— Благодарю, — кивнула я. — И сколько же стоит вожделенный жетон?
До того, как прозвучал ответ, я успела испугаться, пожалеть, что так легкомысленно потратила половину выделанной мне матушкой суммы, обидеться на мадам Шанталь, обвинив ее в постигших меня неприятностях, представить лица своих старичков с виллы Гаррель, и испытать ужас от ожидающей их голодной смерти. Услышав: «Двадцать пять корон», исторгла вздох облегчения и, бросив под ноги саквояж, засунула руку за корсет. Сцена получилась неприличной и наверняка забавной. Когда означенная сумма легла возле гроссбуха, платье мое было чудовищно перекошено, явив миру крахмальные нижние юбки сомнительной чистоты, выбившиеся из прически волосы липли ко лбу, но меня переполняло торжество.
Жетон был медной пластиной с дырочкой, сквозь которую был пропущен шнур.
Добрый чиновник предложил мне надеть его на шею, и даже, обойдя свой стол, предложил помощь. Я отказалась, не забыв поблагодарить обоих господ и, подхватив свободной рукой кофр, вышла из канцелярии.
Во дворе у крыльца залы уже стоял герольд, зычным голосом объявляющий правила:
— …занять места, соответсвующие отметкам на ваших жетонах, заходить по одному, на столах вас будет ждать бумага и письменные принадлежности, пользоваться личными запрещается…
Я спросила ближайшую ко мне девочку:
— Нам покажут, где оставить вещи?
Малышка, судя по всему, молилась, она посмотрела на меня осоловевшими глазами и ничего не ответила. Свой вопрос я повторила месье герольду, когда поравнялась с ним, двигаясь в кажущейся бесконечной очереди.
— Багаж? — месье, кажется удивился, но быстро предложил. — Давайте сюда.
Проводив свой удаляющийся кофр взглядом через плечо, я думать о нем перестала. Что там? Два платья и запасные туфельки? На экзамене они мне абсолютно точно не пригодятся.
Двадцать пять ступеней крыльца, семь шагов, за порогом обширный вестибюль с мраморными колоннами и портретами ученых мужей на стенах. Кажущиеся близнецами господа в лиловых камзолах направляли нашу толпу, разделяя ее на несколько узких потоков по числу распахнутых настежь дверей в другое помещение. Многие дети надели жетоны на шеи, как предлагали мне в канцелярии, я свой несла в руке. Отчеканенные на пластине знаки мне ни о чем не говорили, но служитель, мимо которого я как раз проходила, их считал, невежливо подтолкнул меня к крайне правым дверям. Я вошла в огромную сводчатую комнату, все пространство которой занимала громоздкая кафедра у глухой стены и ряды легких деревянных столиков, на каждом лежал белоснежный лист бумаги и перо. Абитуриенты занимали свои места, я же стояла, не понимая, куда именно мне следует садиться.
— Мадемуазель не изучала мудры? — негромко спросил служитель, склоняясь к моему плечу.
В его тоне мне послышалось презрение, в лицо немедленно бросилась кровь, а в ушах зашумело, я холодно улыбнулась:
— В этом не было необходимости, месье. Будьте любезны сопроводить меня.
Я говорила как благородная дама, властная и капризная, как моя недобрая маменька Шанталь, когда хотела указать наглецу на его место. И это сработало. Служитель смутился, покорно повел рукой:
— Прошу. — Но, когда я опустилась на свой стул, мой провожатый схватил перо и нарисовал в уголке листа жирную закорючку. — Это отметка, мадемуазель, о том, что вы не владеете мудрописанием.
Его гаденькая улыбочка должна была меня встревожить, но я, наоборот, испытала облегчение. Если о моем невежестве понадобилась дополнительная отметка, значит, в самом экзамене столкнуться с мудрами мне не предстояло. Об их существовании я, в принципе, знала — специальный алфавит, используемый магами для составления заклинаний. Но на этом мое владение темой заканчивалось.
— Можете быть свободным, месье, — презрительно протянула я.
