— Ненавидит мать?
— Мою, Кати. Мы единокровные братья.
А еще у них была приличная разница в возрасте. Когда герцог овдовел и женился повторно, Арману было двенадцать лет.
«Значит, сейчас ему почти двадцать четыре, если учитывать время, когда новая герцогиня была в тягости », — подумала я, выходя из-за ширмы.
— Немногим лучше, — фыркнул Купидончик. — В вашем Анси все так одеваются?
Я посмотрела в зеркало. Светло-зеленый шелк, серебряная отделка, прилично неглубое декольте.
— Все! — отрезала я и поправила выбившуюся из прически прядь. — Ах, чуть не забыла.
Надевать жетон на шею я не стала, собрала шнур узлом и пришпилила его брошью Симона у правого плеча. Кстати, медная пластинка за прошедшее время успела покрыться голубоватой патиной.
— Откуда синий? — спросил Эмери, доставая из-под галстука свой жетон на цепочке, его зеленел.
Я пожала плечами. Мы вышли, оставив ключ в замке, и быстро зашагали к портшезной колонне. Решетка кабинки отодвинулась.
— Едь первой, — сказал виконт, — нет, ты не подумай…
Ну, разумеется, юному аристократу не хотелось, чтоб его видели в компании какой-то простолюдинки. Это было понятно, как дважды два, и нисколько не обидно. Поэтому я кивнула, сказала: «Спасибо!» и, устроившись на скамейке портшеза, попросила мадам Иформасьен доставить меня в зал Безупречности.
Успела! Я успела до начала представления! Свою группу в огромнейшей зале я нашла без труда. Гурьба первогодков стояла недалеко от огромной двустворчатой двери, отличаясь от прочих разнообразием одежд. Пользуясь тем, что все внимание присутствующих направлено на ректора, держащего речь, я пробралась к своим и сделала вид, что стою вот здесь, около Натали и близняшек с самого начала.
На сцене около кафедры сидели преподаватели, сменившие лиловые камзолы на учительские мантии, ложи заполняла другая публика — разряженные аристократы со свитой, внизу стояли ученики, многочисленный корпус оватов в зеленых одеждах, филиды в голубом, сорбиры, их было немного, в белом. Я заметила, что некоторые из учеников щеголяют длинными распущенными по плечам волосами, но большинство из них были в париках. Монсиньор Дюпере как раз закончил речь и зала разразилась овацией.
— Начнем представление! — проговорил ректор, когда аплодисменты стихли. — Академия Заотар рада видеть в своих стенах…
Секретарь мэтр Картан подал начальнику свиток, тот его развернул и стал зачитывать список новичков. Тот, чье имя называли, кланялся. Услышав: «Катарина Гаррель из Анси», я присела в реверансе. От торжественности момента мне чуть не стало дурно, голова закружилась, я хватала ртом воздух, которого стало очень мало. Сейчас назовут следующее имя и мне станет полегче.
— Мадемуазель Гаррель зачислена сразу в корпус филидов, — продолжил ректор, по зале пронесся удивленный рокот. — Надеюсь, Катарина, вы оправдаете возложенное на вас…
— Барон де Дас подсунул ей формуляр выпускников, — объяснял кто-то из студентов соседям, — старикан падок на хорошеньких пейзанок, даром что покойник…
Кровь бросилась мне в лицо, взглядом я попыталась разыскать в толпе сплетника, но поняв, что ректор ждет моего ответа, присела еще ниже и хорошим сценическим голосом, таким, который слышно и на галерке, проговорила:
— Клянусь, монсиньор, сделать все возможное и невозможное, чтоб вы были мною довольны.
Мне тоже начали аплодировать, но Дюпере махнул рукой, требуя тишины и продолжил представление.
— Филиды? — возбужденно шепнула Натали Бордело. —Да ты полна сюрпризов. Как тебе удалось так быстро починить одежду?
— Я полна сюрпризов, — прошептала я в ответ.
Близняшек еще не называли, они дрожали от возбуждения и на меня внимания не обращали.
— Ты будешь посещать занятия на лазоревом этаже? — не унималась Натали. — А жить с нами?
