–Она не хочет. – Опустил глаза, а когда заговорил снова, голос стал хриплым. – У тебя достойная дочь, сиртингин. Я таких еще не встречал и вряд ли когда-нибудь встречу. Потому что Дайон уникальна, как чистейший самородок, коих больше нет. И она столько сделала для меня… Архипелаг положил слишком много на алтарь моей империи. Жертву в виде Дайон я не приму: ни по твоему принуждению, ни по моему желанию. Жизнь твоей дочери должна быть счастливой, но для меня в ней, к сожалению, места нет.
–Она сама тебе об этом сказала?
–Напротив, – молодой царь усмехнулся, – была убеждена, что данное мне слово и ваш уговор с моим отцом – это повод рушить свою дальнейшую судьбу.
–Аласкар! – Сиртингин тряхнул тубус с неимоверно большим и важным сокровищем внутри. – Ты понимаешь, что ЭТО – ничто в сравнении с тем, что ты только сказал и сделал?
–Пока нет. Но пойму, наверное. Когда сам стану любящим отцом.
Неслась со всей скоростью, на которую была способа ее лошадь. Домой быстрее! Быстрее домой! К маме. К Рафу! Сердце прыгало, словно шальное, стоило лишь подумать о том, что вот-вот она увидит их. Увидит ЕГО.
Охрана у ворот не сразу разобралась, что к чему. Да и сложно было это сделать сейчас. Остриженные волосы едва отросли до плеч; мужская одежда, что Дайон для удобства снова надела, когда отправлялась в плавание к родным берегам – этого, несущегося бешеным галопом всадника, можно было принять за кого угодно, но только не за ванни, дочь сиртингина и юную госпожу виллы. Стражники тут же преградили путь, выставив копья.
–Свои! – Лошадь еще толком не успела остановиться, как девушка уже спрыгнула с нее. – Дайон, дочь сиртингина и ваша ванни!
Опешившая охрана стала столбом. От неожиданности солдаты даже забыли о приличиях: ни поклонов, ни приветственных речей. Впрочем, если они и были, девушка уже не увидела и не услышала бы ничего. Потому что, растолкав плечами застывших воинов, уже неслась бегом по подъездной аллее.
–Мама! Я вернулась.
Свернув в сторону от дороги, решила сократить путь: всего лишь через сад, череду потоптанных клумб, фонтаны и портики – и вот оно, все еще развороченное крыльцо. Потемневший от копоти мрамор ступеней, оплавившаяся позолота на портале входа…
–Мама! Я дома!
Слуги шарахались в стороны, но потом смысл происходящего стал доходить до них. И весь первый этаж стал все больше и больше оглашаться криками радости. Дайон носилась по первому этажу, заглядывая в покои, пока кто-то не остановил и не потянул ее в атрий. Адалия, встревоженная поднявшимся шумом, уже приготовилась к худшему, но тут в широком арочном проходе возник мальчишка. Невысокий, но стройный. Этот запыхавшийся паренек был так похож… так похож на…
–Мама!
–Дайон!
Ноги ослабли. И женщина осела на белый мрамор атрия. Девушка подскочила и, обняв мать, прижала ее к себе.
–Ты здесь? – Адалия отстранялась и, не веря, трогала дочь руками, касалась ладонями лица, остриженных волос. – Ты ли это?
–Я, мама. – Ничем не сдерживаемая радость брызнула слезами. – Я так скучала по тебе! Если бы ты только знала, как я скучала.
Когда буря первых эмоций прошла, Дайон помогла женщине подняться с колен и усадила ее на скамью. Та вытерла радостные слезы и тревожно заговорила:
–Отец на пристани сейчас. Еще с утра дозорные донесли, что на горизонте появились корабли. Он с небольшим отрядом и несколькими ваннами отправился туда и вот уже столько времени, я вся извожусь от тревоги.
–Тебе не о чем волноваться. Корабли, что увидели дозорные – это флотилия Аласкара. И сейчас он вместе с отцом едет сюда на виллу. У меня не хватило терпения тащиться с ними, потому поскакала вперед. Восточный царь будет нашим гостем некоторое время.
–Но я не понимаю.
