– Это мой подарок, – пояснила Алария. – А о деньгах не беспокойтесь, я их выиграла в лотерею.
Меня охватила еще большая растерянность.
– Но… но… но как же работа? – выдохнула в ответ.
– Если это так важно, могу заменить тебя в школе на несколько недель, – предложила она.
Я задумалась: злоупотреблять добротой девушки, которая и так столько сделала для нас, мне не хотелось. Точку в колебаниях как всегда поставила Танюшка, которая так умоляюще смотрела на меня, что я тут же растаяла.
Аларика
Ну, вот мои и уехали! Я добилась своего. Могу, наконец, себя поздравить. Ларисе, конечно же, упрямства не занимать, хорошо, что дар убеждения действует на нее просто отлично, иначе бы ни за что не согласилась бросить свою квартиру и работу, а девочке нужна смена климата, хоть и короткая, но реабилитация. В общем, теперь, как я и обещала своей двойняшке, иду в школу вместо нее вести уроки рисования.
А вот и знакомая дверь, я столько раз видела ее через смотровое зеркало, коридоры, лестницы. Так удивительно теперь находиться здесь, а не как раньше, наблюдать все только со стороны.
Мой первый в жизни урок дался неожиданно легко. Рисовать для меня – не проблема, с детьми тоже особых сложностей не возникло. Правда, в этот день все в школе удивлялись моему резкому преображению, и я их прекрасно понимала, потому что и одевалась иначе, чем Лариса, и прическа у меня была другой. Без особых неожиданностей и происшествий прошли все занятия, несколько раз мне, правда, пришлось применить дар убеждения, но, в целом, мы с учениками прекрасно поладили и без него. И вот последнее усилие: я несу в учительскую классный журнал. Казалось бы, ну что еще может произойти?! Но мой первый день в школе никак не хотел заканчиваться без приключений.
В учительской стояли шум и гам. Я медленно подошла ближе, стараясь понять, почему тут такой переполох. Хм… кого-то собираются вести к директору, вызывать чьих-то родителей, ставить вопрос ребром на педсовете. А потом неожиданно разглядела в галдящей толпе высокого плечистого паренька, хмуро смотрящего на все это из-под насупленных бровей. В чем же его так яростно обвиняют?! Ауры женщин светились ярко-красным цветом раздражения и гнева, паренек же наоборот, словно защищаясь, ощетинился колючками, но я видела, что на самом деле он совершенно растерян и расстроен. А мне вдруг захотелось разобраться во всем. Ну, не могла я бросить того, кто скорее всего был невиновен!
Вздохнув глубоко и набрав побольше воздуха, мне пришлось вступить в неравный бой со всем педагогическим составом. Не знаю, что подействовало сильнее или мой дар убеждения, или неожиданное заступничество, которого абсолютно никто не предполагал, а, быть может, и два в одном, но я смогла ухватить паренька за руку и утащить в кабинет завуча, подальше от стаи этих разъяренных фурий.
– Как тебя зовут? – начала я наш непростой разговор.
Мой собеседник покосился на меня, но промолчал.
– Ты можешь, конечно же, не отвечать, – продолжила свое наступление, – но знай, что я могу выслушать тебя и постараться абсолютно беспристрастно оценить ситуацию, в которой ты оказался.
Паренек недоверчиво посмотрел на меня, но снова промолчал.
– Послушай, – заговорила я, за одно усиливая на него свое воздействие, – просто расскажи, как было. Обещаю, что я разберусь во всем.
– Зачем вам это? – удивился он.
Фух! Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки!
– Не могу пройти мимо несправедливости, – ответила я, пожав плечами.
– Тогда вам придется останавливаться слишком часто, – вздохнул мой собеседник и вдруг выпалил: – Я не переношу, когда говорят гадости о моих близких!
– Благородно, – заметила я. – Ты – молодец!
– Вы на самом деле так считаете, даже не зная, что же я совершил? – удивился он.
– Конечно, а еще я надеюсь, что ты все же расскажешь мне в чем дело, – закончила я и проникновенно заглянула ему в глаза.
