Но потом оно начало расползаться от кончиков пальцев по коже дальше, по остальному телу, медленно проникая внутрь и желая заключить его всего в обжигающие объятия.
Джерри резко встряхнул головой, поёрзал на стуле, закинул ногу на ногу и постарался отвлечься. После звонка ему нужно будет поговорить с Джонатаном о том, что информацию в справке Бекки нужно скорректировать, но сейчас он должен был сконцентрироваться на телефонном разговоре.
Мать, тяжело вздохнув, продолжила расспросы:
– Головные боли?
– Да, – монотонно отвечал Джерри.
– Бессонница?
– Да.
– А что доктор Эриксон?
– Уже назначил новое лечение.
Краем глаза Джерри заметил, как напрягся Альфис, как едва повернул голову в его сторону. Прядь волос сползла вбок, обнажая затянутый белой плёнкой тусклый зрачок. Джерри пригладил волосы, пытаясь прогнать напряжение, продолжая слушать.
– Я знаю, что ты следишь за здоровьем и что серьёзно относишься к предписаниям доктора Эриксона, – голос матери стал мягче. Теперь он звучал вяло, медленно, словно растекающееся на воде масляное пятно. – Признаюсь, мне до сих пор странно, с какой тщательностью ты соблюдаешь свой режим. Но ты также прекрасно знаешь, что я против твоего безумного рвения обучать Альфиса.
Джерри сжал зубы.
Опять… Опять…
– Но я хочу, чтобы ты знал: я против этого не потому, что не ценю твой выбор, – голос дрогнул. Матери пришлось сделать паузу, чтобы снова заговорить: – А потому что мне больно наблюдать за тем, как ты губишь себя и тянешь за собой Альфиса. Больно от того, как мой сын… – и снова голос оборвался, но вслед за ним раздались пара коротких всхлипов.
Джерри продолжал молчать. Разговор с матерью в очередной раз бил по больному, врезался в самое сердце, вытаскивал наружу всю боль и зарывшийся там страх.
Что он мог ответить? Извиниться? Успокоить? Сказать, что всё в порядке? Что ей не нужно так за него волноваться?
Ничего из этого Джерри сказать не мог, поэтому продолжал молчать.
– Как дела у Альфиса?
– Хорошо. – И снова взгляд Джерри метнулся к застывшему брату. – Приходит в себя.
– Дай с ним поговорить.
На какое-то мгновение Джерри замешкался, глянул на стену, снова на Альфиса, и протянул в трубку:
– Ты же знаешь, ему тяжело по телефону…
– И что? Не дашь мне поговорить с ним?
Голос матери вновь приобрёл ту холодность и отстранённость, от которых у Джерри всегда что-то клокотало в груди. Такой голос у матери Джерри слышал лишь когда она разговаривала с ним. Ни с Альфисом, ни с Кенни, ни с отцом, ни даже с тётей… С ним, с Джерри.
– Джерри, – настойчиво позвала мама.
– Да. – Джерри прикрыл трубку рукой, наклонился к Альфису и прошептал: – Мама хочет с тобой поговорить. Она сейчас далеко, ты не сможешь её увидеть, только услышать.
– Мама?
Альфис сдвинул брови.
«Пытается вспомнить», – с ужасом подумал Джерри, а вслух сказал:
– Ты помнишь, как выглядит мама? Она дома. М-м… В длинном платье, волосы убраны назад. Она часто читает на втором этаже у большого окна и постукивает пальцем по переплёту книги…
– Джерри! – раздался голос матери так громко, что даже с расстояния было хорошо слышно. – Дай уже трубку!
– Да-да! – громко бросил Джерри и приложил трубку к уху Альфиса.
Теперь Джерри оставалось лишь наблюдать, как глаза Альфиса медленно расширяются, как он крепче обхватывает себя за колени и как часто моргает. Вот он приоткрыл рот и почти шёпотом спросил:
– Как я сплю?
– Не повторяй. Отвечай ей, – поспешно проговорил Джерри.
– Кому?
– Просто ответь на вопрос: как ты спишь?
