Детектив держал паузу — он ждал, как яд разойдётся по телу. Каждый из присутствующих ощущал: теперь ложь — самая опасная одежда.
— Сегодня ночью я разгадаю вас всех. Один из вас уже пошёл дальше, чем планировал. Следы на шее, забытое перо, ложные алиби… Всё сойдётся в одну черную тень.
Свечи снова закачались, ветер толкнул ставни.
И пока за окнами царила ночь, Жереми дюваль, разрываясь между тягой к истине и любовью жены, начал новый, самый напряжённый круг своего расследования.
Убийца без следов
Убийство, совершённое почти идеально — вот что по-настоящему пугает великого сыщика. Еще больше пугает осознание: убийца невероятно умен, молод, дерзок и практически не оставил улик. В этой комнате тесного круга подозреваемых скрывается волк в овечьей шкуре, и только Жереми Дюваль способен, возможно, сорвать маску с его лица.
Всю долгую ночь Жереми размышлял у тусклой свечи. Уже утром, анализируя найденные улики еще раз, он пришел к страшному заключению:
Все следы были тщательнейшим образом заметы. Ни одной отпечатанной подошвы, ни следа кражи, ни даже лишнего слова в разговорах свидетелей.
Он сам себе признавался: убийца — исключительный ум, почти гениал, самый талантливый и хитроумный из всех, кого ему доводилось встречать. Кто-то, чье тщеславие и расчетливость граничат с безумием.
Но именно это — и есть ошибка!
Ошибкой была не подготовка. Ошибкой была страсть: убийца выбрал кинжал… и, почувствовав сопротивление, придушил королеву собственными руками. Следы на шее — едва заметные. Только тот, кто внимателен и привык к деталям, мог бы об этом догадаться. Сыщик понял: преступник необычайно молод, хватка у него энергичная, однако привычки прятать следы — пугающе зрелые.
Когда Жереми вновь собрал шесть фигур под сводами зала, непроницаемое выражение его лица сменилось ледяной хладнокровностью.
— Теперь всё иначе, — начал он, и голос его звучал резким, металл в нем бил по сердцам каждого. — Кто-то из вас — не просто убийца, а дьявольски одарённый игрок. Вы не допустили ни одной промашки… кроме одной, слишком человечной.
Он задержал тяжелый взгляд на каждом:
— Кто-то из вас слишком молод, слишком умён и слишком храбр, чтобы дрогнуть в последний момент. Вы почти стерли за собой все следы, но страсть победила расчет — и на шее ее, в этом пятне тени, вы оставили истину. Я не скажу, кто именно. Но вы знаете, о ком я.
Пауза, словно последний вдох перед грозой.
— Лорд Кэтсфорд, — специально поставил ударение Жереми, — военный офицер, привычный к дисциплине и расчетам, но не к импровизации. Где вы были каждый миг этой ночью?
Генри вспыхнул, но быстро взял себя в руки:
— Моё время — открыто для проверки. Я вернулся к королеве вместе с Эдмундом, потом вышел позвать службу. Я бы не запятнал свою честь такой трусостью.
— А что-то заставляло вас ревновать? Завидовать?
— Завидовать? Я служу короне с юности. Если бы кто-то покусился на ее жизнь, заметил бы до того, как был бы совершен удар.
Жереми внимательно заметил: ни страха, ни молодости — но также и никакой обычной раздражительности у лорда.
— Леди Изабелла. Умная, ловкая, искушенная в придворных играх. Но не слишком ли вы измотаны годами, чтобы быть такой хищницей?
— Я… Я лишь следила за порядком, помогала… — дрожала она, губы побелели от ужаса.
— Вы хотели бы снова стать молодой, энергичной, сильной?
Она опустила глаза — и промолчала. Жереми отметил: ее слезы — это слезы усталой женщины, но не преступницы, чья воля сильна и дерзка.
— Мастер Эдмунд, вы алхимик — осторожный, расчетливый. Но вы когда-то были юны. Узнал ли кто-нибудь настоящую вашу страсть?
— Я жил в страсти поиска знания, не убийства, — буркнул он. — Ваша догадка, сыщик, — ловушка не для меня.
— А для кого же?
Эдмунд ухмыльнулся темной, резкой улыбкой.
