Махнула рукой в слепой попытке загасить звуки, но она продолжила голосить. Сладкий, судорожно удерживаемый сон, помахал ручкой, свернулся в трубочку и исчез. Я открыла заспанные глаза, протестующе взглянула на представителя современных технологий и надавила на единственную кнопку, затыкая. Рядом раздалось мелодичное мурчание:
– Ты уже проснулась?
Со вздохом скинула забравшегося на меня чёрного кота Себастьяна, перевернулась и мысленно поздравила себя с решением вообще не вставать сегодня. Шерстяному кошмару это не понравилось и, вновь забравшись сверху, он завопил:
– Вот так ты следуешь своим «твёрдым окончательным решениям», Мина?! Невероятная сила духа, прямо-таки...
– За-мол-чи, – по слогам простонала я первое утреннее слово. За ночь язык распух, нещадно хотелось пить и помолчать, а ещё больше – доспать свои законные ежедневные пару часов до полудня.
– Я не дам тебе уснуть, – продолжал ворчать наглый котяра.
– Себа, ну пощади!
– Нет, – категорично ответил кот, усаживаясь рядом с моим лицом с абсолютно флегматичным видом. – Ты собиралась теперь каждый день вставать пораньше, бегать и завтракать с мамой. Давай, входи уже в режим, а то совсем распустилась за время отпуска!
Никакие стенания не могли пронять Себастьяна, так что мне покорно пришлось встать и, под молчаливое одобрение кота, прошествовать в ванную комнату. И – как раз вовремя, истекали последние минуты подачи воды по общественному водопроводу. Иначе пришлось бы таскать самостоятельно прямо с улицы. Умывание помогло взбодриться и прогнать остатки сна. Пока приводила себя в порядок, решила не застилать постель в маленькой комнатке на втором этаже, хотя это и не положено по уставу. Хорошо быть не на работе!
Утренняя пробежка тоже являлась важным, ежедневным ритуалом. Стоя перед зеркалом, стянула для удобства длинные чёрные волосы в высокий конский хвост. С улыбкой отметила, что льдистым глазам, окруженным пушистыми ресницами, и не нужна столь дорогая в наше время декоративная косметика. Попутно вспомнила, как этому завидовали школьные подружки. Бегом спускаясь на первый этаж, чуть не столкнула с узкой лестницы маму, решившую проверить, всё ли у меня в порядке. К счастью, вовремя успела подхватить ее под руку и вместе спуститься вниз. Отдышавшись от испуга и неожиданности, глядя в моё довольное лицо внимательными карими глазами, она, естественно, спросила:
– Ты чего так рано?
– Этот грубиян меня разбудил! Он теперь следит за тем, чтобы я бегала! – ухмыльнулась я. Мама слегка нахмурилась, но через миг уже улыбалась, резонно заявляя.
– Ну и правильно сделал! Ты же так растеряешь всю свою форму! Давай, дочка, нужно заниматься. А то отрастишь себе ляжки, на домашнем-то питании!
И потом она громко похлопала меня по животу! Возмущение перехватило дыхание – какая наглость! Да я в Академии в течение пяти лет была чемпионкой по лёгкой атлетике, ни разу не проиграла! Саркастично фыркнув, я оставила мамино замечание без ответа и направилась ко входной двери.
Выйдя из дома, тут же зажмурилась от яркого утреннего солнца, светившего отовсюду и прямо в глаза. Проморгавшись, первым, кого я увидела – был отец, ползающий на карачках по своему маленькому, дорогому сердцу огородику, разбитому в правой половине палисадника. Сверху на заборе в тёплых лучах уже нежился Себастьян.
– Привет, пап! – крикнула я, помахав.
– Доброе утро, солнышко! – он лишь на секунду оторвался от милого сердцу дела, одарил меня радужной улыбкой, и тут же спрятался под густыми помидорными ветками. Последние годы папа особенно любил проводить тут время. А после того, как мама с возрастом увлеклась брюзжанием, земле он начал отдавать все свои свободные минуты.