Он ушел, явно изо всех сил сдерживая ярость. Болван!
Положив на стол жетон, мудра, на нем изображенная, повторялась на табличке, закрепленной по правую руку от меня. В принципе, если бы мне дали еще немного времени, я бы и сама разобралась в соответствии. Мой стол был крайним в третьем от кафедры ряду, лист бумаги — девственно чист, если не считать болванской отметки, а к перу не полагалось чернильницы, из чего я заключила, что перо магическое, хотя и походило на гусиное. Не выдержав, я мазанула кончиком по подушечке пальца, оставив жирный след, вытерла его об колено. Заскучав, осмотрелась по сторонам. Святой Партолон, из абитуриентов я была самой взрослой, или, если угодно, старой. Нет, разумеется, меня окружали отнюдь не дети, скорее, подростки. Но вот мальчику, который сидел позади меня, было лет десять на вид, бедняжка потел, его ротик испуганно дрожал. Юный растерянный аристократ, довольно пухлый, с кудрявыми светлыми волосами гораздо ниже плеч. Его кружевное жабо у горла было заколото женской брошью, изображающей толстенького купидона. Я попыталась поймать взгляд мальчика, чтоб улыбкой или подмигиванием выразить поддержку, но мальчик смотрел в стол, в точку между своих сжатых пухлых кулачков и шептал:
— Папенька будет расстроен…
Где-то вдали начали бой башенные часы, и на кафедру поднялся знакомый мне герольд, неся в руках огромные, в половину человеческого роста, часы песочные.
— Экзамен, — зычный голос герольда разорвал наступившую после одиннадцатого удара гнетущую тишину, — будет длиться до момента, когда последняя песчинка достигнет дна.
Он поставил конструкцию на край кафедры.
— Вставать с мест, переговариваться, привлекать к себе внимание жестами до конца испытания запрещено!
Мне одновременно захотелось пить, посетить туалетную комнату и выразить свои желания жестами.
— После окончания письменной части, — продолжал герольд, — с теми счастливцами, кто с нею справится, будет проведена дополнительная беседа. Все ясно? Это последний шанс у вас задать мне какой-нибудь вопрос.
Ломкий мальчишеский голос из заднего ряда спросил, где задания. Герольд ответил:
— Они появятся на ваших листах в свое время. Все? Вопросов больше нет? Тогда… — Он прислонил ладонь к стеклянной колбе часов. — Да начнется битва!
От толчка колба перевернулась и золотистый песок тонкой струйкой стал стекать в нижнюю часть сосуда. Наступившая тишина оглушала, я завороженно смотрела, как на моем листе проступают строчки экзаменационного задания.
«Катарина Гаррель из Анси, — было написано сверху моим почерком, а дальше, другим, более твердым: — Назовите все королевства и герцогства, граничащие с Лавандером по суше».
Я взяла перо и вывела: «На северо-востоке — Белгания и Гросгерцогландия, на востоке — Анхальт и Хельвия, юго-восток — Равенна, а Эспана и Принципат на юго-западе».
Черные чернила изменили цвет, как будто впитываясь в поверхность бумаги.
«Отлично», — проявилось под ответом.
Я выдохнула, кажется, пока все шло хорошо.
«Продолжим. Назовите точную дату восшествия на престол его величества Карломана Длинноволосого».
Перо в моей руке дрожало, но я вывела:
«Восемьсот семьдесят четвертый год от вознесения святого Партолона, месяц ут первого числа».
Следующие вопросы о датах никаких особых чувств во мне не вызывали, я отвечала не задумываясь. Битва при Маасе, двадцатилетняя война с Анхальтом, Равенский мирный договор. О, мой драгоценный месье Ловкач, сейчас я готова была расцеловать его в морщинистые щеки за каждое наказание, за все лишения десертов и домашние аресты, когда легкомысленная Кати не желала зубрить бесполезные, как ей тогда казалось, цифры.
