Т`Хара стоит столбом.
- Помогать мне одеться – тоже не ваша обязанность? – ядовито спрашиваю я.
Т`Хара бесстрастно подходит, вынимает булавки из кружев, разбирает драгоценное одеяние, кое-как напяливает на меня теплое платье, затягивает на спине шнуровку. К счастью, это простое платье, оно легко надевается.
Я отыскиваю шаль, устраивая в сундуках полный хаос – что подумает обо мне новая горничная, когда придет!
Вернувшись в спальню, застаю Т`Хару за странным занятием: она бросила мое свадебное платье в камин и поджигает его свечой.
- Что вы делаете?! – кричу я.
Она поворачивает бесстрастное лицо.
- Оно вам больше не пригодится.
Платье занимается и пылает. По крайней мере, можно погреть у огня руки.
Как все здесь странно!
Если бы не ожидание Дейми – я не выдержала бы и пяти минут.
Поесть – вот что мне надо. Сразу согреюсь. Мне кажется, что холод поселился внутри меня, и в груди растет ледяной кристалл.
- Т`Хара, - спрашиваю я, - какой здесь порядок с едой? Когда обедают, ужинают?
- Вы голодны? Пойдемте.
С сожалением покидаю излучающую тепло темную кучку с огненными прожилками, в которую превратилось платье. Ну, может, хоть немного нагреет комнату к возвращению.
Мы опять идем по бесконечным переходам, спускаемся, поднимаемся – и я опять теряю направление. Чувствую себя, как слепой котенок.
С чем в пустом замке отлично – так это с эхом. Звук наших шагов рассыпается горохом, шорохи прилетают из ниоткуда, в гулкой глубине коридоров мерещатся голоса, иногда ветер воет, как в каминной трубе. А вдруг это шепчут и воют опасные сущности?! Но Т`Хара невозмутимо шагает по темным коридорам.
Мы входим в зал, где посередине стоит стол, на столе – тарелки и какие-то короба. Т`Хара укрепляет свечу в подсвечнике, наполняет тарелки, пододвигает ко мне одну, сама без всяких церемоний садится и ест.
Я с недоумением разглядываю серые комочки.
- Питательно, - говорит Т`Хара, и отправляет ложку в рот.
Я поражена ее манерами, но еще больше тем, что она по-человечески ест! А я уже почти уверилась, что имею дело с ожившей куклой или с призраком во плоти!
Т`Хара отводит меня «домой». Она стоит в дверях, как часовой, и таращится в никуда.
- Раз больше никаких церемоний не предвидится, то я ложусь спать, Т`Хара, - говорю я, - а спать я привыкла одна и в закрытой комнате.
Т`Хара беспрекословно подчиняется, молча выходит, прикрывает дверь. Интересно, она будет так же стоять столбом в коридоре? Да пусть стоит. Сейчас я скроюсь отсюда! Если смогу – навсегда.
Настала ли уже ночь – неважно! Спать, спать, спать! И прочь отсюда! Из реального мира – в мир грез!
Кто-то растопил к нашему возвращению камин. Возле него кучкой лежат дрова.
Дрожа от нетерпения, я согреваю у огня тяжелое одеяло, заворачиваюсь в него, стараясь уберечь крохи тепла, сжимаю под подушкой золотой букетик и жду Дейми.
Но вот ведь какая незадача – сна ни в одном глазу! Я слишком взбудоражена.
Впадаю в панику, немного плачу, а потом вспоминаю «сонную сказку» и начинаю мысленно рассказывать ее себе.
«Вот одна лягушка прыг-прыг, шлеп - и нырнула в пруд, вот другая лягушка прыг-прыг, шлеп и - нырнула в пруд, вот третья лягушка… Вот сто сорок пятая лягушка…».
Разочарование. С таким чувством я просыпаюсь. За пыльными занавесками – серый рассвет, тоже цвета пыли. Мне кажется, что у меня украли ночь. Где же Дейми? Не было даже обычных снов – просто темнота. Словно кто-то ножницами вырезал кусок моей жизни.
