Сир Роджерс удивленно поднял брови. Ноа ждал, что директор начнет кричать, но тот спокойно ответил:
– Эх, Ноа, Ноа, – он вздохнул, – можно поинтересоваться, зачем ты это сделал?
Парень знал, что врет он плохо и понимал, что сир Роджерс за секунду его раскусит, потому что именно такое впечатление создавал этот человек. Так что, если Ноа хочет его обмануть, парню придется выдать частичку правды. Ему не хотелось раскрывать свои тайны, не хотелось спекулировать на смерти матери, но ситуация требовала от него именно такого решения:
– Понимаете, моя мама… она… в общем вы, наверное, знаете от фрау Энгстелиг, что с ней произошло, – даже спустя время Ноа не мог вспоминать о нее без боли. – И я оказался здесь, где узнал, что я единственный живой представитель рода Вайскопф. А еще, еще я знаю, что у моей семьи много тайн, которые, кажется, знают почти все, кроме меня. И я пытался отыскать хоть что-то стоящее, но так ничего и не нашел. Я был просто в бешенстве и разгромил библиотеку.
Когда Ноа закончил свой рассказ, директор выглядел немного озадаченным.
– О, Ноа. У каждой тайны есть цена и, как правило, это душевное равновесие. Ты еще совсем молод и поэтому совершенно не подумал о том, что люди могут скрывать от тебя что-то не со зла, а чтобы защитить. И хоть я искренне сочувствую по поводу всей твоей семьи, я не могу оставить тебя без наказания. То, что ты сделал, конечно же, недопустимо в стенах Хэксенштадта, – он выдержал паузу, – поэтому я исключаю тебя из соревнований. А также назначаю тебя помощником в лазарет, где ты вместе с эльфийками будешь ухаживать за пострадавшими студентами. Все понятно?
– Д-да, сир Роджерс, – Ноа слегка запнулся от неожиданности.
– Теперь можешь идти, – разрешил парню директор и бросил ему вслед: –Только больше ничего не громи!
У дверей кабинета его подкарауливал взбудораженный Франциск, который бросился к Ноа сразу же, как только тот закрыл дверь в кабинет сира Роджерса.
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил Ноа.
– А, что? Нет, конечно, – как можно беззаботнее произнес Франциск, разминая шею, хотя Ноа видел, что ему почему-то неловко. – Я бы хотел поговорить с тобой. Но не сейчас, чуть позже. Сейчас же тебе нужно на занятия, так?
Ноа слабо кивнул, немного настораживаясь нервностью Франциска.
– Я зайду после занятий, – пообещал Ноа.
– Отлично, – бросил Франциск. – Отлично!
Ноа в замешательстве провожал взглядом быстро удаляющегося Франциска. Но решил не забивать этим голову, потому что у него сейчас и так хватает проблем выше крыши.
В лагере стоял туман, когда Анна вместе с несколькими магами из отряда вернулась с охоты. За этим занятием они проводили много времени, потому что чем дольше лагерь находился в Мепаисе, тем больше людей о них слышало и пребывало. Людей, которых нужно кормить. Анну не устраивало это положение дел. Она подозревала, что многие не маги, присоединившиеся к отряду, на самом деле были просто нищими, которые не хотели умирать от голода. Но приказы высшего командования не обсуждались, и Анна исправно охотилась для каждого иждивенца и повстанца.
В лагере ее встретили триумфально – так, как встречают с войны великих полководцев, – и Анна, чувствовавшая благодарность каждого из этих людей, не могла злиться на них за то, что они хотят есть. Она улыбалась каждому, с гордостью демонстрировала свои трофеи из кроликов у себя на поясе и – главный гвоздь программы – огромного вепря за спиной, на которого они набрели в лесу.
Этот лагерь – и те, кто остались в Доме Скуггена, их замке в Черном лесу – единственная семья, которая была у Анны и которой она дорожила. Сердце ее звало назад, на просторы опасного Черного леса, но другого такого родного места, где она могла бы найти приют, она не знала. Черный лес был запретной и ничейной территорией, и неудивительно, что все повстанцы нашли себе там новый дом.
