Накормили детей, потом сняли короткое видео для «марсиан», пошли укладывать. Детей в семье никогда по долгу не убаюкивали, но сказки рассказывали и песенки пели обязательно. Сели ужинать взрослые. Матвей сидел между Лялькой и Линой. Никаких «особых» взглядов, прикосновений, даже намёков на то, что у Матвея и Алины не то, что роман, простая интрижка. Они ровно столько же разговаривали друг с другом, сколько Матвей с Линой и Лизой.
- Матвей, отвези завтра девчонок на работу, - окликнул Игорь Вадимович. – Мне завтра в Роскосмос, я из дома поеду.
- Хорошо, бать, - откликнулся тот. – Барышни, во сколько запрягать прикажете?
- В восемь? – Алина оглянулась на Лину. – Ещё Камиллу в школу завозить.
- Давай в семь сорок, у меня приём в половине девятого.
- Хорошо, тогда строим маршрут так – везём тебя, потом отвожу тебя, Ляль, и мы с Милашенцией скачем в школу. Нет, мам, - вставая. – Отдыхай уже, что я, посуду не помою, что ли.
- Да, дамы, идите отдыхайте, - Кирилл начал собирать посуду.
- И мы дамы, да, девочки, - Лина в поисках поддержки оглянулась на подруг. – Можно мы поленимся сегодня?
- Да ленитесь на здоровье, - Матвей по-доброму улыбнулся всем троим. – Будем вас баловать, пока больше некому.
- Ты наш рыцарь, - пропела Лина, потянулась, поцеловала в чуть шершавую щёку. – Кирюха, дай я и тебя поцелую.
- Так, девочки, если кто ещё желает облобызать - не стесняйтесь, - Волконский распахнул объятия. – Кир, лови момент. Хотя тебе что, а меня, может, еще полгода красивая девушка не поцелует!
Пересмеиваясь, разошлись. Матвей улыбался, закрывая дверь в свою спальню. Провёл рукой по лицу, будто стирая улыбку, сел на край постели. В комнате было почти темно, окна зашторены, горел только ночник в виде белой птицы с ярким хвостом, едва видимым в полумраке. Впритык к кровати, через узкий проход, стояла кроватка близнецов, с поднятой высокой стенкой. Мальчишки спали спиной друг к другу, натянув одеяло на головы. Матвей устало посидел с минуту, встал, выпутал сыновей из одеяла, поправил подушки. Дети завозились, опять уткнулись носами в пододеяльник, вытягивая крепкие ножки. Волконский разделся, лег, потянулся через голову, доставая планшет. Открыл аудиофайл, назвал дату.
- Здравствуй, любимая.
Заговорил, рассказывая свой немудрящий день чуть ли не по минутам, в красках описывая проделки и подвиги сыновей, их новые умения: выросли на полсантиметра, весят по девятнадцать килограммов каждый. Научились пуговицы застёгивать!
- Бабушки с ними занимаются по специальной программе. Чтение, развивашки всякие. Тройняшки пишут и читают очень бегло, и Ева с Платоном уже буквы показывают, цифры. Не удивлюсь, если и наши к твоему прилёту алфавит выучат, - улыбнулся. – Ты знаешь, я смотрю на то, как мама общается с детьми и понимаю, как вы так умудрились вырасти и ни разу не подраться. Она как-то так разговаривает, что дети только соберутся поругаться из-за игрушки или налупить друг друга лопатками, и тут же играют вместе. На всех действует, даже на Идочку. Я её спросил, что она делает, теперь учусь активному слушанию. Завтра сниму тебе, как малые отжимаются и по шведской стенке лазают. Сегодня, кстати, они тебе стихи рассказывали, готовятся к празднику, Осеннему балу. Все участвуют, Милашке платье какое-то шьют фейное, все золотое.
В дверь поскреблись, послышалось настойчивое мяуканье.
- Подожди, если я сейчас его не пущу, будет орать и дверь драть, пока всех не разбудит.