–Скоро поймешь. – Девушка улыбнулась и снова обняла мать. – Слишком много новостей и событий. Столько всего произошло, мама. Даже я сейчас не смогу все быстро объяснить. Но клянусь, скоро ты обо всем узнаешь. А пока, скажи мне, где Раф?
–Отец оставил его на вилле, когда уехал на пристань. Мы не знали, чем чревато такое внезапное появление кораблей у наших берегов. Я же после отъезда отца, отослала его в бухту. Если бы вдруг, что пошло не так, он должен был подготовить пути к отступлению, чтобы мы при необходимости снова укрылись там.
–Так он в бухте сейчас? – Дайон вскочила от нетерпения. – Мама, я ненадолго, просто скажу ему, что беспокоиться не о чем. Пусть возвращается на виллу.
–Нет, не пущу. Ты только что вошла в дом. Кроме того, мы можем послать кого-нибудь. Кто-то из охраны или жнецов…
–Нет, мама, я сама. Так надо.
Адалия вопросительно подняла бровь, но прекословить не стала. Ее дочь так изменилась. И дело даже не в остриженных волосах. А в твердости, что появилась и во взгляде, и в движениях. Какой-то внутренней уверенности, взрослости что ли.
–Возвращайтесь быстрее. Теперь даже на минуту не желаю тебя отпускать.
–Скажешь отцу?
–Что ты, едва вернувшись домой, снова поступаешь, как хочешь? – Женщина улыбнулась. – Конечно, скажу!
Дайон взяла руки матери в свои и, поцеловав их, поспешила к выходу из атрия. А оттуда – в конюшню.
Маленькая бухта встретила криками чаек и ветром, шелестящим на песчаных спусках. Верный Кирк не пожелал идти вниз, а остался наверху, строптиво топая копытом и делая вид, что его не кормили неделю. И вкуснее жестких колючек и сухостоя ничего нет на этом свете.
–Как знаешь. – Дайон пожала плечами и стала спускаться по склону. Ноги утопали в песке, потому она сняла сапоги еще на первых шагах. Приятно проседая босыми ступнями в теплый песок, почти сбежала по откосу вниз.
Даже не поняла: было ли первое впечатление встречи с местом, о котором грезила столько времени. Которое видела во сне. С ее маленьким миром, о котором она мечтала в такие тяжелые и невыносимо трудные минуты жизни. Кусочек персонального, только ей принадлежащего счастья, рая, моря. О котором мало кто знал, но который занимал такое огромное место в ее сердце.
Наверное, впечатления первых минут не было. Не было того трепета, что охватывал ее всякий раз стоило только открыться морю с высоты песчаного откоса. Не перехватило дыхание, не окунуло в первобытный восторг от ощущения свободы, высоты, простора, запаха. Не было. Потому что все мысли были заняты одним, все чувства стремились к одному, все ощущения сосредоточились на одном. Быстрее, еще быстрее. Скорее бы. Все, что обычно чувствовала здесь, в своей маленькой бухте, было вытеснено другим…
Раф сидел на песке почти у самой кромки воды. Рубаха и сапоги валялись неподалеку. Волосы мокрыми завитками прилипли к сильным плечам и закрывали местами белые линии шрамов. Дайон застыла. Вот оно, щемящее чувство встречи, такой долгожданной, что и слов не хватит описать. Сердце стучит от радости, емко и веско.
Тихонько ступая босыми ногами по песку, попыталась приблизиться. Но вздрогнула от вдруг раздавшегося голоса:
–Ты снова что-то натворила?
Застыла в замешательстве.
–Э-э-э… надеюсь, что нет.
–Тогда зачем крадешься?
Не повернул головы. И даже когда Дайон села рядом, все так же продолжал смотреть на сверкающую гладь воды.
–Я вернулась. – Не могла оторваться от сильного профиля. Чувствуя, как трясутся руки, сжала ладони. Где-то на задворках сознания радость стала потихоньку меркнуть, и в сердце заползло неотвратимое предчувствие ненормальности происходящего. Раф как будто знал, что она вернется. Будто это было так естественно, что она вот так вот запросто сидит сейчас рядом с ним, здесь, а не во дворце Аласкара, по другую сторону моря. Мужчина выглядел спокойным и таким равнодушным.
