— Господин Далтон, — на экране монитора возникло улыбающееся лицо Эдд. — Мисс Хейли на первой линии. Будете разговаривать?
Фелис заулыбался и несколько поспешно нажал на кнопку «один» своего многоканального аппарата, включив громкую связь. Он был уверен, что ничего сверхсекретного Амали — с удовольствием покатал ее имя на языке — ему не скажет, так пусть уж Эдд запишет все, как положено, чтобы он потом ничего не упустил.
— Доброе утро, — поздоровалась Амали своим мягким голосом, появившись на мониторе и улыбнувшись в ответ на улыбку Фелиса лишь одними уголками губ, ее голубые глаза при этом оставались совершенно серьезными. — У меня есть что сообщить вам. Но прежде чем я напишу это в отчете, хотелось бы с вами встретиться лично и обсудить, следует ли эти сведения опубликовывать.
— Как скажете, — улыбнулся ей Фелис самой очаровательной из своих улыбок, он очень хотел встречи с этой молодой женщиной, даже не мог объяснить почему. Если бы ему задали этот вопрос, то он бы ответил, мол, тянет.
— Сейчас уточню у секретаря, на какое время удобнее назначить встречу, а место встречи, так и быть, за вами, — и не дожидаясь ответа Амали, тут же нажал кнопку, переключаясь на связь с помощницей…
— Папа. — Амали впервые назвала Дамиана Хейли отцом. — Не надо опубликовывать эти сведения в открытой печати. Это никому не принесет ни радости, ни счастья. Что произошло, то произошло, прежнего не вернешь.
Она только что ознакомилась с результатами расследования, проведенного частным образом капитаном полицейского участка, ее приемным отцом. И теперь Амали точно знала, что это супруга ее брата хотела избавиться от нее. Не верить сухим фактам она не могла.
Амали громко всхлипнула:
— Папа Дамиан, мама Джерри, разве такое бывает?
Джерри тотчас кинулась успокаивать свою девочку, как делала это по ночам, когда та кричала и билась в истерике. А Дамиан подошел и неловко погладил Амали по голове:
— Как видишь, моя хорошая, бывает. Но если не хочешь огласки, то ее не будет. Но без огласки, ты так и останешься Амали Хейли.
Та согласно кивнула. За полгода, что прожила в семье капитана, она уже привыкла к своей новой фамилии, так к ней обращались учителя в школе — пришлось снова пойти учиться в последний класс, чтобы получить документ об образовании, — новые друзья, сослуживцы Дамиана…
— Вас устроит сегодня в шесть? — буквально через секунду поинтересовался Фелис, снова переключившись на первую линию.
— Вполне, а раз место встречи за мной, то я хотела бы, чтобы та состоялась в ресторане «Виллис», — ответила ему деловым тоном Амали.
— О, вы интересуетесь техникой? — удивился Фелис, он знал, что ресторан был еще и музеем.
— Не совсем. — Улыбнулась ему Амали с экрана монитора. — Дело в том, что у меня там постоянная бронь удобного столика для ведения переговоров.
Она не стала обманывать заказчика, изображая из себя специалиста, разбирающегося в военной технике и автомобилях. Зачем? Это все равно бы раскрылось. Она экономист, прекрасно ориентируется в дебетах и кредитах, а машин в каком-то смысле даже опасается. Не боится, только когда сама за рулем и едет не больше шестидесяти миль в час…
Одна из истерик случилась с ней, когда она жила уже в доме четы Хейли. Тогда ей приснилась авария. Она закричал, а Джерри, прибежавшая на шум, прижимала ее к себе, вытирала слезы и, покачивая, как маленькую, успокаивала. И именно тогда, захлебываясь и словами, и слезами Амали рассказала ей, почему оказалась на улице.
Она говорила сумбурно и начала с аварии, точнее, с того, что наиболее хорошо помнила.
— Понимаешь, это было вечером, я уже подошла к дому, когда эти двое взяли меня за руки и, невзирая на мои крики, затолкали в машину на заднее сиденье, пристегнули ремнями и привязали. А она стояла на крыльце и улыбалась… — рыдала Амали.
