Когда, казалось, эта непонятная Безумию погоня, закончилась, он увидел тёмные очертания прямо над головой, там, куда он всё детство смотрел вместе с отцом, а после его смерти – в одиночестве.
Тропа оборвалась, Безумие чуть не рухнул с обрыва, если бы не тонкое перо с крыла Света, преградившее путь. Он в последний раз посмотрел в её глаза, голубые, как кусочек светлого неба, которое когда-то очень давно у них отняли. Злость с новой силой вскипела в его животной груди, и он был готов выплеснуть её на своих врагов… Свет, точно считав его чувства, улыбнулась, выпрямилась в свой полный рост, став в десяток раз больше Страха, и, взмахнув рукой, метнула огромное, сверкающее серебром копьё, вверх.
Древний металл впился в темное полотно, закрывающее небо. Мир задрожал, загудел, затрещал, предвещая нечто ужасное. Сильный порыв ветра чуть не сдул Безумие с обрыва, а в следующее мгновение огромный кусок камня пронёсся мимо него вниз, врезался в землю, оставляя после себя несколько следов Смерти тех, кто решил, подняться по тропе вслед за Безумием. Скала застонала, облилась кровью и задрожала, точно и она сама была готова сорваться куда-то. Но Свет, положив на уставший, не знавший тепла и света камень свою руку, отдала ему всю свою накопленную силу, всю свою тягу к свету, тягу к высокому, к недостижимому…
Камни под лапами Безумия затрещали, точно живые, вздрогнули и метнулись ввысь. Свет осталась стоять у подножия, наблюдая, как оживший камень несёт Тень, оставшуюся от некогда любимого ею, вверх, навстречу их врагам.
Мир наполнился рокотом, гулом, рычанием зверей, топчущих друг друга, рвущих друг другу глотки ради места на тропе, ведущей наверх. Никто не смотрел на ослабевшую светлую статую, осевшую у подножия, обнявшую себя за колени и склонившую голову, снова окунувшуюся в неподвижность и задумчивость. В этот момент мир поделился надвое: тех, кто рвался наружу, и тех, кто забился в тёмные норы.
Безумие был впереди. Он вгрызался в холодный камень, рвал его окровавленными когтями на месте, где вонзилось гигантское копьё. Кто-то подпирал его сзади, кто-то лез ему под ноги, пытался впиться в его горло – тогда он легко переламывал шеи посмевшим дерзнуть и сбрасывал вниз.
Вот ему в нос дунул свежий ветер. Лёгкий и нежный, точно утренний поцелуй. Твари за спиной Безумия, позабывшие и запах ветра, и вкус поцелуев, с ужасом отшатнулись, и лишь Безумие продолжал рваться вперёд, точно зная свою конечную цель. Он был готов любыми способами прорваться в другой мир. В мир, который запер их в вечной тьме, который вынудил их умирать, убивать друг друга, чтобы дать возможность жить тем, кто сильнее. И он был намерен уничтожить тот мир, заставить их испытать то же, заставить их забыть вкус ветра, тепло солнца и запах любви.
Свет ударил в глаза Безумия. Он зажмурился, вложил в израненные лапы последние силы и, сдирая куски кожи с израненных боков, вырвался наружу.
Новый мир встретил его холодным ветром, незнакомой мягкостью под лапами и белым светом над головой. Безумие, едва выбравшись из-под земли, глянул вверх – где-то высоко над миром сиял белый светящийся диск, тот самый, который каждую ночь пытался найти его отец, и ради которого Безумие проделал свой путь.
Кто-то вцепился зубами ему в лапу. Безумие вывернулся, впился зубами в мягкий нос, и зверь заскулил и подался назад. Эта слабость стоила ему жизни – те, кто подбирался за ним следом тут же утащили его вниз, вдавили в землю, смешали его кости с такой ненавистной всеми землёй.
Безумие не стал ждать, когда и его затопчут под всеобщей яростью. Он, помнящий и луну, и траву, и безопасность, хранящуюся меж стволов деревьев, бросился в лес, пока его собратья, потерявшие память, всматривались ввысь, в белый светящийся диск.
Он спрятался в тени леса, нырнул в небольшой ручей, смыл кровь, и, шагая вдоль него, то и дело посматривал туда, откуда пришёл, прислушивался. Совсем скоро оттуда раздался рык, звуки сражений. Он вылез из воды, взобрался на холм и глянул вниз. Его собратьев: волков, змей, ящер и всех прочих зверей,- одного за одним побеждали незнакомые существа, животные, с той же пастью, что у Безумия, такой же мягкой шерстью и такими же носами, способными различать следы.
Безумие зарычал, пригнулся ближе к земле. Чей-то голос звал его прочь, бежать с этого места, где его, как и прочих освободившихся собратьев, ждала лишь смерть. И он послушался. Он скрылся в тени леса, спрятал свои следы в воде, избегал света луны, ведь теперь в этом новом мире ему до конца дней придется скрываться и прятаться. До того самого дня, пока мир не будет готов принять Свет, пока она сама не пронзит недры, не вырвется в наружу и не покарает их общих врагов. Не он – Она. Он – всего-навсего Тень Прошлого, та малая часть, оставшаяся от Тьмы. То единственное, что осталось от прошлого его лишь для того, чтобы проложить путь мщения для Света Будущего.