И все это ей подарил Безликий.
Безликий, Белоглавый маг, Огненное возмездие. Ралинаэль – как звали его эльфы, совмещая в одном слове и смелость, и веру, и большое доброе сердце, и беспощадность к своим врагам. На родине Анны – Стражцтате – его звали Татой, потому что каждого, кому была необходима помощь, он брал под свое крыло и заботился. Сколько имен было у него – не перечесть, и каждый народ звал его по-разному, но каждый признавал его авторитет. А для Анны этот человек был отцом – названным, конечно, но отцом, человеком, который спас ей жизнь и принял под свое крыло. Он не был стар, но был беловолосым и с такой необъяснимой мудростью в глазах, что Анне казалось, будто он прожил на этом свете не одну жизнь.
А потому он и был Безликим: став столь многоликим, он слился с волей простого народа и растворился в нем. Потерял свое лицо и стал всеми.
И вопреки самому знаменитому своему прозвищу лицо у Безликого было. Да, оно было исполосовано тонкими шрамами, его дар – как подозревала Анна, потому что никто не знал, откуда они у Безликого – оставил на нем сильный ожог, но лицо было, и Анне – как и всем остальным, знающим его лично – казалось, что когда-то это мог быть очень приятный и красивый мужчина.
Ей довелось встретить его, когда у этого мужчины шрамов и увечий на теле было больше, чем ему лет. В ту пору, когда Анне было пять лет, а жила она в маленькой южной деревушке Стражцата, название которой давно уже стерлось из ее памяти, Стражцтат развязал войну с Вельтерном, которую был не в состоянии выиграть. Стражцтат был объят огнем, и Анна помнила этот незатухающий костер – он все еще приходит к ней во снах вместе с запахом горящей плоти, – этот смог, этот страх и то, как она сидела в небольшом погребке под половицами в их с родителями доме, когда их забрали. И каково же было ей, зажимающей себе нос и рот, чтобы не всхлипнуть, никак не выдать себя перед этим вельетрновскими безжалостными псами?
Анна тряхнула головой, отгоняя мучительные воспоминания. Эта жизнь – жизнь бездомной, жизнь голодающей бродяжки – закончилась, а с появлением отца в ее жизни. Его страшная внешность не отталкивала Анну. Безликий столько сделал для нее: он вытащил ее из-под плахи "неправильной волшебницы", дал ей причину жить и объяснил, что магия не может быть плохой или хорошей. Обо всем этом говорит только ее использование.
Когда ажиотаж от созерцания добычи спал, а все тушки перешли в заботливые руки лагерных кухарок, Анна устало привалилась к дереву и вздохнула.
С противоположной стороны Анна заметила вышедшего из палатки Маркуса, правую руку Безликого. Он завернулся в свой черный плащ с капюшоном и стал у центрального догорающего костра. Перебросившись несколькими словами со снующими около него мужчинами – наверняка, он давал поручение подбросить в костер поленьев, – Маркус прошел дальше, словно не замечая кутерьмы вокруг добычи, но с таким видом, с каким король осматривает свои владения. Словно случайно ее заметив – а Анна знала, что это хитрый трюк этого лиса, он всегда ее чует, – он коротко кивнул ей и направился в ее сторону.
Маркус был эльфом из Горного клана. По обыкновению, у эльфов, принадлежащим к этому клану, была серая кожа с голубоватым оттенком, густые черные волосы и все они отличались невероятно высоким ростом. На его лице не было меток клана, потому что еще ребенком старейшина отослал его, когда в Маркусе проснулась магия, неправильная для эльфов, забытая, способная не исцелять, а калечить. Да и если бы у него была возможность нанести их на свое лицо, он бы отказался. В отличие от его младшего брата, впитавшего в себя Горный клан крепче, чем кто-либо из их маленькой семьи.
Анна с отцом нашли Маркуса, когда огибали кряж Пяти мудрецов на подступах к Драконьим хребтам, и Анна не удивилась, когда Безликий протянул ему в трудный час руку помощи. Он помог еще одной бедной душе найти свое место в мире, осознать, что он не ошибка мироздания, а ее творение.
