазами, младшая – льдисто-серыми, почти бесцветными. Кожа Фло была того теплого персикового оттенка, что кричит о молодости, свежести и красоте, а у Паулы – бледная полупрозрачная, робко намекающая на хрупкость и болезненность девочки.
В детстве мама частенько называла их одуванчиками. И они действительно напоминали эти цветы. Обе. Флоранс – ярко-желтый осколок солнца, что появлялся на газоне в конце весны, а Паула – трогательный шарик, что готов разлететься тысячей пушинок от первого же прикосновения легкого ветерка.
Видно, из-за того, что Флоранс хватало собственных красок, в одежде она предпочитала пастельные неброские оттенки и фасоны. Паула же, напротив, старалась внести в свою жизнь как можно больше яркости. Она любила радостные цвета и не любила безликую блеклость. Она с удовольствием носила полосатые гетры, шарфы и митенки, которые вязала бабуля.
Как бабуле столько лет удается жить в сером мире? Паула поежилась и с сочувствием посмотрела на старушку.
Та уже давно пообедала и теперь покачивалась в своем любимом кресле-качалке с неизменными спицами в руках. На полу у ее ног стояла распахнутая шкатулка с буквой «З» на крышке и клубками всех оттенков зеленого внутри. Бабуля вязала очередной шарф. Темно-зеленый вначале, он становился все светлее и ярче по мере продвижения работы. Мелькали спицы, тянулась нить, поскрипывало кресло, а бабуля ловко перебирала узловатыми пальцами и время от времени бросала снисходительные взгляды на собравшееся за столом семейство.
Бабуля создавала яркие радостные вещи, но сама уже давно не различала цвета: все, что она видела, было в оттенках серого цвета. Раньше Паула считала, что и бабуля стала жертвой Эстайбурга, что этот унылый город отобрал у нее способность видеть мир таким, какой он есть на самом деле. Паула жалела бабулю и не понимала, почему они продолжают жить в таком опасном месте. Но все оказалось иначе. Краски исчезли из жизни бабули гораздо раньше. Много лет назад, когда она ещё не была бабулей и работала в каком-то очень солидном учреждении, на не менее солидной должности. Подробности Паула не знала.
– Фло, дорогая, – мамин голос вернул Паулу к реальности. – Ты надумала куда будешь поступать?
– В Вайтбург, – хмуро ответила та.
– Ты уверена? – робко переспросила ниссима Харидан. – Это твое окончательное решение?
Паула хмыкнула. Сомнения матери вполне можно было понять. За последние три недели Флоранс меняла решение раз двадцать. То она собиралась штурмовать столицу и не соглашалась на меньшее, чем Университет Магии и Чародейства в Вайтбурге, то ей хотелось подольше остаться под крылышком у родителей, и она заявляла, что её вполне устоит Эстайбургский Университет. Пару раз обсуждался вариант заграничного обучения. Насколько Паула помнила, наиболее подробно рассматривалась программа обучения в Норландии.
– Уверена! – отрезала Флоренс и решительно нахмурила брови. – Я собрала пакет документов и написала заявление. После обеда отнесу на магограф.
Она выразительно похлопала себя по карману.
– Да? – оживился отец. – Может, тогда и мой запрос отправишь? Честно говоря, не хочется сбивать ноги и делать крюк. Я лучше это время на написание отчета потрачу, глядишь – и вечером не придется задерживаться.
– Разумеется, – охотно согласилась Флоранс, достала из кармана маленький остро заточенный карандашик и картонный прямоугольник. – Диктуй запрос.
– В Научную Академию Магии и Чародейства Соларии. В оранжерею, – четко артикулируя, стал диктовать отец. – Заявка по договору № 2835 на две… Нет! Пожалуй… на три унции пыльцы Yucca Agavaceae. Четверть унции у нас была, для полноценного исследования закажем побольше.
Флоренс неторопливо записала последнюю букву названия растения округлым аккуратным почерком и протянула картонку отцу.
– Верно?
– Абсолютно – подтвердил нисс Харидан, с гордостью поглядывая на старшую дочь.
