Дружок покорно шёл рядом, шагая с той же скоростью, что и я. Его глаза освободились от свечения, правда грозный вид никуда не делся. Прохожие шарахались от нас в стороны и прижимались к стенам коридоров, но Дружок не обращал на них внимание и чинно шёл рядом. При виде доктора всё спокойствие дружка сразу улетучилось – тот кинулся к Потанину, поднялся на задние лапы, опершись на его плечи и принялся того облизывать – доктор сразу пришёлся ему по вкусу.
Наконец, Дружок немного успокоился и отстал от доктора.
– Ну наконец-то. Я уж думал, что ты не придёшь!
– Я же обещал, Гриша.
– Обещанного три года ждут! Пойдём покажу, чем мы будем сегодня заниматься. Думаю, что твоему псу тоже понравится. Косточку?
Потанин кинул небольшую жилистую косточку Дружку, тот поймал её на лету, отошёл немного от нас, лёг у письменного стола и принялся с удовольствием грызть лакомство.
– Балуешь ты его, док. Расслабится, растолстеет.
– Да брось, ты только подумай, сколько времени он провёл в одиночестве.
– Боюсь даже представлять. Выкладывай, что за опыты.
– Пойдём, покажу. Дружок!
После оклика Гриши, пёс встал и потрусил за нами, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. Мы направились к стенду в углу комнаты, который представлял из себя небольшой вольер, внутри которого было несколько препятствий, предназначенных для прохождения в паре с собакой, как на кинологических тренировках. Дружок, увидев вольер и различные стойки, дорожки, трубы, барьеры оживился, завилял хвостом и встал задними лапами на небольшой забор, окружавший зону тренировок.
– Тарарамс! Как тебе?
– Потрясно! Но, не пойму, для чего нам такие сложности, тем более, ты занял, наверное, четверть своего помещения этой штуковиной. Не проще было проводить испытания Дружка в более просторном месте – внутреннем расположении части?
– Умник, а как же оборудование, камеры, компьютеры? Ты думаешь, я этот загон построил для того, чтобы вас с Дружком побаловать? Ну да, в основном для этого, но почему бы не совместить приятное с приятным? Вы будете заниматься тренировками, а я буду сторонним наблюдателем, который скоро получит очередной грант для дальнейшей научной работы.
Потанин потёр руки, в предвкушении новой порции славы и мечтательно закатил глаза. Думаю, что он уже видел себя на какой-нибудь научной конференции с рукоплещущей аудиторией, а его вечные оппоненты кусают себе локти от зависти.
– Ну тогда мы пошли.
Доктор вернулся с небес на землю, рассеянно посмотрел на меня и, наконец-то, вспомнил, зачем мы к нему пришли.
– Да-да, валяйте. Я пока настрою оборудование.
Как только я открыл вольер, мой пёс тут же бросился его исследовать с детским рвением. Обнюхал каждый барьер, побегал по трубе, заскочил на высокую горку – в общем, дал волю ребячеству. Мне было весело наблюдать за его беготнёй, и я задумался о том, что каждому существу нужен свой маленький уголок в этом безумном мире. Не важно, собака ты, человек или грызун – у тебя всегда должно быть место, куда ты хочешь и можешь вернуться. Для Дружка таким местом стал вольер у Потанина. Поначалу, я ходил с ним сам, но потом, он стал бегать к Грише самостоятельно, а потом и вовсе обосновался там, пока меня не было на базе или я просто был занят какой-нибудь работой.
Пока мы резвились в вольере, доктор настроил камеры, проверил соединение, добавил ещё несколько странного вида приборов и крикнул нам с Дружком, чтобы мы подошли к нему. В руках у него была схема, при помощи которой он начал объяснять суть испытаний.