– Сегодня пятеро, – сказал Маркус вместо приветствия, и Анна знала, что это означало.
Пятеро человек сегодня набрело на их лагерь в недобрых целях и пятеро человек уже никогда не увидят свои семьи. Пятеро. Это намного меньше, чем смогли уничтожить имперские маги за годы чисток "неправильных". Пятеро совсем ничто по сравнению с сотнями.
– Нам пора переместить лагерь, – проговорила Анна, срывая травинку. – Мепаис становится небезопасным. Наш друг и так сдерживал правительство, сколько мог.
– Это всегда было вопросом времени, когда этот глупец Алма Нова поймет, что ни Вельтерн, ни Црейфлодер, ни Стражцтат не станут терпеть наше свободное нахождение здесь. Даже былые враги способны стать друзьями, чтобы избавиться от того, что ненавидят более яростно, – поморщился Маркус. –Но нам нужно дождаться волка. Он уже в пути. Я чувствовал Лисьи следы, которые я оставил, чтобы он нашел путь к нам. К тому же, скоро здесь будет Ярна.
Всех членов отряда, которые работали среди противников, они всегда называли кодовыми именами. Никто ни в одном государстве Виридитерры не мог знать, кто среди аристократов и богатеев поддерживает повстанческую армию.
– Ярна всегда находила нас без особых проблем. К тому же мы не знаем, на сколько затянется ее миссия, – сказала Анна, пожевывая травинку. – А волк и дальше может двигаться по Лисьим следам. Ты ведь понимаешь, что они поймут, что в том месте, где пропал патруль, стоит и искать?
Маркус улыбнулся странной улыбкой, словно сейчас он скажет самые очевидные вещи.
– Только пропал не один патруль, – проговорил он. – Как только они набрели на наш лагерь, тейты просмотрели местность и я отправил нескольких наших осмотреть убрать остальные.
– Умно, – хмыкнула Анна, но по достоинству не оценила. – Они все равно будут искать нас, а потому задерживаться не стоит. Даже ради волка. – Она сделала паузу, а потом, вскинув голову, чтобы смотреть на него, лукаво спросила: – Но ты же не о них подошел поболтать, верно?
– Мастер Ралинаэль вернулся, – сказал он мрачно, переводя тему. – Ты должна помочь ему, потому что это снова началось. На этот раз сильнее. Никогда не видел его таким, и остальным не стоит. Он наш лидер, лицо восстания, сердце Эрмандада. Он не должен позволять себе быть слабым, если хочет, чтобы мы добились успеха. Я поставил часовых недалеко от вашей палатки, они следят за тем, чтобы его не беспокоили.
– Главное, сделал ли он то, зачем покидал нас, – проговорила Анна.
Маркус сухо кивнул.
– Анна, – вновь подал голос Маркус, – я уговаривал его вернуться в Дом Скуггена, ведь у нас уже слишком много людей, чтобы продолжать оставаться незамеченными. Прошу, поддержи мое решение перед мастером Ралинаэлем.
Анна долго молчала, глядя на костер, на суетящихся вокруг людей, эльфов и даже нескольких гномов, и тянула с ответом. Если отец сделал то, что должен был, то ему нужно время, чтобы вернуть себе самообладание, а в пути это будет сделать сложно. Разве что отправить Маркуса вместе со всем лагерем в Дом Скуггена, а самим остаться в Мепаисе до тех пор, пока отцу не станет лучше. В конце концов, Маркус – сильный маг, один из Пяти генералов повстанческой армии, он сможет провести людей через Черный лес. А в Доме Скуггена остались еще три генерала, которые могли бы помочь ему чуть что.
– Я что-нибудь придумаю, – сказала девушка.
Анна тяжело вздохнула и поднялась, выплюнув травинку. Она еще раз взглянула на Маркуса, словно прощаясь, и двинулась в сторону их с Безликим палатки. У входа она оглянулась, прежде чем откинула шкуру, служившую дверью, а потом вошла. Ее отец спиной к ней лежал на шкурах в углу палатки, скрутившись и держась за голову. Его меч вместе с плащом и остальными вещами был небрежно брошен на землю. Осторожными шажками она подошла к отцу и присела рядом, мягко поглаживая его по спине и затылку.
