Если я увлекусь эротическими фантазиями, то Ляльке попадёт за то, что недостаточно хорошо вдохновила гхана на предстоящие свершения. Жаль девчонку. Не пойму, чем она меня зацепила? Немного поразмыслив, обзывая себя последним дураком, отказываюсь от специфических услуг:
– Милая, спинку лучше потри.
Тсума обиженно кривит полные губы, но просьбу выполняет, едва не сдирая жёсткой мочалкой кожу с моей несчастной спины. Всем видом женщина показывает, насколько неожиданна и странна для неё просьба кесаря. М-да, я не оправдал чьих-то надежд. Ну и хрен с ней, не буду голову себе морочить. Чем меньше я контактирую с посторонними, тем больше шансов выжить в этом мире.
Пока прокручиваю в голове варианты своего исчезновения из дворца, «шоколадка» выбирается из воды. Шах и мат, уважаемые! «Шах» у меня стоит под водой и падать не собирается, невольный матерок вырывается во время демонстрации прелестей Тсумы.
Чертовка принимается медленно вытираться чуть ли не перед самым моим носом, вытягивая длинные ноги, прогибая спину и виляя крепкой попой. И поглядывает так хитро-хитро. Следит, насколько действенна её уловка.
Я – не пуританин, но, скажу без преувеличения, ещё никогда мне не доводилось рассматривать женщину столь детально, созерцать в мельчайших подробностях все изгибы, выпуклости и впадинки гладкого тренированного тела. Аж маленько прифигел. Оказывается, у темнокожих девушек в некоторых местах кожа светло-розовая. Кхм-кхе-кха. Чёртов финик…
Предпочитая не смотреть, а действовать, борюсь с шальными фантазиями. А Тсума, тем временем, светится горделивой улыбкой, уверенная в силе своего женского обаяния. Я прямо осерчал, до чего самоуверенная бабёнка. Про то, что леди – тимигханова жена, и, вроде как, имеет полное право на мужнину ласку, напрочь забываю, а лишь твержу мысленно: "Врёшь, не возьмёшь." Мне, конечно, нравятся стройные женщины, но я хочу свою законную супружницу, с её вечными страданиями из-за пары кг лишнего веса, с надуманными страхами-сомнениями по поводу целлюлита и размера груди. Хочу её, родную, понятную.
– Ты иди, Сумочка, иди. У меня ещё куча дел, – сразу перекрещиваю подданную, пряча глаза.
Вот такой романтичный придурок. Видите ли, хочу мою Машу.
– Я рядом, Солнцеподобный. Только позови, – низкий голос с хрипотцой звучит томно, с придыханием.
У ванной комнаты, оказывается, есть другая дверь, скрытая, опять-таки, красочным гобеленом. За ним исчезает Тсума. Ух, штучка!
Оглядываясь с опаской на второй выход, ретируюсь из ванной в свою обитель, торопливо надевая царскую одежду на мокрое тело. В спальне уже прибрано. Оперативные товарищи, однако. Саид-баба сидит на циновке у кальяна и хитро щурится:
– Судя по твоему растрёпанному виду, утро не задалось.
– И не говори. Одна чёрная бестия чего стоит, – бубню смущённо, отмахиваясь от предложенного кальяна.
По комнате плывёт до боли знакомый аромат корицы и ванили. Так пахло… пахнет Маняшино фирменное печенье.
– Мне бы выбраться отсюда поскорее, – я осторожно начинаю выуживать информацию, садясь перед Саидом на пятки.
Да, приобретённое тело погибче Мишиной тушки. Саид-баба выпускает вверх струю ароматного дыма и произносит:
– Чтобы вернуть тебя обратно, нужен один ингредиент. Гонец отправлен. Через месяц всё образуется, дорогой. Как хоть имя твоё?
– Михаил. Лучше Миша, – подаю лекарю ладонь.
Он задумчиво разглядывает протянутую пятерню, а затем касается её кончиками узловатых пальцев.
Забавно, деду не ведомо рукопожатие. С другой стороны, он всю жизнь на службе у гхана, откуда старику знать про азы нормального человеческого общения.
– "Всё будет в порядке", означает, вернусь в себя любимого? А если я после аварии нахожусь в коме и ты – плод моих галлюцинаций?
