Тетя Лида грустно кивнула, глядя в окно. Прокашлялась, тихо произнесла:
— Хорошие здесь места, дом хороший, люди дружные.
— Игорь пишет?
— Нет. Поеду к нему. Поехать, как ты думаешь?
— Не знаю, — честно призналась я.
Зная Игоря, полагаю, визиту матери он не обрадуется. Тетя Лида ему теперь не нужна. Это раньше он терпел ее, потому что в ней нуждался. А нынче на моем банковском счету настроен автоматический перевод – каждый месяц на карту моего двоюродного братца с него уходит приличная сумма. В ответ я требую, чтобы он дважды в месяц посещал собрания клуба глухонемых «Тишина». Я периодически проверяю, не обманывает ли он. Иногда он жульничает, притворяется больным, но открыто конфликтовать не решается, зная мой характер. Игорю всегда мало этих денег. Он тратит все на компьютерные прибамбасы, заказывает на дом еду и девушек, иногда неделями не вылезая из квартиры, которую, кстати, ему купила я. Мы с братом не слишком жаждем друг друга видеть и общаемся только посредством электронных писем и телефонных сообщений.
Раньше я часто расспрашивала тетю Лиду о моих родителях, полагая, что она что-то скрывает. Но шли годы, и со временем я поняла, что тетка мало что знает. Когда мне было девять, наша машина упала в пропасть с горного серпантина на побережье. Я каким-то образом выжила, меня нашли на уступе скалы ниже того места, где автомобиль слетел с трассы – скорее всего меня выбросило в открывшуюся дверь, когда машина ударилась о кручу. После гибели родителей я в буквальном смысле осталась без ничего, ведь жили мы как цыгане, вечно переезжали и нигде не задерживались больше трех месяцев. Наше имущество помещалось в багажнике машины. Я находилась на семейном обучении и раз в полгода сдавала экзамены в школе в Вологде. Все наши родственники думали, что отец инженер и ездит по стройкам, но после его смерти выяснилось, что ни мать, ни отец нигде не работали.
Я ничего не помню. Ничего. Тетя Лида утверждает, что на опознании останков узнала обоих моих родителей, и что сомнений в их гибели быть не может. Но, подрастая, я все ковырялась в ее душевной ране, не давая ей зажить, высказывая все новые предположения, пытаясь докопаться до истины, пока в один прекрасный день всегда сдержанная тетка не наорала на меня. Она кричала, что моя мама была блаженной, что она заставила моего отца вести какую-то странную жизнь, превратив его в бесприютного раба. Что сама тетка именно из-за этого не хотела забирать меня из детдома, так как видела во мне черты матери. Что ее брат так увлекся странной девушкой, моей мамой, что оторвался от родных корней, а она… о ней почти ничего не было известно. И если бы не она, то возможно… И тогда я поняла, что они действительно погибли. Что тетя Лида видела их мертвыми, обгоревшими. Иначе она тоже верила бы в возможность ошибки и не смогла бы этого скрыть. Должно быть, я слишком привыкла к волшебству, чтобы смириться сразу, но постепенно смирилась с мыслью, что на мою долю отмерено лишь ограниченное количество чудес.
Где-то вдали загрохотало – приближалась гроза. Я выложила на стол пачку купюр.
— Вот, на хозяйство, крышу там починить, ты ж говорила, надо.
Тетя Лида округлила глаза:
— Настюш, откуда такие деньжищи? Все никак не пойму, кем ты работаешь там? Неужели платят столько?
— А то, — весело сказала я. — Я же говорила тебе: я консультант по редким книгам, за мало, кому попало, не продаюсь. Гляди!
Я подняла с пола сумку и достала «Нравы и повадки фей» Фергюсона. Киприянов вряд ли заметит теперь пропажу, а книга мне действительно нужна – в ней моя юность, надежды и страхи. Здесь, в доме тети Лиды, будет мой штаб. Аглая дала мне адреса «наших», и я не успокоюсь, пока не предупрежу всех. Несколько фей-полукровок уже наблюдает за домами Киприянова и Сениного отчима.