Положил планшет, неслышно приоткрыл дверь. В щель протиснулся пушистый кот необыкновенного цвета – ни чёрного, ни серого, а графитового. Потёрся головой о хозяйскую ногу, запрыгнул на кровать, перетёк сквозь прутья к детям, улёгся на голые пятки. Матвей с улыбкой сделал несколько фотографий, лёг сам.
- Рита, я очень тебя люблю. Безумно скучаю. Обнимаю, моя жемчужинка, моя маргаритка…
Ночью ему не спалось. Бывало такое, несмотря на то, что он всё увеличивал и увеличивал физическую нагрузку, находил себе всё новые занятия. Наваливалась тоска, хотелось куда-то бежать и что-то делать. Днём отвлечься было легче, а ночью приходилось терпеть, отвлекая себя повторением по памяти инструкций, перечислением возможных причин отказов самолёта в полёте, названием узлов и деталей, лётных терминов. Незаметно уснул, хотя ему казалось, что не спит, во сне слышал Ритин голос, звавший его по имени. Тянулся к ней, кричал. Вздрогнул так, что кровать содрогнулась, вскинулся. Мишка сидел в кровати, тёр кулачком глаза, Раф завозился, попятился, перелез через посторонившегося кота, встал. Матвей подскочил, но младший уверенно перекинул одну ногу через барьер, вторую, спрыгнул и потащил из-под кровати горшок. Уселся с закрытыми глазами, и отец тихонько рассмеялся, глядя, как тот засыпает на ходу. Высадил Миху рядом, подхватил Рафаильчика, подтянул пижаму, поцеловал в теплое пузо, уложил. Наклонился к сынишке, стоящему рядом с горшком и качающемуся, как сонный жирафёнок, поднял на руки. Малыш прижался к нему, удобнее поворачиваясь в руках, засопел. Матвей поцеловал тугую круглую щеку, поколебался, положил в кроватку. Оперся на бортик, поправил одеяло, погладил. Дети сопели и пахли неповторимым тонким детским запахом. В нём неизменно растворяются вся родительская усталость, ежедневная рутина, неприятности. Детский запах – маркер главного приоритета. Твой ребёнок рядом с тобой…
- Матвей, я тебе сообщение отправила. Заедешь, купишь мальчишкам по списку, а то им все или мало, или не отстирывается, - вспомнила Алина по дороге.
- Не повезло вам, - весело проговорила Лина. - Мы-то без проблем за тройняшками донашивали, все серебрята тощие, а твои такие бутузы, - она показала, как тискает в руках кого-то толстенького и мимимишного.
- Понял, - улыбнулся им в зеркало Волконский. - А...
- А у остальных все есть, вот только в августе закупались, - правильно поняла Лялька.
- Вас во сколько забирать? - они остановились у поликлиники.
- Меня в два, - попросила Ками, обнимаясь с здоровенным портфелем.
- Вот потом с Милашкой за мной заедете, - Лина элегантно опустилась с высокой подножки, опираясь на руку Матвея.
- А я позвоню, или мы с Машей доберемся, - Алина поправила дочке заколку. - Может, в городке останемся. Ты бы тоже не ездила на дачу каждый день, дочунь?
- Нет, - сверкнула глазами Милашка. - Дети что, одни будут?
Взрослые несерьезно хихикнули.
У Маши на раннее утро следующего дня было назначено совещание с Дальним Востоком, они с детьми остались в городке. Лялька к восьми вечера смертельно устала, а потому все-таки позвонила Матвею - ехать к своим. Перспектива провести ночь в одиночестве, без сопящих детских носов в соседней комнате, запрятанных под мамино одеяло «секретиков», разговоров перед сном была ужасной. Матвей приехал пораньше и несколько минут ждал ее на стоянке.
- Выглядишь так себе, - помог пристегнуться, завел машину.
- Ага, - разглядывая в зеркальце красные глаза и бледные щеки.