Паула вздохнула: ее такими взглядами родители одаривали не часто. Ей, конечно, грех было жаловаться. Родительскую любовь, нежность и заботу изливали на ее непутевую головушку ведрами, но вот с гордостью за неразумное дитятко ощущался явный дефицит. Паула отдавала себе отчет, что среди ведьм семейства Харидан она была самым слабым звеном. А если говорить точнее, то отсутствующим звеном – без видимого намека на магические способности.
Вообще, о том, что у Хариданов все женщины – поголовно ведьмы, раструбила их бывшая соседка лет эдак пять назад. Соседка съехала, а ведьмачья слава осталась. Кто-то поддразнивал их с добродушной дружеской усмешкой, кто-то общался опасливо-уважительно, но такой истеричной идиотки, как ниссима Фали больше в их окружении не появлялось.
С чего все тогда началось, попыталась вспомнить Паула, пока семейство перебиралось из столовой в гостиную.
Ниссима Фали тогда поднесла собственноручно выращенную клубнику и параллельно попыталась строить отцу глазки. Даже десятилетней Пауле ее приемы показались топорными. Отец, погруженный в свои мысли, клубнику отдал дочкам и заигрываний соседки не заметил, зато заметила бабуля. А поскольку бабуля за словом никогда в карман не лезла, ложной скромностью и обостренной тактичностью не страдала, то после того как нисс Харидан удалился на работу, ниссима Фали узнала о себе и о жизни много нового. Дело осложнялось тем, что просветительскую лекцию бабули о современных нравах прослушали не только ниссима Фали, Паула и Флоранс, но и большинство обитателей их улицы. Едкие остроты бабули вывели великовозрастную кокетку на недосягаемые прежде высоты истерии, и словесная баталия грозила перерасти в рукопашную схватку, но тут появилась мама и поставила в разговоре жирную точку.
У мамы имелся слабенький дар благословляющей. Такие одаренные в Соларии встречались реже, чем проклятийники, но умные люди опасались их не меньше. Впрочем, не слишком умные тоже начинали опасаться, хоть и не сразу, а только после получения соответствующего жизненного опыта.
Что бы пожелала проклятийница новоявленной сопернице? Наверное, что-то вроде: «Да чтоб у тебя в огороде все бурьяном заросло! Чтоб ты, спины не разгибая, крапиву голыми руками дергала с утра и до вечера. Чтоб ты клубнику свою в чертополохе найти не могла! Чтоб у тебя минутки передохнуть не было, не то что с чужими мужьями заигрывать!»
А что произнесла мама, разобравшись в ситуации? «Благословляю землицу у дома вашего на плодородие, пусть прорастает каждое семечко, в нее попавшее, да не скудеет она от этого. Сил вам ниссима Фали, пусть дела в руках ваших спорятся…»
В общем, слова разные – эффект один. С той поры ниссима Фали редко показывала окружающим лицо, все чаще демонстрируя противоположную часть своего тела. В сером Эстайбурге палисадник и небольшой огородик возле ее дома с ранней весны и до поздней осени радовали окружающих буйством зелени и красок. Сама ниссима Фали отчего-то не радовалась. А в редких случаях, когда позволяла себе отвлечься от прополки, шипела что-то о ведьмах в сторону соседского дома.
Этой зимой она продала дом пожилой чете и уехала в неизвестном направлении. Как только сошел снег, Паула и все остальные жители их улицы стали с интересом поглядывать на газон перед проданным домом. Поскольку этой весной он не отличался от соседних ни по количеству проклюнувшихся травинок, ни по скорости их роста, все сделали дружный вывод, что матушкино проклятие, в смысле благословение, мигрировало из Эстайбурга вместе с ниссимой Фали.
– Не забудь отправить мой запрос, – голос отца выдернул Паулу в реальность.
Голос Флоранс уверил:
– Разумеется отец, можешь на меня положиться.
Мамин голос добавил что-то маловразумительное, но очень ласковое. Хлопнула входная дверь, и мать с сестрой вернулись в гостиную. Погруженная в воспоминания Паула не заметила, как они из нее удалялись.
