Шанвер перевел взгляд на «фрейлин». Рыженькая недурна, только, пожалуй, слишком худощава, а у толстушки явственно пробиваются усики над верхней губой.
— Сегодня бал, — сказал Виктор на перевертансе, поймав его взгляд, — вечером оценим свежатинку. Нет, дружище, я не предлагаю тебе покушаться на детей, но прошлогодние малышки-оватки успели подрасти, там было несколько перспективных цветочков.
— Развратный ты садовод.
— Или святые покровители пошлют нам кого-то новенького и вполне оформившегося.
Арман откинул голову, зажмурился, подставил лицо солнцу:
— Ах, Брюссо, видел бы ты степнячек, охраняющих вход в Тутенхейм.
— Дионис мне о них рассказывал. Подвинься, — Виктор устроился на подстилке рядом с приятелем. — Ну, тебя можно поздравить с победой?
— Завтра поздравишь.
Клятва Заотара. Сорбир не мог рассказать фидиду об испытаниях под сводами древнего храма. Рассказать нет, завтра все увидят его добычу, его драгоценную… Он ведь справится? Закончит обряд? Хватит ли ему сил? Проклятое пресыщение! Сейчас Арман не был ни в чем уверен.
— Я не об этом, — Виктор ткнул его в бок, отвлекая от неприятных мыслей. — А о девах-воинах. Дионис признался, что ему не обломилось.
— И, между прочим, просил держать это в секрете, — Лузиньяк по-собачьи отряхнулся, брызги полетели во все стороны, — и разузнать у великолепного Армана… Ну же, Шанвер, как тебе это удалось?
— Мне тоже интересно! — всплеснула руками Мадлен. — Подождите минуточку.
Она на обычном языке велела своим девицам:
— Пажо, дю Ром, ступайте вон за те кусты, хоть для виду окунитесь. А то скажут, что я пригласила вас на пикник прислуживать!
Арман усмехнулся, дело именно так и обстояло, фрейлин взяли прислуживать. И они с этой задачей справлялись. Расселенная на траве скатерть была сервирована закусками и вином, Шанвер взял бокал, отпил, забросил в рот виноградинку:
— Благородный шевалье не распространяется о своих любовных похождениях.
Мадлен бросила в него виноградом:
— Не томи!
Арман пожал плечами:
— Нужно было просто сражаться. Они ведь девы-воины.
— Всего-то? — не поверил Дионис.
— И победить.
Воспоминание о жарких ночах под звездным небом степного мира были нечеткими и как будто выцветшими, ненадолго же их хватило. Сильные тела, жадные губы, темные, похожие на звериные, глаза, схватка, подчинение, слияние…
Арман поднялся на ноги и, разбежавшись, бросился в воду. Нужны эмоции, сильные чувства, что-то, дающее силы. Филигранное мудрическое заклинание ждет, чтоб его наполнили.
Он вынырнул и широкими гребками поплыл далеко от берега. Ненависть к мачехе? Хорошее чувство, но его тоже осталось мало, выдохлось за столько лет. Честолюбие? Чтоб его подстегнуть, нужен достойный соперник, а их у маркиза Делькамбра почти не осталось.
Он спросил совета у Брюссо, когда вернулся на сушу и принял из рук фрейлины полотенце. Мадлен с Дионисом куда-то ушли, оставив их наедине, Пажо с дю Ром не в счет.
— Ну не знаю, — пожал Виктор плечами, — поскандаль с отцом, тебя это обычно вдохновляет, наори на брата, обзови мачеху…
— На балу?
— Действительно… Влюбись! Да не хохочи, это не так уж сложно. — Друг придирчиво осмотрел обеих девиц, поморщился. — Нет, это не подходит. Нужен кто-то абсолютно свеженький, такая, знаешь ли, очаровательная невинность, чтоб пахла молоком и травой. Надолго тебя не хватит, но…
Брюссо еще долго распинался, Арман его не слушал.
Влюбись! Это Виктору проще простого, он постоянно влюблен, одновременно пытаясь отделаться от предыдущего объекта страсти. Это его надолго не хватает, запахи молока и скошенной травы имеют свойство быстро исчезать под мускусными и амбровыми ароматами модных духов.