Дэн
День не задался с самого утра: вчера поссорился с Кристиной, а сегодня уже жалел, что наговорил ей много лишнего. «Ничего, сейчас встречу ее и извинюсь», – думал я, вышагивая по длинному коридору, пока внезапно не заметил знакомый клетчатый сарафан, который она просто обожала. Кристинка стояла ко мне спиной и спокойно обнималась с Андрюхой из параллельного класса. Я в ступоре остановился, не веря своим глазам, а Кристина, словно почувствовав мой взгляд, обернулась. «Картина Репина «Не ждали», – подумал я, внезапно вспомнив репродукцию, которая висела у нас дома уже лет десять.
– Дэнчик, ну ты же должен понимать! – затарахтела она. – Мы с тобой практически никуда не ходим, да и внимания от тебя никакого не дождешься, ни цветов, ни подарков.
– Ясно, – я криво ухмыльнулся. – Значит, для тебя именно это имело значение?
– Опять ты все усложняешь! – фыркнула Кристина.
– Дэн, ты же понимаешь, что ей со мной интересней, – вставил Андрей или, как он сам себя называл на французский манер, Андрэ, всячески подчеркивая то, что пару месяцев назад побывал с родителями во Франции.
Я горько вздохнул. Внутри все словно рвалось в тот момент, оглушительно больно, невыносимо горячо, оставляя на сердце ожоги, но я смог удержать себя в руках, смог ничего не высказать ни ему, ни ей, считая это ниже своего достоинства. И все бы закончилось для меня, да и для всех остальных, в общем-то, тоже совершенно по-другому, если бы не последние слова Андрэ, которые зацепили сильнее всего.
– Меня ждет прекрасное будущее, в отличии от тебя. Ну кем может стать сын обыкновенной посудомойки?! – издевательски протянул он.
И это стало поворотным моментом, той каплей, которая переполнила чашу моего негодования. Я размахнулся и как следует врезал ему прямо в глаз. Мой обидчик завопил, Кристинка истошно завизжала, а у нашего завуча виноватым оказался, естественно, я, тут и сомневаться не приходилось, вот и потащили меня в учительскую. Разбираться во всех тонкостях никто, конечно же, даже и не думал, виновного дружно и однозначно, всем, как говорится, педагогическим составом, определили, а бедный Андрюшенька, такой «благовоспитанный, хороший мальчик, к тому же, из приличной семьи, которая несколько раз помогала школе материально», естественно, остался беленьким и пушистеньким. Я слушал всю эту какофонию звуков, окружая себя невидимой броней, за которой прятал свое израненное сердце. И что случилось бы дальше даже сложно представить, если б не она, учительница рисования. Раньше я видел ее в школе, но никогда не замечал. Вечно печальная, серая, неприметная, наши прозвали ее мышью и пару раз даже пытались подшутить над ней, но учительница настолько оказалась погруженной в свой собственный мир, что даже этого не заметила. Вскоре к ней пропал всякий интерес, и она так и осталась для меня никем. Но сегодня, сегодня эта серая мышь, эта бледная моль оказалась совершенно не такой, как я думал. Начать с того, что выглядела она совершенно по-другому, такая легкая, тоненькая, с осиной талией, доброй, ничуть не ехидной улыбкой на немного полноватых губах, я даже засмотрелся на них не в состоянии разобрать, что же она пытается сказать. Но как только до меня дошел весь смысл ее слов, я тут же ощетинился, ожидая услышать от нее крики и вопли, как и от других учителей, однако, все произошло тихо, мирно и неожиданно. Я абсолютно ничего не смог поделать, когда чужая женская рука, такая мягкая и теплая, дотронулась до моей ладони, а потом крепко сжала ее и потащила за собой подальше от этого балагана. Честно скажу, в тот момент мне даже сопротивляться расхотелось, настолько неожиданным и притягательным выглядело сейчас мое спасение в лице этой зеленоглазой знакомой незнакомки.