– Что-то спина ноет, – призналась ниссима Харидан, приложив ладони к пояснице. – Пойду прилягу ненадолго.
– Иди, дочка, иди, – засуетилась бабуля. – Я сейчас шаль одну найду, из собачьей шерсти… Мы ее тебе на спину повяжем и мигом полегчает!
– Ну ма-а-ам… – капризно протянула мать.
– Не мамкай! – строго отозвалась бабуля, и обе удалились на второй этаж, к спальням.
Паула и Флоранс весело переглянулись.
– Я, пожалуй, тоже пойду, – сказала сестра, пригладила волосы и направилась обратно в холл. – Магограф после обеденного перерыва уже открылся. Заявление само себя не отправит.
– Ты окончательно решила перебраться в Вайтбург? – спросила Паула, следуя за ней.
– Окончательно или нет – покажет жизнь, – со вздохом ответила сестра, зашнуровывая ботинки. – Но учиться я хочу там. Ты знаешь, женщинам сложно сделать карьеру в магохимической отрасли, так стоит добавить себе преимуществ, получив диплом в самом престижном вузе страны.
– Прежде чем получить диплом, нужно отучиться. А еще раньше – поступить. А конкурс там – несколько десятков человек на место, – напомнила Паула.
– Ну-у, что-то мне подсказывает, что на стезе магохимика мне часто нужно будет бороться за место под солнцем. И уж если я вступительные экзамены достойно сдать не смогу, то и начинать нечего! Не поступлю в этом году – в следующем пойду в кулинарный!
Паула вспомнила сегодняшний тыквенный суп, что приготовила сестра под чутким руководством матери, и робко попросила:
– Не нужно в кулинарный. Зачем так радикально?..
Флоранс молча выпрямилась, накинула плащ и распахнула дверь на улицу. На сестер обрушились звуки большого города. Что-то громыхало, кто-то перекрикивался, где-то свистели.
– Ой! – пискнула сестра и захлопнула дверь.
Паула непонимающе округлила глаза.
– Это он! – трагическим шепотом пояснила ей Фло.
Понятнее Пауле не стало.
– Там сын Инвизов! – выдала сестра более развернутый, но не более понятный ответ.
Паула отодвинула занавеску на оконце у двери и увидела, как по тротуару мимо их дома шагает импозантный брюнет с тросточкой.
– Это тот юноша, что пару дней назад приехал к нашим новым соседям? – затараторила Паула. – Ну тем, что купили дом у ниссимы Фали! Я его видела! А откуда ты знаешь, что он их сын?
– Знаю! Я в отличие от некоторых не только ворон считаю, но и с окружающими людьми иногда разговариваю. Мне ниссима Инвиз сама сказала, – шикнула на нее Флоранс, затем закатила глаза и прошептала: – Он такой! Такой…
– Какой? – уточнила Паула, по-прежнему не понимая сути проблемы. – Страшный? Злой? Ты его боишься? Он тебя обидел?
– Он великолепный! – прекратила сестра поток ее инсинуаций.
– А почему ты тогда от него прячешься? – спросила Паула.
– А у меня прыщ! – убитым шепотом призналась Фло.
– Да? – не поверила Паула и пристально уставилась на пышущую здоровьем и красотой мордашку сестры. – Где?
– Здесь! – ответила та и ткнула пальцем в слегка порозовевший кончик носа.
– Гм… Не вижу, – призналась Паула после минутного разглядывания сестриного носа. – И он не увидит.
– Я вижу! – сказала Фло, сведя глаза к переносице. – И этого довольно.
– Ну… Поправь меня, если я ошибаюсь, – осторожно начала Паула. – Ты собираешься осваивать чертовски сложную профессию, строить карьеру, бросаясь на пики мужского шовинизма, сражаться с предрассудками и доказывать всем и вся, что длинная коса – это не признак короткого ума, но при этом прячешься от малознакомого молодого человека из-за мнимого прыща на носу?