Лист закончился, я его сдвинула, под ним обнаружился следующий. Так и продолжалось, скоро у моей левой руки уже лежала стопка исписанной бумаги. Я перечисляла названия Лавандерских провинций, высчитывала процент налога от ленных владений, подбирала рифмы к словам кровь и любовь, исправляла ошибки в нотной партитуре и схематично изобразила идеальную человеческую фигуру, заключенную в квадрат.
«Итак, Катарина, представьте, перед вами на столе канделябр с пятью горящими свечами. Две из них потухли. Сколько осталось?»
Я внимательно перечитала текст. Слишком просто, особенно в сравнении с предыдущим. Тогда… Две?
Я вывела цифру, возникло злорадное: «Неверно! Свечей так и осталось пять!»
Пока на листе не стал возникать следующий вопрос, я быстро начала писать: «Протестую! Две свечи потухли, остальные полностью догорели и исчезли. Правильный ответ — две!»
Довольно долго ничего не происходило, я сидела ни жива, ни мертва, наконец очень медленно на бумаге проявилось: «Отлично с плюсом за смекалку».
Мой облегченный выдох чуть не сдул все со стола.
Этот вопрос оказался последним, но отнюдь не окончанием экзамена. В центре нового листа был нарисован небольшой кружок, с монетку зу размером.
«Каждый поступающий в академию Заотар должен обладать магическими способностями, — написал невидимый экзаменатор, — чтоб подтвердить их, оставьте капельку своей крови в обозначенном месте».
То есть, мне предлагается проколоть палец? Но чем?
Я тайком осмотрелась, многие абитуриенты работали над этим заданием. Кто-то пытался прокусить себе руку, или проткнуть ее мягким кончиком волшебного пера. Девочки орудовали шпильками, извлеченными из причесок. До меня доносились сдавленные стоны и сопение. Нет, шпилька явно не подойдет, их делают из гибкого металла, к тому же закругленными на кончиках. Я подняла руку к крахмальному воротнику, выдернула шляпную булавку Симона. Его амулет действительно принес мне удачу, или юноша этим подарком пытался помочь мне с экзаменом? Оставив кровавый отпечаток в кружочке, я вернула булавку на место и сунула в рот проколотый палец. На моем формуляре стояло: «Катарина Гаррель из Анси, оценка «отлично», сто попаданий из ста. Наличие магических способностей подтверждаю. Синьор Донасьен Альфонс Франсуа де Дас, п.п. ректор академии Заотар».
«П.п.»? Дважды почетный? Но на удивление ни сил ни времени не оставалось. Письменное испытание закончилось, о чем возвестил гулкий звук невидимого гонга, весь песок в часах был внизу.
— Сейчас, — громко сказал герольд, — вы сдадите свои ответы служителям, и будете ожидать здесь решения совета.
Месье в лиловых камзолах прошлись вдоль рядов, собирая добычу, и гуськом исчезли за узенькой дверцей позади кафедры, там же скрылся герольд.
— Уже вечер? — писклявый голосок разрушил наступившую было тишину. — Сколько же мы здесь сидим?
— А вставать можно? Этот господин, говорил, что только во время экзамена нельзя.
Все зашумели, подростки обменивались впечатлениями, рассказывали о каверзных вопросах и допущенных ошибках. Кажется, каждому из нас достался индивидуальный список заданий. В себе я была уверена. Ни одной ошибки и магия в крови, дважды почетный ректор вряд ли способен так жестоко подшутить над бедной провинциалкой. Или способен? И когда, наконец, нам дадут попить?
Я поднялась с места, чтоб размять ноги. Толстенький малыш, мой сосед сзади, сидел на своем стуле как приклеенный. На его жабо алела полоска крови, значит мальчик проколол себе палец стрелой купидончика на брошке. Он и сам был похож на купидона, древнего божка любви и страсти.
Примерно через пол часа нам сообщили, что решение принято и что, те, с чьих жетонов сейчас исчезнут мудры, могут покинуть помещение. Я сверлила взглядом свою медную пластину, но она осталась без изменений. К двустворчатым дверям потянулась очередь неудачников, многие плакали, вытирая слезы ладошками. Бедняжки.