В кабинете завуча было пусто. Не знаю, как ей удалось уговорить всех остальных не вмешиваться в наш разговор, но у нее это получилось. И я, наконец, смог выдохнуть хоть на несколько секунд, позволяя холодным тискам, сдавливающим сердце, немного разжаться. Честно, я был твердо настроен, что никому ничего не расскажу, даже ей, но потом внезапно взглянул в ее глаза и не нашел в них ни капли осуждения, лишь только участие и желание помочь. «Как же нечасто такое встречаешь от незнакомых людей», – подумал я. А когда она заговорила про несправедливость, меня внезапно прорвало, и я рассказал ей все с самого начала: и про ссору с Кристинкой, и про ее измену, и про Андрюху с его высказываниями про мою маму. Она слушала не перебивая, внимательно, сосредоточенно, словно и для нее это вдруг стало не менее важно, чем для меня. А когда я замолчал, учительница убежденно сказала:
– Ты не виноват!
Я удивленно застыл от такого однозначного вердикта. Не смотря на свою откровенность, я все же ожидал хоть какого-нибудь порицания, но его не было абсолютно. Мой благодарный взгляд тут же остановился на лице учительницы, и я совершенно не ко времени подумал: «А ведь она такая красивая и совсем молоденькая. Ей, наверное, около двадцати. Странно, а раньше она казалась намного старше».
– Я бы тоже так поступила, – внезапно произнесла моя собеседница.
А я удивился еще больше и тут же попытался понять, не врет ли? Нет, она говорила правду. Ни грамма лжи, ни капли недомолвок, все четко и ясно отражалось в зелени ее глаз. И почему я только раньше не замечал, какие они у нее глубокие, потрясающе, невероятно красивые, а еще, нежная, чуть бархатистая кожа, легкий, едва видимый румянец, губы, сейчас плотно сжатые, но я теперь знаю, что они могут так искренне, так тепло улыбаться.
Очарование момента испортил громкий стук в дверь, и она резко распахнулась, открывая вид на учительскую. За порогом кабинета по-прежнему толпились завуч, учителя, какой-то незнакомый мужчина и Андрюха, выглядывающий из-за его плеча. А затем вся делегация дружно завалила в кабинет. Опять поднялся шум, крики. Порядок, как ни странно, снова навела учительница рисования. Среди какофонии слов и звуков ее голос прозвучал необыкновенно ясно и уверенно. Именно под его воздействием все возмущения постепенно стихли, а он наоборот зазвучал еще четче и громче. По настоянию учительницы незнакомец, который, как выяснилось через пару секунд, оказался Андрюхиным отцом, остался в кабинете, а мы все вернулись в учительскую.
Алария
Когда порядок и тишина были восстановлен, я села напротив мужчины и представилась:
– Лариса Александровна – учительница рисования.
– Николай Сергеевич – отец Андрея, – ответили мне.
Я улыбнулась, сразу же пытаясь наладить контакт с собеседником и одновременно считать его ауру. Хм…интересно, а мужчина-то не разгневан и не удивлен. Хорошо, значит попробуем говорить прямо.
– Вы же знаете, что ваш сын не такой уж примерный, как заявляет наша завуч Зоя Михайловна, – начала я и внимательно посмотрела на него.
Николай Сергеевич согласно кивнул. Аура по-прежнему не покраснела, зато появился желтый цвет. Он имел несколько значений, одним из которых была печаль, а еще разочарование, тоска. Как же эти чувства и своим вкусом, и запахом напоминали полынь, и я моментально ощутила на языке ее горечь.
– Андрей слишком не сдержан в своих словах и суждениях, – проговорила я. – Ни один нормальный человек бы не позволил говорить гадости про своих близких и Денис в том числе.
Аура полыхнула бледно-красным цветом несогласия.
– Но сын объяснил, что конфликт произошел из-за девушки, – заявил мужчина.
– Это не совсем так, – ответила я и рассказала все то, что услышала несколько минут назад от самого обвиняемого.
