— Это богиня? — Смущение заливало мои щеки румянцем, потому что в отличие от лица, тело неизвестный скульптор выполнил тщательно и подробно, включая все положенные женщине срамные места. — Языческая?
— Кто знает, во что верили руянские дикари до того как величайшим велением были включены в состав Берендийской империи,— князь повел фонарем, приглашая полюбоваться соседним барельефом. — Извольте взглянуть, тут еще одна.
Эта женщина была другой, кряжистой толстушкой с плотными ляжками и тяжелыми грудями.
— Барышне не пристало на эдакий срам глядеть! — Маняша схватила меня за плечи и отвернула к себе. — Ля скандаль, ваше сиятельство! Ля скандаль!
Через плечо няньки я обвела взглядом остававшихся на нашими спинами мужчин. Слуги завороженно наблюдали за князем, ротмистр же Сухов шагал осолонь, подняв фонарь над головою рассматривая барельеф за барельефом с неторопливой методичностью.
Восемь арок, в семи из них угадывались фигуры. Некоторые, находящиеся ближе ко входу, видимо, поврежденные временем и силами природы, едва проступали на поверхность.
Князь про «ля скандаль» все понял, осознал и сделал вид, что раскаялся. Мы быстро засобирались наружу. Я сославшись на то, что партнерами принято обмениваться даже во время танца, ухватилась за рукав ротмистра:
— Павел Андреевич, я вас приглашаю.
Тот с ужасом посмотрел на начальство, но закрепил мою туфельку в петле.
Оказывается, для того, чтоб перемещаться по веревке, страстных объятий не требовалось. Адьютант, пыхтя, избегал прикосновений, будто тело мое было раскаленным на жаровне металлом.
— Авр-р? — Спросил меня кот.
— Не нашли ничего, — ответила я, подхватывая Гавра на руки. — Послышалось нам с Марией Анисьевной.
Князь поднялся соло, молодцевато прыгнул, ротмистр помог ему освободиться от страховочной петли. Маняша появилась следом в объятиях слуги.
— Позвольте вас проводить? — Кисло спросил его сиятельство.
— Ля скандаль, — пробормотала нянька так, чтоб он услышал.
Я присела в книксене, изъявила благодарность. Гусары поклонились, ротмистр отдал приказ слугам и они стали споро собирать свои верхолазные приспособления. Маняша отправилась рассчитаться с нашими работниками.
— Когда я смогу увидеть вас вновь, корсарка, — князь, оставшийся без присмотра, вернул свой легкомысленный тон — Желаете посетить бал? Я пришлю приглашение вам с братом.
— Его сиятельство ошибается, я здесь с кузиной, госпожой Бобыниной.
— Тогда с кем же я видел вас на берегу?
Странно, я была уверена, что мое родство с Бобынинами произведет на него впечатление. Это, в конце концов, козырь мой был, входной билет в высший берендийский свет.
— Не томите, Серафима. Кто он? Мой соперник?
Я хихикнула вполне искренне. Разбуженный Гавр заворчал.
— У князя Кошкина соперников быть никак не может.
— Зовите меня Анатоль, огненная.
— Я не посмею, ваше сиятельство, — ответила я многозначительно.
Еще чего недоставало! Я ему кто? Певичка кафешантанная?
Князь понял, что увлекся, поэтому переспросил деловито:
— Бобынина? Кажется, вы произнесли именно эту фамилию, упомянув кузину?
Я кивнула:
— Из загорского рода Бобыниных, о них даже в Бархатной книге дворянских родов запись имеется.
— Вы окружены дуэньями, будто готовы к осаде, — пошутил его сиятельство. — Но я — воин, покорять у меня в крови. Стало быть, приглашение для барышень Абызовой и Бобыниной будет прислано последней. Вы придете?
Я изобразила робость и смущение:
— Ежели кузина не будет против.
Слуги закончили сборы и потянулись цепочкой по холму.
— Прощайте, огненная.
Мы наконец расстались. Маняша стояла рядом со мной, провожая мужчин тяжелым взглядом.
— Противный какой, — заключила, когда последний силуэт скрылся за гребнем холма.
