Ансельму было неловко, что при нем унижают девушку, хотя бы и неотесанную уродину. Он снисходительно улыбнулся бедняжке.
Та отвела с лица пряди, и словно два черных солнца глянули из тумана. Карлотта не улыбаясь, смотрела на парня с робкой надеждой. Огромные влажные глаза блестели от слез. Она была прекрасна. Кожа, такая же бледная, как у мужчины, светилась, словно лепестки лилий. Потрясенный юноша не знал, что сказать. Красноречие впервые изменило ему.
Зато хозяин стола болтал с удовольствием.
- Сегодня пулярочка удалась на славу! Воздайте ей должное, господин учитель! Не правда ли, шедевр? Рот сам улыбается, стоит положить в него кусочек. А вот парфе! Покойная мать моей дурочки обожала его, но не часто ей удавалось полакомиться. Вина? Утром я предпочитаю белое. Собственный виноградник, южный склон, десятилетняя выдержка. Вы не пробовали пирожков. Разумеется, это пища для простонародья, но мой Ансельм готовит их как бог.
Девушка, между тем, вяло ковыряла ложкой кашу в стеклянной миске. Судя по цвету, каша была сварена на воде.
Чернокожий слуга в парике и перчатках внес блюдо с пестрыми сладостями, вышел и тут же вернулся через противоположную дверь с чайной утварью на подносе, и не успел Юлиус глазом моргнуть, как он же поставил перед ним чашу для ополаскивания рук.
- Ваш Ансельм словно обладает способностью одновременно бывать во многих местах.
- Точно замечено, - тонко улыбнулся господин. – Гениальный слуга! Конечно, он не мог поспеть везде, пока я не сделал с него около полусотни копий. Но имя пришлось оставить прежним. Имена менять нельзя, понимаете? Иначе магия не работает. Поэтому все копии зовутся Ансельмами. Впрочем, в сравнении с пользой, которую он приносит, неудобство невелико!
Юноша не понял шутки, но, на всякий случай, хихикнул в ответ.
Господин Куррадо, развеселившись, бросил на стол салфетку, показывая, что завтрак окончен.
- Погода прекрасная, и я весьма рекомендую вам заняться музыкой в беседке у ручья. Ансельм отнесет туда лютню и ноты, - сказал он на прощанье. – Место уединенное, никто не помешает вашим занятиям.
«И дернула же меня нелегкая назваться Ансельмом! Сам себя обозвал слугой», - с досадой думал юноша, следуя за Карлоттой. Девушка шла, сгорбившись и опустив голову. Узкая пяточка, то и дело мелькая из-под грубого подола, заставляла его сердце биться быстрее.
- Вот и беседка, - сказала Карлотта, поднявшись по ступеням и грациозно касаясь рукой перил, увитых каприфолью. Она застенчиво отводила взгляд, стесняясь смотреть на юношу. Он тоже испытывал непривычную робость.
- Должен признаться, меня зовут не Ансельмом. Мое имя - Юлиус.
- Юлиус! – потрясенно вскричала девушка, и, забыв страх, снова вскинула на него свои черные солнца. Взор ее проник в самое сердце юноши. – А меня – Юлия! Это ведь что-нибудь значит, да?
- Почему же господин Куррадо…
- Дядя дразнит меня Карлоттой, чтобы позлить. Так звали его собаку, которую я терпеть не могла. Он вообще держит меня очень строго…
- Это я заметил…
- Потому что... неважно! Видите, он даже платья приличного мне не пошьет. - Она грациозно приподняла подол своего рубища. – И кормит только овсянкой. Я никого не вижу, кроме него и Ансельмов! Я так несчастна!
Глазищи ее еще ярче заблестели от слез.
Это был самый подходящий момент, чтоб обнять тонкий стан, но Юлиус в присутствии Юлии испытывал незнакомое ранее смущение. Вместо этого он вынул из-за обшлага слегка раздавленный сладкий пирожок и преподнес ей.
Юлия жадно впилась в лакомство зубами.
- Боже, как вкусно! Так вот что ест дядюшка! Теперь мне совсем не захочется овсянки.
- Но почему вы не взбунтуетесь?!
- Чтобы дядя превратил меня в дерево или в птицу, или еще хуже – в клетку для птицы?!