Тропа оборвалась, Безумие чуть не рухнул с обрыва, если бы не тонкое перо с крыла Света, преградившее путь. Он в последний раз посмотрел в её глаза, голубые, как кусочек светлого неба, которое когда-то очень давно у них отняли. Злость с новой силой вскипела в его животной груди, и он был готов выплеснуть её на своих врагов… Свет, точно считав его чувства, улыбнулась, выпрямилась в свой полный рост, став в десяток раз больше Страха, и, взмахнув рукой, метнула огромное, сверкающее серебром копьё, вверх.
Древний металл впился в темное полотно, закрывающее небо. Мир задрожал, загудел, затрещал, предвещая нечто ужасное. Сильный порыв ветра чуть не сдул Безумие с обрыва, а в следующее мгновение огромный кусок камня пронёсся мимо него вниз, врезался в землю, оставляя после себя несколько следов Смерти тех, кто решил, подняться по тропе вслед за Безумием. Скала застонала, облилась кровью и задрожала, точно и она сама была готова сорваться куда-то. Но Свет, положив на уставший, не знавший тепла и света камень свою руку, отдала ему всю свою накопленную силу, всю свою тягу к свету, тягу к высокому, к недостижимому…
Камни под лапами Безумия затрещали, точно живые, вздрогнули и метнулись ввысь. Свет осталась стоять у подножия, наблюдая, как оживший камень несёт Тень, оставшуюся от некогда любимого ею, вверх, навстречу их врагам.
Мир наполнился рокотом, гулом, рычанием зверей, топчущих друг друга, рвущих друг другу глотки ради места на тропе, ведущей наверх. Никто не смотрел на ослабевшую светлую статую, осевшую у подножия, обнявшую себя за колени и склонившую голову, снова окунувшуюся в неподвижность и задумчивость. В этот момент мир поделился надвое: тех, кто рвался наружу, и тех, кто забился в тёмные норы.
Безумие был впереди. Он вгрызался в холодный камень, рвал его окровавленными когтями на месте, где вонзилось гигантское копьё. Кто-то подпирал его сзади, кто-то лез ему под ноги, пытался впиться в его горло – тогда он легко переламывал шеи посмевшим дерзнуть и сбрасывал вниз.
Вот ему в нос дунул свежий ветер. Лёгкий и нежный, точно утренний поцелуй. Твари за спиной Безумия, позабывшие и запах ветра, и вкус поцелуев, с ужасом отшатнулись, и лишь Безумие продолжал рваться вперёд, точно зная свою конечную цель. Он был готов любыми способами прорваться в другой мир. В мир, который запер их в вечной тьме, который вынудил их умирать, убивать друг друга, чтобы дать возможность жить тем, кто сильнее. И он был намерен уничтожить тот мир, заставить их испытать то же, заставить их забыть вкус ветра, тепло солнца и запах любви.
Свет ударил в глаза Безумия. Он зажмурился, вложил в израненные лапы последние силы и, сдирая куски кожи с израненных боков, вырвался наружу.
Новый мир встретил его холодным ветром, незнакомой мягкостью под лапами и белым светом над головой. Безумие, едва выбравшись из-под земли, глянул вверх – где-то высоко над миром сиял белый светящийся диск, тот самый, который каждую ночь пытался найти его отец, и ради которого Безумие проделал свой путь.
Кто-то вцепился зубами ему в лапу. Безумие вывернулся, впился зубами в мягкий нос, и зверь заскулил и подался назад. Эта слабость стоила ему жизни – те, кто подбирался за ним следом тут же утащили его вниз, вдавили в землю, смешали его кости с такой ненавистной всеми землёй.
Безумие не стал ждать, когда и его затопчут под всеобщей яростью. Он, помнящий и луну, и траву, и безопасность, хранящуюся меж стволов деревьев, бросился в лес, пока его собратья, потерявшие память, всматривались ввысь, в белый светящийся диск.
Он спрятался в тени леса, нырнул в небольшой ручей, смыл кровь, и, шагая вдоль него, то и дело посматривал туда, откуда пришёл, прислушивался. Совсем скоро оттуда раздался рык, звуки сражений. Он вылез из воды, взобрался на холм и глянул вниз. Его собратьев: волков, змей, ящер и всех прочих зверей,- одного за одним побеждали незнакомые существа, животные, с той же пастью, что у Безумия, такой же мягкой шерстью и такими же носами, способными различать следы.
Безумие зарычал, пригнулся ближе к земле. Чей-то голос звал его прочь, бежать с этого места, где его, как и прочих освободившихся собратьев, ждала лишь смерть. И он послушался. Он скрылся в тени леса, спрятал свои следы в воде, избегал света луны, ведь теперь в этом новом мире ему до конца дней придется скрываться и прятаться. До того самого дня, пока мир не будет готов принять Свет, пока она сама не пронзит недры, не вырвется в наружу и не покарает их общих врагов. Не он – Она. Он – всего-навсего Тень Прошлого, та малая часть, оставшаяся от Тьмы. То единственное, что осталось от прошлого его лишь для того, чтобы проложить путь мщения для Света Будущего.
