— И кто еще в твоей квадре?
Ответ прозвучал после небольшой паузы:
— Лавиния дю Ром, Анриетт Пажо и… Сама догадаешься?
— Мадлен де Бофреман, — пролепетала я, поняв, почему подруга так расстроена. — Какой кошмар.
Лазар присвистнул:
— Повезло так повезло. В сравнении с этим даже наш Виктор де Брюссо кажется чайной ложечкой дегтя в целом океане меда.
Мы с Делфин вместе шли на лекцию по консонанте, у нас вообще большинство предметов в плане занятий с подругой совпадало.
— Ты даже не представляешь, сколько гадостей мне сегодня пришлось наслушаться.
Я спросила:
— Бофреман здорова? Лекари ее подлатали?
— Более чем. Шанвер вместе с ними колдовал над своей невестушкой почти до рассвета. Ах, Арман! Он так заботлив, — передразнила Дерфин писклявые голоски фрейлин. — Ах, блистательная четверка Заотара… Ах умница Мадлен… Она так благородна, простила Шоколадницу…
— Ничего себе прощение! — фыркнула я. — Двести баллов штрафа и ярлык неумехи.
Деманже махнула рукой:
— Не хотела тебя расстраивать, Кати, но ты и без того скоро увидишь. Не двести. Дю Ром, пользуясь свои положением старосты оштрафовала нас с тобой за пренебрежение обязанностями дежурных. Мы, представь, плохо, по ее мнению, отмыли вчера умывальни.
— Чего? — я остановилась и достала из портфеля «Свод». — Минус двести, минус пятьдесят, минус… Эта дрянь оштрафовала меня еще и за неподобающий вид на двадцать баллов?!
— Нас. Мы не запудрили причесок перед пробежкой.
— Никто не пудрил.
— Староста сама выбирает, кого наказать. И да, ты скажешь, что за неподобающий вид положена десятка, но… — Делфин пожала плечами. — Перед произволом дю Ром мы бессильны.
— Проклятье! Бессильны! Перед произволом жалкой клевретки Мадлен, перед самой Бофреман, перед ее болваном-женихом! Нас может обидеть любой, кому дозволяется не пудрить прическу!
— Такова жизнь.
— Не хочу я такой жизни!
— В академии другой у нас не будет.
— Это мы еще посмотрим, — пообещала я. — Бежим, нельзя опаздывать к мэтру Мопетрю.
— Ты стала жестокой, Катарина, — сказала Делфин Деманже, когда мы с ней после отбоя лежали в своих кроватях. — Нет, милая, я тебя не осуждаю, обстоятельства…
Я тяжело вздохнула. Обстоятельства. Последним стала беседа с сорбиром Лузиньяком в фойе Цитадели знаний.
Я отправлялась на ужин в великолепном почти настроении. О коварной Мадлен не думала, о чудовищном бальном минусе думать себе запретила, тем более, что к вечеру минус двести семьдесят превратились в минус двести пятьдесят пять. Ничего, как говорится в обществе кухарок и садовников, курочка по зернышку клюет. А занятия в библиотеке и вовсе привели меня в благостное душевное состояние.
— Мадемуазель Гаррель, — ждал у колонны молодой человек в белоснежном камзоле.
Я вежливо поздоровалась. Обычно подвижное лицо рыжего сорбира сейчас напоминало гипсовую маску, он смотрел поверх моего плеча, как будто избегая прямого взгляда:
— Нам следует объясниться.
Приподняв удивленно брови, я ждала продолжения.
— То, как вы поступили с Мадлен де Бофреман — подло и бесчеловечно, — проговорил Лузиньяк безо всякого выражения. — Предположу, что пользуясь покровительством монсиньора Дюпере, вы решились…
— Осторожней, месье, — перебила я, — пересказывание досужих сплетен может замарать вашу безупречность.
