Алиса выдохнула и сдалась. Оглянулась на ворота, но там было тихо. Вряд ли Бахира прирежет собственного сына. А за разговорчики ответит по полной программе, пусть только свадьба закончится мирно.
Уже на кухне Алиса отослала строившую глазки падишаху Маринку помочь маме со столами, насыпала кофе в кофеварку и включила машинку. Потом присела напротив Аль Табриса и спросила в лоб:
— О чём Бахира говорит с Фером?
— Вы должны простить её, Алиса-ханум, вы тоже скоро станете матерью. Она просто хочет очистить душу от лжи.
— Совесть замучила, да? — съязвила Алиса. — А нефиг было бросать сына младенцем.
— Она хочет искупить свою вину перед ним.
Падишах вдруг ссутулился, опустил плечи и стал похож на папу, когда тот приходил после тяжёлых суток домой. Обычный мужик, на котором лежит слишком большая ответственность.
— Я тоже виноват в её побеге. Мы были молоды, горячи, верили, что духи нас поймут. Но расплачиваться всё равно когда-нибудь придётся… Знаете, Алиса-ханум, когда умерла моя дочь, Самиана, я страдал, как никто в жизни не страдал. Но принял это. Расплата. А Бахира решила бороться. Вызывала духов, чуть сама к ним не отправилась… Она с таким рвением спрашивала у них совета, что добилась своего. Духи поведали, что сын её сына в опасности. Поэтому она презрела мой запрет покидать Новый мир и отправилась искать вас.
Ошеломлённая Алиса поднялась, принесла сварившийся кофе, сахарницу и вульгарный пакет сливок, поставила всё это перед падишахом и удивлённо спросила:
— Так она не хотела украсть ребёнка?
— В гареме вы оба были бы в безопасности, — горько усмехнулся Аль Табрис, медитируя над маленькой чашкой. — Но духи решили иначе. Всё, что случается, в их веденьи.
— Духи, духи… Сплошные духи! Я вот тоже видела свою мёртвую бабулю в пустыне Падших магов… Но она мне помогла!
— Духи помогают безгрешным. Значит, мы ещё не искупили свою вину. Поэтому Бахира здесь.
— Если она сорвёт мне свадьбу, вы станете вдовцом, — твёрдо ответила Алиса.
Она ещё хотела спросить у Аль Табриса много всяких мелочей, но прибежала мама, извиняясь, уволокла одеваться, ибо лимузины уже были на подъезде, а потом Алиса видела, как все садятся по машинам, что Фер бледен, как полотно, что Бахира едва сдерживает слёзы, что Леви в ярости… А потом был ЗАГС, нескончаемо долгая церемония, знакомые лица в первом ряду гостей, потом поехали домой, а там началось настоящее веселье с тостами, с «горько», с танцами. Веселились больше Алисины родственники. Гости из Нового мира скромно, а некоторые ещё и обалдело, смотрели на происходящее, пробовали заказанную в небольшом ресторане русскую еду и робко подпевали. Папа всё время безуспешно пытался споить падишаха, а мама восторгалась платьем Бахиры и ненавязчиво выпытывала ту, кем она приходится жениху.
Фер держался, как и подобает настоящему правителю — с достоинством и безо всяких поправок на личное состояние. Что ему сказала шахидше, Алисе так и не удалось узнать, пока на улице не зажглись фонари, а гости начали разъезжаться по домам или расползаться по дому. За столом осталась только маленькая группа приближенных.
Леви отвёз совершенно невменяемую от усталости Фириель на снятую квартиру в Москву и вернулся допивать шампанское с Фером. Лива с Димой тихонько переговаривались: ветеринар что-то объяснял северянке, а та ахала и хихикала, как не пристало суровой воительнице. Наверное, что-то про нравы современной молодёжи в этой части Старого мира. Алиса порадовалась про себя, что всё у них складывается хорошо. К слову, Дима так и не вернулся в Москву, осел на ПМЖ в Северных землях. Там не надо было искать работу, платить ипотеку, впахивать за копейки. И там была его суровая воительница.