— Посмотрите на тех, кто презирает науку и силу. Они всегда в первой линии.
Жереми уловил: ума у Эдмунда — хоть отбавляй, но порыв? Нет, этот человек убил бы хладнокровно, не рискуя схваткой.
— Артур, вы молодой, умелый, импульсивный. Вы не выносите проигрыша?
Артур вскинул голову, дерзость вернулась на его лицо:
— Вы подозреваете меня лишь потому, что мне меньше лет, чем остальным?
— Нет. Я подозреваю вас потому, что вам нравится рисковать, и вы не боитесь оставить след, если этого требует ваша страсть. Так ли это?
Виконт нервно засмеялся:
— Мне есть что скрывать, но не это. Я любил королеву — в своем воображении. На деле — испугался бы даже прикасаться, когда понял, как глубока ее печаль.
— Молодость — это не всегда преступление, Артур. Но иногда — это идеальная ширма для убийцы.
Виконт сжал зубы, но даже Жереми почувствовал: или отличный актер, или слишком запуган для такого тонкого замысла.
— Севериан, вы — фанатик, но не молоды, и ваши руки слишком худы для такой схватки.
— Я молюсь за душу королевы, господин…
— Бывает, что даже вера не спасает. Что, если зло умеет маскироваться под праведника?
Севериан слабеет на глазах.
— Я — лишь смиренный свидетель Божьей воли. Молодость и отвага ушли от меня.
Жереми отпустил его взглядом — понимая: истинный убийца спрятался за ширмой куда более тревожной.
— Анна-Мария… Только ли дом и дети занимают ваши заботы?
Она ответила нервно и быстро:
— Я никогда не… не была в комнате так близко к королеве, чтобы оставить следы на её шее. Перо — случайность. Я молила Бога о ее спасении.
— Были ли у вас причины на зависть? Вашу молодость, ваши секреты кто-нибудь знает?
Она тронула шрам на шее бессознательно.
— Я была певицей… когда-то… Меня сломали. Я теперь другая.
Жереми понял: ее душа покалечена, воля надломлена. Слишком много боли. Не та энергия, не тот расчет.
Дюваль ощущал, как комната сжимается вокруг него и подозреваемых. Его собственные мысли тяжелели — он слишком многое видел, но слишком мало мог доказать. Убийца был среди них, но его следы — почти нищие, почти стертые, ускользающие.
Зло гениально, если оно молодо и умно, но даже оно не бессмертно.
Жереми отошел к окну, бросил взгляд на сизый рассвет, где где-то далеко его ждала Сильвия с новым дыханием жизни.
Он повернулся к шестерым — и на этот раз, вместо приглашения к ответу, его слова стали жёстким ультиматумом:
— С этого момента я буду наблюдать за каждым вашим шагом. Сегодня ночью правда выйдет наружу даже ценой страха, боли и разоблачения. Ваши маски облетят, как перья на ветру. Запомните: для идеального убийства не бывает идеального алиби.
В тяжёлой тишине никто не осмелился вздохнуть.
И сыщик почувствовал, — впервые за всё расследование, — хищный азарт: где-то здесь, в трещинах страха и дерзости, он вот-вот увидит настоящее лицо убийцы.
В тени брата: Уилл Дюваль и новый взгляд на старые тайны
В лабиринтах дворцовых коридоров и горькой правды, что медленно вырывалась из мрака, к Жереми Дювалю присоединился младший брат — Уилл Дюваль. Старший из братьев прославился своим аналитическим гением и непоколебимой выдержкой — и это был союз, который мог изменить ход расследования.
Уилл был человеком света и холодного разума. Его прибытию предшествовала слава: считали, что он может отыскать след даже в песчинке, проникнуть в самые запутанные сети лжи и обмана и вытащить из них правду без единого намёка на тень сомнения.
На этот раз был решающий этап: старший брат видел скрытые грани, но страсть и века испытаний сделали его менее беспощадным. Уилл – напротив – был безжалостен в поиске истины.
Жереми встретил брата у входа в зал для допросов, где лежала тяжелая тишина. Их глаза встретились — братские, но схваченные долгами и судьбой.
— Ты лучше меня, — сдержанно сказал Жереми, — чувствуешь малейшие вибрации.
