Ноа был очень удивлен поведением Махаона – парень с самого начала все знал, но даже виду не подал. Видимо, он был очень хорошим актером. Ноа на секунду даже зауважал его, но потом осознал, что после всего, через что они с Осо прошли ночью, она пошла к Махаону и поделилась с ним своими чувствами. Парень почувствовал укол ревности – такой, которая бывает между друзьями. И, как бы Ноа не старался это отрицать, чувствовать себя третьим лишним было не круто.
Он не стал спрашивать по какой именно причине Осо нужно молчать. Не хотел знать мнение выскочки Махаона. Да и ему еще нужно было поговорить с Эли. И хоть Рикки посоветовал пригрозить эльфийке, но Ноа почему-то был убежден в том, что просьба сработает лучше. Точнее он просто надеялся на это, ведь ему не хотелось настраивать Эли против себя, или обижать ее.
Потому что Эли ему кажется самым добрым существом здесь.
Как оказалось, у прислуги в Хэксенштадте тоже бывают выходные, и работать здесь совсем не означало рабский труд. Невероятно высокая эльфийка с раскосыми зелеными глазами и длинными светлыми волосами очень грубо сообщила Ноа, что у Эли сегодня выходной и она, скорее всего, в жилом крыле Лазарета. И хотя все эльфийки предпочитают проводить свое свободное время где угодно, но не в здании Хэксенштадта, Эли, кажется, это было не в тягость. И, конечно же, эта эльфийка сообщила ему и то, что студентам – а уж тем более мальчикам – туда нельзя. Но Ноа, решив, что этот запрет станет самым малым, что он нарушил, наплевал на это правило и решил пробраться туда.
В жилое крыло вели огромные кованые двери – словно когда-то это были какие-то ворота – с забавной ручкой в виде головы. Стоило Ноа приблизиться к ней, как ему послышался металлический высокий голосок:
– …Стой! Кто идет?
– Эм… Мне нужно к моей подруге… – промямлил Ноа и подумал, что он, кажется, разговаривает с дверной ручкой.
– … Ааааа, амурные дела… Любовь витает в воздухе… – нараспев произнесла ручка. – Но тебе никак туда нельзя. Нет-нет, никак нельзя. Мальчикам нельзя в комнаты девочек.
Затем добавила :
– …Но это же любовь… Я так давно не видела влюбленных парочек, гуляющих по Хэксенштадту. Мое сердце – ха-ха, если бы у меня было сердце! – тоскует по нежным взглядам влюбленных!
Надо сказать, что, если бы у нее был еще и мозг, Ноа подумал бы, что она тронулась умом. Но это он здесь стоял и слушал разговоры дверной ручки, так что, кто еще из этих двоих спятил, находится под большим вопросом.
– Прошу Вас, это очень срочно, – все же взмолился парень.
– …Вопрос жизни и смерти?! – металлические глаза-бусинки прищурились, а затем в испуге расширились. – …Неужели, если ты с ней не поговоришь, то она выберет другого?! Нет-нет-нет, этому никак нельзя позволить случиться! Ведь ты такой лапочка! Как можно променять тебя на кого-то другого?! – Послышался щелчок и дверь отворилась перед Ноа. – …Беги, беги, прекрасный принц к своей принцессе!
На секунду Ноа осталбенел, не поверив, что у него все так легко получилось.
– …Чего же ты медлишь, милый друг? – спросила ручка.
Ноа не знал, что ответить, чтобы она не передумала и не закрыла дверь прямо перед лицом парня.
– Я… эм… хотел спросить, а есть ли в Хэксенштадте ручки такие же, как вы? – выпалил он первое, что пришло в голову.
– …Ох, что ты, – игриво ответила она, – я здесь такая одна! А теперь беги навстречу своим чувствам!
Ноа протиснулся в дверной проем и бросился по коридору. За спиной он все еще слышал мечтательный голосок ручки: «Ах эта прекрасная запретная любовь!», тихо вздыхал и горел со стыда. Ну, главное ведь, что его пропустили, ведь так?