«Похоже, здесь все слегка того» - подумал Юлиус, и взялся за лютню.
Он спел, как умел «Зеленые рукава» и «Не для меня придет весна», и «Черные глаза». Слушательница была в полном восторге, как если бы внимала итальянской знаменитости.
Юлиус впервые в жизни влюбился. Да что там! Втюрился, втрескался, врезался по самые уши! Прежде никогда такого с ним не случалось. Всегда он насмехался над влюбленными, а теперь сам увяз в сладкой западне. Куда бы он не глядел – везде стояла перед ним Юлия. Время его раскололось на две части: с Юлией и без. При любимой он жил, без нее – томился и прозябал. Если бы не способность мечтать, бедняга зачах бы от тоски. Даже сны его были полны Юлией.
Каждое утро он с нетерпением летел на урок, разумеется, не музыки, а искусства намеков, прикосновений, флирта. Ученица схватывала все на лету. Весьма скоро они перешли к изучению поцелуев.
Когда звучал гонг на обед, Юлиус, с трудом оторвавшись от любимой, тут же начинал мечтать о новом свидании. В любовной горячке он не замечал ни того, что ест и пьет, не слышал слов господина Куррадо, лишь кивками и междометиями машинально поддерживая беседу. Он видел лишь лукавый черный глаз за распущенными волосами и чувствовал, как маленькая ножка давит под столом его башмак. Юлиус не замечал, как ветшает дом, как покрываются серыми разводами зеркала, отвисают углы обоев, лезет набивка из прохудившихся диванов, лысеют ковры и чучела, а вездесущий Ансельм встречается все реже. Даже состояние собственного костюма его не беспокоило.
Чтоб унять сладкую боль и убить время до нового свидания, он бродил по парку. Сквозь любовный морок практичный Юлиус все же помнил, что где-то возле дома без всякой охраны стоит сундук, набитый золотом. Но сколько он не исследовал окрестности, так и не нашел ничего похожего на домик под старинным деревом, и с неохотой вынужден был признать, что, скорее всего, это место ему пригрезилось.
В мечтах Юлиус воображал, как увозит Юлию из дома, где она так несчастна. Будущее рисовалось ему смутно – но там была постель, распущенные волосы Юлии, ее белые плечи и сползающая с груди рубашка…
Юлиус решил действовать. Он спустился мимо деревни к реке, и приглядел лодку, привязанную под ивой. В темноте он вернулся, перерезал веревку, и действуя корягой вместо шеста, поскольку предусмотрительный лодочник унес весла, отвел лодку вниз по течению и спрятал в тростнике напротив господского дома. Теперь оставалось получить плату за работу, а еще лучше – украсть с полдюжины мешочков с золотом – привидевшиеся сокровища все не давали молодому человеку покоя – и бежать.
В беседке, покрывая поцелуями ручку любимой вплоть до плеча, он спросил:
- Ты хотела бы уехать из дядиного дома?
- Да, но это невозможно, - отвечала девушка, и в глазах ее, только что сиявших от наслаждения, блеснули слезы. – Дядя не отпустит меня.
- А кто его спросит? - воскликнул Юлиус, добавив мысленно – «хрыча старого».
Но тут способная ученица припала к его рту жадным поцелуем, сделав дальнейшие уговоры невозможными, и обе души понеслись в рай.
Луна едва вошла во вторую четверть, когда Юлиус, возвращаясь из ежевечерних скитаний, обнаружил в зеркальном зале господина Куррадо, развалившегося в кресле. Молодой человек с удивлением заметил, как его наниматель постарел и погрустнел, и глубокие морщины взяли в скобки рот с обвисшими уголками. Чем-то он напоминал несчастного бесхозного пса.
- Вы прекрасно выполнили работу, молодой человек, - уныло промолвил господин Куррадо, поднимаясь ему навстречу. - Возьмите вашу плату и немедленно покиньте поместье. Ансельм отвезет вас на постоялый двор – С этими словами он протянул Юлиусу вожделенный увесистый мешочек из сновидения. Парень даже на миг забыл про возлюбленную.
Дрожащими руками, будто отводил грубую ткань от шелковой кожи Юлии, он раскрыл горловину и заглянул внутрь. Серые свинцовые кругляши наполняли мешок.
