А потом раздался хрип. Стук тела об пол. Жанна билась в судорогах, словно у неё случился эпилептический припадок. Закатившиеся глаза, напряжённые в струну ноги, струйка слюны изо рта — я видела каждую деталь, словно стояла совсем рядом. Но не отреагировала. У меня ни на что уже не осталось сил.
Словно в тумане, я сползла на пол рядом с папой, обняла его и положила голову ему на грудь рядом с торчавшим колом. Мимо меня мелькали человеческие ноги и звериные лапы. Раздалось надрывное хлопанье крыльев — Алконост вылетела через разбитое окно с тяжёлой ношей в когтях. Мне было уже не до них. Остаток сил покинул меня, в глазах родился туман, чернота обняла мягким покрывалом и закачала в кисельной колыбели...
Я брела по колено в тумане по густому еловому лесу. Час, два, три? Сутки? Год? Лес всё никак не хотел заканчиваться, время словно скукожилось, завернулось в кокон и замерло. Мне было холодно, мокро и одиноко. Но не страшно. В тумане больше не было нежити. Всю нежить я убила.
И папу я убила.
И, наверное, Жанну тоже.
Не перейти ли мне на тёмную сторону? Говорят, там дают печеньки… Убивать я уже умею. И даже чужими руками.
А ведь этот лес мне знаком… Я уже была здесь когда-то. Не так давно. Вместе с Далой. Ещё немного — и я выйду на бескрайний луг с переливающимися по траве искрами-проводницами. А там и до Навьих ворот рукой подать. Тропинка Туда-Не-Знаю-Куда? Опять? Ах да, я же на распутье! Думаю, не присоединиться ли мне к тёмным силам. Ну ладно, прогуляюсь по этой тропке ещё раз. Посмотрю, куда она меня заведёт.
Идти холодно, аж озноб по всему телу. Неуютно. Хоть и понимаю, что вроде бы опасности больше нет, кто знает, что в Заоблачной может опять случиться. Ещё какой-нибудь страшный монстр появится. Или зомби. Или...
Луг раскинулся передо мной, как живое зелёное озеро. Трава парила под восходящим солнцем. Только что была ночь, и вдруг утро, птички-кузнечики… Бескрайнее голубое небо с разводами розового, золотистая заря, лёгкий прозрачный ветерок. Деревянные столбы страшных ворот в подземный мир. И две далёкие фигуры посреди луга.
Это только в голливудских фильмах и любовных романах так бывает: героиня говорит: «Ах, я сразу их узнала!» Я не узнала. Мне пришлось прищуриться и подойти поближе. Искры, старые подружки, засверкали в траве, как сумасшедшие светлячки, снова обжигая мои ноги и руки, не дали приблизиться. Но мужчина и женщина были мне знакомы до боли в сердце, до спазма в горле. Мама и папа, такие же молодые и красивые, как в день катастрофы, в корне переменившей нашу жизнь...
Я хотела закричать, позвать их, бежать им навстречу, чтобы обнять, ощутить их тепло… Но искры не дали. Я не могла сдвинуться с места. Не могла произнести ни слова! Мама улыбнулась мне так ласково и нежно, что в глазах защипало. Папа поднял руку, приветствуя и прощаясь одновременно, в его глазах блеснул лукавый огонёк, и он покрутил пальцем прядь жёстких кудрявых волос у виска. Ушки...
Потом они ушли, исчезли, растворились под резными сводами Навьих ворот. А я осталась одна на утреннем лугу с рыданьями, застрявшими в груди.
— Лада!
Тяжёлые веки не желали подниматься. Я так устала… Дайте мне отдохнуть, а ещё лучше — просто тихо умереть в симпатичном сне с лесом, лугом, искрами...
— Лада, просыпайся!
Кто бы это ни был, он получит от меня по ушам. Или по хвосту. По наглой бурой морде. Если смогу пошевелить рукой...
— Ну же, открывай глазки! Посмотри на меня!
С трудом разлепив ресницы, я не сразу сфокусировала взгляд на знакомом лице. Большой нос, квадратная челюсть, чёрные волосы, падающие мне на плечо.
— Агей, дай поспать, — протянула я недовольно, но он нагло ущипнул меня за нос:
— Ты спишь уже три дня! Пора вставать! Нечего разлёживаться!