Может быть, золотой букетик больше не действует? Может быть, всякий раз следует воровать что-то новое? Лионеза разъяснила бы, но ее здесь нет. Что можно украсть в этом замке? Если нечего, то мне придется пробовать другое, например, отвоевывать какую-нибудь мелочь со скандалом. Только ведь с этой куклой Т`Харой не поскандалишь! К старику идти не хочется. Я терпеть не могу скандалов, боюсь их, еще больше боюсь старика, но ничего не поделаешь.
У меня болит горло. Запястья отекли и ноют. Наверное, простудилась – немудрено, при таком-то холоде и сквозняках. Но надо действовать. Надо изучить замок. Я не узнаю себя – не чувствую ни страха, ни печали, замороженная, как Т`Хара. Зато у меня вырисовывается план.
- Т`Хара, в замке еще есть люди?
- Люди?
- Люди, представь себе! Другие люди, кроме нас с вами. Еще кто-нибудь. Может, конюхи, повара? – О старике я брезгливо умалчиваю.
Она перестает возиться со шнурками на спине моего теплого платья и стоит молча.
Может, она просто – тупая?
- Я хочу осмотреть замок. Проводите меня на самую высокую башню. – Должна же я иметь представление о месте, в котором оказалась.
Теперь я иду впереди со свечой, а Т`Хара покорно бредет следом. Эхо от шагов рушится, шепчет, стелется паутиной, заполняет проходы – серый звуковой туман. Временами от ватного шелеста закладывает уши. Мне постоянно мерещатся чьи-то шаги и голоса то в глубине коридоров, то рядом, но это, скорее всего, иллюзия – звуки ветра и прибоя, заблудившиеся в черном лабиринте, переставшие быть собой. Я помню про враждебные сущности, но на мне хрустальная защита. Я начеку, но не боюсь.
На поворотах и развилках я натираю стены скрипящим ломким угольком. Черное на черном почти не видно, однако, если потереть метку пальцем, он испачкается. Пока не найду мела, или белого камешка, это – единственный способ отмечать дорогу. Вначале я таилась от Т`Хары, но поняв, что мои занятия ее не интересуют, стала рисовать в открытую.
Никакой логики в расположении коридоров я пока не нахожу, но, когда поворачиваю в один, Т`Хара, как кошка, вдруг бросается вперед, ловко протискивается между мной и стеной, преграждает дорогу.
- Туда нельзя!
- Почему?
Замешательство.
- Нельзя.
- Но должна же быть причина.
Моя провожатая тупо молчит. Она чуть пониже меня, но тонкая и крепкая. Я пытаюсь отодвинуть ее, но она стоит твердо, не хуже Нанни, даром что не такая массивная.
- Там, что, опасно?
- Опасно.
- Или там кто-то живет?
- Живет.
Понятно, еще одно эхо.
- Т`Хара, вы давно служите в замке?
В серых кукольных глазах мелькает нечто человеческое. Смятение? Попытка вспомнить?
- Откуда вы родом?
Лицо страдальчески кривится. Но мне совсем не жаль Т`Хару. Раньше я ни за что не позволила бы себе мучить прислугу. Но обстоятельства изменились. Кто она – моя служанка или тюремщица?
- На башню туда, - говорит она, отринув неудобные вопросы, и витиеватым движением театральной куклы указывает в один из коридоров.
Мы бесконечно долго поднимаемся по винтовой лестнице. Целую вечность бредем со свечой по крутым ступеням, и внезапно ветер и свет обрушиваются на нас. Мы выбрались на площадку. Наши юбки развеваются, точно флаги. Моя прическа вмиг разваливается, и волосы хлещут по щекам. Ах, если бы я могла улететь с ветром!
Внизу бушует море. С трех сторон от замка – черные скалы, их однообразные нагромождения тянутся до горизонта. Только камень и снег, забившийся в каменные складки - и больше ничего. Отсюда нет выхода. Разве только по воздуху. Наверное, мы, и в самом деле, прилетели в карете.
Башни замка такие же черные и заснеженные, как скалы. Кто, как, зачем построил его в этих диких местах? От Т`Хары толку не добьешься.
Башня, на которой мы стоим, самая высокая. Я пытаюсь запомнить расположение крыш и переходов, но они наставлены так же хаотично, как скалы вокруг.