И я ничего не ответила, потому что была с ней абсолютно согласна.
А на обратном пути повстречали мы с нянькой драгоценнейшую мою кузину под руку с Болваном Ивановичем.
— Фимочка, дорогая!
Майор, кажется, попытался бежать, но от Наталии Наумовны еще никто не уходил. Я заметила, как ее длинные пальцы с усилием сжались на мужском предплечье.
— Какая восхитительная встреча, дорогая! — С восторгом вскричала я и кинулась к ней целоваться, будто не виделась с кузиной с позапрошлой Пасхи, не меньше.
Она чмокнула воздух у моей щеки, я сделала то же самое.
— Мы с Иваном Ивановичем наслаждаемся буйством дикой природы, — Натали хихикнула, бросив шаловливый взгляд на Зорина.
Тот горячо поддержал спутницу:
— Невероятно наслаждаемся, невероятным буйством.
Ну точно болван! Хотя, если по чести, выглядел он сейчас не в пример импозантнее, чем в нашу последнюю встречу. Прогулочная пиджачная пара серого твида пошита была явно у хорошего портного, из кармашка жилета виднелась часовая цепочка с изящным брелоком. Серебряная, не золотая, коими всенепременно украшали свои животы нувориши.
— Ах, Фимочка, — продолжала кузина. — Это ведь целое приключение, пробираться по этим первобытным просторам. Если бы не рыцарское поведение Ивана…
Они уже накоротке? Однако! А, может он вовсе не отставной майор?
Я быстро взглянула на Зорина. Ну хоть жена-то у него есть? Я ведь уже почти подружилась с его майоршей, толстоватой добродушной теткой, любящей опрокинуть рюмашку за обедом, покрикивающей на домочадцев, чтоб не баловали, и плетущей по вечерам кружева под цокот деревянных коклюшек.
Иван Иванович, будто подслушав мои мысли, убрал с локтя ручку Натали и стянул свои перчатки. Колец на пальцах не наблюдалось, в том числе обручальных.
— Гаврюшенька…
Оказалось, что маневр с перчатками производился с целью погладить дремавшее на моей груди чудовище. Оно как раз выпростало из-под плаща когтистую лапу.
— Позволите, Серафима Карповна?
Я с готовностью распахнула накидку и протянула разбойника Зорину, ожидая, что сейчас повторятся догонялки, которые Гавр устроил с ротмистром. Однако глупая животина приняла ласку.
— Не ест ничего, — вдруг пожаловалась Маняша. — Я ему и молочка, и рыбку предлагала.
— Что ж так? — Зорин развернул котенка на спину, рассматривая его живот, затем нажал куда-то пальцем. — Довольно упитанное создание. Вы, Мария Анисьевна, не тревожьтесь. Он, скорее всего, проголодаться еще не успел.
Наталья Наумовна громко чихнула и конфузливо спрятала носик в батистовый платок, поданный стоящей поодаль Лулу.
— Не замечала за тобою, Фимочка… — начала она, но повторный чих заставил ее прерваться.
— Твоя эксцентричность…
Снова чих.
— Твоя…
Я вежливо пережидала приступ, слегка впрочем отодвинувшись, чтоб не забрызгало. Да если бы я раньше знала, что нежный организм Натальи Наумовны кошек не переносит, я бы давно уже дюжину мурлык себе завела.
Обвинительную тираду кузине так завершить и не удалось. Она раздраженно сообщила, что прогулка ее утомила. Иван Иванович передал мне Гавра и приготовился провожать Натали в отель. Нам было по пути, однако Наталья Наумовна жалобно прошептала, что находиться рядом с кошкой никак не может. Опасаясь обморока родственницы, я предложила разделиться.
— Мы с Маняшей переждем, пока вы удалитесь на безопасное расстояние.
Зорин витиевато меня поблагодарил. Они пошли по тропинке, однако я заметила, что теперь Натали не держит спутника под руку. Видно, он набрался кошачьего духа, пока возился с Гавром.
— И что она в нем нашла? — пробормотала я негромко.
— Право слово! — Маняша тоже говорила в пол голоса. — Красивый молодой мужик галантного обхождения.