— Три… Три дня?! Офигеть, — только и смогла пробормотать я, жмурясь и пытаясь обрести ясную картинку вокруг себя.
— Да уж! Ну и напугала же ты нас!
— Кого это нас?
— Всех! — Агей помог мне устроиться поудобнее в полусидячем положении и взял руку в свою широкую ладонь. — Яга со знахарем с ног сбились, чтобы тебя разбудить. Кикимора ваша, говорят, до сих пор в истерике!
Представив Агашу в слезах, я внутренне умилилась. Надо же! Не знала, что она меня так любит. Яга… Знахарь… Это я что, в Обители?
Взгляд, брошенный на деревянные стены и маленькие окошки за короткими крахмальными занавесочками, подтвердил догадку. Обитель, больница Заоблачной. А где же...
— А остальные? Все… — у меня снова перехватило дыхание от страшных подозрений. — Живы?
— Да что с ними сделается! — широко улыбнулся Агей, выставив напоказ белые зубы. — Янка с Захаром уже давно проснулись, Алиму ногу зашили, Набиля получила новые пальцы на руке, так что всё в поря...
Не дослушав, я слабой рукой притянула его к себе. Поймала дыхание, закрыла глаза. Агей целовался, как школьник. То ли стеснялся, то ли боялся сломать… Прорычав тихонечко самое неприличное ругательство из моего лексикона, я обняла его за шею и приникла к губам, как к источнику с живой водой...
По прошествии нескольких минут он с трудом оторвался от меня и смущённо выдохнул:
— Ну, ты… Даёшь!
— Стране угля, — проворчала я, поправляя на груди холщовую рубашку. — Имею право? Или не имею?
— Имеешь, — признал волк, меняя позу. — Но лучше не заводи меня, а то прямо здесь помрёшь от оргазма! И никакие травяные отвары не помогут!
— Слушай, а кофе тут делают?
Во рту был картонный привкус, словно с похмелья. Я дохнула в собственную ладонь и ужаснулась — как он со мной целовался и не умер на месте от такого запаха?!
— Какой ещё кофе! — возмутился Агей, протягивая мне жестяной ковшик. — Отвары трав. Пей.
Глотнув горького настоя, я скривилась. Травы, травы… Зачем мне травы, когда можно выпить бодрящего сладкого кофе со сливками?
— Лазарь Добрович велел, чтобы всё выпила, — и Агей указал на кувшин, стоявший у изголовья. Фигасе! Там литра полтора на глазок!
Я с укором посмотрела на волка, но он был непреклонен. Отстал только, когда я выцедила целый ковшик, поставил его рядом с кувшином и виновато сказал:
— Я отлучусь ненадолго. Перехвачу кусочек, помоюсь...
— Ты что, три дня не ел? — не поверила я. — Что, серьёзно? Пороть тебя некому!
Он молча смотрел на меня с лёгкой улыбкой, и я махнула рукой. С ума сойти. Что любовь с оборотнями делает...
Когда Агей ушёл, я откинулась на подушку и прикрыла глаза. События трёхдневной давности всплыли в памяти картинками из сна. Кощей в виде полумёртвого старичка, Жанна, бьющаяся в припадке… Жанна! Я ничего не спросила о ней! Вот курица! А теперь мучайся...
В окошко стукнули. Я повернула голову и увидела большого ворона с миниатюрным свитком в клюве. Брови мои полезли на лоб — что здесь понадобилось отцу волка?
Птица глянула на меня одним глазом, словно раздумывая, потом лапой толкнула створку окна и спрыгнула на столик, заставленный склянками и плошками. Осторожно пробравшись между предметами, ворон слетел на пол и мгновенно обернулся человеком.
— Здрасьте, — смущённо пробормотала я. Аким с лёгким поклоном протянул мне свиток и ответил хриплым каркающим голосом:
— Отчего не говоришь «здравствуй»? Ведь здравия желаешь этим словом, а «здрасьте» ничего не означает.
— Учту на будущее. Что это?
— Приглашение от Сварога. В Вырьем Яре завтра будет празднество победы над Князем Упырей.
Он помолчал и добавил, будто неохотно:
— Твоей победы. Твоё присутствие необходимо и логично.