– Папочка, ты как? – нежно спросила Анна, пытаясь повернуть его к себе.
Безликий повернул к ней свое искаженное шрамами и огромным ожогом лицо, с прилипшими от слез белыми волосами, и у Анны сжалось сердце. Она постаралась помочь ему подняться и обняла так крепко, как только могла. В такие моменты он был слаб, и Анна не могла позволить кому-то увидеть его таким. И не только потому что он был главой восстания.
– Я сделал это, Анна, – прошептал отец, поглаживая ее черные волосы. – Я решил проблему, теперь Судьба и Предназначение не властны ни над нами, ни над нашим восстанием.
– Я знаю, что тебе больно, но это было необходимо. Эта женщина не пожелала примкнуть ни к нам, ни к имперским магам, а Судьба заставила бы ее сделать выбор. И если бы это были не мы, то нас бы ждало поражение.
– Но отчего же так невыносимо, Анна? Почему этот человек сопротивляется? Он и сам давно отказался от всего, а сейчас он плачет от горя. Он не должен был ничего чувствовать, а теперь он делает меня несчастным.
– Тише, тише, – успокаивающе проговорила Анна, – он скоро снова уснет, папа, и ты станешь самим собой.
– Но, Анна, она была такой красивой, – проговорил Безликий будто бы мечтательно. – Словно для нее не было этих шестнадцати лет, словно годы не коснулись ее. И единственным доказательством того, что время разделило нас на эти долгие годы, был ее сын. Представляешь, ее сын почти не похож на него. Он истинный Вайскопф и ни разу не Никифори. – Он грустно усмехнулся. – Я надеюсь, что он взял от нее не только внешнее сходство, но и благородство с силой духа.
– Скоро мы увидим его снова, – сказала Анна тихо. – Если он не дурак, то оставит свою ненависть ради мира, который захочет построить. Ярна покажет ему, как прогнила Виридитерра, как она отвратительна и как сильно он нуждается в переменах.
Безликий коротко засмеялся.
– Мщение у Никифори в крови, а я убил и мать, и отца.
Анна еще долго гладила отца по голове, пока тот, наконец, не забылся сном. Тогда она осторожно оставила его одного, оставив свечи гореть, чтобы он не оказался в плену своих кошмаров, когда проснулся, и выскользнула из палатки в ночную прохладу. Вокруг приятно пахло жареным мясом и супом, и у Анны непроизвольно заурчал живот. Она сглотнула, почувствовав, как рот от голода наполняется слюной, и еще раз напомнила себе, что, пока она кое-что не закончит, ей есть нельзя.
Анна двинулась вдоль палаток, узко и хаотично расставленных вокруг центрального костра и палатки Безликого, в поисках Элишки – главной из кухарок, которая должна была кое-что припасти для нее.
Элишка была такой же уроженкой Стражцтата, как и Анна, но не владела магией, хотя и знала в ней толк. Эта немолодая толстая с вьющимися каштановыми волосами женщина, пришла к ним за помощью своему сыну, родившемуся с даром к магии, но с опасным даром. Сердце матери не желало видеть сына среди этих имперских убийц, а потому она избрала для него другой путь – путь свободы и вечной борьбы за нее, – хотя, наверное, молчаливо сожалела временами об этом.
Среди серых, воодушевленных, веселых и усталых лиц повстанцев, среди гула разнообразных голосов Анна смогла отыскать большую фигуру Элишкы и услышать ее глубокий грудной смех.
– Элишка! – окликнула Анна женщину.
Кухарка обернулась, сверкая кривозубой улыбкой и лукавыми глазами, но как только она увидела Анну, улыбка сползла с ее лица. Женщина, сразу посуровев и вытерев руки о свой и так видавший лучшие времена фартук, жестом попрощалась со своей компанией и двинулась к Анне, прихватив с собой небольшую котомку, которую прятала в тени около себя.