– Серёга, смотри, что я придумал. Судя по твоим рассказам и внешнему виду твоего пса, обелисковые потоки до сих пор с ним, кроме того, как ты сам утверждаешь, временами, особенно во сне ты видишь, как потоки начинают сами виться вокруг его головы. Я думаю, что это естественное последствие долгого симбиоза Дружка и обелискового поля. Освободить его полностью не представляется возможным, скорее всего, он не сможет жить без поддержания плетениями. Кроме того, ты сам жаловался, что пёс начал быстрее уставать от прогулок и игр и всё больше проводить время в спокойном состоянии.
Дружок сидел рядом со мной и внимательно слушал доктора, будто понимал то, о чём он говорит. Временами он наклонял голову то в одну сторону, то в другую, наблюдая за оживлённой жестикуляцией доктора.
– Допустим так и есть, чего ты хочешь добиться?
– Моя гипотеза такова: после того, как ты освободил сознание Дружка от плетений, локальная спутанность потоков не позволила ему в той же мере, что и раньше поддерживать обелисковое поле вокруг себя. А оно служило Дружку не только клетью, но своего рода экзо скелетом, который позволял ему поддерживать скелетный костяк дополнительной группой мышц, хоть и невидимых никому, кроме тебя.
– Ты хочешь сказать, что это я виноват в его состоянии?
– И, да и нет. Если бы ты не освободил его сознание, то твой пёс просто остался бы навсегда обычным дикарём, которого рано или поздно, пристрелил бы какой-нибудь местный житель или солдат. Но в то же время, ты расслабил узлы, удерживающие его двигательный аппарат. И сейчас тебе нужно… Заплести их обратно.
– Ты с ума сошёл?
– Ты меня не понял. Тебе не нужно спутывать сознание пса и нити, которые отвечают за движение. Но должен сделать так, чтобы дружок смог сам, без твоей помощи управлять обелисковым полем вокруг себя.
Я повернул свою голову к псу и посмотрел в его бездонные глаза. Они были такими же, как и при нашей первой встрече. Бесконечно глубокими и грустными. Может быть, мне показалось, а может быть и нет, но я увидел в них некое подобие одобрения. Не могу объяснить почему, но я опять согласился на авантюру Потанина.
– Дружок ты всё слышал. Необходимо провести операцию. Гриша на этом настаивает. Что мне нужно сделать?
– Рад, что ты всё понимаешь. В первую очередь, нам необходимо замерить уровень обелискового поля во время покоя и после того, как он ослабеет от физической нагрузки. Недавно нам привезли новые установки, которые позволяют анализировать большие площади на предмет наличия концентрации обелисковых потоков. Вот сейчас-то мы их и протестируем.
Не знаю, понимал ли Дружок по-настоящему наш с доктором разговор, но выкладывался на полную так, будто это наша последняя с ним тренировка. Я бегал за псом, показывал ему, что делать, а тот, без лишних действий исполнял все мои команды. Весь вольер был утыкан разными датчиками и приборами – на некоторых светились лампочки, давая понять, что они активны, другие просто жужжали, словно пчёлы своими сервомоторами, а какие-то просто безмолвно регистрировали наши действия.
Проходя очередной круг, я заметил, что Дружок начал уставать – стал больше ходить пешком и перепрыгивать барьеры не с первого раза. Доктор подошёл к нам.
– Приборы фиксируют значительное ослабление потоков. Посмотри сам.
Пёс остался внутри вольера, а мы с Потаниным стали пересматривать записи. На первых минутах всё было в порядке, видно было меня и Дружка, вокруг которого витала белёсая дымка. Но уже через пятнадцать минут, дымка вокруг его лап начинала таять, а в районе загривка – наоборот, концентрироваться и становиться чётче. В самом конце, когда пёс начал уставать, дымка вокруг тела стала совсем прозрачной, а в загривке, наоборот – светилась ярким, переливающимся разными цветами, пучком.
– Странное поведение потоков.
– Согласен, пойдём глянем на Дружка.