- Вы… издеваетесь? – голос юноши пресекся, и он почувствовал, как гнев наполняет его.
- В чем дело? - Господин Куррадо быстро перехватил мешочек и тоже посмотрел внутрь. – Проклятье! Я не думал, что все зашло так далеко! Скажите, Юлия очень счастлива с вами?
«А твое какое собачье дело?!» - хотел огрызнуться юноша, но вспомнил, что за работу он здесь выполняет, и процедил сквозь зубы:
- Надеюсь.
- Ай-яй-яй, - сказал господин Куррадо, снова опускаясь в кресло, и закрывая лицо бледной рукой, - если те, кому я платил, оставили деньги у себя, то пропала моя репутация. Вы весьма преуспели, - он поднял голову и поглядел на Юлиуса страдальчески сведя брови. – Честно сказать, я не ожидал от вас такой прыти. Оно, конечно, бедняжка истомилась…
- Слушайте! – вдруг перебил он себя, хватая ничего не понимающего Юлиуса за руку, - есть выход. Ступайте к ней и скажите, что вы шутили и только играли в любовь, что вы смеялись над ней. Что мы поспорили… Что вы совсем не любите ее, и презираете, и что такая дура никому не нужна! Сделайте это, и получите еще столько же! Золота! Настоящего! Ступайте же, я провожу вас...
Кровь бросилась в лицо юноше от такого подлого предложения, но он вовремя сообразил, что, дав волю негодованию, упустит шанс бежать с возлюбленной. Он плохо понимал, какой смысл господину Куррадо издеваться над Юлией, но в том, что его вот-вот навечно разлучат с любимой, выставив из дома, вообще не было никакого смысла!
- Без вас знаю, где она живет, - огрызнулся парень и поспешил по знакомым коридорам к башенке, оставив старика позади.
Взбежав по винтовой лесенке, отчего голова его уже физически пошла кругом, Юлиус бросился к ногам испуганной Юлии.
- Если мы сейчас же не сбежим, твой дядька вышвырнет меня, и мы уже никогда не увидимся!
Эти слова подействовали лучше любых уговоров. Юлия тут же накинула шаль, и последовала за любимым, но в дверях вдруг повернулась и бросилась к постели.
- Нам некогда…, - начал Юлиус, но девушка показала ему вынутый из-под тюфяка узелок.
- Матушкины драгоценности. – Она спрятала узелок за пазуху.
Юлиус схватил Юлию за руку, и они помчались вниз по лестнице, которая никак не кончалась. В темноте казалось, что башня шатается.
- Мне страшно, мне страшно! Я так боюсь! – причитала Юлия. – Он не отпустит меня!
Юлиус повел ее знакомым коридором к выходу. Он помнил, что сбоку от крыльца начинается живая изгородь, под прикрытием которой они смогут добраться до ручья, а дальше – к реке, где в камышах ждет лодка.
- Куда мы бежим? – спросила, задыхаясь, Юлия.
- К парадному входу.
- Но он с другой стороны.
Теперь Юлиус и сам видел, что каким-то образом умудрился заблудиться. Он позволил девушке вести их, но вскоре та, опустив руки, остановилась у подножья широкой беломраморной лестницы.
- В этом доме не было такой лестницы. Дядя нарочно путает нас. Он не отпустит…
- Ерунда! – воскликнул Юлиус. – В любом лабиринте действует правило левой руки. Если все время сворачивать налево, придешь к выходу!
И милая Юлия доверчиво вложила в его руку свою и взглянула такими глазами, что Юлиус ощутил себя героем.
Но ненадолго, потому что из темноты в окне над лестницей на них глянули горящие алые глаза. Судя по величине и расстоянию между ними, их обладатель был гигантом.
Юлиус схватил девушку в охапку со всеми юбками и шалями и, задыхаясь, опустил на пол лишь в темном коридоре.
- Кто это был?
- Где?
Но тут Юлиуса чуть не хватил кондратий, поскольку он увидел, как покачиваясь, к ним приближаются два алых язычка пламени. Ему не стало легче, даже когда он понял, что это Ансельм со своим подсвечником.
- Куда изволите быть препровожденными?
