Когда подняли защитный колпак и крышу, стало видно, что крошка-принцесса неподвижно вытянулась на кровати. Новый лекарь, вставив в глаз лупу и манипулируя тончайшей стеклянной трубочкой и кошачьим усиком, определил, что она жива.
Королева, места себе не находившая от тревоги, стала привыкать к мысли, что ее младшенькая скоро умрет. Да что там греха таить – почти умерла. Жить ей оставалось меньше полугода.
Вольмар и Мона уехали в свадебное путешествие в южные королевства – и в замке царила похоронная атмосфера.
Прошла зима, принцесса неподвижно лежала в своем кукольном домике, сама подобная куколке. Жизнь в королевстве брала свое, и только черный цвет придворных одежд и темные круги вокруг глаз королевы напоминали о трагедии.
Мона круглела, носила свою беременность среди всеобщего обожания, и королева строила планы, один фантастичнее другого, как уберечь будущего внука или внучку от феи. Мона беспечно отмахивалась.
- Я посмотрю ей в глаза, мы с феей полюбим друг друга, и она не захочет вредить моему малышу.
- Какая ты еще наивная, девочка, - вздыхала королева, теребя опушку из черного, как ночь, соболя на широком рукаве.
В один прекрасный майский день Глава королевской стражи обходил посты. Он обнаружил охранника садовой дверцы в невменяемом состоянии.
- Принцесса! Ведьма! Ага! Прошла! Беда! – твердил тот, тыкая пальцем в открытую калитку, а по лицу его бродила глупая улыбка.
Говорить со свихнувшимся было бесполезно, и Глава стражи поспешил во дворец. Он пришел как раз вовремя, чтобы увидеть точную копию принцессы Зефиры в алом платье и с рыжими волосами, решительным шагом входящую в зал с кукольным домиком. Принцессу сопровождал некий голенастый юнец неясного происхождения с дорожным мешком за спиной – явно не благородный, но и не из простонародья.
Алая принцесса подошла к своей клетке, подняла дверцу, откуда тут же порхнула и села к ней на грудь перламутровая бабочка. Бабочка распластала крылья и впиталась в плоть новоявленной принцессы. Глава стражи почувствовал себя не лучше охранника калитки в саду. Защищать последнюю перламутровую бабочку от неясной опасности было уже поздно.
- Где мама? – спросила принцесса, повернувшись к нему. Рыжие волосы вились и искрились, из глаз так и прыгал свет. Глава стражи не зря занимал свое место. Он мгновенно вернулся в реальность, пинком поднял с банкетки и потряс обалдевшего пажа, велел ему бежать за королевой, отправляя на поиски всех встречных и поперечных.
Вскоре сама королева вбежала в зал, сопровождаемая толпой челяди и придворных.
- Мамочка! – крикнула девушка и бросилась ей на шею. Мать сразу поняла, что вернулась ее настоящая дочь. Во всем мире остались только они вдвоем.
- Зефира! Моя Зефи-ира! – королева не могла оторваться от чудесно возвратившейся дочери, лаская язык сладчайшим из имен, и вглядывалась в родное и незнакомое лицо. - Какой взрослой ты стала! И какой красавицей! Огонь!
- А вот мой будущий муж, мамочка! Его зовут Теодор!
- обернулась Зефира к вихрастому голенастому субъекту с криво сидящими на носу очками.
Теодор, видимо, мало смыслящий в дворцовом этикете, решительно шагнул вперед, взял руку удивленной королевы и потряс ее.
Вечером невероятно счастливого дня семья удобно расположилась у камина с бокалами в руках.
- Я путешественник. Ученый-натуралист, - в который раз объяснял Теодор, вертя в руках бокал с огоньком внутри вина. – У вас необычная, удивительная, дивная природа. Плюс так называемые чудеса. Вы сами не понимаете, как вам повезло. Сегодня утром я собирал лесные растения для гербария и встретил бабочку, не описанную ни в одном каталоге. Большая, самого прекрасного оттенка алого цвета, изящно разрисованная, вероятно, она недавно вышла из кокона и отдыхала, суша крылья. Это была дивная, возвышающая душу картина! Представьте: поляна в росе, юный золотой и зеленый лесной свет и – это алое чудо! Луч падал на бабочку, и она одушевляла всю поляну.