— Даже не дворянин!
— Ты их поженила уже, что ль?
— Глупости. Для барышни Бобыниной это будет скандальный мезальянс.
— Барышне Бобыниной в травене двадцать семь годочков стукнуло.
— Замолчи! — Кузина с Зориным уже отошли довольно далеко, поэтому я почти кричала. — Это гадко! Гадко попрекать девушку возрастом, и незамужеством тоже отвратительно.
— Всем известно, что старые девы…
Я топнула ногой:
— И слов таких при мне говорить не смей!
Маняша обиделась, да так, что даже расплакалась, вытирая щеки концом шали.
— Ну чего ты, душенька, — ринулась я ее утешать, — не реви! Я сама Наташку эту не люблю, ты же знаешь. Но только говорить про кого-то дурное из-за безбрачия, просто напросто несправедливо.
Я понимала, что для няньки моей статус этот важен, и то, что она в отличие от Натали, не какая-то старая дева, а вдова, делает ее в собственных глазах выше и лучше. А на самом-то деле, лучше она, потому что добрая и верная, и веселая. А не потому, что два года назад сходила замуж за недотепистого Неелова.
Вот это все я ей втолковывала, да с такой горячностью, что сама чуть не разревелась. Маняше, то что она добрая и верная, очень по нраву пришлось. А уж, когда я рассказала ей, какая она настоящая берендийская красавица, смущенно покраснела.
— Я слышала, — сказала она, когда мы наконец помирились, — как управляющий обращался к Зорину «ваше высокородие».
— Ну, стало быть, он хотя бы при чинах,— вздохнула я. — Интересно, по какому ведомству. А, хотя, нет, нисколько не интересно. У нас с тобой другие заботы.
— Бал у князя? Собираешься меня за новым платьем послать?
— Старым удовлетворимся. — Вспомнив про князя, я слегка погрустнела. — Меня пропавшая покойница больше тревожит. Она мне привидеться не могла.
— Еще как могла…
— А, ежели в капище Святовита все дело? Погоди, ты мне не веришь?
— Верю, чадушко, — вздохнула Маняша. — Только капище это не святовитово, а поганое, навье.
— Да ну?
— Вот тебе и ну, — нянька прицокнула языком. — Силы в нем, конечно, уже никакой нет, так что и причина не в этом.
— Тогда в чем?
— Сон ты увидала.
— Я не спала.
— А обморок? Уж не знаю, с какого перепугу ты в него брякнулась… — Маняша передернула плечами и сокрушенно покачала головой. — Иван Иванович сказывал, колотилась как припадочная, губы кусала.
— Прямо так и сказал? — Скептично переспросила я. — А не поведал он тебе случаем, как ему удалось меня наверх затащить, такую всю припадочную?
Маняша картинно обиделась и замолчала. Я решила этот балаган далее не поддерживать, прижала к груди Гавра и зашагала по тропинке. Нянька семенила следом, сопела, кряхтела и, не выдержав первой, сказала:
— Может, чадушко, домой отправляться пора?
— Что за нелепая мысль! — От неожиданности я перешла на французский, поэтому быстро перевела: — Ты в своем уме? Я только-только к цели подобралась, князя Анатоля очаровывать стала. Ты думаешь, если я завтра уеду, он меня догонять примется? Держи карман шире! Позабудет, и трех дней не пройдет, увлечется другой барышней. Мне пока удалось только лишь заинтересовать его, заманить яркой картинкой.Теперь-то самая важная часть игры и начнется, теперь надобно его отнюдь не самые пристойные мысли в романтическое русло направить, беседы о высоком, пение романсов, лучше дуэтом, мелодекламация.
— Муторно мне, — жалостливо протянула Маняша.
— От того, что он не так хорош, как мог бы быть?
— Тьфу, — она плюнула под ноги по-настоящему, — от того, что он, если что приключится, даже себя защитить не сможет.
Я помолчала, опустила на землю рвущегося на волю кота, а затем серьезно посмотрела на няньку:
— Поясни, будь любезна. Мы который месяц сидим на Руяне, и раньше ты никакой тревоги не выказывала.
