Олеся с помощью мимики показала, что весьма смущена таким откровенно свойским отношением, хотя была совсем не против подобного метода сближения.
Руку его она так и не отпустила.
Лёнька поплыл, понимая, что мозг блокирует сигналы осторожности, робко пытался справиться с неожиданной ситуацией, которая с каждой секундой всё больше выходила за границу контроля.
– Извини, я машинально. Ты испачкалась… в снегу.
– Спасибо, Лёнечка. Ты мой герой, мой спаситель. Проводишь… а то упаду ещё раз. Ты настоящий рыцарь.
– Ага, на белом коне. Я уже говорил – забудь. Где-то совсем рядом ходит твой избранник. Приглядись. Не стоит идти на поводу у случайных, совсем небезопасных эмоций. Опрометчивые поступки совершаются легко, только обходятся очень дорого.
– Мама говорила: если девочку стукнуть по попе, она никогда не выйдет замуж. Конечно, это суеверие, глупость… но всё же. А ещё она говорила, что можно исправить положение, только если девушка станет женой того, кто это сделал. Ты не думай, я ни на что не намекаю. Так мама сказала.
– Я не хотел, правда. Мне самому неловко. Ладно, пойдём. Мы с тобой и так здорово нарисовались. Теперь об этом наверняка узнает невеста. Доброхоты всегда найдутся. Не смогут спокойно пройти мимо пикантной ситуации. Для очень многих сделать гадость – самое приятное развлечение. Ладно – что сделано, то сделано. Доложу сам, раз уж так вышло.
– Выходит, я тебя подставила! Готова компенсировать … в любом допустимом для тебя эквиваленте.
– Причём здесь ты? Я вёл себя, как мальчишка. Словно не знал, к чему приводит потакание флиртующим девочкам. С меня довольно. Отпусти, пожалуйста, руку. Мы почти пришли, дальше сама.
– Ой, я и не заметила, что вцепилась в тебя. Мне кажется, ты слишком усложняешь пустяковые события. Я упала, ты поднял. Разве было нечто иное? Что-то не заметила. Мы даже не целовались.
Лёнька смутился, – зато я… почувствовал… что неправ. Не нужно меня провоцировать. Ты же не хочешь разбить мою семью?
– Конечно, нет… не знаю, Лёня. А нас кормить будут, я что-то проголодалась?
– Кто знает. На яблоко.
Олеся с хрустом вонзила острые зубки в спелую мякоть. Сок так и брызнул, попав Лёньке на лицо и в глаз.
Девушка заботливо вытерла юноше щёку, задержав движение руки на его лице несколько дольше, чем позволяют приличия, достала из кармана платочек, приложила к его глазам, в которые угодили капли, всё время пристально глядя на него.
Лёнькины ноздри невольно втянули особенный аромат, струящийся из надушенного платка, что не ускользнуло от Олесиного внимания.
Не заметив признаков раздражения, девочка снова протянула руку, и ещё раз неспешно погладила юношу по щеке. На её лице, словно узоры в игрушечном калейдоскопе, возбуждённо и очень стремительно менялась мимика, отражая эмоции, расшифровка которых совсем не требовалась.
Лёньку затрясло.
Это уже был явный перебор.
А ведь он ничего, по сути, не сделал, чтобы прекратить спектакль, который был слишком реалистичен. С ним такое происходило и раньше. Ещё немного и совладать с вожделением стало бы невозможно.
– Олеся, ты переигрываешь. Давай закончим бесплатное представление. На нас смотрят.
– Странно, что ты так реагируешь на обыкновенное прикосновение. Мне было очень приятно. У тебя удивительно нежная кожа, как у моего маленького братика. С удовольствием дотронулась бы до неё губами. Можно?
– Прошу тебя – прекрати. Поиграли и будет. Ты не кошка, а я не мышка.
– Неужели ты действительно воспринимаешь мои искренние чувства как развлечение? Я весьма серьезно к тебе отношусь.
