Я чуть не рухнула в пруд, покрытый тонкой корочкой льда. Сад был приведен в порядок и очень красив в этот зимний вечер. Но мне не дали им полюбоваться. У будки на въезде залаяла собака, и я увидела, как она мчится ко мне — огромный, страшный питбуль. Тогда я представила себе балкончик в библиотеке и успела шагнуть на него за секунду до того, как пес оказался на мосту.
Полки библиотеке были пусты, на полу рядами выстроились картонные коробки. Я заглянула в одну из них, внутри были книги. Дом был тих и нем.
В кабинете Киприянова нашлись бумаги, подтверждающее то, что я и так знала из газет: местный олигарх передал исторический особняк Культурному фонду Красногорска. Итак, «Николенька» покидает родное гнездо. Странник, наверное, расстроится. Впрочем, что ему, Истинному, найти человека с волшебной кровью в неволшебном мире? Раз плюнуть. А вот мы Странника так и не отыскали. И это очень негативно повлияло на результаты нашей «спецоперации» по поимке членов Ордена.
Я искала хоть кого-нибудь из бывших обитателей Дома. Нашла. В столовой у большого панорамного окна в инвалидной коляске сидел Киприянов. Рядом с ним спиной ко мне была Вера. Она кормила бывшего олигарха с ложечки. Трогательная картина. Я стояла и рассматривала человека, через одержимость которого были спасены многие из моих «братьев» и «сестер». Но сам Киприянов своими действиями лишь приумножил собственную скорбь. Из газет мне стало известно, что у бывшего олигарха в начале осени случился инсульт.
Он сидел в коляске вполоборота ко мне. Одна половина лица у него была стянута параличом, но он сразу увидел меня, поднял одну руку и протянул ее к двери. Вера вдруг дернулась и через секунду уже стояла подле меня, держа разделочный нож у моего горла. Лезвие покачнулось и опустилось. Зифа сердито зашипела, на миг пахнув на меня запахом водорослей, и мотнула головой:
— Полоумная! Я могла тебя убить!
— Что ты здесь делаешь?! — возмутилась я, придя в себя после неожиданной атаки. — Тебе нельзя быть рядом с ним.
К моему удивлению Вера покаянно опустила голову и всхлипнула:
— Да знаю я! Но теперь все равно уже…
— Что, дела совсем плохи?
Вера кивнула.
— А Антон? Ты его погубишь!
Вера надула губы:
— Это наши с ним дела, не вмешивайся!
— Ладно, ладно, — я подняла ладони в примирительном жесте. — Ты предупреждена, он, надеюсь, тоже.
— Да.
— Вот и славно.
Вера вернулась к Киприянову. Тот рассматривал меня без тени мысли в глазах. Борис Петрович еще больше пожелтел и осунулся. От него веяло смертью. Я помялась и задала вопрос, который мучал меня в последнее время:
— Он признал Антона?
— Да, — Вера зачерпнула ложечкой суп. — К счастью. Сразу.
Я с облегчением выдохнула. Вода из Грота Забвения действует и на Истинных, и на полукровок, позволяя стирать болезненные воспоминания и сохранять менее ранящие. Но для обычных людей один глоток – гарантия полной и стойкой амнезии. Сколько таких несчастных, попавших Волшебному народу под горячую руку, бродило и бродит по земле? Я волновалась за Киприянова, потому как его ослабленное здоровье в сочетании с Водой Забвения могло дать неожиданные результаты. Вот так разлучила бы отца и сына по причине отсутствия оного в памяти родителя. Но, в конце концов, Крысак сам меня попросил.
— Мы тут такое пережили, — продолжила Вера. Ложка в ее руках задрожала, и жидкость пролилась на салфетку у ворота Киприянова. — Набежали тут… разные. А Пашка смылся, испугался. Никто не верил, что с Борисом Петровичем такое приключилось, все думали, он решил своих кинуть… Антон еле разобрался. Он всех знает. Заткнул волкам глотки.
Я хмыкнула: да, наследник достоин своего папаши…
— Борис Петрович многое помнит. Тоша ему фотографии показал, рассказал все: как жил, мыкался до встречи с ним. Сказал «Буду, батя, тебе утешением», а тут… такое… ночью, никто не ожидал. Инсульт. Не одно, так другое. Только мне кажется, — Вера промокнула губы Киприянова салфеткой, — он помнит. Во сне говорил. «Сеня, Сеня…»… Мы уезжаем. Антон купил небольшой домик у озера. У нас теперь немного денег, но все будет нормально.
