Изначально, я планировал отправить нагнетатель прямо к Солнцу, чтобы поддержать термоядерную реакцию. Думал, что это позволит мне отсрочить нашу гибель хоть на какое-то время. А потом, приборы показали, что нестабильные частицы появляются из ниоткуда! Распад каждого атома плутония давал вначале на один, а потом на десяток нейтронов больше положенного. При этом, протоны и электроны, улавливаемые специальной пушкой, оставались на том же уровне. А такое могло произойти только в одном случае – нейтроны попадали к нам из другой вселенной!
– Но неужели ты не понимал, что это уничтожит наши миры?!
– Поначалу, я вообще не знал, что они существуют, Андрей! А потом, в какой-то момент, нагнетатель дал сбой. Или я сделал что-то, что создало возможность перемещения в другие миры и из других миров, не только элементарных частиц. Я и сам не понял, как это получилось. Просто, в один миг, я поймал радиосигнал из другого мира. А потом я смог переместить твёрдый предмет. Я не могу тебе выдать сейчас полное теоретическое обоснование – но ведь почти всё в мире вначале было изобретено практически, а потом уже текущие догмы подстраивали под экспериментальные результаты. Абсолютно всё! Мои опыты в будущем опишут другие люди, другие поколения. А сейчас мне нужно сделать так, чтобы эти поколения появились, в принципе.
Полосков не был, ни зол, ни раздражён. Он чертовский устал. И это было видно во всём. Годы работы, экспериментов, создание установок, путешествие между мирами. И всё ради сегодняшнего дня. Он стряхнул с подвернувшегося стула пыль, сел и обхватил голову руками.
– А потом, после запуска первых установок, я понял, что происходит в ваших мирах. Но было уже поздно. Повернуть время вспять я не могу, да и не хочу.
– Марк, но как так получилось, что ты сожалел о том, что сделал? Я ведь был там, когда ты винил себя перед больничной палатой. Я помню наш разговор.
Марк долго смотрел на меня. Как-то сочувственно.
– Вы были моим первым экспериментом. Не знаю, что произошло тогда – времени выяснять не было, но все, кроме тебя сейчас находятся в коме, в вашей проекции. С тобой всё совершенно иначе. Тебя я встретил в нематериальном срезе проекции. Я совершенно не верующий, но объяснить то, что с тобой произошло не в состоянии. Ты можешь перемещаться между проекциями, в каких угодно направлениях, просто сам ещё не осознаёшь. А случилось это потому, что ты, в отличие от других погиб. Я никогда, за все десять лет путешествий между мирами не встречал призраков. Поэтому, увидев тебя я был крайне удивлён. Чёрт, да ты даже вёл себя как классическое приведение – дело было не закончено, друзья балансируют на грани, твой мир будет скоро уничтожен, а основной виновник сбежал. Ты ведь понимаешь, что если бы ты успел уничтожить нагнетатель в моей проекции, то умер окончательно?
– Марк, давай поговорим. Я уже давно всё вспомнил. Зачем всё это? Мы же учёные, а не убийцы. Твой мир, что с ним произошло? Я уверен, что мы сможем его спасти.
Марк покачал головой.
– Мой мир уже не спасти. Точнее спасти его могут только нейтроны и нарушение закона сохранения массы, в рамках исследуемой проекции.
– Я был в твоём мире. И я видел, что ты сделал. Сингулярность получилась случайно?
– Нет, это было осознанное действие. Я попытался защитить солнечную систему от схлопывания вселенной. Двадцать лет назад, мы обнаружили, что вселенная в нашей проекции начала сжиматься. Теория большого взрыва была опровергнута, потому что миллиарды лет назад галактики начали сталкиваться между собой и образовывать огромные квазары, невообразимой мощи и размеров. Наше небо далеко не такое спокойное, как ваше. Точнее оно не было таким спокойным. В отличие от вашего млечного пути, спокойного и равномерного, мы видим несколько подобных картин, уже давно начавших столкновение. Сверхновые у нас – обычное явление. И из-за этого, мы постоянно сталкиваемся с непрекращающимися природными катаклизмами. Гравитационные волны, нарушение магнитного поля, постоянные озоновые дыры.