— Приду, если отпустят, — съязвила я, кивнув на кувшин. — Агей может и не пустить. Он меня за тяжелобольную держит.
— Неудивительно, — ответил ворон с прищуром. — В твоём состоянии...
— В каком ещё состоянии?! Я совершенно здорова и в отличной форме!
В доказательство я резко села в постели и охнула — почти все мышцы отозвались тупой ноющей болью. Ох, ты ж… Неужели я так сильно напряглась в «Роял Плаза»? Или это случилось, пока во сне бродила по лесу? В любом случае, двигаться мне придётся медленно и аккуратно. Аспиринчика бы принять ещё… Или сто пятьдесят грамм чего-нибудь, что горит.
Аким фыркнул, пытаясь скрыть смешок, и уже повернулся к окну, чтобы улететь, но мне в голову пришла одна мысль. И я окликнула его:
— Аким! Вы можете ответить на вопрос?
— Смотря на какой, — обернулся он, глядя исподлобья.
Трудных вопросов я задавать не собиралась. Один маленький, общеобразовательный, и пару информационных.
— Если человек… Ну, оборотень… Или там ведьма… В общем, когда кто-то умирает, это правда, что его душа возвращается в новом теле?
Аким чуть не просверлил во мне дырку взглядом, потом его лицо просветлело:
— Если ты о своих родителях… Они, то есть их души, вернутся в Заоблачную через некоторое время. Младенцами.
С души словно камень свалился. Аж полегчало где-то внутри, стало светло и радостно. Они снова родятся и будут счастливы!
— А что стало с Кощеем?
— Сослан в Навь, закован в цепи. Его сторожат день и ночь.
— А Жанна?
Аким помолчал. Моё сердце пропустило пару ударов, горло снова сжалось:
— Она… Умерла?
— Спроси лучше у знахаря, подробностей я не знаю, — пробормотал ворон быстро. — Но она пока жива.
— Что значит «пока»?
— Мне пора! — коротко бросил Аким и, снова обернувшись птицей, вылетел в окно, громко хлопая крыльями.
Мне стало так плохо, что показалось — сердце разорвётся на кусочки. Жанна, Жанна… Я опоздала, всё напрасно! Нет, мы победили Кощея, уничтожили его гнездо в Яви, спасли людей от нежити, но какой ценой! Папа и Жанна… За что мне всё это?! Неужели теперь всю жизнь терзаться, почему я не догадалась сразу? Почему не пришла в Минск раньше? Почему не поторопилась, не включила мозги? Ведь могла же… Но не сделала...
От всех душевных мучений я сначала расплакалась, потом решительно вытерла слёзы и встала. Медленно и аккуратно. Одежды, судя по её полному отсутствию в комнате, мне не полагалось, кроме рубахи, в которой спала, но я сочла её вполне приличной для небольшой прогулки.
Помня о крайней запутанности внутренних коридоров Обители, прихватила с собой клубок ниток, так удачно лежавший между баночек на столе. Для чего в больнице нитки — думать не стала. Есть — и чудесно. Привязала нитку к ручке двери и пошла на поиски живых.
Мне пришлось возвращаться из тупиков раза три. Исследование комнат и комнатушек этого лабиринта порядком утомило меня, поэтому я прислонилась к стене где-то в двадцать каком-то коридоре и постаралась отдышаться. Тут-то меня и окликнули:
— Двоюродная! Нельзя вставать!
Обернулась с бьющимся сердцем — Гаврила Потапович, мой кузен собственной персоной, ещё более заросший и угрюмый, чем при нашей первой встрече. Я приветливо улыбнулась ему:
— Здравствуйте! Я хотела найти Жанну, вы знаете, где она?
Медведь без слов подхватил меня на плечо, как варвар пленницу, и понёс обратно по коридору. Я задохнулась от возмущения, но бессильно повисла головой вниз — мышцы не выдержали напряжения. Только прорычала зло:
— Так с семьёй не обращаются!
На что Гаврила буркнул достаточно громко, чтобы я услышала:
— Нельзя вставать. Знахарь запретил.