- Никак не могла остановиться, расшифровывала сигнал, может, новые символы вычленить удастся. Маша говорит, им перевод не дается, отдельные части, символы расшифрованы, а целиком смысл не улавливается. Каждый день кажется, что-то вот-вот и...
- Может, действительно нужен определенный объем информации, чтобы понять, - они остановились, ожидая досмотра на КПП.
- В пятницу внеплановая видеосвязь, - вспомнила Лялька, зевая и поглядывая в окно на полосатый закат, летящий вдоль трассы. - Нет, ничего не случилось, - предупреждая незаданный вопрос. - Ждем окно по связи по метеоусловиям на следующей неделе. Я так по Женьке соскучилась. Думаю чуть ли не каждый день - а вдруг... - запнулась. - Глупости разные в голову лезут...
Волконский вырулил на обочину, остановил машину, притянул к себе Ляльку. Она уткнулась ему в плечо, расплакалась, некрасиво всхлипывая и подвывая.
- Ну что ты, маленькая, - гладил ее по голове, как ребенка. - Устала, беспокоишься, мужа нет рядом. Ну, ты понимаешь. Она отстранилась немного, возмущенно посмотрела на него одним глазом.
- Что, не так?
- Все вы, мужики, одинаковые! - обвинила гнусаво. - Все к сексу сводите!
- Кто, я?! - изобразил шок. - Слово-которое-нельзя-называть сказала именно ты! Кто давал нерушимую клятву про это не говорить?
Это действительно была истинная правда. После отлета экспедиции на космодром они сидели втроём в беседке. Маша, Екатерина Юрьевна и Людмила Евгеньевна утешали друг друга в гостиной, с трудом угомонившиеся дети спали. Лялька и Лина плакали, Матвей, хоть сам был подавлен, старался девчонок успокоить, приободрить. Шутил, теребил их, написали вместе эту клятву, все расписались, пепел сожгли и развеяли.
Вспомнили про «обряд», еще попрепирались немного, дурачась, как подростки, уже на ходу. За окном заскучавший закат завернулся в пухлую тучу и уснул. Ляльке полегчало, Матвей всегда находил для этого слова и интонацию, понимал её. В семье они были с самого начала ближе всех друг с другом, по понятной причине. Остальные дружили много-много лет, у них были родители, братья, сестры, куча родни. Иногда Матвей и Алина были единственными, кто не понимал бородатой семейной шутки, молчали, когда остальные начинали «а помнишь?..». Матвей был для нее братом, с которым можно было посоветоваться, пожаловаться. Поныть иногда.
- Дружбы между мужчины и женщиной не существует, - соглашался Волконский в каком-то споре. – Так я с Ритой и не дружу, а она единственная женщина в мире.
И никто из тех, кто его знал, ни на секунду не сомневался, что Матвей не шутит.
Незадолго до поворота в посёлок им на встречу попалась массивная легковая автомашина с одной фарой, мчащаяся на огромной скорости. Водитель вёл машину странно петляя, то и дело пересекая разделительную полосу.
- Придурок пьяный, похоже, - прижимаясь к отбойнику, выругался Матвей.
Проголодавшаяся Лялька поглядывала в окно, по-детски нетерпеливо ждала, когда появится знакомая улица, еловая аллея перед высоким забором. Ровно светились в отдалении уличные фонари, окна домов, и вдруг что-то мелькнуло справа, метрах в пятидесяти от дороги.
- Матвей, стой! – закричала Алина даже не успев понять, что её насторожило.
Но Волконский уже затормозил, выпрыгнул из машины, схватил аптечку и гигантскими шагами побежал к опрокинутой на крышу легковушке. Лялька помчалась следом, сжимая в руке телефон. Она добежала, когда Матвей уже опустился на колени и светил внутрь салона.
- Водитель и пассажир, кажется, женщина. Или мертвы, или без сознания. Звони в полицию, в скорую.