Вдохнув свежего воздуха, я отряхнула бирюзовый гимнастический комбинезон и побежала, оставляя позади невысокий двухэтажный домик. Маршрут был составлен давно, во времена моего длительного обучения в Академии, и включал все центральные улицы и парки нашего небольшого городка. Так сказать, необходимый физический минимум для подготовки к ежегодным соревнованиям.
Пейзажи сменялись с невероятной скоростью, рядом поспевали настойчивые собаки-бродяжки, но я не обращала ни на что внимания, лишь изредка приветствуя кивком соседей. Ответных пожеланий «доброго дня» я никогда не получала, большинство опасливо отворачивалось, едва меня завидев. Всё это было грустно, хоть и не ново. Я давно приучила себя вежливости с обычными людьми, для которых была очередным жутким изгоем общества. Эдакой, страшилкой на ночь. Нет, они не презирали меня, просто боялись. Это нормально. Все знают, что нас нужно сторониться, что мы опасны для окружающих. Но если бы все эти обыватели знали кто мы такие, чем жертвуем, на что идем ради интересов страны и их безопасности, волосы стали бы дыбом!
«Никогда они не узнают! – фыркнул в голове вредный кошачий голос. – А ты ничего не сможешь рассказать. Радуйся тому, что всё ещё жива».
Глас здравого смысла, всегда в моей голове говоривший голосом Себастьяна, затеял беззвучный монолог. Я улыбнулась ему, мысленно отстраняясь от невеселых дум. Наверное, со стороны это должно выглядеть странно – девушка, серьезно разговаривающая с котом. Если бы кто-то вдруг услышал наши беседы, то наверняка решил, что я, в дополнение ко всему, рехнулась. Однако в происходящем не было ничего удивительного. Себа – лишь очередной эксперимент отца. Моего почти гениального отца-ученого, три года назад решившего опробовать на коте какой-то новый эликсир. Результат оказался абсолютно непредсказуемым – кот заговорил, а папа внезапно открыл мировой феномен! Все кошачьи умеют общаться друг с другом и обладают сознанием! Уму непостижимо! В учёном совете господина Сильвестра Летико подняли на смех – домашний любимец упрямо отказывался произнести хоть словечко для публики. За папой закрепилась слава безумного ученого-кошатника, его публикациям и открытиям стали меньше доверять, а потом и вовсе предложили «уйти на покой по достижении преклонного возраста». С Себастьяном они, конечно, примирились, но с тех пор кот всё равно больше проводил время со мной.
Отдавшись любимому делу, прислушиваясь к свисту ветра в ушах, чуть не влетела в огромную груду ржавого металла и шестеренок. Буквально в десятке сантиметров пришлось спешно затормозить и остановиться. О нет, только не это! Секундное замешательство и конструкция пришла в движение. Со скрипом вращаясь, перекатывая детали и узлы, оно повернулось ко мне. Времени перебежать дорогу на другую сторону не осталось. И я выпрямилась, заглядывая страшной бесчувственной машине в глаза-окуляры. Механоид. Двухметровая человекоподобное существо на целую голову возвышалась надо мной, слегка покачиваясь и дрожа. Он весь трещал и щелкал, старый, запущенный, однако работающий прекрасно, хоть и медленно. Неживые глаза смотрели внимательно, изучающе. По мокрой от пробежки спине побежали мурашки, но взгляд отвести я не смела. По регламенту. Он протянул дрожащую руку с четырьмя пальцами, возложил на макушку. Холодное металлическое прикосновение пробудило вторую волну мурашек. Вспыхнуло знакомое головокружение на грани обморока. Из носа выкатилась маленькая капелька крови, попавшая прямо на приоткрытые губы. Касание длилось недолго, механоид быстро сверился со своими базами данных и, отсалютовав странной высокой шляпой, скрывающей головные антенны, побрёл дальше. Только когда он отошёл на приличное расстояние, я смогла выдохнуть, сбрасывая скопившееся напряжение. Тыльной стороной ладони провела по губам, но так и не смогла избавиться от противного железного привкуса. Эта процедура давно стала привычной, особенно вблизи имперской столицы, но глубоко засевший детский страх никогда не отпускал.