— Как твой отец? — спросила я.
— Очень хорошо, спасибо. Вернулся к работе. Спасибо тебе.
— Я проведаю его как-нибудь, свожу на Холмы.
— Мы перед тобой в долгу.
— Ты знаешь, как его вернуть, свой долг.
Вера коротко кивнула.
— Я помню. «Твои» были здесь. Я рассказала все, что могла. Я и дальше буду вам помогать. Это не из долга… или страха. Так надо.
— Я понимаю.
— Нет, не понимаешь. Один из тех, кто приходил сюда, был из Первых. Он не поверил, что Холмы приняли меня. Допытывался. Много спрашивал про тебя.
— Это неважно теперь, — сказала я без особой уверенности. — Им все равно, Истинным. Они больше вас не беспокоят, если ты не будешь … ну, ты поняла…
Я набралась смелости, подошла к Киприянову и заглянула ему в глаза. Вера отступила на несколько шагов и насуплено смотрела на нас. Потом бросила:
— Ладно, пойду Тоше позвоню.
У дверей она обернулась и сухим, будничным тоном сказала:
— Не селись вблизи стоячей воды и не держи в доме больших зеркал. На всякий случай.
Я кивнула. Вера вышла. Киприянов глядел на меня. Из уголка рта на парализованной половине лица выползла на подбородок ниточка слюны. Я вытерла ее уголком салфетки.
— Мне жаль, — сказала я.
Он медленно моргнул. По желтоватой пергаментной щеке стекла слеза.
По поводу больших очередей в поликлинике Лера не преувеличивала. За два часа я устала развлекать непоседу Максимку мультиками на смартфоне и прогулками по коридору. Малышей было много, в проходах между кабинетами едва было можно протиснуться. В Красногорске активно строились магазины и банки, но не школы, детские сады и поликлиники.
Когда мы влетели, наконец, в кабинет, Маскимка хныкал, а я готова была растерзать любого, кто посмел бы встать у меня на пути. Врач стоял ко мне спиной у полки с медкартами.
— Здрасьте! — гаркнула я.
— Здравствуйте, — вежливо отозвался «молодой специалист», листая папку.
Медсестра, пожилая дама, подняла глаза от стола, за которым заполняла какие-то бланки, и устало кивнула.
— Фамилия.
— Бахтин. Максим.
— А, Максимка, — оживился врач, оборачиваясь и усаживаясь за стол. — Привет. Ты сегодня не с мамой?
— С тетей, — суховато подтвердила я.
— Сётя Шанна, — подтвердил Максим.
— Я Игорь Матвеевич, помнишь меня?
— Дя, — кивнул ребенок.
Не доверяю молодым специалистам. На мой взгляд, понятие сие оксюморон есть.
Врач негромко разговаривал с медсестрой, пока я снимала с Максика шубку, шарфик и шапку. Женщина вышла из кабинета. Игорь Матвеевич поднял на меня глаза.
… «Если фейри влюбляется по-настоящему, она может на мгновение увидеть свое будущее рядом с избранником». Хм, звучит мелодраматично. Но одно дело, когда тебе об этом рассказывает подруга, мечтательно подкатывая глаза и для убедительности прижимая руку к сердцу, другое — когда сама проваливаешься в омут видений, где ты персонаж сказки о любви. Такой реальной, что происходящее наяву меркнет.
Люди не часто влюбляются с первого взгляда — трудно за миг полюбить того, о ком ничего не знаешь. Мы – фейри. У нас есть наши видения, мы отдаемся тому, что было, что будет и чем успокоится наше сердце. Мы даже знаем, почему наши избранники уготованы именно нам …
Я не была готова к такому вихрю эмоций. Я увидела Холмы и себя рядом с Игорем, ветер шевелил его непослушные русые волосы, а серые глаза его сияли. Мы купались в озере с мягким песчаным дном, на его плечах блестели капли воды, и Колыбель пела нам свою вечную песнь. И еще лежали в густой траве над морем, и драконы с любопытством поглядывали на нас, спускаясь все ниже.