Юлия сильно дернула парня за руку, и они побежали неизвестно куда, налетая во мраке на невидимые углы, сбивая стулья, один раз Юлиус с размаха даже опрокинул какое-то большое чучело, расчихавшись от пыли.
- Куда изволите, чтобы я вас проводил?
Юлия вскрикнула безнадежно, как раненая птица, и они помчались наугад в обратную сторону.
Наконец, девушка, споткнувшись, упала на колени и вцепилась в свои шелковые волосы обеими руками.
– Он не отпустит нас! Ах, но почему, почему я так несчастна!
Юлиус видел, как возлюбленная, сжав руками пряди, в отчаянии раскачивается взад и вперед, сидя на полу. Тут до него дошло, что темнота размыта лунным светом.
Они находились в зеркальном зале. Как они туда попали – неясно. Резная рама обрамляла выход на лужайку. И не жалкий лунный обмылочек, соответствующий календарю, а полная луна величаво сияла снаружи, заливая светом газон, старинное дерево и домик с приоткрытой дверью.
- Сюда! – Юлий потянул любимую за собой, но та вдруг уперлась, в панике сделавшись неожиданно сильной.
- Нет!
- Тогда посиди тут! Я сейчас! Мы будем богаты!
- Ты пропадешь!
Не обращая внимания на Юлию, которая плакала и цеплялась за него, Юлиус рванулся к двери, но тут же возвратился, крепко поцеловал любимую и одним прыжком проскочил сквозь проем.
В мастерской, как и мечталось, никого не было. Шкаф-станок блестел повернутыми горизонтально рукоятками. Забытый золотой одиноко светился на поддоне, подражая луне.
Юлиус, обежав шкаф, с размаха упал на колени перед сундуком и замер. Он боялся открыть крышку, боялся обмана, но все же, затаив дыхание и зажмурив один глаз, осторожно приподнял ее. Мешочки лежали плотными рядами.
Юноша развязал первый попавшийся – золото! Вынул этот мешочек, за ним - второй, третий, но почувствовав их вес, сообразил, что много не унесет, и как ни жаль, придется ограничиться этой тройкой. От жадности прихватив с поддона сиротливый золотой, он бросился обратно.
Выбежав на лужайку, остановился. Он не мог поверить своим глазам. Дом исчез.
В это время Юлия, переживая крепкий и верный поцелуй любимого, идущий от самого сердца, уверилась в своем друге, успокоилась и даже заулыбалась. Но едва она, вопреки опасности, почувствовала себя счастливой, как дверь, в которую вышел Юлиус словно подернулась ледком, исказившим лунные лучи. Ледок окреп, стал подобен стеклу, а потом и зеркалу. Луна пропала, и Юлия, оставшись одна в темноте, снова запричитала:
- Горе мне, горе! О, почему я так несчастна?!
Настроение ее менялось быстрее, чем у младенца.
Она увидела в зеркале приближающиеся отражения огней в двойном подсвечнике Ансельма и довольного, раскрывшего ей объятия, дядюшку.
Юлия вскрикнула, как подбитая птица и, потеряв разум, бросилась прочь от дяди, прямо в зеркало, куда ушел любимый. В своем отчаянии она даже не удивилась, что проскочила сквозь стекло на лужайку.
А Юлиус едва не выронил мешки, увидев, как на фоне призрачного дома появляется призрак его возлюбленной.
Становясь с каждым шагом все вещественнее, Юлия подбежала к нему, они схватились за руки, и, хотя мешки с сокровищем нещадно лупили по коленкам, припустили вниз по склону, не заботясь более о том, куда попадут.
Выяснилось, что дорогу они выбрали правильно. Едва выбежав на косогор, увидели мирно спящую под нарождающейся луной деревеньку, тихую реку и камыши со спрятанной лодкой.
Сгибаясь под тяжестью добычи, Юлиус похромал вниз. За ним вприпрыжку спускалась Юлия.
Оставалось пересечь темные кусты тальника, углубиться в камыши – и они спасены!
Но навстречу им из зарослей поднялся демон с красными глазами, с рогами, как у буйвола, с поднятыми по-медвежьи когтистыми лапами, причем каждый коготь был длиной с хороший кинжал. Хвост хлестал по прутьям, ломая их. Но самое ужасное, что в страшилище угадывался никто иной, как господин Куррадо, совершенно потерявший человеческий облик.