– Эх, Ноа, Ноа, – он вздохнул, – можно поинтересоваться, зачем ты это сделал?
Парень знал, что врет он плохо и понимал, что сир Роджерс за секунду его раскусит, потому что именно такое впечатление создавал этот человек. Так что, если Ноа хочет его обмануть, парню придется выдать частичку правды. Ему не хотелось раскрывать свои тайны, не хотелось спекулировать на смерти матери, но ситуация требовала от него именно такого решения:
– Понимаете, моя мама… она… в общем вы, наверное, знаете от фрау Энгстелиг, что с ней произошло, – даже спустя время Ноа не мог вспоминать о нее без боли. – И я оказался здесь, где узнал, что я единственный живой представитель рода Вайскопф. А еще, еще я знаю, что у моей семьи много тайн, которые, кажется, знают почти все, кроме меня. И я пытался отыскать хоть что-то стоящее, но так ничего и не нашел. Я был просто в бешенстве и разгромил библиотеку.
Когда Ноа закончил свой рассказ, директор выглядел немного озадаченным.
– О, Ноа. У каждой тайны есть цена и, как правило, это душевное равновесие. Ты еще совсем молод и поэтому совершенно не подумал о том, что люди могут скрывать от тебя что-то не со зла, а чтобы защитить. И хоть я искренне сочувствую по поводу всей твоей семьи, я не могу оставить тебя без наказания. То, что ты сделал, конечно же, недопустимо в стенах Хэксенштадта, – он выдержал паузу, – поэтому я исключаю тебя из соревнований. А также назначаю тебя помощником в лазарет, где ты вместе с эльфийками будешь ухаживать за пострадавшими студентами. Все понятно?
– Д-да, сир Роджерс, – Ноа слегка запнулся от неожиданности.
– Теперь можешь идти, – разрешил парню директор и бросил ему вслед: –Только больше ничего не громи!
У дверей кабинета его подкарауливал взбудораженный Франциск, который бросился к Ноа сразу же, как только тот закрыл дверь в кабинет сира Роджерса.
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил Ноа.
– А, что? Нет, конечно, – как можно беззаботнее произнес Франциск, разминая шею, хотя Ноа видел, что ему почему-то неловко. – Я бы хотел поговорить с тобой. Но не сейчас, чуть позже. Сейчас же тебе нужно на занятия, так?
Ноа слабо кивнул, немного настораживаясь нервностью Франциска.
– Я зайду после занятий, – пообещал Ноа.
– Отлично, – бросил Франциск. – Отлично!
Ноа в замешательстве провожал взглядом быстро удаляющегося Франциска. Но решил не забивать этим голову, потому что у него сейчас и так хватает проблем выше крыши.
ГЛАВА ПОВСТАНЦЫ III
В лагере стоял туман, когда Анна вместе с несколькими магами из отряда вернулась с охоты. За этим занятием они проводили много времени, потому что чем дольше лагерь находился в Мепаисе, тем больше людей о них слышало и пребывало. Людей, которых нужно кормить. Анну не устраивало это положение дел. Она подозревала, что многие не маги, присоединившиеся к отряду, на самом деле были просто нищими, которые не хотели умирать от голода. Но приказы высшего командования не обсуждались, и Анна исправно охотилась для каждого иждивенца и повстанца.
В лагере ее встретили триумфально – так, как встречают с войны великих полководцев, – и Анна, чувствовавшая благодарность каждого из этих людей, не могла злиться на них за то, что они хотят есть. Она улыбалась каждому, с гордостью демонстрировала свои трофеи из кроликов у себя на поясе и – главный гвоздь программы – огромного вепря за спиной, на которого они набрели в лесу.
Этот лагерь – и те, кто остались в Доме Скуггена, их замке в Черном лесу – единственная семья, которая была у Анны и которой она дорожила. Сердце ее звало назад, на просторы опасного Черного леса, но другого такого родного места, где она могла бы найти приют, она не знала. Черный лес был запретной и ничейной территорией, и неудивительно, что все повстанцы нашли себе там новый дом.