Подходя к вольеру, я заметил, что пёс уже встал в ожидании нашего прихода. Но повернулся он зачем-то в сторону одной из камер, регистрирующих его поведение и, едва заметно рычал. Я окликнул Дружка, но тот не отзывался, хотя и повёл немного ухом в нашу сторону. Затем медленно повернулся к нам и начал медленно перебирать лапы и дёргать головой прямо как при нашей первой встрече. Перед нами стоял обычный баскердог.
– Его сознание вновь спутывается с обелисковым полем. Нужно что-то делать.
Доктор остановил меня, схватив за рукав.
– Не торопись. Если ты попытаешься ещё больше распутать его, не придумав, как закрепить нити, то, скорее всего, просто убьёшь его. Попробуй поговорить с ним.
Я начал разговаривать с Дружком, пытаясь достучаться до его сознания.
– Дружок, ну чего ты? Прислушайся, вспомни, это же я, Сергей. Сидеть! Дружок, кому говорю! Очнись, мы с тобой столько всего пережили, посмотри, какая мы с тобой команда на тренировках. Дружок, ну же.
Док сидел за техникой, сосредоточенно следя за нашими действиями.
– Продолжай, я вижу прогресс. Обелисковое поле перестаёт концентрироваться в загривке.
Увидев, что Дружок встал на месте и перестал скалить зубы, я стал медленно подходить к своему псу, опустившись на колени, на уровень его глаз.
– Малыш, давай же… Очнись, не бросай меня. Я тебя никогда не оставлю.
Наконец, я увидел в глазах рассерженного пса проблески сознания. Пёс будто стряхнул с себя оцепенение и посмотрел на меня совсем другим взглядом. Дружок поджал уши, завилял хвостом и ползком двинулся ко мне навстречу.
Потанин задумчиво оглядел успокоившегося пса.
– Это было круто! Но на будущее – Серёг, придётся найти решение этой проблемы. Представь, что будет, если Дружок съедет с катушек на прогулке или во время боя. Ищи способ, который позволит затянуть силовые линии, не затронув мозг. Кстати, я записал кучу материала и готов с уверенностью сообщить одну очень важную новость.
– Какую же?
– Мы с тобой только что доказали, что обелисковые плетения способны не только на то, чтобы создавать из них боевые удары и восстанавливающие процессы, но и для многого другого.
– Например?
– Например, при помощи плетения твоего пса можно многократно увеличить силу солдат. По сути, такой поток способен создать человеку экзо скелет, управляемый на подсознательном уровне, и позволяющий многократно увеличить силу и выносливость субъекта. Но и это ещё не всё.
– Что ещё?
– Как ты заметил, плетение вмешивается в работу сознания животного. Думаю, что существует способ создать такое плетение, которое вмешается в сознание человека. На мой взгляд, это довольно негуманно, но, если создать такие плетения, которые заставят врага думать, что на него нападает не один боец, а пятьдесят или на какое-то время позволят усыпить вражеский отряд с целью уменьшения кровопролития, думаю, что такие средства вполне оправданы.
– Боюсь, что рано или поздно, таким оправданиям не будет предела.
– Да, ты прав Серёга. Только вот уже ничего не изменишь. Не мы сегодня, так кто-то другой завтра откроет то же самое. И когда такое случится, я хотел бы быть на стороне первооткрывателей.
– Гриша, я не осуждаю тебя. В том, что твои изобретения используются во вред твоей вины нет. Прометей тоже подарил людям огонь, чтобы они могли согреться и куда этот огонь привёл всё человечество? Бремя ответственности должны нести все, а не изобретатель. Не посыпай зря голову пеплом, нельзя быть в ответе за всех людей на свете.
– Хотелось бы верить Серёга. Хотелось бы верить.
– Дружок, нет. Хватит!
Я проснулся от того, что мой верный пёс облизывал мне лицо и поскуливал. Ему явно не терпелось погулять, и я вынужден был, морщась от солнечного света и зевая, срочно одеться, взять поводок с намордником и пойти на улицу. Мы вышли с Дружком из казарм и отправились прогуляться по части.