– Глупости какие, – ворчит Саид. – Твоя физическая оболочка, действительно, сейчас находится в пограничном состоянии. Душа Солнцеподобного переместилась в неё. Временно. Не переживай.
– Легко сказать, не переживай. А, вдруг, меня разоблачат?
– Я также заинтересован в твоем благополучии, иначе душе Солнцеподобного некуда будет вернуться. Ну, и не хочу, конечно, ставить в известность ханим о своей оплошности. Первое время будешь отсиживаться в этой комнате, ссылаясь на слабость после травмы головы. Не стоит показываться перед подданными Тими-гхана. Не робей, спрашивай. Отвечу на любые вопросы, возникающие по ходу жизни в твоём новом теле.
– Тсума сможет нас подслушать и передать информацию матери гхана? – Беспокоюсь, вспоминая о второй двери в ванной.
– Теоретически, возможно. Практически, ни в коем случае.
– Каким образом ты совершил обмен душами и зачем? – Верю на слово Саиду и продолжаю допрос.
– Тими-гхан – младший сын Палимат-ханим, – лекарь подбирается к истории про переселение душ издалека. – Её супруг и двое старших сыновей один за другим бесследно исчезли во время путешествий между мирами.
Я бы тоже потерялся, если бы мне ежедневно компостировали мозги. Прекрасно понимаю гханских мужиков. Но, молчу, внимая каждому произнесённому слову.
Колечки ароматного дыма нехотя тают в воздухе, голос рассказчика безмятежен и нетороплив:
– Солнцеподобный стал гханом в юном возрасте. До его совершеннолетия, фактически, властвовала Палимат-ханим. Сейчас она требует от Тими-гхана внука. Наверное, боится, что и младший сын затеряется в путешествиях. Иногда мне кажется, она больше этим озабочена, чем Солнцеподобный.
Теперь понятно, почему гхану, даже после происшествия на конной прогулке, навязывали общество Лэйлы. Пока сынок не удрал искать на свою пятую точку приключений, надо срочно озадачить его семейными делами. Ох, уж эта Пальмитатша…
Обрывая мои раздумья, Саид продолжает:
– Тими-гхан, подобно отцу и братьям, не сидит во дворце. Он постоянно в странствиях, а по возвращении работает над путевыми заметками. Его сиятельного внимания хватает лишь для Лэйлы. Они сблизились за последнее время. Солнцеподобный говорил мне, что хочет взять с собой в очередное путешествие Лэйлу вместо Тсумы.
Подскакиваю, будто ужаленный:
– На хрена вашему гхану эта чернокожая бестия? Не думай, я – не расист, но, она же сожрёт его, вернее, уже меня, при первом удобном случае. У неё взгляд такой… голодный.
Я пучу глаза, старательно изображая жадную до царского тела дамочку.
Саид-баба тихо смеётся:
– Не преувеличивай. Тсума – жена для странствий. Она здоровая и выносливая. К тому же, знает наперечёт все капризы своего повелителя.
Ликбез прерывается требовательным стуком. Разъярённая Палимат-ханим является пред наши с Саидом очи в неприглядном виде. Высокая причёска съехала набок, на манер подтаявшего мороженого. Кто-то, даже знаю кто, окатил Пальмитатшу водой, основательно подмочив макияж, малахитово-зелёное платье с серебряной вышивкой и репутацию грозы гарема.
Потерпевшая орёт, как не в себя, требуя проучить нахалку. Царское величие смыто напрочь. Воистину, как говорили индийские мудрецы, хочешь узнать человека, задень его и из него, будто из переполненного сосуда, начнётся выплёскиваться содержимое.
Эта дама похожа на Тсуму – походную жену Солнцеподобного, как думаете?
https://vk.com/wall167102090_5046
Пообещав царской маме во всём разобраться, оставляю её кудахтать в гханских покоях. Считаю, на сегодня хватит нравоучений. Одно досадно, не дослушал Саидову историю моего попадания в чужое тело. Только что, мы говорили с лекарем о необходимости не светиться лишний раз перед подданными Солнцеподобного, и вот, отправляемся на женскую половину дворца. Такова жизнь.