— А ты – понимаешь игру людей, — улыбнулся Уилл, — вместе мы будем нужной остротой для правосудия.
Первым под прицел попал Лорд Генри Кэтсфорд. Уилл стоял к нему лицом: холодный взгляд, ровный голос.
— Лорд, расскажите подробно, где вы были в точности с 10 часов вечера до полуночи?
— Я оставался в зале совещаний до 10:30, потом... — лорд сбился.
— Именно так. Почему ‘потом’? Кто видел вас после 10:30?
— Эдмунд и Виконт, — ответил лорд, но тут же заметал взгляд.
— Могу ли я проверить это?
— Конечно, — сжавшись, ответил лорд, — вы же в праве.
Уилл пристально смотрел на каждое движение лорда, замечая мельчайшее нервное дергание, несоответствие между жестами и словами.
Леди Изабелла была следующей.
— Леди, — начал Уилл с мягкой угрозой в голосе, — вы говорили, что оставили покои на пять минут. Что именно вы делали?
— Я… я искала спокойствия, чтобы собраться, — дрожащим голосом сказала она.
— Кто подтверждает ваше алиби?
— Никто, — сдавленно ответила она. — Была одна.
— Значит вы без свидетелей. Что вы скрываете?
Она заплакала.
— Я… я боялась за свою жизнь. Уже давно.
— От кого?
— От некоторых здесь... — прижала руку к сердцу.
Уилл наклонился ближе. В напряженной тишине зала слышались лишь ее дрожащие вдохи.
Уилл теперь взял на себя жесткий стиль.
— Алхимик, вы единственный, кто мог смешать яд и оживить его?
— Я создаю лекарства, а не оружие, — холодно ответил Эдмунд.
— Тогда почему ваше имя постоянно всплывало в разговорах? Ваши дуэли, тайные опыты?
— Кажется, кто-то хочет оклеветать меня. Пусть докажет.
— Ваши эксперименты проверяли ли?
— Да, про них все записано. Книги, дневники, материалы — доступ открыт.
Уилл распахнул один из старых журналов алхимика, указывая пальцем на заметки с поздней ночью.
— А почему записи о последних экспериментах затерты?
Эдмунд судорожно дернул плечом, потерял самообладание.
— Это просто… ошибка пера.
Уилл улыбнулся тонко — слабость в крепком фасаде.
Артур попытался выдержать, но под взглядом старшего Дюваля его уверенность трещала.
— Виконт, кто знал о вашей близости к королеве?
— Никто, — ответил он резко.
— Почему вы заходили в ее покои ночью? Каковы были ваши намерения?
— Я хотел поговорить, извиниться, — он задрожал.
— С вашими долгами и дуэлями, вы — азартный игрок. Почему вы не думали о рисках?
— Любовь не знает риска, — прошептал он, почти не веря своим словам.
— Любовь, или что-то иное?
Он промолчал.
Монах стиснул губы, но глаза обвисли под осознанием неизбежности.
— Расскажите нам о своей ночи, — сказал Уилл, — слышали ли вы что-нибудь, что не хотели слышать?
— В вере — сила, — шептал он. — Я слушал сердце королевы, но не слышал злых речей.
— А на самом деле?
— Есть тайны, что даже Бога пугают.
Уилл посвятил особое внимание гувернантке.
— Анна-Мария, вы певица потерянных надежд. Что вы хотите скрыть?
Она вздохнула, сжав руки.
— Мое прошлое не должно мешать нынешней правде.
— Нам всё известно. Но что вы делали ночью?
— Я поставила музыку, — голос сломался.
— На чьи лица вы смотрели в те минуты?
— На королеву, — она заплакала. — Ее страх и любовь.
Уилл вышел из зала, оставив в тишине тревожное гудение. Он понимал: каждый допрос открывал маленькие раны, но ни одна не была смертельной. Убийца был среди них как тень, чист, расчетлив, но эмоционально на грани.
Он писал записки, читая между строк. Это была игра шахматиста, где каждое движение могло стать роковым.
Ночь опускалась на замок и на души подозреваемых. Жереми и Уилл обменялись взглядом — в нем читалась уверенность, что вскоре мрак рассеется.