Я оглянулась. Неподалеку молодая женщина судорожно прижимала к себе малолетнего сына и глазами, полными ненависти и страха, смотрела. Не на машину. На меня. Тихо ругнувшись, она увела сопротивляющегося мальчика в дом. Я вздохнула и подняла глаза к небу. Людское безразличие принять проще, чем всеобщие страх и отвращение. Мне вот достались последние… С пробежкой пора заканчивать.
Из-за неприятной встречи я немного сократила путь, и вскоре оказалась дома. По прихожей распространялся крепкий ароматный запах тиффалейского* (Тиффалейские острова – королевство, располагающееся в теплых водах Южного моря на нескольких больших островах и россыпи маленьких) кофе и я чуть задержалась, наслаждаясь, желая прочувствовать до всей глубины лёгких. Из кухни раздался крик мамы:
– Минати, это ты? У тебя всё хорошо?!
– Чандра, она уже не ребёнок и с ней ничего не случится! – моментально отреагировал отец. Мамина чрезмерная забота его изрядно раздражала. Я же всегда думала, что папа хотел мальчика, поэтому и воспитывал меня боевой и сильной духом. И не позволял маме проявлять излишние нежности.
– Она всё ещё моя маленькая дочка и я переживаю! – не унималась мама. Стоило только мне войти в кухню, как тут же надтреснутым голосом она пробормотала.
– Кровь? Откуда?
В замешательстве я опустила глаза и только тогда заметила на спортивном костюме маленькую капельку запекшейся крови.
– Я наткнулась на механоида… – разговоры тут же смолкли.
– Ты видишь, Сильвестр… – пробормотала мама, медленно оседая на стул. – Я же мать, я чувствую, что что-то произошло, а ты опять не желаешь меня слушать! Как ты, девочка?
Отец лишь вздохнул и снова уткнулся в газету.
– Нормально, – лишний раз тревожить нервную родительницу не хотелось. – Что у нас на завтрак?
– У тебя всегда всё нормально… – начала она ворчать в ответ. – Никогда мне ничего не рассказываешь!
– Мамочка, ну не переживай! Ты же знаешь, что у меня такая работа, – я ласково приобняла маму за плечи и устроилась рядом с креслом отца.
– А она всё о работе! – всплеснула Чандра руками, распаляясь. – О да, работа в твоём Департаменте – это очень важно! Ты постоянно куда-то пропадаешь, уезжаешь в командировки на целые месяцы, и даже не присылаешь никакой весточки! А я места себе не нахожу, переживаю, думаю о тебе! Ты совсем, совсем не бережешь мои растрёпанные нервы!
Мы с отцом застонали в один голос. День только начинался, а мама уже была не в духе. Но остановить этот поток обвинений уже невозможно. Следующее, о чем она начнёт причитать – внуки.
– Ты работаешь, уезжаешь, работаешь, бегаешь, а как же личная жизнь?! Тебе двадцать пять, в этом возрасте у меня уже была ты! Я хочу внуков, Минати! И твой отец тоже! А ты ни разу не знакомила нас ни с одним из своих мальчиков! Только этот милый Летти к нам и заходит! А ты чёрствая и совсем не заботишься о своих родителях! Вот кто нам в старости помогать будет? А тебе?!
– Правильно говорить Лэтти, через «э»! – поправила я, оставив остальные замечания без внимания.
– А может, мы всё-таки позавтракаем, дорогая, а уже потом обсудим будущих внуков? – взмолился отец. Мама с видом оскорблённой добродетели отвернулась к чугунной плите, занимавшей значительную часть кухни, и начала демонстративно греметь посудой. Да уж… Я точно знала, что как только еда закончится и кофейник окажется пуст, нас с папой сдует отсюда, как ветром. Все-таки, я оставалась папиной дочкой.