Это крыло очень походило на общежитие, в котором жили сами студенты, но более темное и более длинное. У каждой из эльфиек была своя собственная комната, и Ноа даже позавидовал, потому что он жил с Кайлом. В конце темного коридора было всего одно небольшое окно, которое слабо освещало пространство, ведь огромные тени создавали странные растения в больших горшках, которые вились почти до потолка.
На каждой из дверей парень заметил небольшие таблички, где эльфийки указывали свое имя. Девушки постарались украсить этот кусок бумаги и сделать его непохожим на другие. Кто-то написал свое имя нарочито корявыми, печатными буквами, кто-то разрисовал табличку всеми цветами радуги. Также парень заметил, что некоторые имена девушек слишком длинные и вряд ли они здесь в ходу, скорее всего они используют для работы в лазарете свои сокращенные имена. Парень все шел по длинному коридору, внимательно рассматривая таблички, которые уже рябили в глазах. Ноа уже почти отчаялся, подумав, что, скорее всего, на двери написано полное имя Эли, которое он не знает, но в конце коридора он наконец-то отыскал дверь с витиеватым выведенным «Эли». Написанные с легким нажимом буквы будто вели свой танец на бумаге, сплетаясь плавными линиями в единое слово. Хвостик последней буквы Эли немного удлинила и украсила сердечком – Ноа еще на земле видел, как девчонки добавляли рисунки к буквам, но парень очень удивился, поймав за этим и эльфийку.
Он застыл, не решаясь постучать, и понял, хотел сглотнуть, но у него пересохло в горле. Серьезно, там могли уже путешествовать караваны кочевников. Ноа неловко топтался на месте, пытался заставить дрожащие руки – делов-то, это же просто, – но сердце его так бешено стучало, что казалось, будто этот стук отдается даже в висках. И когда он наконец-то собрался с мыслями – «Привет. Я Ноа, помнишь? Ты видела вчера меня и моих друзей ночью, не могла бы ты об этом никому не говорить?» – и был готов постучать, как дверь резко распахнулась и перед Ноа предстала Эли, одежда которой была вся в крови. Ее рыжие волосы спутались, некоторые пряди прилипли ко взмокшему лбу, а на щеке виднелись несколько запекшихся красных пятнышек.
Эльфийка испугано и удивленно раскрыла рот – она наверняка куда-то собиралась, и встретить на своем пороге Ноа никак не входило в ее планы, – а затем попыталась с наигранной веселостью спросить: «Что тебя привело сюда, Ноа?». И в тот самый момент, когда парень хотел ответить ей, чья-то сильная – серая с голубоватым оттенком – рука схватила Ноа за рукав и втащила в комнату, закрыв дверь на замок.
Ноа не понять, что произошло и достать Артефакт. Все случилось слишком быстро. Он чувствовал спиной чью-то сильную и крепкую грудь, пока его за горло держали в захвате, и понимал, что против такой махины ему – зеленому юнцу, еще толком не овладевшим собственной магией – не выстоять в любом случае.
– Прошу, Персиваль, не нужно! – взмолилась Эли, бросаясь к Ноа.
– Он видел нас, – проскрипел чей-то могучий и ледяной, но молодой голос.
– Он никому не скажет! – вскрикнула снова Эли и посмотрела на Ноа испуганным взглядом. – Я знаю. Я уверена в нем.
Ноа чувствовал тяжелое дыхание у себя за спиной, будто бы его мучитель метался и не знал, что делать. Парень ощутил прилив стыда и гнева – дикая смесь, какая бывает, когда чувствуешь себя беспомощным. Ноа хотел быть сильным, или хотя бы выглядеть сильным в глазах эльфийки. Парня даже не волновало, что в этот самый момент его могут убить. Точнее, он все еще не верил, что с ним могут обойтись так жестоко, ведь в нормальном мире людей не убивают направо и налево.
Мысли в голове парня «Она подумает, что я слабак», мольбы эльфийки «Персиваль, прошу, не надо», тяжелое дыхание его мучителя – все смешалось в один гул. И вскоре чужие руки разжались, и Ноа, оказавшись на свободе, отшатнулся в сторону Эли, чтобы не испытывать судьбу и вновь не оказаться плененным. Но эльфийка почти сразу же бросилась к его мучителю, чтобы поддержать молодого человека за плечи и усадить обратно на постель. Ноа взглянул на того, кто его удерживал, и едва не открыл рот.