Алина собралась и связно рассказала о происшествии сначала по 112, потом Екатерине Юрьевне, потому что скорая из города доберется не раньше, чем через полчаса, а то и минут через сорок.
Русановы и Серебро подъехали минут через семь, остановившись так, чтобы не перекрыть тормозной след, выскочили из машин. Ляльке казалось, что она на съемках какого-то фильма. Мужчины с помощью тросов и лебёдки аккуратно и быстро поставили машину на колёса, открыли передние двери, убрали подушки безопасности. Мужчина шевельнулся, голова женщины по-прежнему была бессильно откинута.
- Не трогать, - приказала Екатерина Юрьевна, подходя. Осмотрела сначала мужчину, он что-то силился сказать.
- Что? Что? – она наклонилась ближе.
- Боря… Борик… Где Борик?..
Игорь Вадимович дёрнул ручку задней двери.
- Заклинило.
Артём Арсеньевич покопался какой-то узкой острой штуковиной и дверь открылась. На сиденье, крепко пристёгнутая, стояла детская люлька.
- Господи… - Лялька почувствовала, как в горле набухает огромный, с теннисный мяч, ком.
Русанов отстегнул переноску, вытащил, поставил на капот. Екатерина Юрьевна бережно уложила голову женщины на подголовник, подошла. Расстегнула «молнию», и все вдруг увидели, как изменилось ее лицо. Из сосредоточенно-делового стало мягким и даже беспомощным.
- Спит. Представляете себе – спит!
В люльке, как в гнёздышке, подняв кверху ручки, спал малыш месяцев двух-трех.
Со стороны дороги послышался вой сирены, показались спецмашины с проблесковыми маячками. Полиция, спасатели, медики действовали без суеты. Взрослых извлекли из машины, предварительно одев на шею воротники, уложили на носилки. Врачи, не отрываясь от манипуляций, кивали, слушая короткий отчёт Русановой. Борис от прикосновений осматривающих его врачей проснулся, но не кричал, смотрел на всех большими синими глазами. Уехали «скорые», забрав потерпевших, следом спасатели.
- Спасибо, мужики, - старший пожал мужчинам руки. – Вы, часом, не из нашей конторы? Профессионально действовали.
- Нет, - покачал головой Игорь. – Но маленько учились.
- Матвей, отвези завтра девчонок на работу, - окликнул Игорь Вадимович. – Мне завтра в Роскосмос, я из дома поеду.
- Хорошо, бать, - откликнулся тот. – Барышни, во сколько запрягать прикажете?
- В восемь? – Алина оглянулась на Лину. – Ещё Камиллу в школу завозить.
- Давай в семь сорок, у меня приём в половине девятого.
- Хорошо, тогда строим маршрут так – везём тебя, потом отвожу тебя, Ляль, и мы с Милашенцией скачем в школу. Нет, мам, - вставая. – Отдыхай уже, что я, посуду не помою, что ли.
- Да, дамы, идите отдыхайте, - Кирилл начал собирать посуду.
- И мы дамы, да, девочки, - Лина в поисках поддержки оглянулась на подруг. – Можно мы поленимся сегодня?
- Да ленитесь на здоровье, - Матвей по-доброму улыбнулся всем троим. – Будем вас баловать, пока больше некому.
- Ты наш рыцарь, - пропела Лина, потянулась, поцеловала в чуть шершавую щёку. – Кирюха, дай я и тебя поцелую.
- Так, девочки, если кто ещё желает облобызать - не стесняйтесь, - Волконский распахнул объятия. – Кир, лови момент. Хотя тебе что, а меня, может, еще полгода красивая девушка не поцелует!