Потом нас, оставшихся, стали вызывать по одному в ту комнату, куда унесли экзаменационные ответы. Это продолжалось довольно долго, и никто из вошедших на собеседование абитуриентов обратно не возвращался, из чего я заключила, что где-то там есть другой выход. Пухлый Купидончик откликнулся на «виконт Эмери де Шанвер», произнесенное от двери одним из служителей, вздрогнул, отлип от стула и посеменил на зов. Мне было слышно, как он на ходу бормочет про то, что папенька расстроится. Бедняжка, как я его понимала. Все мы стараемся вызвать одобрение своих родителей и больше всего страшимся его не заслужить. Все, кроме меня. Потому что от мадам Шанталь мне вообще ничего не нужно.
Время шло, с ним продвигалось к финалу и собеседование, наконец, я осталась в экзаменационной зале совсем одна. Поэтому, когда служитель в лиловом камзоле вышел из-за двери, ждать, пока он назовет мое имя, не стала, быстрым шагом пошла к кафедре. От ветра, поднимаемого моим движением, со столов слетали покинутые волшебные перья. Соседнее помещение оказалось чем-то вроде гостиной, или, скорее обширным кабинетом смешанных функций. Там был огромный письменный стол, за которым восседал месье герольд, дюжина уютных кресел с гобеленовой обивкой, несколько диванов, ярко пылающий камин и два книжных шкафа, в простенке между которыми я заметила еще одну дверь, видимо, тот самый запасный выход. Все кресла и диванчики занимали служители. И, мало того, что никто из мужчин при моем появлении не потрудился подняться, сесть мне тоже не предложили. Не дойдя нескольких шагов до письменного стола, я остановилась. Представиться? Но мое имя и без того известно, герольд как раз рассматривал мою экзаменационную работу, а именно — болванскую отметку в углу верхнего листа. Автор этой пакости тоже был здесь, сидел в ближайшем к столу кресле и гаденько улыбался.
— Мэтр Картан, — сказал наконец герольд, — упоминал, что у вас, мадемуазель есть некие рекомендательные письма?
Метр? Дружелюбный чиновник, которого я видела в канцелярии тоже был здесь, он поймал мой взгляд и повел подбородком, побуждая ответить.
— Да, сударь, — я достала послание маркиза, пакетик из-под каштанов мешался под пальцами, шагнула к письменному столу. — Прошу.
— Маркиз де Буйе, — прочел герольд, — рекомендует мадемуазель Гаррель, дочь своей подруги, как девицу не по годам развитую и склонную к занятиям магическим искусствам.
— Не имеющей при этом ни малейшего представления о мудрах, — фыркнул мой враг. — Я, знаете ли, за все годы преподавания впервые встречаю такое невежество!
Получается, господа в лиловых камзолах, которых я принимала за слуг, на самом деле преподаватели? Симпатичнейший мэтр Картан, возразил:
— Ах, Мопетрю, оставьте. Мудрическое письмо изучается, при желании, за год.
— Но позвольте…
— Нет, нет, дружище, я нисколько не пытаюсь приуменьшить важность вашей науки, как и ваше мастерство.
— Консонанта является основой большинства заклинаний, — не унимался Мопетрю. — Основой основ.
— Клянусь, — проговорила я, глядя на месье, сидящего за письменным столом, который явно здесь был главным, — что выучу все необходимые оватам мудры в ближайшее время.
— Понимаете, мадемуазель, наше затруднение состоит в другом: это, — месье постучал ухоженными ногтями по стопке бумаги, — список вопросов для выпускного экзамена оватов. Вы его с блеском выдержали.
«Но там же ничего не было о магии!» — удивилась я про себя.
Собеседник как будто услышал мои мысли:
— Да, да. Обычно за успехи в магических науках преподаватели рекомендуют студентов для перехода на следующую ступень, общий экзамен и вуа-ля. Номинально, мадемуазель Гаррель, если следовать традициям и уставу академии, вы должны быть зачислены в корпус филидов. Но это невозможно, так как основы магии вы не изучили.
