Мне повезло с работой, на метро всего одна остановка от дома. Повезло только в этом.
Каблуки скользили по утреннему ледку, еще не обработанному дотошными дворниками. Я обгоняла прохожих, чувствуя, как тяжелая сумка оттягивает плечо.
Купила вчера вино и забыла выложить.
И теперь сумка тяжело бьет по бедру, пытаясь лишить меня равновесия. Сжав зубы, берегу нервы, молча обхожу неспешно прогуливающихся прохожих, мешающих торопыгам вроде меня. Впереди мелькнула ярко розовая коляска. Молодая мама увлеченно трещит по телефону, небрежно толкая коляску перед собой. Я обхожу ее, заглядывая в люльку ловлю устремленный прямо на меня, странно осмысленный взгляд младенца. Улыбаюсь крохе и сворачиваю к переходу. Перед моим носом загорается красный. Чертыхаюсь про себя, проверяю по телефону время. Есть ли смысл торопиться? Табло мигает пропущенным вызовом. Нажимаю перезвонить, когда мимо меня выкатывает розовая коляска. Малыш, узнав, улыбается и взмахивает крохотной ручкой. Автоматически улыбаюсь ему, отворачиваюсь и сосредотачиваюсь на мужском голосе. Краем глаза замечаю, что коляска продолжает движение, выкатываясь к проезжей части. Болтушки мамы «за рулем» нет. Растерянно оглядываюсь, замечаю, что она улыбается в телефон, делая селфи на фоне витрины. Сердце пропускает один удар. Выронив телефон, кидаюсь за коляской. Слышен резкий визг тормозов. Выхватываю из-под изгвазданной легковушки ручку коляски и дергаю на себя, выталкивая ее за спину. Слышу отборный мат водителя. Как в замедленной съемке замечаю радостную улыбку младенца, побелевшее и перекошенное от страха лицо его матери. Горит красный, машины летят мимо. Ноги скользят, я беспомощно взмахиваю руками, теряю равновесие и валюсь на проезжую часть. Слепящий блеск фар, смазанный промельк черных шин, запоздалый визг тормозов, резкая боль, и я проваливаюсь во тьму.
Ясунари
Сознание постепенно возвращается. Медленно, но верно приходит запах. Сладкий, тяжелый, напоминающий ароматы зимних пирогов с цукатами и яблочных с корицей. Аромат будит воспоминания о жизни. Перед глазами вновь мелькает коляска с малышом, проносящиеся мимо огни фар, летящее на меня колесо и тьма, затянувшая все. В ушах стихает визг тормозов и разрывающий рев клаксонов. Тьма цепко держит и не отпускает, суля покой и негу измученной душе. Нужно только отрешиться от назойливого мира, не отпускающего меня от себя.
- Очнитесь, химегими,- тихий испуганный шепот врывается в глухую темноту.- Ох, что же делать мне, бедной? Дойдет до микадо, что его младшая дочь выпила яд, а я не уследила, и не сносить мне головы!
Тихий звук чужого голоса острой булавкой впивается в висок, раздражает, будоражит, вызывая беспокойство. Все тело еще ноет, память о боли, разрывающей каждый атом тела, свежа. Я чувствую, как к губам прикасается приятно гладкий прохладный край поильника. Рот заполняется душистым отваром с ярким фруктовым вкусом. Тьма нехотя, ворча, отступает, не желая терять свою жертву. Приятные ощущения и ароматы отгоняют беспокойство. После иссушающей агонии, еще недавно сжигающей внутренности, ни с чем не сравнимое удовольствие чувствовать на языке ароматную прохладную влагу. В ноздри лезут смеси курительных благовоний. Ненавязчивые ароматы корицы с тонким горьковатым цитрусом. Вдыхаю глубже, наслаждаясь покоем, не торопясь открывать тяжелых, налитых свинцом век. Легкий шорох привлекает внимание, на лицо повеяло прохладой и тонким ароматом цветущего сада. Тот же тихий голос шепчет вновь, добавив ноток паники:
- Онзоси-сан, химегими не реагирует, вторая стража на исходе, а она еще не шевелилась, дыхания почти нет. Может послать за лекарем?