Это был эльф, но совсем не такой, какими были эльфы Хэксенштадта. Он был невероятно высокий – метра два ростом – и широкоплеч. Ноа все-таки не показалось, и кожа у этого Персиваля была светло-серой со странным синеватым оттенком. Его длинные черные волосы, заплетенные в высокий хвост, едва ли не доставали до поясницы. А в светло-серых глазах Ноа заметил настороженность и недоверие. От носогубных складок, постепенно сужаясь к уголкам глаз, шли черные полосы, похожие на те, что есть у гепардов. У этого эльфа был длинный нос с небольшой горбинкой и толстый шрам на переносице, а плотно-сжатые тонкие губы искривлялись в гримасе – как понял Ноа позже – боли. В его ушах висело по меньшей мере по пять забавных и странных сережек, а на шее – три или четыре кулона, словно Персиваль был падок на все блестящее и старался увешать себя этим.
Вот только не необычная внешность привлекла внимание Ноа. Персиваль был одет в просторные черные шаровары и высокие сапоги из кожи, но по пояс он был обнажен, а его бок – перевязан обычной тканью. На повязке проступали следы свежей крови – скорее всего, до этого он лежал на постели, а появление Ноа заставило его подняться, и рана открылась вновь, – и Эли сердито отчитывала его за своеволие и за то, что снова напрягался.
Все это время, что Эли читала нравоучения Персивалю, укладывала его обратно в постель и совала ему в руки травяной чай, эльф неотрывно следил за топчущимся на месте Ноа. И от этого пронзительного взгляда у парня по коже бежали мурашки. Он вдруг почувствовал острую необходимость что-то сказать в свою защиту, как-то подтвердить то, что он не собирается бежать и рассказывать по пути всему Хэксенштадту о странном эльфе.
– Я никому не скажу об этом, – сказал Ноа.
Услышав его слова, Эли обернулась и с благодарностью посмотрела на парня.
Вновь взглянула на Персиваля, велела тому не двигаться, чтобы не беспокоить рану, и, поднявшись, подошла к Ноа. Она кусала губы, переминалась с ноги на ногу и выглядела совершенно растерянной. Так что Ноа было не трудно догадаться, как ей сейчас тяжело подобрать правильные слова. Когда тишина в комнате стала слишком ощутимой, слишком тяжёлой, слишком неловкой, эльфийка предложила парню сесть. И только тогда тот обратил внимание на интерьер.
В самом углу у крохотного помещения стояла небольшая односпальная кровать, над которой висела карта Виридитерры и полка с какими-то немногочисленными книгами. Сбоку от кровати стоял большой стол, заваленный всякими травами, мазями и прочим, с двумя стульями. Содержимое двух платяных шкафов оставалось для Ноа загадкой. Под потолком, полностью обрамляя периметр помещения, висела гирлянда из светящихся шариков. Ноа так до конца и не смог понять, как они работают, ведь электричества на Виридитерре не было. В целом, комната была светлой и уютной, именно такой, какая подходит веселой и улыбающейся Эли, которая сейчас была мрачнее любой тучи.
– Никто, кроме тебя, не знает, что Персиваль здесь, – заговорила тихо Эли, когда Ноа присел на один из предложенных ею стульев. – Прошу, оставь этот секрет между нами тремя. Я никому не скажу, что ты знаешь. А через несколько дней, как только Персиваль поправится, он уйдет из Хэксенштадта, я тебя уверяю.
– Но почему ты не можешь вылечить его рану своей магией? – удивленно спросил Ноа. – Вы ведь в Лазарете просто чудеса творите.
Эли сдержанно улыбнулась похвале.
– Не каждую рану можно вылечить таким образом, – произнесла она с грустью. – Увечья, нанесенные зачарованным оружием и пропитанные ядом пыльнорога, вылечить не так уж и просто. Чтобы вывести яд из организма нужно много времени и кропотливых усилий. А Персиваль… – она на секунду умолка и украдкой глянула на раненого эльфа, – Персиваль получил очень глубокую рану.