Честно говоря, мне казалось, что Николай Сергеевич так просто не поверит в мой рассказ, но, как ни странно, ему даже не понадобился дар убеждения. Оказывается, Андрей уже не в первый раз позволял себе оскорбления в адрес окружающих, и отец даже беседовал с ним, но тогда на этом все и закончилось. Теперь же ситуация приобрела особенную остроту, и аура мужчины полыхала оранжево-красным негодованием. «Да… Андрэ уж точно дома не поздоровиться», – подумала я, наблюдая, как он кивает своему сыну на выход. Завуч и другие учителя, ожидавшие новых обвинений от спонсора, удивленно смотрели на эту молчаливую процессию, состоящую из хмурого мужчины и хвостиком бегущего вслед за ним паренька с подбитым глазом.
– А как же скандал?! – растерянно проговорила Зоя Михайловна.
– Его не будет, – отрубила я.
И завуч тут же облегченно опустилась на стул. «Ну, и замечательно! – пробормотала она. – Одной проблемой меньше».
Я фыркнула, затем все же положила журнал, которые так и не донесла до шкафа, махнула всем рукой и вышла, наконец, из учительской. Каково же было мое удивление, когда рядом со мной возникла темная фигура. Коридор освещался слабо, и я не сразу узнала в ней Дениса или Дэна, как он сам себя называл.
– Можно я проведу вас немного? – спокойно спросил он.
И если бы я не видела аур, не ощущала их вкуса, то может он бы и смог обмануть меня своим равнодушием, но паренек сейчас зеленел как молодая весенняя листва, представляя собой одну сплошную надежду, такую свежую, сочную, как спелое яблоко. И я просто не смогла ему отказать.
Практически всю дорогу мы молчали, я несколько раз пыталась разговорить его, но он отвечал слишком односложно. Диалога не получилось, и я, в конце концов, бросила свои попытки. Паренек провел меня до самого дома, и, только прощаясь, я снова услышала его голос.
– Спасибо, – тихо проговорил он и тепло улыбнулся.
«Красивая у него улыбка», – так некстати подумала я, провожая глазами фигуру, растворяющуюся в темноте.
А завтра меня ждал новый день, солнечный, яркий, как и сотни, тысячи таких же, которыми я самозабвенно наполняла собственную жизнь, находя радость и умиротворение в, казалось бы, совершенно простых вещах. Вот и сегодня меня ждало чудо, маленькое и пушистое.
Я снова торопилась, меня ждали ученики, а вместе с ними и целый мир, который легко расцветал на бумаге, повинуясь моим уверенных движениям кистью.
– Вы сегодня просто обворожительны! – выдал охранник на входе.
Я легко улыбнулась, кивнув головой, и полетела дальше, громко стуча каблучками. Честно говоря, урок уже начался, и я страшно опаздывала, а причиной такой задержки стал маленький пушистенький котенок угольно-черного цвета, который сейчас застыл в моих руках, испуганно выглядывая из-под рукава и жмуря глазки-бусинки. Я, конечно же, прекрасно понимала, что тащить его к себе на работу вовсе не стоило, но и бросить малыша на улице тоже казалось совершеннейше невозможно. «Назову котенка Тимом», – думала я, с восторгом почесывая его между ушками и, конечно же, абсолютно не глядя по сторонам. И только столкновение с препятствием заставило меня оторваться от темного, словно сама ночь, пушистика и поднять голову. Чуть покачнувшись, я уставилась на Дэна, который вырос передо мной как из-под земли и придержал за руку. Пришлось благодарно кивнуть головой, а затем я неожиданно легко улыбнулась, даря и ему, и все миру ту радость, которая так прочно поселилась в моем сердце. Паренек сначала нахмурился, но затем тоже несмело улыбнулся в ответ. Ну и прекрасно! Разве это не здорово поднять с утра кому-нибудь настроение, особенно если от тебя так и фонит свежей зеленью надежды, лазоревым цветом спокойствия, розовым облачком мечты, ярко-красным огнем энергии и позитива – в этом всем и есть мой секрет счастья.