Не могу сказать, что мои друзья сразу приняли Дружка. Поначалу они сильно опасались его. Конечно, я избавил его от потоковой энергии, которая запутала его сознание и тело, но в полной мере, освободить такое существо барьер не способен. Даже такой умелый как ваш покорный слуга. Это я понял немного позже, когда увидел, что моего пса периодически окружают завихрения потоков. Кроме того, десятки лет жизни в путах обелискового поля дали о себе знать – пёс сохранил свою комплекцию, внешнюю свирепость и чётко выраженные жилы по всему телу, по которым двигался обелисковый ток. Зрелище немного жуткое и без этого, – остальные всё равно не в состоянии были увидеть поле невооружённым взглядом.
Но со временем, все с ним свыклись, и даже вечно ворчащий Миша начинал смеяться, когда Дружок с языком наперевес и радостным визгом кидался к нему.
К сожалению, с Дружком не всё было так гладко, как хотелось. Спустя какое-то время, я заметил, что дружок начал чахнуть. Он стал быстро уставать, часто спал, мало ел. Поэтому я решил рассказать об этом Потанину, поскольку обычные ветеринары не были в состоянии помочь.
Сегодня, я шёл в очередной раз на встречу с Гришей – тот с нетерпением ждал меня и моего пса у себя в лаборатории. Его первая реакция на Дружка была просто ошеломительной, доктор тряс меня за руки, бегал по залу и, постоянно похохатывая, что-то записывал в свой блокнот. Потом выпроводил за дверь под предлогом срочной подготовки испытательного полигона для работы с мутировавшими животными. Мои слова о том, что мы с Дружком не подопытные крысы особого эффекта не возымели. Как обычно.
Дружок покорно шёл рядом, шагая с той же скоростью, что и я. Его глаза освободились от свечения, правда грозный вид никуда не делся. Прохожие шарахались от нас в стороны и прижимались к стенам коридоров, но Дружок не обращал на них внимание и чинно шёл рядом. При виде доктора всё спокойствие дружка сразу улетучилось – тот кинулся к Потанину, поднялся на задние лапы, опершись на его плечи и принялся того облизывать – доктор сразу пришёлся ему по вкусу.
Наконец, Дружок немного успокоился и отстал от доктора.
– Ну наконец-то. Я уж думал, что ты не придёшь!
– Я же обещал, Гриша.
– Обещанного три года ждут! Пойдём покажу, чем мы будем сегодня заниматься. Думаю, что твоему псу тоже понравится. Косточку?
Потанин кинул небольшую жилистую косточку Дружку, тот поймал её на лету, отошёл немного от нас, лёг у письменного стола и принялся с удовольствием грызть лакомство.
– Балуешь ты его, док. Расслабится, растолстеет.
– Да брось, ты только подумай, сколько времени он провёл в одиночестве.
– Боюсь даже представлять. Выкладывай, что за опыты.
– Пойдём, покажу. Дружок!
После оклика Гриши, пёс встал и потрусил за нами, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. Мы направились к стенду в углу комнаты, который представлял из себя небольшой вольер, внутри которого было несколько препятствий, предназначенных для прохождения в паре с собакой, как на кинологических тренировках. Дружок, увидев вольер и различные стойки, дорожки, трубы, барьеры оживился, завилял хвостом и встал задними лапами на небольшой забор, окружавший зону тренировок.
– Тарарамс! Как тебе?
– Потрясно! Но, не пойму, для чего нам такие сложности, тем более, ты занял, наверное, четверть своего помещения этой штуковиной. Не проще было проводить испытания Дружка в более просторном месте – внутреннем расположении части?
– Умник, а как же оборудование, камеры, компьютеры? Ты думаешь, я этот загон построил для того, чтобы вас с Дружком побаловать? Ну да, в основном для этого, но почему бы не совместить приятное с приятным? Вы будете заниматься тренировками, а я буду сторонним наблюдателем, который скоро получит очередной грант для дальнейшей научной работы.