Мадам Арамис, присматривающая за первогодками, на нас шикнула, поэтому я молча пожала плечами, тем более, сама не знала, как именно будет происходить мой индивидуальный учебный процесс.
Представление новичков закончилось, ректор отдал секретарю свиток и обратился к нам:
— Дорогие коллеги, сегодня вы вступаете в новую жизнь, в старой остались семьи, титулы, ваши и ваших родителей, юношеские друзья и увлечения. Здесь все будет зависеть только от ваших талантов и вашего старания. Будьте же достойны высокого звания студента академии и направьте все силы на процветание Лавандера.
Мы искупали монсиньора в овациях. Мадам Арамис скомандовала вполголоса:
— Возвращайтесь на зеленый этаж, в гостиных накрыто угощение.
Первогодки стали продвигаться к выходу.
— Это все? — растерялась Натали. — Я думала, нам позволят потанцевать.
Кастелянша ее услышала:
— Вам, мадемуазель Бордело, нужно думать об учебе, а не о флирте с мальчиками. Ступайте, скоро отбой, Информасьен проведет инструктаж.
В фойе около колонны столпилось так много учеников, что образовалась давка. Кабинки сменялись довольно быстро, но в каждую из них помещалось не больше двух человек. Из-за двери залы доносилась музыка, моя соседка прислушивалась, на ее круглом личике было написано страдание.
— Один крошечный танец, — пробормотала Натали и, когда лакей у входа отвернулся в другую сторону, юркнула за его спиной обратно в зал Безупречности.
Я только растерянно захлопала глазами.
— Какая бойкая, — восхитилась Марит или Маргот, я их пока не различала.
В портшез мы втиснулись втроем, сестрички Фабинет были еще совсем девочками и много места не занимали, неудобство доставили лишь их фижмы, которые мадам Арамис утрамбовывала в кабинку двумя руками.
— Мадам Информасьен, будьте любезны, зеленый этаж, — попросила я.
Близняшки захихикали:
— Она называет привидение мадам! И на «вы»! И добавляет «будьте любезны».
Ничего забавного в этом я не видела, и не забыла поблагодарить любезную мадам, когда решетка портшеза открылась на нашем этаже. В гостиной северного коридора собрались только девушки. Здесь тоже была уютная мебель, книжный шкаф с дюжиной одинаковых на вид книг, кресла, накрытый столик, за распахнутыми окнами зеленели деревья сада, а в музыкальном углу стоял изящный клавесин, за который немедленно уселась уже знакомая мне мадемуазель в кремовом платье. Ее звали Дороте Николас, и происходила она из семьи столичных труверов.
Я пила шоколад, слушала музыку и девичий щебет. Дурноту во время представления ощутили почти все, все предвкушали первый учебный день. Меня расспрашивали об экзамене. Таиться смысла не было, я рассказала о каверзные вопросах барона де Даса, о том, как ректор решал, в какой именно корпус меня отправить по результатам экзамена, о своем ужасе и последующей радости.
— Так бывает, — решила Дороте, — это называется — поймать удачу за хвост. Но тебе, Кати, придется постараться, чтоб наверстать упущенное.
— Говорят, — Мишель Тибо, соседка Николас по комнате, тряхнула смоляными кудряшками, — что мэтр Мопетрю, учитель мудрописания, проводит для любимчиков дополнительные занятия. Попробуй к нему подольститься.
Чудесный совет. Только вот означенный мэтр меня ненавидит. Я кисло улыбнулась.
— Информасьен, — раздалось одновременно отовсюду, — отбой через час. В книжном шкафу вас ожидают своды академических правил. Проведите оставшееся время за их изучением. Сегодня, в честь первого дня, вам дозволено не прибираться, оставьте в гостиных все так как есть, но в будущем вам придется самим заниматься уборкой помещений.
Близняшки быстро раздали всем одинаковые томики. На полке остался лишь экземпляр Натали. Неужели единственный танец настолько затянулся?
Мы разбрелись по спальням, присев на кровать, я раскрыла книгу, пролистнула вступление и общие положения, после ознакомлюсь. Распорядок: подъем в шесть, умывание, физические упражнения, уроки, завтрак в десять, уроки, обед, еще два урока, дополнительные занятия, ужин, отбой за час до полуночи. Плотный учебный план.
