Мария хмуро заметила:
— Это уже опаснее. Бывший военный — это не просто жирный бизнесмен. Это человек с опытом, связями и инстинктом выживания.
Алексей кивнул:
— Значит, готовимся тщательнее.
В течение недели они следили за Гриневым. Тот был точен во всём: одни и те же маршруты, чёткие часы встреч, смена транспорта и охраны. Казалось, у него нет слабых мест.
Но однажды Лиана подметила, что раз в месяц он отправляется на частный стрельбищный полигон за городом — и едет туда без охраны.
— Там и возьмём, — решил Алексей.
Ночь перед выходом была напряжённой. Они выехали за город, обошли территорию и выбрали точку перехвата, откуда должен был появиться Гринев.
Но всё пошло не так. Машина с Гриневым появилась на горизонте и… вдруг ускорилась. За секунды до их подхода он, словно что-то почувствовав, свернул с маршрута и умчался прочь, оставив после себя только облако пыли. Охранники увидели лицо Алексея.
— Он понял, что мы близко, — сказала Мария, глядя на пустую дорогу.
Лиана сжала губы:
— Это значит, что теперь он знает, кто мы.
Следующие дни в Петербурге стали кошмаром.
Алексей дважды замечал внедорожник, припаркованный неподалёку от дома.
Кто-то звонил на домашний, молчал, а потом вешал трубку.
Лиану на обратном пути из школы «случайно» окликнул мужчина с вопросом, знает ли она дорогу в центр — и его взгляд она ни с чем не могла перепутать.
Алексей понимал: теперь они — дичь.
— Мы должны исчезнуть, — сказал он вечером, когда тревога в доме стала почти физической. — Полностью. Бросить Питер.
— И куда? — спросила Мария.
— В глушь. Там нас искать будут в последнюю очередь.
Решение приняли за ночь. Наутро вещи уже были упакованы, документы оформлены.
Они выбрали маленькую деревню глубоко в Ленинградской области. Дом был старым, но крепким — с печкой, деревянными полами и видом на лес.
— Здесь тихо… — сказала Лиана, выходя на крыльцо в первый день.
— И я хочу, чтобы так было как можно дольше, — ответил Алексей.
Мария устроилась работать продавцом в единственном сельпо, где собирались все новости деревни. Алексей нанялся к местному фермеру помогать с техникой и ремонтом. Работа была тяжёлая, но необременяющая ум — и это было именно то, чего он хотел сейчас.
Школа была маленькой: всего четыре класса в здании, пахнущем меловой пылью. Учителя встречали Лиану настороженно, одноклассники — с любопытством. Она сразу поняла, что здесь все знают друг друга и каждое слово быстро разносится по деревне.
В первый же день домой она вернулась и сказала:
— Здесь все простые… Но они задают слишком много вопросов. Я буду держать дистанцию.
Несмотря на внешнюю тишину, Алексей чувствовал — Гринев никуда не исчез. Иногда ему казалось, что он замечает новые лица в деревне, которых там быть не должно. Вечером, когда солнце садилось за лес, он выходил на крыльцо и долго вглядывался в дорогу, ведущую к их дому.
Тишина была обманчива. За этой тишиной кто-то мог идти по следу.
Алексей понимал: деревня — это передышка, а не конец охоты. Гринев — другой хищник, и такие не забывают. Они ждут момента, чтобы ударить.
Семья теперь жила в режиме постоянной готовности.
«Когда приходит тьма»
Девять лет прошло с той ночи, когда они бежали из Петербурга. Девять лет без убийств. Семья жила, как все в деревне: работа, школа, редкие поездки в районный центр.
Лиана уже превратилась из тихой девочки в стройную, уверенную в себе девушку. 16 лет — и в глазах та же холодная сталь, что когда-то горела у родителей. Но нынешняя жизнь отучила её использовать эту сталь всерьёз: отец настоял на полной тишине.
Алексей с трудом привык к этой новой роли — фермерский помощник, скромный сосед. Иногда он всё ещё ждал, что туман Питера окликнет его по имени, но годы тянулись без крови и охоты.
Единственное, что оставалось прежним — это чувство: в глубине души он знал, что хищник, однажды поставивший цель, не забывает её.