— Пользуясь покровительством ректора, — с нажимом повторил аристократ, — вы решили мстить каждому, кто, как вы думаете, хочет вас обидеть.
Болван! Безупречный болван! Ну и что мне теперь делать? Не драться же, право слово? Ах, если бы у меня было хоть чье-нибудь покровительство.
— Месье Лузиньяк, вы закончили? Мне хотелось бы успеть на ужин.
Он наконец посмотрел мне в лицо, как мне показалось, с удивлением:
— Мадемуазель Гаррель, поймите, никто не желает вам зла.
— Обещаю обдумать эту свежую мысль, коллега. И раз уж мы делимся сентенциями для размышлений, позволю себе и вам предложить одну. Мадемуазель Бофреман корпус филид сама перевернула на себя сосуд с разъедающей субстанцией. Кстати, вот и мой портшез, позвольте пройти.
Лузиньяк не пошевелился:
— Ваша тема ложна. Представить, что человек по доброй воле подвергнет себя чудовищным страданиям… тем более, девушка…
— Мне нечего добавить.
— Мадлен умирала от боли несколько часов.
— Не умерла? Тогда передавайте ей пожелания скорейшего выздоровления.
Не знаю, как это называется у сорбиров, филиды пользуются термином «раскачка». Кажется, я «раскачала» Лузиньяка, его лицо исказила болезненная гримаса, глаза блеснули яростью:
— Вы, Гаррель, страшное существо! Демон разрушения! После вас остаются руины и пепелища. Вы разрушили карьеру Шанвера, разбили сердце Брюссо, покалечили Бофреман! Что теперь? Какую кару вы подготовили мне?
Судя по всему, раскачка у нас произошла взаимная, меня буквально затрясло от возмущения, я воскликнула:
— У вашего Брюссо нет сердца! А подруга Мадлен наверняка носит в груди клубок змей, вместо этого органа! Шанвер? Неужели, если бы он меня не проклял…
— Арман вас не проклинал!
Мы практически орали друг на друга.
— Ложь! Вы там были вместе со мной! В грм…грм… на грм… — Клятва Заотара мешала говорить, я топнула ногой.
— Шанвер использовал сорбирское заклинание, чтоб разбить мудру «феникс», которую я на вас по ошибке наложил!
Дионис холодно улыбнулся и продолжил преувеличенно спокойным тоном:
— Кстати, вот вам великолепное оружие против меня. Жалуйтесь монсиньору, он непременно исключит меня из академии.
— Простите? — я растерялась. — «Феникс»? Это сложная консона?
Молодой человек почему-то тоже растерялся:
— Магия сорбиров… Но почему я сейчас… — Он тряхнул головой, поправил растрепавшиеся волосы. — Не важно. Арман пострадал напрасно, и, если случай с Шанвером я мог счесть вашей, Гаррель, ошибкой, ситуацию с Мадлен…
— Погодите. Получается, Шанвер сплел безупречное кружево, чтоб деактивировать ваше? Ту самую согревающую мудру, которая заставляла меня страдать от жары?
— Эти страдания несравнимы с мучениями Бофреман.
Ну вот заладил! Опять Мадлен? Шанвер не был виноват. Я ошиблась. Нужно… Не знаю. Попросит у него прощения? Сообщить монсиньору? Но тогда накажут Лузиньяка. И да, наказание Арману тоже не отменят. Потому что заклинание было, Зеркало Истины это подтвердило: «С целью подчинения, либо защиты, либо еще с какой либо целью». Святой Партолон!
— Нужно немедленно разыскать фамильяра Шанвера, — решила я вслух.
— Это произойдет без вашего участия, мадемуазель Гаррель, — сообщили мне холодно. — Держитесь подальше от Армана де Шанвера и остальных моих друзей.
Сорбир шагнул в кабинку портшеза.
— Подождите, Дионис! — взмолилась я.
Аристократ обернулся:
— Извольте больше не называть меня по имени, Гаррель.