Меня охватила еще большая растерянность.
– Но… но… но как же работа? – выдохнула в ответ.
– Если это так важно, могу заменить тебя в школе на несколько недель, – предложила она.
Я задумалась: злоупотреблять добротой девушки, которая и так столько сделала для нас, мне не хотелось. Точку в колебаниях как всегда поставила Танюшка, которая так умоляюще смотрела на меня, что я тут же растаяла.
Аларика
Ну, вот мои и уехали! Я добилась своего. Могу, наконец, себя поздравить. Ларисе, конечно же, упрямства не занимать, хорошо, что дар убеждения действует на нее просто отлично, иначе бы ни за что не согласилась бросить свою квартиру и работу, а девочке нужна смена климата, хоть и короткая, но реабилитация. В общем, теперь, как я и обещала своей двойняшке, иду в школу вместо нее вести уроки рисования.
А вот и знакомая дверь, я столько раз видела ее через смотровое зеркало, коридоры, лестницы. Так удивительно теперь находиться здесь, а не как раньше, наблюдать все только со стороны.
Мой первый в жизни урок дался неожиданно легко. Рисовать для меня – не проблема, с детьми тоже особых сложностей не возникло. Правда, в этот день все в школе удивлялись моему резкому преображению, и я их прекрасно понимала, потому что и одевалась иначе, чем Лариса, и прическа у меня была другой. Без особых неожиданностей и происшествий прошли все занятия, несколько раз мне, правда, пришлось применить дар убеждения, но, в целом, мы с учениками прекрасно поладили и без него. И вот последнее усилие: я несу в учительскую классный журнал. Казалось бы, ну что еще может произойти?! Но мой первый день в школе никак не хотел заканчиваться без приключений.
В учительской стояли шум и гам. Я медленно подошла ближе, стараясь понять, почему тут такой переполох. Хм… кого-то собираются вести к директору, вызывать чьих-то родителей, ставить вопрос ребром на педсовете. А потом неожиданно разглядела в галдящей толпе высокого плечистого паренька, хмуро смотрящего на все это из-под насупленных бровей. В чем же его так яростно обвиняют?! Ауры женщин светились ярко-красным цветом раздражения и гнева, паренек же наоборот, словно защищаясь, ощетинился колючками, но я видела, что на самом деле он совершенно растерян и расстроен. А мне вдруг захотелось разобраться во всем. Ну, не могла я бросить того, кто скорее всего был невиновен!
Вздохнув глубоко и набрав побольше воздуха, мне пришлось вступить в неравный бой со всем педагогическим составом. Не знаю, что подействовало сильнее или мой дар убеждения, или неожиданное заступничество, которого абсолютно никто не предполагал, а, быть может, и два в одном, но я смогла ухватить паренька за руку и утащить в кабинет завуча, подальше от стаи этих разъяренных фурий.
– Как тебя зовут? – начала я наш непростой разговор.
Мой собеседник покосился на меня, но промолчал.
– Ты можешь, конечно же, не отвечать, – продолжила свое наступление, – но знай, что я могу выслушать тебя и постараться абсолютно беспристрастно оценить ситуацию, в которой ты оказался.
Паренек недоверчиво посмотрел на меня, но снова промолчал.
– Послушай, – заговорила я, за одно усиливая на него свое воздействие, – просто расскажи, как было. Обещаю, что я разберусь во всем.
– Зачем вам это? – удивился он.
Фух! Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки!
– Не могу пройти мимо несправедливости, – ответила я, пожав плечами.
– Тогда вам придется останавливаться слишком часто, – вздохнул мой собеседник и вдруг выпалил: – Я не переношу, когда говорят гадости о моих близких!
– Благородно, – заметила я. – Ты – молодец!
– Вы на самом деле так считаете, даже не зная, что же я совершил? – удивился он.
– Конечно, а еще я надеюсь, что ты все же расскажешь мне в чем дело, – закончила я и проникновенно заглянула ему в глаза.