Жанну я так и не увидела. Меня уложили в кровать, напоили полным ковшиком отвара и велели не двигаться. Потом появился старик-знахарь, а с ним Яга, беспокойная, как всегда, но безмерно гордая. Наверное, мною. Вдвоём они ответили на кое-какие из моих вопросов, беззаботно проигнорировав самые важные, и уверили, что я обязательно пойду на празднества завтра, если вылакаю весь кувшин горького пойла и буду послушно отдыхать. За ними примчался посвежевший и сытый Агей, бессовестно отругал меня за несанкционированные прогулки и заявил, что проведёт ночь на коврике поперёк дверного проёма, чтобы помешать мне искать приключений на пятую точку.
Смирившись с неизбежным, злая на саму себя и всех окружающих, я решила не искушать судьбу, послушно допила оставшийся отвар и провалилась в чёрную дыру сна без сновидений. Не исключено, что знахарь подсыпал в кувшин успокаивающего. Потому что отдохнула я отлично.
Наутро мне выдали мои джинсы и майку, выстиранные и высушенные, я пережила плотный завтрак в обществе Агея и совершенно здоровых, но немного смущённых Яны и Захара, и мы вчетвером отправились через туманную воронку в столицу Заоблачной.
Вырий Яр блестел от солнца и капель недавно прошедшего дождя. Нарядные улицы шумели празднично одетой толпой. Почти как в день суда, но совсем с другим настроением. В воздухе плыли вкусные ароматы пирожков, жареного мяса, сладостей, смешиваясь с густым медовым запахом того самого напитка, что я пробовала на тризне по Нечаю. Вспомнив бывшего предводителя оборотней, я загрустила. Ещё недавно город был полон мёртвыми телами и звенел тишиной. А сегодня жизнь вернулась на его вымощенные камнем тротуары, в таверны с распахнутыми дверями и в празднично украшенные витрины лавочек.
Яна с Агеем шагали впереди. Мы с Захаром чуть поодаль. Студент упрямо держался меня с самой Обители и постоянно что-то карябал карандашиком в своём блокноте с растрёпанными страничками. Через грудь наискосок висела сумка с клапаном. Папина сумка. Я дернула за ремень раритета:
— Давай я понесу!
— Не надо! — чуть ли не испугался Захар. — Я сам! Ты не волнуйся, я потом отдам! Всё на месте — и книга, и перо!
— Боги, я просто хотела понести сумку! — усмехнулась я.
— Ты и так много сделала, — серьёзно ответил парень. — Тебя саму на руках носить надо, только Агей не позволит.
Я от души рассмеялась, но тут же застонала, схватившись за грудь. Лёгкие обожгло огнём, мышцы снова заныли. Да что ж такое? Ещё и Агей мгновенно оказался рядом, беспокойно заглянул в глаза, поддержав под руку:
— Ты в порядке?
— Нет! — рявкнула я от досады на чрезмерную заботу. — Но нянек мне не надо!
В ответ я услышала обиженное бурчание, типа «для её же блага стараюсь», и остаток пути до главной площади проделала под ручку с волком.
Перед бурсой были расставлены столы, накрытые вышитыми скатертями. Празднество было в самом разгаре. Ведьмы и волхвы, лешие и русалки, оборотни всех видов и белобородые старцы сидели вперемежку на лавках, пили медовую брагу, закусывали аппетитными пирожками и овощными нарезками, смеялись и болтали обо всём. В центре этой вакханалии я заметила пышнотелую красавицу в поварском колпаке, а рядом с ней — беса в совершенно невообразимом ярком наряде и широкополом сомбреро. Помахав им рукой, поморщилась от боли и окликнула:
— Олена! Рамон!
— Мучача бруха! Живая!
— Лапонька моя! Как же ты? Надо было хорошенько отдохнуть, праздников ещё много будет!
Повариха нежно стиснула меня в объятиях, чуть не раздавив от избытка чувств, а Рамон раскланялся, точно испанский сеньор, подметая полами сомбреро пыльную мостовую. Я ответила с искренней радостью:
— Да вот, пока не померла! Мне приглашение прислали, неловко было отказываться!
— Ишь ты! — с уважением протянула Олена, разглядывая руны свитка. — За почётный стол богов! Понимаю твою спешку!
— Да я ж читать не умею, — удивилась я. — А что, у богов ВИП-столик?
— Да, вон там! — кивнул Рамон куда-то в сторону бурсы. — Там и иностранные послы сидят.