Рядом с этой сладкой парочкой, по правую руку от Фера, сидел Валь. Третья сестра на свадьбу не приехала, но передала устами конунга, что духи рады за молодожёнов. Конунг же хмурился, поглядывая на рыжую свидетельницу. Старая шаманка, его мать, почти излечила сына от болезненной зависимости, которую он приобрёл к Линнель. Черноглазая узурпаторша всё ещё жила в Биркерде, вынашивая ребёнка от Фера, и пользовалась состоянием Валя, но не свободой. Алисе показалось, что никто просто не знает, что с ней делать. А вот Маринка была настроена решить все проблемы одним махом и сегодня. Она оставила своё место рядом с Алисой и присела рядом с Валем. И дала всем мастер-класс подката к парням:
— Привет, гоблин! Ты меня ещё помнишь?
Валь удивился, но ответил:
— Конечно, помню, прекрасная валькирия.
— Ты обещал пригласить меня в клуб и рассказать про свои ролевые игры. Забыл?
— Нет, почему… Только я не знаю, что такое «клуб».
— Откуда ж ты вылез, хоббит, из какой норы? — засмеялась подружка, заправляя за ухо непослушную кудрявую прядь. Это движение получилось у неё таким нарочито-сексуальным, что засмотрелись на Маринку все сидевшие за столом. Даже Алиса. Валь же просто затаил дыхание и оглядел рыжую бестию целиком, с головы до ног, куда смог достать взглядом. Воздух между ними заметно наэлектризовался, и все разом отвернулись, заговорили о чём-то, громко и вместе. Так вышло, что остались за столом лишь гости из Нового мира, поэтому перешли на понятный им язык. Громче всех начал Фер:
— Внимание, уважаемые гости! Хочу сделать заявление.
Алиса напряглась, нашла пальцами его руку. Муж стиснул её ладонь, успокаивая, и продолжил, глядя прямо в глаза Бахире:
— Сегодня я женился по обычаям моей ариготты. Теперь мы связаны клятвами верности перед всеми богами, магами и людьми. Но Великий Магистр решил, что этого недостаточно. Он сделал мне подарок, который я сперва таковым не посчитал.
Он обвёл взглядом притихших гостей, остановился на Бахире, которая сидела бледная и почти не дышала. Фер улыбнулся ей персонально:
— Я хочу представить вам ту, которую долгое время считал погибшей, а затем пропавшей без вести. Мою мать.
Ошеломлённое молчание прервал Леви:
— Как? Шахидше Деистана — Ариниель из рода Горделивых? Но…
— Позволишь? — поднялась и Бахира. — Когда-то давно я совершила некрасивый поступок, предала мужа и сына во имя любви. Но даже раскаявшись, я не могу надеяться на прощение Фера. Хочу только лишь сказать, что готова искупить свою вину.
— Я простил вас, — коротко ответил Фер и сел. Отозвался Валь:
— Раз её светлость шахидше желает искупить свою вину, пусть возьмёт на воспитание твоего ребёнка, брат.
Алиса нахмурилась, машинально прикрыв руками живот:
— Ты что, с дуба рухнул?
Северянин улыбнулся ей, невзначай обнимая за талию ничего не понимающую Маринку:
— Не наследника, конечно же. Того ребёнка, что должен родиться у Линнель. Ведь это дитя Фера, что бы там ни случилось. Вы не сможете видеть его во дворце, а оставлять бастарда у Лин — не самая хорошая идея…
Алиса взглянула на мужа. Фер сдвинул брови, размышляя о правильности подобного решения, а Бахира взяла падишаха за руку:
— Если Табрис согласен, я сделаю это. Воспитаю внука или внучку, как родного ребёнка.
— А что вы сделаете с Лин? — прищурилась Алиса. — Отпустите на все четыре стороны?
— В гареме всегда нужны поломойки, — вдруг усмехнулся строгий падишах.
А ночью, когда свадьба совсем затихла, гости уехали спать или продолжать праздник в клубе, а новобрачные поднялись к себе и легли в кровать, Алиса прижалась к Феру, положила голову на его плечо, ставшее родным и надёжным, и сказала:
— Я боялась, что начнётся новый виток ужасных приключений. Так устала, так хочу отдохнуть и расслабиться… Чтобы наш сын родился в счастье и покое!
— Всё будет хорошо, моя прекрасная ариготта. Эти приключения многому научили меня. Теперь я готов править и заботиться о вас. Больше никаких неожиданностей, никаких врагов, никаких ужасов!