Обиды не было, так крошечный шлепок по самолюбию. Я вздернула подбородок:
— Как вам будет угодно, месье Лузиньяк.
Он уехал, оставив меня страдать, пока подойдет следующая кабинка.
Проклятье! Проклятые сорбиры, трижды проклятые аристократы.
— Нужно было надавать рыжему пощечин.
— Шанвер не виноват, я ошибалась.
— Ты и сама, Кати, что-то подобное подозревала.
— И что теперь делать?
— Ну, отложи все, как обычно. Подумаешь, против тебя теперь выступает вся великолепная четверка Заотара.
— Нужно все исправить. Я найду демоническую Урсулу, Арман опять станет безупречным…
— Но-но, куда понеслась? Демоническим фамильярами и без тебя есть кому заняться. Подумай о своей безопасности. Во мнении аристократической квадры ты хуже крысы, думаешь, тебя пощадят?
— Что я могу? Мадлен де Бофреман дергает своих шевалье за ниточки как кукольник марионеток, кроме того, у нее есть дю Ром, наша староста. Это дает такую свободу интриг… Мадлен…шевалье… староста…
Я настолько погрузилась в размышления, что не замечала, куда направляюсь. Пришла в себя уже в спальне, сидя у прикроватного столика над исчерканным листом бумаги. Схема, пока довольно куцая, но лиха беда начало.
«Великолепная четверка Заотара: Лузиньяк, Шанвер, Брюссо, Бофреман. Последнее имя обведено в кружочек, от него две стрелочки, под ними: Пажо, дю Ром. Что важно для Мадлен? Кроме ее статуса негласной королевы академии? Власть! О да, это она обожает. На чем основана власть Бофреман? Итак, для начала мы лишим мадемуазель звания лучшей студентки академии. Этим займусь я.
— Брось, Кати, с твоими минус двумястами баллов?
— Баллы не главное, звание — это… ну что-то вроде мнения общества. А общество довольно ветрено, и обожает новые имена. Я сыграю умницу лучше Мадлен.
— Хорошо, что потом?
— Староста дю Ром будет мешать. Нужно сменить старосту.Дю Ром плохо исполняет свои обязанности. Делфин! Намекнуть ей, подтолкнуть к действиям.
— О, да ты увлеклась политикой. Что еще? Блистательная четверка.
— Я разрушу эту квадру!
— Смелое заявление! И каким же образом?
— В идеале: разузнать, чем именно Мадлен привязала к себе шевалье и девальвировать эту привязку. Но…
Я спрятала в ящик схему.
— Но можно поступить и проще. Соблазни Армана, заставь порвать с невестой. Изобрази жертву и…
— Нет!
— Да почему? Бофреман можно, а тебе нельзя? И, кстати, пококетничай с Виктором, в груди шевалье все еще тлеет.
— Нет!
Захлопнув двери спальни, я отправилась в умывальню, чтоб постоять под ледяным душем. Катарина Гаррель сходит с ума, она разговаривает сама с собой и громоздит подлые коварные планы. С этим надо что-то делать, например, посетить лекарей.
Меня запрут в башне Набекрень по соседству с другими безумцами.
Мэтр Оноре прошлой осенью водил нас туда на экскурсию. От воспоминаний мне стало дурно. Мягкие стены камер, недвижимые, либо, напротив, беснующиеся в припадках постояльцы.
Подождем. Это, действительно, может подождать.
Когда Деманже вернулась после ужина, я уже лежала в постели.
— О чем думаешь? — спросила подруга. — Судя по тому, что в столовой ты так и не появилась, мысли мало приятны?
— Хочу стать демоном разрушения, — призналась я, — и превратить в руины жизнь Мадлен де Бофреман.
Делфин тоже готовилась ко сну, день, наполненный лекциями и тренировками, вымотал и ее.