— Потому что раньше ты страшных снов не видала, и навьего храма не находила.
— Ты сказала, что нави тут не при чем.
— Сейчас просто к слову пришлось. Так я продолжу. Раньше тебе девы в ледяной воде не мерещились. Хотя, может ты спала? Точно! Ты задремала, меня дожидаючись, над книжкой своей несуразной.
— Книжка полезная, — возразила я. — И я не спала.
Мы неторопливо двинулись дальше. Гавр на руки больше не просился, потрусил у моих ног иноходью.
Не права Маняша. Если бы не этот фолиант, откуда бы я столь ценные сведения об охоте за женихами почерпнула? Мне же ранее никого никогда специально очаровывать не приходилось. Дочери Абызова это было бы странно. У меня и так отбоя от кавалеров никогда не было. Даже в закрытой школе для девочек, где я обитала до наступления четырнадцатилетия, тайно передавались мне букеты и записочки с признаниями. В ход шли мудреные гнумские катапульты, купленные в магических лавках, полупрозрачные почтовые голуби и просто подкуп прислужников. Меня этот ажиотаж вокруг моей персоны немало удивлял. Школа для мальчиков находилась в другом крыле монастырского замка, и увидеться с противоположным полом мы могли лишь во время большой церковной службы, либо в деревеньке, куда нам разрешалось выбираться не чаще раза в месяц. Подружки тогда объяснили мне, что все дело в папенькином богатстве, именно на него слетаются поклонники.
Я поморщилась, воспоминания были скорее неприятными.
А Маняше теперь «муторно». Что поделать, и у меня на душе неспокойно. Ну ладно, сочтем обморок за сон и спишем мяукающую женщину на галлюцинации. Однако, в воде я кого-то видела. Может, послать няньку расспросить местных, не пропадал ли кто здесь недавно, или, может, какая барышня ледяные купания для красоты принимает? Нет. На это я отвлекаться не собираюсь.
Я решительно тряхнула головой, отгоняя лишние мысли. Легче не стало.
— Пусть полиция разбирается.
— Чего? — Не поняла Маняша.
— Любое дело должен делать тот, кто к этому делу приставлен, — пояснила я. — Желаю стражам закона и порядка заявление сделать. Не может ведь курорт без полицейского присмотра оставаться? Значит, приказ соответсвующий здесь точно есть.
Приказа не оказалось. Закон и порядок на острове находился в ведении околоточного надзирателя, а сам он коротал служебное время в крошечном кабинетике в том же здании, где находилась почтовая служба. Обитатель кабинетику был под стать. Ранее гнумов-полицейских видеть мне не приходилось, поэтому лепетала я поначалу что-то невразумительное, жалея, что попросила няньку подождать с Гавром во дворе.
Звали полицейского Фальк, о чем свидетельствовала табличка на двери, инициалы Й.Х., к фамилии присовокупленные, оставляли простор воображению.
— Так вы, барышня Абызова, — гнум сверился с документом, который сам же заполнял, — пришли заявить об утопленнице? Где тело?
— Предполагаю, что его могло выбросить на берег у восточной части пляжа.
Взяв себя в руки, я довольно толково изложила как факты, так и свои предположения, даже указав на настенной карте, где именно видела незнакомку.
— А после вы обнаружили ее в пещере, но не наяву, а внутри личной галлюцинации? — С выражением зачел надзиратель с листа.
Я посмотрела на гнума с подозрением. Потешается? Но его будто вытесанное из камня лицо выражало лишь сосредоточенность.
— Вы чародейка, госпожа Абызова?
— Простите? — Я хихикнула и махнула рукой. — Нет, что вы, во время школьной проверки я не смогла прочесть и дюжины рун.
В Берендийских школах, насколько я знала, девочек такой проверке даже не считают нужным подвергать. Женщины редко обладают магическим даром, настолько редко, что выискивать среди них таланты никто даже не пытается. Некоторые из моих девичьих подруг умели ворожить и привораживать, кое-кто мог предсказать погоду, или отыскать потерянную вещь. Но, если начистоту, проще было использовать для всех этих целей купленный амулет, изготовленный настоящим чародеем. Благо и того и другого, а также лавочек, ведущих бойкую торговлю чародейским товаром, великое множество.