— А… ну тогда… — неуверенно, но несколько успокоено пробормотала тетя Лида, разглядывая редкую книгу.
Она незаметно накрыла деньги полотенцем и смела их в ящик стола.
— Слушай, Настюш, тетя Клава звонила. Помнишь сестру мою двоюродную, из Харькова?
— Жива еще? — удивилась я.
— Жива. Все говорю ей: переезжай ко мне, досмотрю, ты ж одинокая…
Я кивнула. Эпопея с престарелой одинокой тетей Клавой длится уже несколько лет. Сдается мне, она так и помрет в пустом, но родном доме, и, надо сказать, я ее понимаю. Тетя Лида однажды сказала, что из всей семьи мужа моя мама сблизилась только с тетей Клавой. Понимаю, почему. Никого добрее и ласковей старенькой Харьковской тетушки я не встречала.
— Так, слушай, что она вдруг вспомнила, — тетя Клава заговорила, отведя взгляд. — Вроде о твоей прабабушке. Говорит, твоя мама после свадьбы ей рассказывала, что ее дед встретил твою прабабку во время войны, когда наши войска наступали. Мол, она к нему прямо из леса вышла, белая, прям, как ты, думали, седая – не говорила, но понимала. Наши бойцы подумали, она из местных, что фашисты над ней поизмывались. Устроили они ее к оставшимся в живых на постой, а твой дед за ней потом вернулся, очень она красивая была и к нему привязалась. А потом деда из-за нее в лагеря отправили, а она то ли тоже под раздачу попала, то ли успела схорониться. Вроде как, они потом встретились и в Сибири жили, на поселении. Дочь их, твоя бабушка, потом в Казахстане жила, а мама твоя…
Я жадно вслушивалась, онемев от удивления. Значит, я фейри по линии матери, четвертое поколение. Кто-то, или прадед, или дед, или отец тоже были с волшебной кровью, иначе во мне она бы уже разбавилась до потери способностей. Конечно же, тетя Лида сама попросила тетю Клаву вспомнить хоть что-то. Судя по обрывкам мыслей, моя тетка до сих пор чувствует себя виноватой за тот разговор, когда она наговорила мне гадостей.
— Память стариков – странная штука, — сказала она. — Иногда вспоминается то, о чем и думать забыл.
— Больше ничего? — спросила я.
— Нет,— ответила тетя Лида.
И то хорошо. Истинные, живущие среди обычных людей, редко что-либо им рассказывают. И полукровки тоже. Сеня был не прав, говоря о том, что мы не особо скрываемся. Попытайся я сейчас начать поиски информации о своих пра-пра родителях, не найду ничего.
— Теть Лид, — спросила я. — А тетя Клава ничего не говорила о кулоне, таком костяном…старинном, странном…вроде был такой в семье?
— Нет, ничего…
— Ну ладно. Я поживу у тебя?
— Ты надолго?
— Не знаю. На пару месяцев. Работать буду. Мне только интернет нужен. Придется в город ездить, в интернет-кафе.
— Тогда комнату Игоря нужно освободить, — тетя Лида с радостью поверила моему вранью. — Завтра займемся.
Я помогла тетке убрать со стола. Она постелила мне на веранде, пока комната брата стояла загроможденной. Моя бывшая коморка уже давно была пристроена к кухне – это была моя инициатива, не думала, что когда-либо задержусь у тети Лиды больше, чем на пару дней.
Утром следующего дня я проснулась на рассвете и пошла гулять. В окрестном леске по пути к станции нашла подходящее бревно. Я знала, что со мной сделают частые переходы по мосту, но ничего не могла поделать – кто еще мог вытянуть на поверхность всю тьму, скопившуюся под слоем волшебной пыльцы? Здесь, в доме тети, будет моя берлога. Сюда я буду возвращаться, предварительно постаравшись замести все следы. Я знаю, что лучше было бы остаться на Холмах Искупления, но я так долго была там одна. Не могу больше.