–Я вижу.
–А ты будто не рад. И не удивлен.
–Зачем говорить очевидные вещи?
–Хочешь услышать что-то другое?
Раф, наконец, взглянул на нее, и Дайон показалось, что она сейчас умрет под этим прищуром. Чужим и холодным.
–Хочу.
–Что, например? Здравствуй? Я рада видеть тебя? Рада, что ты в порядке? Что из этого ты хочешь слышать?
–Из этого? Ничего! И даже ничего из похожего на это не хочу слышать. – Мужчина поднялся. Одним движением отряхнул песок со штанин и, подхватив рубаху и сапоги, направился к выходу из бухты.
–Тогда что же? – Дайон тоже встала. Видеть его спину теперь было больно. Она никак не могла понять, что происходит, откуда столько холода и неприятия. Потому почти выкрикнула:
–Я скажу, все, что ты хочешь услышать! Все, что хочешь знать!
Он повернулся и, стремительно приблизившись, попросил:
–Ничего! Ничего из того, о чем думаешь сейчас, что хочешь и хотела сказать все это время – ничего мне не говори!
–Я не понимаю.
–Не доросла еще потому что.
–Но Раф! Объясни мне! Я действительно не понимаю, о чем ты. Я так рада быть здесь, так рада видеть тебя. Потому что там, в Анфре… Я подумала, что тогда во дворце…
–Я лгал.
Отшатнулась. Сердце сжалось, а потом отозвалось у горла почти тошнотворными толчками, из-за которых стало трудно дышать.
–Это неправда! Когда ты пришел в себя после ранения и еще раньше… Твои глаза не могли лгать! Я видела их, я…
–Довольно!
Раф отошел на пару шагов, которые показались трещиной на этом уютном пляже. И она становилась все больше и больше, почти пропастью с осыпающимися краями. И на одном из таких краев стояла она, Дайон. Такая раздавленная, такая маленькая, такая непонятая и непонимающая.
–Раф, – зашептала, потому что голос не слушался ее. – Объясни мне.
–Я жнец, Дайон! На этом все. – Почти сорвался на крик. – Точка! Большая, жирная такая точка! Что еще нужно объяснять? Мы не ровня, Дайон. Я говорил уже и повторю это в последний раз для тех, кто туго соображает.
–Твои губы не лгали! Отказываюсь верить, что ты можешь быть таким изощренным и жестоким со мной. ЭТО ЖЕ Я, РАФ!
–Могу. Порой моя работа сводится именно к этому. Так что развей свои иллюзии, пигалица.
–Тогда зачем все? Зачем так?
–Ты не должна была выйти замуж за Аласкара. Я не мог допустить этого. Сама бы ты не ушла, потому что вбила себе в башку, что я стоил такой жертвы. И обещание это твое глупое… А ведь ты действительно думала, что не сможешь сказать царю НЕТ. И верила в это. Нужно было, чтобы он сам отпустил тебя. Алас – хороший малый, как оказалось. Ты и сама не раз говорила о том, что он совсем не такой, каким ты видела его изначально: а белый и пушистый, такой обманутый и благородный. Я сделал ставку на его человечность и выиграл. Он отпустил тебя.
–Почему ты был так уверен?
–Потому что я – мужчина. И поверь мне, другого мужчину понять не так уж и сложно. Покажи мне человека, который питает чувства и открыт для них, но рядом с ним окажется женщина, любящая другого. Покажи, Дайон и скажи, счастлив ли он будет?
Желать того, кто никогда не полюбит тебя, хотеть дотронуться и видеть только презрение и ненависть в глазах. Аласкар еще не научился быть истинным царем. Но сердце у него истинное, ждущее. Ты разбила бы его. И он это понял, когда… увидел нас тогда. Он понял, что ты не любишь его.
–Понял… – шепот застревал в горле, мешаясь с рваным дыханием. – Что я на других берегах…
Медленно-медленно в голове билась мысль. Застревая на высокой ноте, все никак не могла оформиться в слова. А когда сделала это, у Дайон не хватило сил произнести их. Как же горько было чувствовать себя игрушкой в чужих руках. И пусть эти руки были бережными и старались оградить от всего страшного и опасного, но они играли.