— Кто знает, во что верили руянские дикари до того как величайшим велением были включены в состав Берендийской империи,— князь повел фонарем, приглашая полюбоваться соседним барельефом. — Извольте взглянуть, тут еще одна.
Эта женщина была другой, кряжистой толстушкой с плотными ляжками и тяжелыми грудями.
— Барышне не пристало на эдакий срам глядеть! — Маняша схватила меня за плечи и отвернула к себе. — Ля скандаль, ваше сиятельство! Ля скандаль!
Через плечо няньки я обвела взглядом остававшихся на нашими спинами мужчин. Слуги завороженно наблюдали за князем, ротмистр же Сухов шагал осолонь, подняв фонарь над головою рассматривая барельеф за барельефом с неторопливой методичностью.
Восемь арок, в семи из них угадывались фигуры. Некоторые, находящиеся ближе ко входу, видимо, поврежденные временем и силами природы, едва проступали на поверхность.
Князь про «ля скандаль» все понял, осознал и сделал вид, что раскаялся. Мы быстро засобирались наружу. Я сославшись на то, что партнерами принято обмениваться даже во время танца, ухватилась за рукав ротмистра:
— Павел Андреевич, я вас приглашаю.
Тот с ужасом посмотрел на начальство, но закрепил мою туфельку в петле.
Оказывается, для того, чтоб перемещаться по веревке, страстных объятий не требовалось. Адьютант, пыхтя, избегал прикосновений, будто тело мое было раскаленным на жаровне металлом.
— Авр-р? — Спросил меня кот.
— Не нашли ничего, — ответила я, подхватывая Гавра на руки. — Послышалось нам с Марией Анисьевной.
Князь поднялся соло, молодцевато прыгнул, ротмистр помог ему освободиться от страховочной петли. Маняша появилась следом в объятиях слуги.
— Позвольте вас проводить? — Кисло спросил его сиятельство.
— Ля скандаль, — пробормотала нянька так, чтоб он услышал.
Я присела в книксене, изъявила благодарность. Гусары поклонились, ротмистр отдал приказ слугам и они стали споро собирать свои верхолазные приспособления. Маняша отправилась рассчитаться с нашими работниками.
— Когда я смогу увидеть вас вновь, корсарка, — князь, оставшийся без присмотра, вернул свой легкомысленный тон — Желаете посетить бал? Я пришлю приглашение вам с братом.
— Его сиятельство ошибается, я здесь с кузиной, госпожой Бобыниной.
— Тогда с кем же я видел вас на берегу?
Странно, я была уверена, что мое родство с Бобынинами произведет на него впечатление. Это, в конце концов, козырь мой был, входной билет в высший берендийский свет.
— Не томите, Серафима. Кто он? Мой соперник?
Я хихикнула вполне искренне. Разбуженный Гавр заворчал.
— У князя Кошкина соперников быть никак не может.
— Зовите меня Анатоль, огненная.
— Я не посмею, ваше сиятельство, — ответила я многозначительно.
Еще чего недоставало! Я ему кто? Певичка кафешантанная?
Князь понял, что увлекся, поэтому переспросил деловито:
— Бобынина? Кажется, вы произнесли именно эту фамилию, упомянув кузину?
Я кивнула:
— Из загорского рода Бобыниных, о них даже в Бархатной книге дворянских родов запись имеется.
— Вы окружены дуэньями, будто готовы к осаде, — пошутил его сиятельство. — Но я — воин, покорять у меня в крови. Стало быть, приглашение для барышень Абызовой и Бобыниной будет прислано последней. Вы придете?
Я изобразила робость и смущение:
— Ежели кузина не будет против.
Слуги закончили сборы и потянулись цепочкой по холму.
— Прощайте, огненная.
Мы наконец расстались. Маняша стояла рядом со мной, провожая мужчин тяжелым взглядом.
— Противный какой, — заключила, когда последний силуэт скрылся за гребнем холма.
И я ничего не ответила, потому что была с ней абсолютно согласна.