К счастью, на этот раз завтрак не стал пыткой. Вафли радовали нежностью и пышностью, кофе согревал и давал энергии на весь день, а мама быстро отошла и поделилась последними сплетнями, которые ей с утра принесла орна* (Орн, орна и орнэт – обращения к гражданам Империи) Иветта. Послушать их было интересно, так как занятий на сегодня все равно не предвиделось – я до сих пор не знала, когда закончится очередной отпуск. Бывало, что некоторые из нас по полгода сидели дома из-за нехватки рабочих направлений. Пока я рассеянно жевала, папа быстро всё умял и, немного погодя, решил включить новое прекрасное изобретение – маленькое деревянное радио. Немногие могли позволить себе его. В нашей семье их было два – служебный и личный. Прошипев и откашлявшись, радио разразилось бодрым голосом диктора, вещающего крепкий, пафосный до безобразия, текст:
– Магия – страшная игрушка Древних, погубившая их. На осколках той цивилизации не жило и не цвело ничего, изувеченные магией земли оставались пусты и бесплодны. Жалкие государства сражались между собой за обретение клочка Старейшей территории, а их воины, исповедающие магию, гибли в этих битвах тысячами. И так могло продолжаться до конца мира, если бы не пришло спасение. Мудрейшие Отцы. Они показали нам жизнь без тлетворных влияний магии и привели Ордвейг к победе над верой в ничтожных богов. Тысячелетие стоит Империя и силами своих граждан, гордо будет возвышаться над остальными странами…
– Выключи, – резко потребовала мама. Отец тут же подчинился. Они оба робко и с беспокойством взглянули на меня, но я лишь неопределённо повела плечами. Сказанное было известно даже ребенку.
– Не переживайте, всё хорошо, – спокойно улыбнулась я, пытаясь уверить их в равнодушии к ситуации. Отец слабо кивнул, поблагодарил за завтрак и торопливо удалился обратно в сад. Я осталась с мамой наедине.
– Опять придёт с улицы грязный, стирай потом за ним! – буркнула она, пытаясь отогнать неприятные мысли переключением на бытовые проблемы.
«Грязный и счастливый», – подумала я. Допив свой кофе и сославшись на работу и деловые письма, я отправилась на улицу к почтовому ящику. Заглянув через резную ограду, увидела отца, загорающего среди цветущих помидоров. Хихикнув, он подмигнул мне и вновь подставил солнцу лицо.
На моё имя пришло три бумаги. Увы, ни на одной из них не было гербовой печати Департамента Имперской безопасности, а значит, вынужденное безделье продолжалось.
– Мам, пап, я ушла к себе в кабинет, отвечать на письма. Не теряйте! – крикнула я, поднимаясь по лестнице.
– Дорогой, ты уверен, что наша дочь, действительно настолько важная особа, чтобы нам стоило отказаться от второй гостиной в пользу её кабинета? – веско, но шёпотом спросила мама у вернувшегося следом за мной отца.
– Даже не сомневайся в этом, – вздохнул отец, заливая в чашку свежий чай.
– Это всё равно является для меня новым поводом для беспокойства! Может нам стоит пойти к Императору и попросить у него более безопасной работы для дочери? Уверена, он примет тебя и прислушается, учитывая все твои заслуги!
– Это исключено, Чандра. Ты же знаешь наши правила и законы!
И хоть я их и не видела, но мысленный вздох отца могла представить со всей чёткостью.
Поднявшись на второй этаж, я тихо прикрыла за собой дверь, оглядела кабинет. Тёмное дерево мебели казалось дороже и эффектнее, той цены, что мы за неё отдали. Вдоль одной стены тянулся высокий книжный шкаф, у другой стоял мягкий диван цвета морских волн. Рядом с большим окном, слегка прикрытым лёгким летящим тюлем, стоял круглый аквариум, в котором медленно плавали рыбки. Я положила письма на рабочий стол, всегда освещенный дневным светом, опустилась в глубокое кресло и взглянула на свои руки. Они медленно покрылись зимними расписными узорами, которые бывают на окнах в очень старых домах в самые морозные ночи. Холода я не чувствовала.
«Как сложно быть магом!» – всегда повторяли нам в Академии.