Зефира, слушала, зардевшись, похвалы. Никто прежде не восхищался ею, когда она разлеталась бабочками – наоборот, все пытались скрыть факт превращения, как что-то неприличное.
- Вначале я хотел взять ее на булавку, - продолжал ученый. (К счастью, в окрестностях озера не было моды собирать коллекции насекомых, поэтому слова Теодора остались непонятыми и никого не шокировали). – Но она была так невероятно хороша. Я подумал: а вдруг это представительница малочисленной популяции. Я не стал вмешиваться в дела природы и решил просто зарисовать ее.
- Он целый час стоял передо мной на коленях, мамочка! И коленки у него все промокли!
- Сейчас уже высохли. Бабочка сидела неподвижно, словно позируя.
При этих словах Зефира лукаво рассмеялась.
- Пока я рисовал, послышался хруст, еще и еще. Он раздавался со всех сторон: это лопались хризалиды, новые бабочки выходили из коконов и сушили свои крылья. Медленно-медленно распускались алые чудеса на кустах и деревьях. Это было так невыносимо прекрасно, что я чуть не забыл про свой долг натуралиста, в смысле, про рисунок. К счастью, моя модель сидела неподвижно. Когда я закончил рисовать и поглядел по сторонам, все бабочки исчезли. Словно погас свет. Но я не успел огорчиться, поскольку за спиной у меня раздался голос: «Похоже!». Я оглянулся и увидел деву в алом платье. К чему описывать: вот она! – он поставил бокал на ковер и протянул обе руки к Зефире.
«Он влюблен, - подумала королева, - и девочка влюблена без памяти. Что бы я ни говорила, они меня не услышат. Да и нужно ли что-либо менять…»
- Я одного не понимаю, - бесцеремонно вмешалась Мона, привыкшая обсуждать физиологические вопросы своего состояния с новым доктором, - как ты могла отложить яйца, из которых потом сама же и вылупилась?
«Из этого следует, что у нынешней Зефиры отец – не король», - ужаснулась королева, бросив взгляд на мужа. Но тот сидел спокойно, вытянув к огню ноги, потягивал вино, и, если и сделал столь далеко идущие выводы, то вида не подал.
- Не знаю, может быть, так подействовало драконье пламя? Я в ужасе летела в разные стороны, после того, как он дыхнул на меня – и осталось-то всего две бабочки: алая и белая.
- Есть такое явление: партеногенез, когда самка откладывает яйца без участия самца, - сказал Теодор.
Старшее поколение было шокировано, но сохранило королевскую невозмутимость. «Ерунда. Конечно, без дракона тут не обошлось, - подумала королева, разглядывая буйные огненно-золотые кудри дочери. – Получается, что она и не мой ребенок, а свой собственный?».
- Ну! – Зефира думала, что незаметно толкает Теодора носком туфельки.
Ученый встал, одернул мятый сюртучишко, поправил очки.
- Ваши величества, король и королева, позвольте мне официально просить руки ее высочества принцессы Зефиры! Клянусь, я буду вечно заботиться о ней, – сказал он, слегка заикаясь от волнения.
«Я всегда плевала на условности, в отличие от соседей, - подумала королева. – Если им станут известны новые обстоятельства, невозможно будет сыскать ей мужа, даже за гору золота. А этот парнишка, вроде, ничего, и, главное, они влюблены друг в друга, как котики».
Королева поймала взгляд короля и медленно опустила ресницы в знак согласия.
- Милые дети, Теодор и Зефира, будьте счастливы! – провозгласил король.
Воздух задрожал и затрепетал от множества алых крыльев.
Мона в восторге захлопала в ладоши.