— Ты стала жестокой, Катарина. Нет, милая, я тебя не осуждаю, обстоятельства…
Я вздохнула. Какая жалость, что невозможно все рассказать подруге. Моя месть — мое дело, Делфин абсолютно ни при чем, тем более, есть еще месье Деманже, достойный батюшка и его коммерческие планы.
— Было бы замечательно, дорогая, если бы ты очаровала Лузиньяка.
Только что пришедшая мне в голову мысль показалась удачной. Да! Если Дионис влюбится в Делфин, Бофреман лишится одного из шевалье.
Подруга рассмеялась:
— Нелепость! Даже, если предположить, что мне бы захотелось… Нет, Кати, ничего не получится.
— Это еще почему?
Девушка ответила после паузы и в голосе ее не осталось веселья:
— Он предпочитает мужчин, вот почему. Дионис влюблен в де Шанвера! Понятно? Бофреман мне с таким сладострастием об этом рассказывала! Давно, еще когда не стала такой высокомерной тварью. И, знаешь, я ей верю. Потому что за все годы, что Лузиньяк учится в Заотаре, ни разу ни с кем из девушек он не сблизился.
Возражений у меня не нашлось. Дионис мужелюб? Святые покровители, вот так новость!
Деманже продолжала:
— Мадлен де Бофреман — хитрее сотни демонов запределья, она держит при себе троих шевалье вовсе не одной лишь женской прелестью, для каждого у нее свой поводок. Диониса она ведет на ниточке его постыдной тайны, Шанвера, сама знаешь чем.
— А чем она держит Брюссо? — заинтересовалась я.
— Его семья небогата, — Делфин зевнула, — может, деньгами? Хотя, золото четверке обеспечивает Шанвер, благодаря сокровищнице Делькамбров.
— Любопытно, как он получил свое богатство.
— Ну так расспроси Эмери, — предложила подруга. — Все, дорогая, давай спать.
Полный текст можно приобрести : https://feisovet.ru/магазин/Шоколадница-и-маркиз-Татьяна-Коростышевская
Ответ прозвучал после небольшой паузы:
— Лавиния дю Ром, Анриетт Пажо и… Сама догадаешься?
— Мадлен де Бофреман, — пролепетала я, поняв, почему подруга так расстроена. — Какой кошмар.
Лазар присвистнул:
— Повезло так повезло. В сравнении с этим даже наш Виктор де Брюссо кажется чайной ложечкой дегтя в целом океане меда.
Мы с Делфин вместе шли на лекцию по консонанте, у нас вообще большинство предметов в плане занятий с подругой совпадало.
— Ты даже не представляешь, сколько гадостей мне сегодня пришлось наслушаться.
Я спросила:
— Бофреман здорова? Лекари ее подлатали?
— Более чем. Шанвер вместе с ними колдовал над своей невестушкой почти до рассвета. Ах, Арман! Он так заботлив, — передразнила Дерфин писклявые голоски фрейлин. — Ах, блистательная четверка Заотара… Ах умница Мадлен… Она так благородна, простила Шоколадницу…
— Ничего себе прощение! — фыркнула я. — Двести баллов штрафа и ярлык неумехи.
Деманже махнула рукой:
— Не хотела тебя расстраивать, Кати, но ты и без того скоро увидишь. Не двести. Дю Ром, пользуясь свои положением старосты оштрафовала нас с тобой за пренебрежение обязанностями дежурных. Мы, представь, плохо, по ее мнению, отмыли вчера умывальни.
— Чего? — я остановилась и достала из портфеля «Свод». — Минус двести, минус пятьдесят, минус… Эта дрянь оштрафовала меня еще и за неподобающий вид на двадцать баллов?!
— Нас. Мы не запудрили причесок перед пробежкой.
— Никто не пудрил.
— Староста сама выбирает, кого наказать. И да, ты скажешь, что за неподобающий вид положена десятка, но… — Делфин пожала плечами. — Перед произволом дю Ром мы бессильны.