После обеда мы принялись за уборку в комнате Игоря. Тетя Лида, вздыхая, запалила костер на огороде. По ее словами, пришло время «чуток подчистить закрома». В огонь отправились старые свитера брата, поеденные молью, мои порванные кроссовки и разные неопознанные тряпки. Игорь никогда ничего не коллекционировал, не читал книг, не хранил памятных вещей, поэтому я немного удивилась, когда обнаружила в глубине серванта задвинутую за пузатый чайник железную коробку из-под печенья. Я открыла коробку и сразу поняла, почему брат ее спрятал – он воровал в детстве, немного, но со вкусом (и я, и тетя об этом знали, но перевоспитать Игоря не могли): свеча в виде розы, ластики в форме пирожных, фигурки из «киндеров», чьи-то золоченые запонки, серебряный браслет. Мой. Его мне подарила одна фейри из Африки. На дне коробки лежал костяной кулон. Я вынула его из коробки.
Скорее всего он попал в руки брата в те дни, когда тетя Лида хлопотала о похоронах моих родителей. Они с Игорем останавливались тогда в нашей временной квартире, и двенадцатилетний подросток с волчьим взглядом (именно таким я его запомнила) рыскал по комнатам. Такая вещь, вне сомнения, сразу привлекла его внимание. Это был «женский» маскот, предназначенный для избранника: череп с одной стороны и грустный мужской профиль с другой, « я буду с тобой до конца». Возможно, где-то на Холмах еще живут мои прабабушка и бабушка. Быть может, мои родители тоже живы. Странно, но теперь я была склонна в это верить.
Люди думают, жизнь фей должна быть волшебна по определению. Те немногие, кто знает о нашем существовании, видит только его красивую сторону. Но если бы мне предоставили выбор: взросление под крылом заурядных родителей, брак, со всеми его радостями и разочарованием, старость и смерть – обычная судьба, счастливая или не очень, или то, как я живу сейчас, я бы ни секунды не сомневалась. Я выбрала бы человеческую жизнь. Как там было написано на железных медальонах, выкованных из посоха Терезы Авильской: «для чистых все чисто»? Члена Ордена переиначили латинское изречение под свои нужды. На самом деле оно гласит: будь чистым душой, и мир будет чист для тебя. Я кинула маскот в реку, чувствуя, что поступаю правильно. Мамы нет. Некому было передать мне реликвию, и мне некому ее подарить. Глядя на затрепетавшую воду, я усмехнулась. Невесты из меня не вышло. Получиться ли «воин света»?
Я вернулась в Красногорск через полгода. Мосты совсем меня вымотали.
Я вошла в свою комнату, и сил моих хватило только на то, чтобы принять душ, переодеться в залежавшуюся пижаму с терпким запахом лавандового масла и рухнуть на кровать. Я спала двое суток, вставала, только чтобы попить воды и сходить в туалет. Кажется, в квартиру несколько раз приходила Лера.
На третий день меня разбудил запах оладий. Лера хлопотала на кухне. Она обняла меня, сразу прогнав чувство вины и неловкости. Я не звонила и не писала, но для Леры, судя по ее искренне обрадованному лицу, все было хорошо – так хорошо, как только могло быть.
Отодвинувшись, Лера осмотрела меня с ног до головы.
— Ну надо же. Как прическа и отсутствие очков меняет женщину! Захожу - лежит… таинственная незнакомка, снежная королева, белая, бледная, будто неживая. Присмотрелась – дышит, даже сопит. Вот честно говорю – не узнала. А потом думаю: кто еще мог в этой квартире заявиться из неоткуда и вот так запросто улечься спать? Где ж ты пропадала, волшебница?
— Долгая история, — уклончиво ответила я. — Дела семейные.
Лера легкомысленно кивнула, мол, ей такое знать – некрепко спать. Кто моя «семья», она прекрасно осведомлена, но лишние подробности ей ни к чему, я и так вовлекла ее в свои опасные проблемы. Соседка подпрыгивала от нетерпения, уж очень ей хотелось показать мне подросшего Максимку. В квартире Леры пахло хвоей, большую комнату украшала пушистая ель в новогоднем убранстве. Боже мой, ведь уже декабрь, подумала я. Максик сначала стеснялся, потом залез на колени и внимательно рассматривал меня, ощупывая мои волосы и лицо.