- Не подлетай к огню! – крикнула королева.
Бабочки опустились на плечи и голову счастливого Теодора: все - алые и одна – перламутрово-белая.
Королева, места себе не находившая от тревоги, стала привыкать к мысли, что ее младшенькая скоро умрет. Да что там греха таить – почти умерла. Жить ей оставалось меньше полугода.
Вольмар и Мона уехали в свадебное путешествие в южные королевства – и в замке царила похоронная атмосфера.
Прошла зима, принцесса неподвижно лежала в своем кукольном домике, сама подобная куколке. Жизнь в королевстве брала свое, и только черный цвет придворных одежд и темные круги вокруг глаз королевы напоминали о трагедии.
Мона круглела, носила свою беременность среди всеобщего обожания, и королева строила планы, один фантастичнее другого, как уберечь будущего внука или внучку от феи. Мона беспечно отмахивалась.
- Я посмотрю ей в глаза, мы с феей полюбим друг друга, и она не захочет вредить моему малышу.
- Какая ты еще наивная, девочка, - вздыхала королева, теребя опушку из черного, как ночь, соболя на широком рукаве.
В один прекрасный майский день Глава королевской стражи обходил посты. Он обнаружил охранника садовой дверцы в невменяемом состоянии.
- Принцесса! Ведьма! Ага! Прошла! Беда! – твердил тот, тыкая пальцем в открытую калитку, а по лицу его бродила глупая улыбка.
Говорить со свихнувшимся было бесполезно, и Глава стражи поспешил во дворец. Он пришел как раз вовремя, чтобы увидеть точную копию принцессы Зефиры в алом платье и с рыжими волосами, решительным шагом входящую в зал с кукольным домиком. Принцессу сопровождал некий голенастый юнец неясного происхождения с дорожным мешком за спиной – явно не благородный, но и не из простонародья.
Алая принцесса подошла к своей клетке, подняла дверцу, откуда тут же порхнула и села к ней на грудь перламутровая бабочка. Бабочка распластала крылья и впиталась в плоть новоявленной принцессы. Глава стражи почувствовал себя не лучше охранника калитки в саду. Защищать последнюю перламутровую бабочку от неясной опасности было уже поздно.
- Где мама? – спросила принцесса, повернувшись к нему. Рыжие волосы вились и искрились, из глаз так и прыгал свет. Глава стражи не зря занимал свое место. Он мгновенно вернулся в реальность, пинком поднял с банкетки и потряс обалдевшего пажа, велел ему бежать за королевой, отправляя на поиски всех встречных и поперечных.
Вскоре сама королева вбежала в зал, сопровождаемая толпой челяди и придворных.
- Мамочка! – крикнула девушка и бросилась ей на шею. Мать сразу поняла, что вернулась ее настоящая дочь. Во всем мире остались только они вдвоем.
- Зефира! Моя Зефи-ира! – королева не могла оторваться от чудесно возвратившейся дочери, лаская язык сладчайшим из имен, и вглядывалась в родное и незнакомое лицо. - Какой взрослой ты стала! И какой красавицей! Огонь!
- А вот мой будущий муж, мамочка! Его зовут Теодор!
- обернулась Зефира к вихрастому голенастому субъекту с криво сидящими на носу очками.
Теодор, видимо, мало смыслящий в дворцовом этикете, решительно шагнул вперед, взял руку удивленной королевы и потряс ее.
Вечером невероятно счастливого дня семья удобно расположилась у камина с бокалами в руках.
- Я путешественник. Ученый-натуралист, - в который раз объяснял Теодор, вертя в руках бокал с огоньком внутри вина. – У вас необычная, удивительная, дивная природа. Плюс так называемые чудеса. Вы сами не понимаете, как вам повезло. Сегодня утром я собирал лесные растения для гербария и встретил бабочку, не описанную ни в одном каталоге. Большая, самого прекрасного оттенка алого цвета, изящно разрисованная, вероятно, она недавно вышла из кокона и отдыхала, суша крылья. Это была дивная, возвышающая душу картина! Представьте: поляна в росе, юный золотой и зеленый лесной свет и – это алое чудо! Луч падал на бабочку, и она одушевляла всю поляну.