– Пожалуй, даже слишком. Я не смогу ответить тебе взаимностью. Пойми, девочка: то, что я как мужчина сейчас испытываю и чувствую, никакого отношения к любви не имеет. Это вожделение, страсть. Ещё точнее, похоть, которую запускает мозг в ответ на провокацию, без моего на то желания, фактически насильно. Пойми это. Ты сказала, что я – твоя первая серьёзная симпатия. У меня же напротив – солидный опыт интимной близости, приобретённый в очень тесном общении с двумя любимыми женщинами.
В отношении физической близости я старше тебя на целую жизнь. Тебе не страшно связываться с многожёнцем? Сомневаюсь. Одно это должно оттолкнуть от опасных опытов. Секс – это предельная близость, обмен внешними и внутренними средами до уровня смешения. Нельзя допускать в свои священные пределы посторонних. Любовь можно дарить лишь одному человеку. Дождись его. Спасибо, что напомнила, кто я есть. Беги от меня подальше.
– А если я готова рискнуть… не требуя обязательств. Если хочу отблагодарить. Не ужели ты способен отказать девушке?
– Бред! Не можешь ты этого хотеть, если находишься в здравом уме и в твёрдой памяти. Это несерьёзное заявление. Каждая девочка мечтает о большой и чистой любви. Разве ты не такая, как все? Выбрось из головы глупые мысли. Дурочкам живётся легко, но их счастье длится совсем недолго. Со временем им становится всё тяжелее. Не представляешь, как сложно убеждать тебя в том, что пекусь, в том числе и о твоём благополучии. Ведь я мужчина. В минуты страсти нами руководят гормоны, а они – очень плохие советчики. Прошу тебя, Олесенька, никогда больше ко мне не подходи. И учти, я это делаю, уважая твою невинность и твоё исключительно важное для меня человеческое достоинство.
– Странный ты, Лёнька. Я к тебе со всей душой, готова пожертвовать самым дорогим…а ты… неужели я в тебе ошиблась!
– Извини… что не смог вправить тебе мозги. Если ещё раз ко мне подойдёшь – придётся применить грубую силу. Так понятно!
– Дурак ты, Лёнька!
– Лучше быть дураком, чем предателем. Я не игрушка. Моя невеста – тоже. Каждый отвечает за себя и своего ближнего. Ты преподала мне хороший урок. Похоже, я в нём действительно нуждался. Казалось бы – какая чувственная история. Чего стоит пожалеть очарованную девушку! Это же дьявольски сладкий соблазн. Протяни руку, возьми. Это бесплатно. Но какой ценой? То-то и оно, что мне такую сумму долгов потом до конца жизни не осилить. Иди своей дорогой, девочка. Будь счастлива. Впрочем, ты вольна по своему усмотрению распорядиться своими преимуществами: достоинством, девственностью. честью. Только без меня. Ещё раз – извини!
Лёнька, приняв окончательное решение, лязгнул для убедительности челюстями, сразу почувствовав себя легко и свободно.
Ещё недавно он сидел, куксился, отвернувшись к окну, чувствуя себя несчастным, непонятым. Наверно судьба намеренно расставляла силки и преграды, чтобы не расслаблялся.
Стоит один раз уступить, предать, даже во благо, завязывая узелки неразрешимых проблем, и ты незаметно скатываешься в бездну, отрезая себе путь к обыкновенному бесхитростному счастью, которое не потребует сделок с совестью.
Нельзя поступать с людьми так, как не хочешь, чтобы поступили с тобой. То, что причиняет окружающим страдание и боль – никогда не принесёт счастья.
Уста сплела молчания лоза,
На здравом смысле пыль в четыре слоя.
Я двери уходящему открою,
Ни разу не взглянув ему в глаза;
Ксения Хохлова
Супруга в тот памятный день поведала мне о том, что в скором времени нас станет четверо.
Я снова был счастлив.
Сложно обозначить причину приподнятого состояния. Наверно эйфорию можно отнести к разряду эмоций, рождённых фантазией и надежда, что следующий член семейного экипажа окажется мальчиком, продолжателем рода.
Первый мой ребёнок – девочка, миниатюрное создание, спешно покинувшее материнское лоно за два месяца до отведённого природой срока.