Та отвела с лица пряди, и словно два черных солнца глянули из тумана. Карлотта не улыбаясь, смотрела на парня с робкой надеждой. Огромные влажные глаза блестели от слез. Она была прекрасна. Кожа, такая же бледная, как у мужчины, светилась, словно лепестки лилий. Потрясенный юноша не знал, что сказать. Красноречие впервые изменило ему.
Зато хозяин стола болтал с удовольствием.
- Сегодня пулярочка удалась на славу! Воздайте ей должное, господин учитель! Не правда ли, шедевр? Рот сам улыбается, стоит положить в него кусочек. А вот парфе! Покойная мать моей дурочки обожала его, но не часто ей удавалось полакомиться. Вина? Утром я предпочитаю белое. Собственный виноградник, южный склон, десятилетняя выдержка. Вы не пробовали пирожков. Разумеется, это пища для простонародья, но мой Ансельм готовит их как бог.
Девушка, между тем, вяло ковыряла ложкой кашу в стеклянной миске. Судя по цвету, каша была сварена на воде.
Чернокожий слуга в парике и перчатках внес блюдо с пестрыми сладостями, вышел и тут же вернулся через противоположную дверь с чайной утварью на подносе, и не успел Юлиус глазом моргнуть, как он же поставил перед ним чашу для ополаскивания рук.
- Ваш Ансельм словно обладает способностью одновременно бывать во многих местах.
- Точно замечено, - тонко улыбнулся господин. – Гениальный слуга! Конечно, он не мог поспеть везде, пока я не сделал с него около полусотни копий. Но имя пришлось оставить прежним. Имена менять нельзя, понимаете? Иначе магия не работает. Поэтому все копии зовутся Ансельмами. Впрочем, в сравнении с пользой, которую он приносит, неудобство невелико!
Юноша не понял шутки, но, на всякий случай, хихикнул в ответ.
Господин Куррадо, развеселившись, бросил на стол салфетку, показывая, что завтрак окончен.
- Погода прекрасная, и я весьма рекомендую вам заняться музыкой в беседке у ручья. Ансельм отнесет туда лютню и ноты, - сказал он на прощанье. – Место уединенное, никто не помешает вашим занятиям.
«И дернула же меня нелегкая назваться Ансельмом! Сам себя обозвал слугой», - с досадой думал юноша, следуя за Карлоттой. Девушка шла, сгорбившись и опустив голову. Узкая пяточка, то и дело мелькая из-под грубого подола, заставляла его сердце биться быстрее.
- Вот и беседка, - сказала Карлотта, поднявшись по ступеням и грациозно касаясь рукой перил, увитых каприфолью. Она застенчиво отводила взгляд, стесняясь смотреть на юношу. Он тоже испытывал непривычную робость.
- Должен признаться, меня зовут не Ансельмом. Мое имя - Юлиус.
- Юлиус! – потрясенно вскричала девушка, и, забыв страх, снова вскинула на него свои черные солнца. Взор ее проник в самое сердце юноши. – А меня – Юлия! Это ведь что-нибудь значит, да?
- Почему же господин Куррадо…
- Дядя дразнит меня Карлоттой, чтобы позлить. Так звали его собаку, которую я терпеть не могла. Он вообще держит меня очень строго…
- Это я заметил…
- Потому что... неважно! Видите, он даже платья приличного мне не пошьет. - Она грациозно приподняла подол своего рубища. – И кормит только овсянкой. Я никого не вижу, кроме него и Ансельмов! Я так несчастна!
Глазищи ее еще ярче заблестели от слез.
Это был самый подходящий момент, чтоб обнять тонкий стан, но Юлиус в присутствии Юлии испытывал незнакомое ранее смущение. Вместо этого он вынул из-за обшлага слегка раздавленный сладкий пирожок и преподнес ей.
Юлия жадно впилась в лакомство зубами.
- Боже, как вкусно! Так вот что ест дядюшка! Теперь мне совсем не захочется овсянки.
- Но почему вы не взбунтуетесь?!
- Чтобы дядя превратил меня в дерево или в птицу, или еще хуже – в клетку для птицы?!
«Похоже, здесь все слегка того» - подумал Юлиус, и взялся за лютню.