Шел дождь, радуга опустилась к самой земле. Мы бежали вдоль прибоя по мокрому песку, хохоча и подставляя лицо под разноцветные струи. Но все это могло стать лишь приятной картинкой, не способной соблазнить мой циничный ум. Дело было в другом: я знала, что здесь, в этой комнате, в нескольких метрах от меня, бьется самое храброе сердце на свете. Сердце мальчишки, игравшего в детстве в капитанов и полярных летчиков, сердце, которое никогда не привыкнет к горю и боли вокруг, сердце, взявшее в соратники цепкий ум и светлую душу. Разве могла я остаться равнодушной к диву? Нет, не могла.
— Простите, вы никогда не убивали? — пролепетала я.
Чудесное начало знакомства! Я готова была шлепнуть себя по губам, но Игорь Матвеевич понимающе покосился на дверь и хмыкнул.
— Не приходилось. Но иногда очень хочется. Особенно в пробках. Так что я вас понимаю.
— Да… вот… — промямлила я облегченно. — Такая очередь…
— Ну-с, юноша, на что жалуемся?
— Мы не жалуемся, — сказала я и испугалась: что ж я такое говорю-то, а ну как сейчас закончится осмотр, а с ним и сказка.
— Дя, — сказал Максик.
Предатель.
ОН улыбнулся мне, немного покраснев:
— Это очень хорошо. Следующий осмотр после Нового Года, — и поинтересовался ровным тоном, заполняя медкарту. — Вы придете… или мама Максимки?
— Я… наверное…если не уеду…
Да куда я теперь уеду?! Аглая, ты должна была меня предупредить, должна была! Чертовы видения! Все было так хорошо – серо и скучно!
Игорь Матвеевич подошел к Максику. Я на всякий случай отодвинулась и принялась рассматривать детский календарь на стене. Настя, держи себя в руках. Не суйся к человеку в голову, тем более, что ты ничего не можешь в ней прочитать. Кровь фейри? Не вижу, не чувствую. Кто он? Храброе сердце. Победитель тьмы, Ведущий, Semper fidelis - тот, кто всегда верен, Покоритель драконов. Господи, откуда все это лезет в мое сознание?!
— Сильнее вдохни. Вот так. Теперь спинкой повернись. Голова не болит?
— Неть.
— Нужно сдать несколько анализов. Чудесный случай, просто чудесный. Максимка у нас — ходячая тема для диссертации и… надежда для других, правда, Макс?
Игорь Матвеевич сел заполнять медкарту. Он заполнял ее долго и, кажется, рассеянно. Несколько раз что-то зачеркнул, едва слышно чертыхнувшись:
— А вы сами из наших краев?
— Я? Нет, но думаю, что задержусь… ненадолго… теперь…
— Хорошо, — врач кивнул с улыбкой.
Что хорошего-то?! Осмотр заканчивается, в дверь с недовольными минами уже несколько раз заглянули следующие в очереди мамочки. Не помню, как я одевала Максимку. Очнулась в коридоре. Максик дергал меня за руку, мамаши толкались и шипели.
— Идем?
— Да, Максюшка, идем, — я горестно вздохнула и пошла, оглядываясь с тающей с каждым шагом надеждой.
Игорь догнал меня у самого выхода. Забежал вперед, протянул мне яркую рекламку:
— Вот, я подумал… вам, наверное, будет интересно… Красногорск не такой скучный город, как может показаться с первого взгляда. Здесь есть отличный джаз-клуб – музыка, еда… Завтра у меня выходной, если вам…
— «Мосты не горят», — прочитала я.
— Это название группы. Если вам интересно…
— Мне очень-очень интересно, — подхватила я, не веря в свое счастье. — Я очень-очень люблю джаз. И мосты. Хорошо, что они не горят – всегда есть надежда…
Весь остаток дня я была словно во сне. Считала часы до завтрашнего вечера. Вот, уже сутки с хвостиком. Еще немного, и будут сутки без хвостика.
В торговом центре ко мне подошла маленькая девочка в розовом платьице и с прозрачными розовыми крылышками, надетыми на плечики. Она посмотрела, как я сажаю Максика на карусельную лошадку, и сказала:
— А я знаю, кто ты.
— Кто? — спросила я, улыбаясь.
— Ты фея, как и я.