Следующий раздел был посвящен выставлению оценок. За успехи в учебе каждому студенту начислялись соответсвующие баллы, ошибки карались по той же системе. Неопрятность в одежде — минус десять баллов, отсутствие домашнего задания — минус двадцать, драка — на усмотрение преподавателя, нахождение за пределами спальни после отбоя — минус пятьдесят.
Я подняла глаза на близняшек, устроившихся вместе на одной кровати:
— Натали нужно вернуть сюда до отбоя.
— Мадемуазель Бордело, — протянула Марит, или Маргот, — сама выбрала танцы.
— Тем более. — поддержала ее сестра, — за оставшиеся пол часа мы ничего не успеем.
— Успеете принести из гостиной экземпляр свода для Натали, — я захлопнула книгу, на обложке которой уже красовалось тиснение, повторяющее вязь на моем жетоне. — А самой мадемуазель займусь я.
Информасьен доставила меня к дверям залы Безупречности. Лакеи воззрились на первогодку с удивлением, но остановит меня не пытались. Я шагнула через порог. Музыка оглушала, свет дюжины, не меньше, огромных люстр слепил глаза. Проморгавшись, я попыталась найти в вихре танцующих свою соседку. Нет, абсолютно невозможно.
— А вот и ниша звездочка, — раздался у моего плеча мурлыкающий мужской голос, — наша Катарина Гаррель.
— Не имею чести… — начала я строгую отповедь, но запнулась, узнав собеседника.
Им оказался тот самый блондин, приятель Армана. Теперь он был облачен в лазоревый костюм филида, в его руке покачивался бокал на тонкой ножке.
— Виктор де Брюссо, — поклонился юноша. — Прекрасная Катарина подарит мне танец?
Я покачала головой:
— Простите, сударь, но оватам-первогодкам запрещено здесь находиться.
— Тогда позвольте узнать причину, которая заставила вас нарушить запрет. — Глаза у него были серовато-зеленые. — Неужели, о мое сердце разбито, вы разыскиваете де Шанвера?
— Ах, нет. Подругу, юную оватку, вопреки всему пробравшуюся на бал.
В улыбке собеседника мне почудилось недоверие. Он что, считает, что я вру? Что на самом деле его наглый приятель-аристократ настолько меня поразил?
Я с нажимом продолжила:
— Мою подругу зовут Натали Бордело, ей четырнадцать, высокий рост, русые волосы, она одета в ярко-синее платье с изумрудной отделкой. Смелое сочетание, вы не могли его не заметить.
Улыбка Виктора стала еще шире:
— Кажется, я припоминаю, где видел мадемуазель в подобном наряде. — Аристократ поставил бокал на поднос ближайшего лакея. — Позвольте предложить вам руку, Катарина.
Отказываться я не стала. Мы пересекли залу, стараясь не сталкиваться с танцующими, свернули к простенку, в котором были установлены буфетные столы, поднялись по ступеням мраморной лестницы на галлерею. Спутник извинился и, оставив меня, подошел к группке веселых молодых людей в голубых камзолах. Я оперлась на перила ограждения и, в который раз, подивилась огромным размерам помещений, впрочем, не забывая прислушиваться к разговору. Беседа велась на знакомом мне перевертансе.
— Де Брюссо стреножил новую козочку? Ба! Да это же та самая мадемуазель, которую одарил своим внимание старый греховодник де Дас. Предложишь свои услуги репетитора?
Наклонив голову, я искоса наблюдала.
— Это место, кажется, уже занято Шанвером! — хохотнул Виктор. — Нет, нет, дружище, знакомить вас я не буду. Помнишь, в кадрили была девица в синем платье?
— Натали? Она с Гастоном, — филид махнул рукой куда-то в сторону. — Такая милая дурочка…
Де Брюссо поморщился:
— Ей всего четырнадцать.
— Когда Гастона это останавливало?
Я похолодела. Во что ввязалась моя соседка?
— Подождите здесь, Катарина, — сказал Виктор, вернувшись, — я приведу вам мадемуазель Натали через несколько минут.