- Успокойся, О’Цуру, госпожа Ясунари в порядке. Яд нейтрализован, она просто спит. Еще до третьей стражи откроет глаза,- новый голос звучал прохладно и немного резковато.- Прикрой плотнее створу сёдзи - сквозит.
Говорившая сдерживала свое раздражение, стараясь казаться уверенной и равнодушной.
Странные имена, похожи на восточные. Вроде японские… Странная манера речи. Куда я попала? Это происходит на самом деле или галлюцинация? Может я в клинике? Я же после аварии, наверно переправили в японскую клинику? Только как я понимаю говорящих? Я же не знаю японский… или это не японский?
Метания мыслей в моей голове прерывает счастливый выдох. Движение воздуха и удаляющееся шуршание одежды возвестили, что одна из женщин ушла.
- Ох, Онзоси-сан, благодарю успокоили. Наша юная госпожа такая впечатлительная все горюет по молодому сайсё из Сиракава,- запричитала О’Цуру. Губ касается влажная душистая ткань. Капельки ароматной воды скатываются по подбородку и шее, щекоча кожу, но я терплю, стараясь не выдать себя и услышать больше.- Назначает тяжелейшие испытания претендентам на ее руку, и сама же страдает, когда молодые кэраи погибают.
- Помолчи, О’Цуру, не твоего ума дело,- обрывает не в меру разговорившуюся девушку Онзоси.
- Но разве не так, госпожа?- упрямится молодая.- Две ее сестры тоже назначали испытания. По весне, на праздник Сэцубун, когда цветет слива. Но то были состязание в стихосложении хокку, игре на струнном дзябисэне, стрельбе из лука. Химегими Ясунари требует сражений с горными леопардами, выбирает для них самый холодный «месяц инея». Служанки поговаривают, что новый претендент, кэрай Сабуро из провинции Ямато не вернется к родителям,- голос прерывается едва сдерживаемыми слезами. Справившись с собой девушка печально добавляет:- Жаль, он так хорош и совсем еще молод. А какие слагает танка! Вчера, после полуночи, когда взошла луна, он читал у открытого окна свои сочинения, а мы подслушивали. Какая тонкая у него душа! Как он чувствует! Отец его доблестный военачальник Досимару самми-тюдзе останется без третьего сына.
Я перестала дышать, забыв про надоедливую муху, ползущую по лбу, щекотно перебирающую лапками.
- Прикуси язык, О’Цуру, или останешься без оного и пойдешь украшать улицы, торгуя собой,- цыкнула на разошедшуюся девицу Онзоси.- Ясунари дочь микадо, она не может быть супругой слабого кэрая. Микадо уже немолод, он присматривает приемника. Сколько ни молились супруги о наследнике, даже ходили паломниками в храм на Исэ поклониться и просить о милости богиню Каннон. Но боги распорядились иначе. Ему нужен смелый и умный, хорошего рода, умеющий удержать все девять провинций в повиновении. Умением слагать красивые танка и игрой на струнных в деле правления не преуспеешь. Да и стрельбой даже на сотню кэнов мало что можно решить. Это не простая задача. Не тебе глупой судить о выборе микадо, О’Цуру. Мух не забывай отгонять!
Девушка, прикусила язычок, зашуршали шаги, негромко щелкнул механизм, и в лицо повеяло прохладой. Щекотка прекратилась, и я вновь обратилась в слух, надеясь еще узнать о том месте, куда я попала. Молодая служанка не разочаровала.
- Онзоси-сан, мне жаль молодого кэрая Сабуро. Он совсем не похож на грубого сайсё из Сиракава.
- Какая ты сердобольная, О’Цуру, надо бы заменить тебя Надесико. Она глуховата и не различает танка от рева ослиц,- фыркнула женщина.
- Ох, госпожа, не гневайтесь!- воскликнула девушка, и рядом со мной что-то с шумом рухнуло на пол.- Не меняйте меня на Надесико. Юная госпожа любит мои сказки и болтовню, а Надесико груба и не умеет достойно развлечь химегими.
- Успокойся, несчастная, встань!- холодно произнесла Онзоси.- Можешь передать влюбленным в молодого кэрая служанкам, испытания для вашего любимчика Сабуро будут легкими. Вам всем понравиться.