Альфис проморгался, но всё же послушно пробурчал:
– Здесь много стен…
Джерри не выдержал, приложил трубку к уху и ответил сам:
– Уже гораздо лучше. Ему непросто даются частые переезды… Но уже гораздо лучше. Он быстро осваивается.
Только сказав это, Джерри прикусил язык. Что-то подсказывало ему, что и сейчас мама останется недовольна им.
– Навестите меня как-нибудь, – сухо проговорила она. – Уж пару деньков, думаю, ты сможешь выделить на это.
– Да, конечно.
– И присматривай за Альфисом.
– Конечно.
Джерри вздохнул так громко, что, казалось, мать на том конце это услышала. Но если так и было, она не подала виду, а коротко попрощалась и повесила трубку.
Ещё пару секунд Джерри крепко сжимал трубку в руке, пока всё же не положил её. Его трясло. То ли от холода, то ли от волнения после непростого разговора, то ли он всё ещё не отошёл от действия способности Бекки. По виску стекала холодная струйка пота, и он небрежно смахнул её.
– Я в душ, – устало протянул Джерри. – Жди меня здесь.
Он поднялся, движением, отточенным до автоматизма, снял галстук и перекинул его через спинку стула. Он направился к шкафу, на ходу расстёгивая жилет, когда тишину разрезал голос Альфиса – едва различимый, словно доносящийся из другой комнаты:
– Она не постукивает пальцами по корешку.
Джерри замер и медленно обернулся на брата. Картинки будущего расплывались в тумане беспокойства и волнения, не давая ухватить ни одной ясной детали.
– Что?.. – выдавил он машинально, хотя отлично расслышал.
– Мама не постукивает по корешку книги, – уже громче повторил Альфис. – У неё нет книги.
Джерри бросило в холод: отсюда до дома было больше четырёх сотен километров, неужели…
– Прекрати рассматривать её, – строго проговорил он, едва сдерживая страх в голосе. – Не отвлекай её сейчас, хорошо?
Альфис покорно кивнул и положил голову на колени. Джерри дрожащими руками снял с себя костюм и поспешил в душ, надеясь смыть с себя тревоги прожитого дня и привести сознание в порядок.
Мир Джерома, город Даэрум, 22.10.1114 (вечер того же дня)
Город спал мёртвым, неестественным сном, будто придавленный тяжёлым одеялом тишины. Даже лунный свет, пробивавшийся между крышами, казался жидким и скудным, не в силах рассеять густую тьму, которая копилась в переулках.
Но вот ночную тишину разорвал звучный стук подков. Меж спящих домов медленно проплывал силуэт всадника. Его вороной конь, как и она сам, сливался с темнотой, и если бы не звон из-под копыт, можно было подумать, что это призрак.
Корвус вывел коня на площадь, на которой совсем недавно было совершено убийство, и огляделся. Тихо, безлюдно, точно место всё ещё хранило траурные минуты молчанья. Но тишина стояла всего лишь пару секунд: конь громко фыркнул, Корвус погладил его по шее, а над головой раздалось хлопанье крыльев, и на плечо опустился ворон.
– Не спится? – прокаркал ворон, заглядывая чёрными глазами-бусинами в лицо уставшего всадника.
– Время не ждёт. – Корвус провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть с него дорожную пыль и усталость. – Король велел отправиться к Джонатану как можно скорее.
– Поэтому ты делаешь такой крюк?
– У меня куча других хлопот помимо дяди.
Корвус повёл плечом, Туатахи взмахнул крыльями, пытаясь удержаться на месте, и недовольно щёлкнул клювом.
– Ищешь следы?
– Надеюсь, что не найду их.
Корвус спешился, Туатахи еле удержала на плече. Конь недовольно фыркнул в сторону встревоженной птицы, ворон щёлкнул клювом прямо над ухом животного. Корвус проигнорировал молчаливую перепалку зверей и двинулся вперёд.