«Как сложно быть магом в стране, где все считают тебя опасным асоциальным элементом, а в действительности ты делаешь всё ради покоя этих людей?» – мысленно отвечала им я.
– Ты уже проснулась?
Со вздохом скинула забравшегося на меня чёрного кота Себастьяна, перевернулась и мысленно поздравила себя с решением вообще не вставать сегодня. Шерстяному кошмару это не понравилось и, вновь забравшись сверху, он завопил:
– Вот так ты следуешь своим «твёрдым окончательным решениям», Мина?! Невероятная сила духа, прямо-таки...
– За-мол-чи, – по слогам простонала я первое утреннее слово. За ночь язык распух, нещадно хотелось пить и помолчать, а ещё больше – доспать свои законные ежедневные пару часов до полудня.
– Я не дам тебе уснуть, – продолжал ворчать наглый котяра.
– Себа, ну пощади!
– Нет, – категорично ответил кот, усаживаясь рядом с моим лицом с абсолютно флегматичным видом. – Ты собиралась теперь каждый день вставать пораньше, бегать и завтракать с мамой. Давай, входи уже в режим, а то совсем распустилась за время отпуска!
Никакие стенания не могли пронять Себастьяна, так что мне покорно пришлось встать и, под молчаливое одобрение кота, прошествовать в ванную комнату. И – как раз вовремя, истекали последние минуты подачи воды по общественному водопроводу. Иначе пришлось бы таскать самостоятельно прямо с улицы. Умывание помогло взбодриться и прогнать остатки сна. Пока приводила себя в порядок, решила не застилать постель в маленькой комнатке на втором этаже, хотя это и не положено по уставу. Хорошо быть не на работе!
Утренняя пробежка тоже являлась важным, ежедневным ритуалом. Стоя перед зеркалом, стянула для удобства длинные чёрные волосы в высокий конский хвост. С улыбкой отметила, что льдистым глазам, окруженным пушистыми ресницами, и не нужна столь дорогая в наше время декоративная косметика. Попутно вспомнила, как этому завидовали школьные подружки. Бегом спускаясь на первый этаж, чуть не столкнула с узкой лестницы маму, решившую проверить, всё ли у меня в порядке. К счастью, вовремя успела подхватить ее под руку и вместе спуститься вниз. Отдышавшись от испуга и неожиданности, глядя в моё довольное лицо внимательными карими глазами, она, естественно, спросила:
– Ты чего так рано?
– Этот грубиян меня разбудил! Он теперь следит за тем, чтобы я бегала! – ухмыльнулась я. Мама слегка нахмурилась, но через миг уже улыбалась, резонно заявляя.
– Ну и правильно сделал! Ты же так растеряешь всю свою форму! Давай, дочка, нужно заниматься. А то отрастишь себе ляжки, на домашнем-то питании!
И потом она громко похлопала меня по животу! Возмущение перехватило дыхание – какая наглость! Да я в Академии в течение пяти лет была чемпионкой по лёгкой атлетике, ни разу не проиграла! Саркастично фыркнув, я оставила мамино замечание без ответа и направилась ко входной двери.
Выйдя из дома, тут же зажмурилась от яркого утреннего солнца, светившего отовсюду и прямо в глаза. Проморгавшись, первым, кого я увидела – был отец, ползающий на карачках по своему маленькому, дорогому сердцу огородику, разбитому в правой половине палисадника. Сверху на заборе в тёплых лучах уже нежился Себастьян.
– Привет, пап! – крикнула я, помахав.
– Доброе утро, солнышко! – он лишь на секунду оторвался от милого сердцу дела, одарил меня радужной улыбкой, и тут же спрятался под густыми помидорными ветками. Последние годы папа особенно любил проводить тут время. А после того, как мама с возрастом увлеклась брюзжанием, земле он начал отдавать все свои свободные минуты.
Вдохнув свежего воздуха, я отряхнула бирюзовый гимнастический комбинезон и побежала, оставляя позади невысокий двухэтажный домик. Маршрут был составлен давно, во времена моего длительного обучения в Академии, и включал все центральные улицы и парки нашего небольшого городка. Так сказать, необходимый физический минимум для подготовки к ежегодным соревнованиям.