Потанин потёр руки, в предвкушении новой порции славы и мечтательно закатил глаза. Думаю, что он уже видел себя на какой-нибудь научной конференции с рукоплещущей аудиторией, а его вечные оппоненты кусают себе локти от зависти.
Наконец, Дружок немного успокоился и отстал от доктора.
– Ну наконец-то. Я уж думал, что ты не придёшь!
– Я же обещал, Гриша.
– Обещанного три года ждут! Пойдём покажу, чем мы будем сегодня заниматься. Думаю, что твоему псу тоже понравится. Косточку?
Потанин кинул небольшую жилистую косточку Дружку, тот поймал её на лету, отошёл немного от нас, лёг у письменного стола и принялся с удовольствием грызть лакомство.
– Балуешь ты его, док. Расслабится, растолстеет.
– Да брось, ты только подумай, сколько времени он провёл в одиночестве.
– Боюсь даже представлять. Выкладывай, что за опыты.
– Пойдём, покажу. Дружок!
После оклика Гриши, пёс встал и потрусил за нами, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. Мы направились к стенду в углу комнаты, который представлял из себя небольшой вольер, внутри которого было несколько препятствий, предназначенных для прохождения в паре с собакой, как на кинологических тренировках. Дружок, увидев вольер и различные стойки, дорожки, трубы, барьеры оживился, завилял хвостом и встал задними лапами на небольшой забор, окружавший зону тренировок.
– Тарарамс! Как тебе?
– Потрясно! Но, не пойму, для чего нам такие сложности, тем более, ты занял, наверное, четверть своего помещения этой штуковиной. Не проще было проводить испытания Дружка в более просторном месте – внутреннем расположении части?
– Умник, а как же оборудование, камеры, компьютеры? Ты думаешь, я этот загон построил для того, чтобы вас с Дружком побаловать? Ну да, в основном для этого, но почему бы не совместить приятное с приятным? Вы будете заниматься тренировками, а я буду сторонним наблюдателем, который скоро получит очередной грант для дальнейшей научной работы.
Потанин потёр руки, в предвкушении новой порции славы и мечтательно закатил глаза. Думаю, что он уже видел себя на какой-нибудь научной конференции с рукоплещущей аудиторией, а его вечные оппоненты кусают себе локти от зависти.
– Ну тогда мы пошли.
Доктор вернулся с небес на землю, рассеянно посмотрел на меня и, наконец-то, вспомнил, зачем мы к нему пришли.
– Да-да, валяйте. Я пока настрою оборудование.
Как только я открыл вольер, мой пёс тут же бросился его исследовать с детским рвением. Обнюхал каждый барьер, побегал по трубе, заскочил на высокую горку – в общем, дал волю ребячеству. Мне было весело наблюдать за его беготнёй, и я задумался о том, что каждому существу нужен свой маленький уголок в этом безумном мире. Не важно, собака ты, человек или грызун – у тебя всегда должно быть место, куда ты хочешь и можешь вернуться. Для Дружка таким местом стал вольер у Потанина. Поначалу, я ходил с ним сам, но потом, он стал бегать к Грише самостоятельно, а потом и вовсе обосновался там, пока меня не было на базе или я просто был занят какой-нибудь работой.
Пока мы резвились в вольере, доктор настроил камеры, проверил соединение, добавил ещё несколько странного вида приборов и крикнул нам с Дружком, чтобы мы подошли к нему. В руках у него была схема, при помощи которой он начал объяснять суть испытаний.
– Серёга, смотри, что я придумал. Судя по твоим рассказам и внешнему виду твоего пса, обелисковые потоки до сих пор с ним, кроме того, как ты сам утверждаешь, временами, особенно во сне ты видишь, как потоки начинают сами виться вокруг его головы. Я думаю, что это естественное последствие долгого симбиоза Дружка и обелискового поля. Освободить его полностью не представляется возможным, скорее всего, он не сможет жить без поддержания плетениями. Кроме того, ты сам жаловался, что пёс начал быстрее уставать от прогулок и игр и всё больше проводить время в спокойном состоянии.