А на обратном пути повстречали мы с нянькой драгоценнейшую мою кузину под руку с Болваном Ивановичем.
— Фимочка, дорогая!
Майор, кажется, попытался бежать, но от Наталии Наумовны еще никто не уходил. Я заметила, как ее длинные пальцы с усилием сжались на мужском предплечье.
— Какая восхитительная встреча, дорогая! — С восторгом вскричала я и кинулась к ней целоваться, будто не виделась с кузиной с позапрошлой Пасхи, не меньше.
Она чмокнула воздух у моей щеки, я сделала то же самое.
— Мы с Иваном Ивановичем наслаждаемся буйством дикой природы, — Натали хихикнула, бросив шаловливый взгляд на Зорина.
Тот горячо поддержал спутницу:
— Невероятно наслаждаемся, невероятным буйством.
Ну точно болван! Хотя, если по чести, выглядел он сейчас не в пример импозантнее, чем в нашу последнюю встречу. Прогулочная пиджачная пара серого твида пошита была явно у хорошего портного, из кармашка жилета виднелась часовая цепочка с изящным брелоком. Серебряная, не золотая, коими всенепременно украшали свои животы нувориши.
— Ах, Фимочка, — продолжала кузина. — Это ведь целое приключение, пробираться по этим первобытным просторам. Если бы не рыцарское поведение Ивана…
Они уже накоротке? Однако! А, может он вовсе не отставной майор?
Я быстро взглянула на Зорина. Ну хоть жена-то у него есть? Я ведь уже почти подружилась с его майоршей, толстоватой добродушной теткой, любящей опрокинуть рюмашку за обедом, покрикивающей на домочадцев, чтоб не баловали, и плетущей по вечерам кружева под цокот деревянных коклюшек.
Иван Иванович, будто подслушав мои мысли, убрал с локтя ручку Натали и стянул свои перчатки. Колец на пальцах не наблюдалось, в том числе обручальных.
— Гаврюшенька…
Оказалось, что маневр с перчатками производился с целью погладить дремавшее на моей груди чудовище. Оно как раз выпростало из-под плаща когтистую лапу.
— Позволите, Серафима Карповна?
Я с готовностью распахнула накидку и протянула разбойника Зорину, ожидая, что сейчас повторятся догонялки, которые Гавр устроил с ротмистром. Однако глупая животина приняла ласку.
— Не ест ничего, — вдруг пожаловалась Маняша. — Я ему и молочка, и рыбку предлагала.
— Что ж так? — Зорин развернул котенка на спину, рассматривая его живот, затем нажал куда-то пальцем. — Довольно упитанное создание. Вы, Мария Анисьевна, не тревожьтесь. Он, скорее всего, проголодаться еще не успел.
Наталья Наумовна громко чихнула и конфузливо спрятала носик в батистовый платок, поданный стоящей поодаль Лулу.
— Не замечала за тобою, Фимочка… — начала она, но повторный чих заставил ее прерваться.
— Твоя эксцентричность…
Снова чих.
— Твоя…
Я вежливо пережидала приступ, слегка впрочем отодвинувшись, чтоб не забрызгало. Да если бы я раньше знала, что нежный организм Натальи Наумовны кошек не переносит, я бы давно уже дюжину мурлык себе завела.
Обвинительную тираду кузине так завершить и не удалось. Она раздраженно сообщила, что прогулка ее утомила. Иван Иванович передал мне Гавра и приготовился провожать Натали в отель. Нам было по пути, однако Наталья Наумовна жалобно прошептала, что находиться рядом с кошкой никак не может. Опасаясь обморока родственницы, я предложила разделиться.
— Мы с Маняшей переждем, пока вы удалитесь на безопасное расстояние.
Зорин витиевато меня поблагодарил. Они пошли по тропинке, однако я заметила, что теперь Натали не держит спутника под руку. Видно, он набрался кошачьего духа, пока возился с Гавром.
— И что она в нем нашла? — пробормотала я негромко.
— Право слово! — Маняша тоже говорила в пол голоса. — Красивый молодой мужик галантного обхождения.
— Даже не дворянин!
— Ты их поженила уже, что ль?