— Ух ты, как ты догадалась? — «удивилась» я.
— Вот так, — девочка махнула пластмассовой палочкой со звездочкой на конце. — И мне мама сказала?
— Правда? А где твоя мама?
— Там, — девочка неопределенно махнула рукой куда-то к лифтам. — Тебе нравится быть феей?
— Очень. Особенно сегодня.
— А крылья у тебя есть? — девочка покрутилась на пятке.
— Сейчас нет, но если они мне понадобятся, то появятся.
— Трудно быть феей, нужно всем помогать.
— Да, — совершенно искренно признала я.
— Ладно, мама меня зовет, — сказала девочка. — Нас ждет папа.
— Удачи.
Она кивнула и побежала по проходу, к молодой женщине в длинной дубленке, стоявшей возле гардероба. Женщина сняла с девочки крылья и принялась одевать ребенка в шубку. Она подняла глаза и посмотрела на меня. Наши взгляды на миг встретились. Я окаменела.
«Да, — услышала я чужую мысль. — Это не сон».
Раскрылись двери лифта. Женщина вошла внутрь, держа девочку за руку. Она повернулась и вновь поймала мой взгляд.
«Я пришла сюда ради тебя. Не ищи нас. Мы встретимся, но не здесь и не сейчас».
Двери закрылись. Карусели остановились. Я опомнилась, схватила Максика под мышку и побежала. Обежала эскалатор и увидела лифт, спускающийся по шахте. Моя мама, молодая, живая и невредимая, такая же, какой я ее запомнила по фотографиям и расплывчатым воспоминаниям детства, смотрела на меня сквозь прозрачные стены, девочка махала мне рукой.
«Подожди! — «крикнула» я. — Почему! Только скажи мне, зачем?!»
«Так было нужно. Ты поймешь. Ты уже поняла. Милый малыш».
«Он не мой».
«Я знаю. У тебя родится дочь. Мы встретимся, когда все закончится».
«Что закончится? Что?! Как вы… могли?! Столько лет!»
«Доведи до конца то, что начала. До встречи. Прости».
Лифт достиг первого этажа. Женщину с девочкой у фонтана встречал немолодой мужчина. Женщина что-то сказала ему, и он поднял голову. Я узнала его и беззвучно заплакала. Как они могли?! Максик с удивлением коснулся пальчиком моей слезы. Мужчина, женщина и ребенок скрылись в дверях торгового центра. Мое сердце разрывалось от боли. Кто-то положил руку мне на плечо. Аглая. Я не смогла вымолвить ни слова из-за душивших меня слез, подруга сочувственно погладила меня по щеке, облокотилась о перила и заговорила, глядя вниз:
— Здесь, в этих горах, так сильна магия. Фейри стремятся сюда, словно бабочки к чаше нектара. Никогда не знаешь, кого встретишь тут.
— Зачем они так со мной поступили? — хрипло спросила я.
Подруга попыталась меня обнять. Я молча отстранилась, сухо произнесла:
— Лера приехала за Максимкой. Нужно отвести его вниз.
Аглая осталась стоять у прозрачного ограждения, наблюдая за тем, как мы с Максом спускаемся на лифте. Подъехали Лера и Сема, подруга заглянула мне в лицо, молча подхватила сына и унесла в машину.
Я стояла у дверей центра на морозе, не чувствуя холода. Люди входили и выходили, одни жадно предвкушающие, другие удовлетворенные или недовольные, изнеможенные, радостные, потерянные, угнетенные, возбужденные. У каждого своя боль и своя радость. Из подземной парковки одна за одной выезжали машины. Быть может, они еще здесь: молодая женщина, мужчина в возрасте и маленькая девочка. Мои мать, отец и сестра.
Аглая выросла передо мной, накинула мне пальто на плечи и молча повела за собой. Очнулась я только за столиком в небольшом пабе. Через запотевшее стекло я видела занесенную снегом улицу и деревья в рождественских огнях.
— Где мы? — спросила я.
Аглая махнула рукой:
— Какая разница? Один известный курортный городок в горах. Как насчет покататься на лыжах? Прости, что потащила тебя через мост. Знаю, как тебя это выматывает, но что может быть лучше для разговора, чем тихое кафе и кружка пива в местечке, где мало кто говорит по-русски.