– Но это ведь не даёт тебе право сделать то же самое с нашими мирами. Двенадцать проекций, Марк! Ты обрекаешь их на уничтожение! Двенадцать проекций, в которых миллиарды жизней.
– Не даёт. Также, как тебе не даёт права остановить меня. Какая разница, десять миллиардов жизней или двенадцать раз по десять?!
– Я лишь пытаюсь спасти свой мир.
– Для других проекций ты герой. Но для моей – ты преступник, которых желает нашего уничтожения! А я стану предателем, поэтому сомневаться мне нельзя. И для этого, мне придётся тебя убить.
– Марк, одумайся…
А потом нагнетатель изменил частоту работы. Звук поменялся и это не скрылось от внимания Полоскова. Я всё же смог его отвлечь от нагнетателя, который получал избыточные нейтроны из процесса распада плутония ядерной батарейки, наконец-то переключил свой режим работы. Нагнетатели были зациклены. Первая проекция стала навсегда соединена с другими мирами нейтронного нагнетателя. Процесс уже нельзя было остановить.
Полосков кинулся к дисплеям, посмотрел на них, а потом повернулся ко мне. Мне показалось, что в его голосе я услышал нотки облегчения. Как будто с его плеч спал огромный груз ответственности. Возможно, именно поэтому мне так легко удалось его одурачить.
– Ах ты засранец, Андрюха.
Это были последние слова, которые я услышал от Полоскова. После этого, нагнетатель заработал в полную мощность, начав возвращать в мой родной мир избыточные нейтроны, скопившиеся в других проекциях. А ещё через несколько секунд, моё сознание захлестнула волна непрекращающейся боли. Видимо, оно тоже состояло из избыточных нейтронов, не являвшихся частью первой проекции. Меня подхватила какая-то сила, подняла вверх, а потом каждый атом моего тела начал возвращаться в свой родной мир. Скорее всего, это произошло в одно мгновение, но для меня оно длилось целую вечность. Когда тело распалось, сознание ещё какое-то время парило в лаборатории Марка Полоскова, наблюдая за происходящим. А потом я вновь попал в комнату с тысячами зеркал.
На этот раз я там был не один – со мной в комнате стояли Эдик, Фёдор Геннадьевич и Марина. Они удивлённо озирались вокруг, не понимая, что происходит. А когда увидели меня, тут же бросились навстречу.
– Ну как, Андрей? Получилось? Мы проснулись в проекции, в которой Марк успел поймать наши альтернативные личности и заковать в наручники. Ничего не могли сделать, а потом поняли, что ты, точнее твой двойник оказался обычным. Он не понимал, что происходит, не узнавал нас и вообще вёл себя так, будто никогда не слышал о нейтронном нагнетателе. Тебе удалось? И вообще, где мы находимся?
Я кивнул головой, улыбаясь во весь рот. Эдик с размаху хлопнул меня по плечу, Марина расцеловала обе щеки. И лишь Фёдор Геннадьевич наблюдал за нами, скрестив руки. Он улыбался, но по выражению его глаз, я увидел, что он всё понял.
– Нам пора возвращаться домой. Правильно, Андрей?
– Да, Фёдор Геннадьевич. Пойдёмте, я вас провожу. Я тут уже был неоднократно.
Я повёл своих друзей, безошибочно выбирая направление движения. А потом подошёл к тому самому зеркалу, за которым лежали трое моих верных друзей.
– Ну вот и всё. Мы пришли. Надо спешить.
На счастливые лицах друзей отразилось удивление. Но они ещё ничего не поняли, а я старался держаться. Я подбадривающе кивнул Эдику и тот прошёл сквозь зеркало. Следующей на очереди была Марина. Она долго смотрела в глаза, пытаясь что-то в них высмотреть. Удивление сменилось тревогой и на лбу появились небольшие морщинки.