Не обращая внимания на взбесившиеся волосы, задыхаясь от ветра, вцепившись в шаль, я все же примечаю среди громоздящихся башен круглый открытый двор. Его безупречный круг изуродован приземистой постройкой, в сторону от которой тянется полоса развалин – словно здесь ударили гигантским стенобитным орудием, и лишь потом устроили над проломом крышу от непогоды. Все это непонятно, как непонятно устройство замка в целом – я не догадываюсь даже, в какой стороне мои комнаты.
Прикидываю, что, если, спустившись с башни, мы повернем налево, то выйдем как раз к крытым развалинам.
Мы уходим с площадки. Нахлестанное ветром тело наслаждается покоем в тишине лестницы, но я напряжена: старательно считаю витки, чтобы не сбиться с направления, однако едва сворачиваю в вычисленный коридор, Т`Хара опять заступает дорогу.
- Туда нельзя.
Ага, вот как!
- А что там, в круглом дворе?
В ответ - тупое молчание.
Так проходит несколько суток. Дейми не прилетает, снов я не вижу – каждую мою ночь словно выстригают ножницами. Я удивляюсь, как мало это меня огорчает. Я напоминаю себе дом с закрытыми ставнями, с погашенными огнями, с холодным очагом, другими словами – Т`Хару. Неужели я становлюсь такой же как она? Но это тоже меня мало огорчает.
Старик не показывается, возможно, его вовсе нет в замке. Зачем он запер меня здесь?
Я научилась самостоятельно находить дорогу в «кормушку» - так я зову комнату, где хранятся съедобные катышки; в высокую башню, определила расположение запретных комнат. Все они группируются вокруг двора и пролома.
Метки на стенах я теперь ставлю белилами и румянами, найденными в сундуках. В самых сложных местах натянула нитки из шкатулки с рукоделием. К тому времени, как косметика кончится, я надеюсь выучить расположение переходов наизусть. Время от времени я пытаюсь нарисовать план замка – но получается плохо, поскольку никакого смысла в расположении башен и переходов между ними я не вижу. Все время приходится что-то исправлять.
Т`Хара не возражает против моих занятий. Ее дело – не пускать меня в запретные комнаты, и заботится о минимальных удобствах, остальное для нее не существует.
Дни тянутся один за другим, одинаково серые, ночи -одинаково пустые и черные, я уже не помню, сколько времени живу здесь. В конце концов, я понимаю, что если ничего не предпринять, то ничего и не произойдет.
- Т`Хара, я хочу видеть старика.
Т`Хара бессмысленно хлопает кукольными ресницами.
- Своего мужа, - объясняю я с отвращением. Иначе эта дура не поймет. Сейчас скажет, что его нет в замке, или что к нему нельзя.
К моему удивлению, Т`Хара кивает, поворачивается и идет. Мне остается только не отставать от нее. Мы приходим в плавно изгибающийся коридор, прямо к арке, за которой сквозь нагромождение вещей пробивается свет. Похоже, сюда стащили барахло со всего замка!
Т`Хара машет вглубь вещевого столпотворения рукой и отходит в сторону. Мне остается самостоятельно пробираться сквозь лабиринт невообразимых предметов. Больше всего здесь шкафов и стеллажей, а назначение некоторых вещей я даже не представляю. Наконец, я выхожу источнику света – чучелу крокодила с горящим шаром в зубах. Чудище висит над столом. На столе - чертеж, как мне кажется, какого-то котла. На перекрестьях линий нестерпимо сверкают прозрачные кристаллы, большой алый камень светится посередине, отбрасывая кровавый блик.
Ослепленная всей этой блестящей красотой, не сразу замечаю старика. Он стоит ко мне спиной. Плечи его равномерно вздрагивают, что-то негромко жужжит с периодическим подвыванием. Видимо, старик работает на станке. Одет он в тот же балахон, но без берета. Седые волосы собраны в жалкий хвостик.
Я сглатываю слюну – не дай бог он сейчас вспомнит о супружеских обязанностях! Как же я не подумала об этом! Но возвращаться к постылой жизни – нестерпимо. Как заговорить, я не знаю, поэтому кашляю.
Старик вздрагивает и поворачивается, на носу блестят знакомые очки. В руках он держит широкое прозрачное кольцо из цельного камня. Его-то он и точил на странном станке. Увидев меня, он поражен!
- Дитя? – говорит он с таким видом, словно напрочь забыл о моем существовании и пытается понять кто это перед ним. – Зачем вы здесь?