Эльф, который все еще внимательно глядел на Ноа, громко фыркнул и сказал:
– Даже этого мало, чтобы убить меня. Меня поцеловала Горная Матерь, я неукротим и мой путь продолжится.
– Так почему тебя спасают не твои боги, а я? – возмущенно бросила Эли.
– Потому что они только направляют, а не вмешиваются. Они дают шанс и только тебе решать, использовать его или нет, – произнес Персиваль, а Эли закатила глаза.
Когда в комнате повисло напряженное молчание, Ноа все же решил сказать несколько слов, чтобы здесь было не так пугающе тихо:
– Но что он тут делает? И кто он такой? – спросил парень.
– Поверь, чем меньше ты знаешь, – пробормотала Эли и взяла Ноа за руки, – тем лучше для тебя. Так будет безопаснее.
От ее мягкого прикосновения по телу парня пробежали мурашки. Ему обычно не нравилось, когда его касались. Даже сегодня, успокаивая бедную Осо, парень приложил большие усилия, чтобы дотронуться ее руки.
Прикосновение Эли было легким, естественным и совсем не вызывало отвращения или неловкости. Тепло ее ладоней перетекало в тело Ноа, где взрывалось тысячами фейерверков. Парень смотрел в большие глаза эльфийки и не мог отвести взгляда от них. Разум его затуманился, и Ноа только с помощью неимоверного усилия воли, все же смог собрать мысли в кучу и проговорить:
– Он… Ты поэтому была вчера ночью на улице? Не потому, что увидела нас и хотела пошутить?
– Нет, – сказала Эли с грустной улыбкой. – Я ждала Персиваля. Мне нужно было помочь ему. А зачем ты меня искал?
– Я? – Ноа уже и забыл, зачем вообще пришел. – Вчера ночью кое-что случилось. В библиотеке. И я хотел, чтобы ты никому не говорила, что ты видела нас этой ночью.
– Мы не видели друг друга, – согласилась Эли и, улыбнувшись, встала.
Ноа понял, что это конец разговора, но ему совсем не хотелось оставлять Эли наедине с этим Персивалем, потому что он казался ему опасным.
– Я… Эли, – тихо позвал Ноа ее, стоя уже у самых дверей. – Я могу тебе хоть чем-нибудь помочь?
Она удивилась, словно ей впервые кто-то что-то предложил, а не приказал, а затем улыбнулась своей губительно-очаровательной улыбкой, от которой у Ноа сердце пропустило удар. Сейчас он надеялся на ее согласие. Хотел быть рядом и знать, что он нужен.
– Береги себя и не влезай в переделки. И пообещай, что никому не скажешь, – просто сказала она мягко.
– Я обещаю, Эли, я никому не скажу, – твердо произнес Ноа.
– Спасибо, Ноа, – прошептала Эли и крепко обняла его.
Ноа стоял как истукан. Такое простое выражение благодарности напрочь парализовало его, и он даже не обнял Эли в ответ. Когда эльфийка все же выпустила его из своих объятий, Ноа смущенно залепетал что-то вроде «м-м-мне п-п-пора н-н-на з-з-зан-нятия» и поспешил скрыться. Персиваль, наблюдавший за этой сценой, только усмехнулся и закатил глаза.
Отец Кристиана так смешно хмурил кустистые седые брови, что тот не смог не рассмеяться. Возможно, дело было совсем не в бровях – ведь что-что, а с сыном Алма Нова старался видеться часто и отнюдь не из отеческой любви, – а в выпитом бочонке хорошего блазонского вина. Но, так или иначе, Кристиан Нова – сын лорда-протектора Мепаиса, его наследник и единственный сын – хохотал как ни в себе на Совете четырех.
В Совет четырех входил сам Кристиан – как наследник лорда-протектора, – командующий армией Викториан Морти – как правая рука Алмы Нова и его самый верный соратник, – Радко Данков – как представитель со стороны религиозных общин, – Николина Лея – как наместник города. Совет четырех обсуждал важные вопросы геополитического характера, только здесь они могли позволить себе говорить о своих страхах по поводу притязаний Црейфлодера и то, что Вильгельм II Сторк наконец перешел к действию.