И все это ей подарил Безликий.
Безликий, Белоглавый маг, Огненное возмездие. Ралинаэль – как звали его эльфы, совмещая в одном слове и смелость, и веру, и большое доброе сердце, и беспощадность к своим врагам. На родине Анны – Стражцтате – его звали Татой, потому что каждого, кому была необходима помощь, он брал под свое крыло и заботился. Сколько имен было у него – не перечесть, и каждый народ звал его по-разному, но каждый признавал его авторитет. А для Анны этот человек был отцом – названным, конечно, но отцом, человеком, который спас ей жизнь и принял под свое крыло. Он не был стар, но был беловолосым и с такой необъяснимой мудростью в глазах, что Анне казалось, будто он прожил на этом свете не одну жизнь.
А потому он и был Безликим: став столь многоликим, он слился с волей простого народа и растворился в нем. Потерял свое лицо и стал всеми.
И вопреки самому знаменитому своему прозвищу лицо у Безликого было. Да, оно было исполосовано тонкими шрамами, его дар – как подозревала Анна, потому что никто не знал, откуда они у Безликого – оставил на нем сильный ожог, но лицо было, и Анне – как и всем остальным, знающим его лично – казалось, что когда-то это мог быть очень приятный и красивый мужчина.
Ей довелось встретить его, когда у этого мужчины шрамов и увечий на теле было больше, чем ему лет. В ту пору, когда Анне было пять лет, а жила она в маленькой южной деревушке Стражцата, название которой давно уже стерлось из ее памяти, Стражцтат развязал войну с Вельтерном, которую был не в состоянии выиграть. Стражцтат был объят огнем, и Анна помнила этот незатухающий костер – он все еще приходит к ней во снах вместе с запахом горящей плоти, – этот смог, этот страх и то, как она сидела в небольшом погребке под половицами в их с родителями доме, когда их забрали. И каково же было ей, зажимающей себе нос и рот, чтобы не всхлипнуть, никак не выдать себя перед этим вельетрновскими безжалостными псами?
Анна тряхнула головой, отгоняя мучительные воспоминания. Эта жизнь – жизнь бездомной, жизнь голодающей бродяжки – закончилась, а с появлением отца в ее жизни. Его страшная внешность не отталкивала Анну. Безликий столько сделал для нее: он вытащил ее из-под плахи "неправильной волшебницы", дал ей причину жить и объяснил, что магия не может быть плохой или хорошей. Обо всем этом говорит только ее использование.
Когда ажиотаж от созерцания добычи спал, а все тушки перешли в заботливые руки лагерных кухарок, Анна устало привалилась к дереву и вздохнула.
С противоположной стороны Анна заметила вышедшего из палатки Маркуса, правую руку Безликого. Он завернулся в свой черный плащ с капюшоном и стал у центрального догорающего костра. Перебросившись несколькими словами со снующими около него мужчинами – наверняка, он давал поручение подбросить в костер поленьев, – Маркус прошел дальше, словно не замечая кутерьмы вокруг добычи, но с таким видом, с каким король осматривает свои владения. Словно случайно ее заметив – а Анна знала, что это хитрый трюк этого лиса, он всегда ее чует, – он коротко кивнул ей и направился в ее сторону.
Маркус был эльфом из Горного клана. По обыкновению, у эльфов, принадлежащим к этому клану, была серая кожа с голубоватым оттенком, густые черные волосы и все они отличались невероятно высоким ростом. На его лице не было меток клана, потому что еще ребенком старейшина отослал его, когда в Маркусе проснулась магия, неправильная для эльфов, забытая, способная не исцелять, а калечить. Да и если бы у него была возможность нанести их на свое лицо, он бы отказался. В отличие от его младшего брата, впитавшего в себя Горный клан крепче, чем кто-либо из их маленькой семьи.
Анна с отцом нашли Маркуса, когда огибали кряж Пяти мудрецов на подступах к Драконьим хребтам, и Анна не удивилась, когда Безликий протянул ему в трудный час руку помощи. Он помог еще одной бедной душе найти свое место в мире, осознать, что он не ошибка мироздания, а ее творение.