Арман никогда не морочил головы невинным девицам, они его не привлекали. Устраивать изощренную осаду, чтоб сорвать первый цветок, а затем терпеть слезы и жалобы? Нет уж, увольте. Да и где ее искать, эту свеженькую мадемуазель? В академии?
Мадлен вернулась без Лузиньяка, бросила на руки Лавинии парчовый шлафрок, стянула через голову сорочку:
— Дионис отправился в Белые палаты, страдать от неутоленной страсти по степным девам.
— Арман тоже страдает, — хихикнул Брюссо, — от невозможности хоть что-то испытать.
— Милый, — девушка изящно опустилась подле жениха, взъерошила его влажные волосы, — опять пресыщение? Ну ничего, твоя верная подготовила для тебя сюрприз, который…
Не договорив, Мадлен приникла к его губам в поцелуе. Арман ответил, без пыла, просто, чтоб ее не обидеть. Брюссо с многозначительным смешком, встал:
— Кажется, кое-кто желает побыть наедине. Я заберу болонок на прогулку.
— Нет, — отстранившись от девушки, Шанвер еще раз поцеловал ее в уголок рта, — нам нужно возвращаться. Монсиньор велел сорбирам встречать гостей… Который час?
Если Мадлен и испытала разочарование, она его никак не показала. Идеальная подруга.
Сборы несколько затянулись. Бофреман захотела напоследок искупаться, потом сушила свои великолепные смоляные кудри.
«Она тянет время, — понял Арман, — ее сюрприз должен поспеть».
Любопытно ему не было, нисколько. Когда, наконец, они отправились обратно к саду зеленого этажа, сопровождаемые нагруженными вещами «фрейлинами», Мадлен весело болтала, перейдя на лавандерский. Они с Виктором обсуждали королевскую охоту, которую, в отличие от друзей-сорбиров, вынужденные целое лето провести в испытаниях, посетили. Анриетт с Лавинией жадно прислушивались, ради таких вот моментов мнимой близости к сильным мира сего, девицы и прислуживали Бофреман.
— И его величество, представьте, никак на это не отреагировал, но после, разумеется, баронессе было отказано в приглашении. Понимаете, господа?
Как это было скучно! Шанвер отвлекся на ощущение нагретого песка дорожки под босыми ногами, на зелень садовых деревьев. Прекрасное место, нужно будет вернуться сюда в одиночестве.
В гостиной за столом сидела девушка, забавное создание в накрахмаленном чепце и сером платье. Простушка, пейзанка. Чуть вздернутый носик, пухлые губки, по сторонам круглого личика спускаются темно-русые пряди. Нет, не русые, то есть, не полностью русые, в них есть и рыжина и пепельные оттенки. «Трехцветная, как кошка», — подумал Шанвер с улыбкой
— …небольшой сюрприз! — донеслось будто сквозь толщу воды.
Мадемуазель моргнула, тень густых ресниц легла на щеки. Арману захотелось, чтоб девушка посмотрела на него, он шагнул, почти оттесняя от двери невесту.
— Катарина Гаррель из Анси, зачислена в академию по результатам экзамена.
Однако, у простушки великолепный выговор. И почему она не обращает внимания на Армана? Она успела быстро оглядеть каждого, даже жалких прислужниц-филидок.
— Это и есть твой сюрприз, Мадлен?
Невероятные дымчато-зеленые глаза наконец встретились с его взглядом. Оно! Именно об этом говорил Виктор. Неискушенная наивность, чудо из Анси, посланное как будто в ответ на его молитвы.
«Мое! Хочу!»— бились в голове отрывистые мысли, а тело кланялось, приветствуя ту, что должна излечить пресыщение.
Бофреман что-то говорила, но даже звук ее голоса был сейчас неприятен.
«Пусть все уйдут, Брюссо, дружище, сделай что-нибудь, ты же меня понимаешь…»
На воротнике Катарины была приколота филидская брошь. Симон Туржан? Ну да, он ведь тоже из Анси. Жених? Плевать, ни один маг не допустит, чтоб его нареченная училась без него в Заотаре. Нет, это неправильно. Туржан — воин, он отправился в армию Лавандера полковым капелланом. Если простушка Катарина действительно невеста брата Симона, Шанвер отступит. Он спросит девушку прямо.