Вместе они были непобедимы, и хотя убийца был умнее, чем кто-либо ожидал, два брата-жертвы логики и опыта постепенно приближались к окончательному разгаданию.
Тонкая грань между светом и тенью
В таинственных коридорах замка, когда свечи едва освещали мраморные стены, Жереми и Уилл Дюваль работали в тесном тандеме. Расследование все приближалось к кульминации, но тайна оставалась неподвижной тенью, словно играя с двумя братьями, которые казались и союзниками, и противниками.
Однако, как и полагается классическому трагическому детективу, истинная опасность всегда ближе, чем кажется. И в этот раз скрытые намёки начали появляться тонко, словно едва различимые линии на полотне.
Жереми чувствовал усталость — не столько физическую, сколько душевную. Каждая новая улика приносила больше вопросов, чем ответов. Тут же, в тишине офиса, он неспешно перебирал документы, пока его старший брат, Уилл, внимательно наблюдал.
— Ты уже догадался, — пробормотал Уилл, и его голос прозвучал особенно спокойно, как будто обладал правом знать больше.
Жереми взорвался вопросом:
— О чем ты?
Уилл улыбнулся тонко и спокойно:
— О том, что убийца играет с нами в прятки. Но он среди нас — близок. Мы почти подошли к правде.
В зале допросов Уилл снова занял центральное место. Его метод обескураживал: он не давил голосом и не пытался разоблачить резко, а тонко, как хирург, вскрывал раны.
Лорд Кэтсфорд
— Лорд, могу я спросить одно?
— Спрашивайте.
— Где, по вашей версии, убийца мог прятать кинжал?
— В одном из сундуков, — ответил лорд, уверенно — но почему-то взгляд сбивался.
Уилл просто заметил:
— В сундуках нет, но есть другие места, куда заглянули все, кроме вас лично.
Леди Изабелла
— Леди, почему вы так боялись уходить из комнаты той ночью?
— Тревога, господин, — вздохнула она. — Тревога за королеву.
— Но вы были одна, — ехидно улыбнулся Уилл. — Никто не подтвердит ваше алиби.
Она замолчала, глаза потускнели.
Мастер Эдмунд
— Вы говорите, что алжи чески мелочные записи стёрли по ошибке? — голос Уилла был как стальной ток.
— Я — человек науки, не убийства! — ответил Эдмунд, взвинчивая голос.
— Тогда почему ваши записи исчезли? Кто мог это сделать?
Виконт Артур
Уилл посмотрел на юного виконта, и в воздухе повисла напряжённость.
— Вы часто лжете, Артур. Что скрываете?
Молодой человек отошел в сторону, нервничая.
Монах Севериан
— Вы слишком тихо говорите о своих ночных молитвах. Что вы не хотите сказать?
Монах отскочил от взгляда Уилла, склонив голову.
Анна-Мария
Гувернантка тихо плакала, но под гнетом вопросов Уилла начала рассказывать маленькие подробности, которые до этого не замечал никто.
После допросов оба брата оказались в комнате. Уилл разложил листы на столе, медленно перебирая факты.
Жереми позволил себе спросить:
— Ты не чувствуешь, что кто-то прячется у нас под носом?
Уилл улыбнулся едва заметно:
— Иногда самая опасная тень — это твоя собственная.
Жереми посмотрел на брата с глубоким недоумением, но Уилл уже вертел в руках маленькую гусиное перо — ту самую зацепку, найденную на месте убийства.
— Мы забываем смотреть под ноги, когда смотрим в глаза, — тихо сказал Уилл.
В последующие дни у окружающих стали возникать странные ощущения. Малейшие несоответствия в поведении Уилла:
Его руки порой тряслись, но он скрывал это.
В самых напряжённых моментах он мельком смотрел на короля разговора с хитрой улыбкой, как будто знал больше.
Иногда он забывал надеть перчатки, оставляя без внимания возможные улики на местах преступления.
Он часто задерживался наедине с королевской комнатой, где всё начиналось.
В разговоре с Жереми он допускал тонкие, почти незаметные двойные смыслы.
Герои, хоть и доверяли друг другу, начинали невольно сторониться Уилла. Его выдержка и спокойствие казались слишком искусственными, а взгляды — слишком острыми.