Для виду согласившись, я немного подождала и отправилась следом за спутником. Галерея, одной стороной нависавшая над бальным залом, с другой была оборудована небольшими нишами, наподобие альковных, бархатные плотные шторы, внутри диванчики или кресла, полированные темного дерева столики. Почти все ниши были заняты, в одних играли в шахматы или карты, в других беседовали молодые люди в форменных камзолах, или не столь молодые, в бальных нарядах, мужчины, женщины, парочка студентов в сомнительном уединении держались за руки, девушка в лазоревом, ее друг — в белом. Виктор шел вперед, иногда бросая реплики знакомым. Нет, нет. Не сейчас. Он после присоединиться, дела, дружище, дела…
А потом он исчез. Я припустила бегом, невежливо оттолкнула лакея, извинилась. Здесь галлерея заканчивалась тупиком, на глухой стене висела картина, масляный портрет пожилого господина в парике буклями и с бугристым носом. Мастерство художника было беспорным, казалось, что выдающаяся часть лица господина торчит из рамы. Воровато обернувшись, не смотрит ли кто, я потрогала нарисованный нос. Ладонь прошла сквозь картину не встречая сопротивления. Упс… Пошатнувшись, в попытке удержаться на ногах, я шагнула вперед. Стены тоже не было, за магической иллюзией оказался коридор, освещаемый мерцающими факелами, в конце его — приоткрытая дверь. Музыка сюда едва доносилась, видимо, поглощенная иллюзией, поэтому девичий всхлип я расслышала прекрасно, и голос де Брюссо.
— Проспись, дружище, ты изрядно перебрал…
Резко толкнув створку, я вошла. Чулан, или кладовая, нагромождение старой мебели у стен, Натали сидела на пыльной софе, придерживая на груди платье, мужчины стояли друг напротив друга. Подбежав к девушке, я обняла ее за плечи.
— Кати! — бедняжка разрыдалась. — Кати-и…
Подняв полный ярости взгляд, я уставилась на Гастона:
— Вы бесчестный человек, сударь!
Света было мало, только тот, что проникал из коридора. Мне был виден силуэт: форменный камзол, распущенные по плечам волосы.
— Успокойтесь, Катарина, — сказал де Брюссо, — ничего непоправимого не произошло. Виконт де Шариоль принесет свои извинения вашей подруге. Ну же, Гастон…
Этот… мерзавец был нетрезв, просто до неприличия пьян, его силуэт покачивался в сумраке, источая винные пары.
— Извинения? Кому? Этой малолетней… и-ик! …распутнице? Она не отказалась от вина и сама предложила уединиться.
Натали вздрогнула и пробормотала:
— Кати, уведи меня отсюда, виконт прав, я…
— Вы, сударь, воспользовались неопытностью моей подруги! — воскликнула я. — Поэтому повторяю, вы — бесчестный человек!
— Экая злюка, — удивился Гастон, — может, ты хочешь занять место этой плаксы?
Виктор заступил ему путь, схватил за плечи, Натали сбросила мою руку и стала приводить в порядок платье:
— Пойдем, Кати, нельзя чтобы нас здесь застали.
— Мадемуазель Бордело права, Катарина, — поддержал девушку Виктор. — Обещаю, завтра виконт де Шариоль принесет извинения…
Натали, уже успевшая подойти к двери, ахнула и отшатнулась. Под потолком кладовки возник шар света, на мгновение всех ослепив. Смаргивая набежавшие слезы, я смотрела на величественного сорбира, стоящего на пороге, на маркиза Делькамбра Армана де Шанвера. А он смотрел на меня. В его янтарных глазах мне на мгновение почудилась тревога.
— Кузина! — Неожиданный вопль Гастона заставил меня вздрогнуть. — Драгоценная Катарина, взрощенная на парном молочке коровок Анси и похорошевшая. Прости, дорогая, сразу тебя не признал!
Он так резво бросился в мою сторону, что от испуга я схватила первое что попалось под руку — метлу с поломанной ручкой. К счастью, отбиваться не пришлось, бдительный Виктор придержал моего неожиданного родственника. Арман потребовал объяснений.