- Что приготовила юная госпожа Ясунари?- в дрогнувшем голосе девушки не было ни грамма любопытства, один чистый страх.
Похоже, эта самая Ясунари, о которой они уже полчаса толкуют, дочь какой-то местной шишки, настоящий монстр, истребляющий желающих присвататься к ней парней. Вон как та, что зовется О’Цуру, переживает за парней. Кто она нянечка или медсестра? Посмотреть бы, но они толкутся рядом, ни на шаг не отступая, словно я царевна какая.
Послышался тихий звук, словно кроха-мышь заскреблась где-то в дальнем углу. Зашуршала ткань, скрипнуло дерево, и ноздри защекотал аромат.
- Онзоси-сан, для госпожи принесли дзюбако с первым завтраком,- проговорила О’Цуру.- Проверьте, госпожа. Микадо приказал все, что приносят для химегими проверять.
- Ну и чего ты ждешь, глупая?- хмыкнула старшая.- Открывай ларец, бери палочки и пробуй.
- Но как же, Онзоси-сан,- опешила «младшая»,- это ваша работа. Вам положено перепроверять все, что доставляют юной госпоже.
- Будешь спорить, О’Цуру, заменю тебя Надесико,- включила шантаж Онзоси.- Или ешь, или зови другую.
Понимая, что обе женщины увлечены спором, и смотрят куда угодно, но не на меня, я осторожно приоткрыла глаз. Обвела им вокруг, и выругалась про себя. С Японией я, похоже, угадала. И это единственное. Окружающая шелковая с позолотой роскошь совсем не напоминала палаты интенсивной терапии. Глаза натыкались на расписных павлинов и розоватые головки пионов, обильно украшавшие стены и рамочные раздвижные двери. Спустив взгляд вниз, разглядела гладкий, словно покрытый лаком пол и плетеные коврики, на которых меня устроили, подложив пуховую перину. Напротив меня, чуть ближе к такой двери спорили две женщины. Старшая казалась дорогой статуэткой из фарфора, одетой в широкое и многослойное кимоно из лилового шелка. Высокую башню прически украшало множество золотых гребней. На густо набеленном лице выделялись алым бантиком губы, сурьмленные брови и зубы вызвали оторопь сажево-черным колером. Она тыкала в небольшую изукрашенную шкатулку, стоящую на низком красного цвета лакированном столике, который держала в руке стройная девушка, одетая в розовое кимоно, подпоясанное широкой белой лентой. В ее прическе трепетало множество разноцветных крыльев искусно сделанных бабочек. Она мотала головой, бормотала оправдания и испуганно пятилась к раздвижным, оклеенным тонкой бумагой дверям.
И что это за цирк? Куда я попала?
Глянула вниз на тело, и заметила лежащие поверх вышитого золотом и бисером парчового покрывала тонкие, словно вылепленные из фарфора руки с длинными прозрачными пальцами. Изящные кисти прятались в нежно розовых широких рукавах шелковой сорочки. Еще не веря глазам, пошевелила пальцами, глядя, как тонкие ладошки погладили золотое шитье. Я перестала дышать. Испугано уставившись на чужие кисти рук, гадая, куда делись мои.
Это мои руки? Не может быть! Зеркало, мне нужно зеркало!
Дзиро
На чердаке роскошного дома императорского наместник пыльно и жарко. Нагревшаяся за день крыша щедро отдавала тепло, превратив в пекло застоявшийся воздух. К большой прорехе в обшивке приник темноволосый парнишка лет двадцати в простой, но добротного кроя рубашке и широких темных штанах. На соломе, выстилавшей пол, валялись небрежно сброшенные деревянные сандалии.
- Риса, тише или нас услышит старая нянька и доложит все мачехе. А та, конечно же, нажалуется отцу,- шикнул на мяукающую и трущуюся о ноги кошку парень, следящий за сменой стражников, топающих по узорным плиткам двора, охраняя княжеские богатства.- И буду я махать вакидзаси, отрабатывая удары, на жаре пока златовласая Аматэрасу не коснется края горизонта. Отец во всем слушается свою жену. Она словно девятихвостая рыжая оборотень-кицунэ околдовала его.
Услышав последние слова, кошка злобно зашипела и выгнула спину, впуская когти в деревянные половицы. Парень отлип от щели, резко повернулся, так что длинный хвост темных волос, высоко закрепленных на затылке, захлестнул шею.