— Как он? — спросила я, хотя сама прекрасно видела, что Максимка здоров.
— Отлично! — выпалила Лера. — Врачи вот только не верят в полное исцеление. Замучили нас анализами. Завтра вот тоже на прием, плановый, правда, в поликлинику по прописке. А я не смогу, у меня съемка, перед Новым Годом много свадеб. И Сема в командировке.
— Ты ему ничего не рассказывала?
— Нет, — Лера энергично потрясла головой. — Он думает, это то дорогое лекарство.
— Пусть так и думает, — сказала я. И предложила: — давай я свожу Максика завтра на осмотр. Заодно прогуляемся по торговому центру, покатаю его на карусельках. Так соскучилась!
— Ой, — обрадовалась подруга. — Только в нашей поликлинике все время очереди. Зато врач у нас хороший, молодой специалист, добрый, спокойный, Макс его любит.
Лера принялась меня расспрашивать, не веря, что в моих последних «поездках» по миру я ничего интересного не видела, не запомнила и не приобрела. Я отшучивалась, сравнивая себя с моряками дальнего плавания, которые после кругосветного путешествия способны рассказать только о том, что из спиртного подают в портовых барах.
Не ожидая последствий такого масштаба, мы с Аглаей разворошили осиное гнездо и, само собой, заработали только недоуменные взгляды со стороны Истинных. Как же меня бесили гордые представители Древнего народа с их непоколебимой верой в свою неуязвимость! Они не могли принять то, что из мира, в котором они уже столько сотен лет так весело проводили время, в их волшебные леса может войти Зло.
Один из Первых упрекнул меня в кровожадности, мол, я убила свидетеля на Холмах Искупления. Что мне стоило сразу представить его пред ясны очи Истинных? Мол, много веков назад Холмы Искупления использовались как место дознания и казни для отступников. Быть может, я совсем не случайно попала на них в детстве по первому же построенному мной мосту? И что это было за странное, спонтанное попадание, а?
Тогда, по собственной инициативе, я обошла, где-то по мостам, где-то своим ходом, всех знакомых мне и Аглае фей, на наш взгляд, способных противостоять опасности. Мы создали небольшое сообщество полукровок, готовых сражаться с Орденом. Но нас было так мало.
Полукровки принялись за выслеживание и рассекречивание Ордена с энтузиазмом детей, играющих в детективов. Мало кто из них понимал и понимает всю опасность. Достаточно лишь упомянуть о том, как отнеслись они к делу захвата и допроса отчима Сени-Ската. В первую же ночь в своем доме, где несколько полукровок держали его под охраной, надеясь добиться признания, Красногорский адвокат, Глава филиала Ордена, был убит — задушен. Узнав о том, что в комнате, где он содержался, на стене было оставлено зеркало в рост человека, я долго смеялась сквозь горькие слезы.
Однако кое-что полукровки-детективы все же узнали – несколько имен фей-предателей, большинство которых Орден принудил к содействию весьма извращенными и жестокими способами. Клубок стал распутываться, однако большинство его нитей были оборваны почти сразу же после того, как полные энтузиазма феи принялись за дело. Ну почему среди нас полным-полно художников, скульпторов, кутюрье, актеров и актрис, но нет ни одного сотрудника Интерпола, эксперта-криминалиста или профайлера? Мы почти раскрыли заговор, но Орден ушел в подполье. Змея уползла под камень, который нам не под силу приподнять. Но она все еще там – ждет, когда можно будет повторить атаку. И зифы. Они беспокоят меня не меньше, чем Орден. На чьей они стороне? И что они, вообще, такое? По возвращению в Красногорск я была разочарована и обессилена. Вот сейчас нам очень пригодилась бы помощь Истинных, способных ощущать и предчувствовать.
Вечером я наведалась к Киприянову, пройдя через Холмы, но мост, который, как я полагала, находился в том же бальном зале, привел меня в сад.