– Тут нельзя медлить. Нужно поторопиться. Увидимся дома, Марина.
Кажется, у меня получилось её убедить, поскольку, хоть и неуверенно, но она отправилась вслед за Эдиком. Настал черёд Фёдора Геннадьевича.
– Я так понимаю, теперь нам придётся расстаться?
Я молча кивнул. Фёдор Геннадьевич снял очки, и я увидел, как по его старческому лицу прокатились две небольших слезы. В моих глазах тоже защипало.
– Спасибо тебе, Андрей. Мне стоило догадаться раньше.
– Когда вы всё поняли?
– Вчера, когда тебя не оказалось рядом с нами.
– Фёдор Геннадьевич, вам надо спешить. Тут и правда нельзя надолго оставаться. Теперь я это чувствую.
Фёдор Геннадьевич крепко обнял меня. А потом, не оборачиваясь, шагнул сквозь зеркало. Я протянул руку, но оно от моего прикосновения стало абсолютно твёрдым и ледяным. А потом меня захлестнула волна грохота и разбивающегося стекла.
Моё сознание отказывалось воспринимать то место, куда я попал. Иногда мне казалось, что я висел в полной тьме, иногда я вновь оказывался в комнате с тысячами зеркал. Зациклив нагнетатели, я закрыл себе дорогу домой. Впрочем, возвращаться мне, в отличие от друзей было некуда. И я это понимал. Не знаю, сколько я находился в таком состоянии. Может быть, всего пару минут, а может быть, целую вечность. Из небытия меня вывел тяжёлый металлический голос.
– Сознание субъекта находится в зависшем состоянии. Необходимо принять меры по извлечению сознания из проекционной сети. В противном случае, существует вероятность полного уничтожения субъекта.
– Кто говорит со мной?
– Система планетарной защиты.
– Обелиски? Что со мной?
– Сознанию субъекта запрещён возврат в связи с утратой физиологической оболочки.
– Я умер?
– Физиологическая оболочка не найдена ни в одной из доступных для исследования проекций. Велика вероятность полной утраты.
Несмотря на тяжёлые для меня слова, воспринял я их, на удивление спокойно. Вообще, я почти не чувствовал никаких эмоций.
– Что мне теперь делать?
– Текущее решение заключается в консервации сознания для дальнейшего изучения проблемы.
– Почему вы помогаете мне?
– Субъект является уникальным случаем, изучение которого позволит избежать большого количества угроз, связанных с путешественниками между проекциями. Кроме того, энергетический отпечаток субъекта невозможно в полной мере извлечь из сети, без уничтожения созданной цепи или самого субъекта.
– Понятно, изучать меня будете. А можно мне какое-то более-менее понятное окружение создать? Мне довольно тяжело воспринимать эти бесконечные пейзажи и, тем более, бесконечную пустоту.
После моих слов, я оказался на твёрдом полу, посередине большого ангара. Передо мной стоял огромный обелиск, только не зеркальный, как на других картинках, а абсолютно чёрный. Ангар был почти пустым, но рядом с обелиском я обнаружил небольшое рабочее место с системным блоком и несколькими мониторами. На мониторах были отражены статусы тринадцати проекций.
– Удобно. Спасибо. Нет ничего лучше компьютера с выходом в межпроекционный интернет.
– Человек нуждается в материализации собственных благ, даже если понимает, что является всего лишь энергетической структурой без телесной оболочки. Этот вопрос система изучала веками, но так и не поняла, почему нам нужны простые человеческие радости и материальное воплощение знакомых понятий.
Я вздрогнул, обернувшись на голос. Позади меня стоял высокий молодой человек и загадочно улыбался, осматривая меня и моё рабочее место.
– Обелиски решили сделать вас, если можно так выразиться, системным администратором межпроекционной сети. Интересный выбор, не находите?
– Кто вы? Откуда вы меня знаете?