Паула отложила поднесенную было ко рту ложку с тыквенным супом и уставилась на отца, тоже ожидая ответа. Нисс Харидан заведовал магохимической лабораторией на крупнейшей обувной фабрике Эстайбурга, и вот уже несколько месяцев он и его команда бились над созданием новейшей водоотталкивающей пропитки для обуви. Первоначально планировалось выпустить новый продукт к весенней распутице, но жизнь внесла свои коррективы – снег растаял, лужи подсохли, и теперь хозяин фабрики робко надеялся, что к осени пропитка все же поступит в продажу.
– Нет, – мотнул головой отец, дожевывая лист салата.
В последнее время питание в их семье стало до отвращения здоровым. Паула, ее старшая сестра Флоранс, отец и бабуля относились к этому с пониманием и стоически ждали, когда же все вернется на круги своя и в повседневное меню вернутся копченья, соленья, жирности и прочие вкусности. Паула покосилась на круглый живот матери и вздохнула. До появления братишки – а бабуля уверила всех, что будет именно братишка– оставалось по меньшей мере два месяца. Ну что ж, Паула подождет. Она сможет! Паула вздохнула и, зажмурившись, все-таки сунула водянисто-тыквенную массу в рот.
– Сегодня вскрылся еще один побочный эффект у разработанного состава, – со вздохом пожаловался отец, проглотив свою порцию природных витаминов и минералов, – и если легкое зеленоватое свечение мы смогли презентовать как удачно реализованную задумку, то необычайно липкую, желеобразную массу, которой покрывается обувь спустя двенадцать суток после обработки составом, иначе как ошибкой не назовешь… Но есть и хорошая новость! Я знаю, как это исправить. Нужно заменить всего лишь один ингредиент. Сегодня провел эксперимент с новым составом. Пока все работает, как надо. Жаль объема для дальнейших опытов маловато. Нужного вещества на складе было немного. Закажем ещё партию. Это, правда, немного увеличит стоимость готового продукта, но нельзя экономить на качестве!
– Золотые слова, дорогой! – поддержала его ниссима Харидан и ободряюще похлопала супруга по руке.
– После обеда заскочу на магограф и отправлю заявку. Надеюсь, это будет последнее изменение в составе… Терпение нисса Шузбута не безгранично. С работы он меня, конечно, не погонит, но вот премии лишить может. А нам сейчас это совершенно ни к чему, – улыбнулся нисс Харидан и погладил жену по животу. – Привет, малыш! Надеюсь, увидимся! Нет, я, конечно, счастлив, пребывая исключительно в женском обществе…
– Но давно купленные и покрывшиеся пылью мяч для футбола и клюшка для хоккея изнывают от желания попасть в чьи-то руки, – закончила за него жена и понимающе улыбнулась.
Паула несколько мгновений полюбовалась на воркующих родителей, а потом посмотрела на сестру. Флоранс вяло ковырялась в тарелке, отрешенно глядя в окно. Паула проследила за направлением ее взгляда и недоуменно пожала плечами. За окном решительно не было ничего интересного.
Эстайбург в принципе не отличался яркостью и буйством красок, а дважды в год, ранней весной и поздней осенью, выглядел особенно уныло. Вот и сейчас в окне виднелись все оттенки серого. Даже клочок неба, что в удачные дни можно было разглядеть меж высоких крыш соседних зданий, сегодня заволокло сизым дымом, клубами вылетающим из фабричной трубы.
Мама часто со вздохом говорила, что Эстайбург обесцвечивает все, до чего может дотянуться. Флоранс родилась за год до переезда семейства Хардиан в этот город и была яркой девочкой. Пауле повезло меньше, она появилась на свет спустя полтора года после переезда. И если черты лица у сестер были практически неотличимы, то красок на Паулу природа отмерила гораздо меньше, чем на сестру. Флоранс обладала косой цвета меда, на солнце уходящего в рыжину, а Пауле достались тонкие почти белые волосы, что издалека можно было и вовсе принять за седые. Старшая сестра смотрела на мир изумрудно-зелеными глазами, младшая – льдисто-серыми, почти бесцветными. Кожа Фло была того теплого персикового оттенка, что кричит о молодости, свежести и красоте, а у Паулы – бледная полупрозрачная, робко намекающая на хрупкость и болезненность девочки.