Пересмеиваясь, разошлись. Матвей улыбался, закрывая дверь в свою спальню. Провёл рукой по лицу, будто стирая улыбку, сел на край постели. В комнате было почти темно, окна зашторены, горел только ночник в виде белой птицы с ярким хвостом, едва видимым в полумраке. Впритык к кровати, через узкий проход, стояла кроватка близнецов, с поднятой высокой стенкой. Мальчишки спали спиной друг к другу, натянув одеяло на головы. Матвей устало посидел с минуту, встал, выпутал сыновей из одеяла, поправил подушки. Дети завозились, опять уткнулись носами в пододеяльник, вытягивая крепкие ножки. Волконский разделся, лег, потянулся через голову, доставая планшет. Открыл аудиофайл, назвал дату.
- Здравствуй, любимая.
Заговорил, рассказывая свой немудрящий день чуть ли не по минутам, в красках описывая проделки и подвиги сыновей, их новые умения: выросли на полсантиметра, весят по девятнадцать килограммов каждый. Научились пуговицы застёгивать!
- Бабушки с ними занимаются по специальной программе. Чтение, развивашки всякие. Тройняшки пишут и читают очень бегло, и Ева с Платоном уже буквы показывают, цифры. Не удивлюсь, если и наши к твоему прилёту алфавит выучат, - улыбнулся. – Ты знаешь, я смотрю на то, как мама общается с детьми и понимаю, как вы так умудрились вырасти и ни разу не подраться. Она как-то так разговаривает, что дети только соберутся поругаться из-за игрушки или налупить друг друга лопатками, и тут же играют вместе. На всех действует, даже на Идочку. Я её спросил, что она делает, теперь учусь активному слушанию. Завтра сниму тебе, как малые отжимаются и по шведской стенке лазают. Сегодня, кстати, они тебе стихи рассказывали, готовятся к празднику, Осеннему балу. Все участвуют, Милашке платье какое-то шьют фейное, все золотое.
В дверь поскреблись, послышалось настойчивое мяуканье.
- Подожди, если я сейчас его не пущу, будет орать и дверь драть, пока всех не разбудит.
Положил планшет, неслышно приоткрыл дверь. В щель протиснулся пушистый кот необыкновенного цвета – ни чёрного, ни серого, а графитового. Потёрся головой о хозяйскую ногу, запрыгнул на кровать, перетёк сквозь прутья к детям, улёгся на голые пятки. Матвей с улыбкой сделал несколько фотографий, лёг сам.
- Рита, я очень тебя люблю. Безумно скучаю. Обнимаю, моя жемчужинка, моя маргаритка…
Ночью ему не спалось. Бывало такое, несмотря на то, что он всё увеличивал и увеличивал физическую нагрузку, находил себе всё новые занятия. Наваливалась тоска, хотелось куда-то бежать и что-то делать. Днём отвлечься было легче, а ночью приходилось терпеть, отвлекая себя повторением по памяти инструкций, перечислением возможных причин отказов самолёта в полёте, названием узлов и деталей, лётных терминов. Незаметно уснул, хотя ему казалось, что не спит, во сне слышал Ритин голос, звавший его по имени. Тянулся к ней, кричал. Вздрогнул так, что кровать содрогнулась, вскинулся. Мишка сидел в кровати, тёр кулачком глаза, Раф завозился, попятился, перелез через посторонившегося кота, встал. Матвей подскочил, но младший уверенно перекинул одну ногу через барьер, вторую, спрыгнул и потащил из-под кровати горшок. Уселся с закрытыми глазами, и отец тихонько рассмеялся, глядя, как тот засыпает на ходу. Высадил Миху рядом, подхватил Рафаильчика, подтянул пижаму, поцеловал в теплое пузо, уложил. Наклонился к сынишке, стоящему рядом с горшком и качающемуся, как сонный жирафёнок, поднял на руки. Малыш прижался к нему, удобнее поворачиваясь в руках, засопел. Матвей поцеловал тугую круглую щеку, поколебался, положил в кроватку. Оперся на бортик, поправил одеяло, погладил. Дети сопели и пахли неповторимым тонким детским запахом. В нём неизменно растворяются вся родительская усталость, ежедневная рутина, неприятности. Детский запах – маркер главного приоритета. Твой ребёнок рядом с тобой…
Глава вторая.