Он всматривался в гладкую каменную мостовую, пытался разглядеть, что никому, кроме него, не дано было рассмотреть. Долго на основной площади, где каждый день проходила сотня людей, Корвус задерживаться не стал, а сразу направился к небольшому возвышению. Но и тут всё было затоптано: бесконечные вереницы людских нитей сплетались в один клубок, каждая нить обладала своим запахом, вкусом. Вот сладковато-приторный шлейф парфюма светской дамы, под которым скрывался кислый страх старости. Рядом – едкий дух пота и металла от кузнеца, смешанный с простой, ясной усталостью. А вот... гниль. Тухлая, вязкая нить чьей-то лжи или болезни. Он чувствовал её на языке, как привкус испорченного мяса. Вот торопливые шаги, в которые вплетался запах залежавшейся выпечки, смешивался с хромой походкой склизкой, отдающей желчью бродяги, и все они – бесконечное множество ощущений, запахов и вкусов – объединялись в такую тошнотворную какофонию, в единое существо, опутывающее весь город, что, спустя полчаса хождения по площади, Корвуса начало мутить.
Он поспешил к заскучавшему у края площади коню, вскочил на него и поспешил уехать прочь.
– Нашёл? – каркнул Туатахи на ухо.
– Я не помню след Престона, но если его не было среди этой тошнотворной кучи, я сразу пойму это.
Стук копыт разбивал мостовую, оставляя за собой ещё одну нить следов, впутывающуюся в воняющий тысячами жизнями клубок небольшого городка. Стараясь не задерживаться, Корвус направил коня к высокому зданию с зарешёченными окнами, с высоким крыльцом и тяжёлыми дверьми.
Корвус слез с коня, оглядел крыльцо, у которого не было ни коновязи, ни места, где конь мог бы отдохнуть. Он выругался под нос на заползшую в города модернизацию и вытесняющую отсюда привычный ему быт. Он расседлал коня, бросил амуницию на перила и, погладив уставшего разсёдлонного коня, проговорил ему:
– Прости, Караки, сегодня ты сам по себе.
Тот в ответ недовольно фыркнул, показал хозяину зубы и, лягнув воздух, помчался прочь из города, искать себе ночлег. Корвус смотрел, как тёмная фигура растворяется в ночи, и на мгновение ему до боли захотелось последовать за ней – туда, где нет ни следов, ни долга, ни чужих ожиданий. Туда, где есть только дорога и ветер.
Туатахи, каркнув на прощанье, взмахнул крыльями и улетел.
Взмошкий от долгой дороги, просидевший больше суток в седле, если не считать короткой аудиенции у короля, Корвус вошёл таким злым и усталым, что не сразу заметил испуганного сторожа.
– Господин! – крикнул старик в спину Корвусу, когда тот уже почти подошёл к лестнице. – Прошу представиться! Посторонним сюда нельзя!
Корвус обернулся, с трудом сдерживая ярость, но одного взгляда оказалось достаточно – старик осел, еле слышно пробормотал: «Господин главнокомандующий», – и умолк. Больше Корвуса никто не задерживал.
Ему не составило труда найти комнату, в которой находился Джонатан – даже не вставая на след он ощущал чужое присутствие и мог распознавать тех, чьи следы хорошо знал. Он подавил желание войти без стука – не было смысла выплёскивать своё раздражение, – и он постучал.
Дверь открылась, и его встретил не менее уставший взгляд дяди. Корвус молча, не имея сил на формальности, кивнул и заглянул внутрь – он уже чувствовал, что в комнате есть кто-то ещё.
– Корвус, – заговорил Джонатан, – не ждал тебя среди ночи.
– Решил не ждать до утра.
Корвус вошёл, не дожидаясь приглашения.
Это была небольшая комнатка с парой кресел, камином и узким окном с решётками.
Он расстегнул плащ и бросил его на ближайшее кресло, не сильно волнуясь, испачкается ли то или нет. Беловолосый парень, сидящий в кресле у камина, тут же вскочил, красные глаза метнулись на вошедшего и уставились в пол, голова склонилась.
– Лорд Риверо, главнокомандующий…
Корвус проигнорировал приветствие. Ему не нравилось ни одно из произнесенных обращений: должность, которая ему опротивела и фамилия отца, которого он ненавидел… Имя своё он тоже не любил – отдельное напоминание того, что мать отказалась давать ему имя, и одинокий, не любимый матерью младенец получил своё имя от старого ворона Туатахи.