Неплохо, скажу вам, местное начальство устроилось. Витражи, ковры немыслимых форм и расцветок, мозаика, множество лестниц из ценных пород дерева с резными перилами, а по стенам виднеются, помимо картин, дивные фрески, изображающие сценки дворцовой жизни. Мраморные полы белые, зелёные, коричневые, красные – отдельная песня. Я перечисляю то немногое, что встречается на пути в святая святых дворца владыки.
Саид-баба наскоро посвящает в подробности расположения помещений.
Из коридора мы попадаем в большой, хорошо освещённый зал. Здесь доминирует розовый цвет самых разнообразных тонов: ткани, дерево, даже гранитная плитка под ногами. В центре помещения находится фонтан – полунагая нимфа льёт из кувшина воду на спину скучающему фавну.
В чаше фонтана плещутся две девчушки дошкольного возраста. Я непонимающе смотрю на Саида и шепчу:
– А говорили, наследников нет, вон же детвора купается.
Лекарь отвечает одними губами:
– Бразды правления передаются по мужской линии. Палимат-ханим не в счёт.
В следующее мгновение нас замечают. Шум, гам, восклицания. Значение слов «пуп земли» приходится постигать на своей шкуре. Множество женских рук трогают, щиплют, толкают.
Мне подносят очаровательное создание, опять-таки женского пола, не умеющее даже ходить. Кроха лепечет и хватает меня за космы. Мать ребёнка смеётся, освобождая из плена цепких ручонок. "Фатима – вторая жена", – шепчет Саид. Незаметно киваю, мол, понял.
Хотелось бы взять малышку на руки, опыт возни с младенцами имеется, как-никак, двоих племяшей выпестовал, но, жадный взгляд Фатимы парализует отцовские рефлексы. Надо бы поаккуратнее с детьми и их мамашами. Кто знает, может, гаремные склоки – не выдумка турецких сериальщиков.
Сдержанно осведомляюсь, не обращаясь ни к кому конкретно, где Лэйла. Гвалт стоит невероятный. Босоногая девчушка, промокшая до нитки, очевидно, старшая дочь Тими-гхана, тянет меня в сад.
По пути слышу вторую версию «проступка» гханской любимицы. Охренеть, фантазия у них! Палимат-ханим обвиняла Лэйлу, ни много ни мало, в покушении на свою жизнь. Дамы наперебой причитают, что в третью жену вселился дэв. Теперь она одержима и сбивает с пути истинного почти половину гарема.
Не знаю, кто там вселился в непоседу, но картина, внезапно развернувшаяся передо мной, трогает до глубины души.
Навстречу, по центру садовой дорожки, среди цветов и зелени двигается группа бегуний, одна другой фигуристей. И возглавляет девчат, конечно же, взопревшая от усердия Лялька.
Восточные гурии пыхтят, поднимая высоко колени, благо, последовательницы прекрасной бунтарки носят под туниками лосины. Вид у занимающихся бегом на месте совершенно неспортивный. Несколько десятков пар грудей синхронно, под Лялькин счёт, студнем колыхаются в тесных декольте.
– Душновато тут, – обращаюсь я к Саиду и слышу в ответ сдавленный смешок.
– На месте стой, раз-два, – чеканит Лялька. – Уважаемый Тими-гхан, огромная просьба посторониться.
Предводительница озорно стреляет глазками, нетерпеливо постукивая пяткой по кирпичной кладке дорожки. Дерзкая девчонка, что она о себе возомнила? Вот щас я её…
– После пробежки зайди ко мне, нам необходимо поговорить.
Попытка быть строгим и высокомерным с треском проваливается. Лялька задирает носик и выдаёт:
– Ладно уж… говори, Солнцеподобный, мне от девчонок скрывать нечего.
– Правда, что ты едва не утопила ханим?
Почему-то хочется убрать выбившуюся прядку с потного лба егозы, а не учинять разборки, играя роль строгого, но справедливого Солнцеподобного.
Лялька подходит близко-близко и шепчет:
– А пусть не лезет.
Столь тесное соседство юного тела немедленно откликается во мне покалыванием в определённом месте, начинающем по-мальчишески бунтовать… Миша, помни, ты женат. Помни, дорогой, это – чужая супруга… А, к чёрту!