Он не стал спрашивать по какой именно причине Осо нужно молчать. Не хотел знать мнение выскочки Махаона. Да и ему еще нужно было поговорить с Эли. И хоть Рикки посоветовал пригрозить эльфийке, но Ноа почему-то был убежден в том, что просьба сработает лучше. Точнее он просто надеялся на это, ведь ему не хотелось настраивать Эли против себя, или обижать ее.
Потому что Эли ему кажется самым добрым существом здесь.
***
Как оказалось, у прислуги в Хэксенштадте тоже бывают выходные, и работать здесь совсем не означало рабский труд. Невероятно высокая эльфийка с раскосыми зелеными глазами и длинными светлыми волосами очень грубо сообщила Ноа, что у Эли сегодня выходной и она, скорее всего, в жилом крыле Лазарета. И хотя все эльфийки предпочитают проводить свое свободное время где угодно, но не в здании Хэксенштадта, Эли, кажется, это было не в тягость. И, конечно же, эта эльфийка сообщила ему и то, что студентам – а уж тем более мальчикам – туда нельзя. Но Ноа, решив, что этот запрет станет самым малым, что он нарушил, наплевал на это правило и решил пробраться туда.
В жилое крыло вели огромные кованые двери – словно когда-то это были какие-то ворота – с забавной ручкой в виде головы. Стоило Ноа приблизиться к ней, как ему послышался металлический высокий голосок:
– …Стой! Кто идет?
– Эм… Мне нужно к моей подруге… – промямлил Ноа и подумал, что он, кажется, разговаривает с дверной ручкой.
– … Ааааа, амурные дела… Любовь витает в воздухе… – нараспев произнесла ручка. – Но тебе никак туда нельзя. Нет-нет, никак нельзя. Мальчикам нельзя в комнаты девочек.
Затем добавила :
– …Но это же любовь… Я так давно не видела влюбленных парочек, гуляющих по Хэксенштадту. Мое сердце – ха-ха, если бы у меня было сердце! – тоскует по нежным взглядам влюбленных!
Надо сказать, что, если бы у нее был еще и мозг, Ноа подумал бы, что она тронулась умом. Но это он здесь стоял и слушал разговоры дверной ручки, так что, кто еще из этих двоих спятил, находится под большим вопросом.
– Прошу Вас, это очень срочно, – все же взмолился парень.
– …Вопрос жизни и смерти?! – металлические глаза-бусинки прищурились, а затем в испуге расширились. – …Неужели, если ты с ней не поговоришь, то она выберет другого?! Нет-нет-нет, этому никак нельзя позволить случиться! Ведь ты такой лапочка! Как можно променять тебя на кого-то другого?! – Послышался щелчок и дверь отворилась перед Ноа. – …Беги, беги, прекрасный принц к своей принцессе!
На секунду Ноа осталбенел, не поверив, что у него все так легко получилось.
– …Чего же ты медлишь, милый друг? – спросила ручка.
Ноа не знал, что ответить, чтобы она не передумала и не закрыла дверь прямо перед лицом парня.
– Я… эм… хотел спросить, а есть ли в Хэксенштадте ручки такие же, как вы? – выпалил он первое, что пришло в голову.
– …Ох, что ты, – игриво ответила она, – я здесь такая одна! А теперь беги навстречу своим чувствам!
Ноа протиснулся в дверной проем и бросился по коридору. За спиной он все еще слышал мечтательный голосок ручки: «Ах эта прекрасная запретная любовь!», тихо вздыхал и горел со стыда. Ну, главное ведь, что его пропустили, ведь так?
Это крыло очень походило на общежитие, в котором жили сами студенты, но более темное и более длинное. У каждой из эльфиек была своя собственная комната, и Ноа даже позавидовал, потому что он жил с Кайлом. В конце темного коридора было всего одно небольшое окно, которое слабо освещало пространство, ведь огромные тени создавали странные растения в больших горшках, которые вились почти до потолка.