«Куда? Нет, нет, милая, не уходи, маркиз Делькамбр хочет с тобой познакомиться. Ты впечатлена? Ну разумеется. Но какие манеры! Откуда? О боги…»
Арман лишь слегка прикоснулся к плечикам, когда усаживал мадемуазель в кресло, но даже этого хватило, чтоб его бросило в жар. Прекрасно, великолепно, то что нужно. Даже шоколад, приторная смола, сегодня вызывал удовольствие.
Девушка была напугана и растерянна. Бал, представление, оваты… Он не настаивал, предложил проводить, по дороге, наконец, задал вопрос о Туржане. Всего лишь попутчики? Ну, разумеется, даже зануда Симон не смог пройти мимо этой прелести.
Виктор поздравил друга, когда утащил его с зеленого этажа.
— Не трать все сразу, но и не затягивай, студентки академии слишком быстро приобретают столичный лоск, утрачивая при этом невинную прелесть. Говорят, эту Гаррель экзаменовал сам де Дас. Старый греховодник знает толк в…
Встреча с родителями на этот раз нисколько Армана не волновала. Отец еще больше постарел, мачеха, по обыкновению, щебетала глупости. Эмери? Они отправили братца в академию? Ему десять! Он толстый плакса! Его здесь сожрут!
Мадлен, увела жениха, чтоб не устраивать скандала. Верная подруга Мадлен.
Он стоял в секторе сорбиров, когда монсиньор Дюпере представлял первогодков, ждал, когда назовут имя Катарины Гаррель. Корпус филид? Немыслимо! Но хорошо, что его простушка будет с лазоревыми, друзья Армана за ней присмотрят.
Завтрашнее испытание уже не казалось ему сложным. Он наполнит заклинание тем немногим, что имеет, этого хватит, большая часть работы уже сделана. Предвкушение! Какое почти забытое чувство. Не слишком сильное, не жгучее, но весьма приятное. Арман де Шанвер маркиз Делькамбр предвкушал новую встречу с мадемуазель простолюдинкой.
А потом его хрустальный замок рухнул. Шоколадница! Эту породу Арман де Шанвер знал прекрасно, знал и ненавидел.
Так вот, откуда эти безупречные манеры и аристократичный выговор. Маркиз де Буйе не жалел денег на лучших учителей для дочери своей любовницы. Гастон де Шариоль часто развлекал приятелей-студентов рассказами о похождениях дядюшки, о расчетливой Шанталь, запрыгнувшей в постель аристократа прямо с театральных подмостков. Обрывки этих баек доносились и до Армана.
Стыд жег молодого сорбира изнутри. Он понесся спасать свою Катарину, как только она скрылась за портретом де Даса, бросил Мадлен одну. Болван!
Ненависть, ярость, боль. Арману хотелось разорвать виконта на тысячу кусочков, убить, уничтожить. Каждое слово, каждый эпитет, которым Гастон награждал свою «кузину», заставлял Шанвера скрипеть зубами. Он не мог выпустить чувства. Катарина — никто, простолюдинка, которую готовили стать шоколадницей какому-нибудь аристократу, да хоть тому же Гастону, актриса, рассчитывающая каждый свой шаг, каждую реплику.
Мадлен, которой Арман разрешил остаться у него на ночь, пыталась утешить жениха, но ее искушенные ласки не могли унять ни боли, ни ярости.
На завтрак он не пошел, спустился на лазоревый этаж. Вчера они изрядно перебрали, продолжили пить вино в спальне на простынях, и теперь Шанвер страдал от похмелья. Бофреман предлагала какие-то зелья, но он отказался. На закате назначен обряд, первый в качестве сорбира, нельзя рисковать с чужой магией в своей крови. Есть и другое, испытанное временем средство — ледяные пустоши, а точнее, гейзерное ущелье неподалеку от филидской галлереи. Здесь из-под земли били струи горячих источников, талая вода собиралась в небольшие озерца, над ущельем стояло плотное облако смрадного пара.