— Проклятье! Бессильны! Перед произволом жалкой клевретки Мадлен, перед самой Бофреман, перед ее болваном-женихом! Нас может обидеть любой, кому дозволяется не пудрить прическу!
— Такова жизнь.
— Не хочу я такой жизни!
— В академии другой у нас не будет.
— Это мы еще посмотрим, — пообещала я. — Бежим, нельзя опаздывать к мэтру Мопетрю.
прода 25.10
Глава 6. Оправдание жестокости
— Ты стала жестокой, Катарина, — сказала Делфин Деманже, когда мы с ней после отбоя лежали в своих кроватях. — Нет, милая, я тебя не осуждаю, обстоятельства…
Я тяжело вздохнула. Обстоятельства. Последним стала беседа с сорбиром Лузиньяком в фойе Цитадели знаний.
Я отправлялась на ужин в великолепном почти настроении. О коварной Мадлен не думала, о чудовищном бальном минусе думать себе запретила, тем более, что к вечеру минус двести семьдесят превратились в минус двести пятьдесят пять. Ничего, как говорится в обществе кухарок и садовников, курочка по зернышку клюет. А занятия в библиотеке и вовсе привели меня в благостное душевное состояние.
— Мадемуазель Гаррель, — ждал у колонны молодой человек в белоснежном камзоле.
Я вежливо поздоровалась. Обычно подвижное лицо рыжего сорбира сейчас напоминало гипсовую маску, он смотрел поверх моего плеча, как будто избегая прямого взгляда:
— Нам следует объясниться.
Приподняв удивленно брови, я ждала продолжения.
— То, как вы поступили с Мадлен де Бофреман — подло и бесчеловечно, — проговорил Лузиньяк безо всякого выражения. — Предположу, что пользуясь покровительством монсиньора Дюпере, вы решились…
— Осторожней, месье, — перебила я, — пересказывание досужих сплетен может замарать вашу безупречность.
— Пользуясь покровительством ректора, — с нажимом повторил аристократ, — вы решили мстить каждому, кто, как вы думаете, хочет вас обидеть.
Болван! Безупречный болван! Ну и что мне теперь делать? Не драться же, право слово? Ах, если бы у меня было хоть чье-нибудь покровительство.
— Месье Лузиньяк, вы закончили? Мне хотелось бы успеть на ужин.
Он наконец посмотрел мне в лицо, как мне показалось, с удивлением:
— Мадемуазель Гаррель, поймите, никто не желает вам зла.
— Обещаю обдумать эту свежую мысль, коллега. И раз уж мы делимся сентенциями для размышлений, позволю себе и вам предложить одну. Мадемуазель Бофреман корпус филид сама перевернула на себя сосуд с разъедающей субстанцией. Кстати, вот и мой портшез, позвольте пройти.
Лузиньяк не пошевелился:
— Ваша тема ложна. Представить, что человек по доброй воле подвергнет себя чудовищным страданиям… тем более, девушка…
— Мне нечего добавить.
— Мадлен умирала от боли несколько часов.
— Не умерла? Тогда передавайте ей пожелания скорейшего выздоровления.
Не знаю, как это называется у сорбиров, филиды пользуются термином «раскачка». Кажется, я «раскачала» Лузиньяка, его лицо исказила болезненная гримаса, глаза блеснули яростью:
— Вы, Гаррель, страшное существо! Демон разрушения! После вас остаются руины и пепелища. Вы разрушили карьеру Шанвера, разбили сердце Брюссо, покалечили Бофреман! Что теперь? Какую кару вы подготовили мне?
Судя по всему, раскачка у нас произошла взаимная, меня буквально затрясло от возмущения, я воскликнула:
— У вашего Брюссо нет сердца! А подруга Мадлен наверняка носит в груди клубок змей, вместо этого органа! Шанвер? Неужели, если бы он меня не проклял…
— Арман вас не проклинал!
Мы практически орали друг на друга.