Не любить такую прелесть невозможно. И всё же…
Мужчины лукавят, когда говорят жёнам, что мечтали о дочке.
Сын – вот предел мечтаний любого папочки.
У меня был приятель, узбек из Бухары, весёлый компанейский парень, водитель частного автобуса, перевозившего из родного города на Черкизовский рынок в Москве предприимчивых земляков.
Опасное, доложу вам предприятие: бандиты, пограничники, менты – все хотели поживиться от челноков, с риском для жизни добывающих хлеб насущный для многочисленных семейств. Взявшие на себя ответственность за их судьбы и средства люди рисковали всем, в том числе жизнями, но прокормить семью на зарплату на родине было немыслимо.
У Карима было семь дочерей. Любил он их беззаветно, но… азиатская свадьба – шоу вселенского масштаба. Даже зажиточный узбек может выдать замуж по предписанному предками обычаю двух девочек. Семь – немыслимая трагедия для любого отца.
Помню, как напивался Карим, приезжая в гости.
– За что, – голосил он, – наказывает меня аллах, – когда услышал весть о рождении восьмой восточной красавицы.
Мне было проще. Я влюбился в будущее дитя в тот момент, когда жена поведала о подозрении на беременность, не задав традиционного вопроса о его половой принадлежности.
Впрочем, неважно.
Работал я тогда таксистом.
Время было сложное. О работе по специальности можно было разве что мечтать, а это поприще давало возможность добывать хлеб насущный в достаточной мере: на жизнь хватало.
Колесил я в основном в пригороде. Столичные рейсы были привлекательны по деньгам, но опасны.
В тот день не было возможности заработать даже на бензин, и вдруг появляется пассажир, кладущий на торпеду сумму, которую я способен заработать разве что за пару смен.
Отказаться от заманчивого предложения немыслимо.
Мне было безразлично, кто этот человек, как и происхождение значительной на тот момент денежной суммы, которую он выложил сразу.
– Хочу арендовать твой транспорт… на сколько – пока не знаю.
Это были единственные сказанные им слова до прибытия на заказанный адрес.
Мужчина нервно (эмоциональное состояние выдавали мимика и жесты) молчал всю дорогу.
Не доезжая до метро Черкизово мы свернули во дворы.
– Не переживай, доплачу сколько нужно. Возможно, придётся ждать долго.
Мне было без разницы: хозяин – барин. Была бы работа.
– Можно, буду читать, – спросил я.
– В третьем окне справа на четвёртом этаже живёт моя семья. Жена… и два сына. Я должен дождаться, когда они будут дома.
– Счастливчик, – опрометчиво выразил мнение я, – два сына. Мой наследник только в проекте, возможно и он окажется девочкой, а я рад.
– Я сам, сам всё испортил, – мрачно изрёк пассажир, – сам создал иллюзию безграничного счастья, хотя в глубине души понимал.
Понимал ведь, нет, скорее чувствовал, что обманываю себя, что связываю жизнь с соблазнительной и юной, но пустышкой, что рядом с ней превращаюсь в кота, нализавшегося валерьянки.
Ушёл из семьи… за туманом… за запахом свежего сока. Не берёзового. Похоть одолела. Такое, знаешь, тщеславие, я и девочка, почти дитя, такое неодолимое влечение – самому мерзко.
На какое-то время пассажир застыл, – теперь жена запрещает видеться с детьми. Видите, в их окнах не горит свет. Мне так плохо оттого, что они не со мной. А ведь она права, тысячу раз права: можно простить измену, но не предательство.
Вика простила бы… тогда, могла простить. Я её не услышал. Полетел без оглядки на сладкий зов греха, как мотылёк на свет обжигающего огня. Чем я думал, чем, сам себе удивляюсь. Неужели догадаться не мог: где я и кто она, эта девочка. Её-то толкнула в постель корысть, вполне понятно, хотя, если подумать, тоже глупо: мне же семью бросить пришлось. Смысл в чём! Но речь не о ней – обо мне. Ну не котяра ли, нажрался сметаны, и что! А ничего, совсем ничего: финита ля комедия.