На столе у кресла стоял графин и пара стаканов, и Корвус поспешно налил один и выпил. Застывшее на задней стенке горла отвратительное послевкусие тысячи бесполезных следов ненадолго отпустило. Вода была прохладной, но не могла смыть липкую паутину чужих жизней, налипшую на его сознание. Он чувствовал себя похожим на старую губку, которую использовали для уборки отхожего места: сколько ни полощи, а запах всё равно остаётся.
– Джо, – заговорил Джонатан. – Думаю, мы сможем обсудить с тобой всё завтра.
– Конечно.
Беловолосый юноша распрощался и, почтительно кивнув, вышел, так и не дождавшись ответного прощания. Но Корвус не заговорил даже когда остался с дядей один на один. Он посматривал на пустые кресла, но не решился сесть, опасаясь, что от усталости так и останется здесь.
И снова первым заговорил Джонатан:
– Полагаю, Крайм хотел что-то мне передать.
– Нет, – прохрипел Корвус, с трудом извлекая звуки из уставшего одеревеневшего горла. – Я проверил следы на площади. Следов Престона там не было. – Он поморщился, пытаясь отогнать мысли о его следах: металлический привкус крови с застревающим в горле колючим холодком.
– Да, я так и полагал.
Наконец Корвус оторвал взгляд от покрытого пылью и прожженного искрами пламени из камина ковра и посмотрел на дядю. В его светлых глазах читалось неугасимое любопытство, и Корвус, снова сжалившись над слабостью дяди, принялся рассказывать всё сам:
– Я пошёл по следу падшего, который напал на Арвида. Разлом, из которого он выполз, совсем недалеко от места, где его обнаружили. Его уже закрыли – узкая щель, в которую пролезть мог разве что подобный ползучий гад. Других следов у расщелины не было. Следы остальных я раньше не встречал. Или не помню. Но они все разбиты перемещениями. Пришли, наследили и ушли. – Он оперся рукой о спинку стула, перенес вес на одну ногу, пытаясь хоть частично сбросить усталость, и прикрыл глаза, собираясь с последними силами. – Крайм просил за тобой присмотреть. И ничего больше не делать, пока он не разберётся с Советом. Я пока побуду здесь. Можешь сказать всем, что я пришёл проследить за успехами Арвида. – Корвус глянул на дядю и, чтобы больше не затягивать разговор, спросил: – Найдётся для меня комната?
– Конечно.
– Проводишь?
Джонатан кивнул, но с места не сдвинулся. Несколько раз он вздыхал, точно набирал воздух, чтобы задать вопрос, но вместо этого лишь громко выдыхал. Лишь когда Корвус уже шагнул в сторону двери, лишь бы поскорее отдохнуть, Джонатан снова заговорил:
– Тони говорила, что она хочет с тобой развестись.
Корвус замер, избегая смотреть на дядю. Его личная жизнь была лишь его личной жизнью, эти границы всегда свято охранялись им. Им, но не Тони. Не этой женщиной, с которой когда-то они были очень близки, с которой не смогли вынести их общее горе вместе. Усталость, накопившаяся за долгие дни в седле, раздражение от бесплодных поисков, тошнотворный смрад чужих следов – всё это бледнело перед внезапной, оглушающей тишиной, которая воцарилась внутри после слов дяди.
Корвусу потребовалось усилие, чтобы заставить себя сдвинуться с места и ответить:
– Если она хочет со мной развестись, пусть сама мне и скажет.
– Ты же знаешь, я всегда желал вам только лучшего…
– Ты не сможешь сделать так, чтобы остаться и на её и на моей стороне, – резко отрезал Корвус. – Поэтому я освобождаю тебя от этого выбора: выбирай дочь. Я пойму. – Он кивнул на дверь и устало спросил: – Покажешь комнату?
В неизвестном мире в неизвестное время
Приглушённые звуки, ритмичный стук чьего-то сердца и окутывающее любовью тепло исчезли, стоило Безымянному появиться на свет. Свет… Именно так сказал бы Безымянный, если бы знал это слово.
Он тогда ещё не знал, что у него, его братьев и сестёр не будет имён. Как и не знал, что выживут только они с братом.
Под пушистым боком матери было теплее, чем вдали от неё, и всё же не так тепло, как в месте, откуда Безымянный пришёл в этот мир.