– На ужин придёшь? – Делаю морду форточкой, будто мне безразличен ответ.
– А надо? – Поднимает бровь дерзкая.
– Придёшь! – Велю тоном, не терпящим возражений, и торопливо удаляюсь в гханские покои под бабское шушуканье за спиной.
Я злюсь на себя, отгоняя скабрезные мысли. Срочно требуется прохладный душ.
– Тебе необходима Тсума, – констатирует очевидный факт Саид-баба, порываясь отправиться ко второй двери в ванной комнате.
– Стой! Не надо, я в порядке… позови, лучше парикмахера… или цирюльника. Кто у вас тут стрижёт?
Вода в бассейне охлаждает пыл и настраивает на более миролюбивый лад.
– Странное дело, чувствую себя так, будто тело управляет мной, – делюсь ощущениями с лекарем, выбираясь из купели.
– Неудивительно, действию любовных эликсиров трудно сопротивляться. Я напоил Солнцеподобного и Лунноликую одним из лучших своих напитков, усиливающих вероятность появления на свет гханского наследника. Помимо такого желанного свойства, есть у эликсира побочный, весьма неприятный эффект – душу выбивает в другой мир.
– И часто такое происходит?
– При мне ни разу. Если помнишь, у батюшки Тими-гхана было ещё двое сыновей кроме младшенького. Мой дед рассказывал о постигшей его неудаче. Славный Али-гхан обратился за помощью, очень уж хотелось ему второго сына.
Первый опыт с любовным снадобьем прошёл успешно. Во второй раз ингредиенты повели себя непредсказуемо. Перенос, подобно моему случаю, произошёл в четвертый мир. Слава Азу, дед успел вернуть души гхана и его супружницы до разоблачения твоих соплеменников. Не то, наказали бы…
Лекарь продолжает рассуждать о гениальности своего родственника, а в моей голове зреет смутная догадка. Я спрашиваю, боясь услышать отрицательный ответ:
– Саид, вот смотри, мы с Машей попали в аварию и твой правитель с женой тоже перевернулись на своей таратайке. Интересная параллель получается. А могла душа моей жены во время всей этой кутерьмы попасть в тело Лэйлы?
– Легко и просто, – кивает благодушно Саид-баба и умолкает, в спальне появляется цирюльник.
Шаги его беззвучны, а в неторопливых, выверенных движениях угадывается скрытая сила. Я нервно глотаю слюну, такое впечатление, будто рядом находится опасный хищник. «Похож на ассасина», – ни с того, ни с сего, вспоминаю бережно пестуемого Рубиком персонажа из компьютерной игры. Становится неуютно от лезвий ножниц, сверкающих у лица.
Несмотря на мои опасения, мужик ловко орудует инструментами, которые кажутся в его лапах детским набором «юный парикмахер». Цирюльник быстро стрижёт, учитывая мои пожелания-замечания, и бесшумно исчезает, не проходит получаса.
– Фух, мурашки по коже от вашего стилиста. Из него, наверное, получился бы неплохой киллер, или, в крайнем случае, охранник, – ворчу, придирчиво рассматривая отражение Тими-гхана. – Во, другое дело. На человека стал похож. Ты чего, Саид?
Лекарь улыбается, терпеливо поясняя:
– Ты прав. Абдул сопровождает гхана в путешествиях в качестве охранника и обладает всеми навыками волшебника-ассасина.
– Смотри, какой крутой перец. Чего же он рученьки пачкает о такую непрестижную работу?
Саид-баба поднимает вверх тонкий перст и назидательно произносит:
– На бескрайних просторах владений Тими-гхана всякий труд почётен и уважаем. Абдул делает то, что у него лучше всего получается, помимо охраны Солнцеподобного – ухаживает за гханскими волосами. Во дворце нет потребности в боевых умениях. Одна только Хабибти чего стоит.
– Ну ка, ну ка, интересно, – усаживаюсь поудобней на тахте, готовясь услышать предание старины глубокой о заколдованном зеркале.
Саид покорно вздыхает и начинает повествование, предупредив:
– Только не перебивай, эту историю я слышал много раз в исполнении придворного литератора, сам же рассказываю впервые.