– Сегодня пятеро, – сказал Маркус вместо приветствия, и Анна знала, что это означало.
Пятеро человек сегодня набрело на их лагерь в недобрых целях и пятеро человек уже никогда не увидят свои семьи. Пятеро. Это намного меньше, чем смогли уничтожить имперские маги за годы чисток "неправильных". Пятеро совсем ничто по сравнению с сотнями.
– Нам пора переместить лагерь, – проговорила Анна, срывая травинку. – Мепаис становится небезопасным. Наш друг и так сдерживал правительство, сколько мог.
– Это всегда было вопросом времени, когда этот глупец Алма Нова поймет, что ни Вельтерн, ни Црейфлодер, ни Стражцтат не станут терпеть наше свободное нахождение здесь. Даже былые враги способны стать друзьями, чтобы избавиться от того, что ненавидят более яростно, – поморщился Маркус. –Но нам нужно дождаться волка. Он уже в пути. Я чувствовал Лисьи следы, которые я оставил, чтобы он нашел путь к нам. К тому же, скоро здесь будет Ярна.
Всех членов отряда, которые работали среди противников, они всегда называли кодовыми именами. Никто ни в одном государстве Виридитерры не мог знать, кто среди аристократов и богатеев поддерживает повстанческую армию.
– Ярна всегда находила нас без особых проблем. К тому же мы не знаем, на сколько затянется ее миссия, – сказала Анна, пожевывая травинку. – А волк и дальше может двигаться по Лисьим следам. Ты ведь понимаешь, что они поймут, что в том месте, где пропал патруль, стоит и искать?
Маркус улыбнулся странной улыбкой, словно сейчас он скажет самые очевидные вещи.
– Только пропал не один патруль, – проговорил он. – Как только они набрели на наш лагерь, тейты просмотрели местность и я отправил нескольких наших осмотреть убрать остальные.
– Умно, – хмыкнула Анна, но по достоинству не оценила. – Они все равно будут искать нас, а потому задерживаться не стоит. Даже ради волка. – Она сделала паузу, а потом, вскинув голову, чтобы смотреть на него, лукаво спросила: – Но ты же не о них подошел поболтать, верно?
– Мастер Ралинаэль вернулся, – сказал он мрачно, переводя тему. – Ты должна помочь ему, потому что это снова началось. На этот раз сильнее. Никогда не видел его таким, и остальным не стоит. Он наш лидер, лицо восстания, сердце Эрмандада. Он не должен позволять себе быть слабым, если хочет, чтобы мы добились успеха. Я поставил часовых недалеко от вашей палатки, они следят за тем, чтобы его не беспокоили.
– Главное, сделал ли он то, зачем покидал нас, – проговорила Анна.
Маркус сухо кивнул.
– Анна, – вновь подал голос Маркус, – я уговаривал его вернуться в Дом Скуггена, ведь у нас уже слишком много людей, чтобы продолжать оставаться незамеченными. Прошу, поддержи мое решение перед мастером Ралинаэлем.
Анна долго молчала, глядя на костер, на суетящихся вокруг людей, эльфов и даже нескольких гномов, и тянула с ответом. Если отец сделал то, что должен был, то ему нужно время, чтобы вернуть себе самообладание, а в пути это будет сделать сложно. Разве что отправить Маркуса вместе со всем лагерем в Дом Скуггена, а самим остаться в Мепаисе до тех пор, пока отцу не станет лучше. В конце концов, Маркус – сильный маг, один из Пяти генералов повстанческой армии, он сможет провести людей через Черный лес. А в Доме Скуггена остались еще три генерала, которые могли бы помочь ему чуть что.
– Я что-нибудь придумаю, – сказала девушка.
Анна тяжело вздохнула и поднялась, выплюнув травинку. Она еще раз взглянула на Маркуса, словно прощаясь, и двинулась в сторону их с Безликим палатки. У входа она оглянулась, прежде чем откинула шкуру, служившую дверью, а потом вошла. Ее отец спиной к ней лежал на шкурах в углу палатки, скрутившись и держась за голову. Его меч вместе с плащом и остальными вещами был небрежно брошен на землю. Осторожными шажками она подошла к отцу и присела рядом, мягко поглаживая его по спине и затылку.