–Почему я не должна была выходить за Аласкара? Ты сказал, что не мог допустить этого. – Надежда все еще маленьким, еле тлеющим огоньком, теплилась в душе.
–Твой отец так решил. И прислал это решение в письме вместе с сыновьями Юсуфа. Сказал, чтобы я сделал все возможное, но предотвратил бы этот брак.
Все. Не стало и этого крохотного огонька. Ничего теперь не стало…
–Но почему? Он ведь так хотел этого союза.
Раф пожал плечами. Достаточно неопределенно, чтобы девушка поняла: истинный ответ не будет озвучен. По крайней мере, не здесь и не сейчас.
– Что же, ЖНЕЦ. Ты все сделал правильно и как нельзя лучше выполнил свою работу. Мастерски. – Старалась скрыть боль в глазах, потому опустила их. – Спас правящую пару и их наследницу, подарил Архипелагу будущее. Ты молодец!
–Вот это я хотел услышать.
Вздернула подбородок и, молясь, чтобы в глазах не закипали слезы, произнесла официально и жестко:
–От имени сиртингина вана Варла, правящей пары и себя лично приношу тебе благодарность. Если отец еще не наградил тебя за такую неоценимую услугу, можешь от моего имени потребовать любую награду.
–Мне ничего не нужно.
–Неужели? Не думаю, что наемники, вроде тебя, ценят что-то больше, чем звон золотых монет. – Раф сжал зубы. – Ты нашел меня, спас меня, сохранил мою жизнь. А ведь чужие жизни – это твой хлеб. Так что – не надо стесняться.
Нацепила на лицо равнодушие и улыбнулась:
– Помнится, я когда-то сказала, что когда все закончится, надеюсь больше никогда тебя не увидеть.
–Боюсь разочаровать. – Раф зло сузил глаза. – Варл назначил меня твоим телохранителем.
–Все изменится. Я умею убеждать отца. Как никто другой.
–Как пожелаешь… госпожа.
В глазах темнело. Ничего из происходящего не укладывалось в голове. Что-то непонятное, непоследовательное, снова происходило вокруг нее, с ней. Но девушка никак не могла понять, что именно. Какие-то мысли, она знала, что непременно важные ускользали от нее, но Дайон лишь хваталась за их ускользающие хвосты и никак не могла собраться, собрать себя заново. Переступить, через обманутую надежду, ожидание, молитвы Сивее.
Утопая по щиколотку в песке, обошла Рафа. Неуклюже ступая, словно деревянная кукла, поплелась к заросшему лианами выходу. Даже не заметила, что в узком лазе ободрала плечо. Слышала только, как расплывчато пробиваются к ней крики чаек. И сейчас ей, оглушенной и прибитой, они казались криками боли…
Адалия хлопнула в ладоши, и расторопная прислужница потянулась развязать тесемки на одежде.
–Не надо. Я сама. – Отстранившись, Дайон сняла куртку и бросила ее на мраморную скамью. Тихонько звякнули железные пластины, подшитые с изнанки.
Адалия вскинула на дочь вопросительный взгляд. Но та спокойно, привычными движениями продолжала разоблачаться: ножны с кинжалом, широкий пояс с потайными карманами, наручи с ее любимыми клинками – были сброшены туда же. Стянув сапоги, развязала футляр на лодыжке, что хранил пару ножей.
Ванни немо уставилась на все это богатство. Она видела Дайон другой и раньше, в пещере, когда восточники обнаружили их с моря. Видела, что дочь не боится оружия, привычно держит его в руках и умеет с ним обращаться. Но сейчас Адалия отказывалась верить, что весь этот багаж принадлежит Дайон. Что это она, ее девочка стоит перед ней: такая отрешенная, по-взрослому серьезная и глаза… порой, такие жесткие.
Оставшись в одной тунике и штанах, Дайон устало села и откинула голову на изголовье скамьи. Влажные ароматы купальни манили в расслабление, в воду с вытяжками из цветов и фруктов, что исходила клубами душистого пара.