12 ноября. Сырая, холодная осень. Ветер выл в трубе печи, и дом скрипел, как старый корабль на волнах. Мария спала, Лиана в своей комнате тихо слушала музыку через наушники. Алексей читал у камина, в полглаза наблюдая за пламенем.
Час ночи.
И вдруг весь свет в доме мигнул… и погас.
Тьма легла мгновенно, как если бы кто-то накрыл дом тяжёлым чёрным полотном. Алексей поднялся, прислушиваясь.
И услышал.
Глухой, размеренный топот ног. Много ног. Снаружи.
Он подошёл к окну и замер: во дворе, в слабом лунном свете, двигались тени — не меньше десятка человек. Они шли полукругом, медленно сжимая кольцо вокруг дома.
— Мария! Лиана! — прошипел он, рванувшись к коридору. — Быстро встаём, одевайтесь!
Но не успели. Раздался резкий стук, больше похожий на удар бревном в стену. За ним — ещё один.
Со стороны хлева пламя рванулось вверх, озаряя ночь. Сухое дерево загорелось мгновенно. Пожар начинал подкрадываться к дому.
Двери оказались наглухо перекрыты снаружи. Кто-то вбил тяжёлые балки, зафиксировав их, окна с запада и юга были заколочены — как будто толпа готовилась к этому с утра.
Алексей понял: это не спонтанная атака. Это — расправа.
— В подвал! — приказал он.
Но и там оказался тупик: вход был заблокирован чем-то тяжёлым, словно знали, что он попытается уйти вниз.
Из щелей под дверями уже тянулся дым.
С улицы раздался голос. Громкий, насмешливый:
— Алексей! Девять лет… Девять! Ты думал, что я забыл?
Гринев.
Алексей метнулся к окну, и на секунду в свете пламени увидел его лицо — повзрослевшее, но всё такое же жёсткое, с той же холодной усмешкой.
— Сегодня плата. За всё, — сказал Гринев.
Пламя уже лизало стены. Жар ударил в окна, стекло треснуло. Дым стелился по потолку, опускаясь всё ниже.
Мария кашляла, прижимая к груди Лиану. Девушка пыталась дышать через край свитера, но глаза слезились, лёгкие горели.
Алексей рвался к окнам, но каждое было либо перекрыто, либо мгновенно обдавалось жаром. С улицы слышались шаги — они ходили вокруг, следили, чтобы никто не попытался вырваться.
Дым стал вязким, едким, каждая попытка вдохнуть оборачивалась судорогой.
Мария присела на пол, обхватив Лиану, шептала что-то — может, слова прощания, может, молитву.
Алексей рухнул на колени у них, накрыл их собой, пытаясь хоть как-то выиграть секунды…
Но дыхание Лианы прервалось. Мария затихла следом. И дом стал тихим — кроме треска досок и рёва пламени.
Снаружи толпа замолчала.
— Готово, — сказал Гринев. — Уходим.
Они медленно растворились в ночи. Осталась только груда тлеющего дерева и запах смерти.
Алексей очнулся на полу среди гари и дыма ещё до рассвета. Голова гудела, лёгкие обжигало, но он дышал. Его тело, обугленное в местах, прорезала тупая, жгучая боль.
Он поднялся, шатаясь, и увидел неподвижные тела Марины и Лианы.
Пламя уже ушло, остались тлеющие балки. Но всё, что составляло его мир, лежало мёртвым, безысходно тихим.
Алексей долго смотрел на них. Лицо его оставалось неподвижным — только глаза потемнели до почти чёрного.
— Ты хочешь ад, Гринев… — сказал он хрипло. — Ты его получишь.
«Последний охотник»
Десять лет.
Столько времени прошло с той ночи, когда горел их дом в деревне, а Мария и Лиана лежали без дыхания среди дыма и пепла.
Десять лет Алексей шёл по следу Гринева. Это была жизнь в дороге, в тени, в разговорах с нужными людьми, бесконечные слухи и тупики. Но он знал: однажды след приведёт его к цели.
И вот — адрес.
Москва. Башня в центре, верхние этажи — полностью собственность Гринева. Семья, охрана, привычка к роскоши.