– Моё имя вам ничего не скажет. Я, можно сказать, один из разработчиков Обелисков. Но мне уже пора. Не могу оставаться здесь на долгое время. А вам, кажется, звонят.
Я обернулся, по указке загадочного человека и увидел на мониторе значок вызова и фотографию звонящего. Марина. Я хотел расспросить молодого человека обо всём произошедшем, но он уже исчез. А моё внимание приковал звонок. Я подошёл к рабочему месту и нажал на зелёную трубку.
На экране монитора появилось заплаканное лицо Марины. Она говорила больше сама с собой, чем со мной.
– Ты знал с самого начала… Я поняла это, но слишком поздно. Андрей, прости меня… Прости нас всех. Мы вернулись в свою проекцию и очнулись на больничных койках. Сразу же, в один миг. Боже, это было невероятно, оказаться в родном городе, в родной квартире после пережитого. Но потом мы узнали, что случилось с тобой. Камеры всё записали, Андрей.
Она вновь заплакала. Мне было жалко её, но я не мог вымолвить ни слова. Потом Марина успокоилась и продолжила.
– Когда ты вернулся в лабораторию, ты попытался остановить эксперимент. Вначале поговорил с Фёдором Геннадьевичем, потом со мной. Но мы тебе не поверили, посчитав, что звонок от Полоскова – или его самого или чья-то ещё нелепая шутка. А потом, ты сам вызывался пойти к нагнетателю. Уговорил всех остаться на своих местах. И он взорвался. Нас задело ударной волной, немного облучило. Но твоего тела даже не нашли. Ты испарился, понимаешь? Ничего не нашли, ни следов ДНК, ни крови, ни пепла. Ты просто исчез, как будто тебя никогда не было в нашем мире. Я знаю, что ты где-то там. Я буду искать тебя всю свою жизнь. Андрей, ты не один, слышишь?
Последние слова Марина почти выкрикнула. И вновь зашлась в рыданиях. Марина замолчала, глядя на экран и глотая текущие слёзы и остановила запись. Я погладил её лицо на экране – такое живое, такое знакомое, такое родное.
– Позаботься об Эдике с Фёдором Геннадьевичем. Без нас с тобой они точно кого-нибудь угробят.
Миасс, 2023.
– Но неужели ты не понимал, что это уничтожит наши миры?!
– Поначалу, я вообще не знал, что они существуют, Андрей! А потом, в какой-то момент, нагнетатель дал сбой. Или я сделал что-то, что создало возможность перемещения в другие миры и из других миров, не только элементарных частиц. Я и сам не понял, как это получилось. Просто, в один миг, я поймал радиосигнал из другого мира. А потом я смог переместить твёрдый предмет. Я не могу тебе выдать сейчас полное теоретическое обоснование – но ведь почти всё в мире вначале было изобретено практически, а потом уже текущие догмы подстраивали под экспериментальные результаты. Абсолютно всё! Мои опыты в будущем опишут другие люди, другие поколения. А сейчас мне нужно сделать так, чтобы эти поколения появились, в принципе.
Полосков не был, ни зол, ни раздражён. Он чертовский устал. И это было видно во всём. Годы работы, экспериментов, создание установок, путешествие между мирами. И всё ради сегодняшнего дня. Он стряхнул с подвернувшегося стула пыль, сел и обхватил голову руками.
– А потом, после запуска первых установок, я понял, что происходит в ваших мирах. Но было уже поздно. Повернуть время вспять я не могу, да и не хочу.
– Марк, но как так получилось, что ты сожалел о том, что сделал? Я ведь был там, когда ты винил себя перед больничной палатой. Я помню наш разговор.
Марк долго смотрел на меня. Как-то сочувственно.