А внутри, в голове и в сердце было так тихо. Словно это огромное пустое пространство ничем и никем не занятое. Теперь не занятое. Просто громадная пустая комната, звенящая тишиной.
–Она сама тебе об этом сказала?
–Напротив, – молодой царь усмехнулся, – была убеждена, что данное мне слово и ваш уговор с моим отцом – это повод рушить свою дальнейшую судьбу.
–Аласкар! – Сиртингин тряхнул тубус с неимоверно большим и важным сокровищем внутри. – Ты понимаешь, что ЭТО – ничто в сравнении с тем, что ты только сказал и сделал?
–Пока нет. Но пойму, наверное. Когда сам стану любящим отцом.
Неслась со всей скоростью, на которую была способа ее лошадь. Домой быстрее! Быстрее домой! К маме. К Рафу! Сердце прыгало, словно шальное, стоило лишь подумать о том, что вот-вот она увидит их. Увидит ЕГО.
Охрана у ворот не сразу разобралась, что к чему. Да и сложно было это сделать сейчас. Остриженные волосы едва отросли до плеч; мужская одежда, что Дайон для удобства снова надела, когда отправлялась в плавание к родным берегам – этого, несущегося бешеным галопом всадника, можно было принять за кого угодно, но только не за ванни, дочь сиртингина и юную госпожу виллы. Стражники тут же преградили путь, выставив копья.
–Свои! – Лошадь еще толком не успела остановиться, как девушка уже спрыгнула с нее. – Дайон, дочь сиртингина и ваша ванни!
Опешившая охрана стала столбом. От неожиданности солдаты даже забыли о приличиях: ни поклонов, ни приветственных речей. Впрочем, если они и были, девушка уже не увидела и не услышала бы ничего. Потому что, растолкав плечами застывших воинов, уже неслась бегом по подъездной аллее.
–Мама! Я вернулась.
Свернув в сторону от дороги, решила сократить путь: всего лишь через сад, череду потоптанных клумб, фонтаны и портики – и вот оно, все еще развороченное крыльцо. Потемневший от копоти мрамор ступеней, оплавившаяся позолота на портале входа…
–Мама! Я дома!
Слуги шарахались в стороны, но потом смысл происходящего стал доходить до них. И весь первый этаж стал все больше и больше оглашаться криками радости. Дайон носилась по первому этажу, заглядывая в покои, пока кто-то не остановил и не потянул ее в атрий. Адалия, встревоженная поднявшимся шумом, уже приготовилась к худшему, но тут в широком арочном проходе возник мальчишка. Невысокий, но стройный. Этот запыхавшийся паренек был так похож… так похож на…
–Мама!
–Дайон!
Ноги ослабли. И женщина осела на белый мрамор атрия. Девушка подскочила и, обняв мать, прижала ее к себе.
–Ты здесь? – Адалия отстранялась и, не веря, трогала дочь руками, касалась ладонями лица, остриженных волос. – Ты ли это?
–Я, мама. – Ничем не сдерживаемая радость брызнула слезами. – Я так скучала по тебе! Если бы ты только знала, как я скучала.
Когда буря первых эмоций прошла, Дайон помогла женщине подняться с колен и усадила ее на скамью. Та вытерла радостные слезы и тревожно заговорила:
–Отец на пристани сейчас. Еще с утра дозорные донесли, что на горизонте появились корабли. Он с небольшим отрядом и несколькими ваннами отправился туда и вот уже столько времени, я вся извожусь от тревоги.
–Тебе не о чем волноваться. Корабли, что увидели дозорные – это флотилия Аласкара. И сейчас он вместе с отцом едет сюда на виллу. У меня не хватило терпения тащиться с ними, потому поскакала вперед. Восточный царь будет нашим гостем некоторое время.
–Но я не понимаю.
–Скоро поймешь. – Девушка улыбнулась и снова обняла мать. – Слишком много новостей и событий. Столько всего произошло, мама. Даже я сейчас не смогу все быстро объяснить. Но клянусь, скоро ты обо всем узнаешь. А пока, скажи мне, где Раф?