— Мою, Кати. Мы единокровные братья.
А еще у них была приличная разница в возрасте. Когда герцог овдовел и женился повторно, Арману было двенадцать лет.
«Значит, сейчас ему почти двадцать четыре, если учитывать время, когда новая герцогиня была в тягости », — подумала я, выходя из-за ширмы.
— Немногим лучше, — фыркнул Купидончик. — В вашем Анси все так одеваются?
Я посмотрела в зеркало. Светло-зеленый шелк, серебряная отделка, прилично неглубое декольте.
— Все! — отрезала я и поправила выбившуюся из прически прядь. — Ах, чуть не забыла.
Надевать жетон на шею я не стала, собрала шнур узлом и пришпилила его брошью Симона у правого плеча. Кстати, медная пластинка за прошедшее время успела покрыться голубоватой патиной.
— Откуда синий? — спросил Эмери, доставая из-под галстука свой жетон на цепочке, его зеленел.
Я пожала плечами. Мы вышли, оставив ключ в замке, и быстро зашагали к портшезной колонне. Решетка кабинки отодвинулась.
— Едь первой, — сказал виконт, — нет, ты не подумай…
Ну, разумеется, юному аристократу не хотелось, чтоб его видели в компании какой-то простолюдинки. Это было понятно, как дважды два, и нисколько не обидно. Поэтому я кивнула, сказала: «Спасибо!» и, устроившись на скамейке портшеза, попросила мадам Иформасьен доставить меня в зал Безупречности.
Успела! Я успела до начала представления! Свою группу в огромнейшей зале я нашла без труда. Гурьба первогодков стояла недалеко от огромной двустворчатой двери, отличаясь от прочих разнообразием одежд. Пользуясь тем, что все внимание присутствующих направлено на ректора, держащего речь, я пробралась к своим и сделала вид, что стою вот здесь, около Натали и близняшек с самого начала.
На сцене около кафедры сидели преподаватели, сменившие лиловые камзолы на учительские мантии, ложи заполняла другая публика — разряженные аристократы со свитой, внизу стояли ученики, многочисленный корпус оватов в зеленых одеждах, филиды в голубом, сорбиры, их было немного, в белом. Я заметила, что некоторые из учеников щеголяют длинными распущенными по плечам волосами, но большинство из них были в париках. Монсиньор Дюпере как раз закончил речь и зала разразилась овацией.
— Начнем представление! — проговорил ректор, когда аплодисменты стихли. — Академия Заотар рада видеть в своих стенах…
Секретарь мэтр Картан подал начальнику свиток, тот его развернул и стал зачитывать список новичков. Тот, чье имя называли, кланялся. Услышав: «Катарина Гаррель из Анси», я присела в реверансе. От торжественности момента мне чуть не стало дурно, голова закружилась, я хватала ртом воздух, которого стало очень мало. Сейчас назовут следующее имя и мне станет полегче.
— Мадемуазель Гаррель зачислена сразу в корпус филидов, — продолжил ректор, по зале пронесся удивленный рокот. — Надеюсь, Катарина, вы оправдаете возложенное на вас…
— Барон де Дас подсунул ей формуляр выпускников, — объяснял кто-то из студентов соседям, — старикан падок на хорошеньких пейзанок, даром что покойник…
Кровь бросилась мне в лицо, взглядом я попыталась разыскать в толпе сплетника, но поняв, что ректор ждет моего ответа, присела еще ниже и хорошим сценическим голосом, таким, который слышно и на галерке, проговорила:
— Клянусь, монсиньор, сделать все возможное и невозможное, чтоб вы были мною довольны.
Мне тоже начали аплодировать, но Дюпере махнул рукой, требуя тишины и продолжил представление.
— Филиды? — возбужденно шепнула Натали Бордело. —Да ты полна сюрпризов. Как тебе удалось так быстро починить одежду?
— Я полна сюрпризов, — прошептала я в ответ.
Близняшек еще не называли, они дрожали от возбуждения и на меня внимания не обращали.
— Ты будешь посещать занятия на лазоревом этаже? — не унималась Натали. — А жить с нами?
