Внезапно я понял, что моя обуза исчезла - Дейдра больше не мешала. Я сунул руку за спину, вытянул поспешно ленту. Конец ее был оборван.
- Дейдра! – позвал я громким шепотом. Кричать я не решался. – Дейдра, ты где?!
Никто не ответил. Звуки глохли в черной массе.
Я отпятился к противоположному берегу, упал, встал снова и крикнул громко, во всю силу легких:
- Дей-дра!
Отозвались едва слышно, издалека. Но ведь она должна быть совсем рядом, на краю оврага.
«Заманивает! – мелькнуло у меня в голове. – Эта девчонка тоже часть тьмы, с ее-то серебряными глазами, как и дядюшка!»
Ни за какие коврижки я не полез бы в эту черную бездну опять, потому что войти туда – это как самоубийство. Все здоровые инстинкты восставали против.
«Точно, - уже увереннее подумал я, - Дейдра – ведьма. Пусть и остается в своей тьме. Спасать ее – все равно, что спасать акулу из моря».
И я побрел вдоль ручья, по колено в воде, но на душе у меня кошки скребли, потому что в глубине души я понимал, что Дейдра, конечно, противная девчонка и полная дура, но никакое не исчадие тьмы, и надо быть подлецом, чтоб вот так бросить ее и уйти. Однако, мысленно я ее уже хоронил, я хотел, чтоб она погибла, чтоб освободиться и спастись. Но она отзывалась – значит, была жива.
Снизу, из ручья, я смог разглядеть эту странную черную штуку. Больше всего она напоминала призрак огромного черного слизняка величиной, примерно, с собор. Она имела четкие границы, а не заполняла весь мир целиком, как мне померещилось сперва. И пока я шел, слизняк двигался рядом, наползая на дубы, и оставляя за собой, мирный, нетронутый лес. Верхушки деревьев торчали у него из спины.
В общем-то, дух был не такой уж и страшный. Если смотреть с безопасного места, конечно.
Постепенно я понял, что вижу не только осоку, но и деревья на берегу, а потом - деревья и кусты за ними. Черная штука отправилась в глубь леса, поняв (мне так хотелось думать), что ей меня не съесть.
- Мистер Элисон!
Растрепанная, растерзанная Дейдра с обрывком ленты на рукаве бежала ко мне по ручью, в туче брызг. Значит, никакая она не нечисть, раз не боится воды! Камень свалился с моей души! Я поймал Дейдру в объятия с разбегу.
- Что будем делать?
- Он ползет к дому!
Глаза Дейдры лихорадочно блестели в лунном свете, сами как две луны. Она, не раздумывая, полезла на кручу, и мне пришлось следовать за ней, с оглядкой, уверяясь, что спасительный ручей – близко.
Когда я увидел холм, на вершине его лежала черная туша, не отражающая света.
Дейдра сориентировалась мгновенно.
- Он захватил дом! Там дядя! - воскликнула девочка и затрепыхалась в моих руках, потому что я схватил ее, не дав бежать к гибели. Мрак наполз на дом и поглощал все живое внутри. Не знаю, как, но я понял это.
- Мы не сможем помочь, - сказал я. И вдруг светлый голосок внутри мрака, заполнявшего мою голову, звонко сказал: «А вдруг сможем?», но я позволил темноте поглотить его. Апатия напала на меня, наверное, это естественная защитная реакция – так же ведет себя пойманный жук, прикидываясь мертвым.
Дейдра укусила меня за палец. Я вскрикнул и отпустил ее. Дурочка со всех ног помчалась к проглоченной чернотой усадьбе.
- Дядя! Марта! Джон! Сюда! Сюда! Я здесь! Идите на голос! – кричала она.
Я рванулся было ухватить ее за что попало, но упал, запутавшись носком ботинка в траве. Лежал и глядел, как она лезет на холм, с облегчением понимал, что не догоню ее, что происходящее вышло из-под контроля и больше не имеет ко мне никакого отношения, что я просто зритель. Глядя на Дейдру, крохотную перед нависшей глыбой мрака, внушал себе, что все пропало и действовать бесполезно. Хотелось одного – оказаться далеко отсюда.
Девчонка подбежала вплотную к черноте, стала махать руками и некрасиво, по-бабьи, приседать. Голосок ее едва долетал до меня – она звала своих. То ли она подошла слишком близко, то ли ее суета надоела чудищу, но в какой-то момент черный бок выпятился и втянул Дейдру. Так человек, вытянув трубочкой губы, всасывает с ложечки микстуру.
Я, ватный от ужаса, сидел на склоне набитой куклой, как пыльным мешком стукнутый, громом ударенный…
За лесом вставало солнце. Зубчатая тень от деревьев сперва покрывала холм с чудовищем, потом стало сползать с него. Слизень осел и поблек. Он сделался плоским. По идее, дом должен был высунуться над опавшей спиной, но его не было.
Чудище стекло с холма пасмурным туманом и впиталось в землю. Тогда я увидел дом, точнее, его останки: торчащие доски, куски крыши, обломки стен - как будто земля разверзлась, и дом провалился, но неглубоко.