— Хорошие здесь места, дом хороший, люди дружные.
— Игорь пишет?
— Нет. Поеду к нему. Поехать, как ты думаешь?
— Не знаю, — честно призналась я.
Зная Игоря, полагаю, визиту матери он не обрадуется. Тетя Лида ему теперь не нужна. Это раньше он терпел ее, потому что в ней нуждался. А нынче на моем банковском счету настроен автоматический перевод – каждый месяц на карту моего двоюродного братца с него уходит приличная сумма. В ответ я требую, чтобы он дважды в месяц посещал собрания клуба глухонемых «Тишина». Я периодически проверяю, не обманывает ли он. Иногда он жульничает, притворяется больным, но открыто конфликтовать не решается, зная мой характер. Игорю всегда мало этих денег. Он тратит все на компьютерные прибамбасы, заказывает на дом еду и девушек, иногда неделями не вылезая из квартиры, которую, кстати, ему купила я. Мы с братом не слишком жаждем друг друга видеть и общаемся только посредством электронных писем и телефонных сообщений.
Раньше я часто расспрашивала тетю Лиду о моих родителях, полагая, что она что-то скрывает. Но шли годы, и со временем я поняла, что тетка мало что знает. Когда мне было девять, наша машина упала в пропасть с горного серпантина на побережье. Я каким-то образом выжила, меня нашли на уступе скалы ниже того места, где автомобиль слетел с трассы – скорее всего меня выбросило в открывшуюся дверь, когда машина ударилась о кручу. После гибели родителей я в буквальном смысле осталась без ничего, ведь жили мы как цыгане, вечно переезжали и нигде не задерживались больше трех месяцев. Наше имущество помещалось в багажнике машины. Я находилась на семейном обучении и раз в полгода сдавала экзамены в школе в Вологде. Все наши родственники думали, что отец инженер и ездит по стройкам, но после его смерти выяснилось, что ни мать, ни отец нигде не работали.
Я ничего не помню. Ничего. Тетя Лида утверждает, что на опознании останков узнала обоих моих родителей, и что сомнений в их гибели быть не может. Но, подрастая, я все ковырялась в ее душевной ране, не давая ей зажить, высказывая все новые предположения, пытаясь докопаться до истины, пока в один прекрасный день всегда сдержанная тетка не наорала на меня. Она кричала, что моя мама была блаженной, что она заставила моего отца вести какую-то странную жизнь, превратив его в бесприютного раба. Что сама тетка именно из-за этого не хотела забирать меня из детдома, так как видела во мне черты матери. Что ее брат так увлекся странной девушкой, моей мамой, что оторвался от родных корней, а она… о ней почти ничего не было известно. И если бы не она, то возможно… И тогда я поняла, что они действительно погибли. Что тетя Лида видела их мертвыми, обгоревшими. Иначе она тоже верила бы в возможность ошибки и не смогла бы этого скрыть. Должно быть, я слишком привыкла к волшебству, чтобы смириться сразу, но постепенно смирилась с мыслью, что на мою долю отмерено лишь ограниченное количество чудес.
Где-то вдали загрохотало – приближалась гроза. Я выложила на стол пачку купюр.
— Вот, на хозяйство, крышу там починить, ты ж говорила, надо.
Тетя Лида округлила глаза:
— Настюш, откуда такие деньжищи? Все никак не пойму, кем ты работаешь там? Неужели платят столько?
— А то, — весело сказала я. — Я же говорила тебе: я консультант по редким книгам, за мало, кому попало, не продаюсь. Гляди!
Я подняла с пола сумку и достала «Нравы и повадки фей» Фергюсона. Киприянов вряд ли заметит теперь пропажу, а книга мне действительно нужна – в ней моя юность, надежды и страхи. Здесь, в доме тети Лиды, будет мой штаб. Аглая дала мне адреса «наших», и я не успокоюсь, пока не предупрежу всех. Несколько фей-полукровок уже наблюдает за домами Киприянова и Сениного отчима.