Мадам Арамис, присматривающая за первогодками, на нас шикнула, поэтому я молча пожала плечами, тем более, сама не знала, как именно будет происходить мой индивидуальный учебный процесс.
Представление новичков закончилось, ректор отдал секретарю свиток и обратился к нам:
— Дорогие коллеги, сегодня вы вступаете в новую жизнь, в старой остались семьи, титулы, ваши и ваших родителей, юношеские друзья и увлечения. Здесь все будет зависеть только от ваших талантов и вашего старания. Будьте же достойны высокого звания студента академии и направьте все силы на процветание Лавандера.
Мы искупали монсиньора в овациях. Мадам Арамис скомандовала вполголоса:
— Возвращайтесь на зеленый этаж, в гостиных накрыто угощение.
Первогодки стали продвигаться к выходу.
— Это все? — растерялась Натали. — Я думала, нам позволят потанцевать.
Кастелянша ее услышала:
— Вам, мадемуазель Бордело, нужно думать об учебе, а не о флирте с мальчиками. Ступайте, скоро отбой, Информасьен проведет инструктаж.
В фойе около колонны столпилось так много учеников, что образовалась давка. Кабинки сменялись довольно быстро, но в каждую из них помещалось не больше двух человек. Из-за двери залы доносилась музыка, моя соседка прислушивалась, на ее круглом личике было написано страдание.
— Один крошечный танец, — пробормотала Натали и, когда лакей у входа отвернулся в другую сторону, юркнула за его спиной обратно в зал Безупречности.
Я только растерянно захлопала глазами.
— Какая бойкая, — восхитилась Марит или Маргот, я их пока не различала.
В портшез мы втиснулись втроем, сестрички Фабинет были еще совсем девочками и много места не занимали, неудобство доставили лишь их фижмы, которые мадам Арамис утрамбовывала в кабинку двумя руками.
— Мадам Информасьен, будьте любезны, зеленый этаж, — попросила я.
Близняшки захихикали:
— Она называет привидение мадам! И на «вы»! И добавляет «будьте любезны».
Ничего забавного в этом я не видела, и не забыла поблагодарить любезную мадам, когда решетка портшеза открылась на нашем этаже. В гостиной северного коридора собрались только девушки. Здесь тоже была уютная мебель, книжный шкаф с дюжиной одинаковых на вид книг, кресла, накрытый столик, за распахнутыми окнами зеленели деревья сада, а в музыкальном углу стоял изящный клавесин, за который немедленно уселась уже знакомая мне мадемуазель в кремовом платье. Ее звали Дороте Николас, и происходила она из семьи столичных труверов.
Я пила шоколад, слушала музыку и девичий щебет. Дурноту во время представления ощутили почти все, все предвкушали первый учебный день. Меня расспрашивали об экзамене. Таиться смысла не было, я рассказала о каверзные вопросах барона де Даса, о том, как ректор решал, в какой именно корпус меня отправить по результатам экзамена, о своем ужасе и последующей радости.
— Так бывает, — решила Дороте, — это называется — поймать удачу за хвост. Но тебе, Кати, придется постараться, чтоб наверстать упущенное.
— Говорят, — Мишель Тибо, соседка Николас по комнате, тряхнула смоляными кудряшками, — что мэтр Мопетрю, учитель мудрописания, проводит для любимчиков дополнительные занятия. Попробуй к нему подольститься.
Чудесный совет. Только вот означенный мэтр меня ненавидит. Я кисло улыбнулась.
— Информасьен, — раздалось одновременно отовсюду, — отбой через час. В книжном шкафу вас ожидают своды академических правил. Проведите оставшееся время за их изучением. Сегодня, в честь первого дня, вам дозволено не прибираться, оставьте в гостиных все так как есть, но в будущем вам придется самим заниматься уборкой помещений.
Близняшки быстро раздали всем одинаковые томики. На полке остался лишь экземпляр Натали. Неужели единственный танец настолько затянулся?
Мы разбрелись по спальням, присев на кровать, я раскрыла книгу, пролистнула вступление и общие положения, после ознакомлюсь. Распорядок: подъем в шесть, умывание, физические упражнения, уроки, завтрак в десять, уроки, обед, еще два урока, дополнительные занятия, ужин, отбой за час до полуночи. Плотный учебный план.
Следующий раздел был посвящен выставлению оценок. За успехи в учебе каждому студенту начислялись соответсвующие баллы, ошибки карались по той же системе. Неопрятность в одежде — минус десять баллов, отсутствие домашнего задания — минус двадцать, драка — на усмотрение преподавателя, нахождение за пределами спальни после отбоя — минус пятьдесят.
Я подняла глаза на близняшек, устроившихся вместе на одной кровати:
— Натали нужно вернуть сюда до отбоя.
— Мадемуазель Бордело, — протянула Марит, или Маргот, — сама выбрала танцы.
— Тем более. — поддержала ее сестра, — за оставшиеся пол часа мы ничего не успеем.
— Успеете принести из гостиной экземпляр свода для Натали, — я захлопнула книгу, на обложке которой уже красовалось тиснение, повторяющее вязь на моем жетоне. — А самой мадемуазель займусь я.
Информасьен доставила меня к дверям залы Безупречности. Лакеи воззрились на первогодку с удивлением, но остановит меня не пытались. Я шагнула через порог. Музыка оглушала, свет дюжины, не меньше, огромных люстр слепил глаза. Проморгавшись, я попыталась найти в вихре танцующих свою соседку. Нет, абсолютно невозможно.
— А вот и ниша звездочка, — раздался у моего плеча мурлыкающий мужской голос, — наша Катарина Гаррель.
— Не имею чести… — начала я строгую отповедь, но запнулась, узнав собеседника.
Им оказался тот самый блондин, приятель Армана. Теперь он был облачен в лазоревый костюм филида, в его руке покачивался бокал на тонкой ножке.
— Виктор де Брюссо, — поклонился юноша. — Прекрасная Катарина подарит мне танец?
Я покачала головой:
— Простите, сударь, но оватам-первогодкам запрещено здесь находиться.
— Тогда позвольте узнать причину, которая заставила вас нарушить запрет. — Глаза у него были серовато-зеленые. — Неужели, о мое сердце разбито, вы разыскиваете де Шанвера?
— Ах, нет. Подругу, юную оватку, вопреки всему пробравшуюся на бал.
В улыбке собеседника мне почудилось недоверие. Он что, считает, что я вру? Что на самом деле его наглый приятель-аристократ настолько меня поразил?
Я с нажимом продолжила:
— Мою подругу зовут Натали Бордело, ей четырнадцать, высокий рост, русые волосы, она одета в ярко-синее платье с изумрудной отделкой. Смелое сочетание, вы не могли его не заметить.
Улыбка Виктора стала еще шире:
— Кажется, я припоминаю, где видел мадемуазель в подобном наряде. — Аристократ поставил бокал на поднос ближайшего лакея. — Позвольте предложить вам руку, Катарина.
Отказываться я не стала. Мы пересекли залу, стараясь не сталкиваться с танцующими, свернули к простенку, в котором были установлены буфетные столы, поднялись по ступеням мраморной лестницы на галлерею. Спутник извинился и, оставив меня, подошел к группке веселых молодых людей в голубых камзолах. Я оперлась на перила ограждения и, в который раз, подивилась огромным размерам помещений, впрочем, не забывая прислушиваться к разговору. Беседа велась на знакомом мне перевертансе.
— Де Брюссо стреножил новую козочку? Ба! Да это же та самая мадемуазель, которую одарил своим внимание старый греховодник де Дас. Предложишь свои услуги репетитора?
Наклонив голову, я искоса наблюдала.
— Это место, кажется, уже занято Шанвером! — хохотнул Виктор. — Нет, нет, дружище, знакомить вас я не буду. Помнишь, в кадрили была девица в синем платье?
— Натали? Она с Гастоном, — филид махнул рукой куда-то в сторону. — Такая милая дурочка…
Де Брюссо поморщился:
— Ей всего четырнадцать.
— Когда Гастона это останавливало?
Я похолодела. Во что ввязалась моя соседка?
— Подождите здесь, Катарина, — сказал Виктор, вернувшись, — я приведу вам мадемуазель Натали через несколько минут.