Я оглянулась на Агея. Не очень хотелось официоза. Побыть с друзьями, с теми, кто стал дорог и близок за несколько дней несчастий, — вот это
Словно в тумане, я сползла на пол рядом с папой, обняла его и положила голову ему на грудь рядом с торчавшим колом. Мимо меня мелькали человеческие ноги и звериные лапы. Раздалось надрывное хлопанье крыльев — Алконост вылетела через разбитое окно с тяжёлой ношей в когтях. Мне было уже не до них. Остаток сил покинул меня, в глазах родился туман, чернота обняла мягким покрывалом и закачала в кисельной колыбели...
Глава 22. Медные трубы, старые сказки
Я брела по колено в тумане по густому еловому лесу. Час, два, три? Сутки? Год? Лес всё никак не хотел заканчиваться, время словно скукожилось, завернулось в кокон и замерло. Мне было холодно, мокро и одиноко. Но не страшно. В тумане больше не было нежити. Всю нежить я убила.
И папу я убила.
И, наверное, Жанну тоже.
Не перейти ли мне на тёмную сторону? Говорят, там дают печеньки… Убивать я уже умею. И даже чужими руками.
А ведь этот лес мне знаком… Я уже была здесь когда-то. Не так давно. Вместе с Далой. Ещё немного — и я выйду на бескрайний луг с переливающимися по траве искрами-проводницами. А там и до Навьих ворот рукой подать. Тропинка Туда-Не-Знаю-Куда? Опять? Ах да, я же на распутье! Думаю, не присоединиться ли мне к тёмным силам. Ну ладно, прогуляюсь по этой тропке ещё раз. Посмотрю, куда она меня заведёт.
Идти холодно, аж озноб по всему телу. Неуютно. Хоть и понимаю, что вроде бы опасности больше нет, кто знает, что в Заоблачной может опять случиться. Ещё какой-нибудь страшный монстр появится. Или зомби. Или...
Луг раскинулся передо мной, как живое зелёное озеро. Трава парила под восходящим солнцем. Только что была ночь, и вдруг утро, птички-кузнечики… Бескрайнее голубое небо с разводами розового, золотистая заря, лёгкий прозрачный ветерок. Деревянные столбы страшных ворот в подземный мир. И две далёкие фигуры посреди луга.
Это только в голливудских фильмах и любовных романах так бывает: героиня говорит: «Ах, я сразу их узнала!» Я не узнала. Мне пришлось прищуриться и подойти поближе. Искры, старые подружки, засверкали в траве, как сумасшедшие светлячки, снова обжигая мои ноги и руки, не дали приблизиться. Но мужчина и женщина были мне знакомы до боли в сердце, до спазма в горле. Мама и папа, такие же молодые и красивые, как в день катастрофы, в корне переменившей нашу жизнь...
Я хотела закричать, позвать их, бежать им навстречу, чтобы обнять, ощутить их тепло… Но искры не дали. Я не могла сдвинуться с места. Не могла произнести ни слова! Мама улыбнулась мне так ласково и нежно, что в глазах защипало. Папа поднял руку, приветствуя и прощаясь одновременно, в его глазах блеснул лукавый огонёк, и он покрутил пальцем прядь жёстких кудрявых волос у виска. Ушки...
Потом они ушли, исчезли, растворились под резными сводами Навьих ворот. А я осталась одна на утреннем лугу с рыданьями, застрявшими в груди.
— Лада!
Тяжёлые веки не желали подниматься. Я так устала… Дайте мне отдохнуть, а ещё лучше — просто тихо умереть в симпатичном сне с лесом, лугом, искрами...
— Лада, просыпайся!
Кто бы это ни был, он получит от меня по ушам. Или по хвосту. По наглой бурой морде. Если смогу пошевелить рукой...
— Ну же, открывай глазки! Посмотри на меня!
С трудом разлепив ресницы, я не сразу сфокусировала взгляд на знакомом лице. Большой нос, квадратная челюсть, чёрные волосы, падающие мне на плечо.
— Агей, дай поспать, — протянула я недовольно, но он нагло ущипнул меня за нос:
— Ты спишь уже три дня! Пора вставать! Нечего разлёживаться!
— Три… Три дня?! Офигеть, — только и смогла пробормотать я, жмурясь и пытаясь обрести ясную картинку вокруг себя.