Алексей изменился: побрился начисто, сменил причёску, одежду. Теперь он выглядел так, как не вспомнил бы ни один архивный снимок. Глаза — холодные, морщины — глубокие, но в осанке осталась та же хищная выучка.
Он снял квартиру с видом на небоскрёб, неделями наблюдал:
— охранные смены и их маршруты,
— слепые зоны камер,
— служебные ходы и лифты, которые можно использовать.
Два раза он чуть не попался. Один охранник заметил его взгляд и подошёл, другой потребовал документы возле служебного входа. Но Алексей умел казаться безобидным — раздражённым бизнесменом, которому просто не повезло.
Полгода наблюдений дали чёткий план.
Дождливая ночь. Ветер стучал по стёклам, смывая шум.
Алексей вошёл в башню под видом курьера, использовав поддельный пропуск и форму. За два поста он прошёл без вопросов, затем вышел к техническому лифту.
Поднявшись почти под самую крышу, он двигался в полумраке служебных коридоров. Первый охранник упал с тихим хрипом — удар ножа под ребро. Второй — с перерезанным горлом у входа в апартаменты.
В гостиной Гринев сидел в кресле, затянутый в домашний трикот, но без признаков расслабленности.
— Десять лет, Алексей… И вот ты пришёл, — сказал он тихо, и в голосе не было страха. Только ожидание.
Алексей сделал шаг — и в тот же миг Гринев рванулся, словно не сидел и не ждал, а готовился к этому часами.
Первый удар — низко, в живот, с расчётом сбить дыхание, затем мгновенный захват кисти с ножом. Лезвие вывернулось, упало на пол.
Алексей ответил коленом в корпус, но Гринев ушёл, перехватил локоть и ударил тушкой ладони в горло. Воздух у Алексея перекрыло, в глазах потемнело, он инстинктивно нырнул ниже, сбивая противника.
Они рухнули на пол, катясь через комнату. Гринев работал как подготовленный боец: чёткие блокировки, атаки в суставы, удушающие приёмы. Дважды он почти зафиксировал захват на шее, и Алексей почувствовал, как мир начинает сжиматься в тёмный тоннель.
Силы уходили быстро. Гринев был тяжелее и моложе, и каждый удар отдавался болью в старых, заживших за эти годы переломах.
— Ты опоздал, Алексей, — прохрипел Гринев, прижимая его к полу. — Теперь ты уйдёшь туда, куда отправил своих жертв.
Алексей почувствовал, что это — уже баланс на грани. Левой рукой он нащупал в кармане куртки тонкий металлический цилиндр.
Гринев перехватил его запястье, но поздно — Алексей рванул, и игла вошла в толстую жилу на шее. Резкий толчок поршня — и содержимое шприца оказалось в крови.
Гринев дёрнулся, рванулся подняться, но ноги уже подгибались. Он шумно выдохнул, споткнувшись о ковер, и рухнул на колени.
— Я ждал этого… десять лет, — тихо сказал Алексей, глядя, как его враг теряет сознание. — И я дожал.
Через полчаса тело Гринева было в багажнике машины, накрытое брезентом. Алексей вёл по трассе на Петербург, а дождь всё так же грохотал по крыше, словно отмеряя последние минуты этой игры.
Подвал был пропитан холодом, тяжёлым воздухом и запахом ржавчины. Лампа качалась на цепочке под потолком, проецируя тени на лицо Гринева — лицо человека, который когда-то сжёг всё, что для Алексея было миром.
Он сидел, прочно привязанный к металлическому стулу, с распухшей от ударов губой и расколовшейся бровью. Его дыхание было грубым, глухим от набухших синяков. Но даже сейчас в его взгляде теплился тот же дерзкий огонёк, что и в ту ночь, когда горел их дом.
— Ну что, охотник… — проскрипел Гринев, — пришёл добить?
Алексей медленно наклонился, упёршись руками в подлокотники стула. Лезвие ножа коснулось кожи на шее Гринева так легко, что тот едва почувствовал.
— Не добить, — ответил Алексей тихо, — я пришёл, чтобы ты прожил со мной каждую секунду девяти лет, когда я видел их во сне, но просыпался один.
Он начал медленно вести лезвие по коже — не глубоко, но ровно, оставляя багровую, тонкую линию. Гринев дёрнулся, но цепи держали крепко. Алексей не торопился: каждое движение было выверено, каждое прикосновение к ножу — как штрих кисти художника.