Дружок сидел рядом со мной и внимательно слушал доктора, будто понимал то, о чём он говорит. Временами он наклонял голову то в одну сторону, то в другую, наблюдая за оживлённой жестикуляцией доктора.
– Допустим так и есть, чего ты хочешь добиться?
– Моя гипотеза такова: после того, как ты освободил сознание Дружка от плетений, локальная спутанность потоков не позволила ему в той же мере, что и раньше поддерживать обелисковое поле вокруг себя. А оно служило Дружку не только клетью, но своего рода экзо скелетом, который позволял ему поддерживать скелетный костяк дополнительной группой мышц, хоть и невидимых никому, кроме тебя.
– Ты хочешь сказать, что это я виноват в его состоянии?
– И, да и нет. Если бы ты не освободил его сознание, то твой пёс просто остался бы навсегда обычным дикарём, которого рано или поздно, пристрелил бы какой-нибудь местный житель или солдат. Но в то же время, ты расслабил узлы, удерживающие его двигательный аппарат. И сейчас тебе нужно… Заплести их обратно.
– Ты с ума сошёл?
– Ты меня не понял. Тебе не нужно спутывать сознание пса и нити, которые отвечают за движение. Но должен сделать так, чтобы дружок смог сам, без твоей помощи управлять обелисковым полем вокруг себя.
Я повернул свою голову к псу и посмотрел в его бездонные глаза. Они были такими же, как и при нашей первой встрече. Бесконечно глубокими и грустными. Может быть, мне показалось, а может быть и нет, но я увидел в них некое подобие одобрения. Не могу объяснить почему, но я опять согласился на авантюру Потанина.
– Дружок ты всё слышал. Необходимо провести операцию. Гриша на этом настаивает. Что мне нужно сделать?
– Рад, что ты всё понимаешь. В первую очередь, нам необходимо замерить уровень обелискового поля во время покоя и после того, как он ослабеет от физической нагрузки. Недавно нам привезли новые установки, которые позволяют анализировать большие площади на предмет наличия концентрации обелисковых потоков. Вот сейчас-то мы их и протестируем.
Не знаю, понимал ли Дружок по-настоящему наш с доктором разговор, но выкладывался на полную так, будто это наша последняя с ним тренировка. Я бегал за псом, показывал ему, что делать, а тот, без лишних действий исполнял все мои команды. Весь вольер был утыкан разными датчиками и приборами – на некоторых светились лампочки, давая понять, что они активны, другие просто жужжали, словно пчёлы своими сервомоторами, а какие-то просто безмолвно регистрировали наши действия.
Проходя очередной круг, я заметил, что Дружок начал уставать – стал больше ходить пешком и перепрыгивать барьеры не с первого раза. Доктор подошёл к нам.
– Приборы фиксируют значительное ослабление потоков. Посмотри сам.
Пёс остался внутри вольера, а мы с Потаниным стали пересматривать записи. На первых минутах всё было в порядке, видно было меня и Дружка, вокруг которого витала белёсая дымка. Но уже через пятнадцать минут, дымка вокруг его лап начинала таять, а в районе загривка – наоборот, концентрироваться и становиться чётче. В самом конце, когда пёс начал уставать, дымка вокруг тела стала совсем прозрачной, а в загривке, наоборот – светилась ярким, переливающимся разными цветами, пучком.
– Странное поведение потоков.
– Согласен, пойдём глянем на Дружка.
Подходя к вольеру, я заметил, что пёс уже встал в ожидании нашего прихода. Но повернулся он зачем-то в сторону одной из камер, регистрирующих его поведение и, едва заметно рычал. Я окликнул Дружка, но тот не отзывался, хотя и повёл немного ухом в нашу сторону. Затем медленно повернулся к нам и начал медленно перебирать лапы и дёргать головой прямо как при нашей первой встрече. Перед нами стоял обычный баскердог.