Джерри резко встряхнул головой, поёрзал на стуле, закинул ногу на ногу и постарался отвлечься. После звонка ему нужно будет поговорить с Джонатаном о том, что информацию в справке Бекки нужно скорректировать, но сейчас он должен был сконцентрироваться на телефонном разговоре.
Мать, тяжело вздохнув, продолжила расспросы:
– Головные боли?
– Да, – монотонно отвечал Джерри.
– Бессонница?
– Да.
– А что доктор Эриксон?
– Уже назначил новое лечение.
Краем глаза Джерри заметил, как напрягся Альфис, как едва повернул голову в его сторону. Прядь волос сползла вбок, обнажая затянутый белой плёнкой тусклый зрачок. Джерри пригладил волосы, пытаясь прогнать напряжение, продолжая слушать.
– Я знаю, что ты следишь за здоровьем и что серьёзно относишься к предписаниям доктора Эриксона, – голос матери стал мягче. Теперь он звучал вяло, медленно, словно растекающееся на воде масляное пятно. – Признаюсь, мне до сих пор странно, с какой тщательностью ты соблюдаешь свой режим. Но ты также прекрасно знаешь, что я против твоего безумного рвения обучать Альфиса.
Джерри сжал зубы.
Опять… Опять…
– Но я хочу, чтобы ты знал: я против этого не потому, что не ценю твой выбор, – голос дрогнул. Матери пришлось сделать паузу, чтобы снова заговорить: – А потому что мне больно наблюдать за тем, как ты губишь себя и тянешь за собой Альфиса. Больно от того, как мой сын… – и снова голос оборвался, но вслед за ним раздались пара коротких всхлипов.
Джерри продолжал молчать. Разговор с матерью в очередной раз бил по больному, врезался в самое сердце, вытаскивал наружу всю боль и зарывшийся там страх.
Что он мог ответить? Извиниться? Успокоить? Сказать, что всё в порядке? Что ей не нужно так за него волноваться?
Ничего из этого Джерри сказать не мог, поэтому продолжал молчать.
– Как дела у Альфиса?
– Хорошо. – И снова взгляд Джерри метнулся к застывшему брату. – Приходит в себя.
– Дай с ним поговорить.
На какое-то мгновение Джерри замешкался, глянул на стену, снова на Альфиса, и протянул в трубку:
– Ты же знаешь, ему тяжело по телефону…
– И что? Не дашь мне поговорить с ним?
Голос матери вновь приобрёл ту холодность и отстранённость, от которых у Джерри всегда что-то клокотало в груди. Такой голос у матери Джерри слышал лишь когда она разговаривала с ним. Ни с Альфисом, ни с Кенни, ни с отцом, ни даже с тётей… С ним, с Джерри.
– Джерри, – настойчиво позвала мама.
– Да. – Джерри прикрыл трубку рукой, наклонился к Альфису и прошептал: – Мама хочет с тобой поговорить. Она сейчас далеко, ты не сможешь её увидеть, только услышать.
– Мама?
Альфис сдвинул брови.
«Пытается вспомнить», – с ужасом подумал Джерри, а вслух сказал:
– Ты помнишь, как выглядит мама? Она дома. М-м… В длинном платье, волосы убраны назад. Она часто читает на втором этаже у большого окна и постукивает пальцем по переплёту книги…
– Джерри! – раздался голос матери так громко, что даже с расстояния было хорошо слышно. – Дай уже трубку!
– Да-да! – громко бросил Джерри и приложил трубку к уху Альфиса.
Теперь Джерри оставалось лишь наблюдать, как глаза Альфиса медленно расширяются, как он крепче обхватывает себя за колени и как часто моргает. Вот он приоткрыл рот и почти шёпотом спросил:
– Как я сплю?
– Не повторяй. Отвечай ей, – поспешно проговорил Джерри.
– Кому?
– Просто ответь на вопрос: как ты спишь?
Альфис проморгался, но всё же послушно пробурчал:
– Здесь много стен…
Джерри не выдержал, приложил трубку к уху и ответил сам:
– Уже гораздо лучше. Ему непросто даются частые переезды… Но уже гораздо лучше. Он быстро осваивается.