Он спел, как умел «Зеленые рукава» и «Не для меня придет весна», и «Черные глаза». Слушательница была в полном восторге, как если бы внимала итальянской знаменитости.
Юлиус впервые в жизни влюбился. Да что там! Втюрился, втрескался, врезался по самые уши! Прежде никогда такого с ним не случалось. Всегда он насмехался над влюбленными, а теперь сам увяз в сладкой западне. Куда бы он не глядел – везде стояла перед ним Юлия. Время его раскололось на две части: с Юлией и без. При любимой он жил, без нее – томился и прозябал. Если бы не способность мечтать, бедняга зачах бы от тоски. Даже сны его были полны Юлией.
Каждое утро он с нетерпением летел на урок, разумеется, не музыки, а искусства намеков, прикосновений, флирта. Ученица схватывала все на лету. Весьма скоро они перешли к изучению поцелуев.
Когда звучал гонг на обед, Юлиус, с трудом оторвавшись от любимой, тут же начинал мечтать о новом свидании. В любовной горячке он не замечал ни того, что ест и пьет, не слышал слов господина Куррадо, лишь кивками и междометиями машинально поддерживая беседу. Он видел лишь лукавый черный глаз за распущенными волосами и чувствовал, как маленькая ножка давит под столом его башмак. Юлиус не замечал, как ветшает дом, как покрываются серыми разводами зеркала, отвисают углы обоев, лезет набивка из прохудившихся диванов, лысеют ковры и чучела, а вездесущий Ансельм встречается все реже. Даже состояние собственного костюма его не беспокоило.
Чтоб унять сладкую боль и убить время до нового свидания, он бродил по парку. Сквозь любовный морок практичный Юлиус все же помнил, что где-то возле дома без всякой охраны стоит сундук, набитый золотом. Но сколько он не исследовал окрестности, так и не нашел ничего похожего на домик под старинным деревом, и с неохотой вынужден был признать, что, скорее всего, это место ему пригрезилось.
В мечтах Юлиус воображал, как увозит Юлию из дома, где она так несчастна. Будущее рисовалось ему смутно – но там была постель, распущенные волосы Юлии, ее белые плечи и сползающая с груди рубашка…
Юлиус решил действовать. Он спустился мимо деревни к реке, и приглядел лодку, привязанную под ивой. В темноте он вернулся, перерезал веревку, и действуя корягой вместо шеста, поскольку предусмотрительный лодочник унес весла, отвел лодку вниз по течению и спрятал в тростнике напротив господского дома. Теперь оставалось получить плату за работу, а еще лучше – украсть с полдюжины мешочков с золотом – привидевшиеся сокровища все не давали молодому человеку покоя – и бежать.
В беседке, покрывая поцелуями ручку любимой вплоть до плеча, он спросил:
- Ты хотела бы уехать из дядиного дома?
- Да, но это невозможно, - отвечала девушка, и в глазах ее, только что сиявших от наслаждения, блеснули слезы. – Дядя не отпустит меня.
- А кто его спросит? - воскликнул Юлиус, добавив мысленно – «хрыча старого».
Но тут способная ученица припала к его рту жадным поцелуем, сделав дальнейшие уговоры невозможными, и обе души понеслись в рай.
Луна едва вошла во вторую четверть, когда Юлиус, возвращаясь из ежевечерних скитаний, обнаружил в зеркальном зале господина Куррадо, развалившегося в кресле. Молодой человек с удивлением заметил, как его наниматель постарел и погрустнел, и глубокие морщины взяли в скобки рот с обвисшими уголками. Чем-то он напоминал несчастного бесхозного пса.
- Вы прекрасно выполнили работу, молодой человек, - уныло промолвил господин Куррадо, поднимаясь ему навстречу. - Возьмите вашу плату и немедленно покиньте поместье. Ансельм отвезет вас на постоялый двор – С этими словами он протянул Юлиусу вожделенный увесистый мешочек из сновидения. Парень даже на миг забыл про возлюбленную.
Дрожащими руками, будто отводил грубую ткань от шелковой кожи Юлии, он раскрыл горловину и заглянул внутрь. Серые свинцовые кругляши наполняли мешок.