В детстве мама частенько называла их одуванчиками. И они действительно напоминали эти цветы. Обе. Флоранс – ярко-желтый осколок солнца, что появлялся на газоне в конце весны, а Паула – трогательный шарик, что готов разлететься тысячей пушинок от первого же прикосновения легкого ветерка.
Видно, из-за того, что Флоранс хватало собственных красок, в одежде она предпочитала пастельные неброские оттенки и фасоны. Паула же, напротив, старалась внести в свою жизнь как можно больше яркости. Она любила радостные цвета и не любила безликую блеклость. Она с удовольствием носила полосатые гетры, шарфы и митенки, которые вязала бабуля.
Как бабуле столько лет удается жить в сером мире? Паула поежилась и с сочувствием посмотрела на старушку.
Та уже давно пообедала и теперь покачивалась в своем любимом кресле-качалке с неизменными спицами в руках. На полу у ее ног стояла распахнутая шкатулка с буквой «З» на крышке и клубками всех оттенков зеленого внутри. Бабуля вязала очередной шарф. Темно-зеленый вначале, он становился все светлее и ярче по мере продвижения работы. Мелькали спицы, тянулась нить, поскрипывало кресло, а бабуля ловко перебирала узловатыми пальцами и время от времени бросала снисходительные взгляды на собравшееся за столом семейство.
Бабуля создавала яркие радостные вещи, но сама уже давно не различала цвета: все, что она видела, было в оттенках серого цвета. Раньше Паула считала, что и бабуля стала жертвой Эстайбурга, что этот унылый город отобрал у нее способность видеть мир таким, какой он есть на самом деле. Паула жалела бабулю и не понимала, почему они продолжают жить в таком опасном месте. Но все оказалось иначе. Краски исчезли из жизни бабули гораздо раньше. Много лет назад, когда она ещё не была бабулей и работала в каком-то очень солидном учреждении, на не менее солидной должности. Подробности Паула не знала.
– Фло, дорогая, – мамин голос вернул Паулу к реальности. – Ты надумала куда будешь поступать?
– В Вайтбург, – хмуро ответила та.
– Ты уверена? – робко переспросила ниссима Харидан. – Это твое окончательное решение?
Паула хмыкнула. Сомнения матери вполне можно было понять. За последние три недели Флоранс меняла решение раз двадцать. То она собиралась штурмовать столицу и не соглашалась на меньшее, чем Университет Магии и Чародейства в Вайтбурге, то ей хотелось подольше остаться под крылышком у родителей, и она заявляла, что её вполне устоит Эстайбургский Университет. Пару раз обсуждался вариант заграничного обучения. Насколько Паула помнила, наиболее подробно рассматривалась программа обучения в Норландии.
– Уверена! – отрезала Флоренс и решительно нахмурила брови. – Я собрала пакет документов и написала заявление. После обеда отнесу на магограф.
Она выразительно похлопала себя по карману.
– Да? – оживился отец. – Может, тогда и мой запрос отправишь? Честно говоря, не хочется сбивать ноги и делать крюк. Я лучше это время на написание отчета потрачу, глядишь – и вечером не придется задерживаться.
– Разумеется, – охотно согласилась Флоранс, достала из кармана маленький остро заточенный карандашик и картонный прямоугольник. – Диктуй запрос.
– В Научную Академию Магии и Чародейства Соларии. В оранжерею, – четко артикулируя, стал диктовать отец. – Заявка по договору № 2835 на две… Нет! Пожалуй… на три унции пыльцы Yucca Agavaceae. Четверть унции у нас была, для полноценного исследования закажем побольше.
Флоренс неторопливо записала последнюю букву названия растения округлым аккуратным почерком и протянула картонку отцу.
– Верно?
– Абсолютно – подтвердил нисс Харидан, с гордостью поглядывая на старшую дочь.