Очень давно, гхан по имени Фару отправился в священные горы Батумве искать очередной проход в другой мир.
– Милая, спинку лучше потри.
Тсума обиженно кривит полные губы, но просьбу выполняет, едва не сдирая жёсткой мочалкой кожу с моей несчастной спины. Всем видом женщина показывает, насколько неожиданна и странна для неё просьба кесаря. М-да, я не оправдал чьих-то надежд. Ну и хрен с ней, не буду голову себе морочить. Чем меньше я контактирую с посторонними, тем больше шансов выжить в этом мире.
Пока прокручиваю в голове варианты своего исчезновения из дворца, «шоколадка» выбирается из воды. Шах и мат, уважаемые! «Шах» у меня стоит под водой и падать не собирается, невольный матерок вырывается во время демонстрации прелестей Тсумы.
Чертовка принимается медленно вытираться чуть ли не перед самым моим носом, вытягивая длинные ноги, прогибая спину и виляя крепкой попой. И поглядывает так хитро-хитро. Следит, насколько действенна её уловка.
Я – не пуританин, но, скажу без преувеличения, ещё никогда мне не доводилось рассматривать женщину столь детально, созерцать в мельчайших подробностях все изгибы, выпуклости и впадинки гладкого тренированного тела. Аж маленько прифигел. Оказывается, у темнокожих девушек в некоторых местах кожа светло-розовая. Кхм-кхе-кха. Чёртов финик…
Предпочитая не смотреть, а действовать, борюсь с шальными фантазиями. А Тсума, тем временем, светится горделивой улыбкой, уверенная в силе своего женского обаяния. Я прямо осерчал, до чего самоуверенная бабёнка. Про то, что леди – тимигханова жена, и, вроде как, имеет полное право на мужнину ласку, напрочь забываю, а лишь твержу мысленно: "Врёшь, не возьмёшь." Мне, конечно, нравятся стройные женщины, но я хочу свою законную супружницу, с её вечными страданиями из-за пары кг лишнего веса, с надуманными страхами-сомнениями по поводу целлюлита и размера груди. Хочу её, родную, понятную.
– Ты иди, Сумочка, иди. У меня ещё куча дел, – сразу перекрещиваю подданную, пряча глаза.
Вот такой романтичный придурок. Видите ли, хочу мою Машу.
– Я рядом, Солнцеподобный. Только позови, – низкий голос с хрипотцой звучит томно, с придыханием.
У ванной комнаты, оказывается, есть другая дверь, скрытая, опять-таки, красочным гобеленом. За ним исчезает Тсума. Ух, штучка!
Оглядываясь с опаской на второй выход, ретируюсь из ванной в свою обитель, торопливо надевая царскую одежду на мокрое тело. В спальне уже прибрано. Оперативные товарищи, однако. Саид-баба сидит на циновке у кальяна и хитро щурится:
– Судя по твоему растрёпанному виду, утро не задалось.
– И не говори. Одна чёрная бестия чего стоит, – бубню смущённо, отмахиваясь от предложенного кальяна.
По комнате плывёт до боли знакомый аромат корицы и ванили. Так пахло… пахнет Маняшино фирменное печенье.
– Мне бы выбраться отсюда поскорее, – я осторожно начинаю выуживать информацию, садясь перед Саидом на пятки.
Да, приобретённое тело погибче Мишиной тушки. Саид-баба выпускает вверх струю ароматного дыма и произносит:
– Чтобы вернуть тебя обратно, нужен один ингредиент. Гонец отправлен. Через месяц всё образуется, дорогой. Как хоть имя твоё?
– Михаил. Лучше Миша, – подаю лекарю ладонь.
Он задумчиво разглядывает протянутую пятерню, а затем касается её кончиками узловатых пальцев.
Забавно, деду не ведомо рукопожатие. С другой стороны, он всю жизнь на службе у гхана, откуда старику знать про азы нормального человеческого общения.
– "Всё будет в порядке", означает, вернусь в себя любимого? А если я после аварии нахожусь в коме и ты – плод моих галлюцинаций?
– Глупости какие, – ворчит Саид. – Твоя физическая оболочка, действительно, сейчас находится в пограничном состоянии. Душа Солнцеподобного переместилась в неё. Временно. Не переживай.