Подошел официант. Аглая заговорила на незнакомом мне языке. Чешский? Я улыбнулась. Аглая всегда говорила «э гуд пайнт» - добрая пинта. Она любила пиво. Мне было все равно, что она закажет.
Полки библиотеке были пусты, на полу рядами выстроились картонные коробки. Я заглянула в одну из них, внутри были книги. Дом был тих и нем.
В кабинете Киприянова нашлись бумаги, подтверждающее то, что я и так знала из газет: местный олигарх передал исторический особняк Культурному фонду Красногорска. Итак, «Николенька» покидает родное гнездо. Странник, наверное, расстроится. Впрочем, что ему, Истинному, найти человека с волшебной кровью в неволшебном мире? Раз плюнуть. А вот мы Странника так и не отыскали. И это очень негативно повлияло на результаты нашей «спецоперации» по поимке членов Ордена.
Я искала хоть кого-нибудь из бывших обитателей Дома. Нашла. В столовой у большого панорамного окна в инвалидной коляске сидел Киприянов. Рядом с ним спиной ко мне была Вера. Она кормила бывшего олигарха с ложечки. Трогательная картина. Я стояла и рассматривала человека, через одержимость которого были спасены многие из моих «братьев» и «сестер». Но сам Киприянов своими действиями лишь приумножил собственную скорбь. Из газет мне стало известно, что у бывшего олигарха в начале осени случился инсульт.
Он сидел в коляске вполоборота ко мне. Одна половина лица у него была стянута параличом, но он сразу увидел меня, поднял одну руку и протянул ее к двери. Вера вдруг дернулась и через секунду уже стояла подле меня, держа разделочный нож у моего горла. Лезвие покачнулось и опустилось. Зифа сердито зашипела, на миг пахнув на меня запахом водорослей, и мотнула головой:
— Полоумная! Я могла тебя убить!
— Что ты здесь делаешь?! — возмутилась я, придя в себя после неожиданной атаки. — Тебе нельзя быть рядом с ним.
К моему удивлению Вера покаянно опустила голову и всхлипнула:
— Да знаю я! Но теперь все равно уже…
— Что, дела совсем плохи?
Вера кивнула.
— А Антон? Ты его погубишь!
Вера надула губы:
— Это наши с ним дела, не вмешивайся!
— Ладно, ладно, — я подняла ладони в примирительном жесте. — Ты предупреждена, он, надеюсь, тоже.
— Да.
— Вот и славно.
Вера вернулась к Киприянову. Тот рассматривал меня без тени мысли в глазах. Борис Петрович еще больше пожелтел и осунулся. От него веяло смертью. Я помялась и задала вопрос, который мучал меня в последнее время:
— Он признал Антона?
— Да, — Вера зачерпнула ложечкой суп. — К счастью. Сразу.
Я с облегчением выдохнула. Вода из Грота Забвения действует и на Истинных, и на полукровок, позволяя стирать болезненные воспоминания и сохранять менее ранящие. Но для обычных людей один глоток – гарантия полной и стойкой амнезии. Сколько таких несчастных, попавших Волшебному народу под горячую руку, бродило и бродит по земле? Я волновалась за Киприянова, потому как его ослабленное здоровье в сочетании с Водой Забвения могло дать неожиданные результаты. Вот так разлучила бы отца и сына по причине отсутствия оного в памяти родителя. Но, в конце концов, Крысак сам меня попросил.
— Мы тут такое пережили, — продолжила Вера. Ложка в ее руках задрожала, и жидкость пролилась на салфетку у ворота Киприянова. — Набежали тут… разные. А Пашка смылся, испугался. Никто не верил, что с Борисом Петровичем такое приключилось, все думали, он решил своих кинуть… Антон еле разобрался. Он всех знает. Заткнул волкам глотки.
Я хмыкнула: да, наследник достоин своего папаши…
— Борис Петрович многое помнит. Тоша ему фотографии показал, рассказал все: как жил, мыкался до встречи с ним. Сказал «Буду, батя, тебе утешением», а тут… такое… ночью, никто не ожидал. Инсульт. Не одно, так другое. Только мне кажется, — Вера промокнула губы Киприянова салфеткой, — он помнит. Во сне говорил. «Сеня, Сеня…»… Мы уезжаем. Антон купил небольшой домик у озера. У нас теперь немного денег, но все будет нормально.