— Кто она? О ком ты говоришь? — спросила Джерри, раскачиваясь из стороны в сторону вместе с ней.
— Вилея. Это она смотрела, как меня запихивают в машину, я же видела. И не вступилась. Это жена моего брата. Я заметила ее в свете фонаря, — уже не рыдая, но громко всхлипывая и икая, добавила Амали.
— Тебе, милая, показалось. Скорее всего, ее там не было. Думаю, она бы не позволила, так с тобой поступить. Расскажи, что было дальше, — Джерри старалась говорить негромко, растягивая слова, чтобы ее размеренная речь помогла успокоиться девочке, которая ей очень понравилась.
— А потом они меня куда-то повезли за город, — Амали уже не икала, но говорила быстро и негромко, прижимаясь к уютной груди Джерри. — Ехали на очень большой скорости, а я этого страшно боюсь, поэтому закрывала глаза, когда они обгоняли грузовики. А тут я почему-то не зажмурилась. Не знаю даже. Я видела в свете фар, что на нас мчится огромная машина. Водители стали уходить в сторону от удара, но не справились с управлением, точнее, машинам не хватило ширины обочины, или водители неправильно определили ее ширину в сумерках, и встречная машина ударила нашу скользом. Из-за этого нас выбросило в глубокий кювет, машина сначала встала на попа, потом она опрокинулась на крышу, а уже затем закувыркалась по полю, пробив ограждение. Я закричала. Эти двое, что сидели спереди, погибли, мне показалось, сразу. Они даже пристегнуты ведь не были, а меня спасли не только ремни, но и подушки, которые сработали, когда машина закувыркалась. Только я не смогла вылезти из искореженной машины, меня же не только пристегнули, но и привязали. У меня все плыло перед глазами, стошнило от запаха крови тех двоих, но я старалась изо всех сил не потерять сознание. Вдруг сильно завоняло бензином, я поняла, что машина могла взорваться в любую секунду. Стало страшно до ужаса. Я снова закричала, что было сил. Видела, что к нам бегут люди, какой-то дядька перерезал ремни, вытащил меня и понес на руках в свою машину, а та, из которой он меня вынул, загорелась, ее стали тушить. Что было дальше, я не знаю, меня тот дядька сдал в больницу, а у меня даже ни одной царапины не было. Меня осмотрели и ночью на улицу выгнали, даже до утра не оставили. Я в парк пошла, там хоть лавочки есть, на них переночевать можно. А потом прибилась к тем женщинам, что утром пришли на аттракционы. Мне было страшно, видимо, от пережитого, у меня все время мокро между ногами было, казалось, я все время писаюсь. А с ними, с теми людьми, мне стало удивительно спокойно, они меня с собой забрали, в парке не оставили.
— А мужчина? Он был до аварии или после? — внезапно спросила Джерри.
От супруга она знала, что у ее девочки кто-то был.
— Я не помню, — тихо сказала Амали. Пока она рассказывала, совершенно успокоилась. — Я много чего не помню, тогда головой сильно ударилась, шишка большая на голове была. Я помню, как звали жену брата, а как самого брата не помню, хотя помню, что брат у меня был.
Но тут она схитрила — про брата сказала правду Джерри, а вот про мужчину не стала. Что она могла сказать? Что не знает, кто он, и лица его тоже не видела? Она и полиции ничего не сообщила, не знаю ничего, мол, и все. Даже если мистер Теренс знал того мужчину и указал на него, то Амали опознать его все равно не смогла бы, разве только по запаху. А если тот откажется от нее, то и доказать она ничего не сможет. Запах — слишком субъективный фактор. Придется с этим смириться. И жить дальше.
— Родители… — добавила Амали помолчав.
— О родителях расскажешь завтра, — перебила ее Джерри. — А пока ложись спать. Я посижу рядом, пока не уснешь…
— Дамиан, все дрыхнешь, — Джерри толкнула супруга локтем в бок, укладываясь рядом на постели, после того, как вернулась в свою спальню. — Кто у нас полицейский? Я или ты?
— Что? Где? — мужчина не сразу понял спросонья, что от него хотят.
— Похоже, тут для тебя работенка. — И Джерри все подробно пересказала Дамиану.
— По аварии, тем более с двумя трупами, я думаю можно выяснить, кто наша девочка и откуда, — согласился Дамиан, переворачиваясь на другой бок…
Но подобных аварий примерно в тот период в базе оказалось три. И капитану Хейли пришлось их обрабатывать, искать свидетелей, опрашивать, ведь Амали не могла достоверно сказать, по какой дороге они ехали, да и дату точную не помнила…
Девушку по-прежнему никто не разыскивал, и Дамиану пришлось сделать документы на основании ее слов, то есть указать имя, дату рождения, что Амали сказал, но дать ей свою фамилию, по-другому никак не получалось. Вот только с датой рождения тоже загвоздка вышла, ну, никак не мог капитан поверить, что девушке уже восемнадцать, а не четырнадцать или пятнадцать, как показалось ему вначале…
— Амали, не сочтите меня наглым или нетактичным, но я хотел бы узнать, сколько вам лет? — спросил Фелис, как только они уселись за столик, стоящий в уютной нише, и отпустили официанта, сделав заказ. Было время ужина, и они не стали скромничать, решив полноценно поесть.
— Двадцать три, — ответила Амали, она никогда не скрывала свой возраст, правда, ей редко верили, говорили, что выглядит гораздо моложе.
— Я бы вам не дал, — последовал стандартный ответ.
Конечно, она девушка, обычного среднего роста — всего сто шестьдесят пять. Сколько не старалась Джерри нарастить на ней мышцы и жирок, слабо у нее это получилось. Правда, она не выглядела уже той худой девчонкой, что была раньше, но и солидной дамой тоже не выглядела, так, что-то среднее между девочкой и молодой женщиной. Но особенно молодили ее живые глаза и светло-русые волосы, которые вились крупными локонами, и которые ей приходилось каждое утро выпрямлять специальными щетками, чтобы придать своему виду солидности.
После ужина, за бокалом сока, Амали тоже не пила ни шампанское, ни вино, а только томатный сок, поведала Фелису, что увидела в бухгалтерской отчетности госпожи Марлоу. Тот сильно расстроился, по всему было видно, что ему было неприятно услышать эти сведения.
— Что вы мне посоветуете? — спросил Фелис после довольно длительного молчания.
— Я не уполномочена давать советы, моя задача провести аудит и опубликовать результаты, — спокойно ответила Амали. Это, действительно, не по правилам давать какие бы то ни было советы по ведению бизнеса. Вот если бы господин Далтон заказал ей бизнес-план, тогда совсем другое дело.
— Я и спрашиваю об опубликовании. Как бы вы поступили, будучи на моем месте?
— Извините, господин Далтон…
— Фелис, — перебил ее мужчина.
— Как вам будет угодно, — Амали поклонилась. — Фелис, извините, но я не на вашем месте, а на своем. Но в этом случае вы можете поступить, как вам подскажет ваша совесть. Можете заплатить мне за проделанную работу, но результаты не оглашать. А дальше поступать, как вам будет угодно. Насколько я понимаю, для участия в тендере обнародовать результаты аудита можно только одной фирмы, а не всех, объединивших свои капиталы для участия в конкурсе. Можете опубликовать только свою отчетность. Это ничему не противоречит.
— Так-то оно так, — вяло согласился Фелис. — Но мне нужен партнер не только для участия в тендере, но и его реальные капиталы. А насколько я понял, именно последнего у госпожи Марлоу и нет.
— Вы все правильно поняли, — Амали допила сок и сильно наклонилась вперед, чтобы поставить пустой бокал на середину стола — пусть официант его унесет.
Фелис даже потряс головой от неожиданности — его окутал знакомый до ужаса запах, который ему снился по ночам, мерещился наяву, правда, теперь в смеси с парфюмом.
«Наверное, все из-за того, что у меня давно не было полноценного секса, — решил он. — Вот и мерещится в каждой молодой женщине та девчонка с ее запахом».
— Извините, Амали, — неожиданно спросил Фелис. — У вас есть мужчина или вы свободны?
— Свободна… А какое отношение это имеет к моей работе? — удивилась Амали. Она не замечала раньше, чтобы была дискриминация по статусу. Но больше ее ошарашил ответ.
— Я хочу вас видеть в своей постели.
ГЛАВА 4
Амали внимательно взглянула на своего собеседника. Глаза ее теперь цвета грозового неба метали молнии. Ей и так стоило больших трудов и денег, чтобы удерживать свои чувства и гормоны в узде. А подобные разговоры ее не просто бесили, но и выводили надолго из себя, так как лишали душевного равновесия.
От мужчин разных возрастов Амали часто получала подобные предложения. Может, не такие откровенные, как сейчас, но смысл их от этого не менялся — «я хотел бы продолжить встречу в неофициальной обстановке», «хотел бы пригласить вас к себе домой на чашку кофе/чая/бокал вина», «хотел бы показать вам свою коллекцию бабочек/монет/картин». Что же, кто бы их ни понял? Амали была красива, на их взгляд, свободна, принимала противозачаточные препараты. На последнем настояла на всякий случай мама Джерри. Тогда ее мужчине, если она решится в конце концов на близость с ним, не придется быть особенно осторожным, чтобы его партнерша не залетела, оставаясь только нежным. Амали терпеть не могла это слово. Особенно когда его произносили женатые или замужние. Что значит залететь? Забеременеть и родить — вот в чем истинное предназначение девушки, женщины, а не лечь под понравившегося ей мужчину. Хотя и последнее немаловажно. Не у всех и это получается сделать достойно.
После таких слов Амали начинала пить успокоительные и гормональные препараты еще в бoльших количествах, задавливая неудовлетворенное сексуальное желание. Нет, пока она не найдет того мужчину, не поговорит с ним, не выяснит, что она для него значит, не докажет, что она не такая, как он мог тогда подумать о ней, никаких других мужчин в ее жизни не будет. Впрочем, после него она и не желала быть с кем-то еще.
Хозяин заведения, сунув ей чек в руки, сказал тогда, что ее купили. Что значит, купили? Брошенное вскользь слово прочно засело в мозгу и беспокоило ее больше всего. Она как-то слышала о подобном — богатый мужчина, желая избежать навязанного или неугодного ему брака, покупал такую, как она была в заведении мистера Теренса, бродяжку без рода и племени, выплачивал сразу крупную сумму хозяину и «жене» за молчание, чтобы последняя ни на что не претендовала. А уже потом, когда ему будет удобно или гроза минет, расторгал брачный договор. Только в подобных случаях «жен», даже девственных, в постель не брали — мало ли что. А она замужем или нет? Ей так и не сказали. Этот вопрос ее беспокоил больше всего. Купили, и этим все сказано. Умом она понимала, что брак с ней вряд ли был возможен. Амали даже имени своего никому не называла, не говоря уж о фамилии. И пока она не прояснит беспокоивший ее вопрос, других мужчин в ее жизни не будет. Она так решила, по крайней мере, для себя, чтобы чувствовать себя по-настоящему свободной.
Но вот Фелиса ей почему-то хотелось с первой секунды знакомства. Хотелось до безумия, даже таблетки слабо помогали. Амали напросилась на встречу, хотя могла все это рассказать ему по телефону, ничего секретного в тех сведениях не было. Ошибки и приписки в бухгалтерской отчетности — обычное дело. На то и существовал аудит, чтобы все это выявить до начала проверок официальными органами.
И вот, получив предложение от господина Далтона, такое наглое, по своей откровенности, Амали впервые не знала, что тому ответить. Точнее знала, но не хотела этого. Отказать нельзя, согласиться. Отказать, нельзя согласиться. Второе честнее по отношению к Фелису.