- Нам опасно тут оставаться,- парень схватил пушистую красавицу и притянул к себе на колени, нежно поглаживая между ушами.- Ты самая умная кошка, которую я встречал. Нельзя, чтобы это заметили другие, а у мачехи везде шпионы. Я не могу тебя потерять, ты дорога мне как память о матушке. Не зря она перед смертью потребовала, чтобы я слушал тебя во всем. Я-то думал, она заговаривается… Может ты и не кошка вовсе? Может ты оборотень?
Коша насмешливо фыркнула, вывернулась из рук хозяина и спрыгнула на пол. С независимым видом уселась и начала вылизывать серый полосатый мех, как самая обычная кошка. Парень белозубо усмехнулся и погрозил ей пальцем.
- Ну-ну не притворяйся. Я-то тебя насквозь вижу,- он глянул в сторону щели, где виднелся угол богатого дома.- И ты знаешь, что мне здесь больше оставаться нельзя. Служанки болтали, что мачеха в тягости и скоро у отца появится сын. Мачеха все сделает, чтобы наследником стал он. Я уже решил, Риса, что уйду. Но перед этим узнаю тайну десятой кладовой.
Кошка бросила вылизываться, глянула в сторону парня и недовольно муркнула. Парнишка хмыкнул, глядя на свою любимицу, вытер выступивший на висках и лбу пот и упрямо вздернул подборок.
- И не отговаривай меня. Я решил идти сегодня ночью. У меня и ключ есть.
Он вытащил из кармана широких штанов ключ размером с его ладонь, с затейливым узором головки и подбросил вверх. Кошка прыгнула, пытаясь перехватить ключ в воздухе, но парень оказался ловчее, и ключ снова зажат в его руке.
- Нет уж, Риса, тебе меня не одолеть. Я столько тренировался,- он самодовольно усмехнулся, глядя на кошку, с укором глядящую на руку с ключом.- Прадед точно спрятал там что-то очень ценное. И пока мачеха не прибрала это к рукам, я заберу его сам.
- Господин Дзиро, госпожа Кацуми ищет вас везде,- крышка люка мягко легла на пол и в проеме показалась тонкая фигурка девушки.- Господин гневается, что вы пропустите обед.
Расковые зеленые глаза с тревогой глядят на молодого хозяина. Темные волосы гостьи, туго заплетенные в косы, блестят на темечке. Грубый пояс, перехвативший простое из небеленого полотна платье с разрезами вдоль бедер, подчеркивает изящество стройного стана. Щеки покрытого легким золотистым загаром лица смущено вспыхивают румянцем первого чувства.
- Фумико, не выдавай меня, скажи, что нашла меня в молельне, молящимся за упокой души матушки,- вскочил со своего места Дзиро и в два шага покрыл расстояние до люка.- А я мигом… переоденусь только.
- Я передам, как вы просили, Дзиро-сан,- девушка учтиво склонилась перед господином, сложив руки перед собой.
- Ты самая лучшая, Фумико!
Парень наклонился, звонко чмокнул в алеющую румянцем щеку и скользнул в широкий люк. Не касаясь ступеней, мягко приземлился на богатые циновки, застилавшие пол, и что есть мочи рванул к лестнице, ведущей в жилые покои. Девушка тяжело вздохнула, потерла место, куда пришелся поцелуй и покачала головой, тихо пробормотав:
- Берегите себя, сайсё. Что-то недоброе замыслила хозяйка. И она уверена в своем успехе.
Девушка выдохнула, медленно спустилась на несколько ступеней, прикрывая за собой люк. Когда крышка мягко легла в пазы, кошка, о которой забыли, рванула к щели. Кошачьи глаза заметили бегущего по двору со всех ног хозяина, на ходу подвязывающего шелковый короткий халат. Неодобрительно фыркнув, она совсем по-человечески покачала головой и растаяла в воздухе.
* * *
Ночь не принесла долгожданной прохлады, спустившись на уставший от зноя город Эдо. Лимонный диск луны ярко сиял на ночном небосклоне, затмевая блеск россыпи звезд. В храме на площади шла служба, прихожане молились о дожде и долгожданной прохладе.