Дэн
День не задался с самого утра: вчера поссорился с Кристиной, а сегодня уже жалел, что наговорил ей много лишнего. «Ничего, сейчас встречу ее и извинюсь», – думал я, вышагивая по длинному коридору, пока внезапно не заметил знакомый клетчатый сарафан, который она просто обожала. Кристинка стояла ко мне спиной и спокойно обнималась с Андрюхой из параллельного класса. Я в ступоре остановился, не веря своим глазам, а Кристина, словно почувствовав мой взгляд, обернулась. «Картина Репина «Не ждали», – подумал я, внезапно вспомнив репродукцию, которая висела у нас дома уже лет десять.
– Дэнчик, ну ты же должен понимать! – затарахтела она. – Мы с тобой практически никуда не ходим, да и внимания от тебя никакого не дождешься, ни цветов, ни подарков.
– Ясно, – я криво ухмыльнулся. – Значит, для тебя именно это имело значение?
– Опять ты все усложняешь! – фыркнула Кристина.
– Дэн, ты же понимаешь, что ей со мной интересней, – вставил Андрей или, как он сам себя называл на французский манер, Андрэ, всячески подчеркивая то, что пару месяцев назад побывал с родителями во Франции.
Я горько вздохнул. Внутри все словно рвалось в тот момент, оглушительно больно, невыносимо горячо, оставляя на сердце ожоги, но я смог удержать себя в руках, смог ничего не высказать ни ему, ни ей, считая это ниже своего достоинства. И все бы закончилось для меня, да и для всех остальных, в общем-то, тоже совершенно по-другому, если бы не последние слова Андрэ, которые зацепили сильнее всего.
– Меня ждет прекрасное будущее, в отличии от тебя. Ну кем может стать сын обыкновенной посудомойки?! – издевательски протянул он.
И это стало поворотным моментом, той каплей, которая переполнила чашу моего негодования. Я размахнулся и как следует врезал ему прямо в глаз. Мой обидчик завопил, Кристинка истошно завизжала, а у нашего завуча виноватым оказался, естественно, я, тут и сомневаться не приходилось, вот и потащили меня в учительскую. Разбираться во всех тонкостях никто, конечно же, даже и не думал, виновного дружно и однозначно, всем, как говорится, педагогическим составом, определили, а бедный Андрюшенька, такой «благовоспитанный, хороший мальчик, к тому же, из приличной семьи, которая несколько раз помогала школе материально», естественно, остался беленьким и пушистеньким. Я слушал всю эту какофонию звуков, окружая себя невидимой броней, за которой прятал свое израненное сердце. И что случилось бы дальше даже сложно представить, если б не она, учительница рисования. Раньше я видел ее в школе, но никогда не замечал. Вечно печальная, серая, неприметная, наши прозвали ее мышью и пару раз даже пытались подшутить над ней, но учительница настолько оказалась погруженной в свой собственный мир, что даже этого не заметила. Вскоре к ней пропал всякий интерес, и она так и осталась для меня никем. Но сегодня, сегодня эта серая мышь, эта бледная моль оказалась совершенно не такой, как я думал. Начать с того, что выглядела она совершенно по-другому, такая легкая, тоненькая, с осиной талией, доброй, ничуть не ехидной улыбкой на немного полноватых губах, я даже засмотрелся на них не в состоянии разобрать, что же она пытается сказать. Но как только до меня дошел весь смысл ее слов, я тут же ощетинился, ожидая услышать от нее крики и вопли, как и от других учителей, однако, все произошло тихо, мирно и неожиданно. Я абсолютно ничего не смог поделать, когда чужая женская рука, такая мягкая и теплая, дотронулась до моей ладони, а потом крепко сжала ее и потащила за собой подальше от этого балагана. Честно скажу, в тот момент мне даже сопротивляться расхотелось, настолько неожиданным и притягательным выглядело сейчас мое спасение в лице этой зеленоглазой знакомой незнакомки.