– Вы были моим первым экспериментом. Не знаю, что произошло тогда – времени выяснять не было, но все, кроме тебя сейчас находятся в коме, в вашей проекции. С тобой всё совершенно иначе. Тебя я встретил в нематериальном срезе проекции. Я совершенно не верующий, но объяснить то, что с тобой произошло не в состоянии. Ты можешь перемещаться между проекциями, в каких угодно направлениях, просто сам ещё не осознаёшь. А случилось это потому, что ты, в отличие от других погиб. Я никогда, за все десять лет путешествий между мирами не встречал призраков. Поэтому, увидев тебя я был крайне удивлён. Чёрт, да ты даже вёл себя как классическое приведение – дело было не закончено, друзья балансируют на грани, твой мир будет скоро уничтожен, а основной виновник сбежал. Ты ведь понимаешь, что если бы ты успел уничтожить нагнетатель в моей проекции, то умер окончательно?
– Марк, давай поговорим. Я уже давно всё вспомнил. Зачем всё это? Мы же учёные, а не убийцы. Твой мир, что с ним произошло? Я уверен, что мы сможем его спасти.
Марк покачал головой.
– Мой мир уже не спасти. Точнее спасти его могут только нейтроны и нарушение закона сохранения массы, в рамках исследуемой проекции.
– Я был в твоём мире. И я видел, что ты сделал. Сингулярность получилась случайно?
– Нет, это было осознанное действие. Я попытался защитить солнечную систему от схлопывания вселенной. Двадцать лет назад, мы обнаружили, что вселенная в нашей проекции начала сжиматься. Теория большого взрыва была опровергнута, потому что миллиарды лет назад галактики начали сталкиваться между собой и образовывать огромные квазары, невообразимой мощи и размеров. Наше небо далеко не такое спокойное, как ваше. Точнее оно не было таким спокойным. В отличие от вашего млечного пути, спокойного и равномерного, мы видим несколько подобных картин, уже давно начавших столкновение. Сверхновые у нас – обычное явление. И из-за этого, мы постоянно сталкиваемся с непрекращающимися природными катаклизмами. Гравитационные волны, нарушение магнитного поля, постоянные озоновые дыры.
– Но это ведь не даёт тебе право сделать то же самое с нашими мирами. Двенадцать проекций, Марк! Ты обрекаешь их на уничтожение! Двенадцать проекций, в которых миллиарды жизней.
– Не даёт. Также, как тебе не даёт права остановить меня. Какая разница, десять миллиардов жизней или двенадцать раз по десять?!
– Я лишь пытаюсь спасти свой мир.
– Для других проекций ты герой. Но для моей – ты преступник, которых желает нашего уничтожения! А я стану предателем, поэтому сомневаться мне нельзя. И для этого, мне придётся тебя убить.
– Марк, одумайся…
А потом нагнетатель изменил частоту работы. Звук поменялся и это не скрылось от внимания Полоскова. Я всё же смог его отвлечь от нагнетателя, который получал избыточные нейтроны из процесса распада плутония ядерной батарейки, наконец-то переключил свой режим работы. Нагнетатели были зациклены. Первая проекция стала навсегда соединена с другими мирами нейтронного нагнетателя. Процесс уже нельзя было остановить.
Полосков кинулся к дисплеям, посмотрел на них, а потом повернулся ко мне. Мне показалось, что в его голосе я услышал нотки облегчения. Как будто с его плеч спал огромный груз ответственности. Возможно, именно поэтому мне так легко удалось его одурачить.
– Ах ты засранец, Андрюха.
Это были последние слова, которые я услышал от Полоскова. После этого, нагнетатель заработал в полную мощность, начав возвращать в мой родной мир избыточные нейтроны, скопившиеся в других проекциях. А ещё через несколько секунд, моё сознание захлестнула волна непрекращающейся боли. Видимо, оно тоже состояло из избыточных нейтронов, не являвшихся частью первой проекции. Меня подхватила какая-то сила, подняла вверх, а потом каждый атом моего тела начал возвращаться в свой родной мир. Скорее всего, это произошло в одно мгновение, но для меня оно длилось целую вечность. Когда тело распалось, сознание ещё какое-то время парило в лаборатории Марка Полоскова, наблюдая за происходящим. А потом я вновь попал в комнату с тысячами зеркал.