Его руки были холодны и спокойны, но внутри поднималась густая, вязкая волна удовлетворения. Это не было ослепляющее торжество — это был плотный, тяжёлый покой мясника, который знает: работа сделана правильно.
— Это за Марию, — голос Алексея был ровным, как хруст снега под сапогами. Нож вошёл в бедро, резко, но не смертельно, разрывая ткани.
— Это за Лиану, — второе погружение, в плечо, с поворотом лезвия.
Он слышал каждое сиплое дыхание, видел каждое сокращение зрачков. Эти звуки впитывались в него, как доказательства того, что возмездие состоялось.
Последний удар был чистым, хладнокровным — под ребро, вверх, точно туда, где сердце рвётся от боли. Гринев захрипел, глаза потемнели, и из уголка рта потекла яркая алость.
Алексей удерживал взгляд его глаз до того самого момента, пока тот не стал стеклянным. И лишь когда дыхание оборвалось, он позволил себе сделать глубокий вдох.
В этот миг он почувствовал не радость, а завершённость. Словно огромный камень, вырезанный из его груди, наконец упал куда-то в чёрную бездну.
— Теперь всё, — тихо произнёс он, вытирая лезвие тряпкой, — теперь мы квиты.
Тело он избавил, как делал когда-то: плотный брезент, утяжелители, глубина заброшенной шахты.
Питер встретил его утренним туманом и запахом мокрого камня после ночного дождя. Алексей шёл по Невскому, руки в карманах, и город вокруг плыл перед глазами, перестав быть настоящим.
В переулках мелькали призраки. Вот — Мария, в светлом пальто, смеётся, поправляя на ветру волосы. Она идёт чуть впереди, а он догоняет её, делая вид, что любуется витриной. Она оборачивается, улыбается, и этот кадр так ярок, что Алексей машинально тянется к ней рукой… но пальцы проходят сквозь воздух.
Дальше, за углом, — Лиана в школьной форме, с рюкзаком за спиной. Она, как тогда, поворачивает к нему голову и говорит: «Пап, не жди меня сегодня к обеду, у нас репетиция». Он кивает, и видит, как она уходит по мостовой, подпрыгивая, чтобы обойти лужу.
А вот — ещё младше, лет пять. Он ведёт её в детский сад сквозь утренний туман. Лиана держится за его палец, в другой руке у неё смешной голубой зонтик, почти больше неё самой. Она рассказывает что-то про игрушку, и он улыбается, глядя, как влага ложится на её ресницы.
И всё это — не более чем тени. Проекции, которые рождает память и туман. Они проходят сквозь него, исчезают на поворотах, причём одинаково безмолвно и безвозвратно.
Алексей идёт, и в груди его пусто. Даже удовлетворение от смерти Гринева, ещё теплое час назад, здесь, среди этих улиц, тает и превращается в боль — тихую, но настолько глубокую, что кажется: дышать невозможно.
Он останавливается у ограды Летнего сада, смотрит на прутья, за которыми некогда сидел на лавке с Марией, пока Лиана гоняла голубей.
— Мы снова вместе… скоро, — шепчет он и поворачивает обратно.
Город вокруг шумит, течёт жизнь, но для него всё уже давно остановилось. И это его последний обход тех мест, где он был счастлив.
Квартира была маленькой, но в свете вечерних огней, пробивавшихся сквозь окно, казалась почти уютной. На столе стоял заваренный чайник, рядом — нож, блеск лезвия которого отражал огни города.
Алексей сидел напротив окна и смотрел на Санкт-Петербург. Город сиял фонарями, автомобильные фары текли по проспектам живыми нитями света. Этот шумный, вечно движущийся мегаполис не знал, что сейчас в одной из его старых квартир человек завершает свой последний план.
Он медленно достал из кармана две вещи:
— старую фотографию, где Мария держит на руках маленькую Лиану;
— и детский голубой зонтик, который он берёг все эти годы.
Пальцы дрогнули, когда он провёл по бумаге с лицами, которых больше никогда не коснётся. Слёзы не пришли — он выжег их в себе давно. Была лишь глубокая пустота.