Только сказав это, Джерри прикусил язык. Что-то подсказывало ему, что и сейчас мама останется недовольна им.
– Навестите меня как-нибудь, – сухо проговорила она. – Уж пару деньков, думаю, ты сможешь выделить на это.
– Да, конечно.
– И присматривай за Альфисом.
– Конечно.
Джерри вздохнул так громко, что, казалось, мать на том конце это услышала. Но если так и было, она не подала виду, а коротко попрощалась и повесила трубку.
Ещё пару секунд Джерри крепко сжимал трубку в руке, пока всё же не положил её. Его трясло. То ли от холода, то ли от волнения после непростого разговора, то ли он всё ещё не отошёл от действия способности Бекки. По виску стекала холодная струйка пота, и он небрежно смахнул её.
– Я в душ, – устало протянул Джерри. – Жди меня здесь.
Он поднялся, движением, отточенным до автоматизма, снял галстук и перекинул его через спинку стула. Он направился к шкафу, на ходу расстёгивая жилет, когда тишину разрезал голос Альфиса – едва различимый, словно доносящийся из другой комнаты:
– Она не постукивает пальцами по корешку.
Джерри замер и медленно обернулся на брата. Картинки будущего расплывались в тумане беспокойства и волнения, не давая ухватить ни одной ясной детали.
– Что?.. – выдавил он машинально, хотя отлично расслышал.
– Мама не постукивает по корешку книги, – уже громче повторил Альфис. – У неё нет книги.
Джерри бросило в холод: отсюда до дома было больше четырёх сотен километров, неужели…
– Прекрати рассматривать её, – строго проговорил он, едва сдерживая страх в голосе. – Не отвлекай её сейчас, хорошо?
Альфис покорно кивнул и положил голову на колени. Джерри дрожащими руками снял с себя костюм и поспешил в душ, надеясь смыть с себя тревоги прожитого дня и привести сознание в порядок.
***
Мир Джерома, город Даэрум, 22.10.1114 (вечер того же дня)
Город спал мёртвым, неестественным сном, будто придавленный тяжёлым одеялом тишины. Даже лунный свет, пробивавшийся между крышами, казался жидким и скудным, не в силах рассеять густую тьму, которая копилась в переулках.
Но вот ночную тишину разорвал звучный стук подков. Меж спящих домов медленно проплывал силуэт всадника. Его вороной конь, как и она сам, сливался с темнотой, и если бы не звон из-под копыт, можно было подумать, что это призрак.
Корвус вывел коня на площадь, на которой совсем недавно было совершено убийство, и огляделся. Тихо, безлюдно, точно место всё ещё хранило траурные минуты молчанья. Но тишина стояла всего лишь пару секунд: конь громко фыркнул, Корвус погладил его по шее, а над головой раздалось хлопанье крыльев, и на плечо опустился ворон.
– Не спится? – прокаркал ворон, заглядывая чёрными глазами-бусинами в лицо уставшего всадника.
– Время не ждёт. – Корвус провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть с него дорожную пыль и усталость. – Король велел отправиться к Джонатану как можно скорее.
– Поэтому ты делаешь такой крюк?
– У меня куча других хлопот помимо дяди.
Корвус повёл плечом, Туатахи взмахнул крыльями, пытаясь удержаться на месте, и недовольно щёлкнул клювом.
– Ищешь следы?
– Надеюсь, что не найду их.
Корвус спешился, Туатахи еле удержала на плече. Конь недовольно фыркнул в сторону встревоженной птицы, ворон щёлкнул клювом прямо над ухом животного. Корвус проигнорировал молчаливую перепалку зверей и двинулся вперёд.