Каблуки скользили по утреннему ледку, еще не обработанному дотошными дворниками. Я обгоняла прохожих, чувствуя, как тяжелая сумка оттягивает плечо.
Купила вчера вино и забыла выложить.
И теперь сумка тяжело бьет по бедру, пытаясь лишить меня равновесия. Сжав зубы, берегу нервы, молча обхожу неспешно прогуливающихся прохожих, мешающих торопыгам вроде меня. Впереди мелькнула ярко розовая коляска. Молодая мама увлеченно трещит по телефону, небрежно толкая коляску перед собой. Я обхожу ее, заглядывая в люльку ловлю устремленный прямо на меня, странно осмысленный взгляд младенца. Улыбаюсь крохе и сворачиваю к переходу. Перед моим носом загорается красный. Чертыхаюсь про себя, проверяю по телефону время. Есть ли смысл торопиться? Табло мигает пропущенным вызовом. Нажимаю перезвонить, когда мимо меня выкатывает розовая коляска. Малыш, узнав, улыбается и взмахивает крохотной ручкой. Автоматически улыбаюсь ему, отворачиваюсь и сосредотачиваюсь на мужском голосе. Краем глаза замечаю, что коляска продолжает движение, выкатываясь к проезжей части. Болтушки мамы «за рулем» нет. Растерянно оглядываюсь, замечаю, что она улыбается в телефон, делая селфи на фоне витрины. Сердце пропускает один удар. Выронив телефон, кидаюсь за коляской. Слышен резкий визг тормозов. Выхватываю из-под изгвазданной легковушки ручку коляски и дергаю на себя, выталкивая ее за спину. Слышу отборный мат водителя. Как в замедленной съемке замечаю радостную улыбку младенца, побелевшее и перекошенное от страха лицо его матери. Горит красный, машины летят мимо. Ноги скользят, я беспомощно взмахиваю руками, теряю равновесие и валюсь на проезжую часть. Слепящий блеск фар, смазанный промельк черных шин, запоздалый визг тормозов, резкая боль, и я проваливаюсь во тьму.
Глава 1
Ясунари
Сознание постепенно возвращается. Медленно, но верно приходит запах. Сладкий, тяжелый, напоминающий ароматы зимних пирогов с цукатами и яблочных с корицей. Аромат будит воспоминания о жизни. Перед глазами вновь мелькает коляска с малышом, проносящиеся мимо огни фар, летящее на меня колесо и тьма, затянувшая все. В ушах стихает визг тормозов и разрывающий рев клаксонов. Тьма цепко держит и не отпускает, суля покой и негу измученной душе. Нужно только отрешиться от назойливого мира, не отпускающего меня от себя.
- Очнитесь, химегими,- тихий испуганный шепот врывается в глухую темноту.- Ох, что же делать мне, бедной? Дойдет до микадо, что его младшая дочь выпила яд, а я не уследила, и не сносить мне головы!
Тихий звук чужого голоса острой булавкой впивается в висок, раздражает, будоражит, вызывая беспокойство. Все тело еще ноет, память о боли, разрывающей каждый атом тела, свежа. Я чувствую, как к губам прикасается приятно гладкий прохладный край поильника. Рот заполняется душистым отваром с ярким фруктовым вкусом. Тьма нехотя, ворча, отступает, не желая терять свою жертву. Приятные ощущения и ароматы отгоняют беспокойство. После иссушающей агонии, еще недавно сжигающей внутренности, ни с чем не сравнимое удовольствие чувствовать на языке ароматную прохладную влагу. В ноздри лезут смеси курительных благовоний. Ненавязчивые ароматы корицы с тонким горьковатым цитрусом. Вдыхаю глубже, наслаждаясь покоем, не торопясь открывать тяжелых, налитых свинцом век. Легкий шорох привлекает внимание, на лицо повеяло прохладой и тонким ароматом цветущего сада. Тот же тихий голос шепчет вновь, добавив ноток паники:
- Онзоси-сан, химегими не реагирует, вторая стража на исходе, а она еще не шевелилась, дыхания почти нет. Может послать за лекарем?