— А… ну тогда… — неуверенно, но несколько успокоено пробормотала тетя Лида, разглядывая редкую книгу.
Она незаметно накрыла деньги полотенцем и смела их в ящик стола.
— Слушай, Настюш, тетя Клава звонила. Помнишь сестру мою двоюродную, из Харькова?
— Жива еще? — удивилась я.
— Жива. Все говорю ей: переезжай ко мне, досмотрю, ты ж одинокая…
Я кивнула. Эпопея с престарелой одинокой тетей Клавой длится уже несколько лет. Сдается мне, она так и помрет в пустом, но родном доме, и, надо сказать, я ее понимаю. Тетя Лида однажды сказала, что из всей семьи мужа моя мама сблизилась только с тетей Клавой. Понимаю, почему. Никого добрее и ласковей старенькой Харьковской тетушки я не встречала.
— Так, слушай, что она вдруг вспомнила, — тетя Клава заговорила, отведя взгляд. — Вроде о твоей прабабушке. Говорит, твоя мама после свадьбы ей рассказывала, что ее дед встретил твою прабабку во время войны, когда наши войска наступали. Мол, она к нему прямо из леса вышла, белая, прям, как ты, думали, седая – не говорила, но понимала. Наши бойцы подумали, она из местных, что фашисты над ней поизмывались. Устроили они ее к оставшимся в живых на постой, а твой дед за ней потом вернулся, очень она красивая была и к нему привязалась. А потом деда из-за нее в лагеря отправили, а она то ли тоже под раздачу попала, то ли успела схорониться. Вроде как, они потом встретились и в Сибири жили, на поселении. Дочь их, твоя бабушка, потом в Казахстане жила, а мама твоя…
Я жадно вслушивалась, онемев от удивления. Значит, я фейри по линии матери, четвертое поколение. Кто-то, или прадед, или дед, или отец тоже были с волшебной кровью, иначе во мне она бы уже разбавилась до потери способностей. Конечно же, тетя Лида сама попросила тетю Клаву вспомнить хоть что-то. Судя по обрывкам мыслей, моя тетка до сих пор чувствует себя виноватой за тот разговор, когда она наговорила мне гадостей.
— Память стариков – странная штука, — сказала она. — Иногда вспоминается то, о чем и думать забыл.
— Больше ничего? — спросила я.
— Нет,— ответила тетя Лида.
И то хорошо. Истинные, живущие среди обычных людей, редко что-либо им рассказывают. И полукровки тоже. Сеня был не прав, говоря о том, что мы не особо скрываемся. Попытайся я сейчас начать поиски информации о своих пра-пра родителях, не найду ничего.
— Теть Лид, — спросила я. — А тетя Клава ничего не говорила о кулоне, таком костяном…старинном, странном…вроде был такой в семье?
— Нет, ничего…
— Ну ладно. Я поживу у тебя?
— Ты надолго?
— Не знаю. На пару месяцев. Работать буду. Мне только интернет нужен. Придется в город ездить, в интернет-кафе.
— Тогда комнату Игоря нужно освободить, — тетя Лида с радостью поверила моему вранью. — Завтра займемся.
Я помогла тетке убрать со стола. Она постелила мне на веранде, пока комната брата стояла загроможденной. Моя бывшая коморка уже давно была пристроена к кухне – это была моя инициатива, не думала, что когда-либо задержусь у тети Лиды больше, чем на пару дней.
Утром следующего дня я проснулась на рассвете и пошла гулять. В окрестном леске по пути к станции нашла подходящее бревно. Я знала, что со мной сделают частые переходы по мосту, но ничего не могла поделать – кто еще мог вытянуть на поверхность всю тьму, скопившуюся под слоем волшебной пыльцы? Здесь, в доме тети, будет моя берлога. Сюда я буду возвращаться, предварительно постаравшись замести все следы. Я знаю, что лучше было бы остаться на Холмах Искупления, но я так долго была там одна. Не могу больше.