Пейзажи сменялись с невероятной скоростью, рядом поспевали настойчивые собаки-бродяжки, но я не обращала ни на что внимания, лишь изредка приветствуя кивком соседей. Ответных пожеланий «доброго дня» я никогда не получала, большинство опасливо отворачивалось, едва меня завидев. Всё это было грустно, хоть и не ново. Я давно приучила себя вежливости с обычными людьми, для которых была очередным жутким изгоем общества. Эдакой, страшилкой на ночь. Нет, они не презирали меня, просто боялись. Это нормально. Все знают, что нас нужно сторониться, что мы опасны для окружающих. Но если бы все эти обыватели знали кто мы такие, чем жертвуем, на что идем ради интересов страны и их безопасности, волосы стали бы дыбом!
«Никогда они не узнают! – фыркнул в голове вредный кошачий голос. – А ты ничего не сможешь рассказать. Радуйся тому, что всё ещё жива».
Глас здравого смысла, всегда в моей голове говоривший голосом Себастьяна, затеял беззвучный монолог. Я улыбнулась ему, мысленно отстраняясь от невеселых дум. Наверное, со стороны это должно выглядеть странно – девушка, серьезно разговаривающая с котом. Если бы кто-то вдруг услышал наши беседы, то наверняка решил, что я, в дополнение ко всему, рехнулась. Однако в происходящем не было ничего удивительного. Себа – лишь очередной эксперимент отца. Моего почти гениального отца-ученого, три года назад решившего опробовать на коте какой-то новый эликсир. Результат оказался абсолютно непредсказуемым – кот заговорил, а папа внезапно открыл мировой феномен! Все кошачьи умеют общаться друг с другом и обладают сознанием! Уму непостижимо! В учёном совете господина Сильвестра Летико подняли на смех – домашний любимец упрямо отказывался произнести хоть словечко для публики. За папой закрепилась слава безумного ученого-кошатника, его публикациям и открытиям стали меньше доверять, а потом и вовсе предложили «уйти на покой по достижении преклонного возраста». С Себастьяном они, конечно, примирились, но с тех пор кот всё равно больше проводил время со мной.
Отдавшись любимому делу, прислушиваясь к свисту ветра в ушах, чуть не влетела в огромную груду ржавого металла и шестеренок. Буквально в десятке сантиметров пришлось спешно затормозить и остановиться. О нет, только не это! Секундное замешательство и конструкция пришла в движение. Со скрипом вращаясь, перекатывая детали и узлы, оно повернулось ко мне. Времени перебежать дорогу на другую сторону не осталось. И я выпрямилась, заглядывая страшной бесчувственной машине в глаза-окуляры. Механоид. Двухметровая человекоподобное существо на целую голову возвышалась надо мной, слегка покачиваясь и дрожа. Он весь трещал и щелкал, старый, запущенный, однако работающий прекрасно, хоть и медленно. Неживые глаза смотрели внимательно, изучающе. По мокрой от пробежки спине побежали мурашки, но взгляд отвести я не смела. По регламенту. Он протянул дрожащую руку с четырьмя пальцами, возложил на макушку. Холодное металлическое прикосновение пробудило вторую волну мурашек. Вспыхнуло знакомое головокружение на грани обморока. Из носа выкатилась маленькая капелька крови, попавшая прямо на приоткрытые губы. Касание длилось недолго, механоид быстро сверился со своими базами данных и, отсалютовав странной высокой шляпой, скрывающей головные антенны, побрёл дальше. Только когда он отошёл на приличное расстояние, я смогла выдохнуть, сбрасывая скопившееся напряжение. Тыльной стороной ладони провела по губам, но так и не смогла избавиться от противного железного привкуса. Эта процедура давно стала привычной, особенно вблизи имперской столицы, но глубоко засевший детский страх никогда не отпускал.