- Успокойся, О’Цуру, госпожа Ясунари в порядке. Яд нейтрализован, она просто спит. Еще до третьей стражи откроет глаза,- новый голос звучал прохладно и немного резковато.- Прикрой плотнее створу сёдзи - сквозит.
Говорившая сдерживала свое раздражение, стараясь казаться уверенной и равнодушной.
Странные имена, похожи на восточные. Вроде японские… Странная манера речи. Куда я попала? Это происходит на самом деле или галлюцинация? Может я в клинике? Я же после аварии, наверно переправили в японскую клинику? Только как я понимаю говорящих? Я же не знаю японский… или это не японский?
Метания мыслей в моей голове прерывает счастливый выдох. Движение воздуха и удаляющееся шуршание одежды возвестили, что одна из женщин ушла.
- Ох, Онзоси-сан, благодарю успокоили. Наша юная госпожа такая впечатлительная все горюет по молодому сайсё из Сиракава,- запричитала О’Цуру. Губ касается влажная душистая ткань. Капельки ароматной воды скатываются по подбородку и шее, щекоча кожу, но я терплю, стараясь не выдать себя и услышать больше.- Назначает тяжелейшие испытания претендентам на ее руку, и сама же страдает, когда молодые кэраи погибают.
- Помолчи, О’Цуру, не твоего ума дело,- обрывает не в меру разговорившуюся девушку Онзоси.
- Но разве не так, госпожа?- упрямится молодая.- Две ее сестры тоже назначали испытания. По весне, на праздник Сэцубун, когда цветет слива. Но то были состязание в стихосложении хокку, игре на струнном дзябисэне, стрельбе из лука. Химегими Ясунари требует сражений с горными леопардами, выбирает для них самый холодный «месяц инея». Служанки поговаривают, что новый претендент, кэрай Сабуро из провинции Ямато не вернется к родителям,- голос прерывается едва сдерживаемыми слезами. Справившись с собой девушка печально добавляет:- Жаль, он так хорош и совсем еще молод. А какие слагает танка! Вчера, после полуночи, когда взошла луна, он читал у открытого окна свои сочинения, а мы подслушивали. Какая тонкая у него душа! Как он чувствует! Отец его доблестный военачальник Досимару самми-тюдзе останется без третьего сына.
Я перестала дышать, забыв про надоедливую муху, ползущую по лбу, щекотно перебирающую лапками.
- Прикуси язык, О’Цуру, или останешься без оного и пойдешь украшать улицы, торгуя собой,- цыкнула на разошедшуюся девицу Онзоси.- Ясунари дочь микадо, она не может быть супругой слабого кэрая. Микадо уже немолод, он присматривает приемника. Сколько ни молились супруги о наследнике, даже ходили паломниками в храм на Исэ поклониться и просить о милости богиню Каннон. Но боги распорядились иначе. Ему нужен смелый и умный, хорошего рода, умеющий удержать все девять провинций в повиновении. Умением слагать красивые танка и игрой на струнных в деле правления не преуспеешь. Да и стрельбой даже на сотню кэнов мало что можно решить. Это не простая задача. Не тебе глупой судить о выборе микадо, О’Цуру. Мух не забывай отгонять!
Девушка, прикусила язычок, зашуршали шаги, негромко щелкнул механизм, и в лицо повеяло прохладой. Щекотка прекратилась, и я вновь обратилась в слух, надеясь еще узнать о том месте, куда я попала. Молодая служанка не разочаровала.
- Онзоси-сан, мне жаль молодого кэрая Сабуро. Он совсем не похож на грубого сайсё из Сиракава.
- Какая ты сердобольная, О’Цуру, надо бы заменить тебя Надесико. Она глуховата и не различает танка от рева ослиц,- фыркнула женщина.
- Ох, госпожа, не гневайтесь!- воскликнула девушка, и рядом со мной что-то с шумом рухнуло на пол.- Не меняйте меня на Надесико. Юная госпожа любит мои сказки и болтовню, а Надесико груба и не умеет достойно развлечь химегими.
- Успокойся, несчастная, встань!- холодно произнесла Онзоси.- Можешь передать влюбленным в молодого кэрая служанкам, испытания для вашего любимчика Сабуро будут легкими. Вам всем понравиться.
- Что приготовила юная госпожа Ясунари?- в дрогнувшем голосе девушки не было ни грамма любопытства, один чистый страх.