– Его сознание вновь спутывается с обелисковым полем. Нужно что-то делать.
Доктор остановил меня, схватив за рукав.
– Не торопись. Если ты попытаешься ещё больше распутать его, не придумав, как закрепить нити, то, скорее всего, просто убьёшь его. Попробуй поговорить с ним.
Я начал разговаривать с Дружком, пытаясь достучаться до его сознания.
– Дружок, ну чего ты? Прислушайся, вспомни, это же я, Сергей. Сидеть! Дружок, кому говорю! Очнись, мы с тобой столько всего пережили, посмотри, какая мы с тобой команда на тренировках. Дружок, ну же.
Док сидел за техникой, сосредоточенно следя за нашими действиями.
– Продолжай, я вижу прогресс. Обелисковое поле перестаёт концентрироваться в загривке.
Увидев, что Дружок встал на месте и перестал скалить зубы, я стал медленно подходить к своему псу, опустившись на колени, на уровень его глаз.
– Малыш, давай же… Очнись, не бросай меня. Я тебя никогда не оставлю.
Наконец, я увидел в глазах рассерженного пса проблески сознания. Пёс будто стряхнул с себя оцепенение и посмотрел на меня совсем другим взглядом. Дружок поджал уши, завилял хвостом и ползком двинулся ко мне навстречу.
Потанин задумчиво оглядел успокоившегося пса.
– Это было круто! Но на будущее – Серёг, придётся найти решение этой проблемы. Представь, что будет, если Дружок съедет с катушек на прогулке или во время боя. Ищи способ, который позволит затянуть силовые линии, не затронув мозг. Кстати, я записал кучу материала и готов с уверенностью сообщить одну очень важную новость.
– Какую же?
– Мы с тобой только что доказали, что обелисковые плетения способны не только на то, чтобы создавать из них боевые удары и восстанавливающие процессы, но и для многого другого.
– Например?
– Например, при помощи плетения твоего пса можно многократно увеличить силу солдат. По сути, такой поток способен создать человеку экзо скелет, управляемый на подсознательном уровне, и позволяющий многократно увеличить силу и выносливость субъекта. Но и это ещё не всё.
– Что ещё?
– Как ты заметил, плетение вмешивается в работу сознания животного. Думаю, что существует способ создать такое плетение, которое вмешается в сознание человека. На мой взгляд, это довольно негуманно, но, если создать такие плетения, которые заставят врага думать, что на него нападает не один боец, а пятьдесят или на какое-то время позволят усыпить вражеский отряд с целью уменьшения кровопролития, думаю, что такие средства вполне оправданы.
– Боюсь, что рано или поздно, таким оправданиям не будет предела.
– Да, ты прав Серёга. Только вот уже ничего не изменишь. Не мы сегодня, так кто-то другой завтра откроет то же самое. И когда такое случится, я хотел бы быть на стороне первооткрывателей.
– Гриша, я не осуждаю тебя. В том, что твои изобретения используются во вред твоей вины нет. Прометей тоже подарил людям огонь, чтобы они могли согреться и куда этот огонь привёл всё человечество? Бремя ответственности должны нести все, а не изобретатель. Не посыпай зря голову пеплом, нельзя быть в ответе за всех людей на свете.
– Хотелось бы верить Серёга. Хотелось бы верить.
– Дружок, нет. Хватит!
Я проснулся от того, что мой верный пёс облизывал мне лицо и поскуливал. Ему явно не терпелось погулять, и я вынужден был, морщась от солнечного света и зевая, срочно одеться, взять поводок с намордником и пойти на улицу. Мы вышли с Дружком из казарм и отправились прогуляться по части.