- Мне одиноко в замке, - светски говорю я ( королевское воспитание так просто не потеряешь). – Я хочу просить вашего позволения ненадолго посетить родных.
- Это исключено, - говорит старик таким тоном, что я понимаю: этого действительно никогда не будет, нытье и мольбы не помогут. Да я и не умею упрашивать.
- Разве Т`Хара плохо заботится о вас? – спрашивает старик, видимо, наконец, вспомнив, кто перед ним. Я храбро смотрю ему прямо в лицо. У него мохнатые брови, такие же растрепанные, как борода, мясистый нос. Глаза за толстыми стеклами, кажется, висят в ином пространстве.
- Заботится, - отвечаю я. – Но ведь не хлебом единым жив человек, не так ли?
Старик пропускает мои слова мимо ушей.
- Позвольте. – Он берет меня за руки и осматривает по очереди браслеты, потом - ожерелье.
- У меня все время болит горло, здесь очень холодно, - неожиданно для себя жалуюсь я. – И руки распухли.
Видимо, я соскучилась по людям. Т`Хара – не в счет, она, скорее, мебель.
Старик щиплет кожу возле браслетов, внимательно рассматривает исчезающие вмятины, потом приподнимает мой подбородок и изучает шею.
- Ерунда, - выносит он приговор. - Вы не видите странных вещей?
Смотря что считать «странными вещами»? Разве этот замок не самая «странная вещь»?
- Так, вроде, ничего особенного, - я пожимаю плечами.
Мне хочется болтать, хочется кокетничать даже с этим странным диким стариком. Я готова подружиться с ним – вот до чего доводит одиночество! И тут, опять неожиданно для самой себя, я выпаливаю:
- Научите меня колдовать! Я буду вашей помощницей!
- Дитя, - говорит он, - ступайте. Я занят.
И ноги сами выносят меня из зала в коридор, там стоит серая Т`Хара, и мы идем вдоль бесконечных коридоров, спускаемся, поворачиваем…
Но в руке у меня зажат маленький напильничек – первая попавшаяся вещь, которую я, против воли выходя из зала, в последний момент стянула с какой-то полки. Принцесса-воровка!
В тот день я нарочно долго хожу по коридорам, чтоб утомиться и скорее заснуть.
В свете камина разглядываю свою добычу. Напильничек не больше маникюрной пилки, но гораздо прочнее. На верхушке у него имеется серповидная выемка с острым краем. Наверное, это устройство для ювелирных работ.
Целую напильник, прижимаю к сердцу, ко лбу и прячу под подушку.
«Дейми!», - шепчу я, предвкушая объятия даймона, начинаю считать лягушек и засыпаю.
По левому запястью кто-то ползет. В полудреме пытаюсь стереть помеху о простыню. Ой! Кусается! Да как больно! Выпрастываю руку из-под одеяла и вижу процессияю мелких домовых муравьев рыжей лентой ползущую по запястью. Вот это наглость! Я им что, покойник?!
Они и другую руку щекочут! Вынимаю левую руку. На ней сидит большая многоножка-кивсяк, вся бахромчатая от лапок. Она быстро-быстро бежит вокруг запястья. Чтоб стряхнуть ее на пол, приходится сесть.
Я не боюсь насекомых и не испытываю к ним омерзения. Правда, муравьи и кивсяк в постели – это перебор! Не из мастерской ли старика я их притащила? Не успеваю подумать, откуда эти твари взялись - как чувствую прикосновение к шее. Кто-то крупный копошится в ямке меж ключиц! Величиной с крысу! В ужасе бью по шее обеими руками, и на одеяло падает медведка, бурая, с жирными коленками и кротовьими лапами. Она трепещет недоразвитыми крыльями и лезет по одеяльным горам. Кошмар какой!
Заорав, выскакиваю из постели, натыкаюсь на столбик от балдахина, пыль валится серыми хлопьями.
Как ненормальная я трясу одеяло, пытаюсь вытрясти незваных гостей, но их нет. Неужели померещилось? Пыли, конечно, подняла в воздух предостаточно.
Бросаю одеяло и бегу, как делала дома, к окну. Снаружи - темнота, не видно ни скал, ни башен: лишь серые хлопья снега горизонтально летят за стеклом сквозь мое бледное отражение. И кто-то смотрит на меня.