По щекам мужчины безвольно текли слёзы.
Конечно, я испытывал волнение, в некоторой мере сопереживал: способность соприкасаться душами – важная составляющая таланта водителя такси иметь щедрые чаевые, но когда у человека всё хорошо, он не может с позитивного восприятия запросто переключиться на негатив лишь потому, что от кого-то временно отвернулась фортуна.
Сложно было понять – чего этот холёный дядя с довольно объёмным кошельком так переживает.
Жена, дети, квартира в Москве, ещё одна квартира. Живи – не хочу!
Так нет, разводит сырость на пустом месте.
Создай цель, добейся результата. Это так просто, особенно когда действительно любишь. Не существует ошибок, которые невозможно исправить, кроме командировки на тот свет.
– Два года назад я имел всё, был счастлив.
– Радуйся, – ответил я, – в этом причина трагедии?
– Это я сейчас понимаю, а тогда… благополучие было настолько очевидным и обыденным, что я заскучал. Слишком хорошо, оказывается – тоже плохо. Монотонность, даже роскошная, приедается. Захотелось того – не знаю чего, какого-то разнообразия, новизны, контраста что ли. Запретный плод манил аппетитными формами, запахом мечты. Юная любовница была так неопытна, так мила. Ты изменял жене, только честно?
– Разве что виртуально. Вокруг столько соблазнов, особенно летом, когда девчонки оголяют коленки, наряжаются в прозрачные платьица. Хочется съесть с потрохами то одну, то другую. Бабушка рассказывала, как во время войны пили чай вприглядку: смотрели на куски сахара и представляли его во рту. Говорила, что получалось представить. Есть миллионы способов раскрасить утомительно размеренные будни. Немного фантазии, кратковременная разлука, провокация, наконец. Намыленная верёвка не решает проблем.
– В закромах моей соблазнительницы был избыток нектара. Эгоизм не позволил усомниться в том, что я встретил настоящую любовь. Выслушай, для меня это важно. Юная девочка-практикантка с глазами лани, с нежным румянцем на совершенном личике. Сама невинность. Мне казалось, я первый, кто заметил её нетронутую свежесть. Женщина с двумя детьми, моя жена, никуда не денется, в этом я был уверен.
Было ещё кое-что… катализатор: уязвлённое самолюбие. Целомудренность супруги пострадала ещё до нашей свадьбы. Подробностей не знаю. Меня задевало, что я не был единственным и первым, хотя случилось это задолго до нашего знакомства.
Себе-то я мог простить добрачные отношения, а ей… ей – нет.
Невесте моей, когда сошлись, было двадцать шесть лет, целая жизнь без меня. Глупо было переживать по поводу её прошлого, каким бы оно ни было, но чем дольше мы жили вместе, тем обиднее становилось быть очередным статистом в списке счастливчиков, исследовавших животворящее лоно.
Слушать этот бред не было никакого желания: пусть разбираются сами. Любые вопросы, тем более интимного характера, должны быть решены на берегу. Мы с женой так и сделали: сожгли мосты, обнулили жизнь до свадьбы: вкопали пограничные столбы, вспахали и засеяли новыми всходами демаркационную линию. Итог очевиден – живём, не тужим, друг с другом дружим.
Пассажир тем временем продолжал исповедаться, – первый поцелуй с доверчивой девчонкой, почти подростком. Любопытство, невинная шалость, но вкус губ, свежее дыхание и что-то ещё, отчего закружилась голова, задрожали внутренности, лишило меня разума. Отношения развивались настолько стремительно, что не было желания и времени думать о последствиях.
Стоило лишь сравнить дважды родившую женщину с юной дивой, особенно после того, как она подарила мне свою невинность (я не был экспертом в данной области, доверился заверению любимой), как решение расстаться с супругой вызрело окончательно.
Лицо пассажира исказила гримаса отчаяния, в глазах заблестела влага, – ты не можешь бросить семью после всего, что нас связывает, – голосила Вика, – у нас дети, квартира, имущество. Мы притёрлись, научились уступать, договариваться. Я готова сделать вид, что ничего не было.