– Папочка, ты как? – нежно спросила Анна, пытаясь повернуть его к себе.
Безликий повернул к ней свое искаженное шрамами и огромным ожогом лицо, с прилипшими от слез белыми волосами, и у Анны сжалось сердце. Она постаралась помочь ему подняться и обняла так крепко, как только могла. В такие моменты он был слаб, и Анна не могла позволить кому-то увидеть его таким. И не только потому что он был главой восстания.
– Я сделал это, Анна, – прошептал отец, поглаживая ее черные волосы. – Я решил проблему, теперь Судьба и Предназначение не властны ни над нами, ни над нашим восстанием.
– Я знаю, что тебе больно, но это было необходимо. Эта женщина не пожелала примкнуть ни к нам, ни к имперским магам, а Судьба заставила бы ее сделать выбор. И если бы это были не мы, то нас бы ждало поражение.
– Но отчего же так невыносимо, Анна? Почему этот человек сопротивляется? Он и сам давно отказался от всего, а сейчас он плачет от горя. Он не должен был ничего чувствовать, а теперь он делает меня несчастным.
– Тише, тише, – успокаивающе проговорила Анна, – он скоро снова уснет, папа, и ты станешь самим собой.
– Но, Анна, она была такой красивой, – проговорил Безликий будто бы мечтательно. – Словно для нее не было этих шестнадцати лет, словно годы не коснулись ее. И единственным доказательством того, что время разделило нас на эти долгие годы, был ее сын. Представляешь, ее сын почти не похож на него. Он истинный Вайскопф и ни разу не Никифори. – Он грустно усмехнулся. – Я надеюсь, что он взял от нее не только внешнее сходство, но и благородство с силой духа.
– Скоро мы увидим его снова, – сказала Анна тихо. – Если он не дурак, то оставит свою ненависть ради мира, который захочет построить. Ярна покажет ему, как прогнила Виридитерра, как она отвратительна и как сильно он нуждается в переменах.
Безликий коротко засмеялся.
– Мщение у Никифори в крови, а я убил и мать, и отца.
Анна еще долго гладила отца по голове, пока тот, наконец, не забылся сном. Тогда она осторожно оставила его одного, оставив свечи гореть, чтобы он не оказался в плену своих кошмаров, когда проснулся, и выскользнула из палатки в ночную прохладу. Вокруг приятно пахло жареным мясом и супом, и у Анны непроизвольно заурчал живот. Она сглотнула, почувствовав, как рот от голода наполняется слюной, и еще раз напомнила себе, что, пока она кое-что не закончит, ей есть нельзя.
Анна двинулась вдоль палаток, узко и хаотично расставленных вокруг центрального костра и палатки Безликого, в поисках Элишки – главной из кухарок, которая должна была кое-что припасти для нее.
Элишка была такой же уроженкой Стражцтата, как и Анна, но не владела магией, хотя и знала в ней толк. Эта немолодая толстая с вьющимися каштановыми волосами женщина, пришла к ним за помощью своему сыну, родившемуся с даром к магии, но с опасным даром. Сердце матери не желало видеть сына среди этих имперских убийц, а потому она избрала для него другой путь – путь свободы и вечной борьбы за нее, – хотя, наверное, молчаливо сожалела временами об этом.
Среди серых, воодушевленных, веселых и усталых лиц повстанцев, среди гула разнообразных голосов Анна смогла отыскать большую фигуру Элишкы и услышать ее глубокий грудной смех.
– Элишка! – окликнула Анна женщину.
Кухарка обернулась, сверкая кривозубой улыбкой и лукавыми глазами, но как только она увидела Анну, улыбка сползла с ее лица. Женщина, сразу посуровев и вытерев руки о свой и так видавший лучшие времена фартук, жестом попрощалась со своей компанией и двинулась к Анне, прихватив с собой небольшую котомку, которую прятала в тени около себя.