– Легко сказать, не переживай. А, вдруг, меня разоблачат?
– Я также заинтересован в твоем благополучии, иначе душе Солнцеподобного некуда будет вернуться. Ну, и не хочу, конечно, ставить в известность ханим о своей оплошности. Первое время будешь отсиживаться в этой комнате, ссылаясь на слабость после травмы головы. Не стоит показываться перед подданными Тими-гхана. Не робей, спрашивай. Отвечу на любые вопросы, возникающие по ходу жизни в твоём новом теле.
– Тсума сможет нас подслушать и передать информацию матери гхана? – Беспокоюсь, вспоминая о второй двери в ванной.
– Теоретически, возможно. Практически, ни в коем случае.
– Каким образом ты совершил обмен душами и зачем? – Верю на слово Саиду и продолжаю допрос.
– Тими-гхан – младший сын Палимат-ханим, – лекарь подбирается к истории про переселение душ издалека. – Её супруг и двое старших сыновей один за другим бесследно исчезли во время путешествий между мирами.
Я бы тоже потерялся, если бы мне ежедневно компостировали мозги. Прекрасно понимаю гханских мужиков. Но, молчу, внимая каждому произнесённому слову.
Колечки ароматного дыма нехотя тают в воздухе, голос рассказчика безмятежен и нетороплив:
– Солнцеподобный стал гханом в юном возрасте. До его совершеннолетия, фактически, властвовала Палимат-ханим. Сейчас она требует от Тими-гхана внука. Наверное, боится, что и младший сын затеряется в путешествиях. Иногда мне кажется, она больше этим озабочена, чем Солнцеподобный.
Теперь понятно, почему гхану, даже после происшествия на конной прогулке, навязывали общество Лэйлы. Пока сынок не удрал искать на свою пятую точку приключений, надо срочно озадачить его семейными делами. Ох, уж эта Пальмитатша…
Обрывая мои раздумья, Саид продолжает:
– Тими-гхан, подобно отцу и братьям, не сидит во дворце. Он постоянно в странствиях, а по возвращении работает над путевыми заметками. Его сиятельного внимания хватает лишь для Лэйлы. Они сблизились за последнее время. Солнцеподобный говорил мне, что хочет взять с собой в очередное путешествие Лэйлу вместо Тсумы.
Подскакиваю, будто ужаленный:
– На хрена вашему гхану эта чернокожая бестия? Не думай, я – не расист, но, она же сожрёт его, вернее, уже меня, при первом удобном случае. У неё взгляд такой… голодный.
Я пучу глаза, старательно изображая жадную до царского тела дамочку.
Саид-баба тихо смеётся:
– Не преувеличивай. Тсума – жена для странствий. Она здоровая и выносливая. К тому же, знает наперечёт все капризы своего повелителя.
Ликбез прерывается требовательным стуком. Разъярённая Палимат-ханим является пред наши с Саидом очи в неприглядном виде. Высокая причёска съехала набок, на манер подтаявшего мороженого. Кто-то, даже знаю кто, окатил Пальмитатшу водой, основательно подмочив макияж, малахитово-зелёное платье с серебряной вышивкой и репутацию грозы гарема.
Потерпевшая орёт, как не в себя, требуя проучить нахалку. Царское величие смыто напрочь. Воистину, как говорили индийские мудрецы, хочешь узнать человека, задень его и из него, будто из переполненного сосуда, начнётся выплёскиваться содержимое.
Эта дама похожа на Тсуму – походную жену Солнцеподобного, как думаете?
https://vk.com/wall167102090_5046
Прода от 02.11.2022, 22:23
Глава 4.
Пообещав царской маме во всём разобраться, оставляю её кудахтать в гханских покоях. Считаю, на сегодня хватит нравоучений. Одно досадно, не дослушал Саидову историю моего попадания в чужое тело. Только что, мы говорили с лекарем о необходимости не светиться лишний раз перед подданными Солнцеподобного, и вот, отправляемся на женскую половину дворца. Такова жизнь.