Руку его она так и не отпустила.
Лёнька поплыл, понимая, что мозг блокирует сигналы осторожности, робко пытался справиться с неожиданной ситуацией, которая с каждой секундой всё больше выходила за границу контроля.
– Извини, я машинально. Ты испачкалась… в снегу.
– Спасибо, Лёнечка. Ты мой герой, мой спаситель. Проводишь… а то упаду ещё раз. Ты настоящий рыцарь.
– Ага, на белом коне. Я уже говорил – забудь. Где-то совсем рядом ходит твой избранник. Приглядись. Не стоит идти на поводу у случайных, совсем небезопасных эмоций. Опрометчивые поступки совершаются легко, только обходятся очень дорого.
– Мама говорила: если девочку стукнуть по попе, она никогда не выйдет замуж. Конечно, это суеверие, глупость… но всё же. А ещё она говорила, что можно исправить положение, только если девушка станет женой того, кто это сделал. Ты не думай, я ни на что не намекаю. Так мама сказала.
– Я не хотел, правда. Мне самому неловко. Ладно, пойдём. Мы с тобой и так здорово нарисовались. Теперь об этом наверняка узнает невеста. Доброхоты всегда найдутся. Не смогут спокойно пройти мимо пикантной ситуации. Для очень многих сделать гадость – самое приятное развлечение. Ладно – что сделано, то сделано. Доложу сам, раз уж так вышло.
– Выходит, я тебя подставила! Готова компенсировать … в любом допустимом для тебя эквиваленте.
– Причём здесь ты? Я вёл себя, как мальчишка. Словно не знал, к чему приводит потакание флиртующим девочкам. С меня довольно. Отпусти, пожалуйста, руку. Мы почти пришли, дальше сама.
– Ой, я и не заметила, что вцепилась в тебя. Мне кажется, ты слишком усложняешь пустяковые события. Я упала, ты поднял. Разве было нечто иное? Что-то не заметила. Мы даже не целовались.
Лёнька смутился, – зато я… почувствовал… что неправ. Не нужно меня провоцировать. Ты же не хочешь разбить мою семью?
– Конечно, нет… не знаю, Лёня. А нас кормить будут, я что-то проголодалась?
– Кто знает. На яблоко.
Олеся с хрустом вонзила острые зубки в спелую мякоть. Сок так и брызнул, попав Лёньке на лицо и в глаз.
Девушка заботливо вытерла юноше щёку, задержав движение руки на его лице несколько дольше, чем позволяют приличия, достала из кармана платочек, приложила к его глазам, в которые угодили капли, всё время пристально глядя на него.
Лёнькины ноздри невольно втянули особенный аромат, струящийся из надушенного платка, что не ускользнуло от Олесиного внимания.
Не заметив признаков раздражения, девочка снова протянула руку, и ещё раз неспешно погладила юношу по щеке. На её лице, словно узоры в игрушечном калейдоскопе, возбуждённо и очень стремительно менялась мимика, отражая эмоции, расшифровка которых совсем не требовалась.
Лёньку затрясло.
Это уже был явный перебор.
А ведь он ничего, по сути, не сделал, чтобы прекратить спектакль, который был слишком реалистичен. С ним такое происходило и раньше. Ещё немного и совладать с вожделением стало бы невозможно.
– Олеся, ты переигрываешь. Давай закончим бесплатное представление. На нас смотрят.
– Странно, что ты так реагируешь на обыкновенное прикосновение. Мне было очень приятно. У тебя удивительно нежная кожа, как у моего маленького братика. С удовольствием дотронулась бы до неё губами. Можно?
– Прошу тебя – прекрати. Поиграли и будет. Ты не кошка, а я не мышка.
– Неужели ты действительно воспринимаешь мои искренние чувства как развлечение? Я весьма серьезно к тебе отношусь.