Паула вздохнула: ее такими взглядами родители одаривали не часто. Ей, конечно, грех было жаловаться. Родительскую любовь, нежность и заботу изливали на ее непутевую головушку ведрами, но вот с гордостью за неразумное дитятко ощущался явный дефицит. Паула отдавала себе отчет, что среди ведьм семейства Харидан она была самым слабым звеном. А если говорить точнее, то отсутствующим звеном – без видимого намека на магические способности.
Вообще, о том, что у Хариданов все женщины – поголовно ведьмы, раструбила их бывшая соседка лет эдак пять назад. Соседка съехала, а ведьмачья слава осталась. Кто-то поддразнивал их с добродушной дружеской усмешкой, кто-то общался опасливо-уважительно, но такой истеричной идиотки, как ниссима Фали больше в их окружении не появлялось.
С чего все тогда началось, попыталась вспомнить Паула, пока семейство перебиралось из столовой в гостиную.
Ниссима Фали тогда поднесла собственноручно выращенную клубнику и параллельно попыталась строить отцу глазки. Даже десятилетней Пауле ее приемы показались топорными. Отец, погруженный в свои мысли, клубнику отдал дочкам и заигрываний соседки не заметил, зато заметила бабуля. А поскольку бабуля за словом никогда в карман не лезла, ложной скромностью и обостренной тактичностью не страдала, то после того как нисс Харидан удалился на работу, ниссима Фали узнала о себе и о жизни много нового. Дело осложнялось тем, что просветительскую лекцию бабули о современных нравах прослушали не только ниссима Фали, Паула и Флоранс, но и большинство обитателей их улицы. Едкие остроты бабули вывели великовозрастную кокетку на недосягаемые прежде высоты истерии, и словесная баталия грозила перерасти в рукопашную схватку, но тут появилась мама и поставила в разговоре жирную точку.
У мамы имелся слабенький дар благословляющей. Такие одаренные в Соларии встречались реже, чем проклятийники, но умные люди опасались их не меньше. Впрочем, не слишком умные тоже начинали опасаться, хоть и не сразу, а только после получения соответствующего жизненного опыта.
Что бы пожелала проклятийница новоявленной сопернице? Наверное, что-то вроде: «Да чтоб у тебя в огороде все бурьяном заросло! Чтоб ты, спины не разгибая, крапиву голыми руками дергала с утра и до вечера. Чтоб ты клубнику свою в чертополохе найти не могла! Чтоб у тебя минутки передохнуть не было, не то что с чужими мужьями заигрывать!»
А что произнесла мама, разобравшись в ситуации? «Благословляю землицу у дома вашего на плодородие, пусть прорастает каждое семечко, в нее попавшее, да не скудеет она от этого. Сил вам ниссима Фали, пусть дела в руках ваших спорятся…»
В общем, слова разные – эффект один. С той поры ниссима Фали редко показывала окружающим лицо, все чаще демонстрируя противоположную часть своего тела. В сером Эстайбурге палисадник и небольшой огородик возле ее дома с ранней весны и до поздней осени радовали окружающих буйством зелени и красок. Сама ниссима Фали отчего-то не радовалась. А в редких случаях, когда позволяла себе отвлечься от прополки, шипела что-то о ведьмах в сторону соседского дома.
Этой зимой она продала дом пожилой чете и уехала в неизвестном направлении. Как только сошел снег, Паула и все остальные жители их улицы стали с интересом поглядывать на газон перед проданным домом. Поскольку этой весной он не отличался от соседних ни по количеству проклюнувшихся травинок, ни по скорости их роста, все сделали дружный вывод, что матушкино проклятие, в смысле благословение, мигрировало из Эстайбурга вместе с ниссимой Фали.
– Не забудь отправить мой запрос, – голос отца выдернул Паулу в реальность.
Голос Флоранс уверил:
– Разумеется отец, можешь на меня положиться.
Мамин голос добавил что-то маловразумительное, но очень ласковое. Хлопнула входная дверь, и мать с сестрой вернулись в гостиную. Погруженная в воспоминания Паула не заметила, как они из нее удалялись.