–Отец оставил его на вилле, когда уехал на пристань. Мы не знали, чем чревато такое внезапное появление кораблей у наших берегов. Я же после отъезда отца, отослала его в бухту. Если бы вдруг, что пошло не так, он должен был подготовить пути к отступлению, чтобы мы при необходимости снова укрылись там.
–Так он в бухте сейчас? – Дайон вскочила от нетерпения. – Мама, я ненадолго, просто скажу ему, что беспокоиться не о чем. Пусть возвращается на виллу.
–Нет, не пущу. Ты только что вошла в дом. Кроме того, мы можем послать кого-нибудь. Кто-то из охраны или жнецов…
–Нет, мама, я сама. Так надо.
Адалия вопросительно подняла бровь, но прекословить не стала. Ее дочь так изменилась. И дело даже не в остриженных волосах. А в твердости, что появилась и во взгляде, и в движениях. Какой-то внутренней уверенности, взрослости что ли.
–Возвращайтесь быстрее. Теперь даже на минуту не желаю тебя отпускать.
–Скажешь отцу?
–Что ты, едва вернувшись домой, снова поступаешь, как хочешь? – Женщина улыбнулась. – Конечно, скажу!
Дайон взяла руки матери в свои и, поцеловав их, поспешила к выходу из атрия. А оттуда – в конюшню.
ГЛАВА 3
Маленькая бухта встретила криками чаек и ветром, шелестящим на песчаных спусках. Верный Кирк не пожелал идти вниз, а остался наверху, строптиво топая копытом и делая вид, что его не кормили неделю. И вкуснее жестких колючек и сухостоя ничего нет на этом свете.
–Как знаешь. – Дайон пожала плечами и стала спускаться по склону. Ноги утопали в песке, потому она сняла сапоги еще на первых шагах. Приятно проседая босыми ступнями в теплый песок, почти сбежала по откосу вниз.
Даже не поняла: было ли первое впечатление встречи с местом, о котором грезила столько времени. Которое видела во сне. С ее маленьким миром, о котором она мечтала в такие тяжелые и невыносимо трудные минуты жизни. Кусочек персонального, только ей принадлежащего счастья, рая, моря. О котором мало кто знал, но который занимал такое огромное место в ее сердце.
Наверное, впечатления первых минут не было. Не было того трепета, что охватывал ее всякий раз стоило только открыться морю с высоты песчаного откоса. Не перехватило дыхание, не окунуло в первобытный восторг от ощущения свободы, высоты, простора, запаха. Не было. Потому что все мысли были заняты одним, все чувства стремились к одному, все ощущения сосредоточились на одном. Быстрее, еще быстрее. Скорее бы. Все, что обычно чувствовала здесь, в своей маленькой бухте, было вытеснено другим…
Раф сидел на песке почти у самой кромки воды. Рубаха и сапоги валялись неподалеку. Волосы мокрыми завитками прилипли к сильным плечам и закрывали местами белые линии шрамов. Дайон застыла. Вот оно, щемящее чувство встречи, такой долгожданной, что и слов не хватит описать. Сердце стучит от радости, емко и веско.
Тихонько ступая босыми ногами по песку, попыталась приблизиться. Но вздрогнула от вдруг раздавшегося голоса:
–Ты снова что-то натворила?
Застыла в замешательстве.
–Э-э-э… надеюсь, что нет.
–Тогда зачем крадешься?
Не повернул головы. И даже когда Дайон села рядом, все так же продолжал смотреть на сверкающую гладь воды.
–Я вернулась. – Не могла оторваться от сильного профиля. Чувствуя, как трясутся руки, сжала ладони. Где-то на задворках сознания радость стала потихоньку меркнуть, и в сердце заползло неотвратимое предчувствие ненормальности происходящего. Раф как будто знал, что она вернется. Будто это было так естественно, что она вот так вот запросто сидит сейчас рядом с ним, здесь, а не во дворце Аласкара, по другую сторону моря. Мужчина выглядел спокойным и таким равнодушным.
–Я вижу.
–А ты будто не рад. И не удивлен.
–Зачем говорить очевидные вещи?
–Хочешь услышать что-то другое?