После обеда мы принялись за уборку в комнате Игоря. Тетя Лида, вздыхая, запалила костер на огороде. По ее словами, пришло время «чуток подчистить закрома». В огонь отправились старые свитера брата, поеденные молью, мои порванные кроссовки и разные неопознанные тряпки. Игорь никогда ничего не коллекционировал, не читал книг, не хранил памятных вещей, поэтому я немного удивилась, когда обнаружила в глубине серванта задвинутую за пузатый чайник железную коробку из-под печенья. Я открыла коробку и сразу поняла, почему брат ее спрятал – он воровал в детстве, немного, но со вкусом (и я, и тетя об этом знали, но перевоспитать Игоря не могли): свеча в виде розы, ластики в форме пирожных, фигурки из «киндеров», чьи-то золоченые запонки, серебряный браслет. Мой. Его мне подарила одна фейри из Африки. На дне коробки лежал костяной кулон. Я вынула его из коробки.
Скорее всего он попал в руки брата в те дни, когда тетя Лида хлопотала о похоронах моих родителей. Они с Игорем останавливались тогда в нашей временной квартире, и двенадцатилетний подросток с волчьим взглядом (именно таким я его запомнила) рыскал по комнатам. Такая вещь, вне сомнения, сразу привлекла его внимание. Это был «женский» маскот, предназначенный для избранника: череп с одной стороны и грустный мужской профиль с другой, « я буду с тобой до конца». Возможно, где-то на Холмах еще живут мои прабабушка и бабушка. Быть может, мои родители тоже живы. Странно, но теперь я была склонна в это верить.
Люди думают, жизнь фей должна быть волшебна по определению. Те немногие, кто знает о нашем существовании, видит только его красивую сторону. Но если бы мне предоставили выбор: взросление под крылом заурядных родителей, брак, со всеми его радостями и разочарованием, старость и смерть – обычная судьба, счастливая или не очень, или то, как я живу сейчас, я бы ни секунды не сомневалась. Я выбрала бы человеческую жизнь. Как там было написано на железных медальонах, выкованных из посоха Терезы Авильской: «для чистых все чисто»? Члена Ордена переиначили латинское изречение под свои нужды. На самом деле оно гласит: будь чистым душой, и мир будет чист для тебя. Я кинула маскот в реку, чувствуя, что поступаю правильно. Мамы нет. Некому было передать мне реликвию, и мне некому ее подарить. Глядя на затрепетавшую воду, я усмехнулась. Невесты из меня не вышло. Получиться ли «воин света»?
ГЛАВА 13
Я вернулась в Красногорск через полгода. Мосты совсем меня вымотали.
Я вошла в свою комнату, и сил моих хватило только на то, чтобы принять душ, переодеться в залежавшуюся пижаму с терпким запахом лавандового масла и рухнуть на кровать. Я спала двое суток, вставала, только чтобы попить воды и сходить в туалет. Кажется, в квартиру несколько раз приходила Лера.
На третий день меня разбудил запах оладий. Лера хлопотала на кухне. Она обняла меня, сразу прогнав чувство вины и неловкости. Я не звонила и не писала, но для Леры, судя по ее искренне обрадованному лицу, все было хорошо – так хорошо, как только могло быть.
Отодвинувшись, Лера осмотрела меня с ног до головы.
— Ну надо же. Как прическа и отсутствие очков меняет женщину! Захожу - лежит… таинственная незнакомка, снежная королева, белая, бледная, будто неживая. Присмотрелась – дышит, даже сопит. Вот честно говорю – не узнала. А потом думаю: кто еще мог в этой квартире заявиться из неоткуда и вот так запросто улечься спать? Где ж ты пропадала, волшебница?
— Долгая история, — уклончиво ответила я. — Дела семейные.
Лера легкомысленно кивнула, мол, ей такое знать – некрепко спать. Кто моя «семья», она прекрасно осведомлена, но лишние подробности ей ни к чему, я и так вовлекла ее в свои опасные проблемы. Соседка подпрыгивала от нетерпения, уж очень ей хотелось показать мне подросшего Максимку. В квартире Леры пахло хвоей, большую комнату украшала пушистая ель в новогоднем убранстве. Боже мой, ведь уже декабрь, подумала я. Максик сначала стеснялся, потом залез на колени и внимательно рассматривал меня, ощупывая мои волосы и лицо.