- Помогать мне одеться – тоже не ваша обязанность? – ядовито спрашиваю я.
Т`Хара бесстрастно подходит, вынимает булавки из кружев, разбирает драгоценное одеяние, кое-как напяливает на меня теплое платье, затягивает на спине шнуровку. К счастью, это простое платье, оно легко надевается.
Я отыскиваю шаль, устраивая в сундуках полный хаос – что подумает обо мне новая горничная, когда придет!
Вернувшись в спальню, застаю Т`Хару за странным занятием: она бросила мое свадебное платье в камин и поджигает его свечой.
- Что вы делаете?! – кричу я.
Она поворачивает бесстрастное лицо.
- Оно вам больше не пригодится.
Платье занимается и пылает. По крайней мере, можно погреть у огня руки.
Как все здесь странно!
Если бы не ожидание Дейми – я не выдержала бы и пяти минут.
Поесть – вот что мне надо. Сразу согреюсь. Мне кажется, что холод поселился внутри меня, и в груди растет ледяной кристалл.
- Т`Хара, - спрашиваю я, - какой здесь порядок с едой? Когда обедают, ужинают?
- Вы голодны? Пойдемте.
С сожалением покидаю излучающую тепло темную кучку с огненными прожилками, в которую превратилось платье. Ну, может, хоть немного нагреет комнату к возвращению.
Мы опять идем по бесконечным переходам, спускаемся, поднимаемся – и я опять теряю направление. Чувствую себя, как слепой котенок.
С чем в пустом замке отлично – так это с эхом. Звук наших шагов рассыпается горохом, шорохи прилетают из ниоткуда, в гулкой глубине коридоров мерещатся голоса, иногда ветер воет, как в каминной трубе. А вдруг это шепчут и воют опасные сущности?! Но Т`Хара невозмутимо шагает по темным коридорам.
Мы входим в зал, где посередине стоит стол, на столе – тарелки и какие-то короба. Т`Хара укрепляет свечу в подсвечнике, наполняет тарелки, пододвигает ко мне одну, сама без всяких церемоний садится и ест.
Я с недоумением разглядываю серые комочки.
- Питательно, - говорит Т`Хара, и отправляет ложку в рот.
Я поражена ее манерами, но еще больше тем, что она по-человечески ест! А я уже почти уверилась, что имею дело с ожившей куклой или с призраком во плоти!
Т`Хара отводит меня «домой». Она стоит в дверях, как часовой, и таращится в никуда.
- Раз больше никаких церемоний не предвидится, то я ложусь спать, Т`Хара, - говорю я, - а спать я привыкла одна и в закрытой комнате.
Т`Хара беспрекословно подчиняется, молча выходит, прикрывает дверь. Интересно, она будет так же стоять столбом в коридоре? Да пусть стоит. Сейчас я скроюсь отсюда! Если смогу – навсегда.
Настала ли уже ночь – неважно! Спать, спать, спать! И прочь отсюда! Из реального мира – в мир грез!
Кто-то растопил к нашему возвращению камин. Возле него кучкой лежат дрова.
Дрожа от нетерпения, я согреваю у огня тяжелое одеяло, заворачиваюсь в него, стараясь уберечь крохи тепла, сжимаю под подушкой золотой букетик и жду Дейми.
Но вот ведь какая незадача – сна ни в одном глазу! Я слишком взбудоражена.
Впадаю в панику, немного плачу, а потом вспоминаю «сонную сказку» и начинаю мысленно рассказывать ее себе.
«Вот одна лягушка прыг-прыг, шлеп - и нырнула в пруд, вот другая лягушка прыг-прыг, шлеп и - нырнула в пруд, вот третья лягушка… Вот сто сорок пятая лягушка…».
Разочарование. С таким чувством я просыпаюсь. За пыльными занавесками – серый рассвет, тоже цвета пыли. Мне кажется, что у меня украли ночь. Где же Дейми? Не было даже обычных снов – просто темнота. Словно кто-то ножницами вырезал кусок моей жизни.
Может быть, золотой букетик больше не действует? Может быть, всякий раз следует воровать что-то новое? Лионеза разъяснила бы, но ее здесь нет. Что можно украсть в этом замке? Если нечего, то мне придется пробовать другое, например, отвоевывать какую-нибудь мелочь со скандалом. Только ведь с этой куклой Т`Харой не поскандалишь! К старику идти не хочется. Я терпеть не могу скандалов, боюсь их, еще больше боюсь старика, но ничего не поделаешь.