Мопетрю раздраженно фыркнул:
До того, как прозвучал ответ, я успела испугаться, пожалеть, что так легкомысленно потратила половину выделанной мне матушкой суммы, обидеться на мадам Шанталь, обвинив ее в постигших меня неприятностях, представить лица своих старичков с виллы Гаррель, и испытать ужас от ожидающей их голодной смерти. Услышав: «Двадцать пять корон», исторгла вздох облегчения и, бросив под ноги саквояж, засунула руку за корсет. Сцена получилась неприличной и наверняка забавной. Когда означенная сумма легла возле гроссбуха, платье мое было чудовищно перекошено, явив миру крахмальные нижние юбки сомнительной чистоты, выбившиеся из прически волосы липли ко лбу, но меня переполняло торжество.
Жетон был медной пластиной с дырочкой, сквозь которую был пропущен шнур.
Добрый чиновник предложил мне надеть его на шею, и даже, обойдя свой стол, предложил помощь. Я отказалась, не забыв поблагодарить обоих господ и, подхватив свободной рукой кофр, вышла из канцелярии.
Во дворе у крыльца залы уже стоял герольд, зычным голосом объявляющий правила:
— …занять места, соответсвующие отметкам на ваших жетонах, заходить по одному, на столах вас будет ждать бумага и письменные принадлежности, пользоваться личными запрещается…
Я спросила ближайшую ко мне девочку:
— Нам покажут, где оставить вещи?
Малышка, судя по всему, молилась, она посмотрела на меня осоловевшими глазами и ничего не ответила. Свой вопрос я повторила месье герольду, когда поравнялась с ним, двигаясь в кажущейся бесконечной очереди.
— Багаж? — месье, кажется удивился, но быстро предложил. — Давайте сюда.
Проводив свой удаляющийся кофр взглядом через плечо, я думать о нем перестала. Что там? Два платья и запасные туфельки? На экзамене они мне абсолютно точно не пригодятся.
Двадцать пять ступеней крыльца, семь шагов, за порогом обширный вестибюль с мраморными колоннами и портретами ученых мужей на стенах. Кажущиеся близнецами господа в лиловых камзолах направляли нашу толпу, разделяя ее на несколько узких потоков по числу распахнутых настежь дверей в другое помещение. Многие дети надели жетоны на шеи, как предлагали мне в канцелярии, я свой несла в руке. Отчеканенные на пластине знаки мне ни о чем не говорили, но служитель, мимо которого я как раз проходила, их считал, невежливо подтолкнул меня к крайне правым дверям. Я вошла в огромную сводчатую комнату, все пространство которой занимала громоздкая кафедра у глухой стены и ряды легких деревянных столиков, на каждом лежал белоснежный лист бумаги и перо. Абитуриенты занимали свои места, я же стояла, не понимая, куда именно мне следует садиться.
— Мадемуазель не изучала мудры? — негромко спросил служитель, склоняясь к моему плечу.
В его тоне мне послышалось презрение, в лицо немедленно бросилась кровь, а в ушах зашумело, я холодно улыбнулась:
— В этом не было необходимости, месье. Будьте любезны сопроводить меня.
Я говорила как благородная дама, властная и капризная, как моя недобрая маменька Шанталь, когда хотела указать наглецу на его место. И это сработало. Служитель смутился, покорно повел рукой:
— Прошу. — Но, когда я опустилась на свой стул, мой провожатый схватил перо и нарисовал в уголке листа жирную закорючку. — Это отметка, мадемуазель, о том, что вы не владеете мудрописанием.
Его гаденькая улыбочка должна была меня встревожить, но я, наоборот, испытала облегчение. Если о моем невежестве понадобилась дополнительная отметка, значит, в самом экзамене столкнуться с мудрами мне не предстояло. Об их существовании я, в принципе, знала — специальный алфавит, используемый магами для составления заклинаний. Но на этом мое владение темой заканчивалось.
— Можете быть свободным, месье, — презрительно протянула я.
Он ушел, явно изо всех сил сдерживая ярость. Болван!