Похоже, эта самая Ясунари, о которой они уже полчаса толкуют, дочь какой-то местной шишки, настоящий монстр, истребляющий желающих присвататься к ней парней. Вон как та, что зовется О’Цуру, переживает за парней. Кто она нянечка или медсестра? Посмотреть бы, но они толкутся рядом, ни на шаг не отступая, словно я царевна какая.
Послышался тихий звук, словно кроха-мышь заскреблась где-то в дальнем углу. Зашуршала ткань, скрипнуло дерево, и ноздри защекотал аромат.
- Онзоси-сан, для госпожи принесли дзюбако с первым завтраком,- проговорила О’Цуру.- Проверьте, госпожа. Микадо приказал все, что приносят для химегими проверять.
- Ну и чего ты ждешь, глупая?- хмыкнула старшая.- Открывай ларец, бери палочки и пробуй.
- Но как же, Онзоси-сан,- опешила «младшая»,- это ваша работа. Вам положено перепроверять все, что доставляют юной госпоже.
- Будешь спорить, О’Цуру, заменю тебя Надесико,- включила шантаж Онзоси.- Или ешь, или зови другую.
Понимая, что обе женщины увлечены спором, и смотрят куда угодно, но не на меня, я осторожно приоткрыла глаз. Обвела им вокруг, и выругалась про себя. С Японией я, похоже, угадала. И это единственное. Окружающая шелковая с позолотой роскошь совсем не напоминала палаты интенсивной терапии. Глаза натыкались на расписных павлинов и розоватые головки пионов, обильно украшавшие стены и рамочные раздвижные двери. Спустив взгляд вниз, разглядела гладкий, словно покрытый лаком пол и плетеные коврики, на которых меня устроили, подложив пуховую перину. Напротив меня, чуть ближе к такой двери спорили две женщины. Старшая казалась дорогой статуэткой из фарфора, одетой в широкое и многослойное кимоно из лилового шелка. Высокую башню прически украшало множество золотых гребней. На густо набеленном лице выделялись алым бантиком губы, сурьмленные брови и зубы вызвали оторопь сажево-черным колером. Она тыкала в небольшую изукрашенную шкатулку, стоящую на низком красного цвета лакированном столике, который держала в руке стройная девушка, одетая в розовое кимоно, подпоясанное широкой белой лентой. В ее прическе трепетало множество разноцветных крыльев искусно сделанных бабочек. Она мотала головой, бормотала оправдания и испуганно пятилась к раздвижным, оклеенным тонкой бумагой дверям.
И что это за цирк? Куда я попала?
Глянула вниз на тело, и заметила лежащие поверх вышитого золотом и бисером парчового покрывала тонкие, словно вылепленные из фарфора руки с длинными прозрачными пальцами. Изящные кисти прятались в нежно розовых широких рукавах шелковой сорочки. Еще не веря глазам, пошевелила пальцами, глядя, как тонкие ладошки погладили золотое шитье. Я перестала дышать. Испугано уставившись на чужие кисти рук, гадая, куда делись мои.
Это мои руки? Не может быть! Зеркало, мне нужно зеркало!
Глава 2
Дзиро
На чердаке роскошного дома императорского наместник пыльно и жарко. Нагревшаяся за день крыша щедро отдавала тепло, превратив в пекло застоявшийся воздух. К большой прорехе в обшивке приник темноволосый парнишка лет двадцати в простой, но добротного кроя рубашке и широких темных штанах. На соломе, выстилавшей пол, валялись небрежно сброшенные деревянные сандалии.
- Риса, тише или нас услышит старая нянька и доложит все мачехе. А та, конечно же, нажалуется отцу,- шикнул на мяукающую и трущуюся о ноги кошку парень, следящий за сменой стражников, топающих по узорным плиткам двора, охраняя княжеские богатства.- И буду я махать вакидзаси, отрабатывая удары, на жаре пока златовласая Аматэрасу не коснется края горизонта. Отец во всем слушается свою жену. Она словно девятихвостая рыжая оборотень-кицунэ околдовала его.
Услышав последние слова, кошка злобно зашипела и выгнула спину, впуская когти в деревянные половицы. Парень отлип от щели, резко повернулся, так что длинный хвост темных волос, высоко закрепленных на затылке, захлестнул шею.