— Как твой отец? — спросила я.
— Очень хорошо, спасибо. Вернулся к работе. Спасибо тебе.
— Я проведаю его как-нибудь, свожу на Холмы.
— Мы перед тобой в долгу.
— Ты знаешь, как его вернуть, свой долг.
Вера коротко кивнула.
— Я помню. «Твои» были здесь. Я рассказала все, что могла. Я и дальше буду вам помогать. Это не из долга… или страха. Так надо.
— Я понимаю.
— Нет, не понимаешь. Один из тех, кто приходил сюда, был из Первых. Он не поверил, что Холмы приняли меня. Допытывался. Много спрашивал про тебя.
— Это неважно теперь, — сказала я без особой уверенности. — Им все равно, Истинным. Они больше вас не беспокоят, если ты не будешь … ну, ты поняла…
Я набралась смелости, подошла к Киприянову и заглянула ему в глаза. Вера отступила на несколько шагов и насуплено смотрела на нас. Потом бросила:
— Ладно, пойду Тоше позвоню.
У дверей она обернулась и сухим, будничным тоном сказала:
— Не селись вблизи стоячей воды и не держи в доме больших зеркал. На всякий случай.
Я кивнула. Вера вышла. Киприянов глядел на меня. Из уголка рта на парализованной половине лица выползла на подбородок ниточка слюны. Я вытерла ее уголком салфетки.
— Мне жаль, — сказала я.
Он медленно моргнул. По желтоватой пергаментной щеке стекла слеза.
По поводу больших очередей в поликлинике Лера не преувеличивала. За два часа я устала развлекать непоседу Максимку мультиками на смартфоне и прогулками по коридору. Малышей было много, в проходах между кабинетами едва было можно протиснуться. В Красногорске активно строились магазины и банки, но не школы, детские сады и поликлиники.
Когда мы влетели, наконец, в кабинет, Маскимка хныкал, а я готова была растерзать любого, кто посмел бы встать у меня на пути. Врач стоял ко мне спиной у полки с медкартами.
— Здрасьте! — гаркнула я.
— Здравствуйте, — вежливо отозвался «молодой специалист», листая папку.
Медсестра, пожилая дама, подняла глаза от стола, за которым заполняла какие-то бланки, и устало кивнула.
— Фамилия.
— Бахтин. Максим.
— А, Максимка, — оживился врач, оборачиваясь и усаживаясь за стол. — Привет. Ты сегодня не с мамой?
— С тетей, — суховато подтвердила я.
— Сётя Шанна, — подтвердил Максим.
— Я Игорь Матвеевич, помнишь меня?
— Дя, — кивнул ребенок.
Не доверяю молодым специалистам. На мой взгляд, понятие сие оксюморон есть.
Врач негромко разговаривал с медсестрой, пока я снимала с Максика шубку, шарфик и шапку. Женщина вышла из кабинета. Игорь Матвеевич поднял на меня глаза.
… «Если фейри влюбляется по-настоящему, она может на мгновение увидеть свое будущее рядом с избранником». Хм, звучит мелодраматично. Но одно дело, когда тебе об этом рассказывает подруга, мечтательно подкатывая глаза и для убедительности прижимая руку к сердцу, другое — когда сама проваливаешься в омут видений, где ты персонаж сказки о любви. Такой реальной, что происходящее наяву меркнет.
Люди не часто влюбляются с первого взгляда — трудно за миг полюбить того, о ком ничего не знаешь. Мы – фейри. У нас есть наши видения, мы отдаемся тому, что было, что будет и чем успокоится наше сердце. Мы даже знаем, почему наши избранники уготованы именно нам …
Я не была готова к такому вихрю эмоций. Я увидела Холмы и себя рядом с Игорем, ветер шевелил его непослушные русые волосы, а серые глаза его сияли. Мы купались в озере с мягким песчаным дном, на его плечах блестели капли воды, и Колыбель пела нам свою вечную песнь. И еще лежали в густой траве над морем, и драконы с любопытством поглядывали на нас, спускаясь все ниже.