У меня болит горло. Запястья отекли и ноют. Наверное, простудилась – немудрено, при таком-то холоде и сквозняках. Но надо действовать. Надо изучить замок. Я не узнаю себя – не чувствую ни страха, ни печали, замороженная, как Т`Хара. Зато у меня вырисовывается план.
- Т`Хара, в замке еще есть люди?
- Люди?
- Люди, представь себе! Другие люди, кроме нас с вами. Еще кто-нибудь. Может, конюхи, повара? – О старике я брезгливо умалчиваю.
Она перестает возиться со шнурками на спине моего теплого платья и стоит молча.
Может, она просто – тупая?
- Я хочу осмотреть замок. Проводите меня на самую высокую башню. – Должна же я иметь представление о месте, в котором оказалась.
Теперь я иду впереди со свечой, а Т`Хара покорно бредет следом. Эхо от шагов рушится, шепчет, стелется паутиной, заполняет проходы – серый звуковой туман. Временами от ватного шелеста закладывает уши. Мне постоянно мерещатся чьи-то шаги и голоса то в глубине коридоров, то рядом, но это, скорее всего, иллюзия – звуки ветра и прибоя, заблудившиеся в черном лабиринте, переставшие быть собой. Я помню про враждебные сущности, но на мне хрустальная защита. Я начеку, но не боюсь.
На поворотах и развилках я натираю стены скрипящим ломким угольком. Черное на черном почти не видно, однако, если потереть метку пальцем, он испачкается. Пока не найду мела, или белого камешка, это – единственный способ отмечать дорогу. Вначале я таилась от Т`Хары, но поняв, что мои занятия ее не интересуют, стала рисовать в открытую.
Никакой логики в расположении коридоров я пока не нахожу, но, когда поворачиваю в один, Т`Хара, как кошка, вдруг бросается вперед, ловко протискивается между мной и стеной, преграждает дорогу.
- Туда нельзя!
- Почему?
Замешательство.
- Нельзя.
- Но должна же быть причина.
Моя провожатая тупо молчит. Она чуть пониже меня, но тонкая и крепкая. Я пытаюсь отодвинуть ее, но она стоит твердо, не хуже Нанни, даром что не такая массивная.
- Там, что, опасно?
- Опасно.
- Или там кто-то живет?
- Живет.
Понятно, еще одно эхо.
- Т`Хара, вы давно служите в замке?
В серых кукольных глазах мелькает нечто человеческое. Смятение? Попытка вспомнить?
- Откуда вы родом?
Лицо страдальчески кривится. Но мне совсем не жаль Т`Хару. Раньше я ни за что не позволила бы себе мучить прислугу. Но обстоятельства изменились. Кто она – моя служанка или тюремщица?
- На башню туда, - говорит она, отринув неудобные вопросы, и витиеватым движением театральной куклы указывает в один из коридоров.
Мы бесконечно долго поднимаемся по винтовой лестнице. Целую вечность бредем со свечой по крутым ступеням, и внезапно ветер и свет обрушиваются на нас. Мы выбрались на площадку. Наши юбки развеваются, точно флаги. Моя прическа вмиг разваливается, и волосы хлещут по щекам. Ах, если бы я могла улететь с ветром!
Внизу бушует море. С трех сторон от замка – черные скалы, их однообразные нагромождения тянутся до горизонта. Только камень и снег, забившийся в каменные складки - и больше ничего. Отсюда нет выхода. Разве только по воздуху. Наверное, мы, и в самом деле, прилетели в карете.
Башни замка такие же черные и заснеженные, как скалы. Кто, как, зачем построил его в этих диких местах? От Т`Хары толку не добьешься.
Башня, на которой мы стоим, самая высокая. Я пытаюсь запомнить расположение крыш и переходов, но они наставлены так же хаотично, как скалы вокруг.