— Это уже опаснее. Бывший военный — это не просто жирный бизнесмен. Это человек с опытом, связями и инстинктом выживания.
Алексей кивнул:
— Значит, готовимся тщательнее.
В течение недели они следили за Гриневым. Тот был точен во всём: одни и те же маршруты, чёткие часы встреч, смена транспорта и охраны. Казалось, у него нет слабых мест.
Но однажды Лиана подметила, что раз в месяц он отправляется на частный стрельбищный полигон за городом — и едет туда без охраны.
— Там и возьмём, — решил Алексей.
Ночь перед выходом была напряжённой. Они выехали за город, обошли территорию и выбрали точку перехвата, откуда должен был появиться Гринев.
Но всё пошло не так. Машина с Гриневым появилась на горизонте и… вдруг ускорилась. За секунды до их подхода он, словно что-то почувствовав, свернул с маршрута и умчался прочь, оставив после себя только облако пыли. Охранники увидели лицо Алексея.
— Он понял, что мы близко, — сказала Мария, глядя на пустую дорогу.
Лиана сжала губы:
— Это значит, что теперь он знает, кто мы.
Следующие дни в Петербурге стали кошмаром.
Алексей дважды замечал внедорожник, припаркованный неподалёку от дома.
Кто-то звонил на домашний, молчал, а потом вешал трубку.
Лиану на обратном пути из школы «случайно» окликнул мужчина с вопросом, знает ли она дорогу в центр — и его взгляд она ни с чем не могла перепутать.
Алексей понимал: теперь они — дичь.
— Мы должны исчезнуть, — сказал он вечером, когда тревога в доме стала почти физической. — Полностью. Бросить Питер.
— И куда? — спросила Мария.
— В глушь. Там нас искать будут в последнюю очередь.
Решение приняли за ночь. Наутро вещи уже были упакованы, документы оформлены.
Они выбрали маленькую деревню глубоко в Ленинградской области. Дом был старым, но крепким — с печкой, деревянными полами и видом на лес.
— Здесь тихо… — сказала Лиана, выходя на крыльцо в первый день.
— И я хочу, чтобы так было как можно дольше, — ответил Алексей.
Мария устроилась работать продавцом в единственном сельпо, где собирались все новости деревни. Алексей нанялся к местному фермеру помогать с техникой и ремонтом. Работа была тяжёлая, но необременяющая ум — и это было именно то, чего он хотел сейчас.
Школа была маленькой: всего четыре класса в здании, пахнущем меловой пылью. Учителя встречали Лиану настороженно, одноклассники — с любопытством. Она сразу поняла, что здесь все знают друг друга и каждое слово быстро разносится по деревне.
В первый же день домой она вернулась и сказала:
— Здесь все простые… Но они задают слишком много вопросов. Я буду держать дистанцию.
Несмотря на внешнюю тишину, Алексей чувствовал — Гринев никуда не исчез. Иногда ему казалось, что он замечает новые лица в деревне, которых там быть не должно. Вечером, когда солнце садилось за лес, он выходил на крыльцо и долго вглядывался в дорогу, ведущую к их дому.
Тишина была обманчива. За этой тишиной кто-то мог идти по следу.
Алексей понимал: деревня — это передышка, а не конец охоты. Гринев — другой хищник, и такие не забывают. Они ждут момента, чтобы ударить.
Семья теперь жила в режиме постоянной готовности.
Глава 44
«Когда приходит тьма»
Девять лет прошло с той ночи, когда они бежали из Петербурга. Девять лет без убийств. Семья жила, как все в деревне: работа, школа, редкие поездки в районный центр.
Лиана уже превратилась из тихой девочки в стройную, уверенную в себе девушку. 16 лет — и в глазах та же холодная сталь, что когда-то горела у родителей. Но нынешняя жизнь отучила её использовать эту сталь всерьёз: отец настоял на полной тишине.
Алексей с трудом привык к этой новой роли — фермерский помощник, скромный сосед. Иногда он всё ещё ждал, что туман Питера окликнет его по имени, но годы тянулись без крови и охоты.
Единственное, что оставалось прежним — это чувство: в глубине души он знал, что хищник, однажды поставивший цель, не забывает её.