— Как он? — спросила я, хотя сама прекрасно видела, что Максимка здоров.
— Отлично! — выпалила Лера. — Врачи вот только не верят в полное исцеление. Замучили нас анализами. Завтра вот тоже на прием, плановый, правда, в поликлинику по прописке. А я не смогу, у меня съемка, перед Новым Годом много свадеб. И Сема в командировке.
— Ты ему ничего не рассказывала?
— Нет, — Лера энергично потрясла головой. — Он думает, это то дорогое лекарство.
— Пусть так и думает, — сказала я. И предложила: — давай я свожу Максика завтра на осмотр. Заодно прогуляемся по торговому центру, покатаю его на карусельках. Так соскучилась!
— Ой, — обрадовалась подруга. — Только в нашей поликлинике все время очереди. Зато врач у нас хороший, молодой специалист, добрый, спокойный, Макс его любит.
Лера принялась меня расспрашивать, не веря, что в моих последних «поездках» по миру я ничего интересного не видела, не запомнила и не приобрела. Я отшучивалась, сравнивая себя с моряками дальнего плавания, которые после кругосветного путешествия способны рассказать только о том, что из спиртного подают в портовых барах.
Не ожидая последствий такого масштаба, мы с Аглаей разворошили осиное гнездо и, само собой, заработали только недоуменные взгляды со стороны Истинных. Как же меня бесили гордые представители Древнего народа с их непоколебимой верой в свою неуязвимость! Они не могли принять то, что из мира, в котором они уже столько сотен лет так весело проводили время, в их волшебные леса может войти Зло.
Один из Первых упрекнул меня в кровожадности, мол, я убила свидетеля на Холмах Искупления. Что мне стоило сразу представить его пред ясны очи Истинных? Мол, много веков назад Холмы Искупления использовались как место дознания и казни для отступников. Быть может, я совсем не случайно попала на них в детстве по первому же построенному мной мосту? И что это было за странное, спонтанное попадание, а?
Тогда, по собственной инициативе, я обошла, где-то по мостам, где-то своим ходом, всех знакомых мне и Аглае фей, на наш взгляд, способных противостоять опасности. Мы создали небольшое сообщество полукровок, готовых сражаться с Орденом. Но нас было так мало.
Полукровки принялись за выслеживание и рассекречивание Ордена с энтузиазмом детей, играющих в детективов. Мало кто из них понимал и понимает всю опасность. Достаточно лишь упомянуть о том, как отнеслись они к делу захвата и допроса отчима Сени-Ската. В первую же ночь в своем доме, где несколько полукровок держали его под охраной, надеясь добиться признания, Красногорский адвокат, Глава филиала Ордена, был убит — задушен. Узнав о том, что в комнате, где он содержался, на стене было оставлено зеркало в рост человека, я долго смеялась сквозь горькие слезы.
Однако кое-что полукровки-детективы все же узнали – несколько имен фей-предателей, большинство которых Орден принудил к содействию весьма извращенными и жестокими способами. Клубок стал распутываться, однако большинство его нитей были оборваны почти сразу же после того, как полные энтузиазма феи принялись за дело. Ну почему среди нас полным-полно художников, скульпторов, кутюрье, актеров и актрис, но нет ни одного сотрудника Интерпола, эксперта-криминалиста или профайлера? Мы почти раскрыли заговор, но Орден ушел в подполье. Змея уползла под камень, который нам не под силу приподнять. Но она все еще там – ждет, когда можно будет повторить атаку. И зифы. Они беспокоят меня не меньше, чем Орден. На чьей они стороне? И что они, вообще, такое? По возвращению в Красногорск я была разочарована и обессилена. Вот сейчас нам очень пригодилась бы помощь Истинных, способных ощущать и предчувствовать.
Вечером я наведалась к Киприянову, пройдя через Холмы, но мост, который, как я полагала, находился в том же бальном зале, привел меня в сад.