— Глупости. Для барышни Бобыниной это будет скандальный мезальянс.
— Барышне Бобыниной в травене двадцать семь годочков стукнуло.
— Замолчи! — Кузина с Зориным уже отошли довольно далеко, поэтому я почти кричала. — Это гадко! Гадко попрекать девушку возрастом, и незамужеством тоже отвратительно.
— Всем известно, что старые девы…
Я топнула ногой:
— И слов таких при мне говорить не смей!
Маняша обиделась, да так, что даже расплакалась, вытирая щеки концом шали.
— Ну чего ты, душенька, — ринулась я ее утешать, — не реви! Я сама Наташку эту не люблю, ты же знаешь. Но только говорить про кого-то дурное из-за безбрачия, просто напросто несправедливо.
Я понимала, что для няньки моей статус этот важен, и то, что она в отличие от Натали, не какая-то старая дева, а вдова, делает ее в собственных глазах выше и лучше. А на самом-то деле, лучше она, потому что добрая и верная, и веселая. А не потому, что два года назад сходила замуж за недотепистого Неелова.
Вот это все я ей втолковывала, да с такой горячностью, что сама чуть не разревелась. Маняше, то что она добрая и верная, очень по нраву пришлось. А уж, когда я рассказала ей, какая она настоящая берендийская красавица, смущенно покраснела.
— Я слышала, — сказала она, когда мы наконец помирились, — как управляющий обращался к Зорину «ваше высокородие».
— Ну, стало быть, он хотя бы при чинах,— вздохнула я. — Интересно, по какому ведомству. А, хотя, нет, нисколько не интересно. У нас с тобой другие заботы.
— Бал у князя? Собираешься меня за новым платьем послать?
— Старым удовлетворимся. — Вспомнив про князя, я слегка погрустнела. — Меня пропавшая покойница больше тревожит. Она мне привидеться не могла.
— Еще как могла…
— А, ежели в капище Святовита все дело? Погоди, ты мне не веришь?
— Верю, чадушко, — вздохнула Маняша. — Только капище это не святовитово, а поганое, навье.
— Да ну?
— Вот тебе и ну, — нянька прицокнула языком. — Силы в нем, конечно, уже никакой нет, так что и причина не в этом.
— Тогда в чем?
— Сон ты увидала.
— Я не спала.
— А обморок? Уж не знаю, с какого перепугу ты в него брякнулась… — Маняша передернула плечами и сокрушенно покачала головой. — Иван Иванович сказывал, колотилась как припадочная, губы кусала.
— Прямо так и сказал? — Скептично переспросила я. — А не поведал он тебе случаем, как ему удалось меня наверх затащить, такую всю припадочную?
Маняша картинно обиделась и замолчала. Я решила этот балаган далее не поддерживать, прижала к груди Гавра и зашагала по тропинке. Нянька семенила следом, сопела, кряхтела и, не выдержав первой, сказала:
— Может, чадушко, домой отправляться пора?
— Что за нелепая мысль! — От неожиданности я перешла на французский, поэтому быстро перевела: — Ты в своем уме? Я только-только к цели подобралась, князя Анатоля очаровывать стала. Ты думаешь, если я завтра уеду, он меня догонять примется? Держи карман шире! Позабудет, и трех дней не пройдет, увлечется другой барышней. Мне пока удалось только лишь заинтересовать его, заманить яркой картинкой.Теперь-то самая важная часть игры и начнется, теперь надобно его отнюдь не самые пристойные мысли в романтическое русло направить, беседы о высоком, пение романсов, лучше дуэтом, мелодекламация.
— Муторно мне, — жалостливо протянула Маняша.
— От того, что он не так хорош, как мог бы быть?
— Тьфу, — она плюнула под ноги по-настоящему, — от того, что он, если что приключится, даже себя защитить не сможет.
Я помолчала, опустила на землю рвущегося на волю кота, а затем серьезно посмотрела на няньку:
— Поясни, будь любезна. Мы который месяц сидим на Руяне, и раньше ты никакой тревоги не выказывала.
— Потому что раньше ты страшных снов не видала, и навьего храма не находила.
— Ты сказала, что нави тут не при чем.