12 ноября. Сырая, холодная осень. Ветер выл в трубе печи, и дом скрипел, как старый корабль на волнах. Мария спала, Лиана в своей комнате тихо слушала музыку через наушники. Алексей читал у камина, в полглаза наблюдая за пламенем.
Час ночи.
И вдруг весь свет в доме мигнул… и погас.
Тьма легла мгновенно, как если бы кто-то накрыл дом тяжёлым чёрным полотном. Алексей поднялся, прислушиваясь.
И услышал.
Глухой, размеренный топот ног. Много ног. Снаружи.
Он подошёл к окну и замер: во дворе, в слабом лунном свете, двигались тени — не меньше десятка человек. Они шли полукругом, медленно сжимая кольцо вокруг дома.
— Мария! Лиана! — прошипел он, рванувшись к коридору. — Быстро встаём, одевайтесь!
Но не успели. Раздался резкий стук, больше похожий на удар бревном в стену. За ним — ещё один.
Со стороны хлева пламя рванулось вверх, озаряя ночь. Сухое дерево загорелось мгновенно. Пожар начинал подкрадываться к дому.
Двери оказались наглухо перекрыты снаружи. Кто-то вбил тяжёлые балки, зафиксировав их, окна с запада и юга были заколочены — как будто толпа готовилась к этому с утра.
Алексей понял: это не спонтанная атака. Это — расправа.
— В подвал! — приказал он.
Но и там оказался тупик: вход был заблокирован чем-то тяжёлым, словно знали, что он попытается уйти вниз.
Из щелей под дверями уже тянулся дым.
С улицы раздался голос. Громкий, насмешливый:
— Алексей! Девять лет… Девять! Ты думал, что я забыл?
Гринев.
Алексей метнулся к окну, и на секунду в свете пламени увидел его лицо — повзрослевшее, но всё такое же жёсткое, с той же холодной усмешкой.
— Сегодня плата. За всё, — сказал Гринев.
Пламя уже лизало стены. Жар ударил в окна, стекло треснуло. Дым стелился по потолку, опускаясь всё ниже.
Мария кашляла, прижимая к груди Лиану. Девушка пыталась дышать через край свитера, но глаза слезились, лёгкие горели.
Алексей рвался к окнам, но каждое было либо перекрыто, либо мгновенно обдавалось жаром. С улицы слышались шаги — они ходили вокруг, следили, чтобы никто не попытался вырваться.
Дым стал вязким, едким, каждая попытка вдохнуть оборачивалась судорогой.
Мария присела на пол, обхватив Лиану, шептала что-то — может, слова прощания, может, молитву.
Алексей рухнул на колени у них, накрыл их собой, пытаясь хоть как-то выиграть секунды…
Но дыхание Лианы прервалось. Мария затихла следом. И дом стал тихим — кроме треска досок и рёва пламени.
Снаружи толпа замолчала.
— Готово, — сказал Гринев. — Уходим.
Они медленно растворились в ночи. Осталась только груда тлеющего дерева и запах смерти.
Алексей очнулся на полу среди гари и дыма ещё до рассвета. Голова гудела, лёгкие обжигало, но он дышал. Его тело, обугленное в местах, прорезала тупая, жгучая боль.
Он поднялся, шатаясь, и увидел неподвижные тела Марины и Лианы.
Пламя уже ушло, остались тлеющие балки. Но всё, что составляло его мир, лежало мёртвым, безысходно тихим.
Алексей долго смотрел на них. Лицо его оставалось неподвижным — только глаза потемнели до почти чёрного.
— Ты хочешь ад, Гринев… — сказал он хрипло. — Ты его получишь.
Глава 45
«Последний охотник»
Десять лет.
Столько времени прошло с той ночи, когда горел их дом в деревне, а Мария и Лиана лежали без дыхания среди дыма и пепла.
Десять лет Алексей шёл по следу Гринева. Это была жизнь в дороге, в тени, в разговорах с нужными людьми, бесконечные слухи и тупики. Но он знал: однажды след приведёт его к цели.
И вот — адрес.
Москва. Башня в центре, верхние этажи — полностью собственность Гринева. Семья, охрана, привычка к роскоши.