– Что-то спина ноет, – призналась ниссима Харидан, приложив ладони к пояснице. – Пойду прилягу ненадолго.
– Иди, дочка, иди, – засуетилась бабуля. – Я сейчас шаль одну найду, из собачьей шерсти… Мы ее тебе на спину повяжем и мигом полегчает!
– Ну ма-а-ам… – капризно протянула мать.
– Не мамкай! – строго отозвалась бабуля, и обе удалились на второй этаж, к спальням.
Паула и Флоранс весело переглянулись.
– Я, пожалуй, тоже пойду, – сказала сестра, пригладила волосы и направилась обратно в холл. – Магограф после обеденного перерыва уже открылся. Заявление само себя не отправит.
– Ты окончательно решила перебраться в Вайтбург? – спросила Паула, следуя за ней.
– Окончательно или нет – покажет жизнь, – со вздохом ответила сестра, зашнуровывая ботинки. – Но учиться я хочу там. Ты знаешь, женщинам сложно сделать карьеру в магохимической отрасли, так стоит добавить себе преимуществ, получив диплом в самом престижном вузе страны.
– Прежде чем получить диплом, нужно отучиться. А еще раньше – поступить. А конкурс там – несколько десятков человек на место, – напомнила Паула.
– Ну-у, что-то мне подсказывает, что на стезе магохимика мне часто нужно будет бороться за место под солнцем. И уж если я вступительные экзамены достойно сдать не смогу, то и начинать нечего! Не поступлю в этом году – в следующем пойду в кулинарный!
Паула вспомнила сегодняшний тыквенный суп, что приготовила сестра под чутким руководством матери, и робко попросила:
– Не нужно в кулинарный. Зачем так радикально?..
Флоранс молча выпрямилась, накинула плащ и распахнула дверь на улицу. На сестер обрушились звуки большого города. Что-то громыхало, кто-то перекрикивался, где-то свистели.
– Ой! – пискнула сестра и захлопнула дверь.
Паула непонимающе округлила глаза.
– Это он! – трагическим шепотом пояснила ей Фло.
Понятнее Пауле не стало.
– Там сын Инвизов! – выдала сестра более развернутый, но не более понятный ответ.
Паула отодвинула занавеску на оконце у двери и увидела, как по тротуару мимо их дома шагает импозантный брюнет с тросточкой.
– Это тот юноша, что пару дней назад приехал к нашим новым соседям? – затараторила Паула. – Ну тем, что купили дом у ниссимы Фали! Я его видела! А откуда ты знаешь, что он их сын?
– Знаю! Я в отличие от некоторых не только ворон считаю, но и с окружающими людьми иногда разговариваю. Мне ниссима Инвиз сама сказала, – шикнула на нее Флоранс, затем закатила глаза и прошептала: – Он такой! Такой…
– Какой? – уточнила Паула, по-прежнему не понимая сути проблемы. – Страшный? Злой? Ты его боишься? Он тебя обидел?
– Он великолепный! – прекратила сестра поток ее инсинуаций.
– А почему ты тогда от него прячешься? – спросила Паула.
– А у меня прыщ! – убитым шепотом призналась Фло.
– Да? – не поверила Паула и пристально уставилась на пышущую здоровьем и красотой мордашку сестры. – Где?
– Здесь! – ответила та и ткнула пальцем в слегка порозовевший кончик носа.
– Гм… Не вижу, – призналась Паула после минутного разглядывания сестриного носа. – И он не увидит.
– Я вижу! – сказала Фло, сведя глаза к переносице. – И этого довольно.
– Ну… Поправь меня, если я ошибаюсь, – осторожно начала Паула. – Ты собираешься осваивать чертовски сложную профессию, строить карьеру, бросаясь на пики мужского шовинизма, сражаться с предрассудками и доказывать всем и вся, что длинная коса – это не признак короткого ума, но при этом прячешься от малознакомого молодого человека из-за мнимого прыща на носу?