- Нам опасно тут оставаться,- парень схватил пушистую красавицу и притянул к себе на колени, нежно поглаживая между ушами.- Ты самая умная кошка, которую я встречал. Нельзя, чтобы это заметили другие, а у мачехи везде шпионы. Я не могу тебя потерять, ты дорога мне как память о матушке. Не зря она перед смертью потребовала, чтобы я слушал тебя во всем. Я-то думал, она заговаривается… Может ты и не кошка вовсе? Может ты оборотень?
Коша насмешливо фыркнула, вывернулась из рук хозяина и спрыгнула на пол. С независимым видом уселась и начала вылизывать серый полосатый мех, как самая обычная кошка. Парень белозубо усмехнулся и погрозил ей пальцем.
- Ну-ну не притворяйся. Я-то тебя насквозь вижу,- он глянул в сторону щели, где виднелся угол богатого дома.- И ты знаешь, что мне здесь больше оставаться нельзя. Служанки болтали, что мачеха в тягости и скоро у отца появится сын. Мачеха все сделает, чтобы наследником стал он. Я уже решил, Риса, что уйду. Но перед этим узнаю тайну десятой кладовой.
Кошка бросила вылизываться, глянула в сторону парня и недовольно муркнула. Парнишка хмыкнул, глядя на свою любимицу, вытер выступивший на висках и лбу пот и упрямо вздернул подборок.
- И не отговаривай меня. Я решил идти сегодня ночью. У меня и ключ есть.
Он вытащил из кармана широких штанов ключ размером с его ладонь, с затейливым узором головки и подбросил вверх. Кошка прыгнула, пытаясь перехватить ключ в воздухе, но парень оказался ловчее, и ключ снова зажат в его руке.
- Нет уж, Риса, тебе меня не одолеть. Я столько тренировался,- он самодовольно усмехнулся, глядя на кошку, с укором глядящую на руку с ключом.- Прадед точно спрятал там что-то очень ценное. И пока мачеха не прибрала это к рукам, я заберу его сам.
- Господин Дзиро, госпожа Кацуми ищет вас везде,- крышка люка мягко легла на пол и в проеме показалась тонкая фигурка девушки.- Господин гневается, что вы пропустите обед.
Расковые зеленые глаза с тревогой глядят на молодого хозяина. Темные волосы гостьи, туго заплетенные в косы, блестят на темечке. Грубый пояс, перехвативший простое из небеленого полотна платье с разрезами вдоль бедер, подчеркивает изящество стройного стана. Щеки покрытого легким золотистым загаром лица смущено вспыхивают румянцем первого чувства.
- Фумико, не выдавай меня, скажи, что нашла меня в молельне, молящимся за упокой души матушки,- вскочил со своего места Дзиро и в два шага покрыл расстояние до люка.- А я мигом… переоденусь только.
- Я передам, как вы просили, Дзиро-сан,- девушка учтиво склонилась перед господином, сложив руки перед собой.
- Ты самая лучшая, Фумико!
Парень наклонился, звонко чмокнул в алеющую румянцем щеку и скользнул в широкий люк. Не касаясь ступеней, мягко приземлился на богатые циновки, застилавшие пол, и что есть мочи рванул к лестнице, ведущей в жилые покои. Девушка тяжело вздохнула, потерла место, куда пришелся поцелуй и покачала головой, тихо пробормотав:
- Берегите себя, сайсё. Что-то недоброе замыслила хозяйка. И она уверена в своем успехе.
Девушка выдохнула, медленно спустилась на несколько ступеней, прикрывая за собой люк. Когда крышка мягко легла в пазы, кошка, о которой забыли, рванула к щели. Кошачьи глаза заметили бегущего по двору со всех ног хозяина, на ходу подвязывающего шелковый короткий халат. Неодобрительно фыркнув, она совсем по-человечески покачала головой и растаяла в воздухе.
* * *
Ночь не принесла долгожданной прохлады, спустившись на уставший от зноя город Эдо. Лимонный диск луны ярко сиял на ночном небосклоне, затмевая блеск россыпи звезд. В храме на площади шла служба, прихожане молились о дожде и долгожданной прохладе.