Алексей изменился: побрился начисто, сменил причёску, одежду. Теперь он выглядел так, как не вспомнил бы ни один архивный снимок. Глаза — холодные, морщины — глубокие, но в осанке осталась та же хищная выучка.
Он снял квартиру с видом на небоскрёб, неделями наблюдал:
— охранные смены и их маршруты,
— слепые зоны камер,
— служебные ходы и лифты, которые можно использовать.
Два раза он чуть не попался. Один охранник заметил его взгляд и подошёл, другой потребовал документы возле служебного входа. Но Алексей умел казаться безобидным — раздражённым бизнесменом, которому просто не повезло.
Полгода наблюдений дали чёткий план.
Дождливая ночь. Ветер стучал по стёклам, смывая шум.
Алексей вошёл в башню под видом курьера, использовав поддельный пропуск и форму. За два поста он прошёл без вопросов, затем вышел к техническому лифту.
Поднявшись почти под самую крышу, он двигался в полумраке служебных коридоров. Первый охранник упал с тихим хрипом — удар ножа под ребро. Второй — с перерезанным горлом у входа в апартаменты.
В гостиной Гринев сидел в кресле, затянутый в домашний трикот, но без признаков расслабленности.
— Десять лет, Алексей… И вот ты пришёл, — сказал он тихо, и в голосе не было страха. Только ожидание.
Алексей сделал шаг — и в тот же миг Гринев рванулся, словно не сидел и не ждал, а готовился к этому часами.
Первый удар — низко, в живот, с расчётом сбить дыхание, затем мгновенный захват кисти с ножом. Лезвие вывернулось, упало на пол.
Алексей ответил коленом в корпус, но Гринев ушёл, перехватил локоть и ударил тушкой ладони в горло. Воздух у Алексея перекрыло, в глазах потемнело, он инстинктивно нырнул ниже, сбивая противника.
Они рухнули на пол, катясь через комнату. Гринев работал как подготовленный боец: чёткие блокировки, атаки в суставы, удушающие приёмы. Дважды он почти зафиксировал захват на шее, и Алексей почувствовал, как мир начинает сжиматься в тёмный тоннель.
Силы уходили быстро. Гринев был тяжелее и моложе, и каждый удар отдавался болью в старых, заживших за эти годы переломах.
— Ты опоздал, Алексей, — прохрипел Гринев, прижимая его к полу. — Теперь ты уйдёшь туда, куда отправил своих жертв.
Алексей почувствовал, что это — уже баланс на грани. Левой рукой он нащупал в кармане куртки тонкий металлический цилиндр.
Гринев перехватил его запястье, но поздно — Алексей рванул, и игла вошла в толстую жилу на шее. Резкий толчок поршня — и содержимое шприца оказалось в крови.
Гринев дёрнулся, рванулся подняться, но ноги уже подгибались. Он шумно выдохнул, споткнувшись о ковер, и рухнул на колени.
— Я ждал этого… десять лет, — тихо сказал Алексей, глядя, как его враг теряет сознание. — И я дожал.
Через полчаса тело Гринева было в багажнике машины, накрытое брезентом. Алексей вёл по трассе на Петербург, а дождь всё так же грохотал по крыше, словно отмеряя последние минуты этой игры.
Подвал был пропитан холодом, тяжёлым воздухом и запахом ржавчины. Лампа качалась на цепочке под потолком, проецируя тени на лицо Гринева — лицо человека, который когда-то сжёг всё, что для Алексея было миром.
Он сидел, прочно привязанный к металлическому стулу, с распухшей от ударов губой и расколовшейся бровью. Его дыхание было грубым, глухим от набухших синяков. Но даже сейчас в его взгляде теплился тот же дерзкий огонёк, что и в ту ночь, когда горел их дом.
— Ну что, охотник… — проскрипел Гринев, — пришёл добить?
Алексей медленно наклонился, упёршись руками в подлокотники стула. Лезвие ножа коснулось кожи на шее Гринева так легко, что тот едва почувствовал.
— Не добить, — ответил Алексей тихо, — я пришёл, чтобы ты прожил со мной каждую секунду девяти лет, когда я видел их во сне, но просыпался один.
Он начал медленно вести лезвие по коже — не глубоко, но ровно, оставляя багровую, тонкую линию. Гринев дёрнулся, но цепи держали крепко. Алексей не торопился: каждое движение было выверено, каждое прикосновение к ножу — как штрих кисти художника.