Раф, наконец, взглянул на нее, и Дайон показалось, что она сейчас умрет под этим прищуром. Чужим и холодным.
–Хочу.
–Что, например? Здравствуй? Я рада видеть тебя? Рада, что ты в порядке? Что из этого ты хочешь слышать?
–Из этого? Ничего! И даже ничего из похожего на это не хочу слышать. – Мужчина поднялся. Одним движением отряхнул песок со штанин и, подхватив рубаху и сапоги, направился к выходу из бухты.
–Тогда что же? – Дайон тоже встала. Видеть его спину теперь было больно. Она никак не могла понять, что происходит, откуда столько холода и неприятия. Потому почти выкрикнула:
–Я скажу, все, что ты хочешь услышать! Все, что хочешь знать!
Он повернулся и, стремительно приблизившись, попросил:
–Ничего! Ничего из того, о чем думаешь сейчас, что хочешь и хотела сказать все это время – ничего мне не говори!
–Я не понимаю.
–Не доросла еще потому что.
–Но Раф! Объясни мне! Я действительно не понимаю, о чем ты. Я так рада быть здесь, так рада видеть тебя. Потому что там, в Анфре… Я подумала, что тогда во дворце…
–Я лгал.
Отшатнулась. Сердце сжалось, а потом отозвалось у горла почти тошнотворными толчками, из-за которых стало трудно дышать.
–Это неправда! Когда ты пришел в себя после ранения и еще раньше… Твои глаза не могли лгать! Я видела их, я…
–Довольно!
Раф отошел на пару шагов, которые показались трещиной на этом уютном пляже. И она становилась все больше и больше, почти пропастью с осыпающимися краями. И на одном из таких краев стояла она, Дайон. Такая раздавленная, такая маленькая, такая непонятая и непонимающая.
–Раф, – зашептала, потому что голос не слушался ее. – Объясни мне.
–Я жнец, Дайон! На этом все. – Почти сорвался на крик. – Точка! Большая, жирная такая точка! Что еще нужно объяснять? Мы не ровня, Дайон. Я говорил уже и повторю это в последний раз для тех, кто туго соображает.
–Твои губы не лгали! Отказываюсь верить, что ты можешь быть таким изощренным и жестоким со мной. ЭТО ЖЕ Я, РАФ!
–Могу. Порой моя работа сводится именно к этому. Так что развей свои иллюзии, пигалица.
–Тогда зачем все? Зачем так?
–Ты не должна была выйти замуж за Аласкара. Я не мог допустить этого. Сама бы ты не ушла, потому что вбила себе в башку, что я стоил такой жертвы. И обещание это твое глупое… А ведь ты действительно думала, что не сможешь сказать царю НЕТ. И верила в это. Нужно было, чтобы он сам отпустил тебя. Алас – хороший малый, как оказалось. Ты и сама не раз говорила о том, что он совсем не такой, каким ты видела его изначально: а белый и пушистый, такой обманутый и благородный. Я сделал ставку на его человечность и выиграл. Он отпустил тебя.
–Почему ты был так уверен?
–Потому что я – мужчина. И поверь мне, другого мужчину понять не так уж и сложно. Покажи мне человека, который питает чувства и открыт для них, но рядом с ним окажется женщина, любящая другого. Покажи, Дайон и скажи, счастлив ли он будет?
Желать того, кто никогда не полюбит тебя, хотеть дотронуться и видеть только презрение и ненависть в глазах. Аласкар еще не научился быть истинным царем. Но сердце у него истинное, ждущее. Ты разбила бы его. И он это понял, когда… увидел нас тогда. Он понял, что ты не любишь его.
–Понял… – шепот застревал в горле, мешаясь с рваным дыханием. – Что я на других берегах…
Медленно-медленно в голове билась мысль. Застревая на высокой ноте, все никак не могла оформиться в слова. А когда сделала это, у Дайон не хватило сил произнести их. Как же горько было чувствовать себя игрушкой в чужих руках. И пусть эти руки были бережными и старались оградить от всего страшного и опасного, но они играли.