Он всматривался в гладкую каменную мостовую, пытался разглядеть, что никому, кроме него, не дано было рассмотреть. Долго на основной площади, где каждый день проходила сотня людей, Корвус задерживаться не стал, а сразу направился к небольшому возвышению. Но и тут всё было затоптано: бесконечные вереницы людских нитей сплетались в один клубок, каждая нить обладала своим запахом, вкусом. Вот сладковато-приторный шлейф парфюма светской дамы, под которым скрывался кислый страх старости. Рядом – едкий дух пота и металла от кузнеца, смешанный с простой, ясной усталостью. А вот... гниль. Тухлая, вязкая нить чьей-то лжи или болезни. Он чувствовал её на языке, как привкус испорченного мяса. Вот торопливые шаги, в которые вплетался запах залежавшейся выпечки, смешивался с хромой походкой склизкой, отдающей желчью бродяги, и все они – бесконечное множество ощущений, запахов и вкусов – объединялись в такую тошнотворную какофонию, в единое существо, опутывающее весь город, что, спустя полчаса хождения по площади, Корвуса начало мутить.
Он поспешил к заскучавшему у края площади коню, вскочил на него и поспешил уехать прочь.
– Нашёл? – каркнул Туатахи на ухо.
– Я не помню след Престона, но если его не было среди этой тошнотворной кучи, я сразу пойму это.
Стук копыт разбивал мостовую, оставляя за собой ещё одну нить следов, впутывающуюся в воняющий тысячами жизнями клубок небольшого городка. Стараясь не задерживаться, Корвус направил коня к высокому зданию с зарешёченными окнами, с высоким крыльцом и тяжёлыми дверьми.
Корвус слез с коня, оглядел крыльцо, у которого не было ни коновязи, ни места, где конь мог бы отдохнуть. Он выругался под нос на заползшую в города модернизацию и вытесняющую отсюда привычный ему быт. Он расседлал коня, бросил амуницию на перила и, погладив уставшего разсёдлонного коня, проговорил ему:
– Прости, Караки, сегодня ты сам по себе.
Тот в ответ недовольно фыркнул, показал хозяину зубы и, лягнув воздух, помчался прочь из города, искать себе ночлег. Корвус смотрел, как тёмная фигура растворяется в ночи, и на мгновение ему до боли захотелось последовать за ней – туда, где нет ни следов, ни долга, ни чужих ожиданий. Туда, где есть только дорога и ветер.
Туатахи, каркнув на прощанье, взмахнул крыльями и улетел.
Взмошкий от долгой дороги, просидевший больше суток в седле, если не считать короткой аудиенции у короля, Корвус вошёл таким злым и усталым, что не сразу заметил испуганного сторожа.
– Господин! – крикнул старик в спину Корвусу, когда тот уже почти подошёл к лестнице. – Прошу представиться! Посторонним сюда нельзя!
Корвус обернулся, с трудом сдерживая ярость, но одного взгляда оказалось достаточно – старик осел, еле слышно пробормотал: «Господин главнокомандующий», – и умолк. Больше Корвуса никто не задерживал.
Ему не составило труда найти комнату, в которой находился Джонатан – даже не вставая на след он ощущал чужое присутствие и мог распознавать тех, чьи следы хорошо знал. Он подавил желание войти без стука – не было смысла выплёскивать своё раздражение, – и он постучал.
Дверь открылась, и его встретил не менее уставший взгляд дяди. Корвус молча, не имея сил на формальности, кивнул и заглянул внутрь – он уже чувствовал, что в комнате есть кто-то ещё.
– Корвус, – заговорил Джонатан, – не ждал тебя среди ночи.
– Решил не ждать до утра.
Корвус вошёл, не дожидаясь приглашения.
Это была небольшая комнатка с парой кресел, камином и узким окном с решётками.
Он расстегнул плащ и бросил его на ближайшее кресло, не сильно волнуясь, испачкается ли то или нет. Беловолосый парень, сидящий в кресле у камина, тут же вскочил, красные глаза метнулись на вошедшего и уставились в пол, голова склонилась.
– Лорд Риверо, главнокомандующий…
Корвус проигнорировал приветствие. Ему не нравилось ни одно из произнесенных обращений: должность, которая ему опротивела и фамилия отца, которого он ненавидел… Имя своё он тоже не любил – отдельное напоминание того, что мать отказалась давать ему имя, и одинокий, не любимый матерью младенец получил своё имя от старого ворона Туатахи.