Неплохо, скажу вам, местное начальство устроилось. Витражи, ковры немыслимых форм и расцветок, мозаика, множество лестниц из ценных пород дерева с резными перилами, а по стенам виднеются, помимо картин, дивные фрески, изображающие сценки дворцовой жизни. Мраморные полы белые, зелёные, коричневые, красные – отдельная песня. Я перечисляю то немногое, что встречается на пути в святая святых дворца владыки.
Саид-баба наскоро посвящает в подробности расположения помещений.
Из коридора мы попадаем в большой, хорошо освещённый зал. Здесь доминирует розовый цвет самых разнообразных тонов: ткани, дерево, даже гранитная плитка под ногами. В центре помещения находится фонтан – полунагая нимфа льёт из кувшина воду на спину скучающему фавну.
В чаше фонтана плещутся две девчушки дошкольного возраста. Я непонимающе смотрю на Саида и шепчу:
– А говорили, наследников нет, вон же детвора купается.
Лекарь отвечает одними губами:
– Бразды правления передаются по мужской линии. Палимат-ханим не в счёт.
В следующее мгновение нас замечают. Шум, гам, восклицания. Значение слов «пуп земли» приходится постигать на своей шкуре. Множество женских рук трогают, щиплют, толкают.
Мне подносят очаровательное создание, опять-таки женского пола, не умеющее даже ходить. Кроха лепечет и хватает меня за космы. Мать ребёнка смеётся, освобождая из плена цепких ручонок. "Фатима – вторая жена", – шепчет Саид. Незаметно киваю, мол, понял.
Хотелось бы взять малышку на руки, опыт возни с младенцами имеется, как-никак, двоих племяшей выпестовал, но, жадный взгляд Фатимы парализует отцовские рефлексы. Надо бы поаккуратнее с детьми и их мамашами. Кто знает, может, гаремные склоки – не выдумка турецких сериальщиков.
Сдержанно осведомляюсь, не обращаясь ни к кому конкретно, где Лэйла. Гвалт стоит невероятный. Босоногая девчушка, промокшая до нитки, очевидно, старшая дочь Тими-гхана, тянет меня в сад.
По пути слышу вторую версию «проступка» гханской любимицы. Охренеть, фантазия у них! Палимат-ханим обвиняла Лэйлу, ни много ни мало, в покушении на свою жизнь. Дамы наперебой причитают, что в третью жену вселился дэв. Теперь она одержима и сбивает с пути истинного почти половину гарема.
Не знаю, кто там вселился в непоседу, но картина, внезапно развернувшаяся передо мной, трогает до глубины души.
Навстречу, по центру садовой дорожки, среди цветов и зелени двигается группа бегуний, одна другой фигуристей. И возглавляет девчат, конечно же, взопревшая от усердия Лялька.
Восточные гурии пыхтят, поднимая высоко колени, благо, последовательницы прекрасной бунтарки носят под туниками лосины. Вид у занимающихся бегом на месте совершенно неспортивный. Несколько десятков пар грудей синхронно, под Лялькин счёт, студнем колыхаются в тесных декольте.
– Душновато тут, – обращаюсь я к Саиду и слышу в ответ сдавленный смешок.
– На месте стой, раз-два, – чеканит Лялька. – Уважаемый Тими-гхан, огромная просьба посторониться.
Предводительница озорно стреляет глазками, нетерпеливо постукивая пяткой по кирпичной кладке дорожки. Дерзкая девчонка, что она о себе возомнила? Вот щас я её…
– После пробежки зайди ко мне, нам необходимо поговорить.
Попытка быть строгим и высокомерным с треском проваливается. Лялька задирает носик и выдаёт:
– Ладно уж… говори, Солнцеподобный, мне от девчонок скрывать нечего.
– Правда, что ты едва не утопила ханим?
Почему-то хочется убрать выбившуюся прядку с потного лба егозы, а не учинять разборки, играя роль строгого, но справедливого Солнцеподобного.
Лялька подходит близко-близко и шепчет:
– А пусть не лезет.
Столь тесное соседство юного тела немедленно откликается во мне покалыванием в определённом месте, начинающем по-мальчишески бунтовать… Миша, помни, ты женат. Помни, дорогой, это – чужая супруга… А, к чёрту!
– На ужин придёшь? – Делаю морду форточкой, будто мне безразличен ответ.