Арман долго плескался в бурлящей чаше гейзера, почти варился в этом бульоне, исторгнутым самой природой, потом переместился в прозрачное ледяное озерцо, повторил процедуру трижды. Хорошо. Похмелье отступило, мысли приобрели четкость. Катарина Гаррель? Маркизу Делькамбру плевать на эту Шоколадницу, он больше не удостоит ее даже взглядом. Проигнорирует все попытки оправданий, не прочтет ни одной записки. Другое дело — Гастон. Виконт получит по заслугам. В чем его вина? Какая разница! Шанвер хочет его наказать, этого достаточно. Как? Дуэль. Повод? Найдется!
Арман широко улыбнулся, представив, как его кулак с глухим звуком утопает в рыхлом пузе Шариоля. Нет, нет, никаких мудр, никаких заклинаний, благородная сталь, как это принято у шевалье, а рукопашная… Арман выбьет шпагу из руки виконта, отбросит свою, ибо благородный муж не направит клинок на безоружного, и от души врежет…
В безмятежнейшем из своих настроений маркиз Делькамбр вернулся в академию, отдохнув телом и воспрянув духом. Горячий обед, пол часа дневного сна, сорбирское испытание. С этим проблем не будет? Пустое. Даже, если они возникнут, ничего страшного. Его драгоценная добыча будет ждать столько, сколько нужно. Но лучше бы преуспеть именно сегодня. Тогда победу можно отпраздновать, закатить дружескую пирушку в гостиной филидов, небольшой мальчишник, междусобойчик. И там спровоцировать виконта де Шариоля. Гастон — болван и фат, раскачать его будет проще простого.
У дверей столовой залы Армана окликнул Филипп дель Монд, сорбир, тоже направляющийся обедать в компании приятелей — Анри дю Рюмеля и Патрика де Клермона. Разумеется, в общении между собой, молодые люди все дворянские приставки и титулы игнорировали.
— Готов, Шанвер? — спросил Монд, поправляя белоснежные манжеты. — Говорят, ты вчера пошел вразнос?
— А вы, господа, посвятили время молитвам и медитации?
Клермон с Рюмелем обменялись многозначительными взглядами. Анри протянул:
— Вот и посмотрим, что более действенно — пост и воздержание или твои непотребства.
— Посмотрим.
Арман вошел в столовую первым. «Посмотрим, и, если сегодня у меня все получится, вы, святоши…» Но у него не получится, он пуст как устричная раковина, ему нечем наполнить заклинание.
Катарина Гаррель пила шоколад, склонившись над какими-то бумагами. Личико сосредоточено, губы чуть шевелятся, как будто мадемуазель читает вслух. Притворщица, кривляка! Все в зале сейчас замолкли, устремив взгляды на великолепных сорбиров, а она делает вид, что ничего не замечает? Ну, ну… Сто луидоров на то, что сейчас эта актриса вздрогнет, поднимет голову, улыбнется виновато и призывно. Три-четыре… Как по нотам. Улыбки Шанвер ждать не стал, отыскал в толпе Мадлен де Бофреман, свою нареченную невесту, ответил на приветствие, пошел к ней. Пусть теперь Шоколадница любуется на чужое счастье. От Мадлен неприятно пахло отрезвляющим зельем, кажется, в него входил экстракт дикого чеснока, но Арман поцеловал ее губки, поздоровался с Виктором. Фрейлины побежали к буфету, чтоб принести сорбиру кушанья. Жизнь прекрасна? Правда, шоколадница? Ты смотришь?
Но она уже уходила из столовой, не обернувшись. Суп из спаржи был комковатым и невкусным, овощи разваренными, от пронзительного голоса невесты к вискам подступала боль, но Арман жевал и пытался поддерживать беседу.
— Малыш Виктор нацелился на лавочницу, — сообщила Мадлен с ехидным смешком.
Брюссо улыбнулся:
— Не нацелился, милая, а почти поразил цель. Мадемуазель шоколадница… Арман, дружище, ты же не возражаешь? Несколько комплиментов, как бы случайное прикосновение, и вот меня уже приглашают разделить кабинку портшеза, демонстрируя ансийские кружева нижних юбок.
— Ты пришел позже шоколадницы, — перебила девушка, — Пажо, дю Ром, подтвердите. — Фрейлины послушно закивали головами. — Лжец!
— Потому что я от этого предложения отказался! — Выпученные глаза Виктора его искренности отнюдь не демонстрировали. — За кого вы меня принимаете, дамы? За неразборчивого обжору? Мне нужна изящная позиционная борьба, королевская охота. Да будет вам известно, что мужчины не ценят плодов, падающих им в руки без усилий.