Зефира, слушала, зардевшись, похвалы. Никто прежде не восхищался ею, когда она разлеталась бабочками – наоборот, все пытались скрыть факт превращения, как что-то неприличное.
- Вначале я хотел взять ее на булавку, - продолжал ученый. (К счастью, в окрестностях озера не было моды собирать коллекции насекомых, поэтому слова Теодора остались непонятыми и никого не шокировали). – Но она была так невероятно хороша. Я подумал: а вдруг это представительница малочисленной популяции. Я не стал вмешиваться в дела природы и решил просто зарисовать ее.
- Он целый час стоял передо мной на коленях, мамочка! И коленки у него все промокли!
- Сейчас уже высохли. Бабочка сидела неподвижно, словно позируя.
При этих словах Зефира лукаво рассмеялась.
- Пока я рисовал, послышался хруст, еще и еще. Он раздавался со всех сторон: это лопались хризалиды, новые бабочки выходили из коконов и сушили свои крылья. Медленно-медленно распускались алые чудеса на кустах и деревьях. Это было так невыносимо прекрасно, что я чуть не забыл про свой долг натуралиста, в смысле, про рисунок. К счастью, моя модель сидела неподвижно. Когда я закончил рисовать и поглядел по сторонам, все бабочки исчезли. Словно погас свет. Но я не успел огорчиться, поскольку за спиной у меня раздался голос: «Похоже!». Я оглянулся и увидел деву в алом платье. К чему описывать: вот она! – он поставил бокал на ковер и протянул обе руки к Зефире.
«Он влюблен, - подумала королева, - и девочка влюблена без памяти. Что бы я ни говорила, они меня не услышат. Да и нужно ли что-либо менять…»
- Я одного не понимаю, - бесцеремонно вмешалась Мона, привыкшая обсуждать физиологические вопросы своего состояния с новым доктором, - как ты могла отложить яйца, из которых потом сама же и вылупилась?
«Из этого следует, что у нынешней Зефиры отец – не король», - ужаснулась королева, бросив взгляд на мужа. Но тот сидел спокойно, вытянув к огню ноги, потягивал вино, и, если и сделал столь далеко идущие выводы, то вида не подал.
- Не знаю, может быть, так подействовало драконье пламя? Я в ужасе летела в разные стороны, после того, как он дыхнул на меня – и осталось-то всего две бабочки: алая и белая.
- Есть такое явление: партеногенез, когда самка откладывает яйца без участия самца, - сказал Теодор.
Старшее поколение было шокировано, но сохранило королевскую невозмутимость. «Ерунда. Конечно, без дракона тут не обошлось, - подумала королева, разглядывая буйные огненно-золотые кудри дочери. – Получается, что она и не мой ребенок, а свой собственный?».
- Ну! – Зефира думала, что незаметно толкает Теодора носком туфельки.
Ученый встал, одернул мятый сюртучишко, поправил очки.
- Ваши величества, король и королева, позвольте мне официально просить руки ее высочества принцессы Зефиры! Клянусь, я буду вечно заботиться о ней, – сказал он, слегка заикаясь от волнения.
«Я всегда плевала на условности, в отличие от соседей, - подумала королева. – Если им станут известны новые обстоятельства, невозможно будет сыскать ей мужа, даже за гору золота. А этот парнишка, вроде, ничего, и, главное, они влюблены друг в друга, как котики».
Королева поймала взгляд короля и медленно опустила ресницы в знак согласия.
- Милые дети, Теодор и Зефира, будьте счастливы! – провозгласил король.
Воздух задрожал и затрепетал от множества алых крыльев.
Мона в восторге захлопала в ладоши.
- Не подлетай к огню! – крикнула королева.
Бабочки опустились на плечи и голову счастливого Теодора: все - алые и одна – перламутрово-белая.