– А надо? – Поднимает бровь дерзкая.
– Придёшь! – Велю тоном, не терпящим возражений, и торопливо удаляюсь в гханские покои под бабское шушуканье за спиной.
Я злюсь на себя, отгоняя скабрезные мысли. Срочно требуется прохладный душ.
***
– Тебе необходима Тсума, – констатирует очевидный факт Саид-баба, порываясь отправиться ко второй двери в ванной комнате.
– Стой! Не надо, я в порядке… позови, лучше парикмахера… или цирюльника. Кто у вас тут стрижёт?
Вода в бассейне охлаждает пыл и настраивает на более миролюбивый лад.
– Странное дело, чувствую себя так, будто тело управляет мной, – делюсь ощущениями с лекарем, выбираясь из купели.
– Неудивительно, действию любовных эликсиров трудно сопротивляться. Я напоил Солнцеподобного и Лунноликую одним из лучших своих напитков, усиливающих вероятность появления на свет гханского наследника. Помимо такого желанного свойства, есть у эликсира побочный, весьма неприятный эффект – душу выбивает в другой мир.
– И часто такое происходит?
– При мне ни разу. Если помнишь, у батюшки Тими-гхана было ещё двое сыновей кроме младшенького. Мой дед рассказывал о постигшей его неудаче. Славный Али-гхан обратился за помощью, очень уж хотелось ему второго сына.
Первый опыт с любовным снадобьем прошёл успешно. Во второй раз ингредиенты повели себя непредсказуемо. Перенос, подобно моему случаю, произошёл в четвертый мир. Слава Азу, дед успел вернуть души гхана и его супружницы до разоблачения твоих соплеменников. Не то, наказали бы…
Лекарь продолжает рассуждать о гениальности своего родственника, а в моей голове зреет смутная догадка. Я спрашиваю, боясь услышать отрицательный ответ:
– Саид, вот смотри, мы с Машей попали в аварию и твой правитель с женой тоже перевернулись на своей таратайке. Интересная параллель получается. А могла душа моей жены во время всей этой кутерьмы попасть в тело Лэйлы?
– Легко и просто, – кивает благодушно Саид-баба и умолкает, в спальне появляется цирюльник.
Шаги его беззвучны, а в неторопливых, выверенных движениях угадывается скрытая сила. Я нервно глотаю слюну, такое впечатление, будто рядом находится опасный хищник. «Похож на ассасина», – ни с того, ни с сего, вспоминаю бережно пестуемого Рубиком персонажа из компьютерной игры. Становится неуютно от лезвий ножниц, сверкающих у лица.
Несмотря на мои опасения, мужик ловко орудует инструментами, которые кажутся в его лапах детским набором «юный парикмахер». Цирюльник быстро стрижёт, учитывая мои пожелания-замечания, и бесшумно исчезает, не проходит получаса.
– Фух, мурашки по коже от вашего стилиста. Из него, наверное, получился бы неплохой киллер, или, в крайнем случае, охранник, – ворчу, придирчиво рассматривая отражение Тими-гхана. – Во, другое дело. На человека стал похож. Ты чего, Саид?
Лекарь улыбается, терпеливо поясняя:
– Ты прав. Абдул сопровождает гхана в путешествиях в качестве охранника и обладает всеми навыками волшебника-ассасина.
– Смотри, какой крутой перец. Чего же он рученьки пачкает о такую непрестижную работу?
Саид-баба поднимает вверх тонкий перст и назидательно произносит:
– На бескрайних просторах владений Тими-гхана всякий труд почётен и уважаем. Абдул делает то, что у него лучше всего получается, помимо охраны Солнцеподобного – ухаживает за гханскими волосами. Во дворце нет потребности в боевых умениях. Одна только Хабибти чего стоит.
– Ну ка, ну ка, интересно, – усаживаюсь поудобней на тахте, готовясь услышать предание старины глубокой о заколдованном зеркале.
Саид покорно вздыхает и начинает повествование, предупредив:
– Только не перебивай, эту историю я слышал много раз в исполнении придворного литератора, сам же рассказываю впервые.
Очень давно, гхан по имени Фару отправился в священные горы Батумве искать очередной проход в другой мир.