Однажды поздним вечером, когда Жереми сидел у камина, Уилл тихо подошел:
— Сегодня ночью я разгадаю вас всех. Один из вас уже пошёл дальше, чем планировал. Следы на шее, забытое перо, ложные алиби… Всё сойдётся в одну черную тень.
Свечи снова закачались, ветер толкнул ставни.
И пока за окнами царила ночь, Жереми дюваль, разрываясь между тягой к истине и любовью жены, начал новый, самый напряжённый круг своего расследования.
Глава четвертая
Убийца без следов
Убийство, совершённое почти идеально — вот что по-настоящему пугает великого сыщика. Еще больше пугает осознание: убийца невероятно умен, молод, дерзок и практически не оставил улик. В этой комнате тесного круга подозреваемых скрывается волк в овечьей шкуре, и только Жереми Дюваль способен, возможно, сорвать маску с его лица.
Всю долгую ночь Жереми размышлял у тусклой свечи. Уже утром, анализируя найденные улики еще раз, он пришел к страшному заключению:
Все следы были тщательнейшим образом заметы. Ни одной отпечатанной подошвы, ни следа кражи, ни даже лишнего слова в разговорах свидетелей.
Он сам себе признавался: убийца — исключительный ум, почти гениал, самый талантливый и хитроумный из всех, кого ему доводилось встречать. Кто-то, чье тщеславие и расчетливость граничат с безумием.
Но именно это — и есть ошибка!
Ошибкой была не подготовка. Ошибкой была страсть: убийца выбрал кинжал… и, почувствовав сопротивление, придушил королеву собственными руками. Следы на шее — едва заметные. Только тот, кто внимателен и привык к деталям, мог бы об этом догадаться. Сыщик понял: преступник необычайно молод, хватка у него энергичная, однако привычки прятать следы — пугающе зрелые.
Когда Жереми вновь собрал шесть фигур под сводами зала, непроницаемое выражение его лица сменилось ледяной хладнокровностью.
— Теперь всё иначе, — начал он, и голос его звучал резким, металл в нем бил по сердцам каждого. — Кто-то из вас — не просто убийца, а дьявольски одарённый игрок. Вы не допустили ни одной промашки… кроме одной, слишком человечной.
Он задержал тяжелый взгляд на каждом:
— Кто-то из вас слишком молод, слишком умён и слишком храбр, чтобы дрогнуть в последний момент. Вы почти стерли за собой все следы, но страсть победила расчет — и на шее ее, в этом пятне тени, вы оставили истину. Я не скажу, кто именно. Но вы знаете, о ком я.
Пауза, словно последний вдох перед грозой.
— Лорд Кэтсфорд, — специально поставил ударение Жереми, — военный офицер, привычный к дисциплине и расчетам, но не к импровизации. Где вы были каждый миг этой ночью?
Генри вспыхнул, но быстро взял себя в руки:
— Моё время — открыто для проверки. Я вернулся к королеве вместе с Эдмундом, потом вышел позвать службу. Я бы не запятнал свою честь такой трусостью.
— А что-то заставляло вас ревновать? Завидовать?
— Завидовать? Я служу короне с юности. Если бы кто-то покусился на ее жизнь, заметил бы до того, как был бы совершен удар.
Жереми внимательно заметил: ни страха, ни молодости — но также и никакой обычной раздражительности у лорда.
— Леди Изабелла. Умная, ловкая, искушенная в придворных играх. Но не слишком ли вы измотаны годами, чтобы быть такой хищницей?
— Я… Я лишь следила за порядком, помогала… — дрожала она, губы побелели от ужаса.
— Вы хотели бы снова стать молодой, энергичной, сильной?
Она опустила глаза — и промолчала. Жереми отметил: ее слезы — это слезы усталой женщины, но не преступницы, чья воля сильна и дерзка.
— Мастер Эдмунд, вы алхимик — осторожный, расчетливый. Но вы когда-то были юны. Узнал ли кто-нибудь настоящую вашу страсть?
— Я жил в страсти поиска знания, не убийства, — буркнул он. — Ваша догадка, сыщик, — ловушка не для меня.
— А для кого же?
Эдмунд ухмыльнулся темной, резкой улыбкой.
— Посмотрите на тех, кто презирает науку и силу. Они всегда в первой линии.