– Пожалуй, даже слишком. Я не смогу ответить тебе взаимностью. Пойми, девочка: то, что я как мужчина сейчас испытываю и чувствую, никакого отношения к любви не имеет. Это вожделение, страсть. Ещё точнее, похоть, которую запускает мозг в ответ на провокацию, без моего на то желания, фактически насильно. Пойми это. Ты сказала, что я – твоя первая серьёзная симпатия. У меня же напротив – солидный опыт интимной близости, приобретённый в очень тесном общении с двумя любимыми женщинами.
В отношении физической близости я старше тебя на целую жизнь. Тебе не страшно связываться с многожёнцем? Сомневаюсь. Одно это должно оттолкнуть от опасных опытов. Секс – это предельная близость, обмен внешними и внутренними средами до уровня смешения. Нельзя допускать в свои священные пределы посторонних. Любовь можно дарить лишь одному человеку. Дождись его. Спасибо, что напомнила, кто я есть. Беги от меня подальше.
– А если я готова рискнуть… не требуя обязательств. Если хочу отблагодарить. Не ужели ты способен отказать девушке?
– Бред! Не можешь ты этого хотеть, если находишься в здравом уме и в твёрдой памяти. Это несерьёзное заявление. Каждая девочка мечтает о большой и чистой любви. Разве ты не такая, как все? Выбрось из головы глупые мысли. Дурочкам живётся легко, но их счастье длится совсем недолго. Со временем им становится всё тяжелее. Не представляешь, как сложно убеждать тебя в том, что пекусь, в том числе и о твоём благополучии. Ведь я мужчина. В минуты страсти нами руководят гормоны, а они – очень плохие советчики. Прошу тебя, Олесенька, никогда больше ко мне не подходи. И учти, я это делаю, уважая твою невинность и твоё исключительно важное для меня человеческое достоинство.
– Странный ты, Лёнька. Я к тебе со всей душой, готова пожертвовать самым дорогим…а ты… неужели я в тебе ошиблась!
– Извини… что не смог вправить тебе мозги. Если ещё раз ко мне подойдёшь – придётся применить грубую силу. Так понятно!
– Дурак ты, Лёнька!
– Лучше быть дураком, чем предателем. Я не игрушка. Моя невеста – тоже. Каждый отвечает за себя и своего ближнего. Ты преподала мне хороший урок. Похоже, я в нём действительно нуждался. Казалось бы – какая чувственная история. Чего стоит пожалеть очарованную девушку! Это же дьявольски сладкий соблазн. Протяни руку, возьми. Это бесплатно. Но какой ценой? То-то и оно, что мне такую сумму долгов потом до конца жизни не осилить. Иди своей дорогой, девочка. Будь счастлива. Впрочем, ты вольна по своему усмотрению распорядиться своими преимуществами: достоинством, девственностью. честью. Только без меня. Ещё раз – извини!
Лёнька, приняв окончательное решение, лязгнул для убедительности челюстями, сразу почувствовав себя легко и свободно.
Ещё недавно он сидел, куксился, отвернувшись к окну, чувствуя себя несчастным, непонятым. Наверно судьба намеренно расставляла силки и преграды, чтобы не расслаблялся.
Стоит один раз уступить, предать, даже во благо, завязывая узелки неразрешимых проблем, и ты незаметно скатываешься в бездну, отрезая себе путь к обыкновенному бесхитростному счастью, которое не потребует сделок с совестью.
Нельзя поступать с людьми так, как не хочешь, чтобы поступили с тобой. То, что причиняет окружающим страдание и боль – никогда не принесёт счастья.
Глава Встретимся во сне
Уста сплела молчания лоза,
На здравом смысле пыль в четыре слоя.
Я двери уходящему открою,
Ни разу не взглянув ему в глаза;
Ксения Хохлова
Супруга в тот памятный день поведала мне о том, что в скором времени нас станет четверо.
Я снова был счастлив.
Сложно обозначить причину приподнятого состояния. Наверно эйфорию можно отнести к разряду эмоций, рождённых фантазией и надежда, что следующий член семейного экипажа окажется мальчиком, продолжателем рода.
Первый мой ребёнок – девочка, миниатюрное создание, спешно покинувшее материнское лоно за два месяца до отведённого природой срока.