–Почему я не должна была выходить за Аласкара? Ты сказал, что не мог допустить этого. – Надежда все еще маленьким, еле тлеющим огоньком, теплилась в душе.
–Твой отец так решил. И прислал это решение в письме вместе с сыновьями Юсуфа. Сказал, чтобы я сделал все возможное, но предотвратил бы этот брак.
Все. Не стало и этого крохотного огонька. Ничего теперь не стало…
–Но почему? Он ведь так хотел этого союза.
Раф пожал плечами. Достаточно неопределенно, чтобы девушка поняла: истинный ответ не будет озвучен. По крайней мере, не здесь и не сейчас.
– Что же, ЖНЕЦ. Ты все сделал правильно и как нельзя лучше выполнил свою работу. Мастерски. – Старалась скрыть боль в глазах, потому опустила их. – Спас правящую пару и их наследницу, подарил Архипелагу будущее. Ты молодец!
–Вот это я хотел услышать.
Вздернула подбородок и, молясь, чтобы в глазах не закипали слезы, произнесла официально и жестко:
–От имени сиртингина вана Варла, правящей пары и себя лично приношу тебе благодарность. Если отец еще не наградил тебя за такую неоценимую услугу, можешь от моего имени потребовать любую награду.
–Мне ничего не нужно.
–Неужели? Не думаю, что наемники, вроде тебя, ценят что-то больше, чем звон золотых монет. – Раф сжал зубы. – Ты нашел меня, спас меня, сохранил мою жизнь. А ведь чужие жизни – это твой хлеб. Так что – не надо стесняться.
Нацепила на лицо равнодушие и улыбнулась:
– Помнится, я когда-то сказала, что когда все закончится, надеюсь больше никогда тебя не увидеть.
–Боюсь разочаровать. – Раф зло сузил глаза. – Варл назначил меня твоим телохранителем.
–Все изменится. Я умею убеждать отца. Как никто другой.
–Как пожелаешь… госпожа.
В глазах темнело. Ничего из происходящего не укладывалось в голове. Что-то непонятное, непоследовательное, снова происходило вокруг нее, с ней. Но девушка никак не могла понять, что именно. Какие-то мысли, она знала, что непременно важные ускользали от нее, но Дайон лишь хваталась за их ускользающие хвосты и никак не могла собраться, собрать себя заново. Переступить, через обманутую надежду, ожидание, молитвы Сивее.
Утопая по щиколотку в песке, обошла Рафа. Неуклюже ступая, словно деревянная кукла, поплелась к заросшему лианами выходу. Даже не заметила, что в узком лазе ободрала плечо. Слышала только, как расплывчато пробиваются к ней крики чаек. И сейчас ей, оглушенной и прибитой, они казались криками боли…
ГЛАВА 4
Адалия хлопнула в ладоши, и расторопная прислужница потянулась развязать тесемки на одежде.
–Не надо. Я сама. – Отстранившись, Дайон сняла куртку и бросила ее на мраморную скамью. Тихонько звякнули железные пластины, подшитые с изнанки.
Адалия вскинула на дочь вопросительный взгляд. Но та спокойно, привычными движениями продолжала разоблачаться: ножны с кинжалом, широкий пояс с потайными карманами, наручи с ее любимыми клинками – были сброшены туда же. Стянув сапоги, развязала футляр на лодыжке, что хранил пару ножей.
Ванни немо уставилась на все это богатство. Она видела Дайон другой и раньше, в пещере, когда восточники обнаружили их с моря. Видела, что дочь не боится оружия, привычно держит его в руках и умеет с ним обращаться. Но сейчас Адалия отказывалась верить, что весь этот багаж принадлежит Дайон. Что это она, ее девочка стоит перед ней: такая отрешенная, по-взрослому серьезная и глаза… порой, такие жесткие.
Оставшись в одной тунике и штанах, Дайон устало села и откинула голову на изголовье скамьи. Влажные ароматы купальни манили в расслабление, в воду с вытяжками из цветов и фруктов, что исходила клубами душистого пара.
А внутри, в голове и в сердце было так тихо. Словно это огромное пустое пространство ничем и никем не занятое. Теперь не занятое. Просто громадная пустая комната, звенящая тишиной.