Он обнял её, погладил по тугому животу и спросил:
— Нашла ли ты имя нашему наследнику? Как будут звать этого нового члена рода Справедливых?
— Пока не знаю… Ничего в голову не приходит. Разве что в честь твоего отца…
— У нас это не принято, малыш. А я думал сегодня. Ведь всё, что с нами случилось, из-за артефакта. Он защитил нашего сына, дал ему силы оберегать тебя. Поэтому пусть мальчика зовут Алар, это означает «благородный защитник».
— Красиво… — протянула Алиса. — Алар из рода Справедливых, защитник мамы, папы и всех ариготов.
— Да будет так. Спи, любимая жена, всё будет хорошо!
И Фер поцеловал её в макушку. Алиса закрыла глаза и улыбнулась. Они будут жить долго и счастливо, женят внуков и умрут в один день. Теперь уж она в этом уверена.
Бонус
Фириель тихо стояла у беседки, прячась так, чтобы её не было видно с лужайки. Зависть к брату и невестке сжигала её изнутри медленным тайным огнём. Они наконец преодолели все препятствия и смогли пожениться! Не то чтобы Фири не была рада за них. Нет! Она была счастлива видеть их улыбки и то, как они держатся за руки… Но ничего не могла с собой поделать. О как бы ей хотелось быть сейчас на месте Алисы, а рядом с ней чтобы стоял Леви, статный, высокий, сильный! И чтобы так же взял её пальцы в свою широкую ладонь, сжал чуть ли не до боли, а потом поднёс к губам и поцеловал…
Сзади подкрались и схватили её за талию. Фири охнула от неожиданности и, обернувшись, увидела белозубую улыбку на смуглом лице.
— Леви! Как ты меня напугал!
— Прости! — и ни тени вины в тёмных глазах, только лукавые огоньки.
— Почему ты не с братом?
— А ты почему не веселишься?
Фири опустила глаза. Вздохнула. Сказать ему про зависть? Нет, лучше не надо. Не пристало ариголетте первой выражать свои чувства. Остаётся лишь ждать и надеяться, что Леви любит её так же, как она его. Возможно, он наберётся смелости и попросит у Фера руку Фириель...
— Птичка моя, отчего ты грустишь? — Леви приподнял пальцами её подбородок, заглянул в глаза. Фири улыбнулась, хотя в глазах рождались слёзы:
— Я счастлива за Фера.
— Что может сделать тебя счастливой?
— Разве так трудно прочитать в моём сердце? — выдохнула она, зачарованная его взглядом. Тёмные глаза смотрели с нескрываемым восхищением, и Фириель невольно потянулась рукой к волосам, поправила причёску, привычным жестом перекинула один из длинных локонов на грудь. Леви коснулся пальцами шелковистого завитка, тронул её обнажённое плечо:
— Мне страшно ошибиться, моя ариголетта.
— Не бойся сделать шаг. Бойся всю жизнь сожалеть о несделанном, — прошептала она, ощущая, как горит кожа втом месте, где её касались пальцы любимого.
— Тогда… Надеюсь, что это не оскорбит тебя.
Леви наклонился к ней, приблизил лицо к её лицу и приник губами к её полуоткрытому рту. Фири замерла, поддаваясь, растворяясь в его дыхании, сливаясь с его телом в единое целое через поцелуй. Сильные руки держали её плечи, словно Фири откинулась на спинку мягкой банкетки. В голове ошалелой птицей билась лишь одна мысль — он любит её, любит! Он чувствует то же, что и она! Он попросит её руки!
Когда Леви оторвался от её губ, чтобы перевести дыхание, Фири с сожалением протянула:
— О нет!
И ощутила, как лицо заливается краской. Так нельзя! Нельзя выпрашивать поцелуй! Матушка разозлилась бы на неё! Не тому она учила дочь, не тому! Фири хотела отстраниться, поправить платье, но Леви не отпустил её, ещё крепче прижав к себе:
— Куда же ты, моя ариголетта? Неужели я всё же ошибся?
— Леви, я не могу…
— Была не была!
Он отпустил её, но лишь для того, чтобы опуститься на одно колено, найти руку и обжечь её поцелуем:
— Фириель из рода Справедливых, ты сделаешь меня самым счастливым мужчиной Нового мира, согласившись выйти за меня замуж!