Его руки были холодны и спокойны, но внутри поднималась густая, вязкая волна удовлетворения. Это не было ослепляющее торжество — это был плотный, тяжёлый покой мясника, который знает: работа сделана правильно.
— Это за Марию, — голос Алексея был ровным, как хруст снега под сапогами. Нож вошёл в бедро, резко, но не смертельно, разрывая ткани.
— Это за Лиану, — второе погружение, в плечо, с поворотом лезвия.
Он слышал каждое сиплое дыхание, видел каждое сокращение зрачков. Эти звуки впитывались в него, как доказательства того, что возмездие состоялось.
Последний удар был чистым, хладнокровным — под ребро, вверх, точно туда, где сердце рвётся от боли. Гринев захрипел, глаза потемнели, и из уголка рта потекла яркая алость.
Алексей удерживал взгляд его глаз до того самого момента, пока тот не стал стеклянным. И лишь когда дыхание оборвалось, он позволил себе сделать глубокий вдох.
В этот миг он почувствовал не радость, а завершённость. Словно огромный камень, вырезанный из его груди, наконец упал куда-то в чёрную бездну.
— Теперь всё, — тихо произнёс он, вытирая лезвие тряпкой, — теперь мы квиты.
Тело он избавил, как делал когда-то: плотный брезент, утяжелители, глубина заброшенной шахты.
Питер встретил его утренним туманом и запахом мокрого камня после ночного дождя. Алексей шёл по Невскому, руки в карманах, и город вокруг плыл перед глазами, перестав быть настоящим.
В переулках мелькали призраки. Вот — Мария, в светлом пальто, смеётся, поправляя на ветру волосы. Она идёт чуть впереди, а он догоняет её, делая вид, что любуется витриной. Она оборачивается, улыбается, и этот кадр так ярок, что Алексей машинально тянется к ней рукой… но пальцы проходят сквозь воздух.
Дальше, за углом, — Лиана в школьной форме, с рюкзаком за спиной. Она, как тогда, поворачивает к нему голову и говорит: «Пап, не жди меня сегодня к обеду, у нас репетиция». Он кивает, и видит, как она уходит по мостовой, подпрыгивая, чтобы обойти лужу.
А вот — ещё младше, лет пять. Он ведёт её в детский сад сквозь утренний туман. Лиана держится за его палец, в другой руке у неё смешной голубой зонтик, почти больше неё самой. Она рассказывает что-то про игрушку, и он улыбается, глядя, как влага ложится на её ресницы.
И всё это — не более чем тени. Проекции, которые рождает память и туман. Они проходят сквозь него, исчезают на поворотах, причём одинаково безмолвно и безвозвратно.
Алексей идёт, и в груди его пусто. Даже удовлетворение от смерти Гринева, ещё теплое час назад, здесь, среди этих улиц, тает и превращается в боль — тихую, но настолько глубокую, что кажется: дышать невозможно.
Он останавливается у ограды Летнего сада, смотрит на прутья, за которыми некогда сидел на лавке с Марией, пока Лиана гоняла голубей.
— Мы снова вместе… скоро, — шепчет он и поворачивает обратно.
Город вокруг шумит, течёт жизнь, но для него всё уже давно остановилось. И это его последний обход тех мест, где он был счастлив.
Квартира была маленькой, но в свете вечерних огней, пробивавшихся сквозь окно, казалась почти уютной. На столе стоял заваренный чайник, рядом — нож, блеск лезвия которого отражал огни города.
Алексей сидел напротив окна и смотрел на Санкт-Петербург. Город сиял фонарями, автомобильные фары текли по проспектам живыми нитями света. Этот шумный, вечно движущийся мегаполис не знал, что сейчас в одной из его старых квартир человек завершает свой последний план.
Он медленно достал из кармана две вещи:
— старую фотографию, где Мария держит на руках маленькую Лиану;
— и детский голубой зонтик, который он берёг все эти годы.
Пальцы дрогнули, когда он провёл по бумаге с лицами, которых больше никогда не коснётся. Слёзы не пришли — он выжег их в себе давно. Была лишь глубокая пустота.