Положив на стол жетон, мудра, на нем изображенная, повторялась на табличке, закрепленной по правую руку от меня. В принципе, если бы мне дали еще немного времени, я бы и сама разобралась в соответствии. Мой стол был крайним в третьем от кафедры ряду, лист бумаги — девственно чист, если не считать болванской отметки, а к перу не полагалось чернильницы, из чего я заключила, что перо магическое, хотя и походило на гусиное. Не выдержав, я мазанула кончиком по подушечке пальца, оставив жирный след, вытерла его об колено. Заскучав, осмотрелась по сторонам. Святой Партолон, из абитуриентов я была самой взрослой, или, если угодно, старой. Нет, разумеется, меня окружали отнюдь не дети, скорее, подростки. Но вот мальчику, который сидел позади меня, было лет десять на вид, бедняжка потел, его ротик испуганно дрожал. Юный растерянный аристократ, довольно пухлый, с кудрявыми светлыми волосами гораздо ниже плеч. Его кружевное жабо у горла было заколото женской брошью, изображающей толстенького купидона. Я попыталась поймать взгляд мальчика, чтоб улыбкой или подмигиванием выразить поддержку, но мальчик смотрел в стол, в точку между своих сжатых пухлых кулачков и шептал:
— Папенька будет расстроен…
Где-то вдали начали бой башенные часы, и на кафедру поднялся знакомый мне герольд, неся в руках огромные, в половину человеческого роста, часы песочные.
— Экзамен, — зычный голос герольда разорвал наступившую после одиннадцатого удара гнетущую тишину, — будет длиться до момента, когда последняя песчинка достигнет дна.
Он поставил конструкцию на край кафедры.
— Вставать с мест, переговариваться, привлекать к себе внимание жестами до конца испытания запрещено!
Мне одновременно захотелось пить, посетить туалетную комнату и выразить свои желания жестами.
— После окончания письменной части, — продолжал герольд, — с теми счастливцами, кто с нею справится, будет проведена дополнительная беседа. Все ясно? Это последний шанс у вас задать мне какой-нибудь вопрос.
Ломкий мальчишеский голос из заднего ряда спросил, где задания. Герольд ответил:
— Они появятся на ваших листах в свое время. Все? Вопросов больше нет? Тогда… — Он прислонил ладонь к стеклянной колбе часов. — Да начнется битва!
От толчка колба перевернулась и золотистый песок тонкой струйкой стал стекать в нижнюю часть сосуда. Наступившая тишина оглушала, я завороженно смотрела, как на моем листе проступают строчки экзаменационного задания.
«Катарина Гаррель из Анси, — было написано сверху моим почерком, а дальше, другим, более твердым: — Назовите все королевства и герцогства, граничащие с Лавандером по суше».
Я взяла перо и вывела: «На северо-востоке — Белгания и Гросгерцогландия, на востоке — Анхальт и Хельвия, юго-восток — Равенна, а Эспана и Принципат на юго-западе».
Черные чернила изменили цвет, как будто впитываясь в поверхность бумаги.
«Отлично», — проявилось под ответом.
Я выдохнула, кажется, пока все шло хорошо.
«Продолжим. Назовите точную дату восшествия на престол его величества Карломана Длинноволосого».
Перо в моей руке дрожало, но я вывела:
«Восемьсот семьдесят четвертый год от вознесения святого Партолона, месяц ут первого числа».
Следующие вопросы о датах никаких особых чувств во мне не вызывали, я отвечала не задумываясь. Битва при Маасе, двадцатилетняя война с Анхальтом, Равенский мирный договор. О, мой драгоценный месье Ловкач, сейчас я готова была расцеловать его в морщинистые щеки за каждое наказание, за все лишения десертов и домашние аресты, когда легкомысленная Кати не желала зубрить бесполезные, как ей тогда казалось, цифры.