- Вы… издеваетесь? – голос юноши пресекся, и он почувствовал, как гнев наполняет его.
- В чем дело? - Господин Куррадо быстро перехватил мешочек и тоже посмотрел внутрь. – Проклятье! Я не думал, что все зашло так далеко! Скажите, Юлия очень счастлива с вами?
«А твое какое собачье дело?!» - хотел огрызнуться юноша, но вспомнил, что за работу он здесь выполняет, и процедил сквозь зубы:
- Надеюсь.
- Ай-яй-яй, - сказал господин Куррадо, снова опускаясь в кресло, и закрывая лицо бледной рукой, - если те, кому я платил, оставили деньги у себя, то пропала моя репутация. Вы весьма преуспели, - он поднял голову и поглядел на Юлиуса страдальчески сведя брови. – Честно сказать, я не ожидал от вас такой прыти. Оно, конечно, бедняжка истомилась…
- Слушайте! – вдруг перебил он себя, хватая ничего не понимающего Юлиуса за руку, - есть выход. Ступайте к ней и скажите, что вы шутили и только играли в любовь, что вы смеялись над ней. Что мы поспорили… Что вы совсем не любите ее, и презираете, и что такая дура никому не нужна! Сделайте это, и получите еще столько же! Золота! Настоящего! Ступайте же, я провожу вас...
Кровь бросилась в лицо юноше от такого подлого предложения, но он вовремя сообразил, что, дав волю негодованию, упустит шанс бежать с возлюбленной. Он плохо понимал, какой смысл господину Куррадо издеваться над Юлией, но в том, что его вот-вот навечно разлучат с любимой, выставив из дома, вообще не было никакого смысла!
- Без вас знаю, где она живет, - огрызнулся парень и поспешил по знакомым коридорам к башенке, оставив старика позади.
Взбежав по винтовой лесенке, отчего голова его уже физически пошла кругом, Юлиус бросился к ногам испуганной Юлии.
- Если мы сейчас же не сбежим, твой дядька вышвырнет меня, и мы уже никогда не увидимся!
Эти слова подействовали лучше любых уговоров. Юлия тут же накинула шаль, и последовала за любимым, но в дверях вдруг повернулась и бросилась к постели.
- Нам некогда…, - начал Юлиус, но девушка показала ему вынутый из-под тюфяка узелок.
- Матушкины драгоценности. – Она спрятала узелок за пазуху.
Юлиус схватил Юлию за руку, и они помчались вниз по лестнице, которая никак не кончалась. В темноте казалось, что башня шатается.
- Мне страшно, мне страшно! Я так боюсь! – причитала Юлия. – Он не отпустит меня!
Юлиус повел ее знакомым коридором к выходу. Он помнил, что сбоку от крыльца начинается живая изгородь, под прикрытием которой они смогут добраться до ручья, а дальше – к реке, где в камышах ждет лодка.
- Куда мы бежим? – спросила, задыхаясь, Юлия.
- К парадному входу.
- Но он с другой стороны.
Теперь Юлиус и сам видел, что каким-то образом умудрился заблудиться. Он позволил девушке вести их, но вскоре та, опустив руки, остановилась у подножья широкой беломраморной лестницы.
- В этом доме не было такой лестницы. Дядя нарочно путает нас. Он не отпустит…
- Ерунда! – воскликнул Юлиус. – В любом лабиринте действует правило левой руки. Если все время сворачивать налево, придешь к выходу!
И милая Юлия доверчиво вложила в его руку свою и взглянула такими глазами, что Юлиус ощутил себя героем.
Но ненадолго, потому что из темноты в окне над лестницей на них глянули горящие алые глаза. Судя по величине и расстоянию между ними, их обладатель был гигантом.
Юлиус схватил девушку в охапку со всеми юбками и шалями и, задыхаясь, опустил на пол лишь в темном коридоре.
- Кто это был?
- Где?
Но тут Юлиуса чуть не хватил кондратий, поскольку он увидел, как покачиваясь, к ним приближаются два алых язычка пламени. Ему не стало легче, даже когда он понял, что это Ансельм со своим подсвечником.
- Куда изволите быть препровожденными?
Юлия сильно дернула парня за руку, и они побежали неизвестно куда, налетая во мраке на невидимые углы, сбивая стулья, один раз Юлиус с размаха даже опрокинул какое-то большое чучело, расчихавшись от пыли.