Я оглянулась. Неподалеку молодая женщина судорожно прижимала к себе малолетнего сына и глазами, полными ненависти и страха, смотрела. Не на машину. На меня. Тихо ругнувшись, она увела сопротивляющегося мальчика в дом. Я вздохнула и подняла глаза к небу. Людское безразличие принять проще, чем всеобщие страх и отвращение. Мне вот достались последние… С пробежкой пора заканчивать.
Из-за неприятной встречи я немного сократила путь, и вскоре оказалась дома. По прихожей распространялся крепкий ароматный запах тиффалейского* (Тиффалейские острова – королевство, располагающееся в теплых водах Южного моря на нескольких больших островах и россыпи маленьких) кофе и я чуть задержалась, наслаждаясь, желая прочувствовать до всей глубины лёгких. Из кухни раздался крик мамы:
– Минати, это ты? У тебя всё хорошо?!
– Чандра, она уже не ребёнок и с ней ничего не случится! – моментально отреагировал отец. Мамина чрезмерная забота его изрядно раздражала. Я же всегда думала, что папа хотел мальчика, поэтому и воспитывал меня боевой и сильной духом. И не позволял маме проявлять излишние нежности.
– Она всё ещё моя маленькая дочка и я переживаю! – не унималась мама. Стоило только мне войти в кухню, как тут же надтреснутым голосом она пробормотала.
– Кровь? Откуда?
В замешательстве я опустила глаза и только тогда заметила на спортивном костюме маленькую капельку запекшейся крови.
– Я наткнулась на механоида… – разговоры тут же смолкли.
– Ты видишь, Сильвестр… – пробормотала мама, медленно оседая на стул. – Я же мать, я чувствую, что что-то произошло, а ты опять не желаешь меня слушать! Как ты, девочка?
Отец лишь вздохнул и снова уткнулся в газету.
– Нормально, – лишний раз тревожить нервную родительницу не хотелось. – Что у нас на завтрак?
– У тебя всегда всё нормально… – начала она ворчать в ответ. – Никогда мне ничего не рассказываешь!
– Мамочка, ну не переживай! Ты же знаешь, что у меня такая работа, – я ласково приобняла маму за плечи и устроилась рядом с креслом отца.
– А она всё о работе! – всплеснула Чандра руками, распаляясь. – О да, работа в твоём Департаменте – это очень важно! Ты постоянно куда-то пропадаешь, уезжаешь в командировки на целые месяцы, и даже не присылаешь никакой весточки! А я места себе не нахожу, переживаю, думаю о тебе! Ты совсем, совсем не бережешь мои растрёпанные нервы!
Мы с отцом застонали в один голос. День только начинался, а мама уже была не в духе. Но остановить этот поток обвинений уже невозможно. Следующее, о чем она начнёт причитать – внуки.
– Ты работаешь, уезжаешь, работаешь, бегаешь, а как же личная жизнь?! Тебе двадцать пять, в этом возрасте у меня уже была ты! Я хочу внуков, Минати! И твой отец тоже! А ты ни разу не знакомила нас ни с одним из своих мальчиков! Только этот милый Летти к нам и заходит! А ты чёрствая и совсем не заботишься о своих родителях! Вот кто нам в старости помогать будет? А тебе?!
– Правильно говорить Лэтти, через «э»! – поправила я, оставив остальные замечания без внимания.
– А может, мы всё-таки позавтракаем, дорогая, а уже потом обсудим будущих внуков? – взмолился отец. Мама с видом оскорблённой добродетели отвернулась к чугунной плите, занимавшей значительную часть кухни, и начала демонстративно греметь посудой. Да уж… Я точно знала, что как только еда закончится и кофейник окажется пуст, нас с папой сдует отсюда, как ветром. Все-таки, я оставалась папиной дочкой.