— Да уж! Ну и напугала же ты нас!
— Кого это нас?
— Всех! — Агей помог мне устроиться поудобнее в полусидячем положении и взял руку в свою широкую ладонь. — Яга со знахарем с ног сбились, чтобы тебя разбудить. Кикимора ваша, говорят, до сих пор в истерике!
Представив Агашу в слезах, я внутренне умилилась. Надо же! Не знала, что она меня так любит. Яга… Знахарь… Это я что, в Обители?
Взгляд, брошенный на деревянные стены и маленькие окошки за короткими крахмальными занавесочками, подтвердил догадку. Обитель, больница Заоблачной. А где же...
— А остальные? Все… — у меня снова перехватило дыхание от страшных подозрений. — Живы?
— Да что с ними сделается! — широко улыбнулся Агей, выставив напоказ белые зубы. — Янка с Захаром уже давно проснулись, Алиму ногу зашили, Набиля получила новые пальцы на руке, так что всё в поря...
Не дослушав, я слабой рукой притянула его к себе. Поймала дыхание, закрыла глаза. Агей целовался, как школьник. То ли стеснялся, то ли боялся сломать… Прорычав тихонечко самое неприличное ругательство из моего лексикона, я обняла его за шею и приникла к губам, как к источнику с живой водой...
По прошествии нескольких минут он с трудом оторвался от меня и смущённо выдохнул:
— Ну, ты… Даёшь!
— Стране угля, — проворчала я, поправляя на груди холщовую рубашку. — Имею право? Или не имею?
— Имеешь, — признал волк, меняя позу. — Но лучше не заводи меня, а то прямо здесь помрёшь от оргазма! И никакие травяные отвары не помогут!
— Слушай, а кофе тут делают?
Во рту был картонный привкус, словно с похмелья. Я дохнула в собственную ладонь и ужаснулась — как он со мной целовался и не умер на месте от такого запаха?!
— Какой ещё кофе! — возмутился Агей, протягивая мне жестяной ковшик. — Отвары трав. Пей.
Глотнув горького настоя, я скривилась. Травы, травы… Зачем мне травы, когда можно выпить бодрящего сладкого кофе со сливками?
— Лазарь Добрович велел, чтобы всё выпила, — и Агей указал на кувшин, стоявший у изголовья. Фигасе! Там литра полтора на глазок!
Я с укором посмотрела на волка, но он был непреклонен. Отстал только, когда я выцедила целый ковшик, поставил его рядом с кувшином и виновато сказал:
— Я отлучусь ненадолго. Перехвачу кусочек, помоюсь...
— Ты что, три дня не ел? — не поверила я. — Что, серьёзно? Пороть тебя некому!
Он молча смотрел на меня с лёгкой улыбкой, и я махнула рукой. С ума сойти. Что любовь с оборотнями делает...
Когда Агей ушёл, я откинулась на подушку и прикрыла глаза. События трёхдневной давности всплыли в памяти картинками из сна. Кощей в виде полумёртвого старичка, Жанна, бьющаяся в припадке… Жанна! Я ничего не спросила о ней! Вот курица! А теперь мучайся...
В окошко стукнули. Я повернула голову и увидела большого ворона с миниатюрным свитком в клюве. Брови мои полезли на лоб — что здесь понадобилось отцу волка?
Птица глянула на меня одним глазом, словно раздумывая, потом лапой толкнула створку окна и спрыгнула на столик, заставленный склянками и плошками. Осторожно пробравшись между предметами, ворон слетел на пол и мгновенно обернулся человеком.
— Здрасьте, — смущённо пробормотала я. Аким с лёгким поклоном протянул мне свиток и ответил хриплым каркающим голосом:
— Отчего не говоришь «здравствуй»? Ведь здравия желаешь этим словом, а «здрасьте» ничего не означает.
— Учту на будущее. Что это?
— Приглашение от Сварога. В Вырьем Яре завтра будет празднество победы над Князем Упырей.
Он помолчал и добавил, будто неохотно:
— Твоей победы. Твоё присутствие необходимо и логично.
— Приду, если отпустят, — съязвила я, кивнув на кувшин. — Агей может и не пустить. Он меня за тяжелобольную держит.