Не любить такую прелесть невозможно. И всё же…
Мужчины лукавят, когда говорят жёнам, что мечтали о дочке.
Сын – вот предел мечтаний любого папочки.
У меня был приятель, узбек из Бухары, весёлый компанейский парень, водитель частного автобуса, перевозившего из родного города на Черкизовский рынок в Москве предприимчивых земляков.
Опасное, доложу вам предприятие: бандиты, пограничники, менты – все хотели поживиться от челноков, с риском для жизни добывающих хлеб насущный для многочисленных семейств. Взявшие на себя ответственность за их судьбы и средства люди рисковали всем, в том числе жизнями, но прокормить семью на зарплату на родине было немыслимо.
У Карима было семь дочерей. Любил он их беззаветно, но… азиатская свадьба – шоу вселенского масштаба. Даже зажиточный узбек может выдать замуж по предписанному предками обычаю двух девочек. Семь – немыслимая трагедия для любого отца.
Помню, как напивался Карим, приезжая в гости.
– За что, – голосил он, – наказывает меня аллах, – когда услышал весть о рождении восьмой восточной красавицы.
Мне было проще. Я влюбился в будущее дитя в тот момент, когда жена поведала о подозрении на беременность, не задав традиционного вопроса о его половой принадлежности.
Впрочем, неважно.
Работал я тогда таксистом.
Время было сложное. О работе по специальности можно было разве что мечтать, а это поприще давало возможность добывать хлеб насущный в достаточной мере: на жизнь хватало.
Колесил я в основном в пригороде. Столичные рейсы были привлекательны по деньгам, но опасны.
В тот день не было возможности заработать даже на бензин, и вдруг появляется пассажир, кладущий на торпеду сумму, которую я способен заработать разве что за пару смен.
Отказаться от заманчивого предложения немыслимо.
Мне было безразлично, кто этот человек, как и происхождение значительной на тот момент денежной суммы, которую он выложил сразу.
– Хочу арендовать твой транспорт… на сколько – пока не знаю.
Это были единственные сказанные им слова до прибытия на заказанный адрес.
Мужчина нервно (эмоциональное состояние выдавали мимика и жесты) молчал всю дорогу.
Не доезжая до метро Черкизово мы свернули во дворы.
– Не переживай, доплачу сколько нужно. Возможно, придётся ждать долго.
Мне было без разницы: хозяин – барин. Была бы работа.
– Можно, буду читать, – спросил я.
– В третьем окне справа на четвёртом этаже живёт моя семья. Жена… и два сына. Я должен дождаться, когда они будут дома.
– Счастливчик, – опрометчиво выразил мнение я, – два сына. Мой наследник только в проекте, возможно и он окажется девочкой, а я рад.
– Я сам, сам всё испортил, – мрачно изрёк пассажир, – сам создал иллюзию безграничного счастья, хотя в глубине души понимал.
Понимал ведь, нет, скорее чувствовал, что обманываю себя, что связываю жизнь с соблазнительной и юной, но пустышкой, что рядом с ней превращаюсь в кота, нализавшегося валерьянки.
Ушёл из семьи… за туманом… за запахом свежего сока. Не берёзового. Похоть одолела. Такое, знаешь, тщеславие, я и девочка, почти дитя, такое неодолимое влечение – самому мерзко.
На какое-то время пассажир застыл, – теперь жена запрещает видеться с детьми. Видите, в их окнах не горит свет. Мне так плохо оттого, что они не со мной. А ведь она права, тысячу раз права: можно простить измену, но не предательство.
Вика простила бы… тогда, могла простить. Я её не услышал. Полетел без оглядки на сладкий зов греха, как мотылёк на свет обжигающего огня. Чем я думал, чем, сам себе удивляюсь. Неужели догадаться не мог: где я и кто она, эта девочка. Её-то толкнула в постель корысть, вполне понятно, хотя, если подумать, тоже глупо: мне же семью бросить пришлось. Смысл в чём! Но речь не о ней – обо мне. Ну не котяра ли, нажрался сметаны, и что! А ничего, совсем ничего: финита ля комедия.