Жереми уловил: ума у Эдмунда — хоть отбавляй, но порыв? Нет, этот человек убил бы хладнокровно, не рискуя схваткой.
— Артур, вы молодой, умелый, импульсивный. Вы не выносите проигрыша?
Артур вскинул голову, дерзость вернулась на его лицо:
— Вы подозреваете меня лишь потому, что мне меньше лет, чем остальным?
— Нет. Я подозреваю вас потому, что вам нравится рисковать, и вы не боитесь оставить след, если этого требует ваша страсть. Так ли это?
Виконт нервно засмеялся:
— Мне есть что скрывать, но не это. Я любил королеву — в своем воображении. На деле — испугался бы даже прикасаться, когда понял, как глубока ее печаль.
— Молодость — это не всегда преступление, Артур. Но иногда — это идеальная ширма для убийцы.
Виконт сжал зубы, но даже Жереми почувствовал: или отличный актер, или слишком запуган для такого тонкого замысла.
— Севериан, вы — фанатик, но не молоды, и ваши руки слишком худы для такой схватки.
— Я молюсь за душу королевы, господин…
— Бывает, что даже вера не спасает. Что, если зло умеет маскироваться под праведника?
Севериан слабеет на глазах.
— Я — лишь смиренный свидетель Божьей воли. Молодость и отвага ушли от меня.
Жереми отпустил его взглядом — понимая: истинный убийца спрятался за ширмой куда более тревожной.
— Анна-Мария… Только ли дом и дети занимают ваши заботы?
Она ответила нервно и быстро:
— Я никогда не… не была в комнате так близко к королеве, чтобы оставить следы на её шее. Перо — случайность. Я молила Бога о ее спасении.
— Были ли у вас причины на зависть? Вашу молодость, ваши секреты кто-нибудь знает?
Она тронула шрам на шее бессознательно.
— Я была певицей… когда-то… Меня сломали. Я теперь другая.
Жереми понял: ее душа покалечена, воля надломлена. Слишком много боли. Не та энергия, не тот расчет.
Дюваль ощущал, как комната сжимается вокруг него и подозреваемых. Его собственные мысли тяжелели — он слишком многое видел, но слишком мало мог доказать. Убийца был среди них, но его следы — почти нищие, почти стертые, ускользающие.
Зло гениально, если оно молодо и умно, но даже оно не бессмертно.
Жереми отошел к окну, бросил взгляд на сизый рассвет, где где-то далеко его ждала Сильвия с новым дыханием жизни.
Он повернулся к шестерым — и на этот раз, вместо приглашения к ответу, его слова стали жёстким ультиматумом:
— С этого момента я буду наблюдать за каждым вашим шагом. Сегодня ночью правда выйдет наружу даже ценой страха, боли и разоблачения. Ваши маски облетят, как перья на ветру. Запомните: для идеального убийства не бывает идеального алиби.
В тяжёлой тишине никто не осмелился вздохнуть.
И сыщик почувствовал, — впервые за всё расследование, — хищный азарт: где-то здесь, в трещинах страха и дерзости, он вот-вот увидит настоящее лицо убийцы.
Глава пятая
В тени брата: Уилл Дюваль и новый взгляд на старые тайны
В лабиринтах дворцовых коридоров и горькой правды, что медленно вырывалась из мрака, к Жереми Дювалю присоединился младший брат — Уилл Дюваль. Старший из братьев прославился своим аналитическим гением и непоколебимой выдержкой — и это был союз, который мог изменить ход расследования.
Уилл был человеком света и холодного разума. Его прибытию предшествовала слава: считали, что он может отыскать след даже в песчинке, проникнуть в самые запутанные сети лжи и обмана и вытащить из них правду без единого намёка на тень сомнения.
На этот раз был решающий этап: старший брат видел скрытые грани, но страсть и века испытаний сделали его менее беспощадным. Уилл – напротив – был безжалостен в поиске истины.
Жереми встретил брата у входа в зал для допросов, где лежала тяжелая тишина. Их глаза встретились — братские, но схваченные долгами и судьбой.
— Ты лучше меня, — сдержанно сказал Жереми, — чувствуешь малейшие вибрации.