На этот раз я там был не один – со мной в комнате стояли Эдик, Фёдор Геннадьевич и Марина. Они удивлённо озирались вокруг, не понимая, что происходит. А когда увидели меня, тут же бросились навстречу.
– Ну как, Андрей? Получилось? Мы проснулись в проекции, в которой Марк успел поймать наши альтернативные личности и заковать в наручники. Ничего не могли сделать, а потом поняли, что ты, точнее твой двойник оказался обычным. Он не понимал, что происходит, не узнавал нас и вообще вёл себя так, будто никогда не слышал о нейтронном нагнетателе. Тебе удалось? И вообще, где мы находимся?
Я кивнул головой, улыбаясь во весь рот. Эдик с размаху хлопнул меня по плечу, Марина расцеловала обе щеки. И лишь Фёдор Геннадьевич наблюдал за нами, скрестив руки. Он улыбался, но по выражению его глаз, я увидел, что он всё понял.
– Нам пора возвращаться домой. Правильно, Андрей?
– Да, Фёдор Геннадьевич. Пойдёмте, я вас провожу. Я тут уже был неоднократно.
Я повёл своих друзей, безошибочно выбирая направление движения. А потом подошёл к тому самому зеркалу, за которым лежали трое моих верных друзей.
– Ну вот и всё. Мы пришли. Надо спешить.
На счастливые лицах друзей отразилось удивление. Но они ещё ничего не поняли, а я старался держаться. Я подбадривающе кивнул Эдику и тот прошёл сквозь зеркало. Следующей на очереди была Марина. Она долго смотрела в глаза, пытаясь что-то в них высмотреть. Удивление сменилось тревогой и на лбу появились небольшие морщинки.
– Тут нельзя медлить. Нужно поторопиться. Увидимся дома, Марина.
Кажется, у меня получилось её убедить, поскольку, хоть и неуверенно, но она отправилась вслед за Эдиком. Настал черёд Фёдора Геннадьевича.
– Я так понимаю, теперь нам придётся расстаться?
Я молча кивнул. Фёдор Геннадьевич снял очки, и я увидел, как по его старческому лицу прокатились две небольших слезы. В моих глазах тоже защипало.
– Спасибо тебе, Андрей. Мне стоило догадаться раньше.
– Когда вы всё поняли?
– Вчера, когда тебя не оказалось рядом с нами.
– Фёдор Геннадьевич, вам надо спешить. Тут и правда нельзя надолго оставаться. Теперь я это чувствую.
Фёдор Геннадьевич крепко обнял меня. А потом, не оборачиваясь, шагнул сквозь зеркало. Я протянул руку, но оно от моего прикосновения стало абсолютно твёрдым и ледяным. А потом меня захлестнула волна грохота и разбивающегося стекла.
Эпилог
Моё сознание отказывалось воспринимать то место, куда я попал. Иногда мне казалось, что я висел в полной тьме, иногда я вновь оказывался в комнате с тысячами зеркал. Зациклив нагнетатели, я закрыл себе дорогу домой. Впрочем, возвращаться мне, в отличие от друзей было некуда. И я это понимал. Не знаю, сколько я находился в таком состоянии. Может быть, всего пару минут, а может быть, целую вечность. Из небытия меня вывел тяжёлый металлический голос.
– Сознание субъекта находится в зависшем состоянии. Необходимо принять меры по извлечению сознания из проекционной сети. В противном случае, существует вероятность полного уничтожения субъекта.
– Кто говорит со мной?
– Система планетарной защиты.
– Обелиски? Что со мной?
– Сознанию субъекта запрещён возврат в связи с утратой физиологической оболочки.
– Я умер?
– Физиологическая оболочка не найдена ни в одной из доступных для исследования проекций. Велика вероятность полной утраты.
Несмотря на тяжёлые для меня слова, воспринял я их, на удивление спокойно. Вообще, я почти не чувствовал никаких эмоций.
– Что мне теперь делать?
– Текущее решение заключается в консервации сознания для дальнейшего изучения проблемы.
– Почему вы помогаете мне?
– Субъект является уникальным случаем, изучение которого позволит избежать большого количества угроз, связанных с путешественниками между проекциями. Кроме того, энергетический отпечаток субъекта невозможно в полной мере извлечь из сети, без уничтожения созданной цепи или самого субъекта.
– Понятно, изучать меня будете. А можно мне какое-то более-менее понятное окружение создать? Мне довольно тяжело воспринимать эти бесконечные пейзажи и, тем более, бесконечную пустоту.
После моих слов, я оказался на твёрдом полу, посередине большого ангара. Передо мной стоял огромный обелиск, только не зеркальный, как на других картинках, а абсолютно чёрный. Ангар был почти пустым, но рядом с обелиском я обнаружил небольшое рабочее место с системным блоком и несколькими мониторами. На мониторах были отражены статусы тринадцати проекций.
– Удобно. Спасибо. Нет ничего лучше компьютера с выходом в межпроекционный интернет.
– Человек нуждается в материализации собственных благ, даже если понимает, что является всего лишь энергетической структурой без телесной оболочки. Этот вопрос система изучала веками, но так и не поняла, почему нам нужны простые человеческие радости и материальное воплощение знакомых понятий.
Я вздрогнул, обернувшись на голос. Позади меня стоял высокий молодой человек и загадочно улыбался, осматривая меня и моё рабочее место.
– Обелиски решили сделать вас, если можно так выразиться, системным администратором межпроекционной сети. Интересный выбор, не находите?
– Кто вы? Откуда вы меня знаете?
– Моё имя вам ничего не скажет. Я, можно сказать, один из разработчиков Обелисков. Но мне уже пора. Не могу оставаться здесь на долгое время. А вам, кажется, звонят.
Я обернулся, по указке загадочного человека и увидел на мониторе значок вызова и фотографию звонящего. Марина. Я хотел расспросить молодого человека обо всём произошедшем, но он уже исчез. А моё внимание приковал звонок. Я подошёл к рабочему месту и нажал на зелёную трубку.
На экране монитора появилось заплаканное лицо Марины. Она говорила больше сама с собой, чем со мной.
– Ты знал с самого начала… Я поняла это, но слишком поздно. Андрей, прости меня… Прости нас всех. Мы вернулись в свою проекцию и очнулись на больничных койках. Сразу же, в один миг. Боже, это было невероятно, оказаться в родном городе, в родной квартире после пережитого. Но потом мы узнали, что случилось с тобой. Камеры всё записали, Андрей.
Она вновь заплакала. Мне было жалко её, но я не мог вымолвить ни слова. Потом Марина успокоилась и продолжила.
– Когда ты вернулся в лабораторию, ты попытался остановить эксперимент. Вначале поговорил с Фёдором Геннадьевичем, потом со мной. Но мы тебе не поверили, посчитав, что звонок от Полоскова – или его самого или чья-то ещё нелепая шутка. А потом, ты сам вызывался пойти к нагнетателю. Уговорил всех остаться на своих местах. И он взорвался. Нас задело ударной волной, немного облучило. Но твоего тела даже не нашли. Ты испарился, понимаешь? Ничего не нашли, ни следов ДНК, ни крови, ни пепла. Ты просто исчез, как будто тебя никогда не было в нашем мире. Я знаю, что ты где-то там. Я буду искать тебя всю свою жизнь. Андрей, ты не один, слышишь?
Последние слова Марина почти выкрикнула. И вновь зашлась в рыданиях. Марина замолчала, глядя на экран и глотая текущие слёзы и остановила запись. Я погладил её лицо на экране – такое живое, такое знакомое, такое родное.
– Позаботься об Эдике с Фёдором Геннадьевичем. Без нас с тобой они точно кого-нибудь угробят.
Миасс, 2023.