На каждой из дверей парень заметил небольшие таблички, где эльфийки указывали свое имя. Девушки постарались украсить этот кусок бумаги и сделать его непохожим на другие. Кто-то написал свое имя нарочито корявыми, печатными буквами, кто-то разрисовал табличку всеми цветами радуги. Также парень заметил, что некоторые имена девушек слишком длинные и вряд ли они здесь в ходу, скорее всего они используют для работы в лазарете свои сокращенные имена. Парень все шел по длинному коридору, внимательно рассматривая таблички, которые уже рябили в глазах. Ноа уже почти отчаялся, подумав, что, скорее всего, на двери написано полное имя Эли, которое он не знает, но в конце коридора он наконец-то отыскал дверь с витиеватым выведенным «Эли». Написанные с легким нажимом буквы будто вели свой танец на бумаге, сплетаясь плавными линиями в единое слово. Хвостик последней буквы Эли немного удлинила и украсила сердечком – Ноа еще на земле видел, как девчонки добавляли рисунки к буквам, но парень очень удивился, поймав за этим и эльфийку.
Он застыл, не решаясь постучать, и понял, хотел сглотнуть, но у него пересохло в горле. Серьезно, там могли уже путешествовать караваны кочевников. Ноа неловко топтался на месте, пытался заставить дрожащие руки – делов-то, это же просто, – но сердце его так бешено стучало, что казалось, будто этот стук отдается даже в висках. И когда он наконец-то собрался с мыслями – «Привет. Я Ноа, помнишь? Ты видела вчера меня и моих друзей ночью, не могла бы ты об этом никому не говорить?» – и был готов постучать, как дверь резко распахнулась и перед Ноа предстала Эли, одежда которой была вся в крови. Ее рыжие волосы спутались, некоторые пряди прилипли ко взмокшему лбу, а на щеке виднелись несколько запекшихся красных пятнышек.
Эльфийка испугано и удивленно раскрыла рот – она наверняка куда-то собиралась, и встретить на своем пороге Ноа никак не входило в ее планы, – а затем попыталась с наигранной веселостью спросить: «Что тебя привело сюда, Ноа?». И в тот самый момент, когда парень хотел ответить ей, чья-то сильная – серая с голубоватым оттенком – рука схватила Ноа за рукав и втащила в комнату, закрыв дверь на замок.
***
Ноа не понять, что произошло и достать Артефакт. Все случилось слишком быстро. Он чувствовал спиной чью-то сильную и крепкую грудь, пока его за горло держали в захвате, и понимал, что против такой махины ему – зеленому юнцу, еще толком не овладевшим собственной магией – не выстоять в любом случае.
– Прошу, Персиваль, не нужно! – взмолилась Эли, бросаясь к Ноа.
– Он видел нас, – проскрипел чей-то могучий и ледяной, но молодой голос.
– Он никому не скажет! – вскрикнула снова Эли и посмотрела на Ноа испуганным взглядом. – Я знаю. Я уверена в нем.
Ноа чувствовал тяжелое дыхание у себя за спиной, будто бы его мучитель метался и не знал, что делать. Парень ощутил прилив стыда и гнева – дикая смесь, какая бывает, когда чувствуешь себя беспомощным. Ноа хотел быть сильным, или хотя бы выглядеть сильным в глазах эльфийки. Парня даже не волновало, что в этот самый момент его могут убить. Точнее, он все еще не верил, что с ним могут обойтись так жестоко, ведь в нормальном мире людей не убивают направо и налево.
Мысли в голове парня «Она подумает, что я слабак», мольбы эльфийки «Персиваль, прошу, не надо», тяжелое дыхание его мучителя – все смешалось в один гул. И вскоре чужие руки разжались, и Ноа, оказавшись на свободе, отшатнулся в сторону Эли, чтобы не испытывать судьбу и вновь не оказаться плененным. Но эльфийка почти сразу же бросилась к его мучителю, чтобы поддержать молодого человека за плечи и усадить обратно на постель. Ноа взглянул на того, кто его удерживал, и едва не открыл рот.