По щекам мужчины безвольно текли слёзы.
Конечно, я испытывал волнение, в некоторой мере сопереживал: способность соприкасаться душами – важная составляющая таланта водителя такси иметь щедрые чаевые, но когда у человека всё хорошо, он не может с позитивного восприятия запросто переключиться на негатив лишь потому, что от кого-то временно отвернулась фортуна.
Сложно было понять – чего этот холёный дядя с довольно объёмным кошельком так переживает.
Жена, дети, квартира в Москве, ещё одна квартира. Живи – не хочу!
Так нет, разводит сырость на пустом месте.
Создай цель, добейся результата. Это так просто, особенно когда действительно любишь. Не существует ошибок, которые невозможно исправить, кроме командировки на тот свет.
– Два года назад я имел всё, был счастлив.
– Радуйся, – ответил я, – в этом причина трагедии?
– Это я сейчас понимаю, а тогда… благополучие было настолько очевидным и обыденным, что я заскучал. Слишком хорошо, оказывается – тоже плохо. Монотонность, даже роскошная, приедается. Захотелось того – не знаю чего, какого-то разнообразия, новизны, контраста что ли. Запретный плод манил аппетитными формами, запахом мечты. Юная любовница была так неопытна, так мила. Ты изменял жене, только честно?
– Разве что виртуально. Вокруг столько соблазнов, особенно летом, когда девчонки оголяют коленки, наряжаются в прозрачные платьица. Хочется съесть с потрохами то одну, то другую. Бабушка рассказывала, как во время войны пили чай вприглядку: смотрели на куски сахара и представляли его во рту. Говорила, что получалось представить. Есть миллионы способов раскрасить утомительно размеренные будни. Немного фантазии, кратковременная разлука, провокация, наконец. Намыленная верёвка не решает проблем.
– В закромах моей соблазнительницы был избыток нектара. Эгоизм не позволил усомниться в том, что я встретил настоящую любовь. Выслушай, для меня это важно. Юная девочка-практикантка с глазами лани, с нежным румянцем на совершенном личике. Сама невинность. Мне казалось, я первый, кто заметил её нетронутую свежесть. Женщина с двумя детьми, моя жена, никуда не денется, в этом я был уверен.
Было ещё кое-что… катализатор: уязвлённое самолюбие. Целомудренность супруги пострадала ещё до нашей свадьбы. Подробностей не знаю. Меня задевало, что я не был единственным и первым, хотя случилось это задолго до нашего знакомства.
Себе-то я мог простить добрачные отношения, а ей… ей – нет.
Невесте моей, когда сошлись, было двадцать шесть лет, целая жизнь без меня. Глупо было переживать по поводу её прошлого, каким бы оно ни было, но чем дольше мы жили вместе, тем обиднее становилось быть очередным статистом в списке счастливчиков, исследовавших животворящее лоно.
Слушать этот бред не было никакого желания: пусть разбираются сами. Любые вопросы, тем более интимного характера, должны быть решены на берегу. Мы с женой так и сделали: сожгли мосты, обнулили жизнь до свадьбы: вкопали пограничные столбы, вспахали и засеяли новыми всходами демаркационную линию. Итог очевиден – живём, не тужим, друг с другом дружим.
Пассажир тем временем продолжал исповедаться, – первый поцелуй с доверчивой девчонкой, почти подростком. Любопытство, невинная шалость, но вкус губ, свежее дыхание и что-то ещё, отчего закружилась голова, задрожали внутренности, лишило меня разума. Отношения развивались настолько стремительно, что не было желания и времени думать о последствиях.
Стоило лишь сравнить дважды родившую женщину с юной дивой, особенно после того, как она подарила мне свою невинность (я не был экспертом в данной области, доверился заверению любимой), как решение расстаться с супругой вызрело окончательно.
Лицо пассажира исказила гримаса отчаяния, в глазах заблестела влага, – ты не можешь бросить семью после всего, что нас связывает, – голосила Вика, – у нас дети, квартира, имущество. Мы притёрлись, научились уступать, договариваться. Я готова сделать вид, что ничего не было.