— Неудивительно, — ответил ворон с прищуром. — В твоём состоянии...
— В каком ещё состоянии?! Я совершенно здорова и в отличной форме!
В доказательство я резко села в постели и охнула — почти все мышцы отозвались тупой ноющей болью. Ох, ты ж… Неужели я так сильно напряглась в «Роял Плаза»? Или это случилось, пока во сне бродила по лесу? В любом случае, двигаться мне придётся медленно и аккуратно. Аспиринчика бы принять ещё… Или сто пятьдесят грамм чего-нибудь, что горит.
Аким фыркнул, пытаясь скрыть смешок, и уже повернулся к окну, чтобы улететь, но мне в голову пришла одна мысль. И я окликнула его:
— Аким! Вы можете ответить на вопрос?
— Смотря на какой, — обернулся он, глядя исподлобья.
Трудных вопросов я задавать не собиралась. Один маленький, общеобразовательный, и пару информационных.
— Если человек… Ну, оборотень… Или там ведьма… В общем, когда кто-то умирает, это правда, что его душа возвращается в новом теле?
Аким чуть не просверлил во мне дырку взглядом, потом его лицо просветлело:
— Если ты о своих родителях… Они, то есть их души, вернутся в Заоблачную через некоторое время. Младенцами.
С души словно камень свалился. Аж полегчало где-то внутри, стало светло и радостно. Они снова родятся и будут счастливы!
— А что стало с Кощеем?
— Сослан в Навь, закован в цепи. Его сторожат день и ночь.
— А Жанна?
Аким помолчал. Моё сердце пропустило пару ударов, горло снова сжалось:
— Она… Умерла?
— Спроси лучше у знахаря, подробностей я не знаю, — пробормотал ворон быстро. — Но она пока жива.
— Что значит «пока»?
— Мне пора! — коротко бросил Аким и, снова обернувшись птицей, вылетел в окно, громко хлопая крыльями.
Мне стало так плохо, что показалось — сердце разорвётся на кусочки. Жанна, Жанна… Я опоздала, всё напрасно! Нет, мы победили Кощея, уничтожили его гнездо в Яви, спасли людей от нежити, но какой ценой! Папа и Жанна… За что мне всё это?! Неужели теперь всю жизнь терзаться, почему я не догадалась сразу? Почему не пришла в Минск раньше? Почему не поторопилась, не включила мозги? Ведь могла же… Но не сделала...
От всех душевных мучений я сначала расплакалась, потом решительно вытерла слёзы и встала. Медленно и аккуратно. Одежды, судя по её полному отсутствию в комнате, мне не полагалось, кроме рубахи, в которой спала, но я сочла её вполне приличной для небольшой прогулки.
Помня о крайней запутанности внутренних коридоров Обители, прихватила с собой клубок ниток, так удачно лежавший между баночек на столе. Для чего в больнице нитки — думать не стала. Есть — и чудесно. Привязала нитку к ручке двери и пошла на поиски живых.
Мне пришлось возвращаться из тупиков раза три. Исследование комнат и комнатушек этого лабиринта порядком утомило меня, поэтому я прислонилась к стене где-то в двадцать каком-то коридоре и постаралась отдышаться. Тут-то меня и окликнули:
— Двоюродная! Нельзя вставать!
Обернулась с бьющимся сердцем — Гаврила Потапович, мой кузен собственной персоной, ещё более заросший и угрюмый, чем при нашей первой встрече. Я приветливо улыбнулась ему:
— Здравствуйте! Я хотела найти Жанну, вы знаете, где она?
Медведь без слов подхватил меня на плечо, как варвар пленницу, и понёс обратно по коридору. Я задохнулась от возмущения, но бессильно повисла головой вниз — мышцы не выдержали напряжения. Только прорычала зло:
— Так с семьёй не обращаются!
На что Гаврила буркнул достаточно громко, чтобы я услышала:
— Нельзя вставать. Знахарь запретил.
Жанну я так и не увидела. Меня уложили в кровать, напоили полным ковшиком отвара и велели не двигаться. Потом появился старик-знахарь, а с ним Яга, беспокойная, как всегда, но безмерно гордая. Наверное, мною. Вдвоём они ответили на кое-какие из моих вопросов, беззаботно проигнорировав самые важные, и уверили, что я обязательно пойду на празднества завтра, если вылакаю весь кувшин горького пойла и буду послушно отдыхать. За ними примчался посвежевший и сытый Агей, бессовестно отругал меня за несанкционированные прогулки и заявил, что проведёт ночь на коврике поперёк дверного проёма, чтобы помешать мне искать приключений на пятую точку.