Фири только вздохнула с облегчением, взглянув на свисающие с беседки розовые ветви. Наконец-то! Это было сказано, почти официально, почти перед свидетелями, но все эти «почти» теперь уже неважны! Предложение руки и сердца…
— Я согласна, Леви, — тихо сказала Фири, с улыбкой глядя на возлюбленного. — Я согласна стать твоей женой.
Он сидел, поджав ноги, перед накрытым столом, глядя на огонь в очаге. Не мог оторвать взгляд от пляшущих язычков пламени. Разве может быть что-то прекраснее огня? Если только тёмные глаза цвета чёрной вишни…
Почему он не удержал её? Ведь мог, мог, но не сделал. Мог сжать в объятиях, не пустить, не позволить! Но она выскользнула у него из рук, побежала к этому мальчишке, к шахзаде… Какого дея сын падишаха оказался на базаре без сопровождения янычар? Из-за маленького капризного паршивца Амир потерял рабыню, невесту, без малого жену! Конечно, он никогда не скажет такие кощунственные слова вслух, но уважать будущего повелителя уже не сможет…
Мать поднесла Амиру тарелку с таджином. Эйба поставила на поднос закипевший чайничек. Заид присел по правую руку, ожидая, когда отец начнёт есть, чтобы самому насытиться. Амир принял тарелку, зачерпнул куском лаваша ароматный соус, положил в рот и принялся жевать. Вкуса он не ощущал. Всё стало серым, пресным, обыденным. Чёрная Вишня исчезла из его жизни, и Амир всем телом чувствовал оставшуюся после неё пустоту.
Даже непонятно, чем эта иноверка так зацепила его. Её пришлось бы долго учить, не языку, так правилам поведения, послушанию… Она даже глаза опускать не умела перед господином! Но как хороша лицом! Как стройна и свежа! Северная лань… Она стала бы отличной женой и матерью здоровых детей.
Но её уже не увидеть, не достать. Из гарема падишаха рабыни не возвращаются. Видит Великий Дей, Амир попытался! Он ходил с поклоном к визирю, принёс подарок, богатый подарок, чтобы объяснить недоразумение, забрать девушку обратно. Визирь даже не принял подношение, услышав о рабыне. Просто покачал головой, поджав губы в узкую ниточку. Невозможно, не стоит даже и пытаться…
И тогда Амир уехал. Оставил надежду. Аисса умерла для них. Чёрная Вишня умерла.
Обед прошёл в молчании. Наверное, все видели, как плохо на душе у хозяина дома, поэтому старались даже дышать пореже. А Амиру хотелось прижаться лицом к материному плечу, уткнуться в грудь, как в детстве, и разрыдаться от пустоты и отчаянья.
Но нельзя. Нельзя показывать свою слабость перед сыном и рабыней. И перед работниками надо держать лицо, иначе они перестанут уважать его. Надо допить чай, умыться и возвращаться в конюшни, к любимым лошадям…
Он увидел её издали. Прекрасная, дикая, свободная. Ещё необъезженная, ещё непокорённая. Чёрная Вишня. Его лучшая лошадь, самая дорогая, самая ценная. Теперь она всегда будет напоминать ему Аиссу… Надо продать эту лошадь. Продать и забыть, как страшный сон!
Или…
Амир нащупал нож на поясе. Забыть. Забыть обеих. Излечиться.
Наклонившись, он протиснулся между жердей загона. Лошадь фыркнула, кося тёмным выпуклым глазом, мотнула хвостом по бокам. Тонкие сухие ноги переступили по земле, мускулы напряглись.
— Тш-ш-ш, Чёрная Вишня, спокойно… — сказал Амир глухим чужим голосом. Поднял ладонь. Волна усыпляющей силы коснулась лошади, заставила её склонить голову, поддаться, прикрыть глаза. Амир подошёл вплотную, провёл ладонью по длинной крепкой шее. Красавица. Прости…
Под действием магии лошадь опустилась на колени, задние ноги её подкосились, и огромный зверь повалился набок, на утоптанную землю левады. Амир ещё раз провёл рукой по шее, поднял нож:
— Прости меня.