Не обращая внимания на взбесившиеся волосы, задыхаясь от ветра, вцепившись в шаль, я все же примечаю среди громоздящихся башен круглый открытый двор. Его безупречный круг изуродован приземистой постройкой, в сторону от которой тянется полоса развалин – словно здесь ударили гигантским стенобитным орудием, и лишь потом устроили над проломом крышу от непогоды. Все это непонятно, как непонятно устройство замка в целом – я не догадываюсь даже, в какой стороне мои комнаты.
Прикидываю, что, если, спустившись с башни, мы повернем налево, то выйдем как раз к крытым развалинам.
Мы уходим с площадки. Нахлестанное ветром тело наслаждается покоем в тишине лестницы, но я напряжена: старательно считаю витки, чтобы не сбиться с направления, однако едва сворачиваю в вычисленный коридор, Т`Хара опять заступает дорогу.
- Туда нельзя.
Ага, вот как!
- А что там, в круглом дворе?
В ответ - тупое молчание.
Так проходит несколько суток. Дейми не прилетает, снов я не вижу – каждую мою ночь словно выстригают ножницами. Я удивляюсь, как мало это меня огорчает. Я напоминаю себе дом с закрытыми ставнями, с погашенными огнями, с холодным очагом, другими словами – Т`Хару. Неужели я становлюсь такой же как она? Но это тоже меня мало огорчает.
Старик не показывается, возможно, его вовсе нет в замке. Зачем он запер меня здесь?
Я научилась самостоятельно находить дорогу в «кормушку» - так я зову комнату, где хранятся съедобные катышки; в высокую башню, определила расположение запретных комнат. Все они группируются вокруг двора и пролома.
Метки на стенах я теперь ставлю белилами и румянами, найденными в сундуках. В самых сложных местах натянула нитки из шкатулки с рукоделием. К тому времени, как косметика кончится, я надеюсь выучить расположение переходов наизусть. Время от времени я пытаюсь нарисовать план замка – но получается плохо, поскольку никакого смысла в расположении башен и переходов между ними я не вижу. Все время приходится что-то исправлять.
Т`Хара не возражает против моих занятий. Ее дело – не пускать меня в запретные комнаты, и заботится о минимальных удобствах, остальное для нее не существует.
Дни тянутся один за другим, одинаково серые, ночи -одинаково пустые и черные, я уже не помню, сколько времени живу здесь. В конце концов, я понимаю, что если ничего не предпринять, то ничего и не произойдет.
- Т`Хара, я хочу видеть старика.
Т`Хара бессмысленно хлопает кукольными ресницами.
- Своего мужа, - объясняю я с отвращением. Иначе эта дура не поймет. Сейчас скажет, что его нет в замке, или что к нему нельзя.
К моему удивлению, Т`Хара кивает, поворачивается и идет. Мне остается только не отставать от нее. Мы приходим в плавно изгибающийся коридор, прямо к арке, за которой сквозь нагромождение вещей пробивается свет. Похоже, сюда стащили барахло со всего замка!
Т`Хара машет вглубь вещевого столпотворения рукой и отходит в сторону. Мне остается самостоятельно пробираться сквозь лабиринт невообразимых предметов. Больше всего здесь шкафов и стеллажей, а назначение некоторых вещей я даже не представляю. Наконец, я выхожу источнику света – чучелу крокодила с горящим шаром в зубах. Чудище висит над столом. На столе - чертеж, как мне кажется, какого-то котла. На перекрестьях линий нестерпимо сверкают прозрачные кристаллы, большой алый камень светится посередине, отбрасывая кровавый блик.
Ослепленная всей этой блестящей красотой, не сразу замечаю старика. Он стоит ко мне спиной. Плечи его равномерно вздрагивают, что-то негромко жужжит с периодическим подвыванием. Видимо, старик работает на станке. Одет он в тот же балахон, но без берета. Седые волосы собраны в жалкий хвостик.
Я сглатываю слюну – не дай бог он сейчас вспомнит о супружеских обязанностях! Как же я не подумала об этом! Но возвращаться к постылой жизни – нестерпимо. Как заговорить, я не знаю, поэтому кашляю.
Старик вздрагивает и поворачивается, на носу блестят знакомые очки. В руках он держит широкое прозрачное кольцо из цельного камня. Его-то он и точил на странном станке. Увидев меня, он поражен!
- Дитя? – говорит он с таким видом, словно напрочь забыл о моем существовании и пытается понять кто это перед ним. – Зачем вы здесь?