В кабинете завуча было пусто. Не знаю, как ей удалось уговорить всех остальных не вмешиваться в наш разговор, но у нее это получилось. И я, наконец, смог выдохнуть хоть на несколько секунд, позволяя холодным тискам, сдавливающим сердце, немного разжаться. Честно, я был твердо настроен, что никому ничего не расскажу, даже ей, но потом внезапно взглянул в ее глаза и не нашел в них ни капли осуждения, лишь только участие и желание помочь. «Как же нечасто такое встречаешь от незнакомых людей», – подумал я. А когда она заговорила про несправедливость, меня внезапно прорвало, и я рассказал ей все с самого начала: и про ссору с Кристинкой, и про ее измену, и про Андрюху с его высказываниями про мою маму. Она слушала не перебивая, внимательно, сосредоточенно, словно и для нее это вдруг стало не менее важно, чем для меня. А когда я замолчал, учительница убежденно сказала:
– Ты не виноват!
Я удивленно застыл от такого однозначного вердикта. Не смотря на свою откровенность, я все же ожидал хоть какого-нибудь порицания, но его не было абсолютно. Мой благодарный взгляд тут же остановился на лице учительницы, и я совершенно не ко времени подумал: «А ведь она такая красивая и совсем молоденькая. Ей, наверное, около двадцати. Странно, а раньше она казалась намного старше».
– Я бы тоже так поступила, – внезапно произнесла моя собеседница.
А я удивился еще больше и тут же попытался понять, не врет ли? Нет, она говорила правду. Ни грамма лжи, ни капли недомолвок, все четко и ясно отражалось в зелени ее глаз. И почему я только раньше не замечал, какие они у нее глубокие, потрясающе, невероятно красивые, а еще, нежная, чуть бархатистая кожа, легкий, едва видимый румянец, губы, сейчас плотно сжатые, но я теперь знаю, что они могут так искренне, так тепло улыбаться.
Очарование момента испортил громкий стук в дверь, и она резко распахнулась, открывая вид на учительскую. За порогом кабинета по-прежнему толпились завуч, учителя, какой-то незнакомый мужчина и Андрюха, выглядывающий из-за его плеча. А затем вся делегация дружно завалила в кабинет. Опять поднялся шум, крики. Порядок, как ни странно, снова навела учительница рисования. Среди какофонии слов и звуков ее голос прозвучал необыкновенно ясно и уверенно. Именно под его воздействием все возмущения постепенно стихли, а он наоборот зазвучал еще четче и громче. По настоянию учительницы незнакомец, который, как выяснилось через пару секунд, оказался Андрюхиным отцом, остался в кабинете, а мы все вернулись в учительскую.
Алария
Когда порядок и тишина были восстановлен, я села напротив мужчины и представилась:
– Лариса Александровна – учительница рисования.
– Николай Сергеевич – отец Андрея, – ответили мне.
Я улыбнулась, сразу же пытаясь наладить контакт с собеседником и одновременно считать его ауру. Хм…интересно, а мужчина-то не разгневан и не удивлен. Хорошо, значит попробуем говорить прямо.
– Вы же знаете, что ваш сын не такой уж примерный, как заявляет наша завуч Зоя Михайловна, – начала я и внимательно посмотрела на него.
Николай Сергеевич согласно кивнул. Аура по-прежнему не покраснела, зато появился желтый цвет. Он имел несколько значений, одним из которых была печаль, а еще разочарование, тоска. Как же эти чувства и своим вкусом, и запахом напоминали полынь, и я моментально ощутила на языке ее горечь.
– Андрей слишком не сдержан в своих словах и суждениях, – проговорила я. – Ни один нормальный человек бы не позволил говорить гадости про своих близких и Денис в том числе.
Аура полыхнула бледно-красным цветом несогласия.
– Но сын объяснил, что конфликт произошел из-за девушки, – заявил мужчина.
– Это не совсем так, – ответила я и рассказала все то, что услышала несколько минут назад от самого обвиняемого.