Не могу сказать, что мои друзья сразу приняли Дружка. Поначалу они сильно опасались его. Конечно, я избавил его от потоковой энергии, которая запутала его сознание и тело, но в полной мере, освободить такое существо барьер не способен. Даже такой умелый как ваш покорный слуга. Это я понял немного позже, когда увидел, что моего пса периодически окружают завихрения потоков. Кроме того, десятки лет жизни в путах обелискового поля дали о себе знать – пёс сохранил свою комплекцию, внешнюю свирепость и чётко выраженные жилы по всему телу, по которым двигался обелисковый ток. Зрелище немного жуткое и без этого, – остальные всё равно не в состоянии были увидеть поле невооружённым взглядом.
Но со временем, все с ним свыклись, и даже вечно ворчащий Миша начинал смеяться, когда Дружок с языком наперевес и радостным визгом кидался к нему.
К сожалению, с Дружком не всё было так гладко, как хотелось. Спустя какое-то время, я заметил, что дружок начал чахнуть. Он стал быстро уставать, часто спал, мало ел. Поэтому я решил рассказать об этом Потанину, поскольку обычные ветеринары не были в состоянии помочь.
Сегодня, я шёл в очередной раз на встречу с Гришей – тот с нетерпением ждал меня и моего пса у себя в лаборатории. Его первая реакция на Дружка была просто ошеломительной, доктор тряс меня за руки, бегал по залу и, постоянно похохатывая, что-то записывал в свой блокнот. Потом выпроводил за дверь под предлогом срочной подготовки испытательного полигона для работы с мутировавшими животными. Мои слова о том, что мы с Дружком не подопытные крысы особого эффекта не возымели. Как обычно.
Дружок покорно шёл рядом, шагая с той же скоростью, что и я. Его глаза освободились от свечения, правда грозный вид никуда не делся. Прохожие шарахались от нас в стороны и прижимались к стенам коридоров, но Дружок не обращал на них внимание и чинно шёл рядом. При виде доктора всё спокойствие дружка сразу улетучилось – тот кинулся к Потанину, поднялся на задние лапы, опершись на его плечи и принялся того облизывать – доктор сразу пришёлся ему по вкусу.
Наконец, Дружок немного успокоился и отстал от доктора.
– Ну наконец-то. Я уж думал, что ты не придёшь!
– Я же обещал, Гриша.
– Обещанного три года ждут! Пойдём покажу, чем мы будем сегодня заниматься. Думаю, что твоему псу тоже понравится. Косточку?
Потанин кинул небольшую жилистую косточку Дружку, тот поймал её на лету, отошёл немного от нас, лёг у письменного стола и принялся с удовольствием грызть лакомство.
– Балуешь ты его, док. Расслабится, растолстеет.
– Да брось, ты только подумай, сколько времени он провёл в одиночестве.
– Боюсь даже представлять. Выкладывай, что за опыты.
– Пойдём, покажу. Дружок!
После оклика Гриши, пёс встал и потрусил за нами, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. Мы направились к стенду в углу комнаты, который представлял из себя небольшой вольер, внутри которого было несколько препятствий, предназначенных для прохождения в паре с собакой, как на кинологических тренировках. Дружок, увидев вольер и различные стойки, дорожки, трубы, барьеры оживился, завилял хвостом и встал задними лапами на небольшой забор, окружавший зону тренировок.
– Тарарамс! Как тебе?
– Потрясно! Но, не пойму, для чего нам такие сложности, тем более, ты занял, наверное, четверть своего помещения этой штуковиной. Не проще было проводить испытания Дружка в более просторном месте – внутреннем расположении части?
– Умник, а как же оборудование, камеры, компьютеры? Ты думаешь, я этот загон построил для того, чтобы вас с Дружком побаловать? Ну да, в основном для этого, но почему бы не совместить приятное с приятным? Вы будете заниматься тренировками, а я буду сторонним наблюдателем, который скоро получит очередной грант для дальнейшей научной работы.
Потанин потёр руки, в предвкушении новой порции славы и мечтательно закатил глаза. Думаю, что он уже видел себя на какой-нибудь научной конференции с рукоплещущей аудиторией, а его вечные оппоненты кусают себе локти от зависти.