- Куда изволите, чтобы я вас проводил?
Юлия вскрикнула безнадежно, как раненая птица, и они помчались наугад в обратную сторону.
Наконец, девушка, споткнувшись, упала на колени и вцепилась в свои шелковые волосы обеими руками.
– Он не отпустит нас! Ах, но почему, почему я так несчастна!
Юлиус видел, как возлюбленная, сжав руками пряди, в отчаянии раскачивается взад и вперед, сидя на полу. Тут до него дошло, что темнота размыта лунным светом.
Они находились в зеркальном зале. Как они туда попали – неясно. Резная рама обрамляла выход на лужайку. И не жалкий лунный обмылочек, соответствующий календарю, а полная луна величаво сияла снаружи, заливая светом газон, старинное дерево и домик с приоткрытой дверью.
- Сюда! – Юлий потянул любимую за собой, но та вдруг уперлась, в панике сделавшись неожиданно сильной.
- Нет!
- Тогда посиди тут! Я сейчас! Мы будем богаты!
- Ты пропадешь!
Не обращая внимания на Юлию, которая плакала и цеплялась за него, Юлиус рванулся к двери, но тут же возвратился, крепко поцеловал любимую и одним прыжком проскочил сквозь проем.
В мастерской, как и мечталось, никого не было. Шкаф-станок блестел повернутыми горизонтально рукоятками. Забытый золотой одиноко светился на поддоне, подражая луне.
Юлиус, обежав шкаф, с размаха упал на колени перед сундуком и замер. Он боялся открыть крышку, боялся обмана, но все же, затаив дыхание и зажмурив один глаз, осторожно приподнял ее. Мешочки лежали плотными рядами.
Юноша развязал первый попавшийся – золото! Вынул этот мешочек, за ним - второй, третий, но почувствовав их вес, сообразил, что много не унесет, и как ни жаль, придется ограничиться этой тройкой. От жадности прихватив с поддона сиротливый золотой, он бросился обратно.
Выбежав на лужайку, остановился. Он не мог поверить своим глазам. Дом исчез.
В это время Юлия, переживая крепкий и верный поцелуй любимого, идущий от самого сердца, уверилась в своем друге, успокоилась и даже заулыбалась. Но едва она, вопреки опасности, почувствовала себя счастливой, как дверь, в которую вышел Юлиус словно подернулась ледком, исказившим лунные лучи. Ледок окреп, стал подобен стеклу, а потом и зеркалу. Луна пропала, и Юлия, оставшись одна в темноте, снова запричитала:
- Горе мне, горе! О, почему я так несчастна?!
Настроение ее менялось быстрее, чем у младенца.
Она увидела в зеркале приближающиеся отражения огней в двойном подсвечнике Ансельма и довольного, раскрывшего ей объятия, дядюшку.
Юлия вскрикнула, как подбитая птица и, потеряв разум, бросилась прочь от дяди, прямо в зеркало, куда ушел любимый. В своем отчаянии она даже не удивилась, что проскочила сквозь стекло на лужайку.
А Юлиус едва не выронил мешки, увидев, как на фоне призрачного дома появляется призрак его возлюбленной.
Становясь с каждым шагом все вещественнее, Юлия подбежала к нему, они схватились за руки, и, хотя мешки с сокровищем нещадно лупили по коленкам, припустили вниз по склону, не заботясь более о том, куда попадут.
Выяснилось, что дорогу они выбрали правильно. Едва выбежав на косогор, увидели мирно спящую под нарождающейся луной деревеньку, тихую реку и камыши со спрятанной лодкой.
Сгибаясь под тяжестью добычи, Юлиус похромал вниз. За ним вприпрыжку спускалась Юлия.
Оставалось пересечь темные кусты тальника, углубиться в камыши – и они спасены!
Но навстречу им из зарослей поднялся демон с красными глазами, с рогами, как у буйвола, с поднятыми по-медвежьи когтистыми лапами, причем каждый коготь был длиной с хороший кинжал. Хвост хлестал по прутьям, ломая их. Но самое ужасное, что в страшилище угадывался никто иной, как господин Куррадо, совершенно потерявший человеческий облик.