Смирившись с неизбежным, злая на саму себя и всех окружающих, я решила не искушать судьбу, послушно допила оставшийся отвар и провалилась в чёрную дыру сна без сновидений. Не исключено, что знахарь подсыпал в кувшин успокаивающего. Потому что отдохнула я отлично.
Наутро мне выдали мои джинсы и майку, выстиранные и высушенные, я пережила плотный завтрак в обществе Агея и совершенно здоровых, но немного смущённых Яны и Захара, и мы вчетвером отправились через туманную воронку в столицу Заоблачной.
Вырий Яр блестел от солнца и капель недавно прошедшего дождя. Нарядные улицы шумели празднично одетой толпой. Почти как в день суда, но совсем с другим настроением. В воздухе плыли вкусные ароматы пирожков, жареного мяса, сладостей, смешиваясь с густым медовым запахом того самого напитка, что я пробовала на тризне по Нечаю. Вспомнив бывшего предводителя оборотней, я загрустила. Ещё недавно город был полон мёртвыми телами и звенел тишиной. А сегодня жизнь вернулась на его вымощенные камнем тротуары, в таверны с распахнутыми дверями и в празднично украшенные витрины лавочек.
Яна с Агеем шагали впереди. Мы с Захаром чуть поодаль. Студент упрямо держался меня с самой Обители и постоянно что-то карябал карандашиком в своём блокноте с растрёпанными страничками. Через грудь наискосок висела сумка с клапаном. Папина сумка. Я дернула за ремень раритета:
— Давай я понесу!
— Не надо! — чуть ли не испугался Захар. — Я сам! Ты не волнуйся, я потом отдам! Всё на месте — и книга, и перо!
— Боги, я просто хотела понести сумку! — усмехнулась я.
— Ты и так много сделала, — серьёзно ответил парень. — Тебя саму на руках носить надо, только Агей не позволит.
Я от души рассмеялась, но тут же застонала, схватившись за грудь. Лёгкие обожгло огнём, мышцы снова заныли. Да что ж такое? Ещё и Агей мгновенно оказался рядом, беспокойно заглянул в глаза, поддержав под руку:
— Ты в порядке?
— Нет! — рявкнула я от досады на чрезмерную заботу. — Но нянек мне не надо!
В ответ я услышала обиженное бурчание, типа «для её же блага стараюсь», и остаток пути до главной площади проделала под ручку с волком.
Перед бурсой были расставлены столы, накрытые вышитыми скатертями. Празднество было в самом разгаре. Ведьмы и волхвы, лешие и русалки, оборотни всех видов и белобородые старцы сидели вперемежку на лавках, пили медовую брагу, закусывали аппетитными пирожками и овощными нарезками, смеялись и болтали обо всём. В центре этой вакханалии я заметила пышнотелую красавицу в поварском колпаке, а рядом с ней — беса в совершенно невообразимом ярком наряде и широкополом сомбреро. Помахав им рукой, поморщилась от боли и окликнула:
— Олена! Рамон!
— Мучача бруха! Живая!
— Лапонька моя! Как же ты? Надо было хорошенько отдохнуть, праздников ещё много будет!
Повариха нежно стиснула меня в объятиях, чуть не раздавив от избытка чувств, а Рамон раскланялся, точно испанский сеньор, подметая полами сомбреро пыльную мостовую. Я ответила с искренней радостью:
— Да вот, пока не померла! Мне приглашение прислали, неловко было отказываться!
— Ишь ты! — с уважением протянула Олена, разглядывая руны свитка. — За почётный стол богов! Понимаю твою спешку!
— Да я ж читать не умею, — удивилась я. — А что, у богов ВИП-столик?
— Да, вон там! — кивнул Рамон куда-то в сторону бурсы. — Там и иностранные послы сидят.
Я оглянулась на Агея. Не очень хотелось официоза. Побыть с друзьями, с теми, кто стал дорог и близок за несколько дней несчастий, — вот это