Это был эльф, но совсем не такой, какими были эльфы Хэксенштадта. Он был невероятно высокий – метра два ростом – и широкоплеч. Ноа все-таки не показалось, и кожа у этого Персиваля была светло-серой со странным синеватым оттенком. Его длинные черные волосы, заплетенные в высокий хвост, едва ли не доставали до поясницы. А в светло-серых глазах Ноа заметил настороженность и недоверие. От носогубных складок, постепенно сужаясь к уголкам глаз, шли черные полосы, похожие на те, что есть у гепардов. У этого эльфа был длинный нос с небольшой горбинкой и толстый шрам на переносице, а плотно-сжатые тонкие губы искривлялись в гримасе – как понял Ноа позже – боли. В его ушах висело по меньшей мере по пять забавных и странных сережек, а на шее – три или четыре кулона, словно Персиваль был падок на все блестящее и старался увешать себя этим.
Вот только не необычная внешность привлекла внимание Ноа. Персиваль был одет в просторные черные шаровары и высокие сапоги из кожи, но по пояс он был обнажен, а его бок – перевязан обычной тканью. На повязке проступали следы свежей крови – скорее всего, до этого он лежал на постели, а появление Ноа заставило его подняться, и рана открылась вновь, – и Эли сердито отчитывала его за своеволие и за то, что снова напрягался.
Все это время, что Эли читала нравоучения Персивалю, укладывала его обратно в постель и совала ему в руки травяной чай, эльф неотрывно следил за топчущимся на месте Ноа. И от этого пронзительного взгляда у парня по коже бежали мурашки. Он вдруг почувствовал острую необходимость что-то сказать в свою защиту, как-то подтвердить то, что он не собирается бежать и рассказывать по пути всему Хэксенштадту о странном эльфе.
– Я никому не скажу об этом, – сказал Ноа.
Услышав его слова, Эли обернулась и с благодарностью посмотрела на парня.
Вновь взглянула на Персиваля, велела тому не двигаться, чтобы не беспокоить рану, и, поднявшись, подошла к Ноа. Она кусала губы, переминалась с ноги на ногу и выглядела совершенно растерянной. Так что Ноа было не трудно догадаться, как ей сейчас тяжело подобрать правильные слова. Когда тишина в комнате стала слишком ощутимой, слишком тяжёлой, слишком неловкой, эльфийка предложила парню сесть. И только тогда тот обратил внимание на интерьер.
В самом углу у крохотного помещения стояла небольшая односпальная кровать, над которой висела карта Виридитерры и полка с какими-то немногочисленными книгами. Сбоку от кровати стоял большой стол, заваленный всякими травами, мазями и прочим, с двумя стульями. Содержимое двух платяных шкафов оставалось для Ноа загадкой. Под потолком, полностью обрамляя периметр помещения, висела гирлянда из светящихся шариков. Ноа так до конца и не смог понять, как они работают, ведь электричества на Виридитерре не было. В целом, комната была светлой и уютной, именно такой, какая подходит веселой и улыбающейся Эли, которая сейчас была мрачнее любой тучи.
– Никто, кроме тебя, не знает, что Персиваль здесь, – заговорила тихо Эли, когда Ноа присел на один из предложенных ею стульев. – Прошу, оставь этот секрет между нами тремя. Я никому не скажу, что ты знаешь. А через несколько дней, как только Персиваль поправится, он уйдет из Хэксенштадта, я тебя уверяю.
– Но почему ты не можешь вылечить его рану своей магией? – удивленно спросил Ноа. – Вы ведь в Лазарете просто чудеса творите.
Эли сдержанно улыбнулась похвале.
– Не каждую рану можно вылечить таким образом, – произнесла она с грустью. – Увечья, нанесенные зачарованным оружием и пропитанные ядом пыльнорога, вылечить не так уж и просто. Чтобы вывести яд из организма нужно много времени и кропотливых усилий. А Персиваль… – она на секунду умолка и украдкой глянула на раненого эльфа, – Персиваль получил очень глубокую рану.
Эльф, который все еще внимательно глядел на Ноа, громко фыркнул и сказал:
– Даже этого мало, чтобы убить меня. Меня поцеловала Горная Матерь, я неукротим и мой путь продолжится.