- Матвей, я тебе сообщение отправила. Заедешь, купишь мальчишкам по списку, а то им все или мало, или не отстирывается, - вспомнила Алина по дороге.
- Не повезло вам, - весело проговорила Лина. - Мы-то без проблем за тройняшками донашивали, все серебрята тощие, а твои такие бутузы, - она показала, как тискает в руках кого-то толстенького и мимимишного.
- Понял, - улыбнулся им в зеркало Волконский. - А...
- А у остальных все есть, вот только в августе закупались, - правильно поняла Лялька.
- Вас во сколько забирать? - они остановились у поликлиники.
- Меня в два, - попросила Ками, обнимаясь с здоровенным портфелем.
- Вот потом с Милашкой за мной заедете, - Лина элегантно опустилась с высокой подножки, опираясь на руку Матвея.
- А я позвоню, или мы с Машей доберемся, - Алина поправила дочке заколку. - Может, в городке останемся. Ты бы тоже не ездила на дачу каждый день, дочунь?
- Нет, - сверкнула глазами Милашка. - Дети что, одни будут?
Взрослые несерьезно хихикнули.
У Маши на раннее утро следующего дня было назначено совещание с Дальним Востоком, они с детьми остались в городке. Лялька к восьми вечера смертельно устала, а потому все-таки позвонила Матвею - ехать к своим. Перспектива провести ночь в одиночестве, без сопящих детских носов в соседней комнате, запрятанных под мамино одеяло «секретиков», разговоров перед сном была ужасной. Матвей приехал пораньше и несколько минут ждал ее на стоянке.
- Выглядишь так себе, - помог пристегнуться, завел машину.
- Ага, - разглядывая в зеркальце красные глаза и бледные щеки.
- Никак не могла остановиться, расшифровывала сигнал, может, новые символы вычленить удастся. Маша говорит, им перевод не дается, отдельные части, символы расшифрованы, а целиком смысл не улавливается. Каждый день кажется, что-то вот-вот и...
- Может, действительно нужен определенный объем информации, чтобы понять, - они остановились, ожидая досмотра на КПП.
- В пятницу внеплановая видеосвязь, - вспомнила Лялька, зевая и поглядывая в окно на полосатый закат, летящий вдоль трассы. - Нет, ничего не случилось, - предупреждая незаданный вопрос. - Ждем окно по связи по метеоусловиям на следующей неделе. Я так по Женьке соскучилась. Думаю чуть ли не каждый день - а вдруг... - запнулась. - Глупости разные в голову лезут...
Волконский вырулил на обочину, остановил машину, притянул к себе Ляльку. Она уткнулась ему в плечо, расплакалась, некрасиво всхлипывая и подвывая.
- Ну что ты, маленькая, - гладил ее по голове, как ребенка. - Устала, беспокоишься, мужа нет рядом. Ну, ты понимаешь. Она отстранилась немного, возмущенно посмотрела на него одним глазом.
- Что, не так?
- Все вы, мужики, одинаковые! - обвинила гнусаво. - Все к сексу сводите!
- Кто, я?! - изобразил шок. - Слово-которое-нельзя-называть сказала именно ты! Кто давал нерушимую клятву про это не говорить?
Это действительно была истинная правда. После отлета экспедиции на космодром они сидели втроём в беседке. Маша, Екатерина Юрьевна и Людмила Евгеньевна утешали друг друга в гостиной, с трудом угомонившиеся дети спали. Лялька и Лина плакали, Матвей, хоть сам был подавлен, старался девчонок успокоить, приободрить. Шутил, теребил их, написали вместе эту клятву, все расписались, пепел сожгли и развеяли.