— А ты – понимаешь игру людей, — улыбнулся Уилл, — вместе мы будем нужной остротой для правосудия.
Первым под прицел попал Лорд Генри Кэтсфорд. Уилл стоял к нему лицом: холодный взгляд, ровный голос.
— Лорд, расскажите подробно, где вы были в точности с 10 часов вечера до полуночи?
— Я оставался в зале совещаний до 10:30, потом... — лорд сбился.
— Именно так. Почему ‘потом’? Кто видел вас после 10:30?
— Эдмунд и Виконт, — ответил лорд, но тут же заметал взгляд.
— Могу ли я проверить это?
— Конечно, — сжавшись, ответил лорд, — вы же в праве.
Уилл пристально смотрел на каждое движение лорда, замечая мельчайшее нервное дергание, несоответствие между жестами и словами.
Леди Изабелла была следующей.
— Леди, — начал Уилл с мягкой угрозой в голосе, — вы говорили, что оставили покои на пять минут. Что именно вы делали?
— Я… я искала спокойствия, чтобы собраться, — дрожащим голосом сказала она.
— Кто подтверждает ваше алиби?
— Никто, — сдавленно ответила она. — Была одна.
— Значит вы без свидетелей. Что вы скрываете?
Она заплакала.
— Я… я боялась за свою жизнь. Уже давно.
— От кого?
— От некоторых здесь... — прижала руку к сердцу.
Уилл наклонился ближе. В напряженной тишине зала слышались лишь ее дрожащие вдохи.
Уилл теперь взял на себя жесткий стиль.
— Алхимик, вы единственный, кто мог смешать яд и оживить его?
— Я создаю лекарства, а не оружие, — холодно ответил Эдмунд.
— Тогда почему ваше имя постоянно всплывало в разговорах? Ваши дуэли, тайные опыты?
— Кажется, кто-то хочет оклеветать меня. Пусть докажет.
— Ваши эксперименты проверяли ли?
— Да, про них все записано. Книги, дневники, материалы — доступ открыт.
Уилл распахнул один из старых журналов алхимика, указывая пальцем на заметки с поздней ночью.
— А почему записи о последних экспериментах затерты?
Эдмунд судорожно дернул плечом, потерял самообладание.
— Это просто… ошибка пера.
Уилл улыбнулся тонко — слабость в крепком фасаде.
Артур попытался выдержать, но под взглядом старшего Дюваля его уверенность трещала.
— Виконт, кто знал о вашей близости к королеве?
— Никто, — ответил он резко.
— Почему вы заходили в ее покои ночью? Каковы были ваши намерения?
— Я хотел поговорить, извиниться, — он задрожал.
— С вашими долгами и дуэлями, вы — азартный игрок. Почему вы не думали о рисках?
— Любовь не знает риска, — прошептал он, почти не веря своим словам.
— Любовь, или что-то иное?
Он промолчал.
Монах стиснул губы, но глаза обвисли под осознанием неизбежности.
— Расскажите нам о своей ночи, — сказал Уилл, — слышали ли вы что-нибудь, что не хотели слышать?
— В вере — сила, — шептал он. — Я слушал сердце королевы, но не слышал злых речей.
— А на самом деле?
— Есть тайны, что даже Бога пугают.
Уилл посвятил особое внимание гувернантке.
— Анна-Мария, вы певица потерянных надежд. Что вы хотите скрыть?
Она вздохнула, сжав руки.
— Мое прошлое не должно мешать нынешней правде.
— Нам всё известно. Но что вы делали ночью?
— Я поставила музыку, — голос сломался.
— На чьи лица вы смотрели в те минуты?
— На королеву, — она заплакала. — Ее страх и любовь.
Уилл вышел из зала, оставив в тишине тревожное гудение. Он понимал: каждый допрос открывал маленькие раны, но ни одна не была смертельной. Убийца был среди них как тень, чист, расчетлив, но эмоционально на грани.
Он писал записки, читая между строк. Это была игра шахматиста, где каждое движение могло стать роковым.
Ночь опускалась на замок и на души подозреваемых. Жереми и Уилл обменялись взглядом — в нем читалась уверенность, что вскоре мрак рассеется.
Вместе они были непобедимы, и хотя убийца был умнее, чем кто-либо ожидал, два брата-жертвы логики и опыта постепенно приближались к окончательному разгаданию.