Одно быстрое резкое движение — и фонтан крови брызнул из рассечённой артерии. Лошадь дёрнула ногами, забилась в конвульсиях, словно пытаясь спастись, но магия утихомирила её.
Уже на кухне Алиса отослала строившую глазки падишаху Маринку помочь маме со столами, насыпала кофе в кофеварку и включила машинку. Потом присела напротив Аль Табриса и спросила в лоб:
— О чём Бахира говорит с Фером?
— Вы должны простить её, Алиса-ханум, вы тоже скоро станете матерью. Она просто хочет очистить душу от лжи.
— Совесть замучила, да? — съязвила Алиса. — А нефиг было бросать сына младенцем.
— Она хочет искупить свою вину перед ним.
Падишах вдруг ссутулился, опустил плечи и стал похож на папу, когда тот приходил после тяжёлых суток домой. Обычный мужик, на котором лежит слишком большая ответственность.
— Я тоже виноват в её побеге. Мы были молоды, горячи, верили, что духи нас поймут. Но расплачиваться всё равно когда-нибудь придётся… Знаете, Алиса-ханум, когда умерла моя дочь, Самиана, я страдал, как никто в жизни не страдал. Но принял это. Расплата. А Бахира решила бороться. Вызывала духов, чуть сама к ним не отправилась… Она с таким рвением спрашивала у них совета, что добилась своего. Духи поведали, что сын её сына в опасности. Поэтому она презрела мой запрет покидать Новый мир и отправилась искать вас.
Ошеломлённая Алиса поднялась, принесла сварившийся кофе, сахарницу и вульгарный пакет сливок, поставила всё это перед падишахом и удивлённо спросила:
— Так она не хотела украсть ребёнка?
— В гареме вы оба были бы в безопасности, — горько усмехнулся Аль Табрис, медитируя над маленькой чашкой. — Но духи решили иначе. Всё, что случается, в их веденьи.
— Духи, духи… Сплошные духи! Я вот тоже видела свою мёртвую бабулю в пустыне Падших магов… Но она мне помогла!
— Духи помогают безгрешным. Значит, мы ещё не искупили свою вину. Поэтому Бахира здесь.
— Если она сорвёт мне свадьбу, вы станете вдовцом, — твёрдо ответила Алиса.
Она ещё хотела спросить у Аль Табриса много всяких мелочей, но прибежала мама, извиняясь, уволокла одеваться, ибо лимузины уже были на подъезде, а потом Алиса видела, как все садятся по машинам, что Фер бледен, как полотно, что Бахира едва сдерживает слёзы, что Леви в ярости… А потом был ЗАГС, нескончаемо долгая церемония, знакомые лица в первом ряду гостей, потом поехали домой, а там началось настоящее веселье с тостами, с «горько», с танцами. Веселились больше Алисины родственники. Гости из Нового мира скромно, а некоторые ещё и обалдело, смотрели на происходящее, пробовали заказанную в небольшом ресторане русскую еду и робко подпевали. Папа всё время безуспешно пытался споить падишаха, а мама восторгалась платьем Бахиры и ненавязчиво выпытывала ту, кем она приходится жениху.
Фер держался, как и подобает настоящему правителю — с достоинством и безо всяких поправок на личное состояние. Что ему сказала шахидше, Алисе так и не удалось узнать, пока на улице не зажглись фонари, а гости начали разъезжаться по домам или расползаться по дому. За столом осталась только маленькая группа приближенных.
Леви отвёз совершенно невменяемую от усталости Фириель на снятую квартиру в Москву и вернулся допивать шампанское с Фером. Лива с Димой тихонько переговаривались: ветеринар что-то объяснял северянке, а та ахала и хихикала, как не пристало суровой воительнице. Наверное, что-то про нравы современной молодёжи в этой части Старого мира. Алиса порадовалась про себя, что всё у них складывается хорошо. К слову, Дима так и не вернулся в Москву, осел на ПМЖ в Северных землях. Там не надо было искать работу, платить ипотеку, впахивать за копейки. И там была его суровая воительница.
Рядом с этой сладкой парочкой, по правую руку от Фера, сидел Валь. Третья сестра на свадьбу не приехала, но передала устами конунга, что духи рады за молодожёнов. Конунг же хмурился, поглядывая на рыжую свидетельницу. Старая шаманка, его мать, почти излечила сына от болезненной зависимости, которую он приобрёл к Линнель. Черноглазая узурпаторша всё ещё жила в Биркерде, вынашивая ребёнка от Фера, и пользовалась состоянием Валя, но не свободой. Алисе показалось, что никто просто не знает, что с ней делать. А вот Маринка была настроена решить все проблемы одним махом и сегодня. Она оставила своё место рядом с Алисой и присела рядом с Валем. И дала всем мастер-класс подката к парням:
— Привет, гоблин! Ты меня ещё помнишь?
Валь удивился, но ответил:
— Конечно, помню, прекрасная валькирия.
— Ты обещал пригласить меня в клуб и рассказать про свои ролевые игры. Забыл?
— Нет, почему… Только я не знаю, что такое «клуб».
— Откуда ж ты вылез, хоббит, из какой норы? — засмеялась подружка, заправляя за ухо непослушную кудрявую прядь. Это движение получилось у неё таким нарочито-сексуальным, что засмотрелись на Маринку все сидевшие за столом. Даже Алиса. Валь же просто затаил дыхание и оглядел рыжую бестию целиком, с головы до ног, куда смог достать взглядом. Воздух между ними заметно наэлектризовался, и все разом отвернулись, заговорили о чём-то, громко и вместе. Так вышло, что остались за столом лишь гости из Нового мира, поэтому перешли на понятный им язык. Громче всех начал Фер:
— Внимание, уважаемые гости! Хочу сделать заявление.
Алиса напряглась, нашла пальцами его руку. Муж стиснул её ладонь, успокаивая, и продолжил, глядя прямо в глаза Бахире:
— Сегодня я женился по обычаям моей ариготты. Теперь мы связаны клятвами верности перед всеми богами, магами и людьми. Но Великий Магистр решил, что этого недостаточно. Он сделал мне подарок, который я сперва таковым не посчитал.
Он обвёл взглядом притихших гостей, остановился на Бахире, которая сидела бледная и почти не дышала. Фер улыбнулся ей персонально:
— Я хочу представить вам ту, которую долгое время считал погибшей, а затем пропавшей без вести. Мою мать.
Ошеломлённое молчание прервал Леви:
— Как? Шахидше Деистана — Ариниель из рода Горделивых? Но…
— Позволишь? — поднялась и Бахира. — Когда-то давно я совершила некрасивый поступок, предала мужа и сына во имя любви. Но даже раскаявшись, я не могу надеяться на прощение Фера. Хочу только лишь сказать, что готова искупить свою вину.
— Я простил вас, — коротко ответил Фер и сел. Отозвался Валь:
— Раз её светлость шахидше желает искупить свою вину, пусть возьмёт на воспитание твоего ребёнка, брат.
Алиса нахмурилась, машинально прикрыв руками живот:
— Ты что, с дуба рухнул?
Северянин улыбнулся ей, невзначай обнимая за талию ничего не понимающую Маринку:
— Не наследника, конечно же. Того ребёнка, что должен родиться у Линнель. Ведь это дитя Фера, что бы там ни случилось. Вы не сможете видеть его во дворце, а оставлять бастарда у Лин — не самая хорошая идея…
Алиса взглянула на мужа. Фер сдвинул брови, размышляя о правильности подобного решения, а Бахира взяла падишаха за руку:
— Если Табрис согласен, я сделаю это. Воспитаю внука или внучку, как родного ребёнка.
— А что вы сделаете с Лин? — прищурилась Алиса. — Отпустите на все четыре стороны?
— В гареме всегда нужны поломойки, — вдруг усмехнулся строгий падишах.
А ночью, когда свадьба совсем затихла, гости уехали спать или продолжать праздник в клубе, а новобрачные поднялись к себе и легли в кровать, Алиса прижалась к Феру, положила голову на его плечо, ставшее родным и надёжным, и сказала:
— Я боялась, что начнётся новый виток ужасных приключений. Так устала, так хочу отдохнуть и расслабиться… Чтобы наш сын родился в счастье и покое!
— Всё будет хорошо, моя прекрасная ариготта. Эти приключения многому научили меня. Теперь я готов править и заботиться о вас. Больше никаких неожиданностей, никаких врагов, никаких ужасов!
Он обнял её, погладил по тугому животу и спросил:
— Нашла ли ты имя нашему наследнику? Как будут звать этого нового члена рода Справедливых?
— Пока не знаю… Ничего в голову не приходит. Разве что в честь твоего отца…
— У нас это не принято, малыш. А я думал сегодня. Ведь всё, что с нами случилось, из-за артефакта. Он защитил нашего сына, дал ему силы оберегать тебя. Поэтому пусть мальчика зовут Алар, это означает «благородный защитник».
— Красиво… — протянула Алиса. — Алар из рода Справедливых, защитник мамы, папы и всех ариготов.
— Да будет так. Спи, любимая жена, всё будет хорошо!
И Фер поцеловал её в макушку. Алиса закрыла глаза и улыбнулась. Они будут жить долго и счастливо, женят внуков и умрут в один день. Теперь уж она в этом уверена.
Бонус
Фириель тихо стояла у беседки, прячась так, чтобы её не было видно с лужайки. Зависть к брату и невестке сжигала её изнутри медленным тайным огнём. Они наконец преодолели все препятствия и смогли пожениться! Не то чтобы Фири не была рада за них. Нет! Она была счастлива видеть их улыбки и то, как они держатся за руки… Но ничего не могла с собой поделать. О как бы ей хотелось быть сейчас на месте Алисы, а рядом с ней чтобы стоял Леви, статный, высокий, сильный! И чтобы так же взял её пальцы в свою широкую ладонь, сжал чуть ли не до боли, а потом поднёс к губам и поцеловал…
Сзади подкрались и схватили её за талию. Фири охнула от неожиданности и, обернувшись, увидела белозубую улыбку на смуглом лице.
— Леви! Как ты меня напугал!
— Прости! — и ни тени вины в тёмных глазах, только лукавые огоньки.
— Почему ты не с братом?
— А ты почему не веселишься?
Фири опустила глаза. Вздохнула. Сказать ему про зависть? Нет, лучше не надо. Не пристало ариголетте первой выражать свои чувства. Остаётся лишь ждать и надеяться, что Леви любит её так же, как она его. Возможно, он наберётся смелости и попросит у Фера руку Фириель...
— Птичка моя, отчего ты грустишь? — Леви приподнял пальцами её подбородок, заглянул в глаза. Фири улыбнулась, хотя в глазах рождались слёзы:
— Я счастлива за Фера.
— Что может сделать тебя счастливой?
— Разве так трудно прочитать в моём сердце? — выдохнула она, зачарованная его взглядом. Тёмные глаза смотрели с нескрываемым восхищением, и Фириель невольно потянулась рукой к волосам, поправила причёску, привычным жестом перекинула один из длинных локонов на грудь. Леви коснулся пальцами шелковистого завитка, тронул её обнажённое плечо:
— Мне страшно ошибиться, моя ариголетта.
— Не бойся сделать шаг. Бойся всю жизнь сожалеть о несделанном, — прошептала она, ощущая, как горит кожа втом месте, где её касались пальцы любимого.
— Тогда… Надеюсь, что это не оскорбит тебя.
Леви наклонился к ней, приблизил лицо к её лицу и приник губами к её полуоткрытому рту. Фири замерла, поддаваясь, растворяясь в его дыхании, сливаясь с его телом в единое целое через поцелуй. Сильные руки держали её плечи, словно Фири откинулась на спинку мягкой банкетки. В голове ошалелой птицей билась лишь одна мысль — он любит её, любит! Он чувствует то же, что и она! Он попросит её руки!
Когда Леви оторвался от её губ, чтобы перевести дыхание, Фири с сожалением протянула:
— О нет!
И ощутила, как лицо заливается краской. Так нельзя! Нельзя выпрашивать поцелуй! Матушка разозлилась бы на неё! Не тому она учила дочь, не тому! Фири хотела отстраниться, поправить платье, но Леви не отпустил её, ещё крепче прижав к себе:
— Куда же ты, моя ариголетта? Неужели я всё же ошибся?
— Леви, я не могу…
— Была не была!
Он отпустил её, но лишь для того, чтобы опуститься на одно колено, найти руку и обжечь её поцелуем:
— Фириель из рода Справедливых, ты сделаешь меня самым счастливым мужчиной Нового мира, согласившись выйти за меня замуж!