— Сейчас просто к слову пришлось. Так я продолжу. Раньше тебе девы в ледяной воде не мерещились. Хотя, может ты спала? Точно! Ты задремала, меня дожидаючись, над книжкой своей несуразной.
— Книжка полезная, — возразила я. — И я не спала.
Мы неторопливо двинулись дальше. Гавр на руки больше не просился, потрусил у моих ног иноходью.
Не права Маняша. Если бы не этот фолиант, откуда бы я столь ценные сведения об охоте за женихами почерпнула? Мне же ранее никого никогда специально очаровывать не приходилось. Дочери Абызова это было бы странно. У меня и так отбоя от кавалеров никогда не было. Даже в закрытой школе для девочек, где я обитала до наступления четырнадцатилетия, тайно передавались мне букеты и записочки с признаниями. В ход шли мудреные гнумские катапульты, купленные в магических лавках, полупрозрачные почтовые голуби и просто подкуп прислужников. Меня этот ажиотаж вокруг моей персоны немало удивлял. Школа для мальчиков находилась в другом крыле монастырского замка, и увидеться с противоположным полом мы могли лишь во время большой церковной службы, либо в деревеньке, куда нам разрешалось выбираться не чаще раза в месяц. Подружки тогда объяснили мне, что все дело в папенькином богатстве, именно на него слетаются поклонники.
Я поморщилась, воспоминания были скорее неприятными.
А Маняше теперь «муторно». Что поделать, и у меня на душе неспокойно. Ну ладно, сочтем обморок за сон и спишем мяукающую женщину на галлюцинации. Однако, в воде я кого-то видела. Может, послать няньку расспросить местных, не пропадал ли кто здесь недавно, или, может, какая барышня ледяные купания для красоты принимает? Нет. На это я отвлекаться не собираюсь.
Я решительно тряхнула головой, отгоняя лишние мысли. Легче не стало.
— Пусть полиция разбирается.
— Чего? — Не поняла Маняша.
— Любое дело должен делать тот, кто к этому делу приставлен, — пояснила я. — Желаю стражам закона и порядка заявление сделать. Не может ведь курорт без полицейского присмотра оставаться? Значит, приказ соответсвующий здесь точно есть.
Приказа не оказалось. Закон и порядок на острове находился в ведении околоточного надзирателя, а сам он коротал служебное время в крошечном кабинетике в том же здании, где находилась почтовая служба. Обитатель кабинетику был под стать. Ранее гнумов-полицейских видеть мне не приходилось, поэтому лепетала я поначалу что-то невразумительное, жалея, что попросила няньку подождать с Гавром во дворе.
Звали полицейского Фальк, о чем свидетельствовала табличка на двери, инициалы Й.Х., к фамилии присовокупленные, оставляли простор воображению.
— Так вы, барышня Абызова, — гнум сверился с документом, который сам же заполнял, — пришли заявить об утопленнице? Где тело?
— Предполагаю, что его могло выбросить на берег у восточной части пляжа.
Взяв себя в руки, я довольно толково изложила как факты, так и свои предположения, даже указав на настенной карте, где именно видела незнакомку.
— А после вы обнаружили ее в пещере, но не наяву, а внутри личной галлюцинации? — С выражением зачел надзиратель с листа.
Я посмотрела на гнума с подозрением. Потешается? Но его будто вытесанное из камня лицо выражало лишь сосредоточенность.
— Вы чародейка, госпожа Абызова?
— Простите? — Я хихикнула и махнула рукой. — Нет, что вы, во время школьной проверки я не смогла прочесть и дюжины рун.
В Берендийских школах, насколько я знала, девочек такой проверке даже не считают нужным подвергать. Женщины редко обладают магическим даром, настолько редко, что выискивать среди них таланты никто даже не пытается. Некоторые из моих девичьих подруг умели ворожить и привораживать, кое-кто мог предсказать погоду, или отыскать потерянную вещь. Но, если начистоту, проще было использовать для всех этих целей купленный амулет, изготовленный настоящим чародеем. Благо и того и другого, а также лавочек, ведущих бойкую торговлю чародейским товаром, великое множество.