- Мне одиноко в замке, - светски говорю я ( королевское воспитание так просто не потеряешь). – Я хочу просить вашего позволения ненадолго посетить родных.
- Это исключено, - говорит старик таким тоном, что я понимаю: этого действительно никогда не будет, нытье и мольбы не помогут. Да я и не умею упрашивать.
- Разве Т`Хара плохо заботится о вас? – спрашивает старик, видимо, наконец, вспомнив, кто перед ним. Я храбро смотрю ему прямо в лицо. У него мохнатые брови, такие же растрепанные, как борода, мясистый нос. Глаза за толстыми стеклами, кажется, висят в ином пространстве.
- Заботится, - отвечаю я. – Но ведь не хлебом единым жив человек, не так ли?
Старик пропускает мои слова мимо ушей.
- Позвольте. – Он берет меня за руки и осматривает по очереди браслеты, потом - ожерелье.
- У меня все время болит горло, здесь очень холодно, - неожиданно для себя жалуюсь я. – И руки распухли.
Видимо, я соскучилась по людям. Т`Хара – не в счет, она, скорее, мебель.
Старик щиплет кожу возле браслетов, внимательно рассматривает исчезающие вмятины, потом приподнимает мой подбородок и изучает шею.
- Ерунда, - выносит он приговор. - Вы не видите странных вещей?
Смотря что считать «странными вещами»? Разве этот замок не самая «странная вещь»?
- Так, вроде, ничего особенного, - я пожимаю плечами.
Мне хочется болтать, хочется кокетничать даже с этим странным диким стариком. Я готова подружиться с ним – вот до чего доводит одиночество! И тут, опять неожиданно для самой себя, я выпаливаю:
- Научите меня колдовать! Я буду вашей помощницей!
- Дитя, - говорит он, - ступайте. Я занят.
И ноги сами выносят меня из зала в коридор, там стоит серая Т`Хара, и мы идем вдоль бесконечных коридоров, спускаемся, поворачиваем…
Но в руке у меня зажат маленький напильничек – первая попавшаяся вещь, которую я, против воли выходя из зала, в последний момент стянула с какой-то полки. Принцесса-воровка!
В тот день я нарочно долго хожу по коридорам, чтоб утомиться и скорее заснуть.
В свете камина разглядываю свою добычу. Напильничек не больше маникюрной пилки, но гораздо прочнее. На верхушке у него имеется серповидная выемка с острым краем. Наверное, это устройство для ювелирных работ.
Целую напильник, прижимаю к сердцу, ко лбу и прячу под подушку.
«Дейми!», - шепчу я, предвкушая объятия даймона, начинаю считать лягушек и засыпаю.
По левому запястью кто-то ползет. В полудреме пытаюсь стереть помеху о простыню. Ой! Кусается! Да как больно! Выпрастываю руку из-под одеяла и вижу процессияю мелких домовых муравьев рыжей лентой ползущую по запястью. Вот это наглость! Я им что, покойник?!
Они и другую руку щекочут! Вынимаю левую руку. На ней сидит большая многоножка-кивсяк, вся бахромчатая от лапок. Она быстро-быстро бежит вокруг запястья. Чтоб стряхнуть ее на пол, приходится сесть.
Я не боюсь насекомых и не испытываю к ним омерзения. Правда, муравьи и кивсяк в постели – это перебор! Не из мастерской ли старика я их притащила? Не успеваю подумать, откуда эти твари взялись - как чувствую прикосновение к шее. Кто-то крупный копошится в ямке меж ключиц! Величиной с крысу! В ужасе бью по шее обеими руками, и на одеяло падает медведка, бурая, с жирными коленками и кротовьими лапами. Она трепещет недоразвитыми крыльями и лезет по одеяльным горам. Кошмар какой!
Заорав, выскакиваю из постели, натыкаюсь на столбик от балдахина, пыль валится серыми хлопьями.
Как ненормальная я трясу одеяло, пытаюсь вытрясти незваных гостей, но их нет. Неужели померещилось? Пыли, конечно, подняла в воздух предостаточно.
Бросаю одеяло и бегу, как делала дома, к окну. Снаружи - темнота, не видно ни скал, ни башен: лишь серые хлопья снега горизонтально летят за стеклом сквозь мое бледное отражение. И кто-то смотрит на меня.