Лист закончился, я его сдвинула, под ним обнаружился следующий. Так и продолжалось, скоро у моей левой руки уже лежала стопка исписанной бумаги. Я перечисляла названия Лавандерских провинций, высчитывала процент налога от ленных владений, подбирала рифмы к словам кровь и любовь, исправляла ошибки в нотной партитуре и схематично изобразила идеальную человеческую фигуру, заключенную в квадрат.
«Итак, Катарина, представьте, перед вами на столе канделябр с пятью горящими свечами. Две из них потухли. Сколько осталось?»
Я внимательно перечитала текст. Слишком просто, особенно в сравнении с предыдущим. Тогда… Две?
Я вывела цифру, возникло злорадное: «Неверно! Свечей так и осталось пять!»
Пока на листе не стал возникать следующий вопрос, я быстро начала писать: «Протестую! Две свечи потухли, остальные полностью догорели и исчезли. Правильный ответ — две!»
Довольно долго ничего не происходило, я сидела ни жива, ни мертва, наконец очень медленно на бумаге проявилось: «Отлично с плюсом за смекалку».
Мой облегченный выдох чуть не сдул все со стола.
Этот вопрос оказался последним, но отнюдь не окончанием экзамена. В центре нового листа был нарисован небольшой кружок, с монетку зу размером.
«Каждый поступающий в академию Заотар должен обладать магическими способностями, — написал невидимый экзаменатор, — чтоб подтвердить их, оставьте капельку своей крови в обозначенном месте».
То есть, мне предлагается проколоть палец? Но чем?
Я тайком осмотрелась, многие абитуриенты работали над этим заданием. Кто-то пытался прокусить себе руку, или проткнуть ее мягким кончиком волшебного пера. Девочки орудовали шпильками, извлеченными из причесок. До меня доносились сдавленные стоны и сопение. Нет, шпилька явно не подойдет, их делают из гибкого металла, к тому же закругленными на кончиках. Я подняла руку к крахмальному воротнику, выдернула шляпную булавку Симона. Его амулет действительно принес мне удачу, или юноша этим подарком пытался помочь мне с экзаменом? Оставив кровавый отпечаток в кружочке, я вернула булавку на место и сунула в рот проколотый палец. На моем формуляре стояло: «Катарина Гаррель из Анси, оценка «отлично», сто попаданий из ста. Наличие магических способностей подтверждаю. Синьор Донасьен Альфонс Франсуа де Дас, п.п. ректор академии Заотар».
«П.п.»? Дважды почетный? Но на удивление ни сил ни времени не оставалось. Письменное испытание закончилось, о чем возвестил гулкий звук невидимого гонга, весь песок в часах был внизу.
— Сейчас, — громко сказал герольд, — вы сдадите свои ответы служителям, и будете ожидать здесь решения совета.
Месье в лиловых камзолах прошлись вдоль рядов, собирая добычу, и гуськом исчезли за узенькой дверцей позади кафедры, там же скрылся герольд.
— Уже вечер? — писклявый голосок разрушил наступившую было тишину. — Сколько же мы здесь сидим?
— А вставать можно? Этот господин, говорил, что только во время экзамена нельзя.
Все зашумели, подростки обменивались впечатлениями, рассказывали о каверзных вопросах и допущенных ошибках. Кажется, каждому из нас достался индивидуальный список заданий. В себе я была уверена. Ни одной ошибки и магия в крови, дважды почетный ректор вряд ли способен так жестоко подшутить над бедной провинциалкой. Или способен? И когда, наконец, нам дадут попить?
Я поднялась с места, чтоб размять ноги. Толстенький малыш, мой сосед сзади, сидел на своем стуле как приклеенный. На его жабо алела полоска крови, значит мальчик проколол себе палец стрелой купидончика на брошке. Он и сам был похож на купидона, древнего божка любви и страсти.
Примерно через пол часа нам сообщили, что решение принято и что, те, с чьих жетонов сейчас исчезнут мудры, могут покинуть помещение. Я сверлила взглядом свою медную пластину, но она осталась без изменений. К двустворчатым дверям потянулась очередь неудачников, многие плакали, вытирая слезы ладошками. Бедняжки.