Фири только вздохнула с облегчением, взглянув на свисающие с беседки розовые ветви. Наконец-то! Это было сказано, почти официально, почти перед свидетелями, но все эти «почти» теперь уже неважны! Предложение руки и сердца…
— Я согласна, Леви, — тихо сказала Фири, с улыбкой глядя на возлюбленного. — Я согласна стать твоей женой.
***
Он сидел, поджав ноги, перед накрытым столом, глядя на огонь в очаге. Не мог оторвать взгляд от пляшущих язычков пламени. Разве может быть что-то прекраснее огня? Если только тёмные глаза цвета чёрной вишни…
Почему он не удержал её? Ведь мог, мог, но не сделал. Мог сжать в объятиях, не пустить, не позволить! Но она выскользнула у него из рук, побежала к этому мальчишке, к шахзаде… Какого дея сын падишаха оказался на базаре без сопровождения янычар? Из-за маленького капризного паршивца Амир потерял рабыню, невесту, без малого жену! Конечно, он никогда не скажет такие кощунственные слова вслух, но уважать будущего повелителя уже не сможет…
Мать поднесла Амиру тарелку с таджином. Эйба поставила на поднос закипевший чайничек. Заид присел по правую руку, ожидая, когда отец начнёт есть, чтобы самому насытиться. Амир принял тарелку, зачерпнул куском лаваша ароматный соус, положил в рот и принялся жевать. Вкуса он не ощущал. Всё стало серым, пресным, обыденным. Чёрная Вишня исчезла из его жизни, и Амир всем телом чувствовал оставшуюся после неё пустоту.
Даже непонятно, чем эта иноверка так зацепила его. Её пришлось бы долго учить, не языку, так правилам поведения, послушанию… Она даже глаза опускать не умела перед господином! Но как хороша лицом! Как стройна и свежа! Северная лань… Она стала бы отличной женой и матерью здоровых детей.
Но её уже не увидеть, не достать. Из гарема падишаха рабыни не возвращаются. Видит Великий Дей, Амир попытался! Он ходил с поклоном к визирю, принёс подарок, богатый подарок, чтобы объяснить недоразумение, забрать девушку обратно. Визирь даже не принял подношение, услышав о рабыне. Просто покачал головой, поджав губы в узкую ниточку. Невозможно, не стоит даже и пытаться…
И тогда Амир уехал. Оставил надежду. Аисса умерла для них. Чёрная Вишня умерла.
Обед прошёл в молчании. Наверное, все видели, как плохо на душе у хозяина дома, поэтому старались даже дышать пореже. А Амиру хотелось прижаться лицом к материному плечу, уткнуться в грудь, как в детстве, и разрыдаться от пустоты и отчаянья.
Но нельзя. Нельзя показывать свою слабость перед сыном и рабыней. И перед работниками надо держать лицо, иначе они перестанут уважать его. Надо допить чай, умыться и возвращаться в конюшни, к любимым лошадям…
Он увидел её издали. Прекрасная, дикая, свободная. Ещё необъезженная, ещё непокорённая. Чёрная Вишня. Его лучшая лошадь, самая дорогая, самая ценная. Теперь она всегда будет напоминать ему Аиссу… Надо продать эту лошадь. Продать и забыть, как страшный сон!
Или…
Амир нащупал нож на поясе. Забыть. Забыть обеих. Излечиться.
Наклонившись, он протиснулся между жердей загона. Лошадь фыркнула, кося тёмным выпуклым глазом, мотнула хвостом по бокам. Тонкие сухие ноги переступили по земле, мускулы напряглись.
— Тш-ш-ш, Чёрная Вишня, спокойно… — сказал Амир глухим чужим голосом. Поднял ладонь. Волна усыпляющей силы коснулась лошади, заставила её склонить голову, поддаться, прикрыть глаза. Амир подошёл вплотную, провёл ладонью по длинной крепкой шее. Красавица. Прости…
Под действием магии лошадь опустилась на колени, задние ноги её подкосились, и огромный зверь повалился набок, на утоптанную землю левады. Амир ещё раз провёл рукой по шее, поднял нож:
— Прости меня.
Одно быстрое резкое движение — и фонтан крови брызнул из рассечённой артерии. Лошадь дёрнула ногами, забилась в конвульсиях, словно пытаясь спастись, но магия утихомирила её.