Шел дождь, радуга опустилась к самой земле. Мы бежали вдоль прибоя по мокрому песку, хохоча и подставляя лицо под разноцветные струи. Но все это могло стать лишь приятной картинкой, не способной соблазнить мой циничный ум. Дело было в другом: я знала, что здесь, в этой комнате, в нескольких метрах от меня, бьется самое храброе сердце на свете. Сердце мальчишки, игравшего в детстве в капитанов и полярных летчиков, сердце, которое никогда не привыкнет к горю и боли вокруг, сердце, взявшее в соратники цепкий ум и светлую душу. Разве могла я остаться равнодушной к диву? Нет, не могла.
— Простите, вы никогда не убивали? — пролепетала я.
Чудесное начало знакомства! Я готова была шлепнуть себя по губам, но Игорь Матвеевич понимающе покосился на дверь и хмыкнул.
— Не приходилось. Но иногда очень хочется. Особенно в пробках. Так что я вас понимаю.
— Да… вот… — промямлила я облегченно. — Такая очередь…
— Ну-с, юноша, на что жалуемся?
— Мы не жалуемся, — сказала я и испугалась: что ж я такое говорю-то, а ну как сейчас закончится осмотр, а с ним и сказка.
— Дя, — сказал Максик.
Предатель.
ОН улыбнулся мне, немного покраснев:
— Это очень хорошо. Следующий осмотр после Нового Года, — и поинтересовался ровным тоном, заполняя медкарту. — Вы придете… или мама Максимки?
— Я… наверное…если не уеду…
Да куда я теперь уеду?! Аглая, ты должна была меня предупредить, должна была! Чертовы видения! Все было так хорошо – серо и скучно!
Игорь Матвеевич подошел к Максику. Я на всякий случай отодвинулась и принялась рассматривать детский календарь на стене. Настя, держи себя в руках. Не суйся к человеку в голову, тем более, что ты ничего не можешь в ней прочитать. Кровь фейри? Не вижу, не чувствую. Кто он? Храброе сердце. Победитель тьмы, Ведущий, Semper fidelis - тот, кто всегда верен, Покоритель драконов. Господи, откуда все это лезет в мое сознание?!
— Сильнее вдохни. Вот так. Теперь спинкой повернись. Голова не болит?
— Неть.
— Нужно сдать несколько анализов. Чудесный случай, просто чудесный. Максимка у нас — ходячая тема для диссертации и… надежда для других, правда, Макс?
Игорь Матвеевич сел заполнять медкарту. Он заполнял ее долго и, кажется, рассеянно. Несколько раз что-то зачеркнул, едва слышно чертыхнувшись:
— А вы сами из наших краев?
— Я? Нет, но думаю, что задержусь… ненадолго… теперь…
— Хорошо, — врач кивнул с улыбкой.
Что хорошего-то?! Осмотр заканчивается, в дверь с недовольными минами уже несколько раз заглянули следующие в очереди мамочки. Не помню, как я одевала Максимку. Очнулась в коридоре. Максик дергал меня за руку, мамаши толкались и шипели.
— Идем?
— Да, Максюшка, идем, — я горестно вздохнула и пошла, оглядываясь с тающей с каждым шагом надеждой.
Игорь догнал меня у самого выхода. Забежал вперед, протянул мне яркую рекламку:
— Вот, я подумал… вам, наверное, будет интересно… Красногорск не такой скучный город, как может показаться с первого взгляда. Здесь есть отличный джаз-клуб – музыка, еда… Завтра у меня выходной, если вам…
— «Мосты не горят», — прочитала я.
— Это название группы. Если вам интересно…
— Мне очень-очень интересно, — подхватила я, не веря в свое счастье. — Я очень-очень люблю джаз. И мосты. Хорошо, что они не горят – всегда есть надежда…
Весь остаток дня я была словно во сне. Считала часы до завтрашнего вечера. Вот, уже сутки с хвостиком. Еще немного, и будут сутки без хвостика.
В торговом центре ко мне подошла маленькая девочка в розовом платьице и с прозрачными розовыми крылышками, надетыми на плечики. Она посмотрела, как я сажаю Максика на карусельную лошадку, и сказала:
— А я знаю, кто ты.
— Кто? — спросила я, улыбаясь.
— Ты фея, как и я.
— Ух ты, как ты догадалась? — «удивилась» я.
— Вот так, — девочка махнула пластмассовой палочкой со звездочкой на конце. — И мне мама сказала?
— Правда? А где твоя мама?