Все кончилось.
У меня было одно желание – домой.
Я доковылял до станции. Не знаю, сколько времени я шел. Солнце вначале стояло высоко, потом стало клониться к закату.
По счастью, в карманах завалялась мелочь. Я купил билет в третий класс, изумился, что меня пустили в вагон, поскольку выглядел я хуже сумасшедшего бродяги. Я дошел до дома, прячась от полисменов. Хозяйка открыла дверь запасными ключами, сгорая от любопытства, но я только махал рукой: потом, потом; упал и уснул.
Назавтра в утренней газете на последней странице в разделе «Происшествия» напечатали маленькую заметку о трагедии в окрестностях Таппендейла, графство Давеншир: главный дом поместья «Гений места» обрушился, будучи недальновидно построенным над карстовой полостью, в которую и провалился. Не спасся никто.
Этого не было. Если бы можно было сложить ткань жизни так, чтобы ужасные дни скрылись в складке, а потом отрезать эту складку и выкинуть, я сделал бы это. Я не хотел ничего вспоминать и, действительно, вроде бы ничего не помнил.
Но это было, и яд случившегося отравлял мне жизнь.
Я не пошел в контору к дядиному другу, я просто не мог находиться в месте, связанном с Таппендейлом, говорить о нем.
Кьяру я больше не видел. То есть, почти сразу, обретя приличный вид, я, по инерции, помчался к ней с букетом роз, но, как представил ее двойника, пожирающего собственную кожу, тихонько положил букет к памятнику королеве Бетси и повернул обратно.
С дядей я разругался напрочь, он не читал крохотной заметки в «Утренней звезде», а я не хотел ничего объяснять. Невозможно говорить о том, чего не было.
Деньги он мне, конечно, выдает – не может не выдавать. Однако теперь скудных дядиных подачек мне хватает с лихвой. Я нигде не работаю, никуда не хожу, сижу дома, донашиваю старую одежду, мало ем. До вступления в наследство остался один год, десять месяцев и три дня.
Я знаю, что сделаю, едва зачерпну фамильных денежек. Сяду на корабль и поплыву куда-нибудь к экватору. Может, тропическое солнце выжжет тьму, которую, подобно слизи, оставляемой его маленькими собратьями, оставил внутри меня кошмарный слизняк.
Про Таппендейл я знать ничего не хочу – такого места на Земле для меня не существует.
Каждую ночь мне снится один и тот же кошмар, и это не наползающая тьма, нет. Мне снится, как Дейдра бежит на помощь людям, а я сижу и не трогаюсь с места.
И я понимаю, что древняя тварь все-таки поглотила меня.
- Дейдра! – позвал я громким шепотом. Кричать я не решался. – Дейдра, ты где?!
Никто не ответил. Звуки глохли в черной массе.
Я отпятился к противоположному берегу, упал, встал снова и крикнул громко, во всю силу легких:
- Дей-дра!
Отозвались едва слышно, издалека. Но ведь она должна быть совсем рядом, на краю оврага.
«Заманивает! – мелькнуло у меня в голове. – Эта девчонка тоже часть тьмы, с ее-то серебряными глазами, как и дядюшка!»
Ни за какие коврижки я не полез бы в эту черную бездну опять, потому что войти туда – это как самоубийство. Все здоровые инстинкты восставали против.
«Точно, - уже увереннее подумал я, - Дейдра – ведьма. Пусть и остается в своей тьме. Спасать ее – все равно, что спасать акулу из моря».
И я побрел вдоль ручья, по колено в воде, но на душе у меня кошки скребли, потому что в глубине души я понимал, что Дейдра, конечно, противная девчонка и полная дура, но никакое не исчадие тьмы, и надо быть подлецом, чтоб вот так бросить ее и уйти. Однако, мысленно я ее уже хоронил, я хотел, чтоб она погибла, чтоб освободиться и спастись. Но она отзывалась – значит, была жива.
Снизу, из ручья, я смог разглядеть эту странную черную штуку. Больше всего она напоминала призрак огромного черного слизняка величиной, примерно, с собор. Она имела четкие границы, а не заполняла весь мир целиком, как мне померещилось сперва. И пока я шел, слизняк двигался рядом, наползая на дубы, и оставляя за собой, мирный, нетронутый лес. Верхушки деревьев торчали у него из спины.
В общем-то, дух был не такой уж и страшный. Если смотреть с безопасного места, конечно.
Постепенно я понял, что вижу не только осоку, но и деревья на берегу, а потом - деревья и кусты за ними. Черная штука отправилась в глубь леса, поняв (мне так хотелось думать), что ей меня не съесть.
- Мистер Элисон!
Растрепанная, растерзанная Дейдра с обрывком ленты на рукаве бежала ко мне по ручью, в туче брызг. Значит, никакая она не нечисть, раз не боится воды! Камень свалился с моей души! Я поймал Дейдру в объятия с разбегу.
- Что будем делать?
- Он ползет к дому!
Глаза Дейдры лихорадочно блестели в лунном свете, сами как две луны. Она, не раздумывая, полезла на кручу, и мне пришлось следовать за ней, с оглядкой, уверяясь, что спасительный ручей – близко.
Когда я увидел холм, на вершине его лежала черная туша, не отражающая света.
Дейдра сориентировалась мгновенно.
- Он захватил дом! Там дядя! - воскликнула девочка и затрепыхалась в моих руках, потому что я схватил ее, не дав бежать к гибели. Мрак наполз на дом и поглощал все живое внутри. Не знаю, как, но я понял это.
- Мы не сможем помочь, - сказал я. И вдруг светлый голосок внутри мрака, заполнявшего мою голову, звонко сказал: «А вдруг сможем?», но я позволил темноте поглотить его. Апатия напала на меня, наверное, это естественная защитная реакция – так же ведет себя пойманный жук, прикидываясь мертвым.
Дейдра укусила меня за палец. Я вскрикнул и отпустил ее. Дурочка со всех ног помчалась к проглоченной чернотой усадьбе.
- Дядя! Марта! Джон! Сюда! Сюда! Я здесь! Идите на голос! – кричала она.
Я рванулся было ухватить ее за что попало, но упал, запутавшись носком ботинка в траве. Лежал и глядел, как она лезет на холм, с облегчением понимал, что не догоню ее, что происходящее вышло из-под контроля и больше не имеет ко мне никакого отношения, что я просто зритель. Глядя на Дейдру, крохотную перед нависшей глыбой мрака, внушал себе, что все пропало и действовать бесполезно. Хотелось одного – оказаться далеко отсюда.
Девчонка подбежала вплотную к черноте, стала махать руками и некрасиво, по-бабьи, приседать. Голосок ее едва долетал до меня – она звала своих. То ли она подошла слишком близко, то ли ее суета надоела чудищу, но в какой-то момент черный бок выпятился и втянул Дейдру. Так человек, вытянув трубочкой губы, всасывает с ложечки микстуру.
Я, ватный от ужаса, сидел на склоне набитой куклой, как пыльным мешком стукнутый, громом ударенный…
За лесом вставало солнце. Зубчатая тень от деревьев сперва покрывала холм с чудовищем, потом стало сползать с него. Слизень осел и поблек. Он сделался плоским. По идее, дом должен был высунуться над опавшей спиной, но его не было.
Чудище стекло с холма пасмурным туманом и впиталось в землю. Тогда я увидел дом, точнее, его останки: торчащие доски, куски крыши, обломки стен - как будто земля разверзлась, и дом провалился, но неглубоко.
Все кончилось.
У меня было одно желание – домой.
Я доковылял до станции. Не знаю, сколько времени я шел. Солнце вначале стояло высоко, потом стало клониться к закату.
По счастью, в карманах завалялась мелочь. Я купил билет в третий класс, изумился, что меня пустили в вагон, поскольку выглядел я хуже сумасшедшего бродяги. Я дошел до дома, прячась от полисменов. Хозяйка открыла дверь запасными ключами, сгорая от любопытства, но я только махал рукой: потом, потом; упал и уснул.
Назавтра в утренней газете на последней странице в разделе «Происшествия» напечатали маленькую заметку о трагедии в окрестностях Таппендейла, графство Давеншир: главный дом поместья «Гений места» обрушился, будучи недальновидно построенным над карстовой полостью, в которую и провалился. Не спасся никто.
Этого не было. Если бы можно было сложить ткань жизни так, чтобы ужасные дни скрылись в складке, а потом отрезать эту складку и выкинуть, я сделал бы это. Я не хотел ничего вспоминать и, действительно, вроде бы ничего не помнил.
Но это было, и яд случившегося отравлял мне жизнь.
Я не пошел в контору к дядиному другу, я просто не мог находиться в месте, связанном с Таппендейлом, говорить о нем.
Кьяру я больше не видел. То есть, почти сразу, обретя приличный вид, я, по инерции, помчался к ней с букетом роз, но, как представил ее двойника, пожирающего собственную кожу, тихонько положил букет к памятнику королеве Бетси и повернул обратно.
С дядей я разругался напрочь, он не читал крохотной заметки в «Утренней звезде», а я не хотел ничего объяснять. Невозможно говорить о том, чего не было.
Деньги он мне, конечно, выдает – не может не выдавать. Однако теперь скудных дядиных подачек мне хватает с лихвой. Я нигде не работаю, никуда не хожу, сижу дома, донашиваю старую одежду, мало ем. До вступления в наследство остался один год, десять месяцев и три дня.
Я знаю, что сделаю, едва зачерпну фамильных денежек. Сяду на корабль и поплыву куда-нибудь к экватору. Может, тропическое солнце выжжет тьму, которую, подобно слизи, оставляемой его маленькими собратьями, оставил внутри меня кошмарный слизняк.
Про Таппендейл я знать ничего не хочу – такого места на Земле для меня не существует.
Каждую ночь мне снится один и тот же кошмар, и это не наползающая тьма, нет. Мне снится, как Дейдра бежит на помощь людям, а я сижу и не трогаюсь с места.
И я понимаю, что древняя тварь все-таки поглотила меня.