На столе у кресла стоял графин и пара стаканов, и Корвус поспешно налил один и выпил. Застывшее на задней стенке горла отвратительное послевкусие тысячи бесполезных следов ненадолго отпустило. Вода была прохладной, но не могла смыть липкую паутину чужих жизней, налипшую на его сознание. Он чувствовал себя похожим на старую губку, которую использовали для уборки отхожего места: сколько ни полощи, а запах всё равно остаётся.
– Джо, – заговорил Джонатан. – Думаю, мы сможем обсудить с тобой всё завтра.
– Конечно.
Беловолосый юноша распрощался и, почтительно кивнув, вышел, так и не дождавшись ответного прощания. Но Корвус не заговорил даже когда остался с дядей один на один. Он посматривал на пустые кресла, но не решился сесть, опасаясь, что от усталости так и останется здесь.
И снова первым заговорил Джонатан:
– Полагаю, Крайм хотел что-то мне передать.
– Нет, – прохрипел Корвус, с трудом извлекая звуки из уставшего одеревеневшего горла. – Я проверил следы на площади. Следов Престона там не было. – Он поморщился, пытаясь отогнать мысли о его следах: металлический привкус крови с застревающим в горле колючим холодком.
– Да, я так и полагал.
Наконец Корвус оторвал взгляд от покрытого пылью и прожженного искрами пламени из камина ковра и посмотрел на дядю. В его светлых глазах читалось неугасимое любопытство, и Корвус, снова сжалившись над слабостью дяди, принялся рассказывать всё сам:
– Я пошёл по следу падшего, который напал на Арвида. Разлом, из которого он выполз, совсем недалеко от места, где его обнаружили. Его уже закрыли – узкая щель, в которую пролезть мог разве что подобный ползучий гад. Других следов у расщелины не было. Следы остальных я раньше не встречал. Или не помню. Но они все разбиты перемещениями. Пришли, наследили и ушли. – Он оперся рукой о спинку стула, перенес вес на одну ногу, пытаясь хоть частично сбросить усталость, и прикрыл глаза, собираясь с последними силами. – Крайм просил за тобой присмотреть. И ничего больше не делать, пока он не разберётся с Советом. Я пока побуду здесь. Можешь сказать всем, что я пришёл проследить за успехами Арвида. – Корвус глянул на дядю и, чтобы больше не затягивать разговор, спросил: – Найдётся для меня комната?
– Конечно.
– Проводишь?
Джонатан кивнул, но с места не сдвинулся. Несколько раз он вздыхал, точно набирал воздух, чтобы задать вопрос, но вместо этого лишь громко выдыхал. Лишь когда Корвус уже шагнул в сторону двери, лишь бы поскорее отдохнуть, Джонатан снова заговорил:
– Тони говорила, что она хочет с тобой развестись.
Корвус замер, избегая смотреть на дядю. Его личная жизнь была лишь его личной жизнью, эти границы всегда свято охранялись им. Им, но не Тони. Не этой женщиной, с которой когда-то они были очень близки, с которой не смогли вынести их общее горе вместе. Усталость, накопившаяся за долгие дни в седле, раздражение от бесплодных поисков, тошнотворный смрад чужих следов – всё это бледнело перед внезапной, оглушающей тишиной, которая воцарилась внутри после слов дяди.
Корвусу потребовалось усилие, чтобы заставить себя сдвинуться с места и ответить:
– Если она хочет со мной развестись, пусть сама мне и скажет.
– Ты же знаешь, я всегда желал вам только лучшего…
– Ты не сможешь сделать так, чтобы остаться и на её и на моей стороне, – резко отрезал Корвус. – Поэтому я освобождаю тебя от этого выбора: выбирай дочь. Я пойму. – Он кивнул на дверь и устало спросил: – Покажешь комнату?
Глава 44. Ничего
В неизвестном мире в неизвестное время
Приглушённые звуки, ритмичный стук чьего-то сердца и окутывающее любовью тепло исчезли, стоило Безымянному появиться на свет. Свет… Именно так сказал бы Безымянный, если бы знал это слово.
Он тогда ещё не знал, что у него, его братьев и сестёр не будет имён. Как и не знал, что выживут только они с братом.
Под пушистым боком матери было теплее, чем вдали от неё, и всё же не так тепло, как в месте, откуда Безымянный пришёл в этот мир.