— Там, — девочка неопределенно махнула рукой куда-то к лифтам. — Тебе нравится быть феей?
— Очень. Особенно сегодня.
— А крылья у тебя есть? — девочка покрутилась на пятке.
— Сейчас нет, но если они мне понадобятся, то появятся.
— Трудно быть феей, нужно всем помогать.
— Да, — совершенно искренно признала я.
— Ладно, мама меня зовет, — сказала девочка. — Нас ждет папа.
— Удачи.
Она кивнула и побежала по проходу, к молодой женщине в длинной дубленке, стоявшей возле гардероба. Женщина сняла с девочки крылья и принялась одевать ребенка в шубку. Она подняла глаза и посмотрела на меня. Наши взгляды на миг встретились. Я окаменела.
«Да, — услышала я чужую мысль. — Это не сон».
Раскрылись двери лифта. Женщина вошла внутрь, держа девочку за руку. Она повернулась и вновь поймала мой взгляд.
«Я пришла сюда ради тебя. Не ищи нас. Мы встретимся, но не здесь и не сейчас».
Двери закрылись. Карусели остановились. Я опомнилась, схватила Максика под мышку и побежала. Обежала эскалатор и увидела лифт, спускающийся по шахте. Моя мама, молодая, живая и невредимая, такая же, какой я ее запомнила по фотографиям и расплывчатым воспоминаниям детства, смотрела на меня сквозь прозрачные стены, девочка махала мне рукой.
«Подожди! — «крикнула» я. — Почему! Только скажи мне, зачем?!»
«Так было нужно. Ты поймешь. Ты уже поняла. Милый малыш».
«Он не мой».
«Я знаю. У тебя родится дочь. Мы встретимся, когда все закончится».
«Что закончится? Что?! Как вы… могли?! Столько лет!»
«Доведи до конца то, что начала. До встречи. Прости».
Лифт достиг первого этажа. Женщину с девочкой у фонтана встречал немолодой мужчина. Женщина что-то сказала ему, и он поднял голову. Я узнала его и беззвучно заплакала. Как они могли?! Максик с удивлением коснулся пальчиком моей слезы. Мужчина, женщина и ребенок скрылись в дверях торгового центра. Мое сердце разрывалось от боли. Кто-то положил руку мне на плечо. Аглая. Я не смогла вымолвить ни слова из-за душивших меня слез, подруга сочувственно погладила меня по щеке, облокотилась о перила и заговорила, глядя вниз:
— Здесь, в этих горах, так сильна магия. Фейри стремятся сюда, словно бабочки к чаше нектара. Никогда не знаешь, кого встретишь тут.
— Зачем они так со мной поступили? — хрипло спросила я.
Подруга попыталась меня обнять. Я молча отстранилась, сухо произнесла:
— Лера приехала за Максимкой. Нужно отвести его вниз.
Аглая осталась стоять у прозрачного ограждения, наблюдая за тем, как мы с Максом спускаемся на лифте. Подъехали Лера и Сема, подруга заглянула мне в лицо, молча подхватила сына и унесла в машину.
Я стояла у дверей центра на морозе, не чувствуя холода. Люди входили и выходили, одни жадно предвкушающие, другие удовлетворенные или недовольные, изнеможенные, радостные, потерянные, угнетенные, возбужденные. У каждого своя боль и своя радость. Из подземной парковки одна за одной выезжали машины. Быть может, они еще здесь: молодая женщина, мужчина в возрасте и маленькая девочка. Мои мать, отец и сестра.
Эпилог
Аглая выросла передо мной, накинула мне пальто на плечи и молча повела за собой. Очнулась я только за столиком в небольшом пабе. Через запотевшее стекло я видела занесенную снегом улицу и деревья в рождественских огнях.
— Где мы? — спросила я.
Аглая махнула рукой:
— Какая разница? Один известный курортный городок в горах. Как насчет покататься на лыжах? Прости, что потащила тебя через мост. Знаю, как тебя это выматывает, но что может быть лучше для разговора, чем тихое кафе и кружка пива в местечке, где мало кто говорит по-русски.
Подошел официант. Аглая заговорила на незнакомом мне языке. Чешский? Я улыбнулась. Аглая всегда говорила «э гуд пайнт» - добрая пинта. Она любила пиво. Мне было все равно, что она закажет.