К счастью, на этот раз завтрак не стал пыткой. Вафли радовали нежностью и пышностью, кофе согревал и давал энергии на весь день, а мама быстро отошла и поделилась последними сплетнями, которые ей с утра принесла орна* (Орн, орна и орнэт – обращения к гражданам Империи) Иветта. Послушать их было интересно, так как занятий на сегодня все равно не предвиделось – я до сих пор не знала, когда закончится очередной отпуск. Бывало, что некоторые из нас по полгода сидели дома из-за нехватки рабочих направлений. Пока я рассеянно жевала, папа быстро всё умял и, немного погодя, решил включить новое прекрасное изобретение – маленькое деревянное радио. Немногие могли позволить себе его. В нашей семье их было два – служебный и личный. Прошипев и откашлявшись, радио разразилось бодрым голосом диктора, вещающего крепкий, пафосный до безобразия, текст:
– Магия – страшная игрушка Древних, погубившая их. На осколках той цивилизации не жило и не цвело ничего, изувеченные магией земли оставались пусты и бесплодны. Жалкие государства сражались между собой за обретение клочка Старейшей территории, а их воины, исповедающие магию, гибли в этих битвах тысячами. И так могло продолжаться до конца мира, если бы не пришло спасение. Мудрейшие Отцы. Они показали нам жизнь без тлетворных влияний магии и привели Ордвейг к победе над верой в ничтожных богов. Тысячелетие стоит Империя и силами своих граждан, гордо будет возвышаться над остальными странами…
– Выключи, – резко потребовала мама. Отец тут же подчинился. Они оба робко и с беспокойством взглянули на меня, но я лишь неопределённо повела плечами. Сказанное было известно даже ребенку.
– Не переживайте, всё хорошо, – спокойно улыбнулась я, пытаясь уверить их в равнодушии к ситуации. Отец слабо кивнул, поблагодарил за завтрак и торопливо удалился обратно в сад. Я осталась с мамой наедине.
– Опять придёт с улицы грязный, стирай потом за ним! – буркнула она, пытаясь отогнать неприятные мысли переключением на бытовые проблемы.
«Грязный и счастливый», – подумала я. Допив свой кофе и сославшись на работу и деловые письма, я отправилась на улицу к почтовому ящику. Заглянув через резную ограду, увидела отца, загорающего среди цветущих помидоров. Хихикнув, он подмигнул мне и вновь подставил солнцу лицо.
На моё имя пришло три бумаги. Увы, ни на одной из них не было гербовой печати Департамента Имперской безопасности, а значит, вынужденное безделье продолжалось.
– Мам, пап, я ушла к себе в кабинет, отвечать на письма. Не теряйте! – крикнула я, поднимаясь по лестнице.
– Дорогой, ты уверен, что наша дочь, действительно настолько важная особа, чтобы нам стоило отказаться от второй гостиной в пользу её кабинета? – веско, но шёпотом спросила мама у вернувшегося следом за мной отца.
– Даже не сомневайся в этом, – вздохнул отец, заливая в чашку свежий чай.
– Это всё равно является для меня новым поводом для беспокойства! Может нам стоит пойти к Императору и попросить у него более безопасной работы для дочери? Уверена, он примет тебя и прислушается, учитывая все твои заслуги!
– Это исключено, Чандра. Ты же знаешь наши правила и законы!
И хоть я их и не видела, но мысленный вздох отца могла представить со всей чёткостью.
Поднявшись на второй этаж, я тихо прикрыла за собой дверь, оглядела кабинет. Тёмное дерево мебели казалось дороже и эффектнее, той цены, что мы за неё отдали. Вдоль одной стены тянулся высокий книжный шкаф, у другой стоял мягкий диван цвета морских волн. Рядом с большим окном, слегка прикрытым лёгким летящим тюлем, стоял круглый аквариум, в котором медленно плавали рыбки. Я положила письма на рабочий стол, всегда освещенный дневным светом, опустилась в глубокое кресло и взглянула на свои руки. Они медленно покрылись зимними расписными узорами, которые бывают на окнах в очень старых домах в самые морозные ночи. Холода я не чувствовала.
«Как сложно быть магом!» – всегда повторяли нам в Академии.
«Как сложно быть магом в стране, где все считают тебя опасным асоциальным элементом, а в действительности ты делаешь всё ради покоя этих людей?» – мысленно отвечала им я.