Потом нас, оставшихся, стали вызывать по одному в ту комнату, куда унесли экзаменационные ответы. Это продолжалось довольно долго, и никто из вошедших на собеседование абитуриентов обратно не возвращался, из чего я заключила, что где-то там есть другой выход. Пухлый Купидончик откликнулся на «виконт Эмери де Шанвер», произнесенное от двери одним из служителей, вздрогнул, отлип от стула и посеменил на зов. Мне было слышно, как он на ходу бормочет про то, что папенька расстроится. Бедняжка, как я его понимала. Все мы стараемся вызвать одобрение своих родителей и больше всего страшимся его не заслужить. Все, кроме меня. Потому что от мадам Шанталь мне вообще ничего не нужно.
Время шло, с ним продвигалось к финалу и собеседование, наконец, я осталась в экзаменационной зале совсем одна. Поэтому, когда служитель в лиловом камзоле вышел из-за двери, ждать, пока он назовет мое имя, не стала, быстрым шагом пошла к кафедре. От ветра, поднимаемого моим движением, со столов слетали покинутые волшебные перья. Соседнее помещение оказалось чем-то вроде гостиной, или, скорее обширным кабинетом смешанных функций. Там был огромный письменный стол, за которым восседал месье герольд, дюжина уютных кресел с гобеленовой обивкой, несколько диванов, ярко пылающий камин и два книжных шкафа, в простенке между которыми я заметила еще одну дверь, видимо, тот самый запасный выход. Все кресла и диванчики занимали служители. И, мало того, что никто из мужчин при моем появлении не потрудился подняться, сесть мне тоже не предложили. Не дойдя нескольких шагов до письменного стола, я остановилась. Представиться? Но мое имя и без того известно, герольд как раз рассматривал мою экзаменационную работу, а именно — болванскую отметку в углу верхнего листа. Автор этой пакости тоже был здесь, сидел в ближайшем к столу кресле и гаденько улыбался.
— Мэтр Картан, — сказал наконец герольд, — упоминал, что у вас, мадемуазель есть некие рекомендательные письма?
Метр? Дружелюбный чиновник, которого я видела в канцелярии тоже был здесь, он поймал мой взгляд и повел подбородком, побуждая ответить.
— Да, сударь, — я достала послание маркиза, пакетик из-под каштанов мешался под пальцами, шагнула к письменному столу. — Прошу.
— Маркиз де Буйе, — прочел герольд, — рекомендует мадемуазель Гаррель, дочь своей подруги, как девицу не по годам развитую и склонную к занятиям магическим искусствам.
— Не имеющей при этом ни малейшего представления о мудрах, — фыркнул мой враг. — Я, знаете ли, за все годы преподавания впервые встречаю такое невежество!
Получается, господа в лиловых камзолах, которых я принимала за слуг, на самом деле преподаватели? Симпатичнейший мэтр Картан, возразил:
— Ах, Мопетрю, оставьте. Мудрическое письмо изучается, при желании, за год.
— Но позвольте…
— Нет, нет, дружище, я нисколько не пытаюсь приуменьшить важность вашей науки, как и ваше мастерство.
— Консонанта является основой большинства заклинаний, — не унимался Мопетрю. — Основой основ.
— Клянусь, — проговорила я, глядя на месье, сидящего за письменным столом, который явно здесь был главным, — что выучу все необходимые оватам мудры в ближайшее время.
— Понимаете, мадемуазель, наше затруднение состоит в другом: это, — месье постучал ухоженными ногтями по стопке бумаги, — список вопросов для выпускного экзамена оватов. Вы его с блеском выдержали.
«Но там же ничего не было о магии!» — удивилась я про себя.
Собеседник как будто услышал мои мысли:
— Да, да. Обычно за успехи в магических науках преподаватели рекомендуют студентов для перехода на следующую ступень, общий экзамен и вуа-ля. Номинально, мадемуазель Гаррель, если следовать традициям и уставу академии, вы должны быть зачислены в корпус филидов. Но это невозможно, так как основы магии вы не изучили.
Мопетрю раздраженно фыркнул:
