Целый день мне не дают выходить из комнаты, даже еду приносят наверх, а вечером я кладу булавку под подушку.
Я думаю про глаза, что блестят во время ночных кошмаров в темноте, и даю себе слово не бояться.
И вот незаметно наступает ночь, подкрадывается сон, и голос из нездешних пространств просит: «Назови меня!»
- Дай мне имя…
- Дейми! – говорю я почему-то и сразу просыпаюсь. Ах, какая досада! Выскочила из сна на самом важном месте!
На подоконнике кто-то сидит. Черный силуэт. Небрежная поза. Вор? Что делать? Дергать сонетку, чтоб прибежали Криста с Оливией, а за ними – стража с саблями наголо? Или я проснулась в другой сон?
Пришелец пересаживается с подоконника в кресло, луч света падает ему на лицо. Это юноша с распущенными по плечам кудрями, такой красивый, какие могут только сниться.
Вначале он кажется мне тонким, как подросток, но потом я вижу могучие мускулы. Он наполовину обнажен. Нет, одет в тонкую ткань. Просто он изменчив, как лунный свет.
Ресницы у него такие густые, что нельзя разглядеть контура глаз. Зато губы… Более совершенной формы невозможно представить.
Я влюблена в его губы. Он бесцеремонно плюхается на край кровати.
- Ты бог любви? – спрашиваю я.
- Я – Дейми. А ты…
- Евстолия, - называю я свое дурацкое нелюбимое имя. В нашем роду испокон веков все старшие дочери – Евстолии.
- Евсто-олия, - он смакует звук, как сладчайшее вино, и мое имя сразу становится прекрасным. Я знаю, что вся прекрасна в его глазах.
- Этой ночью ты будешь – Олия! Пойдем полетаем?
Я ничего не спрашиваю, я доверяюсь ему полностью. Может, и права Лионеза, называя меня послушной. Не важно, ведь это – сон!
Юноша помогает мне выбраться из обширной постели. Черные кудри теплой волной гладят мои руки. Он ни в коем случае не бесплотен. От него исходит жар как от коня, и свежий зовущий аромат. Кориандр, мандарин, что-то заморское. Дейви встает сзади, берет мои руки в свои. Его дыхание щекочет волоски у меня на виске.
Окно уже распахнуто настежь. Дейми делает длинный шаг, я стараюсь попасть ему в лад, как на уроке танцев, и мы скользим по воздуху.
Шаг – и мы над двориком. Блестит вода в колодце. Трубы – тролли, кривляясь, отдают нам честь! У меня слегка кружится голова. Шаг – и мы выше замковых крыш!
Что, если мы упадем? Пусть!
Дейм пожимает мне руки, чтоб я не боялась. Он - как теплая скала, такой надежный. Я назвала его Деймом, он играл с моим именем. Откуда-то я знаю, что мы дадим друг другу тысячи имен, и будем вечно друг для друга разными.
Мы поднимаемся все выше и выше. Здесь холодно, но я горю в объятиях Дейма. С ним ничего не страшно!
Звезд все больше, и луна сияет, как обломок круглого зеркала. Вдали – непонятная блестящая стена. Да это же море!
Повинуясь моему невысказанному желанию, Дейми несет меня к морю. Мы висим меж двух звездных сверканий: реального и отраженного.
Я запрокидываю голову ему на плечо, мне хочется объятий. Я вынимаю руки из его ладоней – и тут же падаю вниз! Но не успеваю испугаться – этой ночью я ничего не боюсь – Дейми ловит меня, а я обнимаю теплый живой камень его тела, и мы несемся над морем, то взбивая ногами пену на гребнях волн, то снова поднимаясь и кружась.
Мы опускаемся на песок между прибоем и цветущими зарослями. Его тело кажется освещенным закатным солнцем, хотя сейчас царствует ночь. Даймон сам испускает свет.
Дейм целует меня возле уха, а потом – в щеку, подбираясь все ближе к губам, а я трепещу, желая, чтоб он поскорее добрался до губ, и чтобы цепочка поцелуев никогда не кончалась.
Я подставляю другую щеку, тут что-то острое царапает скулу. Я вскрикиваю и сажусь. В ямке от моей головы блестит осколок кристалла. Это он уколол меня. Я хочу взять находку на память о сегодняшней ночи, но Дейм отбирает кристалл и швыряет в море.
Он весь дрожит. Безмолвно подхватывает меня, и мы несемся прочь. Я ни о чем не спрашиваю. Доверять ему – не самое ли большое счастье?
Дейми опускает меня на постель, укрывает одеялом, целует в один глаз, в другой - и я засыпаю.
Первое, что вижу утром – свадебное платье. Из кружев цвета пены шипучего вина. Все блестящее от камней. Словно тот песок на пляже.
Какой дивный сон мне приснился! Может быть, он снится до сих пор? Может быть, я вижу платье во сне? Я тихо смеюсь.
Криста смотрит на меня в замешательстве.
- Ой, вы поранили щеку, госпожа, - говорит она. - Ничего, я замажу румянами – видно не будет.
- Сколько песка откуда-то в постели, - удивляется Оливия, ставя подушку дыбом, чтобы мне удобнее было принять поднос с завтраком. – Наклонитесь, госпожа - я стряхну.
Значит, это был не сон.
- Вам когда-нибудь снились сны, такие яркие, ярче яви? – спрашиваю я, надкусывая теплую булочку, осторожно, чтобы не брызнуть вареньем.
Девушки переглядываются.
Надо поменьше болтать, а то примут за сумасшедшую.
Сон сделал меня неуязвимой для дневных бед. Пока Криста и Оливия облачают меня в свадебное платье, я стою, сгорая, трепеща. Девушки думают, что я волнуюсь перед свадьбой. Очень странной свадьбой, надо сказать. Но что мне суровый старик, если у меня есть Дейми, и мы всегда будем вместе.
Закалывая булавки, Криста вздыхает – жалеет меня, но рот у нее занят.
- Смотрите, госпожа, что я нашла в постели, кроме песка, - говорит Оливия и показывает золотой букетик.
- Это от Лионезы. На память, - говорю я и чувствую, как вспыхивают щеки.
Криста опять горестно вздыхает сквозь булавки – из сочувствия ко мне. Верно, если бы не Дейми, я рыдала бы сейчас, как стадо крокодилов. Теперь мне все нипочем.
- А я бы пошла за старика, будь он богатый, - рассудительно говорит Оливия. – Ваш-то богатый, госпожа. Вон сколько камней на платье – чисто слепой дождь. Я сроду столько брильянтов разом не видала.
- А если богатый, да скупой? – возражает Криста. Тема настолько животрепещущая, что она отвлекается от своих обязанностей, выплевывает булавки.
- У госпожи – не скупой. Видала, сколько сундуков отвалил? Все утро в казну таскали. Сундуки небольшие, а увесистые. Мужики их еле тащили. Ноготь даю - там золото.
Значит, мачеха продала меня старику. Интересно, за сколько? Отец не может меня защитить, и брат далеко. А стал бы он противиться этой фальшивой свадьбе, если бы был здесь?
Слезы текут у меня по щекам.
- Госпожа, госпожа, не плачьте, глазки опухнут. И румяна смоются. Я такой тоненький слой наложила, прямо - свет зари. Загляденье!
- Слезки-то, ярче брильянтов, - пытается развеселить меня Оливия. – А платье, как влитое сидит, будто с вас мерку снимали. Не зря болтают, что старик – чародей!
В наклонном зеркале я вижу, как Криста пихает ногой Оливию. После они причесывают меня уже в полном молчании, переплетают пряди нитями хрустальных бус, водружают сверху крохотную корону с длинной, до полу, фатой. Я чувствую себя заблудившейся в метели.
Сквозь эту метель я смотрю все утро. Мы идем по коридорам дворца. Входим в мерцание огней и благовонный мрак часовни. В мою руку вкладывают свечу. Священник торопится, будто венчает беглецов, бормочет невнятное. У меня забирают свечу и надевают на палец холодное кольцо. Сама я кое-как наощупь пропихиваю второе кольцо через узловатый старческий сустав. Все происходит с совершенно другой девушкой. Ей еще не поздно упасть в обморок, закатить истерику. Или уже поздно? Сундуки стоят в дворцовом подвале. Сделка совершена.
К счастью, старик не поднимает завесу, не целует меня.
Я остаюсь в кружевном укрытии. Что там снаружи – неважно! Пусть делают, что хотят. Ночью я улечу с Дейми!
На ступенях часовни Лионеза обнимает меня, мнет фату.
- Приснился? – спрашивает жарким шепотом. – Встретились?
Я легонько киваю.
Она прижимает меня к себе на миг и отталкивает.
Меня подсаживают в карету. Под ногами мешается сундук – наверное, не все вещи уместились снаружи.
Дверь закрывают, карета мягко трогается, качается, колеса стучат по брусчатке. И только тут до меня доходит, что меня увозят - насовсем!
А попрощаться с папой? С братом? Устроить крохотный праздник, хотя бы для вида, на пять минуток, чтоб выпить вина, съесть пирога с тремя начинками и пожелать счастья? Даже у слуг свадьбы лучше!
Но я оцепенела, как перепуганный кролик. Никто во дворце не заступился за меня – значит, все идет как надо? Дома я никому не нужна?
Прижимаю фату к лицу, чтобы лучше видеть сквозь кружево. Старик, как ни в чем ни бывало, сидит в дальнем углу, читает книгу. Нос его сжат очками, похожими на застекленную половинку ножниц, ту, что с колечками.
Движение укачивает. Уж не знаю, чародей ли старик, но рессоры у его кареты воистину волшебные. Едем, словно по облакам, но я не желаю замечать ничего хорошего. Открываю рот, чтобы выпалить все сердитые вопросы разом, и… молчу. На самом деле, я просто боюсь этого странного человека в углу кареты.
- Мои горничные едут следом? – неожиданно писклявым голоском спрашиваю я самое малое из того, что хочу знать.
- У вас будут другие слуги, - отвечает старик, не отрываясь от чтения.
Я откидываюсь на спинку дивана, и часто-часто моргаю, сдерживая слезы. Криста и Оливия! Девочки мои! Неужели и вас я больше никогда не увижу?
Край сундука больно давит ногу пониже колена. Слезы, невидимые под фатой, беззвучно гладят щеки. Чтобы развлечься, отгибаю край занавески и гляжу в окно.
Повозка пляшет на бревенчатом мосту. Въезжаем в Богатый лес.
Столько раз мы ездили сюда с отцом и братом на пикники и на охоту, в прежние, счастливые времена! Я больше не могу сдерживаться и всхлипываю.
Старик неразборчиво ворчит себе под нос, ворочается, дергает шнурок и поверх занавесок на окна кареты спускаются глухие шторы. Становится темно, но лишь на мгновение. Над книгой вспыхивает огонек. Он висит прямо в воздухе, отражается в стеклах очков, и кажется, что у старика слепые горящие глаза.
Это так страшно, что я зажмуриваюсь. И только тогда понимаю, что карета больше не качается. За обитыми кожей стенками свистит ветер. Поскрипывает кузов. Стука колес не слышно. Мы, что – летим? А что в этом удивительного? Летали же мы с Дейми!
Я забиваюсь в угол и думаю о Дейми.
Дверь распахнута, карета стоит, соленый холодный ветер и свет облачного дня врываются внутрь. Я стаскиваю с головы фату (сколько можно прятаться!), закутываюсь в двойной слой кружев, чтобы хоть как-то спастись от холода. Похоже, мы приехали в раннюю зиму.
Первое, что я вижу, выглянув наружу – взлетающую пену прибоя. Волны бьют в скалы с пушечным громом. Море – холодное, чужое.
В проеме появляется старик, подает руку, чтоб помочь мне спуститься. Нет, я ошиблась, он протягивает бусы из прозрачных бесцветных камней.
- Наденьте и никогда не снимайте, - приказывает старик. – Замок полон разнообразных сущностей, некоторые могут быть опасны. Кристаллы защитят вас.
Я спрыгиваю из прянувшей вверх кареты на землю. Старик твердыми пальцами окружает мою шею ниткой бус, таких холодных, что я подозреваю – они сделаны изо льда. Потом стягивает снизки таких же бусин на запястьях. Взглянув поближе, я понимаю, что бусины выточены из хрусталя. Просто здесь так холодно, что все предметы кажутся ледяными.
Кстати, даже если бы я захотела снять защитные украшения, то не смогла бы: они плотно охватывают руки и не имеют ни замка, ни узелка. Как оковы.
Северное холодное море бьет в скалы с оглушительным грохотом, словно хочет разнести их, но волны сами разбиваются в пыль.
В перерыве между ударами волн опять слышу голос старика. На этот раз он обращается не ко мне:
- Т`Хара, покажи девочке ее комнаты.
Я озираюсь – вокруг только море и скалы – и вижу маленькую женщину. Ветер рвет подол ее серого платья, но не может ничего поделать с волосами – так туго они стянуты. У женщины острый носик, тусклые глазки и бесцветная полоска на месте рта – так плотно сжаты тонкие губы. Вся она какая-то блеклая, словно привидение. Женщина что-то говорит, начало фразы пропадает в грохоте прибоя:
- …демте.
Зовет с собой. Других слуг рядом нет.
Мы обходим карету, сундуки еще привязаны сзади, а мне так хочется закутаться в теплую шаль. О шубке я даже не мечтаю. Я уже наполовину - ледышка
Как я ни спешу в тепло, останавливаюсь в изумлении перед грандиозным зданием, нависшим над нами. Перед его гигантскими вратами мы – как мошки перед жабьим ртом. Черные башни громоздятся среди черных скал. Теперь я охотно верю, что мой похититель - злой чародей (слово «муж» я не желаю даже подумать, не то, чтоб произнести). Ну и ладно! Пусть будет плохо, невероятно плохо, как угодно плохо – ночью Дейми унесет меня к теплому морю!
Т`Хара толкает изящной ручкой калитку в замковых воротах, и, переступив порог, мы попадаем из холода в темноту. Стены теряются во мраке. Нас никто не встречает. В таком большом замке должна быть уйма слуг. Где они? Мы идем по темным коридорам, как в пещере.
Т`Хара идет со свечкой впереди, не оглядываясь. Фигура ее, благодаря тонкой талии, кажется составленной из двух треугольников. Моя провожатая двигается со странной грацией куклы на ниточках. Мы спускаемся, поднимаемся, поворачиваем, идем сквозь темные залы. Если я захочу вернуться, то не найду дорогу. Похоже, что, как и во времена девичества, мне предстоит жить в отдаленной части замка.
Т`Хара открывает дверь, отступает вбок. Мы пришли.
Я уже перестала удивляться чему бы то ни было. В пустой комнате (с теми же каменными пещерными сводами) стоит кровать с балдахином, больше похожая на катафалк. Еще здесь имеется огромный камин, под стать входным воротам. Если бы кровать вдруг поехала, как в страшных сказках, она свободно поместилась бы в камин. В таком очаге можно жарить целого быка. Да что там быка – Левиафана!
- Как здесь можно жить? – спрашиваю я.
Т`Хара пожимает плечами. Есть еще задрапированное окно, но штор страшно коснуться – столько пыли лежит в складках.
- А что, более обжитых комнат нет? – спрашиваю я.
Женщина смотрит бессмысленно.
- А где зеркало, таз, умывальник? Где стол, наконец? Мне надо привести себя в порядок.
Моя провожатая стоит и глядит мимо меня кукольным взглядом.
Я сама открываю дверь сбоку от каминного зева. За ней - комнатушка, на полу стоят мои сундуки – когда только успели принести? Тут же на столике блестят фаянсовые кувшин и таз. Вместо воды в тазу на донышке – пыль. О мытье на таком холоде даже страшно подумать. Если это гардеробная, то где шкафы, вешалки, манекены? Но пока не до них. Главное – теплые вещи здесь!
- Разберите, пожалуйста, сундуки, - обращаюсь я к женщине. Я всегда любезна со слугами – они не просто такие же люди, как я - они умеют гораздо больше.
Т`Хара стоит, истукан истуканом.
- Или пришлите того, кто их разберет!
Я начинаю сердиться, но опять натыкаюсь на пустой взгляд! Мне становится жутко. Человек ли Т`Хара? Чтоб прогнать страх, пробую пошутить мысленно: из моей провожатой выйдет отличный манекен.
Только бы дождаться ночи, и ноги моей в этом кошмарном замке не будет! В глубине души я опасаюсь, что полет с Дейми мне только снился, но, нет, об этом я не хочу даже думать! Ведь в постели был песок – значит, мы в самом деле обнимались на пляже! Хотя, говорят, бывают люди, что умеют приносить вещи из снов. Молчи, сомнение, молчи!
Я откидываю крышки сундуков и роюсь в аккуратно уложенной девочками одежде, пока не нахожу зеленоватое суконное платье.