Вспомнили про «обряд», еще попрепирались немного, дурачась, как подростки, уже на ходу. За окном заскучавший закат завернулся в пухлую тучу и уснул. Ляльке полегчало, Матвей всегда находил для этого слова и интонацию, понимал её. В семье они были с самого начала ближе всех друг с другом, по понятной причине. Остальные дружили много-много лет, у них были родители, братья, сестры, куча родни. Иногда Матвей и Алина были единственными, кто не понимал бородатой семейной шутки, молчали, когда остальные начинали «а помнишь?..». Матвей был для нее братом, с которым можно было посоветоваться, пожаловаться. Поныть иногда.
- Дружбы между мужчины и женщиной не существует, - соглашался Волконский в каком-то споре. – Так я с Ритой и не дружу, а она единственная женщина в мире.
И никто из тех, кто его знал, ни на секунду не сомневался, что Матвей не шутит.
Незадолго до поворота в посёлок им на встречу попалась массивная легковая автомашина с одной фарой, мчащаяся на огромной скорости. Водитель вёл машину странно петляя, то и дело пересекая разделительную полосу.
- Придурок пьяный, похоже, - прижимаясь к отбойнику, выругался Матвей.
Проголодавшаяся Лялька поглядывала в окно, по-детски нетерпеливо ждала, когда появится знакомая улица, еловая аллея перед высоким забором. Ровно светились в отдалении уличные фонари, окна домов, и вдруг что-то мелькнуло справа, метрах в пятидесяти от дороги.
- Матвей, стой! – закричала Алина даже не успев понять, что её насторожило.
Но Волконский уже затормозил, выпрыгнул из машины, схватил аптечку и гигантскими шагами побежал к опрокинутой на крышу легковушке. Лялька помчалась следом, сжимая в руке телефон. Она добежала, когда Матвей уже опустился на колени и светил внутрь салона.
- Водитель и пассажир, кажется, женщина. Или мертвы, или без сознания. Звони в полицию, в скорую.
Алина собралась и связно рассказала о происшествии сначала по 112, потом Екатерине Юрьевне, потому что скорая из города доберется не раньше, чем через полчаса, а то и минут через сорок.
Русановы и Серебро подъехали минут через семь, остановившись так, чтобы не перекрыть тормозной след, выскочили из машин. Ляльке казалось, что она на съемках какого-то фильма. Мужчины с помощью тросов и лебёдки аккуратно и быстро поставили машину на колёса, открыли передние двери, убрали подушки безопасности. Мужчина шевельнулся, голова женщины по-прежнему была бессильно откинута.
- Не трогать, - приказала Екатерина Юрьевна, подходя. Осмотрела сначала мужчину, он что-то силился сказать.
- Что? Что? – она наклонилась ближе.
- Боря… Борик… Где Борик?..
Игорь Вадимович дёрнул ручку задней двери.
- Заклинило.
Артём Арсеньевич покопался какой-то узкой острой штуковиной и дверь открылась. На сиденье, крепко пристёгнутая, стояла детская люлька.
- Господи… - Лялька почувствовала, как в горле набухает огромный, с теннисный мяч, ком.
Русанов отстегнул переноску, вытащил, поставил на капот. Екатерина Юрьевна бережно уложила голову женщины на подголовник, подошла. Расстегнула «молнию», и все вдруг увидели, как изменилось ее лицо. Из сосредоточенно-делового стало мягким и даже беспомощным.
- Спит. Представляете себе – спит!
В люльке, как в гнёздышке, подняв кверху ручки, спал малыш месяцев двух-трех.
Со стороны дороги послышался вой сирены, показались спецмашины с проблесковыми маячками. Полиция, спасатели, медики действовали без суеты. Взрослых извлекли из машины, предварительно одев на шею воротники, уложили на носилки. Врачи, не отрываясь от манипуляций, кивали, слушая короткий отчёт Русановой. Борис от прикосновений осматривающих его врачей проснулся, но не кричал, смотрел на всех большими синими глазами. Уехали «скорые», забрав потерпевших, следом спасатели.
- Спасибо, мужики, - старший пожал мужчинам руки. – Вы, часом, не из нашей конторы? Профессионально действовали.
- Нет, - покачал головой Игорь. – Но маленько учились.