— Ложь! Вы там были вместе со мной! В грм…грм… на грм… — Клятва Заотара мешала говорить, я топнула ногой.
— Шанвер использовал сорбирское заклинание, чтоб разбить мудру «феникс», которую я на вас по ошибке наложил!
Дионис холодно улыбнулся и продолжил преувеличенно спокойным тоном:
— Кстати, вот вам великолепное оружие против меня. Жалуйтесь монсиньору, он непременно исключит меня из академии.
— Простите? — я растерялась. — «Феникс»? Это сложная консона?
Молодой человек почему-то тоже растерялся:
— Магия сорбиров… Но почему я сейчас… — Он тряхнул головой, поправил растрепавшиеся волосы. — Не важно. Арман пострадал напрасно, и, если случай с Шанвером я мог счесть вашей, Гаррель, ошибкой, ситуацию с Мадлен…
— Погодите. Получается, Шанвер сплел безупречное кружево, чтоб деактивировать ваше? Ту самую согревающую мудру, которая заставляла меня страдать от жары?
— Эти страдания несравнимы с мучениями Бофреман.
Ну вот заладил! Опять Мадлен? Шанвер не был виноват. Я ошиблась. Нужно… Не знаю. Попросит у него прощения? Сообщить монсиньору? Но тогда накажут Лузиньяка. И да, наказание Арману тоже не отменят. Потому что заклинание было, Зеркало Истины это подтвердило: «С целью подчинения, либо защиты, либо еще с какой либо целью». Святой Партолон!
— Нужно немедленно разыскать фамильяра Шанвера, — решила я вслух.
— Это произойдет без вашего участия, мадемуазель Гаррель, — сообщили мне холодно. — Держитесь подальше от Армана де Шанвера и остальных моих друзей.
Сорбир шагнул в кабинку портшеза.
— Подождите, Дионис! — взмолилась я.
Аристократ обернулся:
— Извольте больше не называть меня по имени, Гаррель.
Обиды не было, так крошечный шлепок по самолюбию. Я вздернула подбородок:
— Как вам будет угодно, месье Лузиньяк.
Он уехал, оставив меня страдать, пока подойдет следующая кабинка.
Проклятье! Проклятые сорбиры, трижды проклятые аристократы.
— Нужно было надавать рыжему пощечин.
— Шанвер не виноват, я ошибалась.
— Ты и сама, Кати, что-то подобное подозревала.
— И что теперь делать?
— Ну, отложи все, как обычно. Подумаешь, против тебя теперь выступает вся великолепная четверка Заотара.
— Нужно все исправить. Я найду демоническую Урсулу, Арман опять станет безупречным…
— Но-но, куда понеслась? Демоническим фамильярами и без тебя есть кому заняться. Подумай о своей безопасности. Во мнении аристократической квадры ты хуже крысы, думаешь, тебя пощадят?
— Что я могу? Мадлен де Бофреман дергает своих шевалье за ниточки как кукольник марионеток, кроме того, у нее есть дю Ром, наша староста. Это дает такую свободу интриг… Мадлен…шевалье… староста…
Я настолько погрузилась в размышления, что не замечала, куда направляюсь. Пришла в себя уже в спальне, сидя у прикроватного столика над исчерканным листом бумаги. Схема, пока довольно куцая, но лиха беда начало.
«Великолепная четверка Заотара: Лузиньяк, Шанвер, Брюссо, Бофреман. Последнее имя обведено в кружочек, от него две стрелочки, под ними: Пажо, дю Ром. Что важно для Мадлен? Кроме ее статуса негласной королевы академии? Власть! О да, это она обожает. На чем основана власть Бофреман? Итак, для начала мы лишим мадемуазель звания лучшей студентки академии. Этим займусь я.
— Брось, Кати, с твоими минус двумястами баллов?
— Баллы не главное, звание — это… ну что-то вроде мнения общества. А общество довольно ветрено, и обожает новые имена. Я сыграю умницу лучше Мадлен.