Для виду согласившись, я немного подождала и отправилась следом за спутником. Галерея, одной стороной нависавшая над бальным залом, с другой была оборудована небольшими нишами, наподобие альковных, бархатные плотные шторы, внутри диванчики или кресла, полированные темного дерева столики. Почти все ниши были заняты, в одних играли в шахматы или карты, в других беседовали молодые люди в форменных камзолах, или не столь молодые, в бальных нарядах, мужчины, женщины, парочка студентов в сомнительном уединении держались за руки, девушка в лазоревом, ее друг — в белом. Виктор шел вперед, иногда бросая реплики знакомым. Нет, нет. Не сейчас. Он после присоединиться, дела, дружище, дела…
А потом он исчез. Я припустила бегом, невежливо оттолкнула лакея, извинилась. Здесь галлерея заканчивалась тупиком, на глухой стене висела картина, масляный портрет пожилого господина в парике буклями и с бугристым носом. Мастерство художника было беспорным, казалось, что выдающаяся часть лица господина торчит из рамы. Воровато обернувшись, не смотрит ли кто, я потрогала нарисованный нос. Ладонь прошла сквозь картину не встречая сопротивления. Упс… Пошатнувшись, в попытке удержаться на ногах, я шагнула вперед. Стены тоже не было, за магической иллюзией оказался коридор, освещаемый мерцающими факелами, в конце его — приоткрытая дверь. Музыка сюда едва доносилась, видимо, поглощенная иллюзией, поэтому девичий всхлип я расслышала прекрасно, и голос де Брюссо.
— Проспись, дружище, ты изрядно перебрал…
Резко толкнув створку, я вошла. Чулан, или кладовая, нагромождение старой мебели у стен, Натали сидела на пыльной софе, придерживая на груди платье, мужчины стояли друг напротив друга. Подбежав к девушке, я обняла ее за плечи.
— Кати! — бедняжка разрыдалась. — Кати-и…
Подняв полный ярости взгляд, я уставилась на Гастона:
— Вы бесчестный человек, сударь!
Света было мало, только тот, что проникал из коридора. Мне был виден силуэт: форменный камзол, распущенные по плечам волосы.
— Успокойтесь, Катарина, — сказал де Брюссо, — ничего непоправимого не произошло. Виконт де Шариоль принесет свои извинения вашей подруге. Ну же, Гастон…
Этот… мерзавец был нетрезв, просто до неприличия пьян, его силуэт покачивался в сумраке, источая винные пары.
— Извинения? Кому? Этой малолетней… и-ик! …распутнице? Она не отказалась от вина и сама предложила уединиться.
Натали вздрогнула и пробормотала:
— Кати, уведи меня отсюда, виконт прав, я…
— Вы, сударь, воспользовались неопытностью моей подруги! — воскликнула я. — Поэтому повторяю, вы — бесчестный человек!
— Экая злюка, — удивился Гастон, — может, ты хочешь занять место этой плаксы?
Виктор заступил ему путь, схватил за плечи, Натали сбросила мою руку и стала приводить в порядок платье:
— Пойдем, Кати, нельзя чтобы нас здесь застали.
— Мадемуазель Бордело права, Катарина, — поддержал девушку Виктор. — Обещаю, завтра виконт де Шариоль принесет извинения…
Натали, уже успевшая подойти к двери, ахнула и отшатнулась. Под потолком кладовки возник шар света, на мгновение всех ослепив. Смаргивая набежавшие слезы, я смотрела на величественного сорбира, стоящего на пороге, на маркиза Делькамбра Армана де Шанвера. А он смотрел на меня. В его янтарных глазах мне на мгновение почудилась тревога.
— Кузина! — Неожиданный вопль Гастона заставил меня вздрогнуть. — Драгоценная Катарина, взрощенная на парном молочке коровок Анси и похорошевшая. Прости, дорогая, сразу тебя не признал!
Он так резво бросился в мою сторону, что от испуга я схватила первое что попалось под руку — метлу с поломанной ручкой. К счастью, отбиваться не пришлось, бдительный Виктор придержал моего неожиданного родственника. Арман потребовал объяснений.