— Сегодня бал, — сказал Виктор на перевертансе, поймав его взгляд, — вечером оценим свежатинку. Нет, дружище, я не предлагаю тебе покушаться на детей, но прошлогодние малышки-оватки успели подрасти, там было несколько перспективных цветочков.
— Развратный ты садовод.
— Или святые покровители пошлют нам кого-то новенького и вполне оформившегося.
Арман откинул голову, зажмурился, подставил лицо солнцу:
— Ах, Брюссо, видел бы ты степнячек, охраняющих вход в Тутенхейм.
— Дионис мне о них рассказывал. Подвинься, — Виктор устроился на подстилке рядом с приятелем. — Ну, тебя можно поздравить с победой?
— Завтра поздравишь.
Клятва Заотара. Сорбир не мог рассказать фидиду об испытаниях под сводами древнего храма. Рассказать нет, завтра все увидят его добычу, его драгоценную… Он ведь справится? Закончит обряд? Хватит ли ему сил? Проклятое пресыщение! Сейчас Арман не был ни в чем уверен.
— Я не об этом, — Виктор ткнул его в бок, отвлекая от неприятных мыслей. — А о девах-воинах. Дионис признался, что ему не обломилось.
— И, между прочим, просил держать это в секрете, — Лузиньяк по-собачьи отряхнулся, брызги полетели во все стороны, — и разузнать у великолепного Армана… Ну же, Шанвер, как тебе это удалось?
— Мне тоже интересно! — всплеснула руками Мадлен. — Подождите минуточку.
Она на обычном языке велела своим девицам:
— Пажо, дю Ром, ступайте вон за те кусты, хоть для виду окунитесь. А то скажут, что я пригласила вас на пикник прислуживать!
Арман усмехнулся, дело именно так и обстояло, фрейлин взяли прислуживать. И они с этой задачей справлялись. Расселенная на траве скатерть была сервирована закусками и вином, Шанвер взял бокал, отпил, забросил в рот виноградинку:
— Благородный шевалье не распространяется о своих любовных похождениях.
Мадлен бросила в него виноградом:
— Не томи!
Арман пожал плечами:
— Нужно было просто сражаться. Они ведь девы-воины.
— Всего-то? — не поверил Дионис.
— И победить.
Воспоминание о жарких ночах под звездным небом степного мира были нечеткими и как будто выцветшими, ненадолго же их хватило. Сильные тела, жадные губы, темные, похожие на звериные, глаза, схватка, подчинение, слияние…
Арман поднялся на ноги и, разбежавшись, бросился в воду. Нужны эмоции, сильные чувства, что-то, дающее силы. Филигранное мудрическое заклинание ждет, чтоб его наполнили.
Он вынырнул и широкими гребками поплыл далеко от берега. Ненависть к мачехе? Хорошее чувство, но его тоже осталось мало, выдохлось за столько лет. Честолюбие? Чтоб его подстегнуть, нужен достойный соперник, а их у маркиза Делькамбра почти не осталось.
Он спросил совета у Брюссо, когда вернулся на сушу и принял из рук фрейлины полотенце. Мадлен с Дионисом куда-то ушли, оставив их наедине, Пажо с дю Ром не в счет.
— Ну не знаю, — пожал Виктор плечами, — поскандаль с отцом, тебя это обычно вдохновляет, наори на брата, обзови мачеху…
— На балу?
— Действительно… Влюбись! Да не хохочи, это не так уж сложно. — Друг придирчиво осмотрел обеих девиц, поморщился. — Нет, это не подходит. Нужен кто-то абсолютно свеженький, такая, знаешь ли, очаровательная невинность, чтоб пахла молоком и травой. Надолго тебя не хватит, но…
Брюссо еще долго распинался, Арман его не слушал.
Влюбись! Это Виктору проще простого, он постоянно влюблен, одновременно пытаясь отделаться от предыдущего объекта страсти. Это его надолго не хватает, запахи молока и скошенной травы имеют свойство быстро исчезать под мускусными и амбровыми ароматами модных духов.
Арман никогда не морочил головы невинным девицам, они его не привлекали. Устраивать изощренную осаду, чтоб сорвать первый цветок, а затем терпеть слезы и жалобы? Нет уж, увольте. Да и где ее искать, эту свеженькую мадемуазель? В академии?
Мадлен вернулась без Лузиньяка, бросила на руки Лавинии парчовый шлафрок, стянула через голову сорочку:
— Дионис отправился в Белые палаты, страдать от неутоленной страсти по степным девам.
— Арман тоже страдает, — хихикнул Брюссо, — от невозможности хоть что-то испытать.
— Милый, — девушка изящно опустилась подле жениха, взъерошила его влажные волосы, — опять пресыщение? Ну ничего, твоя верная подготовила для тебя сюрприз, который…
Не договорив, Мадлен приникла к его губам в поцелуе. Арман ответил, без пыла, просто, чтоб ее не обидеть. Брюссо с многозначительным смешком, встал:
— Кажется, кое-кто желает побыть наедине. Я заберу болонок на прогулку.
— Нет, — отстранившись от девушки, Шанвер еще раз поцеловал ее в уголок рта, — нам нужно возвращаться. Монсиньор велел сорбирам встречать гостей… Который час?
Если Мадлен и испытала разочарование, она его никак не показала. Идеальная подруга.
Сборы несколько затянулись. Бофреман захотела напоследок искупаться, потом сушила свои великолепные смоляные кудри.
«Она тянет время, — понял Арман, — ее сюрприз должен поспеть».
Любопытно ему не было, нисколько. Когда, наконец, они отправились обратно к саду зеленого этажа, сопровождаемые нагруженными вещами «фрейлинами», Мадлен весело болтала, перейдя на лавандерский. Они с Виктором обсуждали королевскую охоту, которую, в отличие от друзей-сорбиров, вынужденные целое лето провести в испытаниях, посетили. Анриетт с Лавинией жадно прислушивались, ради таких вот моментов мнимой близости к сильным мира сего, девицы и прислуживали Бофреман.
— И его величество, представьте, никак на это не отреагировал, но после, разумеется, баронессе было отказано в приглашении. Понимаете, господа?
Как это было скучно! Шанвер отвлекся на ощущение нагретого песка дорожки под босыми ногами, на зелень садовых деревьев. Прекрасное место, нужно будет вернуться сюда в одиночестве.
В гостиной за столом сидела девушка, забавное создание в накрахмаленном чепце и сером платье. Простушка, пейзанка. Чуть вздернутый носик, пухлые губки, по сторонам круглого личика спускаются темно-русые пряди. Нет, не русые, то есть, не полностью русые, в них есть и рыжина и пепельные оттенки. «Трехцветная, как кошка», — подумал Шанвер с улыбкой
— …небольшой сюрприз! — донеслось будто сквозь толщу воды.
Мадемуазель моргнула, тень густых ресниц легла на щеки. Арману захотелось, чтоб девушка посмотрела на него, он шагнул, почти оттесняя от двери невесту.
— Катарина Гаррель из Анси, зачислена в академию по результатам экзамена.
Однако, у простушки великолепный выговор. И почему она не обращает внимания на Армана? Она успела быстро оглядеть каждого, даже жалких прислужниц-филидок.
— Это и есть твой сюрприз, Мадлен?
Невероятные дымчато-зеленые глаза наконец встретились с его взглядом. Оно! Именно об этом говорил Виктор. Неискушенная наивность, чудо из Анси, посланное как будто в ответ на его молитвы.
«Мое! Хочу!»— бились в голове отрывистые мысли, а тело кланялось, приветствуя ту, что должна излечить пресыщение.
Бофреман что-то говорила, но даже звук ее голоса был сейчас неприятен.
«Пусть все уйдут, Брюссо, дружище, сделай что-нибудь, ты же меня понимаешь…»
На воротнике Катарины была приколота филидская брошь. Симон Туржан? Ну да, он ведь тоже из Анси. Жених? Плевать, ни один маг не допустит, чтоб его нареченная училась без него в Заотаре. Нет, это неправильно. Туржан — воин, он отправился в армию Лавандера полковым капелланом. Если простушка Катарина действительно невеста брата Симона, Шанвер отступит. Он спросит девушку прямо.
«Куда? Нет, нет, милая, не уходи, маркиз Делькамбр хочет с тобой познакомиться. Ты впечатлена? Ну разумеется. Но какие манеры! Откуда? О боги…»
Арман лишь слегка прикоснулся к плечикам, когда усаживал мадемуазель в кресло, но даже этого хватило, чтоб его бросило в жар. Прекрасно, великолепно, то что нужно. Даже шоколад, приторная смола, сегодня вызывал удовольствие.
Девушка была напугана и растерянна. Бал, представление, оваты… Он не настаивал, предложил проводить, по дороге, наконец, задал вопрос о Туржане. Всего лишь попутчики? Ну, разумеется, даже зануда Симон не смог пройти мимо этой прелести.
Виктор поздравил друга, когда утащил его с зеленого этажа.
— Не трать все сразу, но и не затягивай, студентки академии слишком быстро приобретают столичный лоск, утрачивая при этом невинную прелесть. Говорят, эту Гаррель экзаменовал сам де Дас. Старый греховодник знает толк в…
Встреча с родителями на этот раз нисколько Армана не волновала. Отец еще больше постарел, мачеха, по обыкновению, щебетала глупости. Эмери? Они отправили братца в академию? Ему десять! Он толстый плакса! Его здесь сожрут!
Мадлен, увела жениха, чтоб не устраивать скандала. Верная подруга Мадлен.
Он стоял в секторе сорбиров, когда монсиньор Дюпере представлял первогодков, ждал, когда назовут имя Катарины Гаррель. Корпус филид? Немыслимо! Но хорошо, что его простушка будет с лазоревыми, друзья Армана за ней присмотрят.
Завтрашнее испытание уже не казалось ему сложным. Он наполнит заклинание тем немногим, что имеет, этого хватит, большая часть работы уже сделана. Предвкушение! Какое почти забытое чувство. Не слишком сильное, не жгучее, но весьма приятное. Арман де Шанвер маркиз Делькамбр предвкушал новую встречу с мадемуазель простолюдинкой.
А потом его хрустальный замок рухнул. Шоколадница! Эту породу Арман де Шанвер знал прекрасно, знал и ненавидел.
Так вот, откуда эти безупречные манеры и аристократичный выговор. Маркиз де Буйе не жалел денег на лучших учителей для дочери своей любовницы. Гастон де Шариоль часто развлекал приятелей-студентов рассказами о похождениях дядюшки, о расчетливой Шанталь, запрыгнувшей в постель аристократа прямо с театральных подмостков. Обрывки этих баек доносились и до Армана.
Стыд жег молодого сорбира изнутри. Он понесся спасать свою Катарину, как только она скрылась за портретом де Даса, бросил Мадлен одну. Болван!
Ненависть, ярость, боль. Арману хотелось разорвать виконта на тысячу кусочков, убить, уничтожить. Каждое слово, каждый эпитет, которым Гастон награждал свою «кузину», заставлял Шанвера скрипеть зубами. Он не мог выпустить чувства. Катарина — никто, простолюдинка, которую готовили стать шоколадницей какому-нибудь аристократу, да хоть тому же Гастону, актриса, рассчитывающая каждый свой шаг, каждую реплику.
Мадлен, которой Арман разрешил остаться у него на ночь, пыталась утешить жениха, но ее искушенные ласки не могли унять ни боли, ни ярости.
На завтрак он не пошел, спустился на лазоревый этаж. Вчера они изрядно перебрали, продолжили пить вино в спальне на простынях, и теперь Шанвер страдал от похмелья. Бофреман предлагала какие-то зелья, но он отказался. На закате назначен обряд, первый в качестве сорбира, нельзя рисковать с чужой магией в своей крови. Есть и другое, испытанное временем средство — ледяные пустоши, а точнее, гейзерное ущелье неподалеку от филидской галлереи. Здесь из-под земли били струи горячих источников, талая вода собиралась в небольшие озерца, над ущельем стояло плотное облако смрадного пара.
Арман долго плескался в бурлящей чаше гейзера, почти варился в этом бульоне, исторгнутым самой природой, потом переместился в прозрачное ледяное озерцо, повторил процедуру трижды. Хорошо. Похмелье отступило, мысли приобрели четкость. Катарина Гаррель? Маркизу Делькамбру плевать на эту Шоколадницу, он больше не удостоит ее даже взглядом. Проигнорирует все попытки оправданий, не прочтет ни одной записки. Другое дело — Гастон. Виконт получит по заслугам. В чем его вина? Какая разница! Шанвер хочет его наказать, этого достаточно. Как? Дуэль. Повод? Найдется!
Арман широко улыбнулся, представив, как его кулак с глухим звуком утопает в рыхлом пузе Шариоля. Нет, нет, никаких мудр, никаких заклинаний, благородная сталь, как это принято у шевалье, а рукопашная… Арман выбьет шпагу из руки виконта, отбросит свою, ибо благородный муж не направит клинок на безоружного, и от души врежет…
В безмятежнейшем из своих настроений маркиз Делькамбр вернулся в академию, отдохнув телом и воспрянув духом. Горячий обед, пол часа дневного сна, сорбирское испытание. С этим проблем не будет? Пустое. Даже, если они возникнут, ничего страшного. Его драгоценная добыча будет ждать столько, сколько нужно. Но лучше бы преуспеть именно сегодня. Тогда победу можно отпраздновать, закатить дружескую пирушку в гостиной филидов, небольшой мальчишник, междусобойчик. И там спровоцировать виконта де Шариоля. Гастон — болван и фат, раскачать его будет проще простого.
У дверей столовой залы Армана окликнул Филипп дель Монд, сорбир, тоже направляющийся обедать в компании приятелей — Анри дю Рюмеля и Патрика де Клермона. Разумеется, в общении между собой, молодые люди все дворянские приставки и титулы игнорировали.
— Готов, Шанвер? — спросил Монд, поправляя белоснежные манжеты. — Говорят, ты вчера пошел вразнос?
— А вы, господа, посвятили время молитвам и медитации?
Клермон с Рюмелем обменялись многозначительными взглядами. Анри протянул:
— Вот и посмотрим, что более действенно — пост и воздержание или твои непотребства.
— Посмотрим.
Арман вошел в столовую первым. «Посмотрим, и, если сегодня у меня все получится, вы, святоши…» Но у него не получится, он пуст как устричная раковина, ему нечем наполнить заклинание.
Катарина Гаррель пила шоколад, склонившись над какими-то бумагами. Личико сосредоточено, губы чуть шевелятся, как будто мадемуазель читает вслух. Притворщица, кривляка! Все в зале сейчас замолкли, устремив взгляды на великолепных сорбиров, а она делает вид, что ничего не замечает? Ну, ну… Сто луидоров на то, что сейчас эта актриса вздрогнет, поднимет голову, улыбнется виновато и призывно. Три-четыре… Как по нотам. Улыбки Шанвер ждать не стал, отыскал в толпе Мадлен де Бофреман, свою нареченную невесту, ответил на приветствие, пошел к ней. Пусть теперь Шоколадница любуется на чужое счастье. От Мадлен неприятно пахло отрезвляющим зельем, кажется, в него входил экстракт дикого чеснока, но Арман поцеловал ее губки, поздоровался с Виктором. Фрейлины побежали к буфету, чтоб принести сорбиру кушанья. Жизнь прекрасна? Правда, шоколадница? Ты смотришь?
Но она уже уходила из столовой, не обернувшись. Суп из спаржи был комковатым и невкусным, овощи разваренными, от пронзительного голоса невесты к вискам подступала боль, но Арман жевал и пытался поддерживать беседу.
— Малыш Виктор нацелился на лавочницу, — сообщила Мадлен с ехидным смешком.
Брюссо улыбнулся:
— Не нацелился, милая, а почти поразил цель. Мадемуазель шоколадница… Арман, дружище, ты же не возражаешь? Несколько комплиментов, как бы случайное прикосновение, и вот меня уже приглашают разделить кабинку портшеза, демонстрируя ансийские кружева нижних юбок.
— Ты пришел позже шоколадницы, — перебила девушка, — Пажо, дю Ром, подтвердите. — Фрейлины послушно закивали головами. — Лжец!
— Потому что я от этого предложения отказался! — Выпученные глаза Виктора его искренности отнюдь не демонстрировали. — За кого вы меня принимаете, дамы? За неразборчивого обжору? Мне нужна изящная позиционная борьба, королевская охота. Да будет вам известно, что мужчины не ценят плодов, падающих им в руки без усилий.