– Так почему тебя спасают не твои боги, а я? – возмущенно бросила Эли.
– Потому что они только направляют, а не вмешиваются. Они дают шанс и только тебе решать, использовать его или нет, – произнес Персиваль, а Эли закатила глаза.
Когда в комнате повисло напряженное молчание, Ноа все же решил сказать несколько слов, чтобы здесь было не так пугающе тихо:
– Но что он тут делает? И кто он такой? – спросил парень.
– Поверь, чем меньше ты знаешь, – пробормотала Эли и взяла Ноа за руки, – тем лучше для тебя. Так будет безопаснее.
От ее мягкого прикосновения по телу парня пробежали мурашки. Ему обычно не нравилось, когда его касались. Даже сегодня, успокаивая бедную Осо, парень приложил большие усилия, чтобы дотронуться ее руки.
Прикосновение Эли было легким, естественным и совсем не вызывало отвращения или неловкости. Тепло ее ладоней перетекало в тело Ноа, где взрывалось тысячами фейерверков. Парень смотрел в большие глаза эльфийки и не мог отвести взгляда от них. Разум его затуманился, и Ноа только с помощью неимоверного усилия воли, все же смог собрать мысли в кучу и проговорить:
– Он… Ты поэтому была вчера ночью на улице? Не потому, что увидела нас и хотела пошутить?
– Нет, – сказала Эли с грустной улыбкой. – Я ждала Персиваля. Мне нужно было помочь ему. А зачем ты меня искал?
– Я? – Ноа уже и забыл, зачем вообще пришел. – Вчера ночью кое-что случилось. В библиотеке. И я хотел, чтобы ты никому не говорила, что ты видела нас этой ночью.
– Мы не видели друг друга, – согласилась Эли и, улыбнувшись, встала.
Ноа понял, что это конец разговора, но ему совсем не хотелось оставлять Эли наедине с этим Персивалем, потому что он казался ему опасным.
– Я… Эли, – тихо позвал Ноа ее, стоя уже у самых дверей. – Я могу тебе хоть чем-нибудь помочь?
Она удивилась, словно ей впервые кто-то что-то предложил, а не приказал, а затем улыбнулась своей губительно-очаровательной улыбкой, от которой у Ноа сердце пропустило удар. Сейчас он надеялся на ее согласие. Хотел быть рядом и знать, что он нужен.
– Береги себя и не влезай в переделки. И пообещай, что никому не скажешь, – просто сказала она мягко.
– Я обещаю, Эли, я никому не скажу, – твердо произнес Ноа.
– Спасибо, Ноа, – прошептала Эли и крепко обняла его.
Ноа стоял как истукан. Такое простое выражение благодарности напрочь парализовало его, и он даже не обнял Эли в ответ. Когда эльфийка все же выпустила его из своих объятий, Ноа смущенно залепетал что-то вроде «м-м-мне п-п-пора н-н-на з-з-зан-нятия» и поспешил скрыться. Персиваль, наблюдавший за этой сценой, только усмехнулся и закатил глаза.
ГЛАВА ПОВСТАНЦЫ II
Отец Кристиана так смешно хмурил кустистые седые брови, что тот не смог не рассмеяться. Возможно, дело было совсем не в бровях – ведь что-что, а с сыном Алма Нова старался видеться часто и отнюдь не из отеческой любви, – а в выпитом бочонке хорошего блазонского вина. Но, так или иначе, Кристиан Нова – сын лорда-протектора Мепаиса, его наследник и единственный сын – хохотал как ни в себе на Совете четырех.
В Совет четырех входил сам Кристиан – как наследник лорда-протектора, – командующий армией Викториан Морти – как правая рука Алмы Нова и его самый верный соратник, – Радко Данков – как представитель со стороны религиозных общин, – Николина Лея – как наместник города. Совет четырех обсуждал важные вопросы геополитического характера, только здесь они могли позволить себе говорить о своих страхах по поводу притязаний Црейфлодера и то, что Вильгельм II Сторк наконец перешел к действию.