Честно говоря, мне казалось, что Николай Сергеевич так просто не поверит в мой рассказ, но, как ни странно, ему даже не понадобился дар убеждения. Оказывается, Андрей уже не в первый раз позволял себе оскорбления в адрес окружающих, и отец даже беседовал с ним, но тогда на этом все и закончилось. Теперь же ситуация приобрела особенную остроту, и аура мужчины полыхала оранжево-красным негодованием. «Да… Андрэ уж точно дома не поздоровиться», – подумала я, наблюдая, как он кивает своему сыну на выход. Завуч и другие учителя, ожидавшие новых обвинений от спонсора, удивленно смотрели на эту молчаливую процессию, состоящую из хмурого мужчины и хвостиком бегущего вслед за ним паренька с подбитым глазом.
– А как же скандал?! – растерянно проговорила Зоя Михайловна.
– Его не будет, – отрубила я.
И завуч тут же облегченно опустилась на стул. «Ну, и замечательно! – пробормотала она. – Одной проблемой меньше».
Я фыркнула, затем все же положила журнал, которые так и не донесла до шкафа, махнула всем рукой и вышла, наконец, из учительской. Каково же было мое удивление, когда рядом со мной возникла темная фигура. Коридор освещался слабо, и я не сразу узнала в ней Дениса или Дэна, как он сам себя называл.
– Можно я проведу вас немного? – спокойно спросил он.
И если бы я не видела аур, не ощущала их вкуса, то может он бы и смог обмануть меня своим равнодушием, но паренек сейчас зеленел как молодая весенняя листва, представляя собой одну сплошную надежду, такую свежую, сочную, как спелое яблоко. И я просто не смогла ему отказать.
Практически всю дорогу мы молчали, я несколько раз пыталась разговорить его, но он отвечал слишком односложно. Диалога не получилось, и я, в конце концов, бросила свои попытки. Паренек провел меня до самого дома, и, только прощаясь, я снова услышала его голос.
– Спасибо, – тихо проговорил он и тепло улыбнулся.
«Красивая у него улыбка», – так некстати подумала я, провожая глазами фигуру, растворяющуюся в темноте.
А завтра меня ждал новый день, солнечный, яркий, как и сотни, тысячи таких же, которыми я самозабвенно наполняла собственную жизнь, находя радость и умиротворение в, казалось бы, совершенно простых вещах. Вот и сегодня меня ждало чудо, маленькое и пушистое.
Я снова торопилась, меня ждали ученики, а вместе с ними и целый мир, который легко расцветал на бумаге, повинуясь моим уверенных движениям кистью.
– Вы сегодня просто обворожительны! – выдал охранник на входе.
Я легко улыбнулась, кивнув головой, и полетела дальше, громко стуча каблучками. Честно говоря, урок уже начался, и я страшно опаздывала, а причиной такой задержки стал маленький пушистенький котенок угольно-черного цвета, который сейчас застыл в моих руках, испуганно выглядывая из-под рукава и жмуря глазки-бусинки. Я, конечно же, прекрасно понимала, что тащить его к себе на работу вовсе не стоило, но и бросить малыша на улице тоже казалось совершеннейше невозможно. «Назову котенка Тимом», – думала я, с восторгом почесывая его между ушками и, конечно же, абсолютно не глядя по сторонам. И только столкновение с препятствием заставило меня оторваться от темного, словно сама ночь, пушистика и поднять голову. Чуть покачнувшись, я уставилась на Дэна, который вырос передо мной как из-под земли и придержал за руку. Пришлось благодарно кивнуть головой, а затем я неожиданно легко улыбнулась, даря и ему, и все миру ту радость, которая так прочно поселилась в моем сердце. Паренек сначала нахмурился, но затем тоже несмело улыбнулся в ответ. Ну и прекрасно! Разве это не здорово поднять с утра кому-нибудь настроение, особенно если от тебя так и фонит свежей зеленью надежды, лазоревым цветом спокойствия, розовым облачком мечты, ярко-красным огнем энергии и позитива – в этом всем и есть мой секрет счастья.