— Хорошо, что потом?
— Староста дю Ром будет мешать. Нужно сменить старосту.Дю Ром плохо исполняет свои обязанности. Делфин! Намекнуть ей, подтолкнуть к действиям.
— О, да ты увлеклась политикой. Что еще? Блистательная четверка.
— Я разрушу эту квадру!
прода 26.10
— Смелое заявление! И каким же образом?
— В идеале: разузнать, чем именно Мадлен привязала к себе шевалье и девальвировать эту привязку. Но…
Я спрятала в ящик схему.
— Но можно поступить и проще. Соблазни Армана, заставь порвать с невестой. Изобрази жертву и…
— Нет!
— Да почему? Бофреман можно, а тебе нельзя? И, кстати, пококетничай с Виктором, в груди шевалье все еще тлеет.
— Нет!
Захлопнув двери спальни, я отправилась в умывальню, чтоб постоять под ледяным душем. Катарина Гаррель сходит с ума, она разговаривает сама с собой и громоздит подлые коварные планы. С этим надо что-то делать, например, посетить лекарей.
Меня запрут в башне Набекрень по соседству с другими безумцами.
Мэтр Оноре прошлой осенью водил нас туда на экскурсию. От воспоминаний мне стало дурно. Мягкие стены камер, недвижимые, либо, напротив, беснующиеся в припадках постояльцы.
Подождем. Это, действительно, может подождать.
Когда Деманже вернулась после ужина, я уже лежала в постели.
— О чем думаешь? — спросила подруга. — Судя по тому, что в столовой ты так и не появилась, мысли мало приятны?
— Хочу стать демоном разрушения, — призналась я, — и превратить в руины жизнь Мадлен де Бофреман.
Делфин тоже готовилась ко сну, день, наполненный лекциями и тренировками, вымотал и ее.
— Ты стала жестокой, Катарина. Нет, милая, я тебя не осуждаю, обстоятельства…
Я вздохнула. Какая жалость, что невозможно все рассказать подруге. Моя месть — мое дело, Делфин абсолютно ни при чем, тем более, есть еще месье Деманже, достойный батюшка и его коммерческие планы.
— Было бы замечательно, дорогая, если бы ты очаровала Лузиньяка.
Только что пришедшая мне в голову мысль показалась удачной. Да! Если Дионис влюбится в Делфин, Бофреман лишится одного из шевалье.
Подруга рассмеялась:
— Нелепость! Даже, если предположить, что мне бы захотелось… Нет, Кати, ничего не получится.
— Это еще почему?
Девушка ответила после паузы и в голосе ее не осталось веселья:
— Он предпочитает мужчин, вот почему. Дионис влюблен в де Шанвера! Понятно? Бофреман мне с таким сладострастием об этом рассказывала! Давно, еще когда не стала такой высокомерной тварью. И, знаешь, я ей верю. Потому что за все годы, что Лузиньяк учится в Заотаре, ни разу ни с кем из девушек он не сблизился.
Возражений у меня не нашлось. Дионис мужелюб? Святые покровители, вот так новость!
Деманже продолжала:
— Мадлен де Бофреман — хитрее сотни демонов запределья, она держит при себе троих шевалье вовсе не одной лишь женской прелестью, для каждого у нее свой поводок. Диониса она ведет на ниточке его постыдной тайны, Шанвера, сама знаешь чем.
— А чем она держит Брюссо? — заинтересовалась я.
— Его семья небогата, — Делфин зевнула, — может, деньгами? Хотя, золото четверке обеспечивает Шанвер, благодаря сокровищнице Делькамбров.
— Любопытно, как он получил свое богатство.
— Ну так расспроси Эмери, — предложила подруга. — Все, дорогая, давай спать.
***Конец ознакомительного отрывка
Полный текст можно приобрести : https://feisovet.ru/магазин/Шоколадница-и-маркиз-Татьяна-Коростышевская