Глава шестая
Тонкая грань между светом и тенью
В таинственных коридорах замка, когда свечи едва освещали мраморные стены, Жереми и Уилл Дюваль работали в тесном тандеме. Расследование все приближалось к кульминации, но тайна оставалась неподвижной тенью, словно играя с двумя братьями, которые казались и союзниками, и противниками.
Однако, как и полагается классическому трагическому детективу, истинная опасность всегда ближе, чем кажется. И в этот раз скрытые намёки начали появляться тонко, словно едва различимые линии на полотне.
Жереми чувствовал усталость — не столько физическую, сколько душевную. Каждая новая улика приносила больше вопросов, чем ответов. Тут же, в тишине офиса, он неспешно перебирал документы, пока его старший брат, Уилл, внимательно наблюдал.
— Ты уже догадался, — пробормотал Уилл, и его голос прозвучал особенно спокойно, как будто обладал правом знать больше.
Жереми взорвался вопросом:
— О чем ты?
Уилл улыбнулся тонко и спокойно:
— О том, что убийца играет с нами в прятки. Но он среди нас — близок. Мы почти подошли к правде.
В зале допросов Уилл снова занял центральное место. Его метод обескураживал: он не давил голосом и не пытался разоблачить резко, а тонко, как хирург, вскрывал раны.
Лорд Кэтсфорд
— Лорд, могу я спросить одно?
— Спрашивайте.
— Где, по вашей версии, убийца мог прятать кинжал?
— В одном из сундуков, — ответил лорд, уверенно — но почему-то взгляд сбивался.
Уилл просто заметил:
— В сундуках нет, но есть другие места, куда заглянули все, кроме вас лично.
Леди Изабелла
— Леди, почему вы так боялись уходить из комнаты той ночью?
— Тревога, господин, — вздохнула она. — Тревога за королеву.
— Но вы были одна, — ехидно улыбнулся Уилл. — Никто не подтвердит ваше алиби.
Она замолчала, глаза потускнели.
Мастер Эдмунд
— Вы говорите, что алжи чески мелочные записи стёрли по ошибке? — голос Уилла был как стальной ток.
— Я — человек науки, не убийства! — ответил Эдмунд, взвинчивая голос.
— Тогда почему ваши записи исчезли? Кто мог это сделать?
Виконт Артур
Уилл посмотрел на юного виконта, и в воздухе повисла напряжённость.
— Вы часто лжете, Артур. Что скрываете?
Молодой человек отошел в сторону, нервничая.
Монах Севериан
— Вы слишком тихо говорите о своих ночных молитвах. Что вы не хотите сказать?
Монах отскочил от взгляда Уилла, склонив голову.
Анна-Мария
Гувернантка тихо плакала, но под гнетом вопросов Уилла начала рассказывать маленькие подробности, которые до этого не замечал никто.
После допросов оба брата оказались в комнате. Уилл разложил листы на столе, медленно перебирая факты.
Жереми позволил себе спросить:
— Ты не чувствуешь, что кто-то прячется у нас под носом?
Уилл улыбнулся едва заметно:
— Иногда самая опасная тень — это твоя собственная.
Жереми посмотрел на брата с глубоким недоумением, но Уилл уже вертел в руках маленькую гусиное перо — ту самую зацепку, найденную на месте убийства.
— Мы забываем смотреть под ноги, когда смотрим в глаза, — тихо сказал Уилл.
В последующие дни у окружающих стали возникать странные ощущения. Малейшие несоответствия в поведении Уилла:
Его руки порой тряслись, но он скрывал это.
В самых напряжённых моментах он мельком смотрел на короля разговора с хитрой улыбкой, как будто знал больше.
Иногда он забывал надеть перчатки, оставляя без внимания возможные улики на местах преступления.
Он часто задерживался наедине с королевской комнатой, где всё начиналось.
В разговоре с Жереми он допускал тонкие, почти незаметные двойные смыслы.
Герои, хоть и доверяли друг другу, начинали невольно сторониться Уилла. Его выдержка и спокойствие казались слишком искусственными, а взгляды — слишком острыми.
Однажды поздним вечером, когда Жереми сидел у камина, Уилл тихо подошел:
